Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Бирмингемы - Лепестки на воде

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Вудивисс Кэтлин / Лепестки на воде - Чтение (стр. 11)
Автор: Вудивисс Кэтлин
Жанр: Исторические любовные романы
Серия: Бирмингемы

 

 


Шимейн вздрогнула, вспомнив гримасу ненависти на лице Роксанны, но промолчала: очевидно, те же мысли мучили Гейджа.

— Надо ли нам сойти с повозки?

— Пока сидите. Я отведу лошадь к кузнице и там распрягу ее.

Добравшись до кузницы, расположенной на окраине города, Гейдж помог Шимейн спуститься на землю. Он распряг лошадь и повел ее к строению, сквозь щель под дверью которого виднелся багровый отблеск пламени.

На стук из дома вышел крепко сложенный мужчина с выпяченным животом. Он опирался на самодельный костыль. Стараясь не ступать на сломанную, еще зажатую в лубки ногу, он подошел к перилам веранды и пристально всмотрелся в лица ночных гостей. В темноте глухо, как из бочки, прогудел его голос:

— Кто здесь?

— Гейдж Торнтон. Мистер Корбин, моя лошадь потеряла подкову.

В ответ Хью Корбин звучно фыркнул:

— Слишком поздно ты явился, чтобы подковать лошадь. В такую темень все умные люди давно уже сидят дома, но ты ведь не такой, верно?

— Так вы поможете мне или нет? — перебил Гейдж, пропуская оскорбление мимо ушей.

— Пожалуй, если я хочу, чтобы ты поскорее убрался отсюда, у меня нет выбора, — раздраженно произнес Хью. — Сейчас принесу фонарь.

Узнав голос Гейджа, на веранду с зажженным фонарем в руках вышла Роксанна. Ее распущенные волосы свисали по спине, поверх ночной рубашки был наскоро наброшен халат.

— Ступай оденься! — рявкнул Хью на дочь, потянувшись за фонарем.

— Я одета! — с вызовом отозвалась она и, поспешно спустившись по ступенькам, бегом бросилась к кузнице, не дожидаясь неловко ковыляющего отца. В свете фонаря ее лицо казалось воодушевленным и радостным — до тех пор, пока луч не упал на стройную фигуру поодаль от Гейджа. В тот же миг серые глаза Роксанны наполнились ледяным холодом. Она надеялась, что Шимейн еще не оправилась после схватки с Поттсом, а Гейдж обдумал ее утреннее предостережение и пришел извиниться. Но теперь Роксанна поняла, что ошиблась. В упрямстве столяр не уступал ее отцу. Подступив почти вплотную к рабыне, Роксанна окинула ее презрительным взглядом.

— Вижу, Шимейн, ты быстро оправилась. Или вовсе не пострадала? Может, это была только игра, чтобы вызвать сочувствие у хозяина?

Шимейн сухо улыбнулась:

— Думайте как хотите, мисс Корбин. Полагаю, никакими словами мне не удастся переубедить вас.

Надменно вздернув подбородок, Роксанна усмехнулась:

— Разумеется. Мнение каторжников мне безразлично.

Роксанна круто развернулась, ветер раздул ее халат и рубашку, и она словно поплыла на всех парусах к человеку, которому некогда предложила свое сердце, а тот жестоко отверг ее любовь.

— Я думала, вы пришли извиниться, Гейдж, — приглушенно и язвительно проговорила она, — а возможно, сообщить, что избавитесь от служанки. Но вы, видно, решили упорствовать, как обычно верны себе. — Она с сожалением покачала головой. — Мне жаль вас… и вашего сына.

Почувствовав в ее словах угрозу, Гейдж нахмурился, но не произнес ни слова, не желая ввязываться в очередную ссору в присутствии Шимейн. Сегодня ему весь день приходилось спорить и защищаться, и в этот миг Гейдж хотел только одного: вернуться домой и провести приятный тихий вечер в обществе сына и служанки.

Дохромав до кузницы, Хью оперся на костыль и заявил Гейджу:

— Разведи огонь и помогай мне. Один я не справлюсь.

— Если вы не против, я все сделаю сам, — предложил Гейдж. — Мне нужны только ваши инструменты.

— Платить тебе все равно придется. Не пытайся надуть меня.

— Я и не собирался, — сдержанно возразил Гейдж и принялся раздувать угли в очаге кузницы.

Кузнец искоса метнул угрюмый взгляд в сторону Шимейн, заставив ее поежиться от неловкости. Отвернувшись, она отнесла Эндрю к большому пню поодаль от кузницы и села, радуясь, что оказалась на безопасном расстоянии от Корбина. Едва увидев его, Шимейн заключила, что он гораздо опаснее Роксанны.

Прижав к себе ребенка, Шимейн принялась напевать колыбельную, укачивая его. Постепенно Эндрю расслабился в ее руках, его веки сомкнулись. Сладко зевнув, малыш уснул, уткнувшись лицом в грудь Шимейн.

Наблюдая, как Шимейн ласково укачивает Эндрю, Хью вел душевную борьбу с самим собой, но так и не сумел подавить охватившую его злобу. Давно похороненные воспоминания всплывали и мучили его, и наконец Хью, не выдержав, повернулся к Гейджу, одержимый черной завистью.

— Недурной кусочек ты себе урвал, — презрительно процедил он. — Конечно, теперь, когда тебя ублажают по первому твоему требованию, ты вряд ли женишься на моей девчонке.

Гейдж стоял, наклонившись над наковальней и разглядывая подкову, но услышав Хью, уставился на Роксанну в упор. Под его прицельным взглядом девушка вдруг засуетилась, вешая фонарь на ближайший крюк, а Гейдж с мрачной усмешкой повернулся к кузнецу:

— Боюсь, вас ввели в заблуждение, мистер Корбин: я никогда не делал предложение вашей дочери и потому не понимаю, почему должен объясняться с вами по поводу покупки Шимейн. Короче, мистер Корбин, это не ваше дело.

— Молокосос! Я тебе покажу, как оскорблять старших! — брызжа слюной от ярости, Хью схватил свой костыль и замахнулся.

Гейдж медленно выпрямился во весь рост.

— Если вы хотите ударить меня, мистер Корбин, не надейтесь, что я покорно приму побои. Не сомневайтесь, я отплачу вам сполна.

Его пронизывающий ледяной взгляд охладил пыл Хью. Воспоминания о боли, которую он испытал, когда лошадь рухнула, подмяв его под себя и сломав ногу, были еще свежи в памяти кузнеца, предостерегая очертя голову ввязываться в драку. Не найдя другого способа выйти из затруднительного положения, он резко взмахнул рукой и прорычал:

— Заканчивай поскорее и убирайся отсюда. Мыс Роксанной не намерены терпеть здесь тебя и твою шлюху!

Только невероятным усилием воли Гейдж поборол искушение отвесить кузнецу оплеуху: Хью Корбин был вдвое старше его, к тому же сейчас передвигался с трудом. Ударив пожилого человека, Гейдж уподобился бы Джейкобу Поттсу, избивающему Каина. Он просто не мог поднять руку на старого калеку!

— Шимейн не шлюха. На первый раз прощаю вам это оскорбление, — с расстановкой произнес Гейдж. — Я жалею только об одном: что моя лошадь не вовремя потеряла подкову. Иначе я послал бы вас ко всем чертям. — Он пренебрежительно фыркнул. — Впрочем, зачем трудиться? С таким злобным нравом вам самое место в аду.

Кузницу наполнило почти ощутимое напряжение, мужчины враждебно уставились друг на друга. Обида нестерпимо жгла Хью, но страх перед новой болью был сильнее. Наконец рассудок одержал верх, и Хью попятился, бормоча невнятные угрозы.

Неуклюже развернувшись, кузнец добрел до крыльца и опустился на скамью. Со своего места он мог следить за происходящим внутри кузницы. Хотя у Хью ни разу не появлялось причин заподозрить Гейджа Торнтона в мошенничестве, он не доверял таким людям, как столяр, и с нетерпением ждал, когда подкова будет готова, а деньги уплачены.

Роксанна медленно обошла вокруг наковальни, выбрав место, откуда отчетливо видела Гейджа. Прислонившись к столбу, подпирающему крышу, она вглядывалась в его озаренное отблеском пламени лицо и изумлялась, что даже сейчас ее обуревает желание признаться ему в любви. Но столяр не удостаивал ее даже улыбки. Восхищаясь его благородными чертами, Роксанна заметила, что Гейдж нахмурился, словно недовольный ее вниманием.

— Что же будет дальше, Гейдж? — вспылила она. — Неужели вы намерены драться с каждым, кто оскорбит вашу каторжницу?

— Если понадобится — да! — резко ответил он, не глядя на Роксанну.

— Вы упрямец, Гейдж Торнтон, и, по-моему, глупец. Шимейн не заслуживает такого отношения.

Слова Роксанны уязвили Гейджа, но он не подал виду.

— Мне нет дела до вашего мнения, Роксанна. Нет и никогда не было.

Его слова больно ранили Роксанну. Гейдж равнодушен к ней. Сколько раз за прошедшие девять лет она предлагала ему себя, а он ничего не замечал! А может, просто притворялся? Желание сводило Роксанну с ума, а Гейдж каждый раз вежливо отказывался от нее, словно не в силах представить ее в роли возлюбленной… или жены. Но к своей рабыне он относился совсем иначе. Насчет нее строил иные планы!

— Хотите затащить эту потаскуху в постель, не так ли? — спросила Роксанна срывающимся голосом. — Мечтаете об этом с той минуты, как увидели ее?

— Ну и что? — гневно отозвался Гейдж, только теперь понимая, как Роксанна похожа на своего отца. Несмотря на боязнь разбудить ревность разъяренной женщины, он не выдержал — уперся ладонями о каменное основание наковальни и вперил в Роксанну испепеляющий взгляд. — Скажите, Роксанна, вам-то какое дело до того, что делает Шимейн в моем доме или в моей постели?

Губы Роксанны скривились в безобразной гримасе, из горла вырвался глухой стон. Сорвавшись с места, подобно нечистой силе, она побежала к дому. Одним прыжком преодолев веранду, она захлопнула за собой дверь с такой силой, что Хью Корбин вскинул голову, опасаясь, что столбы, поддерживающие крышу веранды, не выдержат удара и рухнут.

Во время долгой поездки домой Шимейн молча сидела в повозке рядом с Гейджем, держа на руках спящего ребенка. Над деревьями повисла луна, заливая землю серебристым сиянием. Шимейн видела, как на губах Гейджа играет зловещая усмешка, а брови сурово хмурятся. Она не решилась спросить, что его тревожит, — служанке не пристало интересоваться мыслями, бедами и чувствами хозяина. Шимейн удивлялась, чем Корбины повергли Гейджа в такую мрачность. Она слышала резкие голоса, видела, как Хью Корбин замахнулся на Гейджа костылем, а Роксанна с яростью хлопнула дверью, убегая в дом, но ветер уносил обрывки слов, и девушка не поняла разговора. Однако Шимейн почему-то была уверена, что ссора началась, когда Хью оглядел ее и нелестно отозвался о покупке Гейджа.

Даже в тусклом свете ночного светила Гейдж чувствовал на себе задумчивый взгляд служанки, но не сразу решился посмотреть на нее. Наконец, когда повозка была уже на полпути к дому, он взглянул в блестящие глаза девушки.

— Вас что-то тревожит, Шимейн?

— Я чувствую, вы сердитесь, мистер Торнтон, — робко пробормотала она, — и не знаю, как успокоить вас. Кажется, я во всем виновата…

— Вы не виноваты ни в чем, — живо возразил Гейдж.

Нет, вспоминал он, все началось вскоре после его приезда в Ньюпорт-Ньюс. Сразу после знакомства с ним Роксанной завладела навязчивая идея стать его женой. Она искусно плела козни, пытаясь принудить его к браку; притворяясь невинной, прижималась к нему, надеясь пробудить в нем страсть. Сознавая, каким уязвимым делает его воздержание, Гейдж вел себя чрезвычайно осторожно, старался не замечать тонких намеков, не боясь даже показаться недалеким и туповатым. В конце концов, не для того он бежал из Англии, от миловидной Кристины, чтобы связаться с женщиной, на которую после первой ночи не захотел бы даже взглянуть. Долгое время он успешно избегал расставленных Роксанной ловушек.

Спустя несколько лет, когда он женился на Виктории, Роксанна заперлась в отцовском доме, горюя так, словно ее жизнь была навеки погублена. В конце концов она выбралась из пучины скорби, но некоторое время продолжала относиться к Гейджу с презрением и ненавистью девушки, жестоко обманутой бесчестным повесой. Однако мало-помалу ее горечь утихла, уступив место умильным взглядам, нежным улыбкам и прозрачным намекам, пока Гейдж не проникся к ней отвращением. Виктория не замечала, чего добивается Роксанна, а Гейдж не пытался просветить ее. Его жена жалела старую деву и постепенно стала для нее лучшей подругой.

После смерти Виктории Роксанна вновь выразила решимость занять более прочное положение в жизни Гейджа. Оказавшись рядом во время рокового падения Виктории, она, очевидно, считала, что это поможет ей привести Гейджа к алтарю. Подобную угрозу она только подразумевала, никогда не произнося вслух. Она была готова на любую ложь, лишь бы заполучить Гейджа… или позаботиться, чтобы он никому не достался.

Прекрасно понимая, чем он рискует, обманув ожидания Роксанны, Гейдж отправился к «Гордости Лондона», чтобы в буквальном смысле купить свою свободу и идти по жизни своим курсом, а не тем, что проложила для него Роксанна. Он предвидел, что дочь кузнеца рассвирепеет, узнав о его покупке. Несомненно, любую женщину, появившуюся в доме Гейджа, она будет считать еще одной соперницей, как Викторию. К сожалению, мрачные предчувствия не обманули Гейджа.

Хью Корбин представлял не меньшую угрозу, чем Роксанна, и Гейдж уже убедился, что этот человек способен затеять ссору даже в присутствии Шимейн. Кузнецу было достаточно малейшего повода, чтобы ссора переросла в драку. Ненависть сквозила в каждом слове Хью.

— Все девять лет, пока мы с ним знакомы, — заговорил Гейдж, не глядя на Шимейн, — Хью Корбин всегда был угрюмым и вспыльчивым, но в последнее время стал совсем невыносимым, злобным и обидчивым, как Корноух. Оскорблял людей, сам нарывался на ссоры, особенно в присутствии моей жены… или, как сегодня, увидев вас. Недавно я заметил, как он следит за Эндрю странным, пристальным взглядом. Понятия не имею, готов ли этот человек выместить злобу на ребенке, но его поступки меня пугают. Несколько раз Роксанна просила разрешить Эндрю переночевать у нее в доме, но я не соглашался, не доверяю ее отцу.

— Миссис Макги рассказала мне, что мистер Корбин мечтал о сыне, — негромко произнесла Шимейн. — Но его единственный сын родился мертвым за несколько лет до появления Роксанны. Вероятно, видя Эндрю, мистер Корбин вспоминает о своем горе и завидует вам, не испытывая ненависти.

Ярость, которая на протяжении часа терзала душу Гейджа, постепенно рассеивалась. Хорошо зная кузнеца, он мог согласиться с ней. Гейдж познакомился с кузнецом и его девятнадцатилетней дочерью вскоре после прибытия в колонию, однако только в последние годы Хью Корбин выказывал к нему такую антипатию.

Гейдж задумчиво покачал головой, упрекая себя за то, что сам не додумался до такого простого объяснения. Его просветила совсем юная девушка. Он удивился ее проницательности.

— Вы оказались догадливее меня, Шимейн. Я никак не мог понять, с чего Хью невзлюбил меня.

— Его зависть особенно заметна со стороны, — объяснила Шимейн, мельком взглянула на Гейджа и обрадовалась. Морщины на его лбу разгладились, на губах заиграла слабая улыбка. Он ответил ей взглядом, и Шимейн затаила дыхание. Внезапно оба вспомнили о спящем Эндрю, прижавшемся головкой к груди Шимейн.

— Наверное, у вас затекли руки, — переложив вожжи в одну руку, Гейдж положил другую на спинку сиденья за спиной Шимейн, стараясь не коснуться ее. — Садитесь поближе и положите голову Эндрю ко мне на колени. Так будет удобнее.

Шимейн, мышцы которой уже давно затекли, охотно послушалась, но, попытавшись сдвинуться с места, поняла, что ей не хватит сил и приподнять мальчика, и пересесть поближе к Гейджу. После нескольких неудачных попыток она созналась в своей беспомощности.

— Прошу прощения, мистер Торнтон, но у меня ничего не выходит.

Зажав вожжи между коленями, Гейдж обнял ее за талию, просунул левую ладонь под колени, и без труда пересадил поближе к себе. Пока Гейдж поддерживал ее, Шимейн осторожно положила темноволосую головку ребенка на колени Гейджа. Эндрю глубоко вздохнул, но не проснулся.

Гейдж засмотрелся на личико спящего сына, омытое лунным светом: длинные ресницы покоились на щеках мальчика, ротик приоткрылся во сне. Шимейн легонько дотронулась до подбородка ребенка и закрыла ему рот. Эндрю заворочался, перевернулся на правый бок, лицом к отцу, и рука Шимейн оказалась зажата между его щекой и чреслами Гейджа.

Шимейн невольно ахнула, пытаясь убрать руку с выпуклости, которую она нечаянно задела. Хотя прошло всего несколько секунд, прежде чем ей удалось освободиться, это время показалось Шимейн вечностью, а ее ощущения — бесчисленными и неожиданными.

Кровь Гейджа забурлила в тот же миг, как его коснулась ладонь Шимейн. Даже после того, как девушка отстранилась и сложила руки на коленях, пламя продолжало бушевать в душе Гейджа, кровь стремительно струилась по жилам, грозя пробить брешь в тонкой преграде его сдержанности. Всем своим существом он ощущал, как аромат Шимейн кружит ему голову. Этот аромат наполнял его опьяняющим блаженством весь день, каждый раз, когда он прикасался или приближался к ней. Подобных ощущений ему еще не доводилось испытывать. Плавные изгибы груди Шимейн приковывали взгляд. Подняв голову, Гейдж заметил, что Шимейн смотрит на него испуганными глазами. Даже в полутьме Гейдж увидел на ее щеках густой румянец.

— Простите меня! — сдавленно прошептала Шимейн, сгорая от стыда. Прижимая ладони к груди, она до сих пор ощущала испепеляющий жар, исходящий от тела Гейджа, помнила, какой твердостью налилось его мужское достоинство, заставляя осознать существенное различие между этим человеком и его сыном. Несмотря на то что интуиция подсказывала ей молчать и делать вид, будто ничего не произошло, Шимейн снова извинилась, надеясь развеять у Гейджа все сомнения в том, что она коснулась его умышленно. — Я… не хотела трогать вас, мистер Торнтон.

Снова устремив взгляд на дорогу, Гейдж промолчал, только хлестнул вожжами лошадь, подгоняя ее. Он вспомнил близость нежного женственного тела и маленькую прелестную ладонь, прижавшуюся к его бедру.


Привыкание к определенному распорядку занимает немало времени, сделала вывод Шимейн неделю спустя, после завтрака: хозяин объяснил, что прежде всего она должна заботиться об Эндрю. Но, разрываясь между приготовлением пищи и заботами о малыше, она успевала столько, что удивлялась самой себе.

Гейдж получил известие от заказчика из Уильямсберга: тот просил отложить доставку новой мебели на неопределенный срок. Его дом еще не достроен, и поставить мебель попросту некуда. Тем временем Гейдж начал изготовление мебели для столовой, недавно заказанной жительницей Ньюпорт-Ньюса. Вечерами он чертил, готовил шаблоны для изогнутых ножек стульев, набрасывал эскизы изящного буфета. Днем изредка работал в мастерской — чаще его можно было найти на корабле. Гейдж помогал Фланнери в работе, требующей высокой точности.

Сегодня утром, прежде чем покинуть дом, Гейдж объявил, что пробудет на корабле почти весь день. Он попросил Шимейн в полдень принести еду для корабельных плотников и столяров, чтобы всем вместе насладиться полуденной трапезой на палубе корабля — погода обещала быть ясной и солнечной.

— Позвоните в колокол у крыльца, когда будете готовы, — попросил Гейдж, — и я пришлю кого-нибудь за припасами.

Шимейн с удовольствием взялась приготовить обильный обед для крепких, занятых тяжелым трудом мужчин. Несколько дней назад она побывала в погребе, вырытом под холмом возле дома. Отсюда Шимейн и Эндрю принесли морковь, лук и другие овощи для рагу из оленины, которое она собиралась приготовить. Это блюдо должно было стать новым вариантом сытного ирландского кушанья, которое Бесс Хаксли часто готовила для отца Шимейн.

Рано утром Шимейн поставила тесто, а теперь, убедившись, что оно хорошо поднялось, разделила его на булочки и поставила их поближе к теплу очага, дожидаясь, когда они поднимутся во второй раз. Она почистила картофель и поставила его вариться, приготовила кекс с пряностями и занялась другими делами по дому.

Обучение искусству стирки было неотъемлемой частью курса наук, который преподала ей мать, объясняя: чтобы уметь распоряжаться слугами, надо знать все тонкости домашней работы. Шимейн без труда вспомнила ее советы. С помощью Эндрю она сняла простыни с постелей и выстирала их вместе с несколькими льняными полотенцами, одеждой малыша и рубашками, которые нашла в шкафу Гейджа. Одежду она повесила во дворе, где ее обдувал ветерок и сушило солнце. Пока белье сохло, Шимейн выбила и проветрила подушки, подмела и вымыла полы, вытерла пыль с мебели, каждое дело превращая в игру, чтобы развлечь Эндрю. Она даже начала учить его считать и весело смеялась, слыша, как мило картавит малыш. Эндрю был в восторге и тоже смеялся, подражая Шимейн.

Для обеда на корабле Шимейн собрала приборы, оловянные тарелки и кружки из кладовой, скатерть и салфетки, найденные среди кухонного белья, и сложила все в корзину вместе с кексом, покрытым сахарной глазурью. Нарезав хлеб, завернула его в чистую салфетку и отложила часть в сторону — это понесет Эндрю. Из колодца она достала кувшин холодного сидра, сняла с огня кастрюлю с рагу и вынесла на крыльцо, где уже стояли другие припасы. В последнюю очередь она приготовила картофельное пюре, переложила его в миску с крышкой и закутала в одеяло, чтобы пюре не остыло.

Наконец Шимейн позвонила в колокол, висящий на столбе у передней веранды, и несколько минут спустя долговязый сутуловатый паренек подошел к дому, чтобы помочь отнести припасы к кораблю. Остановившись у крыльца, он учтивым жестом снял шапку, и его грубоватое лицо совершенно преобразилось от улыбки. Шимейн сразу поняла, что таких синих глаз и черных волос не видела нигде, даже в Ирландии.

— Доброе утро, мисс, — поприветствовал он. — Я — Джиллиан Морган. Капитан прислал меня помочь отнести еду на корабль.

Шимейн нахмурилась, выдавая свое замешательство.

— Капитан?

— То есть мистер Торнтон, мисс, — с готовностью объяснил Джиллиан. — Только ему не нравится, когда его зовут «мистер». Но раз мистер Торнтон — корабельный мастер, раз он платит нам, не говоря уже о том, что он на тринадцать лет старше меня, отец запретил мне звать мистера Торнтона по имени. Вот мы и называем его капитаном.

— Понятно. — Шимейн кивнула и улыбнулась: — Мистер Торнтон говорил, что не выносит, когда к нему обращаются по фамилии, а я не могу допустить фамильярности по отношению к хозяину.

Теперь пришла очередь Джиллиана удивляться.

— Не выносит? Что это значит?

— Не любит, — объяснила Шимейн и с любопытством склонила голову: — Скажите, мистер Торнтон никогда не объяснял вам, почему он не любит, когда его называют по фамилии?

— Он говорил только, что когда строил корабли для своего отца, то работал наравне с другими плотниками, но его отец велел им называть его мистером Торнтоном, поскольку он сын хозяина. Капитану это не нравилось.

Шимейн указала на кастрюлю с овощами и миску с картофелем.

— Надо отнести эту еду на корабль, пока она не остыла. Мистеру Торнтону это вряд ли понравится!

— Еще бы! Пожалуй, он съест нас живьем, — усмехнулся Джиллиан. — Когда он сердится, он этого не скрывает.

— Разве он злой человек? — настороженно спросила Шимейн.

— Нет, что вы! Просто он предан своему делу. Считает, что работать, надо в полную силу. Вот увидите, от вас он потребует того же самого, мисс.

Шимейн вздохнула:

— Постараюсь угодить ему.

Она помогла Эндрю взять хлеб, завернутый в салфетку, и подхватила корзину. Джиллиан нагрузился кастрюлей, миской и кувшином и повел Шимейн с малышом за собой к берегу. Издалека завидев приближающееся шествие, Гейдж спустился с корабля, взял у Шимейн корзину и вместе с Эндрю проводил ее на почти законченную палубу.

Четыре столяра и старший корабельный плотник уже собрались на корабле и с радостью приветствовали Шимейн, обмениваясь шутками и намеками, что наконец-то мистер Торнтон перестал бояться потерять свою служанку и решил познакомить ее со всеми. Джиллиан начал шутливую борьбу с Эндрю, вызывая у малыша радостные вскрики и смех, а Гейдж представил Шимейн собравшимся. Шимейн узнала Ремси Тейта — она видела, как этот человек помогал хозяину переносить в мастерскую доски на следующий день после ее прибытия. Вторым мастером был Слай Таккер, довольно тучный мужчина с рыжеватыми волосами и густой бородой. Двое подмастерьев, почти ровесники с разницей в возрасте не более двух-трех лет: двадцатилетний немец по имени Эрих Вернер с правильными чертами лица, черноволосый и черноглазый, и Том Уиттейкер — славный малый с каштановыми волосами и серыми глазами. На лице Фланнери Моргана виднелось не меньше морщинок, чем звезд на ночном небе, однако его остроты неизменно вызывали у остальных буйный хохот.

Каждый из этих людей проявил к Шимейн неподдельное уважение, но она сочла, что причина — уважение к ее хозяину. Работники Гейджа уже приготовили длинный стол на козлах, окруженный скамейками, и охотно помогали Шимейн, пока она застилала стол скатертью и расставляла тарелки и кружки. Слай Таккер прочитал молитву перед едой, и вскоре работники начали поглощать рагу, пюре и свежий хлеб, цокая языками от удовольствия. Кружки несколько раз наполняли холодным сидром из кувшина, отлично утоляющим жажду. Когда подошло время для кекса, кое-кто из сидящих за столом уже стонал в притворном изнеможении.

Впервые после появления в доме Гейджа Торнтона Шимейн удалось съесть все, что лежало у нее на тарелке, но от сытной еды ее начало клонить в сон. Ей хотелось поскорее увести Эндрю в дом и уложить спать, но расшалившийся мальчик вряд ли согласился бы расстаться с Джиллианом.

Гейдж сидел на бочонке с гвоздями в конце импровизированного стола и, покончив с едой, слегка отодвинулся, прислонившись к перилам, окружающим палубу. Со своего наблюдательного поста он видел всех работников и понимал, что они искренне наслаждаются едой. Он знал: окажись Шимейн некрасивой или даже уродливой, эти люди все равно восхищались бы ее талантом кухарки.

Гейдж позволил работникам отдохнуть несколько минут, прежде чем вновь взяться за дело: после такого обильного обеда без передышки было не обойтись. Мужчины помоложе вызвались собрать грязную посуду и остатки еды и отнести их к дому, а Шимейн с Эндрю задержались на палубе. Шимейн с удовольствием бродила по кораблю, глядя по сторонам и восхищаясь, а Гейдж обсуждал с подручными, как поступить с неправильно высушенными бревнами, принесенными Джиллианом из сарая.

— Все равно они расколются, не пройдет и недели. Придется менять, — убеждал Гейджа Фланнери Морган.

— Что ж, поменяем, — отзывался Гейдж. — Другого выхода у нас нет.

Эндрю заметил низко пролетевшую над кораблем чайку и бросился бежать по палубе, надеясь поймать ее. Шимейн поспешила за ним, но проворный, как мышка, мальчик начал карабкаться на штабель досок. Птица пролетела над самой его головой, словно дразня ребенка. Мгновенно сбросив с себя дремоту, Шимейн погналась за ним, перепрыгивая через доски и подныривая под балки. Мальчик поднимался на надстройку, и Шимейн поражалась, откуда у него столько сил и энергии. Но неожиданно интерес Эндрю угас, и он быстро спустился на главную палубу, где по доскам прыгала лягушка. Остановившись, чтобы перевести дух, Шимейн обнаружила, что стоит у самого края палубы. Внизу она заметила камни, наваленные вокруг подпорок, а впереди расстилался живописный пейзаж.

— Черт побери, Шимейн! — рявкнул голос, от которого девушка пошатнулась и чуть не упала. — Немедленно спускайтесь! Слезайте, пока не упали!

Шимейн поняла, что Гейдж уже спешит к ней, и, прежде чем она спустилась, он подоспел, схватил ее за руку и оттащил подальше от края носовой надстройки. На главной палубе Гейдж взял Шимейн за плечи и гневно встряхнул:

— Не смейте больше подниматься туда, понятно? Там опасно!

Шимейн робко кивнула, потрясенная его яростью.

— Да… конечно, мистер Торнтон, — с запинкой ответила она, чуть не плача от боли. Его пальцы так глубоко вдавились в ее плечи, что наверняка оставили на них синяки. Поморщившись, Шимейн попыталась высвободиться из стальных рук хозяина. — Пожалуйста, отпустите меня, мистер Торнтон! Мне больно!

Словно изумленный собственной жестокостью, Гейдж убрал руки и отшатнулся.

— Простите, — хрипло прошептал он, — я не хотел…

Круто повернувшись на каблуках, он быстро зашагал прочь по палубе. Будто окаменев, Шимейн и подручные Гейджа смотрели, как он торопливо спускается по трапу. Он бросился к мастерской так, словно по пятам его гнались демоны, и спустя минуту округу огласил грохот захлопнувшейся двери.

Нахмурившись, Шимейн повернулась к Джиллиану. Неожиданная злость Гейджа потрясла ее.

— Что такого я сделала? Почему мистер Торнтон рассердился?

— Не беспокойтесь, мисс, — пробормотал парень. — Просто он испугался, увидев вас на носу корабля. Оттуда упала его жена и погибла.

Шимейн зажала ладонью рот, подавив стон отчаяния.

— Отведите Энди домой, мисс, — предложил Джиллиан, — а я принесу посуду.

Шимейн послушалась совета и повела Эндрю прочь от корабля. Она с радостью обнаружила, что подмастерья вымыли в реке миски и кружки, сложили их в корзину и оставили у двери. Теперь ей требовалось всего несколько минут, чтобы перемыть их с мылом, вытереть и убраться в кухне.

Собрав пахнущие свежестью простыни и подушки, Шимейн застелила постели и наконец улеглась вместе с Эндрю на своей кровати на втором этаже. Пока малыш не заснул, она читала ему, а потом, поудобнее устроив его у себя на плече, долго лежала, глядя в потолок и вспоминая, как разозлился Гейдж, увидев ее на носу судна. Она понимала, как велико его горе, знала, что только время приглушит его, но пока Гейдж кричал на нее и тряс за плечи, Шимейн впервые увидела в его глазах отражение нестерпимой муки. Несомненно, его преследовали ужасающие воспоминания — возможно, о собственном поступке или непростительной беспомощности. Так что же произошло? Что, кроме смерти молодой жены и матери, случилось в тот день, если это оставило такой глубокий след в душе сильного мужчины?

Раздумья утомили Шимейн, ибо ответы на вопросы найти не удавалось. С тяжким вздохом она обняла Эндрю и свернулась клубочком рядом с ним, погрузившись в дремоту.


Ремси Тейт приблизился к двери мастерской и постучал. Услышав приглушенный ответ изнутри, он вошел и плотно прикрыл дверь за собой. Хозяин стоял у окна, мрачно уставившись вдаль. Между его бровями залегла глубокая морщина, суровый взгляд ясно свидетельствовал, что присутствие Ремси в мастерской совсем нежелательно.

— Слай и остальные боятся войти, — сообщил столяр. — Меня прислали узнать, надо ли им продолжать работу.

Гейдж раздраженно фыркнул и угрюмо уставился на Ремси:

— А ты как думаешь?

Ремси нахмурил кустистые брови.

— Я так им и сказал: работу надо продолжать, невзирая на твое настроение. Ты насмерть перепугал девушку. Она была уверена, что натворила что-то ужасное, пока Джиллиан не объяснил ей, что ты просто горюешь о жене.

Гейдж пропустил мимо ушей болтовню Ремси. Он лучше, чем кто-либо другой, знал, что перепугал Шимейн, но, увидев ее на носу судна, Гейдж с ужасающей отчетливостью представил себе, как на этом же месте стояла Виктория. На краткий миг реальность переплелась с паутиной мучительных иллюзий, ожили ночные кошмары, жуткие видения, преследующие его со дня смерти жены. В ужасе просыпаясь по ночам, он подолгу вышагивал по комнате, словно зверь в клетке. На этот раз ему представилось распростертое на камнях безжизненное тело Шимейн.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28