Единственные, кто городского прокурора немного донимали, были журналисты, но он приучил себя публично делать вид, будто бы ничего не происходит. А тем временем его подельники-подчиненные всеми способами усложняли жизнь “провинившемуся” изданию. Доходило до того, что свидетели журналистских расследований объявлялись сумасшедшими и их за несколько недель закалывали в дурдомах до растительного состояния.
Сыдорчук облегченно вздыхая и на все последующие претензии только разводил своими шаловливыми ручонками – мол, что с психов возьмешь! И по-отечески корил не в меру настырных “акул пера”.
Осторожность, помноженная на бдительность, – такое кредо было у Ивана Ивановича. Он никогда не брал денег напрямую, предпочитая опосредованный метод, – например, когда его родственники вдруг оказывались акционерами или совладельцами процветающего предприятия. Так в советы директоров мощных торговых фирм попали и его жена, и три племянника, и двоюродный дядюшка, и еще толпа недалеких и жадных до денег членов большого семейства. Строились особняки, покупались дорогущие иномарки и антиквариат, а над всем этим возвышалась худосочная фигурка городского прокурора.
Но и себя Сыдорчук тоже не забывал.
Для служебных нужд прокуратура приобрела белый пятисотый “мерседес”. Обязанные своим благосостоянием лично Ивану Ивановичу строительные компании сделали в здании евроремонт. Лояльные Сыдорчуку сотрудники получили массу льгот. От нелояльных избавлялись быстро и без затей. Нагружали изначально “гнилыми” делами, пару раз вламывали “частичное служебное несоответствие” и предлагали написать заявление об уходе по собственному желанию. Сил бодаться с руководителем городской прокуратуры и его камарильей не у кого не хватало. И в течение всего лишь одного года на вольные хлеба ушло большинство порядочных профессионалов. Остались лишь подхалимы и тупицы.
Закончив блицразборку у себя в окружении, Сыдорчук переключился на районные отделения. И довольно успешно справился с поставленной задачей. Кое-где еще оставались очаги сопротивления, но три четверти районных начальников присягнули на верность. Тем более, что предложенный Иваном Ивановичем метод общения с населением как с бессловесным быдлом почти всех очень даже устроил, ибо являлся логическим продолжением начатого еще прежним городским прокурором процесса. Процесса окончательного превращения прокуратуры в неподконтрольную никому коммерческую структуру, зарабатывающую деньги на попавших в беду собственных согражданах.
Василеостровский прокурор Алексей Терпигорев ходил у Сыдорчука в любимчиках.
Маленький, по-детски пухленький, с румяными щечками и тихим голоском, тот являлся прямо-таки улучшенной с точки зрения визуального восприятия копией Ивана Ивановича. Самого Сыдорчука Бог немного внешностью обидел, зачем-то наделив его жиденькими волосиками и вечно бегающими глазками, отнюдь не гармонирующими с высокой должностью. А вот Терпигорев удался. Интеллигентному мальчику хотелось верить сразу и безоговорочно, на чем многие люди, обращавшиеся к нему за помощью, и обжигались. Не знали, бедные, что за ангельским личиком и вежливой манерой разговора скрывается беспринципный и подленький стукачок, битый за это дело еще в школе. И не раз. И не два, если быть до конца откровенным.
Каков поп, таков и приход.
Прокурорско-надзирающая вертикаль, выстроенная от Сыдорчука и проходящая через Терпигорева до низового звена районных следователей, исправно давила неугодных и освобождала от ответственности тех, кто в обмен на свободу снабжал ее смазкой в виде серо-зеленых купюр разного достоинства. К вящему удовольствию всех звеньев цепочки.
Алексей Викторович вывалил на стол пачку аккуратно подшитых листиков бумаги и преданно уставился на ерзающее в кресле начальство.
– Ну, давай докладывай по существу...
– За неделю – никаких происшествий. Все в норме, задержек со сроками нет, дела в порядке, – отрапортовал Терпигорев. – Был один вопрос с продлением содержания под стражей, но следователь немного попрессовал злодеев1, и те дали еще несколько эпизодов. Так что все законно.
1 Злодей (жарг.) – обвиняемый или подозреваемый.
– Точно?
– Адвокат апелляцию не подал.
– Тогда нормально... А то, видишь ли, сейчас кампания пошла но соблюдению двести двадцатых...1
Двести двадцатые – статьи 2201 УПК РФ (Обжалование в суд ареста или продления срока содержания под стражей) и 2202 ПК РФ (Судебная проверка законности и обоснованности ареста или продления срока содержания под стражей). Фактически данные статьи Уголовно-Процессуального Кодекса являются декларативными и на практике не работают.
– Я знаю. Волноваться не о чем. Все под контролем. – Районный прокурор вальяжно развалился в кресле. – У нас с судьей полный консенсус. Если что, так рассмотрим дело в Отсутствие клиента... Пусть потом куда хочет жалуется.
– Это правильно, – Сыдорчук поддержал молодого коллегу, – а то, вишь, прав обвиняемым надавали, а нам только работу осложнили...
Как любой российский страж порядка, прокурор славного града Петрова полагал, что каждое его слово является истиной в последней инстанции, и очень возмущался тому, что задержанным зачем-то разрешили открывать рот и оспаривать решения следствия.
– Справляемся, – Терпигорев скромно потупился.
– Хорошо, – Сыдорчук перешел к другому вопросу, – тут опять газетчики выступают. И опять в твой адрес.
– Что на этот раз?
– Вот, – Иван Иванович развернул свежий номер “Нового Петербурга”, – что это за история с пьяными следаками?
Василеостровский прокурор напрягся. Четыре дня назад несколько молодых сотрудников нажрались в здании районного суда до свинского состояния, избили на улице прохожего и были доставлены в отделение патрульным нарядом, на который почему-то не произвели впечатления красные “корочки” прокуратуры. Ради вызволения проштрафившихся подчиненных Терпигореву даже пришлось отправлять в райотдел своего заместителя1. Заместитель справился, но история выплыла наружу. И попала в руки давним недругам Сыдорчука, которые не отказали себе в удовольствии еще раз пнуть главного городского “надзирателя над законом”.
1 Аналогичный случай (в другом районе города) был в действительности.
– Разобрались уже, – осторожно ответил Терпигорев. – Дело выеденного яйца не стоит. Никаких протоколов нет, так что пусть клевещут.
– А терпила2?
2 Терпила (жарг.) – потерпевший.
– Угомоним, если потребуется.
– Вот и не тяни.
Терпигорев пометил себе распоряжение Сыдорчука в дорогом кожаном органайзере, стоимостью в три месячные прокурорские зарплаты.
Через два дня гражданина, посмевшего обвинить следователей в нанесении телесных повреждений, задержали за незаконное хранение боеприпасов, обнаружив у него в кармане два мелкокалиберных патрона, и благополучно “упаковали” в камеру. А в связи с “особой опасностью деяния” продержали в ней два с половиной года до суда, который вынес приговор – год условно с испытательным сроком шесть месяцев. Но за это время гражданин успел заболеть открытой формой туберкулеза и умер всего через семнадцать дней после выхода на свободу.
– Кстати, а как вообще журналюги об этом узнали?
– Да помогают им все! – раздраженно бросил Василеостровский прокурор. – Кто-то из ментов у них на связи...
– Вот и вычисли – кто.
– Пробовал уже, – Терпигорев обиженно надулся, – никак не ухватить.
– Да-а, – протянул Сыдорчук, – не ты первый...
Ситуация повторялась.
Почти в каждом районе у журналистов были свои источники, которые непонятно из каких соображений и без всякой выгоды для себя вытаскивали на свет Божий самые грязные истории, в коих принимали участие сотрудники органов.
Сыдорчук предполагал заговор, имеющий целью сместить его с должности.
Однако все было гораздо проще. Как ни выметали из милиции и прокуратуры нормальных людей, до конца не справились, и немногие энтузиасты еще могли попортить кровушку подонкам во власти, снабжая репортеров горячими новостями.
Такое бескорыстие районным и городским начальникам было непонятно. Они мерили всех на свой аршин и в любом деле видели происки завистников. Потому и проигрывали главное сражение. Не соображая, что терпение народа не безгранично.
– Ладно, – после минутного раздумья решил Сыдорчук, – рано или поздно эта журналистская гнида проколется... Что у нас по квартирному вопросу? Ты решил с человеком, которого я к тебе присылал?
Терпигорев понял, что гроза миновала. Так и не начавшись.
– Конечно. Он уже получил ордер... Беседа перешла на более приятные темы.
Рокотов миновал огромный, добрых два десятка метров высотой штабель пятидесятифутовых контейнеров, прижал рукой наплечную сумку и пролез в проем между опорой портального крана и наваленными друг на друга рельсами.
С мадам Матвиенко дружить было очень выгодно.
Один ее звонок – и у служебного входа посетителя встретил вежливый сотрудник охраны, даже не заикнувшийся о пропуске или удостоверении личности. Просто провел на территорию порта, дал миниатюрную рацию, с помощью которой можно было связаться с начальником смены, и пожелал счастливого пути.
Грузчиков и докеров Владислав не интересовал. Раз незнакомый человек ходит по порту, помахивая черной коробочкой рации на ремешке, значит, так надо. При необходимости любые вопросы будут решены охраной.
Рокотов побродил по причалам, поднялся на означенные в бумажке суда и ничего не обычного или подозрительного не обнаружил. К чему в общем-то был готов. Перевозчики контрабанды не горят желанием вывешивать на бортах рекламные проспекты.
Лишь на палубе контейнеровоза под гордым именем “Black Bull”1 его внимание привлекли рейки с обмотанными вокруг них обрывками полиэтиленовой пленки. Влад походил вокруг странного сооружения и решил, что видит перед собой остатки импровизированного тента. Само по себе наличие тента еще ни о чем не говорило, но смутные подозрения в душе исследователя все же зародились.
1 “Black Bull” (англ.) – “Черный бык”.
Дело в том, что моряки стараются не строить на палубе посторонних конструкций, которые могут представлять опасность во время шторма. Непринайтовленный или должным образом не размещенный предмет при сильном ветре вполне способен покалечить любого, кто окажется рядом. Боцман за подобный изыск палубной архитектуры отправит виноватых чистить гальюны.
Значит, постройку возвел кто-то не из членов команды.
Но на транспортных судах посторонние не путешествуют. Особенно под тентами на палубах. Если капитан на свой страх и риск берет пассажиров, то размещает их в жилых помещениях внутри судна, а отнюдь не на открытом воздухе.
Да и судя по размерам тента под ним свободно могли находиться всего три-четыре человека, но уж никак не полсотни нелегальных эмигрантов. А меньше брать на борт невыгодно.
К тому же, если судить по данным маршрута, контейнеровоз пришел напрямик из албанского порта Шенгини в Санкт-Петербург, не заходя более никуда.
Албанские нелегалы в Россию не стремятся. Это Владислав знал точно.
И поэтому, позвякивая содержимым сумки, отправился в народ.
Бригада такелажников, гревшаяся неподалеку на солнышке, по достоинству оценила щедрость незнакомца, без затеи предложившего “хрюкнуть по маленькой” и выставившего на бетонный блок три литровые бутылки хорошей водки “Адмирал”. В фирменной таре, с выдавленными на стеклянной поверхности затейливыми вензелями и голографической этикеткой.
Через три минуты было организовано застолье.
Откуда ни возьмись появились свежие помидорчики, огурчики, лучок и каравай свежайшего ржаного хлеба. Один из такелажников смотался в бытовку и притащил кастрюльку с горячими котлетами.
Первую выпили за солидарность трудящихся, заключающуюся в простом принципе – “Сегодня ты меня угощаешь, завтра я тебя”.
Закусили свежими овощами и разлили по второй.
Чтоб не остывала. Теплую водку и потных женщин любят только извращенцы.
Хряпнули за здоровье всех присутствующих и навалились на пахнущие чесноком котлеты.
Опьянеть Владислав не боялся, хотя стакан водки, принятый им в компании такелажников, был первым за десяток лет. Перед тем как зайти на территорию порта, он заглянул в столовую и съел два куска булки с толстенным слоем сливочного масла. Масло обволокло стенки желудка, и спирт практически не впитывался в кровь. Под воздействием соляной кислоты и ферментов он разложился на безвредные соединения и был выведен из организма уже к следующему утру.
А от натуральной ливизовской водки похмелья не бывает.
Особенно с хорошей закуской.
Рокотов плотно перекусил и вежливо отказался от третьей порции, сославшись на то, что ему сегодня еще предстоит вести машину. Такелажники нисколько не смутились и быстро прикончили остаток.
Вышло где-то по четыреста граммов на брата. Что, в сущности, для русского человека баловство. Так, разминка перед соревнованиями по “пережору”. Но соревнования обычно проводятся вечером, а впереди оставалась еще половина рабочего дня.
Удовлетворенно похлопав себя по животам, компания разлеглась перекурить.
– Интересно, – Владислав ненавязчиво перешел к главной теме, – какому идиоту пришло в голову строить на палубе парник?
– Ты о чем это? – прогудел могучий бригадир.
– Да вон на этой барже, – Рокотов махнул рукой, – поднимаюсь, а там рейки, полиэтилен... Чуть не навернулся.
– А-а, это... – Молодой такелажник с распущенными длинными волосами перевалился на бок. – Чурки, одно слово. Привыкли у себя в горах по юртам жить, вот и на корабле изгаляются...
– Серьезно? – удивился Влад. – А чо их туда пускают? Нехай в гостинице живут.
– Да они с грузом приплыли, – вмещался бригадир. – Два чурбана. Один молодой, другой постарше.
– Ага, – подтвердил громила в телогрейке на голое тело, – в тот день еще махаловка там была...
– Чурбанов лупили? – поинтересовался Рокотов.
– Да не-е... – Здоровяк почесал волосатую грудь. – Они между собой трескались.
– А на фига?
– А черт их разберет... Только говорят, что там какого-то молодого гасили. Чо, как – мы не в курсах...
– Хлопцы там с Украины были в экипаже, – зевнул бригадир, – земели, из-под Харькова... Брешут, чо того молодого, что с грузом приехал, свои же и мочканули. Сбросили в речку – и хана.
– Да вряд ли, – протянул Влад, – мочить – это крутовато будет. Труп-то всплывет...
– А им-то? – Здоровяк потянулся и вытряс из пачки “беломорину”. – Нагадили и смылись... Хлопец, что рассказывал, сам видел. В баталерке ковырялся и через иллюминатор углядел. Конечно, не во всех деталях... Но базлает, чо тело вниз полетело. Типа по голове стукнули сзади, потом ногами по ребрам и за борт. А покойник отседова быстро уплывает. Течение тут знаешь какое?.. Так что он давно в заливе рыб кормит. Да и хрен с ним. Меньше чурбанов – лучше житуха...
– Ментам, само собой, не сообщали?
– Да пошли они... Потом на допросы затаскают. Вон пусть Орленко с ними и разбирается. Его кореша...
– А кто такой этот Орленко? Мне только сегодня о нем что-то говорили, – небрежно произнес Рокотов.
– Дерьмецо, как и вся таможня, – вступил в разговор худощавый и жилистый, как перекрученный пеньковый канат, мужчина в синей робе, – бабки стрижет, только свист стоит... Он в основном у нас с чурбанами и якшается. Вот и сейчас – токо судно пришло, Орленко тут как тут. Контейнер срочно сгрузили, он колотуху1 хлопнул – и за ворота... Двух часов со швартовки не прошло.
1 Колотуха (жарг.) – печать.
– Точно, – встрял молодой, – этот пи-дор еще с утра тут сшивался в тот день. Раза четыре на пирс прибегал... Побегает и в контору несется. Потом опять. Я с девкой одной как раз договорился... ну, туда-сюда... а Орленко чуть всю малину не обгадил.
– Ты с девками вне территории встречайся, – весомо заявил бригадир, – вот и не будет проблем... А то повадился телок по бы-товкам водить.
– Да я что! – покраснел парень.
– Ничего! – расхохотался здоровяк. – А на чью голую задницу я неделю назад наступил? Представляете, иду переодеваться, думаю о чем-то своем, не глядя топаю через порог и... хлобысть! Чуть заикой не остался, когда этот клоун у меня из-под ноги выскочил. Места другого не нашли, прям перед дверью... И девка тоже хороша – так завизжит, чо я едва стену не своротил, когда на улицу выскакивал. Подумал еще, что по ошибке в женскую душевую вломился...
Такелажники заржали.
Владислав хохотал вместе с ними.
Глава 3
С ПОЧИНОМ!
“Жидкая валюта” способна творить чудеса.
За два часа общения с гостеприимными такелажниками Владислав получил ответ на множество своих вопросов – сколько было встречающих, как выглядел их босс, какого размера и цвета был увезенный ящик, на какую машину его погрузили.
На мелкий рабочий люд, вроде крановщиков, такелажников и докеров, почти никто не обращает внимание.
А зря.
Ибо именно работяги автоматически подмечают любую выбивающуюся из установленного распорядка странность. Такова уж особенность человеческой психики.
Рокотова немного смутила история с “молодым чурбаном”, которого, по словам такелажников, свои же забили до смерти. Причин тому могло быть несколько, но слишком уж быстро все было проделано. Вечером того же дня, как груз пришел в Питер. Соответственно, принимающая сторона опасалась, что молодой кому-нибудь проговорится. И тут же зачистила слабое звено.
Единственным объяснением подобной поспешности и отсутствия конспирации являлось то, что судно привезло на своем борту ядерную боеголовку. Будь товар иным, так торопиться бы не стали.
Рокотов прошелся по кухне, выглянул в окно на темнеющую улицу и уселся за столик, подперев щеку рукой.
“Орленко тоже будут зачищать... Это факт. Причем скоро. Главное, чтобы я успел с ним поговорить до того момента, когда явятся по его душу. А сие может произойти в любой день. То, что его не убрали сразу, объяснимо. Не хотят привлекать внимание к грузу. Выждут недельку-две и сотрут... А там уж никто не разберется, по каким делам. Судя по рассказам портовиков, этот Орленко не брезгует ничем. Так что у следствия будут десятки версий и десятки подозреваемых. Пока-а всех опросят... Если вообще его смерть не будет выглядеть естественной. Об этом тоже нельзя забывать. Не нужно считать своего врага глупее себя. Среди кавказцев найдется достаточно грамотных специалистов... Особенно в области устранения ненужного субъекта. Представление о "чеченце или ингуше как о необразованном и тупом горце – это дремучий национализм. Многие из них дадут фору любому русскому. Есть особенности менталитета, но сие ничуть не умаляет интеллектуальные возможности. Хотя тут у меня опять небольшое преимущество. Я знаю, что ищу, а они не знают, что я знаю. К тому же я снова в гордом одиночестве. Непросчитывасмый фактор, „сумасшедшая бабуся"...”
Владислав облокотился на спинку кухонного уголка и вытянул ноги.
“Один, совсем один. Без ансамбля, как говорится... И в ФСБ не пойдешь. Не поверят. А как узнают об особенностях моею нынешнего состояния „документального покойника", то и подавно. Либо в психушку отправят, либо передадут на руки ментам. И еще неизвестно, что хуже... Доказательств существования атомного заряда у меня нет. Фотография не в счет. Мало ли какой муляж можно изготовить! Слова Ясхара уже не проверить. Вот и получается пшик. Проще представить меня ненормальным, чем разбираться в этой истории. Даже мои настойчивые желания пройти ретрогипнотическую экспертизу или испытать на себе все прелести „сыворотки правды" не помоет. Во-первых, у фээсбэшников может не оказаться специалиста нужного профиля. И во-вторых, ретрогипноз и пентотал натрия не дают стопроцентной гарантии...”
Биолог провел ладонью по волосам и положил ноги на табурет.
“К сожалению, алгоритм поведения сотрудников спецслужб рассчитать несложно. На любое действие или утверждение им нужна бумага. То бить обоснованные фактами доказательства. Моя же ситуация попадает в разряд нештатных. Или пан, или пропал... А остались ли и контрразведке люди, способные на поступок с большой буквы, неизвестно. Эту службу слишком часто в последние годы перетряхивали. И „вольнодумцы" могли уйти. Что полностью отвечает задачам по развалу службы безопасности. Руководству свободно мыслящие сотрудники не нужны, ибо с ними не так-то легко управляться... До военной разведки мне не добраться.. Любое обращение гражданина к воякам тут же переадресуют особистам из ФСБ... Черт! Ну что за страна! Куда ни кинь – всюду клин и чиновные рожи. Спасибо, батюшка Президент, построил „республику"! Была страна Советов, стала страна бюрократов. Немудрено, что отсюда 6eгут сломя голову... И ведь действительно – ни один вопрос нормально не решить. Я свой не беру. У меня случай особый... Но даже информацию государственной важности передать некому. Дожили! Письмо, что ль, написать? А толку? Воспримут как свидетельство сумасшествия отправителя. Не более того. Или как чью-то глупую шутку. И забудут. Потом, естественно, когда ситуация с бомбой начнет развиваться, вспомнят. Но будет уже поздно...”
Рокотов сжал губы и уставился на сахарницу.
“Если гора не идет к Магомету, Магомет идет на фиг... Исключительно верное рассуждение. Поэтому будем действовать как привыкли. В одиночку. Без шума и ныли... Но с учетом того, что здесь каждый труп – это минус. Менты-с, понимаешь... Грубые и невоспитанные люди, которые не будут исследовать вопрос „зачем", а станут искать „кто". Труп есть труп. И по каждому трупу будет уголовное дело. Со всеми вытекающими последствиями. Так что, как ни парадоксально это звучит, моя „смерть" мне только на руку. Покойников не ищут. Эти, как их... Ковалевский и компания, сами того не подозревая, оказали мне грандиозную услугу. Временно исключили из круговорота потенциальных преступников. Однако взамен я имею и определенные сложности. Ну, идеала все равно не существует. А в любом положении кроме минусов можно найти и плюсы... – Владислав был неисправимым оптимистом. – И использовать плюсы в полном объеме. Но свою физиономию все равно лучше не светить. Кстати... Азадик тут вещал, что у него есть спец по документам. Это мне полезно. Лишний паспорт не помешает. К тому же он говорил, что товарищ делает так, что не отличишь. Уличную проверку пройти можно... Потом – оружие. Покупать нельзя. Слишком рискованно. Даже через посредника в лице Азада... Блин, ну страна! Из всех возможных вариантов помощи мне ее предоставляет азербайджанский наркодилер. Цирк! Вестибюль-оглы заменяет собой всю российскую контрразведку. Если так дальше пойдет, то придется организовывать ударно-штурмовую группу из „торчков". Косяки наперевес – и вперед! А на красном знамени – трилистник марихуаны. Дивизия имени Пабло Эскобара1. Сюжет для психоделической комедии... Отличившимся в бою командир перед строем вручает полный баян2. И присваивает звание „заслуженного торчка"... И смешно, и грустно...”
1 Пабло Эскобар – крупный колумбийский наркобарон.
2 Баян (жарг.) – шприц.
Рокотов потянулся и снял телефонную трубку.
– Бефстроганов будешь? – Капитан Сухомлинов осторожно повернулся, стараясь не зацепить краем подноса полированную металлическую стойку прилавка с выставленными закусками.
– Нет. – Бобровский высмотрел в последнем ряду тарелочку с копченым языком и ловко выхватил ее из-под носа сухощавого майора из отдела космической разведки, тоже протянувшего руку.
Майор добродушно хмыкнул.
– Гриша, тебе надо к диверсантам переходить. Будешь совершать “острые акции” на вражеских продуктовых складах...
– Но-но-но! – Бобровский погрозил пальцем. – Все по-честному... Мы первые в очереди. К тому же “космонавтам” мясо вредно.
– Это почему еще?
– Прибавляет лишний вес, – серьезно заявил Бобровский. – Когда наступят светлые дни полетов на орбиту, всех толстяков будут отсеивать.
– Ага. – Майор поставил на свой поднос два блюдца с бужениной. – Мне это не грозит. И на орбиту я тоже не хочу.
– Э-эх! – притворно вздохнул пузатый Бобровский. – Ну что за народ! Уже космонавты на орбиту не хотят.
– Если следовать твоей логике, то тебе в голову надо вставить разъемы от центральной машины. Дабы время на распечатку не терять, – майор слегка подтолкнул приятеля плечом, – а то непорядок. Получал бы информашку напрямую.
– Двенадцать пятьдесят пять, – сказала кассир в форме прапорщика и провела карточкой Бобровского над считывающим устройством кассового аппарата.
Агрегат заурчал, мигнул зеленым светодиодом и выдал чек.
Бобровский снял со стойки поднос и нашел глазами Сухомлинова, занявшего столик в углу зала.
Народу в столовой, располагавшейся в тридцати семи метрах под поверхностью обычного на первый взгляд плаца военной части в городке Собинка Московской области, было немного. Человек двадцать. Остальные триста из персонала аналитического центра Главного Разведывательного Управления обедали в другие смены.
– Вот интересно, когда нам повысят зарплату? – Бобровский пододвинул к себе тарелочку с языком.
– Обещали в июле. – Высокий и худой Сухомлинов поскреб ложечкой в стакане со сметаной.
– Эт-то хорошо.
– Так в марте тоже обещали...
– В марте был другой премьер.
– Этот не лучше, – мрачно заявил Сухомлинов.
– Надеюсь, он недолго протянет. – Бобровский намазал масло на хлеб. – Хотя кто знает...
– Ты про Примуса тоже думал, что недолго. А вон как вышло. •
– От ошибок никто не застрахован. Тем более что у Деда1 выбор крайне узок. Раз, два – и обчелся... Новых людей к нему практически не подпускают. А старых мы знаем. С ними каши не сваришь.
1 Дед – Президент России.
– До выборов еще больше года.
– Если они будут. – Бобровский отправил в рот кусочек языка.
– Думаю, будут... – Сухомлинов отставил пустой стакан и принялся за творог. – Внешние приличия будут соблюдены. Другое дело – кто на них пойдет.
– Та же компашка. Зюгнович, Яблонский, Вольфмч...
– Ну, Зюгновичу с Яблонским ничего не светит. Как обычно.
– Да уж, – согласился Бобровский, – дотрещаться с Дедом у них не получится. А вот в смысле Вольфыча я бы не возражал.
– Не. не пройдет, – Сухомлинов покачал головой, – ему западники кислород перекроют. Явно будет еще один кандидат...
– Наибольшие шансы у нынешнего Секретаря Совбеза.
– У Вэ-Вэ? Возможно...
– Пока да. Правда, неизвестно, как все сложится через год-другой.
– Концепция-то останется...
– Не уверен, – Бобровский хитро посмотрел на собеседника. – Уже есть сдвиги. Ты не слышал о разнице менталитетов?
– Смотря в чем.
– В глобальном восприятии мира.
– Пока нет.
– Я тут на одну статью наткнулся. Автора не помню, но мысли интересные... Если совсем коротко, то он разделил менталитет разных народов на два направления – островной, куда отнес Штаты, Англию, Австралию и частично Канаду, и континентальный. И довольно убедительно доказал, что сотрудничество между народами с разными формами менталитета в основном непродуктивно. То есть построил модель двухполярного мира, но не по политическим или индустриальным закономерностям, а по иному принципу. И мне кажется, что его теория вполне обоснована.
– Интересно...
– Более чем. Однако не совпадает с современными политическими приоритетами и поэтому востребована не будет. А жаль.
– Не беги впереди паровоза. Можно поинтересоваться у ребят из отдела печати1.
1 Отдел печати – подразделение, занимающееся обработкой информации из открытых источников.
– Уже, – грустно сказал Бобровский. – Я спросил у Сергеева. Они посчитали эту теорию чересчур заумной, чтобы включить в обзор для руководства.
– Немудрено. Сергеев и в старые времена перестраховывался по три раза.
– То-то и оно. – Майор доел борщ. – Нет пророков в своем отечестве.
– Везде так.
– Только в других странах с экономикой все более или менее в порядке. Они могут себе позволить неправильные шаги. А мы, я считаю, нет. И без привлечения свежих мозгов загнемся в ближайшие десять-двадцать лет. Сам увидишь...
Своего первого заместителя по кличке Страус, являвшейся производной от отчества Павлинович, столичный мэр недолюбливал. Но мирился с его присутствием. Заместитель был относительно верен и не стремился в открытую прыгнуть в вышестоящее кресло. Что в современной России уже само по себе является редким качеством.
К тому же Страус был небрезглив. При управлении огромным мегаполисом случаются разные недоразумения. То группа коммерсантов попытается в обход городского правительства начать поставки продовольствия, лишая тем самым чиновников солидного куска прибыли, то начнутся перебои в снабжении столицы топливом, то какой-нибудь неуемный писака слишком близко придвинется к реальным документам о расходах и доходах, то еще что... Приходится принимать меры. И далеко не всегда эти меры ограничиваются вежливой беседой по телефону или встречей заинтересованных персон в тихом кабачке. Иногда несговорчивые партнеры вынуждают прибегать и к более сильным методам убеждения: китайскому ТТ, паре сотен граммов тротила, очереди из “калаша”. Бизнес есть бизнес. Один раз уступишь или вовремя не среагируешь – сожрут и не подавятся. Этот постулат дикой российской действительности столичный градоначальник усвоил накрепко. Еще во времена своего восхождения по карьерной лестнице строительного треста.
А с Павлинычем – нет проблем. Достаточно просто намекнуть. Верный Страус все сделает так, что комар носа не подточит. Пара-тройка отморозков из подольской или балашихинской братвы сотрут неугодного бизнесмена в порошок раньше, чем тот сумеет понять, кому он перешел дорогу.
Технические детали мэра не интересовали.
О смерти “строптивца” он обычно узнавал из сводки криминальных новостей по телевизору. Иногда исполнителей даже арестовывали. Но смурные киллеры могли назвать лишь бригадира, отдавшего фатальный приказ на устранение “зарвавшегося” барыги. Истинный заказчик всегда оставался за кадром. А в особенно сложных и важных случаях стиралась вся цепочка посредников.