“Хаммер” съехал в кювет, притерся к милицейскому УАЗу и начал реветь двухсотпятидесятисильным дизелем, взрывая мерзлый песок огромными колесами с трехдюймовыми грунтозацепами. Затем заокеанский джип легко преодолел откос, возвратился на шоссе, и из правого бокового окна высунулась довольная харя.
– Ну, чо, знатоки, поняли, как надо?! – заржал пассажир “хаммера”, и четырехколесный монстр, способный преодолевать броды глубиной до метра, спокойно покатил дальше.
Красный от ярости Соловец начал кричать что-то обидное, подпрыгивать на одном месте и в порыве безумия обозвал братков “козлами”, о чем тут же сильно пожалел.
Вседорожник остановился, в открывшийся люк высунулся смурной верзила и с расстояния в двадцать пять метров всадил начальнику ОУРа пульку из пневматического пистолета точно в лобешник. Соловец улетел вниз по склону, коря себя за длинный язык и отсутствие развитого мышления.
Следующей жертвой стрелка стал Крысюк, опрометчиво потянувшийся к кобуре.
Свистнул свинцовый шарик и сержант отправился вслед за майором.
Остальные стражи порядка сделали вид, что произошедшее их совершенно не касается и что они вообще не знакомы ни с Соловцом, ни с Крысюком. Пузатый сержант даже нарочито брезгливо отодвинул ногой голову начальника “убойного” отдела, когда тот докатился до УАЗа и ткнулся лбом в сапоги стоявшего у бампера пэпээсника…
* * *
Рогов ощупал свалившееся на бетон тучное тело, извлек из кармана кителя, в который был облачен неизвестный, бумажник и нечто прямоугольное, напоминающее удостоверение или пропуск, и зашептал:
– Игорян, а если это фэ-сэ-ошник? Я слышал, они часто по подвалам шоркаются, проверяют места возможной закладки динамита… А ты его лопатой.
Невидимый в темноте Плахов наморщил лоб.
– Да не-е… Не может быть. Фэ-сэ-ошники по одному не ходят. Только стаями… Да и че ему тута бродить? Президент сюда вроде не собирался…
– А вдруг? – не угоманивался перестраховщик Рогов.
Плахов вздохнул:
– Ну, тогда мы попали…
Васятка нащупал откатившийся в сторону головной убор неизвестного.
– Фуражка какая-то… С орлом, – Рогов провел пальцами по тулье. – Точно фэ-сэ-ошник. Че делать-то, Игорян?
– Че-че? Сам, что ль, не знаешь? Сваливать отсюда надо, пока другие не налетели.
– И то верно, – Рогов опустил бумажник обездвиженного Плаховым неизвестного в карман, а фуражку и удостоверение отбросил подальше в сторону. – Почапали?…
– Погоди, – предусмотрительный коллега воткнул черенок лопаты в глубокую выбоину в полу, оттянул лист дюраля назад под углом градусов в сорок пять и наощупь закрепил его одной стороной под тянущейся вдоль коридора трубой. Получился корявый, но вполне работоспособный капкан ударного действия типа маленькой катапульты – достаточно начать шарить рукой и сдвинуть приспособление для уборки снега хоть на сантиметр, как лопата распрямлялась и била по морде шарящему. – Вот теперь все…
* * *
Портвейн пили под нескончаемый бубнеж Казановы, повествующего о своих успехах на любовном фронте. Успехи в большинстве своем были выдуманными, но слушателей это не смущало. Ибо похвастаться своими Дукалис и Чердынцев не могли по причинам полного отсутствия таковых.
У Казанцева была хотя бы фантазия.
В момент произнесения последнего тоста очнулся Ларин, из-за чего Чердынцев чуть не захлебнулся портвейном. Зная характер оперативника и его тягу к насильственной экспроприации чужого добра, особенно если речь шла о спиртосодержащих продуктах, начальник дежурной части залпом махнул свой стакан и потом минут пять кашлял, пока Дукалис не отоварил его стулом по спине и майор не затих в углу.
Еще через четверть часа, когда опера коллегиально соображали, где бы им раздобыть деньги на продолжение банкета, под окнами заревело, захрипело и задребезжало – это прибыл набитый под завязку УАЗик и встал под объявлением: “Машины не ставить! Штраф – удар лопатой по стеклу”. Из “козелка” выгрузились Соловец, Крысюк, продрогший Кабанюк-Недорезов и трое пэпээсников. Затем вытащили из “собачника” упирающегося Твердолобова, подталкиваемого сзади угрюмым сержантом.
Соловец отдал парочку невнятных распоряжений и побежал на доклад к Петренко.
Остальные поволокли дознавателя в дежурку.
Берут завидки на чужие пожитки
Вполне понятное любому бизнесмену недовольство генерального директора издательства “Фагот-пресс” Ираклия Вазисубановича Дамского не знало границ.
Сначала его дважды немотивированно оскорбил действием какой-то милицейский стажер, затем оказалось, что никто не собирается возбуждать по этому вопиющему факту уголовное дело, а напоследок бизнесмена отдубасили в райуправлении, куда Дамский явился отстаивать попранные гражданские права, и где он провел семь часов в пропахшей бомжами клетке в ожидании аудиенции у начальника, которой так и не произошло. Вместо подполковника Петренко бизнесмена привели к начальнику ОУРа некоему Соловцу, который в наглой и циничной форме предложил Ираклию небогатый выбор из двух зол: по собственной инициативе и без внешнего воздействия подписать отказ от всех претензий к сотрудникам милиции или быть хорошенько заплющенным дубинками находившихся в кабинете майора ухмылявшихся сержантов и опять-таки подписать приготовленную заранее бумагу.
Дамский выбрал первое.
Сидючи в “обезьяннике”, книгоиздатель заполучил до кучи ко всем свалившимся на него неприятностям еще и стригучий лишай, и был в принудительном порядке обрит наголо в районной поликлинике, прибыв туда для фиксации очередных травм.
Такого удара по своим чести и достоинству генеральный директор не ожидал.
Дамский поистериковал, но затем взял себя в руки и усилил борьбу за дисциплину на вверенном ему урюпинскими партнерами предприятии.
Для примера он уволил нескольких произвольно выбранных младших редакторов, наложил штрафы в пол-зарплаты на всех сотрудников отдела реализации, в очередной раз не выполнивших утвержденные Ираклием Вазисубановичем грандиозные планы продаж, вышвырнул на улицу своего второго заместителя, не сумевшего купить права на издание суперпопулярной серии книжек “Гарри Потцер”, в которых повествовалось о хитром еврейском мальчугане, рассказывавшем всем, что он – волшебник, разогнал отдел маркетинга и вдвое урезал оплату труда уборщиц.
Однако измученная душа издателя на этом не успокоилась и продолжала требовать мщения.
Когда кончились подчиненные, владелец “Фагот-пресса” попытался наехать на любовницу, потребовал у нее отчет за потраченные деньги и даже махнул кулачком, но встретил отпор в виде хорошего удара тефлоновой сковородой по бритой голове и упреков в скаредности.
Что– что, а здесь девушка была в своем праве.
Ираклий Вазисубанович действительно был экономен сверх всякой меры. Если посчитать сумму, на которую он одарил свою полюбовницу за год, то выходило чуть более пятисот долларов.
Корыстолюбивая содержанка также прикинула собственную выгоду от общения с Дамским и выставила того вон.
Генеральный директор долго стучал в дверь и требовал, чтобы любовница вернула все его подарки, но наглая дамочка лишь выбросила на лестничную площадку злополучную сковороду, а косметику и пару маечек, купленных чуждым расточительности издателем в “секонд-хэнде”, оставила себе.
Оскорбленный в лучших чувствах и практичный Ираклий Вазисубанович поплелся домой, не забыв, разумеется, прихватить сковороду и вручить ее законной супругу в качестве неожиданного презента.
Неожиданного вдвойне, ибо изделие фирмы “Тефаль” было покрыто толстым слоем подгоревшего жира, на который расстроенный генеральный директор не обратил внимания.
А мадам Дамская, зная мужа давным-давно, подумала, что скаредный супруг нашел эту сковороду на помойке, и тоже врезала Вазисубанычу предметом кухонной утвари в дыню, попав практически по тому же месту, что и любовница.
В общем и целом, жизнь несчастного издателя приобретала какие-то фантасмагорические очертания.
* * *
Соловец подергал запертую дверь кабинета подполковника Петренко, удивленно подвигал кустистыми бровками и отправился вниз к себе в отдел.
По пути майор встретил известного на все РУВД участкового по кличке Пуччини.
Участковый вечно обжирался горохом и бобами, запивал сие изобилие пивом и самодельной картофельной брагой, и потому его регулярно пучило.
Инспектор стоял возле туалета.
– Мухомора не видел? – спросил Соловец.
– Не-а,– Пуччини качнул головой слева направо.– С утра не было…
– Утром он был,– начальник “убойного” отдела поправил невнимательного старшего лейтенанта.– А ты чего здесь застыл?
– Жду…
– Кого?
– Сантехников. Туалет опять забило,– горестно пробормотал участковый.
Его лицо начало наливаться краской.
Соловец понял, что Пуччини снова набил брюхо своими любимыми бобами, и спешно ретировался.
* * *
Ларин сидел на стуле и раскачивался из стороны в сторону, повторяя себе под нос “Кто я? Ну, кто же я?”, Чердынцев безостановочно бродил по периметру кабинета, глядя перед собой совершенно пустыми глазами, Дукалис храпел, раскинув свои жирные телеса на столе, а Казанова застыл над раскрытым на середине журналом “Sex-Show” и все пытался перевернуть страницу. Журнальчик накануне был случайно залит прозрачным канцелярским клеем и превратился в единый блок из слипшихся глянцевых листов, что капитана очень раздражало.
Из стоящего в углу на тумбочке телевизора “Panasоnic” лились охи и вздохи какой-то очередной эстрадной “звездуньи”.
– Андрей! Может, из формы че на рынке толкнуть? – Чердынцев резко остановился, взгляд его приобрел некоторую осмысленность и майор тронул Ларина за плечо.
– О! – лицо капитана просветлело.– Андрей!
Услышавший вопрос начальника дежурной части Казанова хлопнул себя по лбу, достал из кармана разряженный ТТ, так и пребывавший у него с момента перестрелки на рынке, и бросил его в кучу предметов, наваленных в углу.
Чердынцев проследил взглядом за пистолетом и приоткрыл рот.
Дверь распахнулась, и в кабинет ворвался трезвый и недовольный Соловец.
– Ага! – закричал майор, узрев картину “Мусора на привале”.– Отмечаем выход из дурдома?!
– Да пошел ты,– вяло отреагировал Казанова, слюня палец.
– Действительно, Георгич, отвали,– поддержал товарища капитан Ларин.– Орешь, как заявитель…
Оскорбление попало в точку.
“Заявителем” бравого стража порядка майора Соловца еще никто не называл.
Начальник ОУРа побагровел.
– Что ты сказал?
– Что слышал,– выдохнул Ларин и упал со стула.
– Хам! – взвизгнул Соловец.
– Сам такой,– проворчал Ларин, даже не делая попыток подняться и разглядывая узоры на грязном линолеуме.
– Значит, так,– в голосе майора появились железные нотки.– Возьмите какое-нибудь дело и им займитесь. Хватит пить! Через час приду – проверю.
– Ты че, Георгич? – потрясенный словами начальника “убойного” отдела Казанова поднял голову.– Какое дело?
– Любое! – возопил Соловец, подскочил к столу, схватил исписанные листы и бросил их поверх склеенного журнала.– Вот! Это, хотя бы!
– А че это? – капитан непонимающе уставился на многостраничное заявление Дамского, нацарапанное им под диктовку Мартышкина.
Ларин обнаружил перед собой пульт дистанционного управления телевизором и носом нажал на кнопочку увеличения громкости.
– Мой парень задерживается,– задумчиво сказал юноша на экране, стоящий в очереди перед металлодетектором у входа в гей-клуб “69”.– И у меня явно будет время выкурить мою любимую сигаретку “Парламент”…
– Да-а, очередь немаленькая,– поддержал юношу сосед, бородатый мужик в кожаных штанах и жилетке, с цветной татуировкой на плече.– Кажется, и у меня есть время покурить мой любимый “Парламент”…
– Народу-то сколько! – из-за плеча бородатого высунулся очкарик в бейсбольной кепке, повернутой козырьком назад.– У меня теперь точно есть время выкурить мою любимую сигаретку “Парламент”…
– Кто последний? – выкрикнул интеллигент в костюме и с портфелем.– Я буду за вами… А пока покурю мой любимый “Парламент”…
– Даже последний педераст,– проникновенно сказал диктор за кадром,– не откажет себе в удовольствии выкурить сигаретку “Парламент”…
Соловец отобрал у Ларина пульт и выключил говорящий ящик.
– Хватит! – майор подпрыгнул на месте.– Берите дело о пропавшем писателе и вперед! С песнями, по холодку! Завтра утром чтоб доложили! И план оперативных мероприятий подготовьте! Не сделаете – шкуру спущу! Кстати, а где Плахов с Роговым?
– Я за ними приглядывать не нанимался! – неожиданно выкрикнул проснувшийся Дукалис.– Пошел в жопу! Тебе надо – ты и ищи!
– Как появятся – сразу ко мне! – Соловец так хлопнул за собой дверью, что с потолка посыпалась штукатурка.
– Зверь,– подвел итог Чердынцев, когда шаги начальника ОУРа затихли, и плюнул в открытое окно, попав точно в кокарду на шапке дежурного младшего сержанта Дудинцева, вышедшего на крыльцо РУВД подышать свежим воздухом.
* * *
Из подъехавшей к РУВД белой “волги” двое сурового вида прапорщиков в пятнистых бушлатах вытащили дознавателя Безродного, смотрящего на мир трезвым и немного отстраненным взглядом, подвели его к входу и поставили лицом к двери.
Один из прапорщиков широко распахнул одну из створок, второй примерился и мощным футбольным ударом отправил тело вперед.
Получивший начальное ускорение Безродный головой влетел в предбанник и далее в холл перед окошечком дежурки, сшибая на своем пути стулья, патрульных и случайных посетителей.
Завизжал Мусоргский, которому дознаватель угодил лбом в низ живота.
Сержант Дудинцев, на кокарде которого маленьким брильянтиком сверкал замерзший плевок Чердынцева, разинул рот и принялся рвать с плеча потертый АКСУ.
В нос Дудинцеву ткнулись сразу два раскрытых удостоверения:
– ФСБ, прапорщик Бортников. – прогудел один из визитеров. – Убери руки с пушки.
– Ва-ва-ва,– промямлил сержант и встал по стойке смирно.
Из холла послышались вопли Соловца, которому Безродный отдавил любимую мозоль на ноге, и приглушенные удары по телу дознавателя.
– Иди,– приказал тот из эф-эс-бэшников, что придавал телу ускорение,– оформляй возвращение вашего придурка.
– Есть! – взвизгнул Дудинцев и опрометью бросился в дверь.
Прапорщики уселись обратно в машину и “волга”, развернувшись посередине улицы, под вой сирены умчалась в сторону Литейного моста.
* * *
Подполковник Петренко встал на четвереньки, помотал головой, гудевшей после удара лопатой, и попытался вспомнить, где он и что, собственно, происходит.
Ничего толкового на ум начальнику Выборгского РУВД не приходило.
Впрочем, так бывало в девяносто девяти случаях из ста, когда подполковник пытался думать…
Последним событием, отпечатавшимся в памяти Петренко, был его стремительный бег по лестнице вдогонку удирающим Рогову и Плахову.
Потом – как отрезало.
“А зачем я за ними бежал? – подполковник задал сам себе безмолвный вопрос. – Вызвал бы к себе в кабинет, пропесочил бы – и все дела… Кстати, а чего они такое натворили, что я за ними погнался? Опять санкции прокурора на гвоздь в сортире повесили? Да нет, не было такого сегодня. На заявителей напали? Тоже нет… И пальбы в коридоре никто не устраивал, как давеча… Капканов я тоже давно не видел, – при воспоминании о капкане у Мухомора заныла прикушенная железными челюстями нога. – Капканы – это приколы Казанцева. Рогов и Плахов тут ни при чем… Так что ж произошло-то? Ничего не понимаю… Вроде, все как обычно… Пьют, конечно, как верблюды, но на ногах стоят. А раз стоят – значит, могут работать…”
Мысль о нелегкой милицейской службе заставила Николая Александровича с кряхтением разогнуться и подняться на ноги, цепляясь рукой за стену.
Подполковник сделал осторожный шаг вперед и его пальцы наткнулись на кромку какого-то холодного металлического листа. Петренко отдернул руку, чувствуя, как лист начинает сдвигаться, в лицо ему дохнуло потревоженным распрямляющейся снеговой лопатой затхлым воздухом и начальник РУВД опять потерял сознание…
Танго прогнувшись
– Не пойдет! – вникающий во все тонкости оформления своей продукции Дамский перечеркнул черным маркером принесенный ему для утверждения рекламный плакат, попав по нему лишь с третьего раза и проведя две жирные линии на полированной столешнице.
В последнее время с координацией движений у книгоиздателя было не очень.
– Почему? – поинтересовался художник.
– Мало красного цвета, мало черного,– принялся перечислять генеральный директор “Фагот-пресса”,– нет золотой рамки, нет серебрянного тиснения, логотип издательства слишком мелко прорисован… И, вообще, почему здесь нет женщин?
– Это же учебники для пятого класса! – удивился младший редактор, готовивший книги к печати.
– И что? – Ираклий Вазисубанович сложил пухлые губки бантиком.
– Ну-у…,– редактор не нашелся, что ответить.
– Какая-нибудь женщина должна быть,– грузный, похожий на огромную перезревшую грушу сорта “дюшес” Дамский тяжело поднялся из кресла, подошел к шкафу, достал парочку журналов “Пентхаус” и развернул.– Вот такая… Или такая… Или эта,– палец издателя ткнул в глянцевые фотографии голых развратных див и глаза его потеплели.– Да, вот эта подойдет.
– Но как мы это обоснуем, если будут вопросы от министерства образования? – спросил художник, потрясенный широтой взглядов Дамского.
– Что? – Ираклий Вазисубанович отвлекся от эротических фантазий и недовольно скривился.
– Ничего,– сказал художник.
– Нечего класть мне на стол неподготовленные проекты,– издатель в очередной раз показал свою тупость, выдаваемую за принципиальность.– Переделайте и принесите.
– Можно журнальчик? – попросил художник.
– Нельзя,– отрезал Дамский, у которого на “Пентхаузы” были свои планы.
– С возвратом,– изрек художник.– Мне только отсканировать…
– Через полчаса зайдешь,– издатель прошел к своему креслу, прихватив с полки еще три журнала, рассыпавшихся на отдельные страницы от частого перелистывания и подклеенные скотчем.– Мне надо поработать…
Редактор, понимая, что реклама с голыми женщинами на обложке обязательно вызовет скандал, попытался образумить генерального директора.
Но не рассчитал упертости Дамского.
Ираклий Вазисубанович, возмущенный тем, что его великолепная идея не нашла поддержки в массах, минут десять выговаривал подчиненному, иногда брызгал слюной, заикался и в результате оштрафовал редактора на четверть зарплаты с мотивацией “за наглое оспаривание приказов руководства”.
Затем издатель схватил остальные принесенные художником плакаты и вперил в них взор.
– Это что?! – Дамский стукнул кулаком по столу.– Где женская натура?
– Это энциклопедии и французско-русский словарь,– пояснил изрядно потрепанный художник.
– Так, где натуры? – доведенный почти до нервного срыва, выкрикнул генеральный директор “Фагот-пресса”.
– Будут,– пообещал мастер компьютерной графики, решивший больше не приставать к Ираклию Вазисубановичу с просьбами выделить от щедрот несколько эротических журналов, а скачать фотографии с порносайтов из Интернета.– Геи потребуются?
– Вот это подход! – похвалил художника Дамский.– Одобряю. О “голубых” тоже не стоит забывать. Подготовишь два варианта плакатов… Нет, три.
– Ясно,– кивнул художник.– А с животными?
Издатель задумался.
– О мазохистах нельзя забывать,– встрял редактор.
– Проснулся! – язвительно произнес генеральный директор.– Я раньше тебя о них подумал. Так что стой и молчи… Этих охватим с помощью учебников.
– А зоофилов посредством энциклопедии,– художник пошел в разнос.– Там есть статьи о животных. Если хорошо проиллюстрировать…
– Да-а,– довольный Дамский откинулся в кресле.– Можно копеечку заработать…
– Нужно подумаль и о любителях фаллоимитаторов,– продолжил художник.
– Это важное дополнение,– согласился издатель.– Не забудем…
– А так же о свингерах. – художника несло.
– А их много? – озаботился не сильно подкованный в новомодных сексуальных веяниях Дамский.
– Очень,– проникновенно сказал художник.
– Вот! – Ираклий Вазисубанович поднял палец.– Вот что значит – нормально поразмыслить и прикинуть!
– Так мне на все темы плакаты готовить? – осведомился оформитель.
– Да,– закивал генеральный директор.– С такой рекламой я вижу по двести тысяч прибыли с каждой торговой точки… Нет, даже по триста пятьдесят.
* * *
Разогнавшийся Рогов быстро поплатился за излишнюю ширину своего шага и разбил нос о внезапно возникшую перед операми полуоткрытую железную дверь.
– Вот как бывает, – философски отметил Плахов, хотел потрепать хнычущего Васятку по плечу, но вместо этого заехал ему ладонью по кровоточащему шнобелю.
Рогов разнылся еще больше.
Плахов решил больше не трогать коллегу, дать ему возможность успокоиться и сел рядышком покурить.
Пламя одноразовой зажигалки “крикет” на секунду осветило серые стены тоннеля, влажные пятна конденсата на бетоне, полураспахнутую ржавую дверь, ведущую в прямоугольное, заставленное какими-то ящиками помещение и Рогова, закинувшего назад голову и прижимающего к лицу шарф.
– Игорь! – удивился Вася. – У тебя ж огонь есть!
– Ну, есть, – Плахов втянул в себя горький дым, ощутил кончиком языка табачные крошки и понял, что опять подпалил белую сигарету “West medium” не с того конца.
Что– либо менять было уже поздно и опер мужественно начал курить фильтр, надеясь, что он скоро кончится.
– Почему ж ты молчал?! – Рогова взорвало. – Ты, мент придурочный!
– Полегче на поворотах, Васенька. – беззлобно отреагировал Плахов. – А то быстро рожу набью.
– Но у тебя же зажигалка есть! – Рогов не успокаивался. – Можно ж было дорогу освещать!
– Это для прикуривания, – нашелся старший лейтенант, – а не для баловства. Если часто зажигать, надолго не хватит. В ней и так газ кончается…
Фильтр, наконец, прогорел и начался табак.
Плахов с блаженством затянулся.
– Но иногда-то можно? – осторожно спросил Рогов, памятуя об угрозе коллеги.
– Можно, – Игорь выпустил мощную струю дыма. – Если осторожно…
– А сигаретку дашь? – осведомился Васятка, выронивший пачку любимых им тонюсеньких “Vogue slims”, называемых в народе “педерастическими палочками”, в процессе улепетывания от Петренко.
– Свои иметь надо, – проворчал Плахов, но сослуживца угостил.
– Странный вкус. – через четверть минуты сказал Рогов, тоже начавший курить с фильтра.
– Привыкай, – индифферентно заметил старлей.
Некоторое время опера сидели молча.
Потом Плахов решил затушить хабарик об стену, выбросил в сторону руку с зажатым между пальцами окурком и со всего размаха вонзил тлеющий кончик аккурат в лоб Рогову, наклонившемуся, чтобы подергать шнурки на ботинках.
Зашипело.
Последовавший за этим визг Васятки на секунду оглушил Плахова и отозвался многоголосым эхом в пустых коридорах бомбоубежища…
* * *
Дукалис, с трудом составляя слоги в слова, прочитал заявление Дамского, посвященное исчезновению автора бестселлеров о “Народном Целителе”, ничего не понял и перечитал еще раз.
Второй раз он читал немного быстрее – всего-то час и двадцать минут.
В конце заявления был указан номер пейджера, по которому можно было связаться с пропавшим писателем.
Оперативник поднял телефонную трубку и набрал семь цифр.
– Компания “Соплежуй-телеком”,– откликнулся приятный женский голос.– Здравствуйте.
– Алло, это пейджер? – спросил Дукалис.
– Нет, это оператор…
– Извините,– оперативник разочарованно вздохнул, повесил трубку и задумался.
Ниточка прямой связи с исчезнувшим мастером художественного слова была грубо оборвана, так что действовать следовало по-другому.
В кабинет заглянул осведомитель Ларина, местный гармонист и алкоголик Гена, прозванный за свою внешность Крокодилом, грустно посмотрел на раскинувшегося возле стены и храпящего куратора, и, ни слова не говоря, убыл.
С первого этажа донеслись взвизги Безродного, оправдывавшегося перед Соловцом за свое суточное отсутствие. Дознаватель во всем винил “сатрапов” из УФСБ, задержавших его просто так, когда “совершенно, то есть – кристально, трезвый” Безродный прогуливался по набережной Обводного канала, и якобы выбивавших из него компромат на подполковника Петренко и еще – на норвежского премьер-министра, с которым Безродный вроде бы должен был быть знаком.
Дукалис зажал уши ладонями, чтобы не отвлекаться, и в третий раз стал перечитывать опус Мартышкина-Дамского.
Поэтому он не услышал, как вышедший из ступора Твердолобов приглашал коллег выпить водочки в кабинете дознавателей.
А Казанцев услышал.
Он на цыпочках вышел в коридор, оставив Анатолия в компании спящего Ларина и плотно притворив за собой дверь. Спустя полчаса за такое гнусное поведение по отношению к достойному коллеге Казанова был жестоко избит возмущенным Дукалисом.
* * *
– А если б в глаз? – скулил Рогов, когда боль от ожога немного отступила. – Что тогда? Здась же ни врача, ни самой паршивой медсестры…, – Васятка с тоской вспомнил добрую дородную фельдшерицу из психбольницы на Пряжке.
– Ничего, заживет. – Плахов крутанул колесико зажигалки и в дрожащем свете маленького пламени осмотрел коллегу.
Красный кружок подпаленной кожи располагался точно по центру лба Рогова, в полутора сантиметрах выше переносицы.
– Вылитый индус! – заржал Плахов. – Выберемся – купим тебе сари
[Сари – национальная женская индийская одежда типа длинного платья]…
– Сам индус. – надулся Рогов.
* * *
– Неправильно набран номер,– бубнил механический голос в телефонной трубке.– Неправильно набран…
Соловец, сверяясь с лежащей перед ним бумажкой, еще раз нажал на кнопочки.
– Неправильно набран номер,– после гудка провякал голос.
– Черт! – майор вот уже полчаса не мог дозвониться к себе домой.– Как это неправильно?!
Робот отреагировал своей коронной фразой и отключился.
В коридоре что-то загрохотало, в стену гулко ударили чем-то тяжелым, и раздался возглас “Поберегись!”.
Раздраженный Соловец встал из-за стола и высунул голову в дверь. Мимо майора проследовали трое сантехников в замасленных телогрейках, тянущие за собой некий агрегат на ржавых железных салазках. Полозья оставляли на линолеуме вдавленные и кое-где рваные следы.
Сантехников конвоировал молчаливый и сосредоточенный Мусоргский с автоматом без магазина.
Начальник “убойного” отдела проводил процессию тоскливым взглядом и вернулся к телефону.
– Неправильно набран номер,– снова заявил голос.
Майор собрал волю в кулак и перенабрал.
– Неправильно…
– Сволочи!!! – Соловец широко размахнулся и метнул телефон в стену.
Розовое изделие китайского ширпотреба выдержало удар и упало на пол.
– Ты что, Георгич? – в дверном проеме появился Удодов.
– Ненавижу! Телефонистов! Поубивал бы!!! – заорал начальник ОУРа.
– А че так?
– У меня дома номер телефона сменили,– майор привел самое, как ему показалось, разумное объяснение.– Теперь я не знаю, как жену предупредить, что опять задержусь…
– Бывает,– философски отметил Удодов.– А я как раз к тебе позвонить зашел…
– У тебя что, в кабинете аппарата нет? – не понял Соловец.
– Нет,– дознаватель горестно развел руками.
– Почему?
– Да делся куда-то. – Удодов отвел глаза.
На самом деле, белый многофункциональный, оснащенный автоответчиком, определителем номера звонящего и электронной записной книжкой телефонный аппарат фирмы “Samsung” был пропит дознавателями ровно через сутки после того, как получен со склада.
Та же участь постигла компьютер с принтером и сейф.
Вместо них в кабинете Удодова, Гекова, Твердолобова и их коллеги Дурачинского, которого пока еще никто не видел – переведенный из Центрального района в Выборгский участковый инспектор по пути забухал, отмечая назначение на должность дознавателя, и вот уже три месяца не объявлялся ни дома, ни на новом месте работы, ни на старом, – стояли склеенные из картона приблизительные макеты.
Причем очень приблизительные.
Например, в процессе клейки макета монитора дознаватели ориентировались на телевизор “Радуга”, в результате чего на столе у Твердолобова возвышался картонный куб с гранью в полтора метра. А сейф был сварганен из обувной коробки, покрашенной зеленой акварелью с нарисованной же прорезью для ключа.
– Звони от меня,– вздохнул Соловец.– Я пока пойду, развеюсь…
Удодов поднял аппарат с пола и примостился на продавленной кушетке, майор выбрался из душного кабинета в коридор.
Проходя мимо соседнего кабинета, начальник ОУРа услышал смутно знакомый голос и приложил ухо к замочной скважине.
– Неправильно набран номер,– отчетливо сказал голос.
Соловец резко распахнул дверь и увидел испуганного участкового Пуччини, не успевшего положить трубку параллельного с майорским телефона и четко произносившего в микрофон те самые заветные три слова, из-за которых начальник “убойного” отдела чуть не двинулся рассудком.
– Шутка! Просто шутка такая…– пискнул Пуччини.
– Ах, ты, дрянь! – завопил Соловец и прыгнул вперед.– Я тебе покажу “шутка”!
“О, Вася Рогов, я посмел тебя желать…”
По лестнице скатились Соловец и Пуччини, стискивая друг друга в объятиях.
