Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Улица Райских Дев

ModernLib.Net / Вуд Барбара / Улица Райских Дев - Чтение (стр. 10)
Автор: Вуд Барбара
Жанр:

 

 


      Захария начал напевать любовную песенку «К тебе мой взор прикован», остальные подхватили ее. Они шли веселые, красивые – воплощение сияющей победоносной юности. Улицы были ярко освещены, из открытых дверей лилась музыка. На тротуарах сидели женщины-феллахи в черных мелаях, поджаривающие на жаровнях кукурузные зерна – знак, что лето уже началось. В теплом воздухе смешивались ароматные запахи мясных шариков, жареной рыбы и цветущих деревьев. Каир был прекрасен и словно создан для юных и счастливых.
      Они дошли до площади Свободы, где на месте британских казарм строился отель «Хилтон» в древнеегипетском стиле. Камилия задумалась и не заметила, что рука Омара жадно сжимает ее локоть. Она с восхищением вспоминала танцы Дахибы в кинофильме, который они видели. Танцовщицу обожал весь Египет. Вот бы стать такой знаменитой! Камилия знала, что она рождена для танца. В детстве она подражала женщинам, танцевавшим беледи на приемах Амиры. Умма и отец решили отдать ее в балетную школу. Теперь она школу окончила, попав в число самых блестящих выпускниц, которых приглашали в национальный балет. Но в своевольной головке Камилии вихрились другие замыслы – классический балет был не по ней. О своих планах она решила сегодня рассказать Ясмине.
      Омар заметил идущих навстречу молодых людей, которые глазели на Камилию. Он нахмурился и посмотрел на Захарию. Юноши на улицах Каира нередко заговаривают с девушкой или пытаются до нее дотронуться. Недавно какой-то юноша в магазине коснулся Ясмины, которая рассматривала вещи на прилавке магазина, Омар и Захария выволокли его на улицу и оттрепали. Но эти парни, увидев, что девушка находится под охраной родственников-мужчин, прошли молча.
      В душе Омар даже сочувствовал таким юношам – как и он сам, они могли прикоснуться к девушке только на улице или в автобусе. Омару случалось идти по улице вслед за девушкой, жадно следя за мелькающими ножками и надеясь на удачу. «Но это, пожалуй, ни к чему, – подумал он, – выскочат откуда-нибудь разъяренные братья и кузены… Надо сосредоточить внимание на Камилии, – если она и пожалуется отцу, то Омар знает кое-что про Ибрахима и использует это».
      – Откуда у вас эти шрамы?
      Обнаженный Ибрахим скатился с женщины и протянул руку за сигаретами, лежащими на тумбочке. Все они расспрашивают про эти шрамы… Сначала он раздражался, потом стал отвечать механически:
      – Во время революции получил. Но эта шлюшка настаивала:
      – Я спрашиваю – как, а не когда!
      – Ножом.
      Ибрахим не любил этих расспросов; ни матери, ни Элис он не рассказывал об унизительных и страшных пытках. Тюремщики наносили раны в паху, делая вид, что собираются его кастрировать. Ибрахим встал и подошел к окну, обернувшись простыней, словно тогой. Под окном сиял и шумел Каир; даже сквозь закрытое окно на третьем этаже был слышен уличный шум: какофония автомобильных гудков, музыка из включенных в кафе радиоприемников, песни уличных музыкантов, смех, перебранка.
      Революция произошла десять лет назад; после позорного поражения в Суэцкой войне, где Франция и Англия помогали Израилю против Египта, египтян обуяла национальная гордость, накатившая на страну словно разлив Нила. Осуществление лозунга «Египет для египтян» привело к массовому отъезду иностранцев из Египта. Египтяне стали владельцами офисов, магазинов, ресторанов. Каир потерял европейский лоск – замусоренные тротуары, облупленные фасады. Египтян это не заботило – они славили свое обретенное единство и свободу, их распирало от национальной спеси. Героем их странноватой широкоохватной революции был Гамал Абдель Насер – египтяне его обожали. Портреты Насера виднелись в витринах магазинов, в киосках, на афишах кинотеатров.
      Ибрахим рассматривал сверху уличную толпу. Пешеходы пренебрегали тротуарами и беспечно игнорировали переходы. Нетрудно было определить новых аристократов – правящую касту Египта, сменившую пашей – землевладельцев и дельцов в фесках, – это были военные в мундирах и их жены в претенциозных европейских платьях.
      Землевладельцы не полностью утратили свои позиции: они добились закона о сохранении двухсот акров земли на каждого члена семьи (в первоначальном варианте закона было двадцать акров), а семьи у них были многочисленные. Так что у клана Рашидов земельные угодья, в сущности, остались в тех же границах и стиль жизни не изменился: у женщин этого рода остались меха и наряды, драгоценности и автомобили.
      – Доктор Рашид? – позвала, призывно улыбаясь, женщина на постели.
      Он досадливо махнул рукой:
      – Сейчас придет пациентка…
      Сейчас он отошлет эту шлюху, а завтра вызовет другую. После выхода из тюрьмы Ибрахим два года жил затворником – почти не выходил из дому, не общался со старыми друзьями. У него была цель: он засел за учебники медицины и восстановил профессионализм, утраченный за беспечальные годы службы при Фаруке; после этого он нанял небольшое помещение для врачебных приемов и занялся практикой. Он довольствовался ограниченным кругом пациентов, но неожиданно положение изменилось – Ибрахим Рашид стал модным врачом.
      Ибрахим смотрел из окна на ярко освещенный кинотеатр «Рокси» и видел через стекло женщину, которая оделась, пересчитала деньги, оставленные на столике, вышла и закрыла за собой дверь.
      Сначала Ибрахим тщательно скрывал свое прошлое, но о нем как-то узнали.
      – Я лечусь у бывшего королевского врача, – шептала подруге пациентка; та находила это пикантным, и вскоре от пациентов отбою не было. У Ибрахима лечились жены новой военной знати, которой достались поместья изгнанных аристократов.
      Ибрахим стал теперь неплохим врачом и полюбил профессию, которая когда-то была навязана ему отцом.
      Ибрахим увидел толпу людей, высыпавших из кинотеатра, и узнал четверку молодых Рашидов. Он залюбовался ими: красивые, молодые, жадные до жизни – тщеславный Омар и нежная Тахья, дети Нефиссы, и его очаровательная дочь Камилия. Он едва скользнул взглядом по Захарии и, на миг удивившись отсутствию Ясмины, вспомнил, что она в четверг вечером должна бывать в «Красном Кресте»…
      Он закрыл окно и закурил сигарету – сейчас явится миссис Саид со своими желчными камнями.
      Ясмина, запыхавшись, вбежала в гостиную, где собралась вся семья слушать по радио концерт Уль-Хассум.
      – Извиняюсь за опоздание, – выпалила она, целуя бабушку и мать.
      – Ты голодна, дорогая? – спросила Элис. – Ты ведь не приходила к обеду.
      – Нет, не голодна, мы на улице ели кебаб. Ясмина сняла с головы шарф, тряхнув золотистыми волосами, и села на диван между Тахьей и Камилией.
      Вечером в четверг в большой гостиной собиралась вся семья: на одном конце комнаты – женщины, на другом – мужчины. В ожидании концерта Амира занималась семейными альбомами; сегодня она обнаружила, что все пробелы, возникшие на месте изображений изгнанной Фатимы, уже заполнены новыми фотографиями… Сейчас Фатиме, если она жива, тридцать восемь лет…
      – Мишмиш! – крикнул с мужского конца комнаты Захария. – Мы смотрели новый фильм с Дахибой!
      Омар строго спросил Ясмину:
      – Ты где была?
      – В «Красном Кресте». Ты же знаешь. – Ясмина не раздражалась – родственник-мужчина имел право на такие расспросы.
      – С кем ты шла домой?
      – С Моной и Азизой. Они меня до калитки проводили.
      «Девушке действительно опасно сегодня ходить одной по улицам Каира, – подумала Ясмина. – Бабушка, которая не выходит из дому, и представления не имеет о развязных манерах современных юношей».
      – Ой, Мишмиш! – закричала Камилия. – Посмотрела бы ты, как танцует Дахиба! – Камилия встала, заложила руки за голову и вильнула задом так, что у Омара глаза на лоб полезли.
      – Где ты задержалась, дорогая? – спросила Элис.
      – Мы были в больнице! – с восторгом воскликнула Ясмина.
      Она должна была окончить колледж в июне, а в сентябре собиралась поступить в университет – не в Каирский университет, где учились Омар и Захария, а в небольшой Американский университет, где студенческие нравы были менее свободными. Учеба Ясмине очень нравилась.
      В гостиную вошел Ибрахим, все родственники его радостно приветствовали. Он поцеловал мать и жену. Камилия надула губки – она думала, что отец приведет Хассана аль-Сабира, в которого она недавно влюбилась с пылкостью подростка. Но Ибрахим редко приводил друга, потому что он явно не нравился Амире.
      – Мы сегодня были в больнице! – сообщила отцу Ясмина.
      – Вот как! – Ибрахим улыбнулся одобрительно.
      – Нас повели в детское отделение! Доктору нужна была помощница на осмотре больных, и я подняла руку!
      – Ты моя умница. Я тебя так и учил – не робеть и стараться, тогда учеба хорошо пойдет. Может быть, ты и мне будешь помогать на врачебном приеме? Хочешь?
      – Еще как хочу! Когда прийти?
      – Ну, посмотрим, как у тебя будет с учебой…
      Концерт Уль-Хассум, самой популярной певицы арабского мира, передавался каждый последний четверг месяца, и все арабы, от Марокко до Ирана, сидели перед радиоприемниками и телевизорами. Президент Насер использовал эту ситуацию ежемесячно, выступая с короткой речью перед концертом Уль-Хассум, что обеспечивало ему многочисленных слушателей.
      Сегодняшняя речь была экстраординарной и поразила весь мир: президент говорил о сокращении рождаемости как о мере, необходимой для подъема экономического благосостояния народа.
      Амира всегда слушала эти выступления – ей импонировал харизматический лидер Египта. Насер дал женщинам избирательное право, и Амира гордо ходила голосовать. Ей нравилась скромность Насера, сына почтового чиновника, который, как простые египтяне, ел на завтрак фасоль и ходил по пятницам в мечеть.
      Но сейчас она, как и все, сидящие в гостиной, слушала растерянно и недоуменно. Неужели правда, что ограничение рождаемости не противоречит исламу, – ведь такого никогда не было у мусульман! Но вот президент цитирует Коран, Святую книгу: «Бог не желает возлагать на вас тяготы, он желает, чтобы вам жилось легче». Ограничение рождаемости сделает легче жизнь женщины – ведь многочисленные роды истощают и ослабляют женщину, создавая угрозу ее жизни.
      Ибрахим, слушая речь Насера, думал о самом себе – ведь у него нет сына, значит, ему надо иметь еще детей, пусть даже сначала родятся девочки, а потом сын. «Призыв Насера в моем случае вызвал обратный эффект», – подумал он с усмешкой, решив отказаться от проституток и возобновить супружеские отношения с Элис. После выхода из тюрьмы Ибрахим не спал с женой, но теперь он почувствовал, что психологический барьер надо преодолеть. Призыв президента к сокращению рождаемости парадоксальным образом подтолкнул Ибрахима к решению возобновить попытки продолжить свой род.
      Тахья слушала речь президента, думая, что Насер очень красив… Может быть, его жену зовут Тахья? Ясмина как будущий медик думала, что контроль над рождаемостью осуществлять необходимо, что эта мера раскрепостит женщин Египта… но захотят ли они это понять – и примут ли? Камилия речь не слушала – она строила планы встречи с гениальной Дахибой. Больше всех речь возбуждала Омара: в Египте рождается слишком много детей, но – увы! – он, Омар, не имеет к этому никакого отношения. И он голодными глазами смотрел на Камилию – сбросив туфельки, она покачивала ножкой, сквозь чулок просвечивали наманикюренные ноготки. Дайте срок – уж он ее заполучит!

ГЛАВА 2

      Нефиссе показалось, что красивый молодой официант посмотрел на нее как-то Особенно. Не может быть! Он ей в сыновья годится. Но, кажется, она не ошиблась.
      Она рассеянно помешивала ложечкой сахар, сидя за чашкой чая на террасе клуба «Золотая клетка». Был чудесный прохладный июньский день. Если бы не это неприятное впечатление, Нефисса наслаждалась бы спокойным часом, когда время течет плавно, как река. Она несколько часов ходила по модным магазинам, в которых, к счастью, не было толчеи, потому что покупатели приобретали, по призыву президента, египетские изделия.
      Клуб «Золотая клетка» был раньше аристократическим заведением, которое часто посещали члены королевской семьи. Нефисса вздохнула, вспомнив свою дружбу с принцессой Фаизой. Теперь клуб был открыт новой знати – военным и их женам. Президент Насер отменил все аристократические привилегии – королевские сады стали городскими парками, королевские дворцы – музеями.
      И принцесса, и ее приближенные уехали в Европу или Америку. У Нефиссы не осталось друзей, а дружба с Элис сошла на нет после самоубийства Эдварда.
      – Мадам желает чего-нибудь еще?
      Официант подошел неслышно и стоял, склонившись к ней, с какой-то фамильярной улыбкой.
      – Нет, спасибо. – Нефисса открыла сумочку, достала маленький золотой портсигар; официант поднес спичку к сигарете.
      Слишком услужлив, неприятна эта навязчивость… Но какой же красивый… Иметь молодого, пылкого любовника случается и женщинам в ее возрасте… А она так одинока! Друзей нет, Омар и Тахья уже подросли, у них свой мир, свои интересы…
      Выйти замуж, рожать детей? Нет, не замужества она хочет, а любви.
      – Дахиба будет танцевать здесь с завтрашнего вечера, – снова склонился к ней назойливый официант.
      – Кто такая Дахиба? – раздраженно спросила Нефисса.
      – Бисмиллах! – У него округлились глаза. – Наша самая знаменитая танцовщица! Видно, вы не выходите по вечерам, мадам. Такая богатая женщина – и избегает развлечений…
      Вот оно! Он думает о ее деньгах. Его поведение и отталкивало, и привлекало Нефиссу – ведь, может быть, он считает ее красивой – может быть…
      – Я никогда не работаю по вечерам, – продолжал он. – Если работаю днем, то освобождаюсь в три. Живу недалеко отсюда.
      Прямая атака – какая наглость! Нефисса закрыла сумочку и вышла из кафе. Женщины рода Рашидов не покупают любовь.
      Приняв решение заполучить Камилию, Омар уже месяц выжидал благоприятного случая. В доме всегда было так много народу, что остаться наедине было почти невозможно. Но Омар надеялся подстеречь ее на лестнице или завести за кусты в саду. Он знал, что справится с ней, хоть она и сильная – десять лет в балетной школе развивают и гибкость, и мускулы. А может быть, она не станет бороться и уступит…
      В этот день умма надела мелаю и вышла за калитку – надо было не упустить случая. Хотя Амира теперь выходила из дому, но редко – в мечети Хуссейна и Зейнаб на праздники этих святых, раз в год на могилу мужа и раз в год – как сегодня – на мост, соединяющий с Каиром остров Джизру. Там она стояла и бросала в воду цветы – Омар рассчитал, что имеет в своем распоряжении, по меньшей мере, час. Омар знал, когда Камилия возвращается с урока балета; только бы она не остановилась по пути поболтать с подругами. Но вот и она!
      – Йа! Камилия! – закричал он. – Иди, я тебе что-то покажу.
      – А что такое?
      – Подойди, увидишь!
      Она посмотрела с сомнением, но любопытство взяло верх. Она положила учебники на землю, они обошли кругом террасу, окруженную металлическим плетением, и Омар толкнул ее в кусты цветущего гибискуса.
      – Йа, Алла! – вскричала она, когда Омар бросил ее на землю и упал на нее. – Отпусти меня, ты, придурок!
      Он зажал ей рот рукой – она укусила его ладонь.
      Когда он приподнялся, чтобы стянуть с себя шорты, Камилия резким толчком сбила его с ног. Она села, стряхивая с блузки травинки, но Омар снова обрушился на нее и стал задирать ей юбку. Она сильно толкнула его в грудь – взвыв от боли, он упал навзничь. Камилия вскочила на ноги, задыхаясь, и сердито воскликнула:
      – Ты с ума сошел, Омар Рашид? Какой джинн в тебя вселился?
      – Во имя Бога, скажите, что здесь происходит?! Они обернулись и увидели Амиру, выходящую из-за решетчатой веранды – верх черной мелаи откинут на плечи, на лице гнев.
      – Омар! Что ты делаешь?! Он попятился:
      – Умма!
      – Убирайся, придурок, – сказала Камилия, оправляя юбку. Она подошла и ударила его по щеке. – Эх ты, размазня, махалабея – рисовый пудинг. Мы же с тобой не помолвлены и никогда не будем. Не смей подходить ко мне! – Она собрала свои книги и ушла.
      Омар стоял перед бабушкой, как ягненок.
      – Я думал, что вы ушли, умма, – беспомощно пробормотал он.
      – Я забыла цветы и вернулась.
      Черные глаза Амиры светились упреком. Десять лет назад Омар так же стоял перед ней с виноватым видом – она увидела, что он обрывает крылья бабочке. Первый раз в жизни Амира ударила его так, что он пошатнулся. А сейчас он смотрел на красивую, статную женщину с властным подбородком и пронзительным взглядом черных глаз и жалобно, как ребенок, просил:
      – Простите меня, бабушка…
      – Прощает Бог… – возразила Амира и, строго глядя на внука, сказала: – Омар, ты не должен так поступать.
      – Но я пылаю, бабушка, горю страстью.
      – И другие тоже, но умеют сдерживать себя. И ты учись самообладанию. Ты не должен касаться Камилии.
      – Но я хочу жениться на ней! – Нельзя.
      – Почему? Ведь мы двоюродные – за кого же еще ей выйти замуж?
      – Ты не все знаешь, Омар. Вы с Камилией молочные брат и сестра – Нефисса кормила и тебя и девочку, лишившуюся матери. Коран запрещает брак вскормленным одной грудью. Это инцест.
      – Я не знал! – В голосе Омара звенели слезы. – Что же мне делать?
      – Молись Богу.
      Когда Амира вернулась в дом, Омар стал неистово топтать грядку лилий, потом ринулся в дом, без стука ворвался в комнату матери и закричал:
      – Жените меня! Немедленно!
      Нефисса, сидевшая за туалетным столиком, подняла на него глаза и спросила:
      – А кто эта девушка, дорогой?!
      – Нет у меня девушки. Никакой. Найдите мне жену!
      – А как же с твоей учебой?
      – Мне еще три года учиться. Я не выдержу, погибну. Буду учиться и после женитьбы, получу диплом… Обещаю!
      – Нетерпение чувств двадцатилетнего, – вздохнула Нефисса. Но мальчик вне себя – она испугалась за сына. – Хорошо, я поговорю с Ибрахимом, – решительно сказала она.
      Хассан поднимался вслед за слугой по лестнице, ведущей на мужскую половину, с бодрым и оживленным видом. Наконец он решился поговорить с Ибрахимом о своем неотложном деле. Из осторожности Хассан долго откладывал разговор, опасаясь неожиданной реакции. До тюрьмы Ибрахим был открытым и доброжелательным, и Хассан читал его душу легко, как детскую книжку с картинками. Теперь Ибрахим был замкнут, молчалив, у него бывали периоды острой депрессии. Он никому не рассказывал, что испытал в тюрьме, – не рассказывал и Хассану. К этому новому полузнакомому Ибрахиму надо было подходить осторожно, а дело Хассана требовало еще и особой деликатности.
      Слуга постучал и открыл дверь, и Хассан увидел знакомую, богато убранную комнату. Ибрахим встал ему навстречу с приветливой улыбкой и предложил чашечку кофе. Хассан предпочел бы виски, но бедного Эдди уже нет и виски снова не подают в этом доме. Хассан не очень-то верил, что Эдвард погиб из-за неосторожности при чистке оружия – уж слишком аккуратно посреди лба была расположена дырочка. Но Амира стояла на своем и убедила полицейских. Эта женщина в защите фамильной чести несокрушима, как скала!
      – Я рад видеть тебя, мой друг, – сказал Ибрахим.
      Хассан просветлел: расположение духа хозяина сулило благоприятный ответ. Они зажгли сигареты и побеседовали о ценах на хлопок, об Ассуанской плотине. Приспособившись к атмосфере нового Египта, Хассан словно забыл английский язык и говорил только по-арабски. Наконец, он решился перейти к делу.
      – Сегодня для нас с тобой знаменательный день, Ибрахим. Я пришел просить руки твоей дочери.
      Ибрахим ответил не сразу:
      – Это крайне неожиданно. Я не предполагал, что у тебя такое намерение.
      – Я три года в разводе, и мне надо жениться. Этого требует и мое общественное положение – ты знаешь, что я занимаю пост в правительстве. Она, конечно, молода, но уже достигла брачного возраста.
      – Хм, молода, – но тебе-то сорок пять, – заметил Ибрахим.
      – Да, мы ровесники, – согласился Хассан. Ровесниками они не выглядели – мужественный, со спортивной фигурой, Хассан казался лет на десять моложе поседевшего в тюрьме, худого и сутулого Ибрахима.
      – Я думаю, мы еще обсудим твое предложение, – продолжал Ибрахим. – Ведь Камилию пригласили в балетную труппу…
      – Камилия? Но речь идет о Ясмине! – перебил его Хассан.
      – О Ясмине?! – нахмурился Ибрахим. – Нет, в таком случае я согласию не даю.
      Хассан мысленно приструнил себя – нельзя испортить дело чрезмерной настойчивостью. Он во что бы то ни стало должен получить Ясмину, нежную, словно лунный луч.
      – Она хочет поступить в университет, – сказал Ибрахим.
      – Как многие современные девушки. А выйдут замуж, забеременеют и видят, что образование ни к чему.
      – Но почему Ясмина?
      Хассан ответил не сразу. Не мог же он ответить: «Я хотел иметь Элис, взамен беру ее дочь…» Он пожал плечами и сказал:
      – Почему Ясмина? Она молода и прекрасна. Изящна, благовоспитанна и послушна – все добродетели, которые должны быть в жене… – Про себя он добавил: «Я женюсь не для того, чтобы иметь сына, у меня их и так четверо. Моя цель – развлечения в постели, и маленькая Ясмина – прелестный объект».
      Обдумав неожиданное предложение Хассана, Ибрахим счел его почти приемлемым. Он знал, что будет очень придирчив в выборе жениха для любимой дочери, а у Хассана много достоинств, и они дружат с детства…
      – Не считай мое предложение необдуманным, – осторожно добавил Хассан. – Я давно считаю себя членом твоей семьи и хочу стать еще ближе. Мы ведь с тобой почти что братья. Помнишь, как мы втроем с Нефиссой катались по Нилу и лодка опрокинулась?
      Ибрахим засмеялся.
      – Почему же не узаконить мою причастность к твоей семье? – настаивал Хассан. – И ты будешь чувствовать, что ваш зять – не чужак, а хорошо знакомый человек, что Ясмина будет жить в таких же условиях, как дома… Ведь я богат… А мне важно, – продолжал он, – иметь жену знатного рода и хорошего воспитания, аристократку. Выбор теперь в новом Египте невелик. И я знаю, что Ясмина благоволит ко мне.
      – Ну что ж, – задумчиво сказал Ибрахим, – тогда давай договоримся…
      – Документы для подписания контракта со мной, – заторопился Хассан, доставая золотое перо. – И со смешком добавил: – Я стану твоим зятем, смешно, не правда ли?
      Нефисса собиралась постучать в дверь брата, когда вдруг услышала голос Хассана, называющий ее имя… Далее она уловила фразу: «и я знаю, что она благоволит ко мне…» Сердце Нефиссы остановилось – она поняла, что речь идет о сватовстве, хотя, оглушенная неожиданностью и растерянная, всего разговора не слышала. «Мне надо иметь жену знатного рода… аристократку…»
      Придя в себя, Нефисса отпрянула от двери, пробежала на женскую половину, в свою спальню, причесалась, тронула губы помадой и ринулась к садовой калитке. Через несколько минут на дорожке появился Хассан, и Нефисса шагнула ему навстречу.
      – Я все слышала, – сказала она, – случайно я все услышала.
      Он посмотрел на нее недоуменно.
      – Ваше предложение, – продолжала она, – я согласна. Я давно люблю вас, Хассан.
      – Вы согласны? – изумился он. – Но ведь речь не о вас.
      – Я слышала свое имя!
      – Я сделал предложение вашей племяннице Ясмине, она молода и привлекательна. Зачем мне подержанный товар, если я могу получить красивейшую девственницу Каира!

ГЛАВА 3

      Амире вновь не давали покоя знакомые сны. Остановка каравана в пустыне, палаточный лагерь, звездное небо… Какая-то четырехугольная башня… И новый персонаж – огромный человек с угольно-черной кожей, в алом тюрбане. Раньше этот сон приходил накануне рождения ребенка в доме, но что предвещал он теперь?
      Амира и Ясмина мыли на кухне посуду после вечернего чая. Мужчины ушли в мечеть на пятничную службу, женщины помолились дома. Садовая калитка была, как обычно, открыта для приема гостей. Внучки помогали Амире в хлопотах на кухне – она исподволь приучала их к хозяйству, регулярно заставляя выполнять работу служанок.
      – Что такое импотенция, умма? – спросила Ясмина. Амира как будто и не слышала внучку – Ибрахим сообщил ей, что он дал согласие Хассану аль-Сабиру, который просит в жены Ясмину, и она была очень растревожена этой новостью.
      – Умма?
      Амира посмотрела на Ясмину:
      – Что тебе, Мишмиш?
      – Я слышала, что ум Хуссейн просил у тебя лекарство от импотенции. А что это такое?
      – Неспособность мужа выполнять свой долг. Ясмина нахмурилась – она не совсем понимала, что такое долг мужа.
      – А какое есть лекарство от импотенции, умма? Прежде чем Амира ответила, из угла кухни прозвучали слова старой поварихи Бадавии:
      – Молодая жена! – и вся кухня грохнула смехом.
      Амира обняла Ясмину и с улыбкой сказала:
      – Бог даст, этой заботы у тебя в замужестве не будет, Мишми!
      – О, я замуж не собираюсь! Кончу университет, стану доктором. Я знаю свое будущее.
      Амира и Марьям, которая тоже помогала на кухне, обменялись понимающим взглядом – уж эти современные девушки!
      Вмешалась в разговор Камилия:
      – И я хотела бы знать свое будущее!
      Марьям подошла к ней, погладила по голове и сказала:
      – Мы в молодости вот как гадали: надо подержать в ладонях яйцо, ровно семь минут, и потом опустить его в стакан с водой: если яйцо не потонет, муж будет богатый, если потонет – бедный, если скорлупа треснет…
      – Да я не об этом хочу знать, тетя Марьям! – нетерпеливо прервала ее Камилия.
      Ясмина взяла из рук Бадавии малиновый торт, только что вынутый из печи, и вдохнула его аромат.
      – Умма, – спросила она, – а почему больные женщины приходят к тебе, а не к настоящему доктору, как папа?
      – Из скромности, дорогая, – ответила Амира, тщательно вытирая чашки.
      – Но ведь у папы есть пациентки!
      – Этих женщин я не знаю, а ко мне приходят те, которые не хотят показываться чужому мужчине.
      – Но тогда нужно больше докторов-женщин, правда, умма?
      – Сколько вопросов! – Амира засмеялась и снова обменялась взглядом с Марьям – ах уж эта молодежь!
      Внуки Ибрахима и Нефиссы наполняли дом Рашидов звоном и трепетом молодости, и Марьям, дети которой разъехались по всему свету, часто завидовала подруге. Последнее время она думала, что мужу пора бросить дела, которые к тому же в новом Египте шли не особенно успешно, чтобы им обоим уехать к детям и растить внуков. Она собиралась сегодня поговорить об этом с Сулейманом.
      Захра на кухне вынимала из печи поднос со сдобными булочками, посыпанными кунжутом. Ей было уже тридцать лет, она очень пополнела. Из кухонной девчонки за эти годы она стала первой помощницей главной поварихи Бадавии и должна была вскоре занять ее место – та была уже очень стара.
      Камилия взяла из ее рук поднос; Захра ласково посмотрела на ее озабоченное хмурое личико.
      Захра относилась по-матерински и к ней, и к Ясмине. Она высчитала, что дата поминовения матери Камилии, когда девочка ездила на кладбище, совпадает с датой первой встречи Захры с незнакомцем.
      Значит, это в ночь смерти первой жены он рыдал на берегу канала, когда Захра подошла к нему с кувшином, поняла она. Захра нежно относилась и к девочке, лишившейся матери, и к Ясмине, рождение которой было причиной усыновления Захарии. Обе девочки были ей как родные.
      – Тетя Марьям, – спросила Камилия, которая выглядывала из окна кухни, потирая плечо, ушибленное Омаром, – вы смотрели новый фильм с Дахибой?
      – Нет. У дяди Сулеймана нет времени ходить в кино.
      – Ну, сходите с уммой. Как Дахиба танцует! Амира, услышав предложение Камилии, рассмеялась:
      – Когда мне ходить в кино! – Потом она обратилась к Ясмине: – У детей миссис Абдель Рахман летняя лихорадка, я должна им отнести настой иссопа. Поедешь со мной?
      – Охотно, умма. Я пойду за такси.
      В это время в кухню вошел Захария. Одна из кухонных девушек подготавливала мелких птичек породы ассафир; она ощипывала их, отрезала лапки и клювики, вдавливала головки в разрез на груди и нанизывала их на небольшой вертел. Захария при виде этих четок вздрогнул и отвернулся.
      «Как похож на отца! – нежно подумала Захра. – Абду тоже был добр и сострадателен ко всему живому…» И в другом он похож на отца: сочиняет стихи, религиозен; и даже в физическом облике Захарии – широкоплечего и зеленоглазого – словно возродился Абду, возлюбленный Захры.
      Как только Амира вышла из кухни, к Захарии подскочила Камилия:
      – Ты достал, Закки? Достал?
      После того как они ходили в кино, Камилия обратилась к нему с просьбой:
      – Закки, я должна узнать, где живет Дахиба! Я должна с ней встретиться. Я хочу учиться у нее. Если она увидит, как я танцую, она заинтересуется мной. Ты только достань ее адрес.
      И вот он стоит перед ней, улыбается и протягивает ей листок:
      – Стоило пятьдесят пиастров! В клубе «Золотая клетка» раздобыл… Она там танцует. И знаешь, я ходил по этому адресу. Настоящий дворец, а у нее телохранители и «шевроле»! Я видел, как она выходила из дома! Клянусь Богом, в Египте есть королева!
      – С ума сойти! – восхищенно вздохнула Камилия. Сжимая в руке бумажку, она поцеловала Закки и умчалась с криком: – Я тебя буду обожать всю жизнь! Спасибо, спасибо!
      – Где мы, бабушка? – спросила Ясмина, выглядывая из такси. Она никогда не была в этой части старого Каира. После того как они отвезли лекарство больным детям миссис Абдель Рахман, Амира велела водителю ехать на улицу Жемчужного Дерева. И вот они находились перед домом, где Амира впервые встретила Али Рашида сорок шесть лет назад.
      Несколько пристроек обветшали, но главное здание выглядело не хуже, чем дом Рашидов, – тоже особняк девятнадцатого века, с красивым фасадом, с цветами и деревьями вокруг дома. Со ступенек главного входа сбегали девочки в форме, с ранцами и коробочками для завтрака – это была теперь школа! «Дом, где я была заключена в гареме, – подумала Амира, – стал школой, где девочки получают образование и становятся свободными современными женщинами. А как я жила здесь?» Амира закрыла глаза и попыталась пробиться через толщу лет, но по-прежнему не могла вспомнить, как она жила в гареме с семи до тринадцати лет – она помнила только тот день, когда с Али Рашидом покинула этот дом, со ступеней которого сбегают теперь веселые девочки.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28