Земля, до восстребования

      Джаннина вручила полицейскому комиссару расписку в том, что ей передана опись личных вещей Конрада Кертнера. Опись она сознательно напечатала в одном экземпляре, а полицейский комиссар про копию и не вспомнил. Не его обязанность возиться с чужим барахлом, во сколько бы его потом ни оценили. Он и так проторчал в конторе и на квартире этого фальшивого австрийца чуть ли не до самого рассвета. Всю ночь перелистывать книги и бумаги, выпотрошить матрац, подушки, перину, обшарить все костюмы, висящие в шкафу, вспороть обивку на креслах - хлопот не оберешься...
      35
      Джаннина не уехала в Турин утренним поездом, да и не собиралась этого делать. Сперва нужно поставить в известность обо всем, что случилось, синьору Тамару. Кто знает, какие дополнительные беды могут нагрянуть?
      Джаннина отправилась на Корсо Семпионе, на трамвайную остановку возле дома, где живет синьора Тамара и откуда она ездит на работу...
      Наконец синьора Тамара выбежала из подъезда. Судя по тому, как нетерпеливо посматривала на рельсы вдали, как ждала появления трамвая, она опаздывала.
      Синьора Тамара вошла в трамвай, заняла место, тут же увидела Джаннину, вошедшую следом, и уже не спускала с нее глаз.
      Джаннина ощутила на себе внимательный взгляд и двинулась по вагону вперед.
      Проходя мимо, она повернулась к синьоре Тамаре и, как бы невзначай, разорвала свой трамвайный билет вдоль на две половинки и сложила половинки крестом.
      Уже само появление Джаннины в трамвае насторожило Тамару. А увидев в ее руках символически сложенные половинки билета, она поняла, что Джаннина изобразила решетку.
      36
      - Довольно дурацких фантазий! Я не позволю водить себя за нос! вскричал тот, кого называли доктором. - Пора перейти к фактам!
      Он подскочил к Кертнеру и ударил его по лицу.
      - Я полагал, что нахожусь в руках прославленного римского правосудия. - Кертнер отнял ото рта платок, окрашенный кровью. - Вас называют доктором. Доктор юриспруденции? А деретесь, как первобытный дикарь. Я не знал, что правосудие основано теперь на рукоприкладстве...
      Тот, кого называли доктором, что-то истерически выкрикнул, затрясся от злобы и, не взглянув на допрашиваемого, вышел из комнаты.
      Допрос продолжал следователь, похожий одновременно и на поросенка и на хищную птицу. Кертнер вглядывался и все не мог решить - на кого похож больше? Он маленького росточка и все время одергивал мундир, который топорщился и был явно не в ладах с фигурой своего хозяина. А тот выпячивал куриную грудь и, когда стоял позади стола, поднимался на цыпочки, хотя и без того носил сапоги на высоких каблуках.
      Чтобы затруднить следствие и позлить Коротышку, Кертнер решил разговаривать на плохом итальянском языке, отвечать на вопросы следователя неторопливо. Тогда он сможет выгадать секунды и доли секунд на блицраздумья. Запинался, подбирал ускользающие из памяти слова весьма естественно, хотя это очень трудно - притворяться полузнайкой, когда на самом деле безупречно говоришь по-итальянски. И он подумал, что лишь очень опытному летчику под силу имитировать полет новичка.
      Коротышка начал допрос со стандартного вопроса об имени и фамилии арестованного.
      - Конрад Кертнер. Я правильно записал? - Коротышка показал еще не заполненный протокол допроса.
      - Всего четыре ошибки, - сказал Кертнер с утрированной вежливостью. Вот же перед вами лежит моя визитная карточка.
      Коротышка подал знак тому агенту, который втаскивал Кертнера в автомобиль и привел его в эту комнату, а сейчас сидел на табуретке у двери. Агент встал и с расторопностью, которая свидетельствовала о большой практике, начал обыскивать Кертнера. К чему этот повторный бессмысленный обыск? Коротышка не удержался, вышел из-за стола, чтобы самому принять участие в обыске. Не доверяя агенту, он собственноручно еще раз обшарил и вывернул все карманы.
      На столе у следователя уже лежало все, что отобрали при первом обыске, - документы, записная книжка, чековая книжка, какие-то бумажки, а также деньги. Тут же лежала приходо-расходная книга и еще несколько других конторских книг из "Эврики". Когда только их успели сюда доставить? Даже последний номер "Нойе Цюрхер цейтунг", который торчал из кармана Этьена в момент ареста, лежал на столе.
      Коротышка схватился за книжку красного цвета.
      - Русский паспорт?
      Но это были всего-навсего международные шоферские права Кертнера.
      - Очень приятно, - сказал Коротышка голосом, который противоречил смыслу его слов.
      Он долго изучал корешки чековой книжки Кертнера. На корешках значилось, кому и на какую сумму были выписаны чеки для получения денег в "Банко ди Рома". Но в книжке не удалось обнаружить ни одного сомнительного чека. И все выплаты сходились с записями в расходной книге, что снова привело Коротышку в уныние и раздражение.
      Затем он принялся изучать книжку с адресами, изъятую у Кертнера дома. В книжке было несколько потайных адресов. Не дай бог, если бы туда нагрянули агенты тайной полиции с обыском: от тех адресов могли бы потянуться ниточки и к "Моменто", и к Ингрид, и к Гри-Гри, и к другим товарищам.
      Но дело в том, что адреса в книжке хитро зашифрованы. Например, в книжке значился адрес мужского портного в Болонье, и действительно по тому адресу работал портной. Адрес был правильный, если не считать города, потому, что на самом деле явка по этому адресу была в Турине. Кертнер пользовался тем, что названия улиц в итальянских городах сплошь и рядом повторяются, и подставлял другие названия городов. Вот почему Коротышке ничего не могло дать тщательное изучение записной книжки, сыскные агенты топтались бы по ложным следам в ложно указанных городах.
      Зазвонил телефон. По-видимому, Коротышка разговаривал с каким-то большим начальником, потому что, держа трубку, благоговейно кланялся телефонному аппарату, а вся невзрачная фигура его изображала угодливость.
      Затем он с новой энергией стал изучать отобранные при обыске бумаги Кертнера, утверждая, что им обнаружены документы из Коминтерна.
      - Вы могли найти только материалы, связанные с работой Антикоминтерна, - поправил его Кертнер. - Если бы мне предстояло выбирать между Коминтерном и Антикоминтерном, не сомневайтесь, я, как австриец и коммерсант, предпочел бы вторую организацию.
      В конце концов удалось найти среди бумаг ту, которая вызвала подозрение Коротышки. То было письмо к Кертнеру берлинского "Нибелунген-ферлаг", акционерного общества с ограниченной ответственностью, Берлин, НВ 40, Ин ден Цельтен, 9-а.
      "Ввиду того, что Вы, как клиент нашего информационного бюро "Антикоминтерна"; проявляете постоянный интерес к борьбе с большевизмом, мы позволим себе указать Вам на новый выходящий в нашем издательстве журнал "Народ" (орган борьбы за народную культуру и политику).
      В центре нашего нового журнала лежит идея народного единства внутри и нового народного строя вовне. Он борется за народное обновление германской культуры и сплочение ее нового идейного слоя, который решительно становится на службу делу насыщения всей жизни германского народа основными идеями фюрера.
      При сем посылаем вам первый выпуск журнала "Народ". Вы будете получать его регулярно, и, надеемся, это даст Вам не меньше, чем бюллетени информационного бюро.
      С исполненным глубочайшего уважения приветом.
      "Н и б е л у н г е н- ф е р л а г".
      П р и л о ж е н и я: Первый номер журнала "Народ" и карточка для заказа".
      Коротышка внимательно прочитал письмо, понял, что попал впросак, и так разозлился, что язык не мог повернуться во рту. Теряя самообладание, он начал кричать:
      - Вы, может быть, думаете, что я родился в воскресенье?!
      На русский это можно перевести: "упал на голову" или "прихлопнули пыльным мешком из-за угла".
      Так же безуспешно пытался Коротышка усмотреть чуть ли не диверсию в том, что Кертнер бросил свой чемодан в генуэзской гостинице, а затем попросил его выслать в Милан.
      По словам Кертнера, ему пришло в голову провести день в Сан-Ремо, куда он отправился катером. Почему бы не попытать счастья за игорным столом в тамошнем казино? Ведь на нем тогда еще не было наручников, он был свободным человеком. А возвращаться назад из-за ерундового чемодана он не счел нужным. При отеле существуют агенты для транспортных поручений, и он достаточно щедро оплатил их хлопоты. Может, синьор следователь считает, что он мало заплатил отелю за услуги? В таком случае он готов немедленно исправить ошибку, если ему будет разрешено распорядиться своими деньгами.
      Когда речь зашла об отобранных деньгах, Коротышка с удовольствием установил, что Кертнер не обедал двое суток. Между тем достаточно сознаться в своих преступлениях, и ему будет разрешено тратить деньги на все необходимое в предварительном заключении - начиная с отдельной комнаты и кончая обедами по заказу. Кстати, из соседней траттории арестованным носят очень вкусные обеды.
      Этьен смотрел на следователя, и ему на память пришли слова какого-то английского писателя, кажется Олдингтона, который относится к итальянцам с большой симпатией, но при этом говорит: стоит иным итальянцам возомнить себя господами, как они сразу становятся невыносимо бестактными. Вот к категории таких людей относился крикун Коротышка.
      При допросе Кертнер то умело помалкивал, то делался утомительно словоохотлив, - когда хотел отвлечь внимание Коротышки от главного, затруднить ему правильную разгадку. Коротышка и сам не заметил, как поддался Кертнеру, позволил вовлечь себя в такого рода беседу. Итальянцы вообще любят поговорить, это распространяется и на следователей и на сыскных агентов. А допрашиваемый вел разговор так умно, что использовал многословие собеседника и выяснил для себя, до какой степени ОВРА осведомлена - что им уже известно о Кертнере и что они пытаются узнать.
      Но Коротышка в конце концов начал понимать, что допрашиваемый обвел его вокруг пальца - ничего не сообщил нового, отмолчался, открутился, отбрехался. А Коротышке при этом никак не удавалось сохранять начальственный тон, он всеми фибрами своей следовательской души ощущал неуважительное отношение к себе со стороны арестованного, который не хотел признать его умственное превосходство. Коротышка обиделся, - он вообще был болезненно обидчив, как многие мужчины, заказывающие себе ботинки на высоких каблуках.
      К концу допроса Коротышка все хуже скрывал свое раздражение, все больше походил на хищную птицу и все меньше - на поросенка.
      Он задал вопрос:
      - А что вы прячете в своем сейфе в "Банко ди Рома"?
      - Старые трамвайные билеты.
      - А еще что?
      - Посмотрите сами.
      - А куда вы спрятали ключи от сейфа?
      - Ключи? Боюсь, они выпали из кармана, когда ваши агенты грубо втолкнули меня в автомобиль, - при этом Кертнер выразительно посмотрел в сторону агента, сидящего у двери.
      - Отдайте ключ, а то мы сами вскроем сейф.
      - Вскрывайте, если хотите еще раз нарушить законы.
      И тут Коротышка потерял контроль над собой. Он вскочил с кресла и, тщетно пытаясь сохранить начальственную осанку, принялся стучать маленьким кулаком по столу и орать:
      - Я заставлю вас сменить лживую визитную карточку! Вы меня запомните. Прекращаю допрос! Вывести его отсюда! Проучить его! Пусть теперь с ним поговорят иначе! Вон!!!
      До этого времени агенты, которые задержали Кертнера, вели себя более или менее благопристойно, если не считать типа, который надевал наручники. А сейчас его грубо вытолкали из кабинета Коротышки, еще грубее втолкнули в маленькую комнатку без окон.
      Кертнер начал протестовать против произвола, грозил пожаловаться в австрийское посольство, назвал Коротышку провокатором.
      И тогда в комнату ввалились два дюжих молодца; среди итальянцев не часто встретишь таких геркулесов. Они зловеще вплотную подошли к Кертнеру, каждый наступил ему на ступню, и он не мог откачнуться, отступить, сойти с места, когда его начали избивать.
      - Христиане, что вы делаете? - спросил кто-то с напускным возмущением, приоткрыв дверь в глухую комнатку.
      - Убирайся и закрой дверь. Не твое дело.
      Кертнер не издал стона, на вопросы по-прежнему отвечал: "Ничего не знаю" или: "Никого не знаю"...
      Остаток дня он пролежал, отказавшись от еды, - разбит рот, под глазом кровоподтек, из уха сочится кровь, бровь рассечена.
      Вот он и познакомился со знаменитым римским правом. Правда, сегодня все статьи римского права прозвучали с сильным фашистским акцентом.
      Он лежал на койке, закрыв лицо мокрым полотенцем. К физической боли прибавилась душевная. Итальянские нравы? Нет, это сюда донесся зловонный ветерок гестапо. Ну а кроме того, не нужно забывать, что в чернорубашечники, в сыскные агенты прутся разные подонки. Да, перехитрила его тайная полиция, устроила ему каникулы - одиннадцать дней. За ним прекратили всякую слежку. А он-то обрадовался! Так хотелось думать, что обдурил сыщиков, оказался умнее всех. Почему же такой умник попался? С чего начался его провал? Когда началось его знакомство с "усиками", "серыми брюками" и "новеньким канотье", с теми их коллегами, которых он не углядел? Хорошо хоть, за эти одиннадцать дней он ни разу не виделся с Ингрид. Хватило предусмотрительности, не пошел в театр, плюнул на билет. Он так и не знает, была ли она в театре без него.
      Итальянская контрразведка не сильнее других, с которыми Этьену приходилось иметь дело. Например, немецкий абвер технически вооружен намного лучше, чем итальянцы: взять хотя бы умение немцев пеленговать радиопередатчики... Как хитро Этьен обманул когда-то в Гавре "Сюрте женераль"! Как ловко избавился от опасных преследователей в гамбургском порту! Как остроумно сбил со следа сыщиков в Амстердаме и Копенгагене! Как плодотворно, окруженный детективами, работал в Англии в дни воздушных гонок на Кубок короля Георга! Приходилось выдавать себя за богатого негоцианта, завсегдатая казино, одержимого меломана, биржевого маклера.
      Может, к его аресту приложили руку молодчики из "Люфтганзы", которых он успел причислить к придурковатым солдафонам? Может, фотография Кертнера давно лежала в картотеке у генерала Вигона, а недавно испанцы передали ее своим итальянским союзникам? Может, Старика или Оскара насторожила бы легкость, с какой франкисты выдали Кертнеру визу на въезд в Испанию? Пароход "Патриа"? Но ведь никто, кроме Блудного Сына и Паскуале, к нему в каюту, по всем секретным приметам, не заглядывал. Разве кто-нибудь мог подсмотреть, когда Блудный Сын выносил чертежи из каюты? Правда, их не сразу удалось положить обратно в сейф, спрятали в трюме, чего лучше было бы избежать. Французский агент? Но он, судя по всему, появился только в Марселе.
      "Что я упустил, запамятовал, не заметил? - снова и снова допытывался у себя Этьен. - По-видимому, именно в том, что я упустил, позабыл, и скрывался выход из трудного положения".
      Этьен собрался строго проэкзаменовать коммерсанта Кертнера, но сам экзаменатор был в смятении, терялся в догадках, прогнозах. Как он мог указать Кертнеру на ошибку, если сам не мог ее обнаружить?
      С помощью потайной кнопки в "лейке" он мог, в случае крайней необходимости, засветить снятые им кадры фотопленки. Но, увы, нет такой волшебной кнопки, которая могла бы вернуть в небытие ошибки, промахи и оплошности...
      Этьен не притрагивался к хлебу, брезгливо отказался от дурно пахнущей тюремной похлебки. В камеру уже являлся буфетчик, он вызвался принести обед из соседней траттории, но Кертнер отказался от его услуг. На прогулку также не пошел. После бессонной ночи почувствовал себя совсем разбитым, ослабел. Мучительно мешал свет: лампа без абажура, и некуда спрятать глаза от ее пронизывающего, всепроникающего света. Вспомнил, что в один из первых приездов в Москву на учебу жил в комнате на втором этаже, и как раз напротив его окна горел уличный фонарь. Можно было заниматься, не зажигая лампы. Позже он выкроил из стипендии какие-то рубли, купил плотную штору и завесил бессонное ослепляющее окно.
      Следующие сутки прошли так же: днем голодная диета, ночью не смыкал глаз. У изголовья сидела неотлучная сиделка - бессонница.
      "О, дружок, - сделал себе выговор Этьен, - так ты и до суда не дотянешь. Возьми себя в руки!"
      После ночи без сна он сделал холодное обтирание, заставил себя заняться гимнастикой, ходил по камере из угла в угол строевым шагом, ходил так долго, что даже запыхался, затем попросил кувшин с холодной водой и протер тело грубым полотенцем.
      Он заставил себя взять ложку и миску тюремной похлебки.
      С голодухи иногда начинают бредить, а в бреду можно заговорить и по-русски...
      37
      В Вене Скарбек сдал свой паспорт в райзебюро "Вагон ли". Обещали к двум часам вернуть паспорт с германской визой и железнодорожными билетами: ему - до Гамбурга, Анке с сыном - до Праги.
      В третьем часу он вошел в райзебюро.
      - Ну как, готово? - спросил Скарбек у конторщика, сидевшего за стеклянной перегородкой.
      - Визы для господина нет, - послышалось после длинной паузы.
      - Вы меня подвели! - Скарбек повысил голос. - Если бюро не могло выполнить мое поручение, не нужно было обещать. Я обратился бы за услугами в другое бюро путешествий. Если мне память не изменяет, есть райзебюро на Шварценберге, есть райзебюро около вокзала Франца-Иосифа...
      - Дело в том, что ваш паспорт не в порядке. Последняя виза на въезд в Германию - фальшивая.
      Скарбек притворился, что плохо понимает, о чем идет речь:
      - Фальшивая виза? Этого еще недоставало! Пошлите своего сотрудника в германское консульство, и пусть поставят визу, какую полагается. Ваше райзебюро за это получает деньги с путешественников!
      Но тут к Скарбеку подошел некто в штатском, отогнул лацкан пиджака и показал значок криминальной полиции.
      - Герр Скарбек? - осведомился Некто почтительно.
      - Я.
      - В вашем паспорте фальшивая виза. Последний раз вы проезжали в августе. Кто оформлял визу?
      - В этом самом райзебюро. Я езжу только в спальных вагонах.
      - Сегодня, пожалуй, вы не сможете уехать из Вены. Следуйте за мной. Нас ждут в полицейпрезидиуме.
      - Но меня ждут жена и сын. Впрочем, - Скарбек посмотрел на часы, они отправились на прогулку в Бургартен.
      - Вы здесь с семьей? - удивился Некто.
      - Что вы так удивились? Разве вы не знаете, что женщинам пришла в голову эта удачная мысль - выходить замуж? - Скарбек говорил таким тоном, чтобы сразу стало понятно: он не собирается превращать какое-то мелкое происшествие с визой в крупное событие.
      Некто извинился, объяснил, что по их правилам он обязан проверить, нет ли у герра Скарбека при себе оружия.
      - Я сам боюсь таких игрушек, не говоря уже о моей жене - по лицу Скарбека и в самом деле прошла тень испуга. - В жизни к ним не притрагивался!
      Некто вышел на улицу, огляделся и тихо свистнул. Как из-под земли вырос другой агент, он приподнял котелок и смущенно сообщил, что автомобиля нет, нужно ждать, пока его пришлют с другого конца города.
      Скарбек услышал это и остановил таксомотор. Некто не сразу согласился сесть в него.
      - Поймите, это прежде всего в моих интересах, - сказал Скарбек. - Не вы, а я должен как можно скорей уехать из Вены, я - в Гамбург, а жена с сыном - в Прагу, к родственникам.
      - Вы сами уплатите шоферу?
      - Вот это как раз неудобно, - возразил Скарбек и сунул деньги, которые Некто взял в нерешительности. - Вам еще придется поколесить по городу, чтобы выяснить всю эту глупую историю.
      Скарбек и Некто устроились на заднем сиденье, агент в котелке сел рядом с шофером. Поехали по Рингу - мимо здания ратуши, мимо оперного театра на той стороне бульвара. Вот и полицейпрезидиум.
      Поднялись на третий этаж, там сидел чиновник, который занимается делами фальшивомонетчиков и фальшивыми документами. Чиновник был занят, и, чтобы не терять времени, Некто снял со Скарбека короткий допрос и куда-то ушел. Подошел агент в котелке, а с ним еще один, тучный и лысый, которого Скарбек прежде не видел.
      Сыщики из коридора вполглаза наблюдали за Скарбеком и вполголоса разговаривали между собой. Скарбек не был похож на человека, который нервничал, - не рвал судорожно бумажек, как это бывает с неопытными, не ломал спичек, не разминал дрожащими пальцами сигарету, не шарил без толку у себя в карманах - сохранял полное спокойствие.
      Агенты полагали, что задержанный плохо знает немецкий, а Скарбек слышал обрывки их разговора.
      - По-моему, он за кем-то гонится...
      - А по-моему, он от кого-то убегает...
      - Какое нам до этого дело? - лысый пожал тучными плечами. Иностранец должен ответить за фальшивку по австрийским законам.
      - Если он нашкодил в Германии, пусть его там и наказывают. Зачем нам руки пачкать?
      - Иностранец обязан уважать законы нашей страны.
      - Но преступление карается по законам страны, где оно совершено, а не там, где оно раскрыто!
      Агент в котелке и тучный, лысый продолжали спорить и, подойдя к Скарбеку, как бы пригласили его принять участие в своем споре.
      - Надеюсь, вы согласны, что иностранцы должны подчиняться нашим законам? - воинственно спросил лысый-тучный.
      - Не согласен! В Китае на мою фабрику и в мой дом не смел войти ни один китайский полицейский, - возразил Скарбек на достаточно скверном немецком языке. - Он мог явиться только с консулом или с представителем посольства.
      - Может быть, в колониальной стране другие порядки, - пожал плечами лысый, тучный.
      - В Венской полицейской школе сейчас стажируются китайцы, присланные Чан Кай-ши. У нашей полиции есть чему поучиться! - сказал с гордостью агент в котелке.
      - Интересно, китайские полицейские такие же грязные, как в Китае? рассмеялся Скарбек. - Или они здесь, в Вене, каждый день принимают ванну?
      Агент в котелке охотно рассмеялся:
      - Во всяком случае, они еще не успели отмыться добела.
      Тучный, лысый неожиданно заговорил на ломаном итальянском языке, он хотел помочь Скарбеку, который очень натурально мучился, подбирая в разговоре недостающие ему немецкие слова, и с трудом понимал своих собеседников.
      - Знаете ли вы в Риме синьора Пичелли? Он тоже, как вы, занимается большой коммерцией.
      - А где он живет? - Скарбек изобразил искреннюю заинтересованность. В каком районе?
      - Где-то возле рынка на площади Наполеона, рядом с главным вокзалом.
      - Откуда же мне его знать, вашего синьора Пичелли? - высокомерно удивился Скарбек. - Это же не аристократический район! Моя вилла в том районе, где живет сам дуче. От меня до виллы Торлонья совсем близко. А на рынке у вокзала мне делать совершенно нечего...
      Перед дверью чиновника, который все еще был занят, снова появился Некто. Скарбек протянул ему пачку гаванских сигар, угостил обоих агентов; сам он только что выбросил не докуренную сигару.
      - Никогда не выкуриваю сигару до конца. Правда, когда заключаешь крупные сделки, когда волнуешься - жадно глотаешь дым. А когда нет поводов для волнения, я себя ограничиваю. Больше всего никотина в окурках...
      - Хорошо, что вы обладаете такой силой воли, - сказал Некто. - Не каждый умеет...
      - Не знаю, как у людей вашей профессии, но чтобы заниматься коммерцией, нужно вести умеренный образ жизни. Никто из нас не откажется пропустить рюмку-другую коньяку после обеда или ужина. Но, например, я ложусь спать не позже одиннадцати вечера. Хотел бы и сегодня в это время лежать в спальном вагоне.
      - Сейчас доктор Штрауб освободится, и недоразумение будет выяснено, обещал Некто.
      - Конечно, если бы я был знаменитостью, я бы уже уехал, - вздохнул Скарбек. - Осенью тысяча девятьсот тридцать второго года произошел любопытный случай с Джильи. Он сам рассказывал мне, когда мы сидели с ним в Риме в кафе "Эксцельсиор". Джильи ехал на гастроли в Германию, а на границе вдруг обнаружил, что забыл паспорт. Не отменять же из-за этого завтрашний спектакль в берлинской опере и послезавтрашний концерт в филармонии! Чтобы у пограничных властей не было сомнений, что он на самом деле Джильи, он спел им арию "Сердце красавицы". И что вы думаете? Пропустили!
      - Тогда были другие времена, - напомнил Некто.
      Открылась тяжелая дубовая дверь, и доктор Штрауб пригласил их к себе. Скарбек увидел на дубовом столе свой паспорт, к нему была пришпилена какая-то препроводительная бумага на немецком языке.
      - И печать и подпись под печатью фальшивые, - сказал доктор Штрауб и отложил лупу. - Кому вы сдавали в августе паспорт?
      - Здесь, в Вене, в райзебюро "Вагон ли". Кто бы мог подумать, что мой паспорт попадет в руки жулика, а меня, по его милости, ждет что-то вроде ареста? Меня сегодня впервые в жизни допрашивают в полиции.
      Скарбек принялся рассказывать подробную историю о том, как в Америке у него когда-то пропала посылка с образцами товаров. Он понял, что имеет дело с одним нечестным человеком, знал, кто этот жулик, все улики были налицо. И все-таки в суд не подал, не хотел оказаться в суде даже истцом.
      Выслушать столь подробный рассказ при таком знании немецкого, как у Скарбека, - нелегкая задача.
      - Выражаю сочувствие по поводу той посылки с образцами товаров. Полагаю, что у нас, в Австрии, этого не случилось бы, - сказал доктор Штрауб язвительно. - И все-таки не могу вернуть паспорт, пока не будет выяснено, кто поставил фальшивую визу. Поэтому возвращайтесь в райзебюро, - он подал знак агенту, - выясните все до конца.
      Пока ждали приема и беседовали с доктором юриспруденции, таксомотор стоял у подъезда.
      По дороге Некто доверительно сообщил Скарбеку, что на августовской визе стоит подпись бывшего сотрудника германского консульства, некоего Гофмана. А сейчас Гофман снова в Вене, он приехал сюда уже как инспектор. Проверял паспорта, присланные на визу, и заявил, что его подпись на паспорте Скарбека поддельная.
      - Боюсь, тут действовал какой-то опытный жулик и вам сразу не удастся его поймать, - сказал Скарбек. - Боюсь, мы сегодня не уедем. Я должен сообщить обо всем жене.
      Некто разрешил позвонить в отель, но попросил вести разговор по-немецки. Скарбек, войдя в будку телефона-автомата, нарочно оставил дверь открытой, чтобы Некто слышал разговор.
      Анка сразу поняла, что Скарбек говорит при свидетеле, и затараторила без умолку: так легче будет выявить все, что нужно.
      - Прошу не волноваться, - уговаривал Скарбек на ломаном немецком языке. - Понимаешь, какой-то жулик испачкал мне паспорт... Нет, в прошлый раз... Какая ты непонятливая!.. Да, в августе. Ну, когда мы жили в отеле "Виндзор"... Почему? Если бы ты терпеливо слушала... В том же самом райзебюро... "Вагон ли"... Кто же так шутит? Нет, нет, нет... пожалуйста, не спорь! Не шутник, а жулик!
      Вот все, что удалось сказать Скарбеку. Он больше слушал, что ему говорила Анка, он изображал дело так, будто ему с трудом удается вставить словечко-другое в раздраженную речь жены.
      А когда Скарбек положил трубку и отошел с Некто от переговорной будки, он мягко усмехнулся:
      - Между прочим, у китайцев болтливость жены - одно из семи оснований, достаточных для развода.
      38
      Ни одна живая душа, кроме Этьена, не знала, какие испытания уже выдержала нежная дружба и любовь Зигмунта и Анки. Впервые они увидели друг друга в тюремном дворе, в Варшавской цитадели. Оба помнят мрачное здание на Даниловичской улице в Варшаве, около старой городской ратуши, напротив оперного театра. Там помещалась дефензива, или "дефа", или "двуйка", а сотрудников сыскной полиции при Пилсудском называли "двуйкажами". После очередной облавы на коммунистов Зигмунт и Анка подверглись там жестоким допросам под присмотром очень образованного полковника Погожельского. Он даже читал Ленина и в перерыве между допросами любил вступать с арестованными в политические дискуссии. Это по его приказу молодую Анку, тогда еще невесту Зигмунта, не один день держали в карцере.
      Скарбеки оказались в группе польских коммунистов, которых молодая Советская Россия выменяла на каких-то пилсудчиков и вожаков банды Булак-Балаховича, Анка с Зигмунтом очутились в Москве, и вскоре он надел военную форму. Позже с ним познакомился Берзин и направил его в военную академию. Что Скарбека в ту пору больше всего мучило - он плохо усваивал математику. Как он старался! И все же никак не мог совладать с квадратными уравнениями или с биномом Ньютона. Он начал в академии с обыкновенных дробей, за десять месяцев прошел, а вернее сказать, пробежал весь курс алгебры, но знал ее поверхностно и никак не мог перейти из подготовительной группы на первый курс. Скарбека нервировало, что он и еще один товарищ, слабо успевающие, занимались отдельно с преподавателем. А на первом курсе его ждали таинственные интегралы и дефференциалы!
      Скарбек отчаялся и подал Старику рапорт с просьбой отчислить его из академии. "Несмотря на все мои усилия и старания... Я не боюсь трудностей, но... Целесообразно ли продолжать учебу? Мой возраст, а также слабая школьная подготовка..." Старик написал на рапорте строгую резолюцию: "Не одобряю. Такое малодушие не к лицу и не к месту. Пусть еще год учится, потом дадим передышку. У нас в академиях многие с небольшим общим образованием. Тем не менее учатся с успехом. 5. 3. 1932. Берзин".
      Но самое поразительное, что, когда Скарбек волею судьбы занялся коммерческой деятельностью - сперва в Германии, затем в Китае и в других странах, - он удивительно ловко, умело вел все свои денежные расчеты, и Этьен иногда прибегал к его помощи в самых запутанных финансовых делах. Этьен вспоминал его двойки по математике, а Скарбек недоуменно разводил руками и ничего не мог объяснить. Вот если бы у них в военной академии была такая учебная дисциплина "конспирация", тут бы Скарбек наверняка стал отличником. Как талантливо играл он роль процветающего негоцианта, болтливого и в чем-то наивного, недалекого дельца!
      Поначалу Скарбек был смущен ролью, которую ему предстояло сыграть в Турине. Еще недавно состоятельный фабрикант - и вдруг владелец провинциальной фотографии на окраине города! Где-то у черта на куличках, или, говоря, по-польски, - где черт желает доброй ночи.
      Нелегко сразу изменить всем привычкам и повадкам богатого человека, а потому Скарбек выдавал себя за разорившегося фабриканта. Тогда при нем могут остаться и гонор, и апломб, и манеры, и лоск.