— С красавицей каждый рад потанцевать, — возразил Гейдж.
Щеки Шимейн вспыхнули от неожиданной похвалы.
— И все-таки это неблагоразумно, мистер Торнтон. Мы с Эндрю побудем дома одни, если вы захотите пригласить другую.
Гейдж уставился на нее в упор.
— Другие мне не нужны, Шимейн, поэтому, если вы откажетесь, я тоже останусь дома.
Пока Шимейн подыскивала приемлемый ответ, в ее душе царило смятение. Ей не хотелось лишать Гейджа развлечений, но представить себя на городском балу она тоже не могла.
Опустив голову, она смущенно попросила пропустить ее. Гейдж отступил к шкафу, освобождая путь, но Шимейн чувствовала, как он провожает ее взглядом. Возле очага в кухне она одела Эндрю и начала готовить ужин, но, несмотря на все старания, ей так и не удалось избавиться от заманчивого видения — танца в объятиях хозяина.
Глава 12
На следующий вечер, поднявшись к себе в комнату, Шимейн с удивлением обнаружила разложенное на кровати муслиновое платье в бледно-розовую и белую полоску, с квадратным вырезом, отделанным розовым рюшем. Оно было очень измято — очевидно, долго пролежало в сундуке Виктории. Шимейн вспомнила, что видела это платье на самом дне сундука и сочла его лучшим из нарядов погибшей женщины. Рядом с платьем лежали нижняя кофточка и юбка Виктории, пара белых чулок и туфельки из мягкой кожи. Не забыты были даже ленты, благодаря которым туфли удерживались на ногах.
В краткой записке за подписью Гейджа, написанной разборчивым почерком, Шимейн предлагалось в случае необходимости перешить и выгладить одежду до субботы. Что касается высказанного Шимейн беспокойства по поводу городского бала, Гейдж не позволит сплетникам лишать его развлечений. Единственной причиной для отказа Шимейн может стать серьезная болезнь. Другими словами, окажись девушка при смерти, Гейдж и в этом случае подумал бы, прежде чем разрешить ей пропустить субботний бал.
Шимейн чуть не застонала, представив, как ее будут рассматривать добропорядочные матроны городка, ведь некоторые из них настойчиво добиваются расположения Гейджа. Оставалось лишь надеяться, что эти особы не осмелятся высказываться вслух, увидев рядом с Гейджем служанку-каторжницу.
Наступила суббота. После дневного сна Эндрю отвели к Филдсам, где ему предстояло переночевать. Незадолго до того, как Шимейн закончила одеваться, Гейдж крикнул снизу, что идет запрягать жеребца. Надо было поторапливаться — Шимейн проворно завязала ленты на щиколотках и через несколько мгновений, сбежав по лестнице, торопливо направилась к сараю.
Услышав стук подошв по ступеням, Гейдж затянул последний ремень упряжи и выпрямился. Он хотел лишь кратко взглянуть на Шимейн, но не удержался и медленно осмотрел ее от маленьких белых туфель до нарядного кружевного чепчика на собранных в узел волосах. Прошла целая минута, прежде чем Гейдж понял, что стоит затаив дыхание.
— Как я выгляжу? — спросила Шимейн, смущенная долгим молчанием.
— Ослепительно, — выдохнул Гейдж.
Улыбнувшись, он обошел вокруг повозки и предстал перед Шимейн. Он выглядел великолепно! Хотя Гейдж не мог похвалиться роскошным нарядом, как Морис, но благодаря прекрасному телосложению и привлекательному лицу его одежда казалась дорогой. Бордовый сюртук отлично сочетался со светло-коричневым жилетом и бриджами, а белая рубашка и шейный платок оттеняли бронзовый загар.
Гейдж отвесил Шимейн галантный поклон и в ответ был удостоен глубокого реверанса.
— Какой приятный запах! — заметил он, подходя поближе. Он заметил, что швы на лифе платья аккуратно выпущены. Он невольно задержал взгляд на груди Шимейн, и ее щеки зарделись. Спеша сесть в повозку, она поставила ногу на металлическую ступеньку. Подошедший сзади Гейдж подхватил ее и подсадил. Усевшись, Шимейн взяла треуголку Гейджа, лежащую на сиденье рядом с ней, и провела пальцами по простому отвороту шляпы. Видимо, ее хозяин презирал пышные украшения. Впрочем, при такой наружности он в них не нуждался.
— Ваша шляпа, милорд. — Шимейн с улыбкой протянула треуголку Гейджу, когда тот сел рядом. В ее зеленых глазах вспыхнуло восхищение, когда Гейдж лихо надел шляпу и, повернувшись к спутнице чеканным профилем, отвязал вожжи и подхлестнул жеребца. Они оказались крепко прижатыми друг к другу. Гейдж задевал Шимейн плечом, касался локтем ее груди. Она втайне радовалась этим прикосновениям и гадала, замечает ли их Гейдж. С легким вздохом Шимейн откинулась на спинку сиденья, вознамерившись насладиться прогулкой.
Жеребец оказался породистым, длинноногим животным и легко бежал рысью. Вскоре повозка свернула на дорогу, ведущую к Ньюпорт-Ньюсу, и Шимейн предположила, что с такой скоростью они доберутся до городка еще до захода солнца. Заметив усмешку, играющую на губах хозяина, Шимейн решила, что Гейдж Торнтон радуется быстрой езде и умышленно подгоняет жеребца. А когда Гейдж обогнал повозку Слая Таккера и его жены, и началась погоня, девушку охватил азарт. Вскоре стало ясно, что жеребец Гейджа не терпит соперничества — вскидывая длинные ноги, он оставил Таккеров далеко позади.
Добравшись до городка, Гейдж поставил жеребца в конюшне, где взмыленному животному дали как следует остыть, а затем напоили, поскольку домой ему предстояло вернуться лишь через несколько часов. От конюшни Гейдж чинным шагом повел Шимейн по дощатому тротуару, вызывая ошеломленные и любопытные взгляды горожан. Несколько английских солдат, стоящих на противоположной стороне улицы, поглядывали на Шимейн, но, видимо, помнили, что ее спутник — тот самый силач, который поколотил здоровенного матроса. Они полагали, что за нападение на эту девушку болван-матрос заслуживает самого сурового наказания, и из уважения к его сопернику вежливо скрывали восхищение Шимейн, ограничившись одним-двумя взглядами, брошенными украдкой в ее сторону.
На крыльце таверны, прислонившись к столбу, стоял Поттс. Завидев Гейджа и Шимейн, он пробормотал что-то, оглянувшись через плечо. Из дверей торопливо вышла Морриса. Внимательно оглядев Шимейн и залюбовавшись ее рослым спутником, блудница обратилась к матросу, кивая головой в сторону пары. Поттс поспешно спустился с крыльца и двинулся навстречу Гейджу и Шимейн.
Меньше всего в эту минуту Гейджу была нужна уличная потасовка, но Поттс явно не собирался отказываться от своих намерений. Гейдж стиснул зубы, досадуя, что его первый выход в город с Шимейн будет безнадежно испорчен, и надеясь, что победителем выйдет не матрос.
— Похоже, он замышляет драку, — в страхе пробормотала Шимейн, увидев своего заклятого врага.
Четверо солдат, шедших в сторону Гейджа, заметили, как Морриса переговаривалась с Поттсом. Обменявшись несколькими словами, они направились к ним через улицу. Поравнявшись с Поттсом, один из солдат узнал его.
— Да ведь это грязеед! Чтоб мне провалиться!
Его спутники тоже видели, с каким трудом матрос выбирался из грязной лужи, куда отправил его пинком Гейдж, и теперь были не прочь подразнить неуклюжего парня.
— Чем это так воняет? — Один сморщил нос в отвращении.
— Навозом! — весело гаркнул его товарищ. — Грязеед не любит мыться — разве ты не знал?
— Грязь с навозом пришлась ему по вкусу, — заметил третий. — Ведь он как следует распробовал ее!
Поттс застыл посреди улицы и в ярости стиснул громадные кулаки так, что суставы пальцев побелели. Он обвел поросячьими глазками солдат, по сравнению с которыми выглядел карликом.
— Кто из вас готов повторить все это мне в лицо?
Солдаты переглянулись. Обсудив предложение матроса, они доверили ответ самому низкорослому:
— Встретимся за таверной, где нас не увидит капитан.
Гейдж и Шимейн, к счастью, прошли мимо них незамеченными. Морриса гневно вспыхнула и со злостью смотрела им вслед.
Зал для собраний был самым просторным строением в городке. Гейдж предупредил, что на бал соберутся почти все жители, и Шимейн убедилась, что он не ошибся. Супруги Тейт не приехали — Колли по-прежнему лежала, но оба подмастерья Гейджа и корабельный плотник Джиллиан были здесь. Слай Таккер и его жена прибыли вскоре после приезда Гейджа. Шимейн и Гейдж оказались у дверей зала почти одновременно с Мэри-Маргарет, опирающейся на трость. Друзья улыбались, махали друг другу руками и обменивались приветствиями. Альма Петтикомб и ее подруги изумленно вытаращили глаза и принялись шушукаться, прикрываясь веерами и в упор разглядывая Шимейн. Роксанна сидела за столом у входа в зал, записывая всех вошедших и принимая плату. При виде Гейджа со служанкой ее охватило раздражение.
Мэри-Маргарет взяла Шимейн за руку и ласково пожала ее:
— Вы непременно получите приз за красоту! — Затем, бросив лукавый взгляд на Гейджа, с усмешкой добавила: — Вот уж не думала, что в одежде джентльмена он будет настолько элегантен!
После нее подошел Джиллиан и попросил у Гейджа разрешения потанцевать с Шимейн.
— Конечно, если вы не против, капитан.
Гейдж нахмурился, понимая, что первый танец с Шимейн для него потерян, но согласно кивнул и стал наблюдать, как они выполняют фигуры контрданса.
— Не ожидала увидеть вас здесь, Гейдж! — заметила сидящая неподалеку Роксанна, принимавшая плату у гостей. — Похоже, выдержка не изменила вам.
Повесив треуголку возле входа, Гейдж подошел к ней и отсчитал монеты.
— Два билета на ужин и танцы.
— Я умею считать, Гейдж, и я не слепая! — вспылила Роксанна. — Вижу, вы привели сюда свою рабыню. Объясните мне одно: если вы купили ее затем, чтобы она ухаживала за Эндрю и учила его, почему сейчас она здесь с вами?
— Я пригласил ее, — лаконично отозвался Гейдж.
— Зачем? Боялись, что другая женщина отвергнет ваше предложение? — Оскорбленная Роксанна явно пыталась убедить себя в этом. Как после ее угроз он решился на такой шаг?
Гейдж решил быть откровенным с девушкой. Воображение могло завести ее слишком далеко.
— Мне не хотелось приглашать никого, кроме Шимейн.
Серые глаза Роксанны яростно вспыхнули. Сколько она ни твердила себе, что Гейдж просто не может не испытывать к ней никаких чувств, реальность подтверждала обратное. Возможно, пора перестать лгать самой себе и искать объяснения его сдержанности.
— Уверена, миссис Петтикомб не замедлит распустить по городу слух о вашей последней дерзкой выходке. Гейдж Торнтон привел свою рабыню на вечеринку свободных людей! Услышав это, любой навострит уши.
— Не сомневаюсь. — С усмешкой Гейдж отошел к миссис Макги.
Вдова улыбалась, сложив ладони на набалдашнике трости.
— Вижу, сэр, вы явились озарить мою серую жизнь блеском своего обаяния и манер.
— Рад оказать вам услугу, мадам, — галантно отозвался Гейдж, прищелкнув каблуками и склонив голову.
Пожилая дама искоса посмотрела на Роксанну:
— Я вижу муки неутоленного желания в глазах вон той бедняжки.
Гейдж тяжело вздохнул:
— Я не могу всю жизнь избегать Роксанну, Мэри-Маргарет.
— Верно. На это я и не рассчитывала. Вы были вправе прийти сюда, как и Роксанна.
Гейдж не ответил, отыскивая взглядом Шимейн. Она танцевала контрданс с юношей и казалась веселой и оживленной, позабыв про свои опасения. Гейдж заметил, как пристально наблюдают за ней несколько холостяков, и понял, что должен подоспеть прежде, чем кто-нибудь из них успеет заговорить с Шимейн.
— Вы не сводите глаз со своей служанки, — с улыбкой заметила Мэри-Маргарет.
— И с нетерпением жду своей очереди потанцевать с нею. А вы хотели услышать что-нибудь другое?
Мэри-Маргарет удовлетворенно кивнула, отмечая приятную перемену в Гейдже. Когда Роксанна помогала ему по хозяйству, он держался напряженно, а теперь стал раскованным и повеселел.
— Для начала сойдет.
Едва кончился танец, Шимейн увидела, как Гейдж пробирается к ней через толпу. Хозяин подал Шимейн руку и повел ее танцевать рил[1]. Шимейн не могла подавить трепет волнения, хотя и убеждала себя: Гейдж — самый обычный мужчина, такой, как все.
Стоя в шеренге женщин лицом к мужчинам, Шимейн опустилась перед ним в глубоком реверансе, и Гейдж поклонился в ответ. Пары по очереди брались за руки и вдвоем проходили вдоль шеренг, пока остальные танцоры хлопали в ладоши. Наконец пришла очередь Шимейн и Гейджа. Мечты девушки стали явью: ее красавец партнер не сводил с нее глаз.
— На нас смотрят, — прошептала Шимейн. И вправду, многие зрители, стоящие у стен зала, уставились на них в упор — в том числе и Роксанна, которая пренебрегла своими обязанностями.
— И не без причины, — ответил Гейдж, склоняясь к ней. — Вы несравненны!
— Но смотрят на нас обоих, — поправила Шимейн. — Неужели от нас ждут какой-нибудь выходки?
— Не следует разочаровывать их, — заметил Гейдж, пряча усмешку. — Пожалуй, поцелуя будет достаточно.
— Ни в коем случае, сэр! — шепотом воскликнула Шимейн.
В его глазах вспыхнули лукавые огоньки.
— Думаете, не стоит?
Не сомневаясь, что Гейдж Торнтон способен на все, Шимейн попыталась отвернуться, но Гейдж успел обхватить ее за талию, на миг крепко прижав к себе. Ропот, послышавшийся в толпе, подтвердил неусыпное внимание зрителей.
— Не смейте убегать, иначе поцелую вас немедленно, — пригрозил Гейдж, сжимая ее талию.
Шимейн поспешно кивнула, понимая, какое поднимется возмущение.
— Мэри-Маргарет была права, сэр.
— В чем, моя прелесть?
Пухлые губы Шимейн сложились в обольстительной улыбке.
— Вы — сам дьявол!
Запрокинув голову, Гейдж расхохотался, привлекая к себе удивленные взгляды окружающих: редко кто видел его таким.
Когда танец закончился, Шимейн не стала убирать руку. Нежное пожатие убедило ее, что Гейдж не возражает. Они обменивались улыбками и замечаниями о музыке, не видя, как угрюмо наблюдает за ними Роксанна.
Вечер прошел прекрасно! Чаще всего Гейдж танцевал с Шимейн, но время от времени его подмастерья и Джиллиан просили у хозяина позволение покружиться в танце с его спутницей. Если не считать сплетниц и врагов Гейджа Торнтона, горожане спокойно восприняли появление Шимейн на балу. Ничего другого им не оставалось — Гейдж был настороже.
Спустя некоторое время Гейдж склонился к Шимейн:
— Вы не проголодались? Если хотите, можем перекусить.
— Умираю с голоду!
— Тогда пойдем, моя милая рабыня, я поищу для нас удобное местечко и попробую утолить ваш голод.
Гейдж подозвал своих друзей, они заняли стол в глубине зала и начали с аппетитом поглощать принесенное Слаем угощение, обмениваясь шутками и остротами, мастерами на которые оказались Джиллиан и Мэри-Маргарет. За столом то и дело слышался веселый смех, но внезапно над ним, подобно удару тяжелого молота, нависло мрачное молчание.
— Подумать только, каторжница среди добропорядочных граждан! Видно, некоторым невдомек, что они оскорбляют своих соседей, — раздался ехидный мужской голос.
Мгновенно обернувшись, Гейдж обнаружил неподалеку ухмыляющегося Сэмюэла Майерса, а рядом в толпе женщин разглядел носатую Альму Петтикомб. Очевидно, Майерс считал, что в окружении свидетелей оскорбление сойдет ему с рук, но Гейдж с гневным видом поднялся из-за стола, и сплетницы поспешили упорхнуть. Майерс оказался лицом к лицу с разъяренным Гейджем. Шимейн и Слай тут же поспешили вмешаться: девушка осторожно взяла Гейджа за руку, а столяр успокоил:
— Забудь об этом ничтожестве, Гейдж. Не стоит обращать на него внимания.
— Эй ты, болван! Кого это ты назвал ничтожеством? — выпалил Майерс, приближаясь к Слаю.
Джиллиан в восторге выкрикнул:
— Покажи ему, где раки зимуют, Слай!
Подмастерья безудержно расхохотались, когда громадный столяр лениво поднялся на ноги. Чтобы взглянуть ему в глаза, Майерсу пришлось запрокинуть голову. От неожиданности он разинул рот, ахнул, изумляясь ширине плеч и росту Слая, и мгновенно утратил желание язвить.
— Меня зовут Слай Таккер, — гулким голосом известил его столяр.
— Благодарю, не смею больше вас задерживать, — торопливо забормотал Майерс. — Прошу прощения, что потревожил…
Слай сел на место, а Гейдж довольно рассмеялся.
— Умеешь успокаивать задир, Слай! Пожалуй, если я когда-нибудь отправлюсь воевать, то прихвачу тебя с собой. От одного твоего вида враги бросятся прочь, поджав хвост.
Дружеское пиршество возобновилось, а затем вновь начались танцы. Миссис Петтикомб судачила без умолку, Роксанна хмурилась и дулась, но Шимейн и Гейдж не обращали на них внимания. Последний танец они танцевали вдвоем. Распрощавшись с друзьями, Гейдж взял Шимейн за руку и повел ее к конюшне, не замечая, как перешептываются за их спинами городские сплетницы.
Проходя мимо таверны, они увидели, как Фредди выводит за дверь Поттса. Матрос едва держался на ногах, хватался за живот и стонал от боли. Его лоб украшала самодельная повязка, вторая виднелась на кисти руки. Судя по плачевному виду Поттса, ему досталось по заслугам в драке с английскими солдатами.
Спустя несколько минут, в конюшне, когда Гейдж запрягал жеребца, из темноты послышались шаркающие шаги. Гейдж вгляделся в густые тени вдоль стен и увидел Каина, неуклюже ковыляющего навстречу ему. Опасливо взглянув на Гейджа, горбун протянул ему деревянную фигурку цапли, словно пытаясь объяснить причину своего появления. Гейдж кивнул, и горбун повернулся к Шимейн, невнятно пробормотав что-то и подавая ей птицу.
Гейдж быстрее понял смысл речи Каина и объяснил недоумевающей Шимейн:
— Кажется, Каин хочет, чтобы вы приняли эту птицу в подарок, потому что вы — его друг.
Горбун добавил неразборчивую фразу.
— Он вырезал ее для вас, — перевел Гейдж.
— О, Каин, какая прелесть! — в неподдельном восторге воскликнула Шимейн. Несмотря на собственное уродство, горбун чувствовал красоту природы и попытался воплотить ее в деревянной статуэтке птицы. — Вы наделены редкостным даром, Каин! Я с радостью приму ваш подарок и сохраню его в память о нашей дружбе. Спасибо вам.
Шимейн шагнула вперед, и Каин, просияв, удостоился еще одного нежного поцелуя в лоб. После дружеского объятия Шимейн отступила. Видимо, ее поступок вновь смутил Каина: он дотронулся до места, к которому прикоснулись губы Шимейн, и вдруг расплылся в кривой улыбке, обнажающей редкие зубы. Застенчиво попрощавшись, он повернулся и скрылся в темноте.
Гейдж подошел поближе к Шимейн, чтобы рассмотреть птицу. Казалось, он тоже был поражен отзывчивостью спутницы.
— По-моему, вы обрели преданного друга, дорогая.
— Каин очень одинок и заслуживает сочувствия, — искренне произнесла Шимейн. — Мне больно думать о том, сколько бед пережил этот всеми отвергнутый, несчастный человек. Все мои страдания ничтожны по сравнению с его муками. Размышляя о них, я понимаю, что должна благодарить судьбу.
— Ваша доброта облегчила ему жизнь, Шимейн, — заметил Гейдж. — Каин огорчился бы, узнав, что вы печалитесь. Не для того он вложил столько труда в свой подарок. Он хотел доставить вам удовольствие, какое вы доставили ему единственным поцелуем.
Улыбнувшись, Шимейн позволила Гейджу подсадить ее в повозку. Они отправились в путь, торопясь добраться до дому. Сначала Шимейн разглядывала фигурку, подаренную Каином, но так как день выдался утомительным, ритмичное цоканье копыт и легкое покачивание рессорной повозки вскоре убаюкали ее. Несколько раз она резко вскидывала голову, просыпаясь, пока мужская рука не прижала ее к крепкому плечу. Поездка прошла для Шимейн незамеченной, и, даже когда Гейдж остановил жеребца у сарая, она не проснулась.
Гейдж привязал вожжи к передку повозки, откинулся на сиденье и вгляделся в лицо спящей спутницы. Она прижалась к Гейджу, словно впитывая его тепло. Упругая грудь обжигала его сквозь ткань рукава, и Гейдж с трудом удерживался, чтобы не обвести пальцем ее соблазнительные контуры. От Шимейн исходил тонкий аромат фиалок — он почувствовал его в первую же минуту, как только сел рядом с ней в повозке сегодня днем. Весь вечер он с удовольствием ухаживал за Шимейн, но еще приятнее было разглядывать ее, спящую при лунном свете.
Гейдж положил руку на спинку сиденья, слегка обняв плечи Шимейн. Из ее приоткрытых губ вырвался вздох, лаская его лицо. Не задумываясь, Гейдж склонился к ее губам, ждущим поцелуя.
Шимейн снился благородный рыцарь, и она пылко ответила на поцелуй, ощутив волнующее, непривычно реальное чувство. Лицо, нависшее над ней, было скрыто мраком, но Шимейн придала ему знакомые черты — прямой нос, волевой подбородок.
Видение померкло — Шимейн нехотя возвращалась к действительности. На губах остался странный вкус — так иногда пахло от ее хозяина после стакана эля, выпитого за компанию с работниками. Шимейн облизнула губы, впитывая этот вкус, и пожалела о том, что рыцарь исчез. Бесподобный поцелуй!
Отрицать реальность стало немыслимо. Шимейн недоуменно вглядывалась в лицо человека, смотрящего на нее. Неужели он целовал? Или она еще спит? Внезапно она увидела, как его губы растянулись в улыбке, а негромкий шепот убедил ее, что она уже не спит.
— Пожалуй, придется отнести вас наверх.
— Мы дома? — спросила Шимейн, растерянно оглядываясь.
— Да, мы благополучно вернулись домой.
Гейдж обнимал Шимейн, но она не делала попыток отстраниться — от его руки исходило тепло, лежать на ней было удобно и… приятно.
— Сколько я проспала?
Гейдж пожал плечом, и косой луч лунного света проник в повозку.
— Вы заснули, как только мы покинули Ньюпорт-Ньюс. Я думал, вы проспите в повозке всю ночь.
— Мне снился чудесный сон… — вздохнула Шимейн. Положив руку на колени, Гейдж вгляделся в лицо Шимейн, полускрытое тенями.
— И что же вам снилось, дорогая?
Шимейн отвернулась, не желая отвечать. Если это на самом деле сон, то Гейджу незачем знать ее смелые фантазии. А если сон был явью, тогда необходимо забыть о том, что произошло между ними.
— Пойдемте лучше в дом. — Она поежилась, внезапно почувствовав ночную прохладу. — Я замерзла.
Гейдж легко спрыгнул на землю, снимая сюртук. Шимейн повернулась на сиденье, готовясь спуститься, но Гейдж жестом остановил ее и взял с ее колен деревянную цаплю. Поставив девушку на землю, он набросил ей на плечи сюртук и повел к дому. В коридоре Гейдж зажег пару свечей, и Шимейн снова стала любоваться деревянной фигуркой.
— Мне надо распрячь жеребца, — объяснил Гейдж и подошел ближе, не в силах отказать себе в удовольствии вдохнуть сладкий запах Шимейн.
— У него есть имя? — спросила она и зевнула, прикрывая рукой рот.
Гейдж усмехнулся, снял с ее плеч сюртук и положил на высокий табурет.
— Да, его зовут Раньше.
— Раньше? — озадаченно переспросила Шимейн. — Странное имя.
— Он довез нас до города раньше, чем это сделала бы кобыла.
— А как же зовут кобылу? — сонно улыбнулась Шимейн.
— Позже.
— Значит, Раньше и Позже?
Гейдж кивнул.
— Хорошо еще, что имя своему сыну вы выбирали иначе.
— Виктория ни за что не позволила бы мне мудрить с его именем.
— Будь я вашей женой, я бы тоже не позволила, — ответила Шимейн, подавив еще один зевок.
— Об этом мы поговорим, когда вы родите нашего первенца, — озорно блеснул глазами Гейдж.
Чувствуя, как улетучиваются остатки сонливости, Шимейн вскинула голову и изумленно уставилась на Гейджа. Он смеется над ней? Шимейн решила не тратить времени на расспросы — благоразумнее ретироваться.
Под пристальным взглядом Гейджа она метнулась к лестнице.
— Трусиха!
Шимейн застыла, поставив ногу на нижнюю ступеньку и медленно оглянулась.
— Вы назвали меня трусихой, сэр?
— Вот именно. — Гейдж скрестил руки на груди, глядя на нее в упор.
— Почему? Я, кажется, ничем не заслужила такого оскорбления.
Гейдж слегка пожал плечами.
— Вы предположили самое худшее, Шимейн, но не стали расспрашивать, а бросились к лестнице, словно ошпаренная.
— По-моему, было бы неразумно выяснять, что вы имели в виду, сэр. В конце концов, мы с вами остались в доме вдвоем, я — ваша служанка… — вспыхнула Шимейн.
— А я — вдовец, — подхватил Гейдж, — и давно не имел дела с женщинами.
Румянец Шимейн стал еще гуще — она вспомнила слова Гейджа о городских дамах, которые имели на него виды. Переведя взгляд на деревянную цаплю, она неловко выговорила:
— Вы уже признались, что вас влечет ко мне, сэр. Что же изменилось сейчас, когда мы наедине?
— Я же сказал — ни к чему не стану принуждать вас силой, — мягко напомнил ей Гейдж.
Шимейн испытующее вглядывалась в его лицо.
— Но у меня есть одно желание, — прошептал Гейдж. Шимейн затаила дыхание, ожидая продолжения.
— Такой чудесный вечер я хотел бы завершить поцелуем…
— Поцелуем? — изумленно переспросила Шимейн, чувствуя знакомый трепет и лихорадочное биение сердца. Будет ли реальный поцелуй таким же восхитительным, как воображаемый?
Гейдж медленно направился к ней, словно подкрадываясь к пугливой голубке.
— Надеюсь, мое желание выполнимо?
Боясь, что голос выдаст ее нарастающее возбуждение, Шимейн кивнула.
— Вы не боитесь?
— Нет, — пробормотала она, успокаивая себя, пока Гейдж подходил все ближе. Подняв голову, Шимейн застыла в ожидании.
Гейдж улыбнулся. Девушка охотно согласилась выполнить его просьбу, пожалуй, надо предупредить ее…
— Это будет не простой поцелуй, а настоящий, поцелуй мужчины и женщины.
Слова, словно молния, поразили Шимейн.
— Понимаю, мистер Торнтон, — коротко кивнула она.
Внезапно он обнял ее и прижал к себе. Задохнувшись, Шимейн широко раскрыла глаза, ощущая всем телом его мускулистый торс. В следующий миг его рот обжег губы Шимейн. Его пыл ошеломил ее и усилил возбуждение — Шимейн казалось, что она вот-вот лишится чувств. Губы Гейджа, настойчивые и ищущие, опаляли ее, подобно факелу, вызывали вспышки неукротимого желания. Соски Шимейн болезненно набухли, и она знала, что, если Гейдж прикоснется к ним, она вскрикнет от острого наслаждения. Его настойчивость лишала ее силы — словно раскаленная лава растекалась по ее телу. Неожиданно Шимейн обнаружила, что отвечает на поцелуй, прижимается к Гейджу, обвивает обеими руками его шею. Искушение поддаться его желаниям было слишком велико. Теперь, почувствовав ее ответный поцелуй, он, несомненно, поддастся вожделению, претендуя на все, что она может дать. Но что будет дальше? Кем она станет — игрушкой, которая вскоре надоест ему и будет выброшена за ненадобностью?
Шимейн вспыхнула. Гейдж сказал, что не станет принуждать ее. Значит, она вправе положить конец этому безумию!
Уперевшись ладонями в грудь Гейджа, Шимейн оттолкнула его, поспешно отступила и ошеломленно уставилась на Гейджа, дрожащей рукой трогая губы. Даже сейчас она изнывала от неумолимого желания поддаться искушению. Однако все же сумела сообразить, что, отдавшись Гейджу, исполнит зловещие предсказания городских сплетниц. А ведь она поклялась, что не доставит сплетницам удовольствия видеть, как растет ее живот!
Развернувшись, Шимейн взлетела по лестнице, прихватив стоящий на нижней ступеньке подсвечник. От резкого движения пламя чуть не погасло. Девушка понимала, что, пробыв хотя бы еще одну минуту рядом с Гейджем Торнтоном, не выдержит и пустит его в свою постель.
Дожидаясь, когда Шимейн поднимется к себе, Гейдж запрокинул голову и уставился на пляшущие по потолку тени, постепенно овладевая собой. Вожделение целиком захватило его, больше всего на свете он желал подняться по лестнице и лечь в постель вместе с Шимейн — только так он избавится от мучительной боли, гнездящейся в глубине тела. Но он не мог так поступить! Не мог и не хотел! От Шимейн О'Хирн ему была нужна не просто одна ночь страсти.
С тяжелым вздохом он вышел на веранду. Надо выкупаться — охладить пылающий мозг и тело.
Шимейн застыла возле кровати, прислушиваясь к шагам Гейджа. Она прижала ладонь к груди, надеясь приглушить режущую боль. Она задыхалась, словно после бега, но только убежала от мужчины, которому мечтала отдаться.
В попытке успокоить нервную дрожь Шимейн несколько раз глубоко вздохнула и начала раздеваться, даже не задернув холщовые занавески над балюстрадой. Торопливо сбрасывая одежду, она ходила по комнате; затем достала из комода ночную рубашку, но не надела ее и не легла в постель. Теплый отблеск свечи ласкал ее нагое тело. Шимейн оглядела себя, словно видела впервые. Считает ли Гейдж ее стройной? Шимейн перевела взгляд на свои груди, вспоминая, как он смотрел на них перед поездкой в город, затем потерла соски ладонями, пытаясь представить, что почувствовала бы, дотронься до ее груди Гейдж. Всего несколько минут назад ее соски наливались мучительной и сладкой болью, но теперь блаженное ощущение исчезло, осталось только безудержное желание вновь почувствовать его прикосновения, насладиться ими. Но Гейдж ушел…
Испустив прерывистый вздох, Шимейн натянула через голову ночную рубашку и расправила ее. Ей не спалось; комната, которой она так радовалась, казалась чужой. Внимательно прислушавшись, Шимейн поняла, что Гейдж еще не вернулся: скорее всего распрягает жеребца и, видимо, покончит с этим делом нескоро. Шимейн не знала, сколько времени прошло с тех пор, как они расстались: ей показалось — вечность. Если бы Гейдж только знал, как она сгорает от страсти, он забыл бы о делах и вернулся!
Отчаянно нуждаясь в умиротворяющей ночной прохладе, Шимейн опасливо спустилась вниз. В доме было темно и пусто — единственная свеча горела в заднем коридоре. В углах притаились тени, свеча выхватывала из темноты лишь крохотный кружок света, но Шимейн помнила все препятствия, отделяющие ее от входной двери.
Крытую веранду обдувал ветер. Шимейн облокотилась на перила и загляделась на усыпанное капельками звезд ночное небо. Сверчки и древесные лягушки наполняли округу разнообразными звуками, на дереве у пруда гулко ухала сова. На земле под деревьями лежали рассеянные пятна лунного света.
Внимание Шимейн привлек приглушенный плеск, донесшийся со стороны пруда, и она вгляделась в темноту, напрягая слух. Над водой взметнулась рука и опустилась, рассекая воду. Затем появилась вторая рука, и Шимейн поняла, что пловец движется к берегу. Добравшись до мелководья, он поднялся во весь рост и принялся намыливаться. Шимейн сразу узнала Гейджа: немногие мужчины могли похвастаться таким безукоризненным телосложением.