Что-то в ее памяти все-таки прояснилось после вчерашнего сна. Она была уверена теперь, что матери не было рядом с ней в гареме, что ее вырвал из рук матери и унес чернокожий человек в алом тюрбане, и Амира поняла значение этого сна: она не должна допустить, чтобы Ясмину вырвал из родных объятий и увел чужак, человек иной крови.
– Ну что, умма? – спросила Ясмина. – Зачем мы сюда приехали? Тебе здесь что-то нужно? Что это за место?
Амира заговорила не сразу.
«Я тебя уберегу, доченька, – думала она, – тебя не вырвут из нашей семьи». Потом она задумчиво сказала:
– Что это за место? Я отвечу тебе, когда сама буду знать. А пока поедем домой, мне надо поговорить с твоим отцом.
Ибрахим стоял у окна своего кабинета и смотрел на Элис, работавшую в своем саду. Он любовался ее нежными белыми руками, рассыпающими семена, разделяющими корни растений, накладывающими вокруг саженцев влажную землю. Он испытывал томительную тоску. Этот сад, который в первые годы брака был только увлечением Элис, стал центром ее жизни. Сад разросся и занял всю восточную сторону большого сада, и Элис отдавала ему все свое время и внимание. Она вырастила множество ярко-голубых вьюнков, розовых фуксий и алых роз – цветов, которые с трудом выносят жаркий и сухой климат Египта. Уход и неусыпная забота Элис сотворили чудо.
Если бы она столько заботы и внимания уделяла мужу… Ибрахим с тоской спрашивал себя – что стало с их браком? Они даже не говорили друг с другом, обмениваясь лишь пустыми незначащими словами, связанными с мелочами повседневной жизни. Как восстановить отношения, которые были между ними до революции? Почему началось отчуждение?
Выйдя из тюрьмы, Ибрахим надолго забыл о сексе. Когда его раны зажили и подавленность исчезла, он думал, что Элис радостно придет к нему как любящая жена. Но она не приходила, а когда он вызывал ее к себе, оставалась под его ласками холодной и пассивной. Тогда он обратился к проституткам. Их искусная любовь давала ему успокоение на миг, но потом он понимал, что хочет жену. И хочет сына.
Услышав стук, он открыл дверь и удивился, увидев мать, – она редко заходила на мужскую половину дома.
– Можно мне поговорить с тобой, сын? В нашей семье возникли настоятельные проблемы. Одна проблема – Омар. Он стал необузданным, не может справиться со своими сексуальными эмоциями. Сегодня он напал на Камилию.
– Напал на Камилию?!
– Ничего не случилось, но его состояние опасно. Его надо женить. И у меня есть идея. – Она села на роскошный диван под портретом Али Рашида, отца Ибрахима. – Давай обручим Омара и Ясмину. И поскорее поженим.
– Мама, она же обручена с Хассаном. Я вам сказал сегодня утром.
– Она слишком молода для Хассана. Он не позволит ей продолжать учебу. А Омар сам будет учиться еще три года, и она тоже. Так будет лучше для Ясмины. Муж старше на тридцать лет ей не подойдет.
– При всей моей любви и уважении к вам, мама, я должен вам напомнить, что вы вышли замуж за человека на сорок лет старше вас.
– Ибрахим, брак между Ясминой и Хассаном невозможен.
– Хассан и я подписали соглашение, я дал слово.
– Не посоветовавшись ни со мной, ни с Элис!
– Но что вы имеете против Хассана? За что вы его не любите?
– Этот брак не может состояться, вот и все.
– Я не нарушу слова, данного моему другу. – Он снова подошел к окну и посмотрел на Элис. Амира встала рядом с ним, заглянула ему в глаза и сказала:
– У тебя проблемы с женой.
– Сын не должен обсуждать их с матерью.
– Но я могу помочь.
Ибрахим поднял на мать тоскливый взгляд. Амира вспомнила слова Захарии:
– Отец не спит по ночам, мечется, стонет. Я слышу через стенку.
Ибрахим помолчал и сказал тихо:
– Я сам не понимаю, что за проблема у меня с Элис. Но я хочу сына.
– Тогда слушай меня. Я дам тебе лекарство… Его нужно добавить в питье Элис.
Ибрахим посмотрел с сомнением:
– Лекарство?
– Доверься мне, это средство подействует на Элис. И если Бог пожелает, она родит тебе сына.
Он отвернулся от окна.
– Не надо лекарств, мама. Нужно что-то иное. А сейчас я устал и хочу отдохнуть.
– Но нам надо решить вопрос с помолвкой Ясмины.
– Клянусь благословенным Пророком, вопрос этот уже решен окончательно!
Она возразила спокойно:
– Нет, не решен. То, что я расскажу, причинит тебе боль, сын моего сердца. Я хранила это в тайне все годы, по сейчас Бог повелевает открыться тебе, чтобы избежать худшей беды. Возлюбленный сын моего сердца, Хассан аль-Сабир не имеет права войти в твою семью. Ты называешь его другом и братом, а он предал тебя, он – причина твоего ареста.
– Я не верю. Кто-то налгал вам. Сердце его забилось неровно.
– Клянусь Божьим милосердием, своей верой в Бога Единственного – это правда.
– Кто сказал вам об этом?!
Она вспомнила, что не имеет права назвать Сафею Рагеб.
– Я знаю, вот и все. В твоем деле записано, что Хассан назвал тебя врагом египетского народа, организатором заговора. Дело мы можем затребовать.
– Лучше я пойду и спрошу Хассана.
У служебного входа в клуб «Золотая клетка», укрывшись за грудой упаковочных ящиков, Тахья и Ясмина едва удерживались от смеха. Камилия, в длинном пальто, скрывавшем ее яркий наряд для танцев, выглядела серьезной и озабоченной. Девочки следили за дверью, где должен был появиться Захария и подать знак, что все улажено. Или ему не удалось? Камилия дрожала от нетерпения и тревоги.
Только что она пыталась войти через главный вход, но, потратив все деньги на бакшиш охранникам, дежурящим у лестницы, она не могла подкупить выбежавшего ей навстречу лифтера, и тот вызвал секретаря. Секретарь объяснил ей, что мадам не принимает посетителей и не берет учеников. Теперь они затаились у черного хода, а Закки был уже внутри и вел переговоры со своими знакомыми из клубной обслуги.
– Бедный Закки! – вздохнула Тахья. – Сколько у него хлопот сегодня вечером. И бабушке пришлось солгать, что он ведет нас на представление, а он не любит обманывать умму.
– Это и не ложь, – рассудительно возразила Ясмина, – мы в самом деле пришли на представление.
За ящиками появился Захария.
– Все в порядке, Лили, – прошептал он. – Тебя встретит за дверью служанка, дежурящая в женском туалете, и через кухню проведет за сцену, ты там спрячешься. Я ей сказал, что ты хочешь посмотреть представление.
Все трое поцеловали Камилию и пожелали ей удачи. Расправляя полы пальто, чтобы не смять костюм для танцев, она проскользнула вслед за служанкой на сцену; та провела ее в темный уголок и велела не шуметь.
Камилия нашла щелку и выглянула в зал; сердце у нее замерло. За столиками ночного клуба сидели дамы в элегантных вечерних туалетах, и мужчины в вечерних костюмах; она с трепетом узнала в круглощеком коротышке за одним из ближайших к сцене столиков киномагната – мужа Дахибы.
Заиграл оркестр, свет в зале потускнел, осветилась сцена. Раздался взрыв аплодисментов – на сцену вышла Дахиба.
До сих пор Камилия видела знаменитую танцовщицу только на экране. Сейчас та показалась ей ослепительной. Дахиба была окутана синим покрывалом, усыпанным стразами, жесты традиционных восточных танцев и приемы европейского балета мягко сплетались в ее окружении на сцене. Потом синий вихрь замер – Дахиба сбросила покрывало и осталась в роскошном, ослепительно ярком костюме из блестящего турецкого атласа, отделанного серебряным позументом и подпоясанного серебряным шнуром. Дахиба начала свой прославленный вступительный номер – она шевельнула бедрами и продолжала эти движения в медленном струящемся ритме. Зал взорвался аплодисментами.
Дахиба была так близко, что Камилия могла рассмотреть ее. Дахиба, оказывается, не была красавицей или даже просто хорошенькой. У нее была великолепная осанка, а танец ее завораживал зрителей: они по воле Дахибы смеялись, тосковали, замирали в восхищении. Дахиба не просто давала представление – поняла Камилия, – она умела вызвать сопереживание.
В перерыве между номерами Дахиба подошла к краю сцены, улыбаясь зрителям. Камилия почувствовала, что ее момент настал, сбросила пальто и расправила красно-золотой костюм. Оркестр начал играть мелодию, под которую Дахиба исполняла танец в манере беледи. Когда Камилия вышла на сцену и начала танцевать, зал в изумлении замер, потом раздались аплодисменты. Дахиба обернулась и увидела танцующую девушку, музыканты глядели на нее вопросительно, но она подала им знак не прерывать игры.
Камилия танцевала на небольшом пространстве сцены, руки изящно изогнуты, торс и бедра в волнообразном движении. Не глядя на Дахибу, она улыбалась зрителям, которые громко аплодировали и кричали:
– Йа, Алла!
Дахиба сделала знак оркестру: умолк барабан, потом и другие инструменты, остался только томительно-сладкий звук флейты. Теперь в танец Камилии вошли и движения ягодиц – как будто бы рябь пробегала по нижней половине ее тела.
Зрители вопили в восторге. Мужчины вскакивали на стулья с криками «Светлый ангел слетел к нам!», свистели и посылали воздушные поцелуи. Все поняли, что выступление девушки с янтарными глазами было незапланированным, и радовались своей удаче. Муж Дахибы бесновался, как и остальные зрители. Сам она стояла у края сцены, там же, где была в начале выступления Камилии, невозмутимо глядя на танец.
Когда музыка кончилась, Камилия послала зрителям воздушный поцелуй и убежала за кулисы, где ее сразу схватил администратор клуба, угрожая сдать полиции. Когда он уже тащил ее к выходу, появилась Дахиба.
– Итак, что же вы тут делаете? – спросила она, холодно глядя на девушку.
– О, мадам, я так хотела показать вам свой танец, – пробормотала она. – К вам ведь не пускают.
Ввалился, весело фыркая, коротышка муж Дахибы, Хаким Рауф.
– Клянусь головой святого мученика Хуссейна, вот это шоу! Спасибо, девчушка. Пойдем-ка пить чай! – и он разжал пальцы менеджера, ухватившего Камилию за локоть.
Они прошли в помещение, предоставленное Дахибе в клубе «Золотая клетка»; супруги закурили сигареты, и Дахиба начала допрос. Взгляд ее был суровый, черты лица несколько тяжеловаты, чего не было заметно в кино.
– Как ваше имя?
– Камилия Рашид.
В глазах Дахибы что-то блеснуло.
– Доктор Ибрахим Рашид – ваш родственник?
– Отец.
– Вы учились танцу?
– В балете.
– Вы хотите учиться у меня?
– Больше всего на свете.
Дахиба посмотрела на девушку задумчиво и испытующе.
– Я никому не разрешаю выступать на сцене вместе со мной. Я могла бы передать вас полиции. Но зрителям вы понравились.
– Она их покорила, – заметил ее муж, расстегивая воротничок, врезавшийся в толстую шею. – Давай добавим к программе ее номер, моя сладкая дынька!
Дахиба игриво хлопнула его по руке:
– И еще один номер вставим – танец обезьяны в твоем исполнении!
Потом она обратилась к Камилии:
– Вы слишком мускулистая. Мужские плечи и небольшие ягодицы. Вам надо набрать вес. Худая танцовщица не вызывает эротических эмоций. Ваш стиль устарелый и любительский. Беледи теперь так не танцуют. Восточный танец обогатился многими заимствованиями. Но у вас есть данные. При хорошем учителе вы можете стать превосходной танцовщицей. – Она улыбнулась. – Почти такой же, как я.
– О, благодарю…
Дахиба остановила ее жестом:
– Прежде чем согласиться взять вас ученицей, я должна вас предупредить, что семья ваша этого не одобрит. Восточных танцовщиц считают безнравственными женщинами. Нас презирают за то, что мы привлекаем внимание к женской сексуальности, отвлекаем мужчин от мыслей о Боге. Они желают нас – и презирают за то, что мы возбуждаем в них желание. Понимаете, о чем я говорю? Многие будут желать вас, Камилия, но совсем немногие – уважать. И может быть, никто не захочет жениться на вас. Справитесь вы с этим?
Камилия посмотрела на румяное лицо Хакима Рауфа и сказала:
– Но у вас-то все сложилось не так уж плохо, мадам. Толстяк засмеялся, поцеловал ее руку и воскликнул:
– Благословенное древо, из которого вырезали твою колыбель. Клянусь Богом, я просто влюблен в эту малышку!
Дахиба засмеялась. Камилия покраснела и сказала:
– Я знаю только одно: хочу танцевать во что бы то ни стало.
– Тогда я скажу, почему я хочу учить вас. Танец состоит не только из техники. Мы, египтяне, воспринимаем эмоции и драматизм, воплощенные в личности танцора. В вас есть харизма, Камилия. Ваш танец еще далек от совершенства, но вы умеете увлечь зрителя. Это умение – залог успеха. Ваша семья знает, что вы здесь?
Камилия поколебалась, но сказала правду:
– Нет, родные бы этого не одобрили. Но мне все равно! Я просто им не расскажу, что беру у вас уроки.
– Вам надо будет приходить ко мне три раза в неделю. Что вы скажете дома?
– Скажу, что беру дополнительные уроки танца. Бабушка решит, что речь идет о балете.
– А если она узнает?
Камилия тряхнула головой – она не желала сейчас об этом думать. Сейчас она начнет брать уроки у Дахибы, а потом прославится!
Ибрахим явился на яхту Хассана, и лакей ввел его в кабинет хозяина, который, лежа на диване, курил гашиш.
– Как я рад тебе, мой друг! Садись, – приветствовал он Ибрахима.
Но тот остался стоять.
– Я должен задать тебе вопрос, Хассан! Ты называл мое имя членам Революционного совета?
– Боже мой, конечно, нет, – улыбнулся Хассан. – Кто мог высказать такое абсурдное предположение?
– Моя мать.
Улыбка исчезла с лица Хассана. Снова Дракон!
– Но это ложь! Сам знаешь, твоя мать меня не любит.
– Моя мать не лжет.
– Тогда ей дали ложные сведения.
– Она сама видела мое дело. И я могу его посмотреть. Хассан отложил трубку и запустил пальцы в свои густые волосы.
– Ну, так я признаюсь тебе. Это были опасные времена. Никто не знал на рассвете, доживет ли до захода солнца. Я был арестован. Называл имена, чтобы спасти свою жизнь. Может быть, назвал и твое, не помню. Ты бы на моем месте сделал то же самое.
– Я не сделал этого, Хассан аль-Сабир. Я полгода жил в аду, но я никого не предал. Мы больше не братья, и ты не будешь мужем моей дочери!
Хассан вскочил и схватил его за руку:
– Ты подписал соглашение! Ты не можешь его разорвать!
– Могу!
– Если ты так поступишь, Ибрахим, то всю жизнь будешь жалеть об этом…
Ибрахим застал Амиру в гостиной; она слушала вечернее чтение из Корана по радио.
– Ты была права, мама, – сказал он. – Хассан аль-Сабир больше мне не брат. Подготавливай помолвку Омара и Ясмины. Мы поженим их, как только Ясмина закончит колледж. Он помолчал и прибавил: – И дай мне лекарство для Элис. Я хочу сына.
ГЛАВА 4
– Зачем такой обычай – удалять волосы? – спросила Амиру Элис, наблюдавшая, как женщины покрывают тело Ясмины пастой из лимонного сока, сваренного на сахаре.
– Обычай восходит ко временам царя Соломона, – ответила Амира. – К нему должна была прибыть царица Савская. Ходили слухи, что у этой несравненной красавицы волосатые ноги. Чтобы проверить это, Соломон велел вырыть перед дворцом канавку, которая была заполнена водой и покрыта стеклом. Царица подумала, что ей надо переступить через лужу, и подняла юбки – ноги у нее действительно были волосатые. Но Соломон все равно хотел жениться на ней, а для удаления волос изобрел пасту из лимонного сока с сахаром. С тех пор мы применяем эту пасту, и каждая невеста должна удалить ею волосы на теле, чтобы стать приятной своему мужу.
– Но зачем же удалять брови? – удивилась Элис, наблюдая, как кузина Ханея искусно наложила пасту над глазами Ясмины и быстро удалила ее, после чего остались только тоненькие изогнутые полумесяцами линии.
– Она нарисует их, это красивее.
Ритуал удаления волос, по обычаю, сопровождался приемом всех родственниц. Они собрались в доме Рашидов со своими восторгами, подарками и советами, чтобы поздравить невесту, посудачить и потанцевать. Тут же была и Кетта, астролог, женщина без возраста, которая составляла гороскоп Ясмины в день ее рождения. Как и тогда, она разложила перед собой таблицы и расчеты и составляла гороскопы Омара и Ясмины – четы ярко пламенной звезды Гамал из созвездия Орион и нежно-золотистой звезды Мирах в созвездии Андромеды.
Ясмина ликовала. Завтра она уже будет женой Омара, они будут жить в собственном доме у реки – Омар купил его, получив к свадьбе свою долю отцовского наследства, – он хотел жить отдельно от родных.
Пасту смыли с тела Ясмины, она приняла ванну, ее умастили миндальным и розовым маслами, одели в красивое платье, причесали, и она вышла к гостям, собравшимся на празднество.
Элис нежно обняла дочь.
– У меня есть для тебя сюрприз, дорогая, – сказала она. – Выйдя замуж, ты получаешь наследство от твоего английского дедушки, графа Пэмбертона.
– От твоего отца? Но ведь он не одобрял твой брак!
– Да, у него были узкие взгляды, но он был человеком долга. Он считал, что должен обеспечить свою внучку. Дедушка умер два года назад, и по его завещанию ты получаешь дом в Англии и денежное наследство. (Элис не упомянула, что ей граф ничего не оставил.)
Потом к Ясмине подошла Амира и увела ее в спальню. Она заперла дверь, из гостиной доносились смех и музыка. Амира должна была рассказать внучке то, что ей надо знать о свадебной ночи. Ясмина вспомнила, как при закрытых дверях бабушка раскрывала ей женскую тайну в день ее первой менструации:
– Женщина сродни луне, она прибывает и идет на убыль вместе с луной. Так сотворил нас Бог, чтобы мы чувствовали свою причастность к миру светил.
Когда Амира начала свои наставления, Ясмина перебила ее вопросом:
– А ваша мать тоже все вам объясняла, когда вы вышли замуж за дедушку?
Амира ей не ответила и продолжала обстоятельно излагать традиционные инструкции новобрачной, повествуя и об извечной тайне отношений между мужчиной и женщиной, и о мельчайших деталях поведения новобрачной:
– Когда войдешь в спальню, надушись. Жена должна хорошо пахнуть… Перед тем как заснуть, надо трижды спросить мужа, не желает ли он чего-нибудь от тебя. Но при этом помни: ты задаешь ему этот вопрос не для того, чтобы высказать свое желание… Подобает сначала противиться, не то муж решит, что ты страстная, и уважать тебя не будет. И не показывай, что это доставляет тебе удовольствие, не то муж решит, что ты распущенная. Но если сопротивление похвально, то отказ мужу запрещен. Когда он войдет в тебя, произнеси имя Бога, не то тобой завладеет какой-нибудь джинн… Омар не чужак, и свадебная ночь пройдет превосходно…
Четверка белых лошадей примчала украшенную цветами карету новобрачных ко входу недавно построенного отеля «Нильский Хилтон», жених и невеста поднялись по ступеням, за ними – зеффа, свадебная процессия из многочисленных гостей, которые собрались перед отелем с самого утра.
Под аплодисменты новобрачные проследовали в большой танцевальный зал, за гостями тянулись волынщики, танцовщицы – исполнительницы беледи – в блестящих костюмах и музыканты, играющие на флейтах, лютнях и барабанах.
Поток серебряных монет, которые бросали гости, лился под ноги новобрачным, пока они не сели на украшенные цветами высокие кресла в центре зала.
Стоя на женской половине зала, Элис удивлялась простоте свадебного обряда. Новобрачные не были ни в церкви, ни в мечети. Египетский обряд требовал только подписания контракта родственниками-мужчинами. Потом Ибрахим и Омар обменялись рукопожатиями, а Ясмине сообщили, что она теперь жена Омара. Ни поцелуев, ни обетов перед алтарем.
Принимая поздравления с замужеством своей красавицы дочери, Элис продолжала думать о том, что вступление в брак в Египте не только происходит как-то сухо и неэмоционально, но и подготавливается таким же образом. Речь идет не о взаимных чувствах жениха и невесты, но об их родственных и имущественных отношениях.
Предпочтителен в качестве жениха двоюродный брат со стороны отца, то есть сын дяди; на втором месте – кандидатура кузена со стороны матери, то есть сын тетки. Родственники встречаются и обсуждают сумму выкупа за невесту, выплачиваемого семьей жениха и количество свадебных подарков, которые должна преподнести семья невесты. А хуже ли этот мусульманский безэмоциональный метод заключения брака, чем пресловутый брак по любви, – венец европейской цивилизации? – думала Элис. Пожалуй, нет, судя по ее собственному браку.
Элис посмотрела на Ибрахима, стоявшего на мужской половине зала. Сколько времени длится любовь? Их брак по любви бесспорно потерпел крушение. Когда возникла трещина? После ночи обрезания Камилии? После того утра, когда перед ней закружились в танце две детские фигурки в черных мелаях и она почувствовала, что англичане скоро уйдут из Египта? После того как они действительно ушли? Но не только ее эмоции причина крушения их брака, но и поведение Ибрахима. Его холодность после того, как он вернулся из тюрьмы… Много ночей она ждала, что он позовет ее в свою спальню, что возродится прежняя страсть, но тонкая ниточка надежды перетерлась. А когда он стал вызывать ее в свою спальню, возродилась почему-то не страсть, а обида – обида за то, что Ибрахим женился на ней в Монте-Карло как на второй жене, – обида, очевидно, была причиной того, что корни их любви оказались такими слабыми, они высохли, и чахлое растение погибло.
Ибрахим тоже бросил взгляд на жену – сегодня он даст ей лекарство Амиры. Потом он не сводил глаз с Ясмины. Золотоволосый ангел, дитя его сердца – она теперь будет счастлива. Как прекрасно, что она вышла замуж не за чужака, а за сына сестры Ибрахима. И какое счастье, что она не вышла замуж за Хассана, этого предателя, которого Ибрахим не простит до конца своих дней.
Амира сидела на почетном месте рядом с новобрачными. Впервые она находилась в обществе без мелаи, одетая в элегантное черное платье до полу и с длинными рукавами, богато и красиво расшитое бисером. Уступив уговорам Элис, она впервые отказалась от старинной прически – узла волос на затылке, постриглась и завилась – черные завитки спускались немного ниже ушей… Шею и плечи прикрывал белый шарф, который можно было накинуть на голову, выйдя на улицу.
Глядя на Омара и Ясмину, Амира чувствовала, что душа ее переполнена счастьем, и мысленно твердила свою любимую ликующую суру из Корана: «Бог поселит их в Садах Рая, орошенных чистыми ручьями, и там будут они пребывать вовеки».
Как хорошо было бы устроить родственные браки и другим внукам! Амира с надеждой взглянула на Джамала Рашида, который весь вечер не сводил глаз с Камилии. В возрасте под сорок лет, он недавно потерял жену, оставившую ему шестерых детей. Он владел недвижимостью в Каире и был хорошо обеспечен. Али Рашиду он приходился внучатым племянником. Амира решила в ближайшее время начать с ним переговоры – ведь Камилия в отличие от Ясмины не собиралась поступать в университет, и свадьбу можно было сыграть без отлагательства. За такого удачного жениха Камилия будет признательна бабушке.
Потом надо будет подумать о Тахье… Остается еще Захария. Хороший мальчик – чужой крови, но такой умный и набожный, хорошо знает Коран. Он так погружен в духовную жизнь, что, наверное, не захочет рано жениться; ну что ж, пусть станет имамом, будет читать молитвы в мечети по пятницам.
Поймав взгляд бабушки, Ясмина завертелась в почетном кресле – она устала сидеть. Ей очень хотелось встать и немедленно начать новую жизнь! Теперь она – замужняя женщина, а завтра начнет учиться в университете. Она будет ездить на занятия вместе с Омаром и вместе возвращаться! А когда Омар закончит учебу, он получит хорошее место – президент Насер обещал всем выпускникам университета работу в государственном аппарате. И у них будет много детей. Они будут цивилизованной современной супружеской парой, и детей будут воспитывать как образованные родители, не отягощенные старыми предрассудками. Ясмина, трепеща от счастья, помахала рукой сестре, сидящей на другом конце стола, и ласково улыбнулась ей.
Камилия тоже помахала Ясмине. Она поглощала вторую порцию кебаба и риса, чтобы нагнать вес, как велела Дахиба. Ей было скучно, и она была огорчена тем, что дядя Хассан не пришел на свадьбу, – они бы поболтали, и, может, быть, он бы наконец заметил, что она стала взрослой девушкой. Женится ли он снова? Такой интересный!
На сцену вышла танцовщица, исполняющая беледи, – неплохая, но после Дахибы Камилия и смотреть на нее не хотела. Камилия ходила теперь к Дахибе три раза в неделю, и та сказала, что через год девушка сможет выступать в ее шоу.
Девушка подмигнула Захарии, но тот даже не улыбнулся. Тогда Камилия вспомнила, что, ранимый и сострадательный, юноша расстроен смертью своего одноклассника.
– Он был незаконнорожденный, Лили, – рассказывал ей Закки, – и не знал, кто его отец. Школьники дразнили его, но он держался стойко. А недавно он влюбился в девушку – соседку и хотел жениться на ней, но мать девушки не пожелала и говорить об этом. Тогда он утопился в Ниле.
Захария принес еще блюдо с едой и посмотрел на Тахью, сидевшую между уммой и Нефиссой. Он должен поговорить с уммой о помолвке, хотя ему только шестнадцать. А не то умма может найти Тахье жениха…
На сцену вышла еще одна исполнительница беледи – это был заключительный танец, обращенный не ко всем зрителям, а к невесте, символизирующий переход девушки от целомудрия к сексуальному бытию. Танцовщица в откровенном костюме движениями, полными соблазна, изображала пробуждение свободы, страсти, раскованной женской силы, обращая свой танец к невозмутимой чопорной невесте, застывшей в девственно-белом платье.
Этим танцем свадебное торжество окончилось. Гости разъехались по домам, а члены семьи на нескольких машинах проводили новобрачных в их дом.
Мужчины остались в гостиной, а женщины повели Ясмину в спальню, сняли с нее подвенечное платье, одели ночную сорочку, уложили на кровать и подняли сорочку. Омар занял свое место рядом с ней, Амира держала Ясмину сзади. Когда Омар обмотал палец носовым платком, женщины повернулись спиной, а Амира отвернула лицо. Ясмина закричала, Омар поднял руку – на платке была кровь.
Ибрахим и Элис вернулись домой.
– Свадьба прошла хорошо, – обратился он к Элис.
– Да, только вот этот ужасный варварский обычай проверки девственности…
Он погладил ее руку:
– Ты придешь в мою комнату?
– Я устала, Ибрахим… – Несколько лет он слышал эти слова.
– Давай выпьем вдвоем за счастье нашей дочери… У меня есть бренди.
Она колебалась. На свадьбе Ясмины Элис вспомнила собственную свадьбу с красивым молодым человеком, которому она обещала верность до гроба.
– Ну, пойдем…
Ибрахим подлил лекарство в рюмку Элис – бренди отобьет запах… Она выпила, ничего не заметив, но Ибрахим с огорчением обнаружил, что лекарство ее словно одурманило, а он надеялся, что оно ее воспламенит.
Она не противилась его поцелуям, позволила раздеть себя, но как будто не понимала, что он с ней делает, расслабилась в его объятиях, словно тряпичная кукла, и даже бессмысленно хихикала.
«Не этого я хотел», – думал Ибрахим. Но он хотел сына. Через несколько минут он выскользнул из-под простыни, оставив в постели дремлющую Элис. Он чувствовал себя еще хуже, чем после сношений с проституткой.
Захария не мог заснуть и вышел в сад, где душной августовской ночью все-таки было легче дышать.
В лунном свете он увидел Тахью, сидящую на мраморной скамье, – от неожиданности она показалась ему призраком.
– Можно сесть рядом с тобой? – спросил он; она подвинулась. Личико у нее было грустное.
– Ты плакала?
– Да, ведь я теперь потеряла Мишмиш. О, Закки! Мы стали взрослыми, никогда больше не играть нам вместе в саду…
Он обнял ее, и она уткнулась в его шею влажным от слез лицом. Он утешал ее, называл нежной росинкой, гладил ее мягкие волосы.
– Я люблю тебя, – сказал он. – Все Божьи ангелы возликовали, когда ты родилась.
Он поцеловал ее и отстранил от себя – больше ничего нельзя, Коран разрешает любовь только в браке.
– Я поговорю с уммой, – сказал он, держа ее лицо в ладонях. Лунный свет превращал ее слезы в бриллианты. – И мы будем так же счастливы, как Омар и Ясмина.
Ясмина смотрела на спящего Омара, и ей казалось таким странным, что она лежит в постели со своим двоюродным братом. Они занимались любовью, это было приятно и забавно, они много смеялись. Ясмина была довольна, хотя немного недоумевала – где же романтическая любовь, о которой поется в песнях?
Она встала с кровати и подошла к окну. Счастье было такое полное – замечательная свадьба, собственный дом. И учеба… «Ты будешь помогать мне, – сказал отец. – Ты будешь моей медсестрой…»
Нет, не медсестрой она станет, а настоящим доктором!
ГЛАВА 5
«Какой красавец! – подумала Камилия. – Но, наверное, женат».
Он был правительственный цензор, который явился на студию Хакима Рауфа на съемки нового фильма. Цензор должен был удостоверить, что в фильме не изображаются ни политическое недовольство и нищета народа, ни обнаженный пупок кинозвезды Дахибы.
Камилия третий раз приходила на киностудию по приглашению Дахибы, все приводило ее в восторг. А в этот декабрьский вечер было еще оживленнее и интереснее, чем обычно, потому что в честь праздника Мулид аль-Наби – рождения Пророка – Хаким Рауф устроил буфет с горами фруктов, сластей, печенья и излюбленного лакомства египтян «дворцового хлеба»– хлеба, поджаренного в масле, вымоченного в меду и густо намазанного сладким кремом.
Камилия увидела, что красавец цензор взял пригоршню фиников, начиненных засахаренной апельсиновой цедрой, насыпал в кофе сахару и стал размешивать ложечкой.
Камилии и в голову не могло прийти подойти к нему и завязать разговор, и ей стало бы дурно, если бы к ней подошел он. Но ей так хотелось бы, чтобы он ее заметил!
Правда, Камилия носила блузки с длинными рукавами, застегнутые на пуговички до самого горла, и юбки ниже колен, – все подруги над ней посмеивались, но с бабушкой спорить не приходилось! Старомодная одежда скрадывала фигуру, но он мог обратить внимание на лицо! Краситься Амира разрешала, поскольку и сама проводила много времени перед зеркалом, и Камилия подводила свои медовые глаза, выщипывала брови и подбирала губную помаду, подходящую к оливковому тону ее кожи. Может быть, красивый незнакомец все-таки увидит, что она хорошенькая?
