— Не смеши, Драйгар… — Клеймор сплюнул на и так уже порядком загаженный пол. — Ты дело говори. Десяток мертвяков — это для тебя одного работа.

— Дело… — Драйгар нахмурился. — Дело в том, милорды… и леди, что возле города неделю назад видели Серого Паладина.

Первым желанием Рона было встать и уйти. Пока не поздно. В конце концов, можно купить домик и выращивать репу до глубокой старости. Тихо и мирно. Разумеется, это желание он успешно пода вил в зародыше и принялся с интересом наблюдать за реакцией остальных.

Клеймор воспринял новость равнодушно — ему давно уже было наплевать на собственную жизнь. Паладин так Паладин, какая, собственно, разница?

Гном угрюмо покачал головой и зачем-то принялся внимательно изучать лезвие своей секиры. Раскрывать лишний раз рот он, похоже, не собирался

Айрин слегка побледнела, едва не вскрикнув. Было от чего…

Остальные отнеслись к новости спокойно, что говорило не об отваге, а о полном незнании предмета обсуждения. Что тут же и подтвердил Петер, потирая здоровенные кулачищи.

— А что нам какой-то Паладин. Надо будет, и его уделаем. Что это, кстати, за птица такая, не слыхал.

— Эх, сынок, зеленый ты ишшо, — вздохнул Рон. — Ну, друга, кто сказывать будет про Серого? Надо ж детям знать, на что идем.

Посмотрев на лица тех, к кому был обращен вопрос, Рон понял, что сказывать придется-таки ему.

* * *

История появления в этих краях Серого Паладина была известна многим. Кое-кто даже мог похвастаться, что видел Серого лично. Правда, таких было немного, а из хвастунов львиная доля врала безбожно.

Лет двести назад жил в здешних краях рыцарь, сэр Тай Райнборн. Роду не слишком древнего, но достаточно знатного. Богатством не славился, в ратном деле проявил себя не больше других, хотя, надо отдать должное, и не меньше. Красотой не блистал, разбитым девичьим сердцам счета не вел, да и не было особенно сердец тех.

И все же нашлась одна, что стала для него всем. Было ему лет двадцать пять, когда попросил он руки леди Энджелы из такого же малозначительного рода Парвелл, чей замок стоял по соседству. Говорят, что была она весьма хороша собой и что поступок Райнборна вызван был не расчетом или необходимостью, а столь редким чувством, как любовь. Взаимная. Леди Энджела, а вместе с ней и ее отец ответили согласием, и дело стало уверенно продвигаться к свадьбе.

В те времена отношения сюзерена и его вассалов были сложными. Призывая под свои знамена рыцарей, герцог, хозяин этих земель, вполне мог недосчитаться половины ожидаемого войска. Не хочет, скажем, барон идти на войну — и не идет. А на претензии своего лорда спокойно заявляет, что за его спиной двадцать поколений именитых предков и герцог, чей отец получил корону лишь за счет постоянного участия в постельных играх, ему не указ.

Так вот, герцог кинул клич, и сэр Райнборн, как истинный рыцарь, счел долгом откликнуться на зов. Свадьбу пришлось отложить, а молодой воин, облачившись в доспехи, отправился сражаться за чьи-то интересы. Согласно договору с будущим свекром, леди Энджела на это время взяла в свои руки ведение хозяйства в замке нареченного.

Вернулся он спустя год. Вокруг уже сгустились сумерки, но огни не освещали бойницы высоких стен, и ни одной живой души не было в замке, когда копыта боевого коня зацокали по опущенному, и в последнее время явно не поднимавшемуся подъемному мосту. Только леди Энджела встретила своего суженого у двери донжона.

— Где все люди, любовь моя? — спросил воин, оторвавшись наконец от губ возлюбленной.

— Разбежались… — равнодушно бросила она. — В доме нужна мужская рука, а что могу я, слабая женщина? Но теперь мы вместе, и это главное, верно?

Потом был ужин при свечах, слова любви, рассказы о подвигах и признания в том, что он думал все это время лишь о ней одной. А потом леди Энджела недвусмысленно указала жениху в сторону постели.

Конечно, завалить на сено крестьянскую деваху — дело стоящее. Или тайком нырнуть в будуар ослепительной миледи, пока ее муж с приятелями травит кабана в ближайшем лесу, оставив свое сокровище без присмотра. Но вот собственную невесту до свадьбы… ну, не принято это было. Сейчас-то, понятно, нравы куда проще, а тогда рыцарь был поражен, можно сказать, в самое сердце столь… бесстыдным поведением подруги.

И все же он не смог устоять перед очарованием нежного тела возлюбленной. А когда все завершилось и он отдыхал, лежа на огромном супружеском ложе, леди Энджела улыбнулась ему… и атаковала…

После того как вампир укусит свою жертву, та часто начинает в свою очередь желать свежей крови. Что-то он должен для этого сделать, что именно— знают только сами вампиры. По понятным причинам обычно они с людьми этими секретами не делятся. Так что иногда жертва сама становится вампиром, иногда умирает. Им не повезло…

Разумеется, установить, когда в замке появился вампир, каким образом он подобрался к леди Энджеле, было уже невозможно. Да и не важно. Важно лишь то, что ее стремительно отросшие клыки впились в шею утомленного дорогой и любовью воина. Важно лишь то, что ему удалось оторвать ее от себя, удалось дотянуться до меча и…

Он убил ее. Вампиры умирают долго, тяжело — обычное оружие для них опасно, конечно, но куда менее, чем для человека. Поэтому он сам, своими руками, буквально разрубил невесту на куски. Он рубил ее, а она кричала, что любит его и что хочет, чтобы они были вместе навсегда. И даже отсеченная голова еще пыталась шептать ему о своей любви…

Что он делал потом, отдельная история. Как похоронил ту, что так и не стала его женой, как обнаружил в подвалах замка десятки высосанных до последней капли крови трупов… Самое важное то, что спустя несколько дней у рыцаря начали медленно, но верно расти клыки. Леди Энджела сказала правду. Она действительно хотела, чтобы ее жених навсегда остался с ней. И сделала для этого все…

И перед ним встал выбор: либо покончить с собой — по всем правилам, осиновым колом в сердце, — либо начать охотиться на людей в поисках свежей горячей крови…

* * *

Айрин приподняла руку, обратив открытую ладонь к Рону, и тот замолк. Девушка чуть заметно улыбнулась краешками губ:

— Вы, сэр, вполне способны посрамить многих известных мне менестрелей. Похоже, вы не в первый раз излагаете старинные легенды.

— Да уж. — Рон отвесил сании полупоклон, благодаря за комплимент, — Моя жизнь проходила не только под звон мечей.

— Позвольте, я продолжу вместо вас?

— О, конечно, леди…

— Благодарю. Да, как сказал сэр Сейшел, у молодого воина оставалось два пути. Он выбрал третий…

Среди видов магии, практиковавшихся у людей и представителей старших рас, было немало того, что запрещалось и законами людскими, и законами божьими. Как правило, это в той или иной мере касалось некромантии. За некромантами с равным рвением охотились и люди, и эльфы, и даже гномы.

Некромантия как вид магии не ограничивалась умением оживить недельной давности труп и заставить его подчиняться хозяину. На ее почве выросли свои магистры, которым было доступно очень и очень многое. Правда, в отличие от более популярных школ магии, некроманты, просто из боязни за свою голову, старались держаться в тени. Конечно, далеко не все они были злобными ублюдками, и тем не менее сказать вслух о занятиях некромантией было равносильно подписанию себе смертного приговора. Причем смерть зачастую была быстрой и легкой.

Один из выпускников знаменитой школы Сан, в миру — простой Воздушный маг, давно и прочно погряз в изучении черной магии, некромантия давала владельцу немалое могущество, а любой маг, если он не лодырь и не тупица, всегда стремится расширить свои возможности. Его звали Шорниусом, и в то время среди людей не было более сильного темного мага. Правда, изыскания старика, которым он посвятил всю свою долгую, как у большинства магов, жизнь, были в основном теоретическими. И знали о них только самые близкие друзья.

Сэр Тай Райнборн обратился за помощью именно к Шорниусу. Сейчас мы знаем, как излечить человека, пораженного «вампирьей чумой». Тогда это считалось невозможным, и Шорниус мог… нет, он обязан был принять меры, чтобы предотвратить распространение болезни. Одним словом, молодой человек должен был умереть. Но маг знал рыцаря еще с тех пор, когда тот пешком ходил под стол. И он сделал сэру Райнборну предложение, втайне даже надеясь, что тот откажется. Потому что это было хуже, чем пронзающий сердце осиновый кол.

Серый ритуал считается запретным даже среди некромантов. Это — мрак для мрака, самое страшное из всего, чего достигла наука оживления мертвых. Но рыцарь не дрогнул и принял предложение.

Когда человек умирает, его освобожденная душа улетает к Торну, чтобы вечно наслаждаться схватками и пирами. Или к Чару, в глубинные ледяные каменоломни, где те, кто вел в этом мире неправедную жизнь, будут вечно долбить деревянными молотами несокрушимый гранит для дворцов небожителей. Но любой целитель знает, что даже после того, как человек умер, его душу еще можно вернуть в тело, если действовать быстро.

Шорниус убил молодого рыцаря… Он убил его жестоким, страшным способом — заживо сняв с него кожу. А когда прервался стук сердца молодого воина, маг сумел вернуть жизнь в обмякшее тело. А затем принялся убивать его снова…

Тринадцать раз умирал Тай Райнборн. Его тело маг резал и рвал на части, отравлял ядами, вызывавшими страшные корчи, и поджаривал на медленном огне. И каждый раз могучие заклинания серого ритуала возвращали жизнь в истерзанное тело. Когда рыцарь умер в тринадцатый раз, его душа уже не могла улететь на небо — ее держала страшная боль, боль тела, которого она уже не имела. Душа осталась на грешной земле.

Затем маг наложил на нее заклятия призрачного меча и призрачных доспехов. Это — единственные из находок некромантов, которые вошли в обиход светлых магов. Но живому человеку призрачные доспехи дают лишь несколько мгновений полной, абсолютной неуязвимости, а туманный меч позволяет нанести лишь один удар. И расплата за это велика. Чистая же, не обремененная телом душа приняла эти заклинания навсегда.

Таким он стал, такой он и сейчас, Серый Паладин. Сквозь его призрачные доспехи видно солнце и деревья, и нет такого удара, который смог бы их пронзить. Внутри они пусты. Душа убитого воина заставляет сжиматься латную перчатку, поднимающую туманный меч, для которого нет преград. Он всегда там, где свирепствует нежить или иные злобные твари. Он появляется ниоткуда и исчезает в никуда, оставляя за собой останки тех, кто несет зло живым. Это — его вечная охота…

* * *

Айрин замолчала, и Рон с удивлением отметил, что в уголках ее глаз предательски блестят крошечные капельки влаги. Несколько минут стояла тишина, и наконец Брик тихо спросил:

— А что стало с этим… как его… некромантом?

— Шорниус довел дело до конца, после чего подробно написал о деталях ритуала в Конклав магов. А потом повесился у себя в опочивальне.

— Ну и что тут такого?! — воскликнул Петер, хлопая себя ладонями по толстым ляжкам. — Разве плохо? Да с таким союзником мы же горы свернем, верно?

— Видишь ли, малыш, — вздохнул Рон. — Орлы мух не ловят. Серый Паладин появляется там, где дела идут не просто плохо — где уже хуже некуда. Там, где он, — всегда бойня…

— Да уж, — подал голос Клеймор, и его рука дернулась к рукояти меча. — Последний раз, если не ошибаюсь, его видели у Чернолесья. Деревенька такая… была. Лет двадцать назад.

— Двадцать два года, — уточнил Рон. — Видишь ли, дружок, эта деревня была захвачена вампирами. Полностью. Они, конечно, делали свое черное дело постепенно, пожалуй даже, все началось с одного кровососа. Но деревенька стоит на отшибе, гостей там не каждый год встретишь… Так что, когда спохватились, людей там уже не было. Более полутораста дворов. Более семи сотен созревших вампиров… Туда послали два полка герцогской гвардии, шесть тысяч ветеранов. И Серый Паладин сражался рядом с ними, плечом к плечу.

— Сколько вернулось? — хмуро спросил гном.

— Двести сорок три бойца. И человек двадцать потом умерли от ран. А если бы не Серый, не вернулся бы ни один. Ребенок, ставший вампиром в возрасте трех лет, без труда справляется с опытным воином…

— Постойте, постойте, — вмешался Брик. — Вы же сказали, что этот ваш Райнборн справился с вампиром один на один…

— Она не хотела убивать его, — сухо сказала Айрин. — Она любила его, несмотря ни на что. Она лишь пыталась обратить его…

* * *

Мимо величаво проплывали заснеженные ели, играя на солнце мириадами искр. Ветер утих, а вместе с ним утихла и непогода, и теперь яркое солнце, еще по-зимнему холодное, но уже начинающее по капелькам давать людям свое тепло, приятно радовало глаз. Вокруг висела странная, звенящая тишина, нарушаемая лишь скрипом снега под копытами лошадей да глухим позвякиванием металла во вьюках.

Отряд ехал молча. Каждый имел свои причины на то, чтобы отгородиться от спутников завесой тишины. Кто-то гадал о том, во что на этот раз вляпался, кто-то строил планы на будущее, в которых неизменно фигурировало золото и подвиги, а кто-то окунулся в прошлое, полностью отдавшись мерному покачиванию в седле.

Торопиться не было смысла — ведь впереди перевал, достаточно труднопроходимый и в летнее время, а уж сейчас, зимой, и подавно. Конечно, в жилах юношей типа Петера играла кровь, заставляя поминутно ощупывать меч на бедре и хотя бы мысленно пускать лошадь в галоп, но остальные двигались без спешки, понимая, что их ждет еще столько сложностей и поводов для проявления молодецкой удали.

Драйгар ехал первым. В проводнике они не нуждались, дорога была большинству хорошо известна, но как-то так повелось, что командир должен возглавлять отряд. За ним, парой — и это несмотря на относительно узкую тропу, еще не укатанную после снегопада крестьянскими санями, — ехали братья. Они по-прежнему шумно восхищались благородным Лордом, его отвагой и мужеством, а также поистине святым стремлением совершать благие поступки. В предстоящем путешествии они видели лишь возможность прославиться, а там, чем Чар не шутит, еще и вернуться домой с полными кошелями звонкого золота.

Клеймор, как обычно, предпочитал одиночество, чему никто не мешал. Воин производил на окружающих столь неблагоприятное впечатление, что даже те, кто не знал его истории, старались не докучать ему. Рона же нисколько не смущала поникшая поза новоиспеченного товарища по ратному подвигу — в бою рыцарь был быстр как молния. Что подтверждалось тем, что он был до сих пор жив, несмотря на его нашумевшую привычку ввязываться в опасные стычки, не думая о последствиях. Пожалуй, Рон не стал бы настаивать, что владеет оружием лучше, хотя и сам имел определенную известность среди любителей помахать мечами.

Брик что-то увлеченно втолковывал гному, для убедительности размахивая руками. Тьюрин, выглядевший в роли всадника смешно, больше был озабочен тем, чтобы не грохнуться с лошади, и, похоже, пропускал мимо ушей все, что говорил юноша. Рон лишний раз подивился тому, что гном принял участие в этом походе, — наездником он был никудышным, а это означало, что дорога превратится для низенького бородача в пытку.

Рон занял, может, и не очень почетное, но весьма приятное место в арьергарде отряда. Приятное прежде всего потому, что ему представилась возможность ехать бок о бок с волшебницей. Айрин, похоже, с толком употребила полученное золото, и ее вороная кобыла благородных кровей ступала легко и грациозно, гордо неся на себе прекрасную всадницу. Магичка предпочла мужское седло и оделась соответственно, а Рон про себя отметил, что мужской костюм может красить женщину ничуть не менее, чем роскошное платье. Его, правда, несколько удивила лошадь девушки — он и не думал, что в этом захолустье можно найти такое чудо… но, с другой стороны, сам он к лошадям страсти не питал, а значит, и рынком особо не интересовался. Мысль о том, что кобыла принадлежала сании изначально, он, подумав, отбросил — благородное животное стоило никак не менее трех, а то и четырех золотых марок, огромные деньги, каких, как ему показалось, у девушки не бывало.

Зато когда он увидел ее оружие, то не смог сдержать стона…

Арбалеты были изобретены уже не одну сотню лет назад, но как-то не прижились в народе. Активно применяли их, пожалуй, разве что при защите замков, а в открытом бою пользовались ими только гномы, стрелки от природы плохие, да женщины. Возможно, виной тому влияние эльфов, общепризнанно непревзойденных лучников — пока бородатый воитель, со всей своей утроенной на прокладке подземных тоннелей силой, натягивал громоздкий агрегат, эльф успевал превратить его в ежа. Колючками внутрь. Даже человек успевал выпустить три-четыре стрелы из лука против одной арбалетной, а эльф — шесть, а то и семь.

И тем не менее пытливые умы продолжали совершенствовать это чудо техники, доводя совершенство до абсурда. Именно такой абсурд и висел сейчас за спиной молодой волшебницы.

Рон знал это убоище, порожденное, видимо, приступом белой горячки. Мастер решил устранить главный недостаток арбалета — низкую скорострельность. Причем сделал это самым радикальным способом — его монстрообразное творение способно было выпустить пять стрел подряд. Заряжание же этого сложного механизма превращалось в долгий и трудоемкий процесс.

Сделано было оружие, по всей видимости, давно, по крайней мере Рон, хорошо разбиравшийся в клеймах мастеров, не помнил имени, выгравированного на прикрученной к прикладу серебряной нашлепке. А делал, несмотря ни на что, мастер. Арбалет много лет висел на самом почетном месте в лавке оружейника — и Рон всерьез полагал, что точно на том же месте он висел и во времена деда нынешнего торговца. И вот, Чар дери, нашел-таки своего покупателя… покупательницу.

От критики он воздержался, хотя мог бы сказать, что под словом «арбалет», вырвавшимся у него в тот первый вечер знакомства, он имел в виду что-нибудь легкое и изящное, подходящее для тонкой женской ручки, и не менее смертоносное, чем вошедшие в обиход эльфийские снадобья, которые люди необразованные огульно называют ядами. В конце концов, каждый выбирает по себе… Не станешь же упрекать гнома за его секиру, которую нормальный человек поднять-то, может, и поднимет, а вот орудовать ею битый час кряду, что вполне по плечу любому старику из подгорного племени…, где уж там.

Айрин ехала молча, и некоторое время Рона это устраивало — он мог себе спокойно любоваться идеальным профилем девушки. Но потом он счел, что молчание слишком уж затянулось и пора переходить от созерцания к приятной светской беседе.

— Позвольте спросить, леди… — начал он, прерывая путь ее раздумий.

— Что?.. А, да, конечно, сэр… — встрепенулась сания, поворачиваясь к Рону. Лошадь прекрасно видела дорогу и совершенно не нуждалась в узде, поэтому всадники могли уделить внимание друг другу.

— Вы давно закончили школу, леди?

— Прошлой весной…

Не дело простому смертному задавать такие вопросы Пламенному магу… да и никакому другому магу, вообще говоря. Не любят они этого. Считается, что выпускник школы Сан является опытным магом уже потому, что он выпускник этой школы. О чем недвусмысленно свидетельствует туманный кристалл. А уж который маг лучший, а который хуже — так это не всякого ума дело, а касается только самих магов. И восприми сания данный вопрос как намек на свою молодость и неопытность — быть скандалу.

Рон же, напрашиваясь на неприятности, желал лишь посмотреть, как девушка отреагирует на выпад. Да, конечно, она волшебница, но юная, наверняка не слишком искушенная и уж совсем наверняка не имеющая за плечами сколь-нибудь существенного боевого опыта. А они хоть и простые рубаки, но каждый из них… ну, кроме братцев и Брика, понятно, стоит десятерых. И относиться друг к другу надо по-товарищески, а не считать плебеем того, кто завтра, возможно, будет прикрывать твою спину.

Так что ответила она хорошо — чуть смущаясь, без гнева или даже легкой вспышки, хорошо… Но не показалась ли ему некоторая пауза?

— А скажите, сэр…

— Простите, Айрин-сан, но меня все называют просто Роном. Я, знаете, привык к этому имени, и оно мне нравится. Мне будет приятно, если вы тоже станете меня так называть.

— Спасибо… Рон. — Она выговорила это с небольшой заминкой, как будто делая над собой усилие. Рон мимоходом подумал о том, что девушка производит впечатление особы высокого происхождения, чему резко противоречит ее финансовое состояние. — И, Рон, я тоже прошу вас называть меня по имени.

— Это честь для меня, леди… Благодарю… и постараюсь не злоупотреблять этой привилегией. Ваше имя столь же прекрасно, как и вы сами, Айрин-сан… и оно удивительно вам подходит.

Она чуть покраснела. Рон ее понимал — волшебница ты или нет, а комплименты всегда приятны. Правда, он не без оснований считал, что комплименты делать не умеет, но, по возможности, все же старался научиться.

— Скажите… Рон, а почему вас называют Черным Барсом?

Рон чуть поморщился, стараясь, чтобы девушка этого не увидела. Прозвище звучало красиво и веско до тех пор, пока люди не узнавали, откуда оно пошло. После чего словосочетание Черный Барс неизменно вызывало усмешку, а усмешки в свой адрес Рон переносил с трудом.

В общем, история была дурацкой. Он, тогда двадцатилетний юноша, не боялся ни Торна, ни Чара, и уж тем более — ничего земного и понятного. Веселая компания собралась в лесочке вдоволь повеселиться и отдать должное хорошему бочонку выдержанного эля.

Снег местами уже сошел, подходящую прогалину нашли быстро… А там — пир, прыжки через костер, метание боевого ножа в толстый дубовый ствол и пиво, пиво рекой!

Сырые дрова наконец прогорели, оставив после себя большое остывающее кострище, бочонок давно опустел, и вообще пора было возвращаться в село. Но парни, подогретые крепким напитком, решили, что в селе, в таверне, наверняка есть еще эль, и если за ним сбегать, то веселье можно будет продолжить. И вот пара самых быстроногих отправилась за питием, а оставшиеся на поляне молодцы травили друг другу байки, стараясь если уж врать, то покрасивше…

Неизвестно, что толкнуло снежного барса на бессмысленный поступок — броситься в атаку на одного из шумных двуногих, нарушающих лесную тишину и покой. Тем более что двуногие были осторожны, и их острые боевые ножи и охотничьи копья на крепких древках были всегда наготове — кто в лесу ворон считает, тот долго не живет.

В общем, то ли барс изголодался, то ли огромной белой кошке надоели нарушители спокойствия, только среди деревьев мелькнула белая молния, и юный Рон Сейшел грохнулся на спину, почти скрывшись под тушей зверя, нацелившего клыки на его горло и одновременно пытавшегося когтями вспороть человеку брюхо. С этим как раз у барса ничего не вышло, поскольку намедни юноша задорого купил у проезжего торговца богатую кольчугу и, будучи не в силах расстаться с обновкой, надел ее на гулянку. Кольчуга, правда, сразу перестала быть новой, но речь не о том…

Рон был хоть и молод, но силой его Торн не обидел, и уже несколько мгновений спустя он, крякнув, отшвырнул от себя рычащего барса… И рычание тут же сменилось жалобным воем — кошка грохнулась прямо в кострище.

Визжа и подвывая, барс пытался выпрыгнуть из еще горячих углей, но лапы, судорожно дергающиеся от боли, плохо ему повиновались, и зверь пару раз свалился на бок, отчего мех его покрылся черными пятнами пополам с рыжими подпалинами. Наконец выбравшись из жгучего пекла, хищник, не прекращая жалобно повизгивать, бросился наутек.

Вскоре появившиеся на поляне парни, притащившие очередной бочонок с элем, рассказали о том, что навстречу им пробежало какое-то чудище лесное, ни на что не похожее. «Мне показалось, — заявил один осторожно, боясь насмешек, — что это был барс… Но ведь черных барсов не бывает?»

Вот с тех пор и окрестили… Помимо намертво приклеившегося прозвища парень вынес из этого приключения пару шрамов на шее (его все же зацепили клыки дикой кошки), а также привычку практически никогда не снимать кольчугу. Что впоследствии не раз спасало ему жизнь в сложных ситуациях, а в них он попадал намного чаще, чем сам того бы хотел.

— С ума сойти! — восхищенно воскликнула девушка. — Голыми руками справиться с барсом…

Рон взглянул на нее с благодарностью и подумал, что предстоящее путешествие может оказаться куда приятнее, чем ожидалось поначалу…

* * *

С утра двинулись дальше — перевал был уже близко, и его следовало преодолеть засветло. Ночевка в заброшенной хижине, просторной для одинокого лесовика, но тесной для семерых мужчин и одной благородной леди, вряд ли доставила кому удовольствие, однако какая-никакая, но все же крыша над головой…

Тьюрин, ко всеобщей радости, спать так и не лег — гномам вообще не требовалось спать каждую ночь, тем более что в подземных коридорах нет восходов и закатов. Тьюрин мог обойтись без отдыха и сутки, и трое, а при необходимости — и больше. Поэтому он, по молчаливому согласию спутников, взял на себя обязанности стража и всю ночь просидел у порога, посасывая неизменную трубку и задумчиво пуская идеально ровные кольца сизого дыма.

Под утро он занялся сооружением нехитрого завтрака, и вскоре остальные члены отряда, потягиваясь и зевая, стали выползать из хижины на запах жареного бекона. Рон, раздевшись до пояса, начал обтираться снегом, а Айрин, зябко передергивая плечиками, широченными глазами смотрела на это самоистязание, кутаясь в плотный, подбитый мехом плащ.

И сейчас отряд пробирался через лес. Прошедшие снегопады были не слишком сильными, и тропа осталась вполне проходимой. Отдохнувшие кони резво двигались вперед, не обращая внимания на слой снега в пол-локтя толщиной, а всадники, расслабившись в седлах, наслаждались красотой яркого морозного утра.

До начала первого подъема было рукой подать, когда гном вдруг соскользнул с седла и вперевалку пошел пешком, ведя коня под уздцы. По своей привычке он ничего не сказал, однако отряд все же остановился и Драйгар попытался выяснить, почему благородный сын подгорного народа предпочитает месить снег на своих двоих.

Гном долго мялся, не желая говорить правду, но потом признался, что накануне сбил с непривычки зад и ляжки чуть ли не до крови.

— Я могу идти столько, сколько надо… — хмуро бросил он, недовольный столь внезапно проявившейся слабостью. — Идите вперед, я вас после перевала догоню.

— Глупости… — начал было Драйгар, но Тьюрин словно не слышал:

— Там, сразу за перевалом, деревушка будет. В таверне меня и дождетесь. Все равно на этих козьих тропах вы меня сильно не обгоните, сами небось лошадей в поводу поведете.

Драйгар долго раздумывал, затем тоном, не допускающим возражений, произнес:

— Ладно… о том, чтобы тебя здесь оставить, не может быть и речи. Надо разделиться. Брик, Айрин-сан, Рон, вы с почтенным Тьюрином двигаетесь без спешки по нашим следам. Мы же с Нэлом, Лютером и Петером будем прокладывать дорогу — смотрите внимательно, я буду оставлять знаки. Может, оно и к лучшему, сейчас перевал под снегом, и найти нужную тропу удастся не сразу, поэтому, как справедливо заметил наш друг, придется вам идти пешком.

— Может, вместо пареньков меня возьмешь? — предложил Рон, которому, честно говоря, не очень хотелось оставлять девушку на попечение молодежи.

— Нет уж, парни местные, тропы через перевал хоть немного, но знают. Вьюки мы оставим вам, пойдем налегке, так проще. Запасные лошади тоже останутся с вами.

— Пожалуй, если бы благородный гном и не натер седалище, — вставил Клеймор, чуть приподняв бровь, что в его исполнении было равносильно усмешке, — то эта идея все равно пришла бы кому-нибудь в голову. Так действительно будет умнее. Одни торят дорогу, другие тащат багаж. Это будет правильно.

Брик открыл было рот, намереваясь возмутиться тем, что его оставляют, так сказать, «в обозе», но в последний момент передумал. «В конце концов, — решил он, — подвигов на мой век еще хватит, а тащиться в гору, не видя дороги, это не подвиг, а жестокая необходимость». Поэтому он дипломатично промолчал, лишь кивнув в знак согласия с планом командира.

Поскольку возражений не последовало, Драйгар дал команду разгружать лошадей авангарда. Общими усилиями вьюки взгромоздили на спины двух идущих с отрядом тяжеловозов, частично — на лошадь Тьюрина. Та ничем не выразила протеста против замены своего всадника на пару увесистых мешков — все равно она оказалась в выигрыше Гном, похоже, всерьез намеревался проделать весь или по крайней мере большую часть оставшегося пути пешком, поскольку приготовил сапоги из мягкой кожи — чтоб под рукой были.

С перераспределением груза покончили быстро — да и не так уж много припасов у них было. По обе стороны горной гряды были разбросаны деревеньки, в которых усталый путник всегда мог найти и ночлег, и кусок мяса для себя, да и торбу овса для своего коня. Так что с собой у путников было провизии дня на три, от силы на четыре. Запасаться более основательно просто не имело смысла.

Взмахнув на прощание рукой, Драйгар поскакал со своей группой, оставив в скором времени обоз далеко позади.

Гном уверенно перебирал своими короткими ногами, не зная усталости, за ним следовал Рон, верхом, разумеется, Айрин, и завершал процессию Брик, которому было поручено вести вьючных лошадей. Цепочка путников двигалась медленно и не спеша…

* * *

Спустя час Драйгар со своими спутниками был уже так далеко, что их фигуры казались черными точками на заснеженном склоне горы. Несмотря на то, что следы копыт недвусмысленно указывали дорогу, Драйгар время от времени втыкал в снег запасенные в лесу ветки, отмечая более или менее удобную тропу.

У подножия перевала гном все же сменил обувь — оказалось, что сапоги были подбиты железными подковками с острыми шипами, которые не дадут соскользнуть и на голом льду. Пока бородач готовился, Айрин извлекла из переметной сумы небольшую бронзовую трубку и, приложив ее к глазу, принялась рассматривать перевал.

— Что это за штука? — поинтересовался Рон. — Магический прибор?

— О, в нем нет никакой магии, — улыбнулась девушка, протягивая рыцарю трубку. — Их недавно начали делать в мастерских при школе. Если посмотреть в это отверстие, то все вещи кажутся гораздо ближе, чем на самом деле.

— Странно… никогда таких диковин не видел, — пробормотал Рон, принимая предмет с такой осторожностью, как будто бронза могла рассыпаться под его пальцами подобно сухому дубовому листу. — Небось дорогая вещица?