Итак, Азад зашел в салон и остановился в раздумьях.
– “Пассат” хачу! – заявил он подошедшей продавщице.
Бывшая модель покраснела.
– Здесь нельзя, – тихо прошептали накрашенные губки.
– Почему? – не понял покупатель.
– Тут автосалон.
– Ну и что? Я “пассат” хачу.
– Может быть, вы пойдете в другое место? – предложила зардевшаяся продавщица.
– Зачэм в другое? Я тут хачу! При приеме на работу фотомодели объяснили, что с клиентами необходимо вести себя предельно вежливо. Но не рассказали, что делать с маленькими горцами, желающими пописать именно в этом магазине.
Продавщица покрутила головой, и тут ее взгляд упал на буквы “WC” в углу зала.
– Хорошо. Пройдите вон туда. Азад прищурился, узрел знакомую по эмблеме “фольксвагена” букву “дубль-вэ” и направился к маленькой дверке платного туалета.
Он потянул на себя дверь и очутился в крохотной комнатушке, в которой сидела за столом пожилая женщина, занятая вязанием шарфика.
– “Пассат” хачу!
– Пожалуйста, – служительница отложила спицы и критически осмотрела посетителя. – С вас десять тысяч1.
1 На тот момент десять тысяч рублей стоили примерно два доллара США.
Ибрагимов напрягся. Насколько ему было известно, машина подобного класса стоит минимум в два раза дороже. Цена в десять тысяч долларов говорила о том, что с автомобилем не все в порядке.
– С кандыцыонэром “пассат” хочу! – уточнил гордый горец.
– Кондиционера нет, – растерялась служительница, – только мыльце...
Вестибюль-оглы подумал, что слово “мыльце” означает самую дешевую комплектацию, и замахал руками.
– Нэт, мыльце нэ хачу!
– По кондиционера нет...
Раздраженный Ибрагимов вышел обратно и тут натолкнулся взглядом на вожделенный аппарат темно-синего цвета.
– Вот! “Фолькваген-пассат” хачу!
– Нет! – Фотомодель заслонила собой дорогую машину от направившегося к ней горца. – Ни за что!
Азад никак нс мог взять в толк, почему здесь ему не хотят продавать автомобиль.
– Пачэму? Я дэньги дам!
– Нет! И не просите!
На шум из будочки появился похмельный охранник.
Продавщица быстро прошептала ему на ухо несколько фраз и отошла в сторону.
– А пасрат нэ хочешь? – язвительно поинтересовался детина, поигрывая резиновой дубинкой.
– Нэт, – от совершенно неизвестной ему модели “фольксваген-пасрат” Вестибюль-оглы решительно отказался, – я “пассат” хачу.
– Иди отсюда, мужик, не вынуждай, – грозно сказал охранник. – Тут тебе “пассат” нэ будет...
Оскорбленный в лучших чувствах, Азад удалился, проклиная русский шовинизм.
Рокотов, услышав сие повествование из уст возмущенного азербайджанца, чуть не умер от хохота – И объяснил соседу, в чем было дело. С тех пор автосалоны дилеров “Фольксваген-Аудио Вестибюль-оглы обходил стороной...
– Я готов, – сообщил Азад, перебрасывая через плечо темную куртку. – У тебя инструмент есть?
– Найдем...
В салоне “мерседеса” Вестибюль-оглы поцокал языком, выражая восхищение анатомическими спортивными сиденьями “Reсаrо”, похлопал по обтянутой кожей торпеде и недоуменно уставился на пустующий проем, где, по его мнению, должна была располагаться магнитола с CD-чейнджером минимум на шесть дисков.
– Не ищи, – Влад запустил двигатель и плавно вывел тяжелый джип на середину двора, – музыка не предусмотрена особой конструкцией.
– В такой машине и без музыки! – огорчился маленький азербайджанец.
– У меня места под разные глупости нет... Потом куплю себе обычный агрегат, поставлю и музыку, и всё остальное.
– А этот куда денешь?
– Если все пройдет удачно – тебе отдам, – пообещал Рокотов.
– У меня столько денег нет.
– Ты не понял. Подарю.
– Шутишь!
– Не-а.... Серьезно. Но до этого момента еще надо дожить.
Ибрагимов окинул взглядом салон и задумался. Такие подарки просто так не делаются. Значит, предстоящее дело гораздо сложнее, чем просто вскрытие какой-то вшивой двери.
Владу наркобарон доверял. Раз сказал, что презентует машину, так тому и быть. Рокотов слова на ветер не бросал. По прикидкам Азада, “мерседес” стоил не меньше сорока тысяч долларов.
– Зря мы стволы не взяли...
– Сегодня они нам не нужны. – Влад повел внедорожник по направлению к Тучкову мосту. – Кстати, а что у тебя за пушки?
– “Вальтер пэ тридцать восемь” и обрез.
– Обрез чего?
– Вертикалки1 двадцатого калибра.
1 Вертикалка – двуствольное охотничье ружье с расположенными один над другим стволами, Для обреза лучше не придумать.
– Серьезные машинки... Патронов много?
– К обрезу всегда купить можно. А к пистолету только одна обойма.
– Негусто...
– А мне больше и не надо. Купил по случаю, но так ни разу и не пригодились, – печально сказал Вестибюль-оглы.
– Вот и славно, что не пригодились. Между прочим, ты про мою просьбу о левых номерах не забыл?
– Нэт. Ребята уже поехали... Я им сказал, чтобы снимали в другом районе.
– Это правильно. Когда будут?
– Сегодня, – Азад посмотрел на часы, – после часу. Если мы до этого времени не вернемся, они номера засунут за почтовые ящики...
“Мерседес” вывернул на набережную напротив Петропавловской крепости. Впереди показался милицейский пост.
– Я тебя не сильно напрягаю?
– Нисколько. Дела и без меня делаются. А помочь другу – святое... Ты ж мне всегда помогал.
Сонный патрульный со светящимся жезлом проводил взглядом медленно прокатившийся мимо него джип, даже не сделав попытки поднять руку.
– Что это с ними? – ухмыльнулся Рокотов. – Неужели решили жить честно?
– А их сейчас проверяют, – объяснил азербайджанец. – Какая-то комиссия... Вот и поутихли. По телевизору показывали. Пускают тачки подороже, а у водилы – диктофон. Ментозавры начинают бабки вымогать, ну их и берут тепленькими. Так что пока они не нарываются...
– Полезная информация. И сколько еще комиссия будет работать?
– Не знаю, не сказали...
– Ну, это мы выясним, если надо будет. Азад закурил и побарабанил пальцами по торпеде.
– Тебя что-то беспокоит? – спросил Влад.
– Да нет... Это я так.
– Нет уж, мой закавказский друг, давай выкладывай...
– А, ерунда!
– И все же?
– То, что мы собираемся делать, как-то связано с Президентом?
– Президентом чего? – не понял Рокотов.
– России. Он скоро приезжает. Вот потому и комиссии из Москвы ментов проверяют.
– Та-ак... Я об этом впервые слышу. – Рокотов напряженно посмотрел на светофор. – Значит, Президент... Черт, и как я сразу не сообразил! Во я лох! Все правильно.
– Что правильно? – удивился Вестибюль-оглы.
– Да, все правильно... – Рокотов сопоставил новую вводную с уже имеющимися данными. Занятый поисками боеголовки, он вычислял место закладки заряда, а нужно было искать персону и танцевать от нее. Однако сложностей это не убавляло. Непосредственно перед визитом город будет набит сотрудниками службы охраны и усиленными патрулями. – Блин, не везет так не везет! Президента тут еще не хватало! Когда он приезжает?
– Скоро, – Азад пожал плечами, – в июне.
– В начале или в конце?
– Не знаю... Просто сообщали, что приедет. А что ты так разволновался?
– Не обращай внимания... Нервы. Но наше дело с Президентом не связано. Правда, ажиотаж вокруг его приезда осложняет мои планы. То-то я смотрю, что ментов больше стало, город стали убирать, дороги срочно ремонтируют. – “Мерседес” выехал на Садовую улицу. – А ты говоришь – ствол взять! Сейчас всех шмонать начнут. – Для Азада надо было выдумать какую-нибудь правдоподобную историю. Влад закусил губу. – Ох, как не вовремя! Ладно, будем действовать с максимальной осторожностью...
– Так ты мне не объяснил... Лучшая ложь – это ложь, состоящая на девяносто процентов из чистой правды.
– Я ищу контейнер. – Рано или поздно Азада всё равно надо было вводить в курс дела. – С культурами редких вирусов. Как я о нем узнал, рассказывать долго. Узнал, и всё...
– В Югославии? – уточнил азербайджанец.
– В ней, родимой. Так вот – если этот контейнер открыть, то перемрет полгорода. Размер контейнера довольно большой – два метра в высоту и метр в основании. В кармане не спрячешь. И его привезли сюда... Фирма, куда мы с тобой едем, числится получателем груза.
Азад кивнул. Объяснение его устроило.
– А зачем открывать контейнер?
– Либо теракт, либо по глупости могут захотеть посмотреть, что внутри. В отношении себя можешь не бояться. У меня приготовлена вакцина, так что мы с тобой в безопасности.
Вестибюль-оглы снова кивнул.
Рокотов не зря выдвинул версию о вирусе. От ядерного взрыва нет зашиты, а от болезни есть. Азад прекрасно знает, кто по профессии его сосед, и если тот сказал о вакцине, особенно волноваться не будет. К биологии и возможностям современной медицины маленький наркоторговец относился с уважением и верил в способности Влада.
А приезд Президента тоже можно как-то использовать в своих целях.
Надо только всё хорошо обдумать...
Глава 6
ЧТО ТАКОЕ “КРАНТЫ”
“...Ну, предположим, состряпать письмо с угрозами можно. И что? – Владислав уперся взглядом в темноту за лобовым стеклом и поерзал на кожаном сиденье. Шел второй час ночи. – Для того чтобы на него обратили серьезное внимание, требуется аргументация и доказательства. Ни того, ни другого у меня нет. Даже подписи не поставить. Служба охраны Президента такие письма по десятку на дню получает. Шизофреников у нас до фига. Как новый закон о психиатрической помощи утвердили, так и началось... Две трети „острых" по улицам бродят. А уж история про ядерный заряд, проданный злыми албанцами не менее злым чеченцам, точно из серии навязчивого бреда. Нормальному человеку такое в голову не придет. Но! Для того чтобы достичь цели, террористам нужно знать минимум две вещи: график поездки Президента... если только мишень – он... и возможные пути проникновения на заданный объект. Кстати, при нынешних системах обнаружения спрятать даже обычную взрывчатку затруднительно. Хотя можно... А в случае с отнюдь не мирным атомом задача упрощается радиусом поражения. Внешний круг охраны построен стандартно – У американцев это восемьсот восемьдесят ярдов... У нас примерно столько же. Около километра. Дальше никакой снайпер не работает. Так что с удалением на полтора-два километра от объекта охрана расслабляется и выполняет функции отсева нежелательных граждан. А это совсем не одно и то же, что персональная защита Первого Лица... Мощность заряда – не меньше пятидесяти килотонн. При наземном размещении в городских условиях гарантированное поражение – километра два-три. С возвышенности – больше. Но возвышенностей у нас немного. Если б я планировал операцию, то подорвал бы заряд на Пулковских высотах в момент захода на посадку президентского самолета. Сей случай не лечится, однако имеет существенный минус – обязательное присутствие исполнителя. Да и самолет может сесть совсем не в Пулкове, а на Ржевке... Остается какой-либо стационарный объект. Правительственные дачи на Каменном острове и Смольный отбрасываем. К ним близко не подберешься. Если только на катере. Но катер – это чересчур экзотично и опять же требует наличия камикадзе. А камикадзе нынче – товар штучный. Рядовой исполнитель способен в последний момент запаниковать. Не-ет, так рисковать они не будут! Ребята ушлые, раз смогли купить и доставить сюда боеголовку, на мякине их не проведешь. План у них есть, и план четкий... Остается одно – ловить на мелочах. Контейнер сам по себе существовать и передвигаться не может. Ядерный заряд – вещь тяжелая, даже вдвоем-втроем его не перекантуешь. Требуется техника. Кран, погрузчик, грузовик или на худой конец мощный пикап... Заложат заряд там, где присутствие техники не вызовет подозрений. Вот и по этой причине правительственные здания не подходят...”
– И тут – ба-бах! – вскричал Азад. Рокотов от неожиданности вздрогнул. Оказывается, его азербайджанский друг вот уже четверть часа живописал свой выезд на Голубые озера вместе с приятелями-браконьерами.
– Чуть лодку не перевернуло! Представляешь? Кило тротила практически нам под днище ушло, да? Ребята с берега орут, я схватил бредень, рыбу сгребаю... Василий вычерпывает, Мишку взрывом оглушило, Жора подгребает к камышам. Но улов! – Вестибюль-оглы рубанул ребром ладони по своему заросшему курчавой шерстью предплечью. – Вот такие лещи! Как моя рука!
– Врешь ты все, – цинично заявил Влад.
– Это почему? – возмутился смуглолицый браконьер.
– Таких волосатых рыб не бывает! Азад обиженно засопел... Без пяти минут два по переулочку проехала милицейская машина с включенной мигалкой, бросавшей на стены домов синие всполохи. “Мусоровоз” притормозил почти напротив арки, за которой во дворике стоял “мерседес” Владислава, хлопнула дверца, и наружу вылез пузатый прапорщик, прижимающий к груди огромный белый пакет. Судя по очертаниям свертка, в нем находились продолговатые предметы круглого сечения, сильно напоминающие бутылки со спиртным.
Прапорщик что-то весело сказал оставшимся в машине и зашел в дом.
Бело-синий УАЗ рыкнул двигателем и укатил.
– Пора, – шепнул Рокотов.
– Мент назад не выйдет? – озабоченно спросил Вестибюль-оглы.
– Нет. Он явно домой вернулся.
– Тогда пошли...
Вооруженные титановыми гвоздодерами, Влад с Азадом пересекли двор, шмыгнули через неширокую улочку и очутились под невысокой аркой, в стене которой и находилась дверь, ведущая в помещения “Авангарда”.
Ибрагимов пощупал замок, заглянул под деревянный косяк, сбегал до угла и осмотрел окна.
– Нормально... Там занавески висят. Так что свет фонарика с улицы не увидишь,
– Всё равно светим только в пол.
– Бэз базара, – Азад примерился к замку. – Дай-ка я...
– Только не грохочи.
– Нэ бойся, – когда Вестибюль-оглы начинал волноваться, у него усиливался почти незаметный акцент, – нэ пэрвый раз...
Ловкое движение гвоздодером, легкий треск – и сломанный замок упал в заранее подставленную ладонь. Азербайджанец распахнул створку двери и провел лучом фонарика по деревянным панелям.
– Чисто...
Взломщики проникли внутрь и заблокировали за собой дверь, всунув один из гвоздодеров в скобы ручек.
Из небольшого тамбура вел коридорчик, куда с каждой стороны выходили по две двери. Метров через семь коридор поворачивал направо.
– Что ищем? – тихо спросил Азад.
– Две вещи-ящик размером два метра на метр или больше и документы. Бумаги берем все подчистую. Даже из мусорной корзины.
– Ясно. Давай я слева, ты справа...
– Годится, – Рокотов включил свой фонарик и развернул складную сумку.
Обыск продлился около часа.
Контейнера обнаружить не удалось. В двух комнатах, приспособленных под склад, стояли лишь штабеля ящиков с дешевыми винами и упаковки консервов. Бумаг тоже было немного – пачка каких-то расчетов на столе в замусоренном кабинете и несколько записных книжек в выдвижном ящике.
Влад сгреб все бумаги в сумку и уставился на небольшой сейф.
Азад обошел железный параллелепипед со всех сторон и постучал ногтем по серой крашеной поверхности.
– Килограмм сорок-пятьдесят. Берем?
– А что делать? – Рокотов наклонил сейф на себя. – Хватайся и понесли...
Загрузив добычу в “мерседес”, приятели вернулись обратно.
– Так... Теперь надо сымитировать ограбление.
– Это можно, – Вестибюль-оглы ловко вскрыл картонную коробку с бутылками и вытащил из нее пару емкостей с портвейном. – Перетащи насколько ящиков с бухаловым поближе к выходу, открой и жди мэня в машине...
– Смотри не попадись...
– Нэ волнуйся, Владик-джан. Что дэлать, я знаю.
Азербайджанец скрылся в ночи.
Биолог за три минуты выволок в коридор с десяток позвякивающих коробок, взрезал перочинным ножом широкую липкую ленту и даже выставил пять восьмисотграммовых “бомб” у входной двери. Вышел на улицу, огляделся, стянул резиновые перчатки и неспешно направился через улицу к машине.
Азад появился минут через двадцать и деловито устроился на пассажирском месте.
– Сейчас будут.
– Кто?
– Бомжи с вокзала. Я им шепнул, что есть халявное бухло.
– Грамотно, – улыбнулся Влад. – А они не попадутся?
– Нэ должны... Я предупредил, что у них времени немного. Наберут команду и прибегут.
– Большая команда?
– Сколько собрать успеют... Да вон они' По переулку гуськом просеменили несколько согбенных фигур. За первой группой метнулась вторая.
– Пошло веселье! – осклабился Вестибюль-оглы. – Вес подчистую вынесут. И бухалово, и хавку.
– Можно сказать, что мы внесли посильный вклад в социальное обеспечение бездомных, – значительно произнес Рокотов. – Как два мецената... И дело сделали, и людям помогли.
– Ага, – азербайджанец напряженно наблюдал за переулком. – Первые пошли...
Из-под арки быстро выскочили темные фигуры с коробками на плечах и побежали в направлении Литовского проспекта.
– А их менты на вокзале не прихватят?
– Нэт, – Азад нашарил сигареты и закурил, опустив руку вниз, чтобы огонек не был виден через стекло, – у них там все схвачено. Я же раньше тут работал... Половину бомжей знаю. Ментам несколько коробок отдадут, и все дела. А где спрятать халявную жрачку, они найдут. Пустых вагонов много. Искать бесполезно.
– К тому же искать будут те же менты, что схавают свой процент...
– А то! Система четкая... Если платить вовремя и не устраивать беспредела, на вокзале можно хоть десять лет жить.
– Ты тоже платил?
– Канэшно.
– И сколько, если не секрет?
– Процентов сорок... Потом, когда ушел, они меня подставить пытались.
– Зачем?
– Привыкли, козлы, дэньги получать, вот и обиделись...
– Да-а... – Влад опустил спинку кресла назад. – Судя по всему, менты везде одинаковы... Сейчас тоже платишь?
– Нэт. Завязал я с этим – Хватит.
– Не боишься, что рано или поздно возьмут?
– Ха! – Вестибюль-оглы сжал кулак. – Пусть попробуют. Я страховку сделал. Если полезут, наш районный прокурор лично им задницы порвет...
– Серьезно?
– Ну... Я один раз Терпигорева на та-аком деле подловил! Пэрсик! И документы у меня есть. Оригиналы. И он это знает. Так что всё путем.
Приема у заместителя начальника питерского ГУВД Вознесенский добивался почти месяц. Генерал, курировавший милицейское следствие, был хронически занят и недоступен для посетителей, хотя самолично объявлял о том, что в каждом случае волокиты будет разбираться персонально и любой сотрудник, допустивший нарушение прав гражданина, будет примерно наказан. Вне зависимости от занимаемой должности и прошлых заслуг.
Но одно дело слова и совсем другое – реальность.
Чтобы пробиться на прием к золотопогонному стражу закона, пришлось восемь раз отстаивать огромные очереди к его кабинету, где посетители, подобно охотникам за дефицитом из давно ушедших времен плановой экономики, записывали номера химическим карандашом на ладонях и обменивались рассказами о своих злоключениях.
В отличие от многих других, кто срывался, громко материл милицейскую бюрократию и хлопал дверью, Иван выдержал до конца.
Вожделенный миг наконец настал.
Вознесенский переступил порог генеральского кабинета, прошел по ковровой дорожке до огромного стола и примостился на стуле с краю.
Толстый человек в штатском костюме вяло махнул рукой. Начинайте излагать, мол.
Иван молча подал генералу два листка, на которых сжато и конкретно была изложена суть дела – Как его били у консульства, кто именно и что ныне происходит с уголовным делом.
Толстяк засопел.
– Сроки следствия еще не вышли...
– Вы считаете, что мне следует подождать прекращения дела? За два месяца не допрошен ни один свидетель. И вряд ли стоит надеяться на лучшее.
–. Вот вы тут пишете, – генерал отчеркнул ногтем абзац, – что изначально на вас напали неустановленные граждане. А уже потом – сотрудники консульства. И вы потеряли сознание...
– Да, это так,
– В бессознательном состоянии трудно кого-либо опознать.
– Я прекрасно помню то, что происходило до этого.
– А сотрясение у вас было?
– Согласно врачебному заключению -только ушиб головного мозга.
– Вот видите! – обрадовался генерал.
– Сотрясение и ушиб – это не одно и то же, – пояснил готовый к такому повороту темы посетитель, – это вам любой доктор объяснит.
Милицейский чиновник сник. Быстро отфутболить посетителя не удавалось.
Генерал уже жалел, что пошел на поводу у начальника ГУВД и взвалил на себя обязанности общения с горожанами. На него тут же стал изливаться мутный поток жалоб на бездействие органов правопорядка, подкрепленный совершенно конкретными фактами. Победная статистика “успехов” день ото дня съеживалась, наружу выплывали совсем уж дикие случаи соучастия оперов и следователей в грабежах, изнасилованиях, фальсификации уголовных дел, разбазаривании арестованного имущества, нанесении тяжких телесных повреждений, убийствах.
И это не было случайным совпадением. Беспредел стал правилом поведения сотрудников системы. Офицеры и сержанты, не избивавшие задержанных и не грабившие опечатанные по уголовным делам квартиры, становились белыми воронами.
Чтобы вернуть милиции доброе имя, требовалось уволить девяносто процентов личного состава, а половину из уволенных – посадить на сроки от пяти до пятнадцати лет. От заявлений и жалоб голова шла кругом. Беспредел творился повсеместно. На уровне патрульных процветали мелкие поборы и нападения на граждан, в следствии – выбивание совершенно диких показаний, среди старших офицеров – откровенное участие в коммерческих проектах, у участковых – кражи и взяточничество. Система агонизировала. Не помогали ни показательные аресты наиболее зарвавшихся, ни откровенно проментовские телесериалы, ни пропагандируемый образ честного офицера, ни заказные статьи в газетах, ни рванувшиеся в литературу бывшие прокуроры и дознаватели, кропавшие бесконечные повести о бескорыстных детективах отечественного розлива.
Народ начал звереть.
Генерал уже несколько раз ловил себя на том, что предпочитает надевать на работу штатский костюм, чтобы не получить на улице в морду от какого-нибудь потерявшего самоконтроль человека, прошедшего круги милицейского ада.
– Разберемся со следователем и накажем, – пообещал чиновник и поежился. Из полуоткрытого окна дуло.
– Когда я получу ответ? – спросил Иван.
– В течение месяца...
Рокотов расстелил на полу старое одеяло и под внимательным взглядом Азада взялся за дрель.
Победитовое сверло быстро справилось с сантиметровой сталью, и дверца распахнулась.
– Ух ты! – радостно сказал Вестибюль-оглы, вытащив на свет прозрачный полиэтиленовый пакет с сухой серо-зеленой травой. – Узбекская...
– Выброси. Или унеси из этой квартиры.
– Хорошо, – азербайджанец спрятал анашу в карман своей куртки. – Выручку пополам.
– Себе оставь, – Влад извлек из раскуроченного сейфа несколько папок с документами. – Тэк-с, а это уже интереснее...
Азад быстро полистал одну папку.
– Тут только накладные.
– Разберемся, – биолог с наслаждением потянулся. – Отдохну и займусь делом... Ты как насчет отдыха?
– Мне в одно место заехать надо.
– Лады... Когда тебя можно будет застать?
Вестибюль-оглы посмотрел на часы и возвел глаза к потолку.
– Сейчас восемь... После двенадцати.
– Это рано. Я тебе звякну часика в четыре.
– Нормально. Даже поспать успею.
– Поспать – это полезно... Я тоже минуток триста харю поплющу.
Ибрагимов накинул куртку.
Проводив азербайджанца, Рокотов зашел на кухню, проверил висящие на трехметровом шнуре в вентиляционной шахте два автомата и вернулся в комнату.
Поворочавшись с полчаса на кушетке, Влад встал и сварил себе кофе.
Сон никак не шел.
Борец с ядерным терроризмом разложил на кухонном столе документы, поставил рядом кружку и пепельницу и углубился в чтение.
Государственный Секретарь Соединенных Штатов Америки благожелательно посмотрела на специального представителя президента независимой Латвии.
– Ваше желание поскорее вступить в Европейский союз похвально. Америка всегда поддерживала и будет поддерживать демократические государства.
Латышский представитель сделал маленький глоток кофе и поставил фарфоровую чашечку на блюдце.
– Но как раз в связи с этим обострились провокации со стороны России.
– Что хотят русские? – небрежно поинтересовалась мадам.
– Помешать демократическому процессу. – Латыш преданно уставился на Мадлен. – Используют все средства. Именно с их подачи некоторые журналисты развивают скандал с членами нашего правительства, выдумав историю о педофилии.
Госсекретарь сморщила носик.
– Но ведь это неправда?
– Конечно, неправда! – горячо заверил представитель. – Обвиняют премьера, министра внутренних дел и главу президентской администрации. Это настоящая провокация.
– Я слышала еще о министрах финансов и обороны.
– Если русским дать волю, они и президента обвинят.
Олбрайт облокотилась на валик дивана. История о министрах-педофилах тянулась давно. Ей докладывали о своеобразных пристрастиях латвийского руководства еще год назад, когда пресса была не в курсе. Тогда Мадлен пропустила подробности мимо ушей. Ну, педофилия, ну и что? Каждый имеет право на личную жизнь. По сравнению с политическими дивидендами и наличием под боком у Ивана верного союзника судьба каких-то там несовершеннолетних детей столь малоинтересна, что не заслуживает даже строчки в докладе. И резидент ЦРУ в Латвии того же мнения.
В реальной политике всегда делается выбор в сторону государственных интересов.
– Не волнуйтесь, – Госсекретарь успокоила покрасневшего латыша, – ни США, ни НАТО на эти сплетни не обращают внимания. Все наши договоренности остаются в силе. Через два-три года ваша страна станет ассоциированным членом Альянса, и русские прикусят язык. Мне представляется, что на провокацию нужно отреагировать. Чтобы показать Москве, кто в доме хозяин.
Представитель прибалтийского президента наклонился вперед.
Он сам неоднократно участвовал в сексуальных развлечениях с малолетними вместе с премьером и членами кабинета министров и очень боялся, что заокеанские друзья косо посмотрят на подобные увлечения. Теперь он успокоился и понял, что можно продолжать дальше. Ничего не будет. Чиновникам из маленькой независимой страны дали карт-бланш на любой поступок, который не вступает в противоречие со стратегическими планами США в этом регионе.
Педофилия глобальных планов Америки не затрагивала. А с собственными “правдолюбцами” разберутся подчиненные главного полицейского комиссара, обвинив в провокации Россию. В дальнейшем следует придерживаться именно этой версии и списывать любые всплывающие детали на происки злобного московского руководства и внутренние интриги русской “пятой колонны”.
– Наши судебные органы начали рассмотрение дел палачей из русской охранки НКВД, которые повинны в смерти многих тысяч латышских патриотов во время Второй мировой войны.
– Это правильно, – кивнула Госсекретарь, – у военных преступлений нет срока давности. Насколько мне известно, русские вели себя хуже немцев. В США с пониманием относятся к желанию вашего народа покарать этих негодяев.
– Но Москва опять пытается помешать...
– А вы не обращайте внимания.
– Они хотят ввести экономические санкции...
– Не волнуйтесь, – Олбрайт сложила руки на выпирающем животе, – мы окажем Латвии всемерную помощь. В том числе – и по линии финансов. За демократию мы платим не скупясь. Но и вы со своей стороны тоже должны приложить усилия по предоставлению своим гражданам равных прав. Государственный департамент немного обеспокоен наличием в Латвии разных форм гражданства. Особенно это касается ситуации с выборами. Нам представляется, что было бы правильно предоставить негражданам больше прав при голосовании. Я не говорю о высших должностях в стране. Но можно дать негражданам чуть больше мест в парламенте.
– У нас пока еще живет слишком много русских, – вздохнул латвийский дипломат. – Если мы дадим им право голоса, то они захватят в парламенте большинство.
– Введите расширенную квоту. Предположим, тридцать процентов. Треть ничего не решает, а Евросоюз будет этим удовлетворен.
Латыш задумался.
В обмен на игнорирование педофилического скандала ему предлагалось убедить президента в необходимости немного улучшить положение русских. Не совсем равноценно, но приемлемо.
– Я доложу.
– Мы надеемся на положительный ответ в течение месяца, – со значением сказала Олбрайт. – Теперь о вашем предложении по поводу Косова. Пентагон рассмотрел вашу заявку на участие в миротворческом контингенте и нашел ее вполне разумной. Взвод латышских десантников может отправляться на базу морской пехоты США в Македонии в любое время. Вооружение и питание за наш счет, иное финансирование, включая медицинскую страховку, – ваше.
Представитель прибалтийского президента согласно наклонил голову.
– Мы так и рассчитывали. Документы в посольство США в Риге будут поданы уже сегодня.
– Надеюсь, все солдаты благонадежны?
– Прошли самую тщательную проверку, – заверил латыш, – многие состоят в патриотическом молодежном союзе. Семьи безупречны...
В современной Латвии в понятие “безупречная семья” вкладывалось одно понятие – кто-то из старшего поколения либо служил в батальоне СС, либо активно сотрудничал с фашистами.
Но Израиль, оравший на всех углах о Холокосте и ужасах гитлеризма, этого в упор не видел. Латвия стала заповедником, где можно было отыгрываться на русских за их победу над фашистской Германией, что латыши да и все остальные прибалты с удовольствием и делали. Израильские дипломаты жали руки националистам, будто своим приятелям по кибуцу, и не слышали обращений ни антифашистов из Европы, ни переживших Освенцим, Бухенвальд и Майданек евреев из собственной страны.
