– Кто там? – спросил интеллигентный мужской голос.
– Это Света,– томно сказала молодая особа.
– Ладно, заходи,– ответил голос и через секунду щелкнул отпертый замок.
Девушка юркнула в парадное, оставив Ларина и Дукалиса цокать языками.
Спустя две минуты подъехало еще такси, оттуда выпорхнула высокая худая брюнетка и позвонила в ту же квартиру.
– Да-а? – спросил голос.
– Это Валя…
– Заходи…
Дукалис и Ларин насторожились.
Опять зашуршали шины автомобиля, и у подъезда материализовалось третье такси с полной блондинкой на пассажирском сидении.
Диалог повторился.
Очередную девушку звали Люда.
Друзья– менты, дабы не оставлять Ираклия Вазисубановича одного на скамейке, подтащили издателя к двери, прислонили к косяку и Ларин нажал на заветную кнопочку.
– М-да-а? – осведомился голос.
– Это книгоиздатель Дамский,– неожиданно ляпнул капитан.
– Хм-м-м,– на мгновение засомневался невидимый собеседник.– Ладно, открываю…
Замок щелкнул, Дукалис втолкнул генерального директора “Фагот-пресса” в предбанник, хотел было пройти вслед за ним, но из темноты высунулась волосатая рука и отстранила оперативника.
– Опа! А я?! – только и успел вымолвить Анатолий, перед тем, как дверь захлопнулась.
И уже больше не открывалась, несмотря на настойчивые звонки во внезапно умолкший домофон.
Опера с полчасика потоптались на ступеньках, продрогли и пешком пошли к станции метро “Василеостровская”.
* * *
А объявившийся в издательстве только через сутки и со страшной головной болью Дамский заявил, что абсолютно ничего не помнит из того, что с ним произошло за минувшие двадцать четыре часа.
Но отчего-то очень сильно краснел, когда его спрашивали о его неожиданном отсутствии, ходил крадучись, бережно перенося свое тучное тело из автомобиля в офис и обратно, начал обматывать шею бирюзовым атласным платком, покрасил волосы в нежно-каштановый цвет и недели две старался поменьше сидеть. Ираклий Вазисубанович даже заказал себе в кабинет кафедру и пюпитр, чтобы стоя просматривать договоры, финансовые отчеты, рекламные плакаты и доносы некоторых особенно сознательных подчиненных вроде начальницы производственного отдела и взятого на должность директора по общим вопросам, свежеизгнанного из холдинга “Сам себе издатель”, записного стукача и бывшего литературного агента Всеволода Израилевича Говженкина…
Бороться и искать, найти и тут же выпить…
Сержанта вместе с испорченными макаронами и чайником вышвырнули из автобуса на морозную улицу, а огорченному полковнику Соловец лично поднес стакан, в который за пятнадцать минут до этого влил метиловый спирт пополам с самогоном.
– Ух,– чиновник из Главка захрустел крепким соленым огурчиком.– Что-то после прогулки даже вкус какой-то другой…
– Так новую канистру откупорили,– тут же нашелся начальник ОУРа, принял из рук старшего по званию опустошенный стакан и поставил на поднос рядом с шестью такими же гранеными емкостями на двести пятьдесят граммов каждая, на стенках которых блестели капельки шестидесятиградусной производной двойной перегонки свеклы и турнепса.
– Сосну чуток,– полковник нащупал валяющийся рядом бушлат и сложил его вчетверо.– Как Петренко появится, разбуди…
– Всенепременно,– довольный майор прикрыл проверяющего старой потертой шинелью и вышел из автобуса.
Перед зданием РУВД стояли грязно-серая “Волга ГАЗ-21” и тесть Васи Рогова в пальто под цвет машины.
Роговский тесть, разинув рот, наблюдал за слаженной работой сотрудников МЧС. То тут, то там мелькали их яркие красно-оранжевые куртки.
– Чево вам? – нелюбезно осведомился замотанный Соловец.
– Где Вася? – роговский тесть переключил свое внимание на майора. – Неделю дома не появляется! Вчера позвонил, сказал, что через час будет, – и с концами!
– Он на задании, – мрачно ответил начальник ОУРа.
– На каком?
– Это закрытая информация.
– Знаю я ваши задания! – разошелся низкорослый старичок. – Опять, небось, бухает где-то!
– Отвали, – Соловцу было не до семейных проблем Рогова и иже с ним. – Будешь орать, дед, пристрою в вытрезвитель…
На крыше здания РУВД что-то загрохотало, послышались крики “Поберегись!” и вниз полетел очередной пласт смерзшихся канализационных вод.
Тесть Рогова с опаской посмотрел на сурового майора и засеменил к машине. Отдыхать сегодня в вытрезвителе, где он и так был частым гостем, старичку не хотелось.
* * *
– Георгич,– в автобус, где Соловец, в ожидании пробуждения полковника, пытался совладать с аппаратом из Долины Искусственных Сисек
[Силиконовая долина, место, где расположены ведущие компьютерные фирмы в США (жарг.)], выйти в программу Word и напечатать хотя бы пару страниц текста, сунулась голова Твердолобова.– Кипяточку не найдется?
– Зачем тебе? – майор аккуратно навел курсор мыши на непонятное словосочетание “Windows Update”
[Обновление программы Windows]и нажал.
Спокойно поработать с документами ему не давали.
То один, то другой подчиненный заглядывал в автобус с дурацкими вопросами. К тому же, прямо над головой Соловца был закреплен динамик стереосистемы, настроенный на радиостанцию “Милиция-плюс”, на волне которой передавали повтор репортажа о праздновании дня рождения министра внутренних дел на открываемой по этому случаю в Москве площади имени Главного Милиционера.
Уменьшать громкость не дозволялось ни в коем случае под угрозой разжалования в рядовые.
– Прекрасны наши будни, полные творческого труда и вдохновения
[Здесь и далее – пародия на официальные сообщения правительства Туркмении, www.tmpress.gov.tm (прим. редакции)], – с оргастическими придыханиями вещал диктор. – Счастливы наши дни, из которых складываются годы независимости. Радостна наша жизнь, озаренная гением великого министра и негасимым светом священного Уголовного Кодекса. Но случаются даты – и их много в новейшей истории суверенной России, – когда радость эта, как вешние реки, выходит из берегов, когда сердца россиянцев бьются в унисон в торжественном гимне любви и высокого душевного подъема. Большой праздник пришел на россиянскую землю – праздник свободы, врученной любимому народу самым великим и преданным его сыном – министром внутренних дел, – это его день рождения…
– Да не мне. Это Крысюку надо. – сказал дознаватель.
– Замерз, что ли? – на экране материализовалась прямоугольная табличка и начальник ОУРа, не читая написанный на ней вопрос “Хотите ли вы обновить программу?”, кликнул мышью по кнопочке “ОК”.
– Вот уже много лет отсчитало время на календаре веков, каждый из которых мог бы стать для россиянцев золотым, – продолжал надрываться диктор “Милиции-плюс”. – Вот уже который год подвиг великого министра ведет нас от победы к победе, от свершений к свершениям. И дело не в том, много прошло лет или мало. Дело в том, что это необратимо! Вектор народной воли указывает в светлое будущее и никогда-никогда уже не будет иначе… Посмотрите на чудесную нашу столицу – она лицо новой жизни, утвердившейся на родных просторах – от Калиниграда до Владивостока, от Поволжья до заснеженной тундры. Огромная гордость высоким жребием страны, вставшей на путь духовного возрождения, воплощена в великолепных проспектах, закусочных “МакДоналдс”, белокаменном Кремле, итальянских бутиках, синагогах, здании Госдумы, офисах “Газпрома” и РАО ЕЭС, и, конечно же, в памятниках трудолюбивого скульптора-миниатюриста Цинандали, также пришедшего поклониться министру… И можно представить себя парящим в небесной синеве, словно голубь, и опуститься на теплые, добрые ладони площади имени Главного Милиционера. Сегодня здесь – в сердце столицы – сердца всех россиянцев…
Компьютер загудел и начал перезагрузку компонентов.
– От рамы оторвать не можем, – вздохнул Твердолобов.
– Дайте по морде, разожмите руки и оторвите,– посоветовал затурканный всеми Соловец, соображая, что он в очередной раз не так сделал.
– Не помогает,– грустно сообщил дознаватель.
– Хотите ему кипяточку в штаны плеснуть, гуманисты? – пошутил майор.
– Не…, – скривился визитер.
– Естественная, как дыхание сотрудника МВД, свободная, как мысль Генерального прокурора, прекрасная, как слово Президента, площадь имени Главного Милиционера есть суть творение великого министра. – радиокомментатор взял на пол-тона выше. – Творение, которое стоит в одном ряду с независимостью, демократией, “резиновым изделием номер один”, газом “Черемуха”, водометом, санкцией на арест и будущим золотым веком. Такой ее увидят и далекие потомки. Как и теперь, площадь останется для них символом бессмертной славы Отечества и лично великого министра. Как и мы, они, обращая взоры в завтрашний день, не устанут славить великого зодчего золотых тысячелетий россиянцев. Но ныне эстафета созидания в наших руках. Ныне праздник нашего поколения. И это мы начали писать биографию новой судьбы нашего народа…
– Тогда в чем же дело? – начальник ОУРа наконец оторвался от дисплея.
– У Пенька губы к раме приморозило, надо как-то отогреть,– объяснил печальный Твердолобов.– А то народ собрался и ржет…
Потрясенный Соловец выглянул в окно и заметил толпу окрестных жителей, скучковавшихся вокруг лежащего ничком на раме от УАЗа, дергающегося и мычащего сержанта. Со стороны казалось, что Крысюк наглядно демонстрирует собравшимся технику сексуальных отношений с останками самодвижущейся повозки.
– На,– майор протянул дознавателю мощный китайский кипятильник.– Согрейте воды и отклейте этого урода. Банка и вода – рядом,– Соловец ткнул пальцем в соседний автобус, заткнул уши клочками ваты и вернулся к умной машине.
– Десять часов часов утра. – в голосе диктора появилась почтительная хрипотца. – На праздничной трибуне – члены правительства, депутаты Государственной Думы, руководители дипломатических миссий десятков стран, с которыми россиянское государство связывают тесные узы искренней дружбы и взаимовыгодного сотрудничества, лидеры духовенства и Генеральной прокуратуры. Среди зрителей, ожидающих начала торжества, мелькают представители общественных организаций, иностранных компаний, сотни азербайджанцев и гостей столицы. Сверкают объективы фото– и телекамер – журналисты готовы к большой работе…
* * *
Спустя десять минут с улицы раздались пронзительные вопли ошпаренного Пенька, когда Твердолобов и Волков, дабы не терять время на долгую разморозку, просто вылили трехлитровую банку с кипятком на то место, где губы сержанта соприкасались с железом.
– И-ди-о-ты,– с расстановкой произнес начальник ОУРа, даже сквозь вату услышавший крики Крысюка, и продолжил борьбу с Windows’95.
Творение Билла Гейтса держало круговую оборону и не сдавалось.
В результате пытливый Соловец нашел-таки в “Проводнике” кнопочку “uninstall”
[Удаление программы], щелкнул мышкой, накрыв всю систему, с чувством выполненного долга нацепил тулуп, выковырял из ушей затычки и отправился посмотреть, как там полковник…
* * *
Проверяющий сидел на заднем диване неосвещенного автобуса, водил перед собой руками и поскуливал.
“Сработало! – обрадовался майор. – Ослеп, старая сволочь!”
– Кто это? – полковник услышал чьи-то шаги и невидящими глазами уставился куда-то вбок.
– Соловец, – отрапортовал начальник ОУРа, корча рожи, показывая бюрократу из ГУВД сразу две фиги и всячески наслаждаясь собственной безнаказанностью.
– А почему так темно? – тоскливо пробормотал проверяющий.
– Так вечер же, – поведал майор, оттопыривая руками уши и высунув язык.
– Че ж вы свет не включаете? – спросил полковник.
– Экономим электричество, – Словец повернулся к собеседнику задом, спустил штаны и похлопал себя по тощим волосатым ягодицам.
– Петренко вернулся?
– Был, но снова уехал. Мы пытались вас разбудить, однако вы не проснулись…, – начальник ОУРа натянул штаны обратно, повернулся к полковнику лицом и поводил перед носом старшего по званию отставленным средним пальцем правой руки.
– Даже так…, – протянул опечаленный проверяющий.
– Угу, – подтвердил майор, снова показав визави язык.
– Ну, и ладно, – проверяющий вытянул вперед руку. – Дай-ка мне чекушку, я и наощупь справлюсь. И домой мне позвони, скажи жене, чтоб не ждала, – полковник цепко охватил пальцами поданную Соловцом маленькую трехсоттридцатиграммовую бутылочку из-под “Фанты”, полную самогонки, и запрокинул голову.
Кадык заходил вверх-вниз, и через десять секунд пустая тара улетела в сторону.
– Жене! – проверяющий рухнул на бок. – Обязательно!… Телефон!… В кармане!… Кителя!… Хр-р-р…, – автобус наполнил мощный храп.
“Силен…” – оценил начальник ОУРа и нащупал в валявшемся рядом кителе с трехзвездными погонами пухлую записную книжку.
– Кстати! – полковник на мгновение вышел из забытья и приподнялся на локте. – Будешь еще мне морды корчить и жопу показывать – урою! – проверяющий опять уронил голову на бушлат.
Соловец ощутил неприятный холодок между лопаток, но потом понял, что метиловый спирт пока еще не успел оказать свое ослепляющее действие на тренированный гигалитрами алкоголя организм старого мента.
* * *
Со спуском в гостеприимные недра санкт-петербургского метрополитена приключения Ларина и Дукалиса не только не прекратились, но обрели новые грани. Особенно после того, как оперативники отобрали у какого-то приставшего к ним с коммерческими предложениями узкоглазого чучмека – то ли турка, то ли азербайджанца, – коробок с анашой и выкурили по жирнейшему косячку, спрятавшись от пронизывающего до костей ветра в подворотне напротив станции “Василеостровская”.
На эскалаторе толстый Дукалис не удержал равновесия и кубарем скатился вниз по ступеням, только чудом не зацепив никого из мирных граждан и финишировав в будочке смотрительницы движущейся лестницы. Ларин пытался нагнать товарища, но еще на старте безнадежно отстал и приехал вниз, как все остальные пассажиры.
Коллеги из линейного отдела отчего-то не выразили восхищения происшедшим и посоветовали операм больше не хулиганить…
Ехали весело.
Вагон мотало на изгибах путей, а вместе с ним и хохочущих от собственной дури ментов. На стенке вагона глазастый Ларин заметил рекламный плакат издательства “Фагот-пресс”, извещавший о том, что книги про “Народного Целителя”, оказывается, написаны автором бестселлера “Белый какаду” неким Дмитрием Вересковым, а отнюдь не Чушковым и Беркасовым, как сообщалось ранее, и это добавило оперативникам веселья. Рядом с плакатом чья-то хулиганистая рука приписала розовым фломастером “А еще Дамский ставит новые названия на старые книги и продает их, как новинки! “Фагот-пресс” – на мыло!”.
Под крики солидарных с неизвестным приписчиком оперов “Дамский – козел!” и “Вазисубаныча – на удобрения!” поезд прибыл на конечную станцию “Рыбацкое”, где Дукалису и Ларину делать было абсолютно нечего.
Когда двери открылись и автоинформатор объявил название станции, из вагона пулей вылетели немногочисленные пассажиры. У Анатолия тем временем родилась блестящая идея захватить состав и силой принудить машиниста довезти оперов до “Горьковской”, рядом с которой те проживали.
Однако подземный водила оказался умен и проворен, и смылся еще до того, как бравые правоохранители ворвались в его кабинку.
* * *
– Глаза! Глаза! – визг Чукова оторвал Соловца от составления на обороте листа протокола осмотра места происшествия квартального отчета по итогам работы отдела. Процент раскрываемости в отчете составлял сто сорок с хвостиком процентов.
Майор пулей выскочил на мороз.
Вокруг урны, шатаясь, бродил дознаватель и безостановочно орал.
– Заткнись! – рявкнул начальник ОУРа.– И объясни, что случилось!
– Я ничего не вижу! – прорыдал Чуков, безуспешно пытаясь протереть слезящиеся глаза.
– Пил?
– Пил!
– Что пил?
– Самого-о-он! – дознаватель запрокинул голову назад и взвыл.
– Где? – в голову Соловцу пришла ужасная догадка.
– В авто-о-обусе! Там стакан полный стоя-я-ял! – Чуков не удержал равновесие и упал навзничь.
Майор стукнул кулаком по жестяному борту пункта временной дислокации:
– Это ж для других дел приготовлено было…
– Я не зна-а-ал! – дознаватель захлебнулся слезами.– Я потом канистру наше-е-ел и другой стакан нали-и-ил!
– Спиногрызенко, Коган! – Соловец подозвал двух пэпээсников, с опаской взирающих на бьющегося в истерике Чукова.– Берите этого кадра, грузите в машину и в больницу. Скажете там, что метиловым спиртом траванулся… Все, выполнять!
– Он брыкаться будет,– сказал предусмотрительный Коган.
– Ну, так успокойте,– приказал начальник ОУРа и полез обратно в тепло автобуса.
Пэпээсники молча вытащили дубинки и начали медленно приближаться к рыдающему Чукову.
Служить и защищать
[To serve and to protect – “служить и защищать”, лозунг полиции США (англ.)]
Андрей подгреб к круглосуточному ларьку, заметил двух оперов из РУВД соседнего района, о чем-то вяло споривших, сидя на соседней скамейки, сунул в окошечко пару мятых червонцев и громко сказал:
– Добрый вечер, девушка! “Балтику” семерочку, будь добра…
– Вот,– один из коллег Ларина заметно оживился и пихнул приятеля в бок.– Я же говорил – вечер!!!
“Девушка” лет пятидесяти бухнула на прилавок бутылку пива и бросила несколько монет сдачи.
Капитан вернулся к Дукалису, который столкнулся с деревом и теперь орал на растение за то, что оно не уступило ему дорогу.
Старший лейтенант разошелся не на шутку, так как толкнувший его “прохожий” не только не извинился и не попытался загладить вину перед стражем Закона, но и нахально продолжал торчать на пути Дукалиса, перегораживая тому дорогу к дому.
– Все! Чтоб я тебя тут больше не видел, понял?! – Анатолий вопил на всю улицу, брызгал слюной и размахивал кулаками в десяти сантиметрах от ствола.– Короче, еще раз увижу – кранты! – оперуполномоченный вытащил пистолет и передернул затвор.– Ты понял?! Не понял?! Ах, не понял?! А, ну, лежать!!! Что-о-о?! Сопротивление при исполнении?! – Дукалис вскинул дрожащую руку с “макаровым”.– Я контуженный! Стрелять буду!!!
Дерево опять промолчало.
– Считаю до трех! Раз!… Два!… Два с половиной!… Три!
Дерево не испугалось.
Анатолий зажмурился, как это делает процентов девяносто “людей в сером”, нажимая на курок, и выстрелил.
Пуля содрала кусок коры, просвистела над головой предусмотрительно упавшего и закрывшего руками голову Ларина, пробила деревянную стенку ларька и маленькой горячей осой впилась в ягодичную мышцу торговки.
Улицу огласил рев подстреленного бегемота.
Внутри ларька загрохотало и зазвенело, когда пятипудовую дебелую продавщицу бросило грудью на полки с упаковками пива “Хольстен”. Ларечница взяла на две октавы выше, развернулась, выбила дверь наружу и на четвереньках понеслась прочь, почти опережая звук собственного визга.
Ларин подхватил упавшего от отдачи Дукалиса и потащил того в арку проходного двора.
Опера из соседнего РУВД метнулись к раскрытой двери ларька, манившего их батареями оставшихся без присмотра заветных бутылочек…
* * *
В половину первого ночи Соловец пожал руку Чердынцеву, пожелал спокойного дежурства и убыл домой, пообещав явиться к восьми утра.
Народ разбрелся кто куда.
Удодов ушел в подвал соседнего дома к знакомому самогонщику, Геков почапал за пивом, Казанова отправился на поиски сексуальных приключений и нашел-таки их, завернув в маленький элитарный гей-клуб, Мусоргский вообще уехал в Псков, забравшись в кузов остановившегося у райуправления транзитного грузовика и заснув там на груде стекловаты…
Очнувшийся полковник из Главка тоже покинул временное пристанище сотрудников Выборгского РУВД.
По пути домой пьяного полковника аккуратно тюкнули по темечку два бомжа, раздели до трусов, однако проявили сострадание и не оставили замерзать в снегу. А отнесли в ближайший подъезд, прислонили к двери на первом этаже, вставили в звонок спичку, чтобы тот работал без перерыва, и убежали.
Спустя пять минут непрерывных трелей дверь распахнулась, и тело в широких, как душа россиянца, и розовых, как обещания кандидатов в Президенты, сатиновых трусах до колена ничком упало в прихожую двенадцатикомнатной коммуналки.
– Это ж надо так нажраться! – восхищенно оценили жильцы, поместили нежданного гостя на старый матрац в огромной кухне и оставили отсыпаться, дабы утром расспросить, к кому, собственно, пришел сей морозоустойчивый товарищ.
Но на следующий день полковник так и не вспомнил, кто он есть, и дружному коллективу многокомнатной квартиры пришлось взять над ним шефство.
Проверяющий, поселившийся в кладовке, быстро освоил премудрости поиска пустых бутылок, удивил всех крепостью организма, выпив без закуски пол-литра жидкости для мытья стекол, отлупил участкового, явившегося по жалобе соседей, избил милицейский наряд, прибывший на выручку “пасечнику”, проявил недюжинную смекалку, убегая через окно на кухне от вызванного для разбирательств с “террористом” взвода ОМОНа, спрятался в здании прокуратуры Приморского района, два дня просидел в пустующем кабинете, питаясь найденными там чипсами, пока, наконец, не был обнаружен случайно пришедшим на работу следователем.
Со следаком полковник неожиданно подружился, провел в его кабинете еще неделю и помог “расколоть” нескольких подозреваемых, сидя в здоровенном напольном сейфе и изображая “голос совести” впечатлительных допрашиваемых. Прокурорский следователь делал вид, что не слышит подвываний своего добровольного помощника, а вызванные для дачи показаний граждане сильно пугались, когда у них из-за спины внезапно раздавались призывы “пойти на чистосердечное”. Хозяин кабинета обеспечивал экс-проверяющего горючим и очень огорчился, когда тот в неподходящий момент случайно вывалился из сейфа прямо под ноги прокурору Андрею Викторовичу Баклушко.
Стресс у Баклушко оказался столь велик, что с того дня он начал заикаться.
А храпящего полковника сковали наручниками и доставили в Приморское РУВД для дальнейшего разбирательства и определения в камеру СИЗО. В дежурке небритого проверяющего с ужасом опознал заявившийся туда по каким-то своим делам сержант Крысюк, помчался к Чердынцеву, и офицер из Главка со всеми почестями был передан на руки прилетевшим за ним следователям с Захарьевской
[На Захарьевской улице в Санкт-Петербурге расположено здание Следственного Управления ГУВД]. Которые уже успели возбудить уголовное дело по факту “убийства” полковника, задержать нескольких членов “преступной группы скинхэдов” и даже получить признание в причастности к смерти потерпевшего у трех из семерых арестованных.
Пришлось извиняться перед задержанными и выпускать их на волю. После чего следователи принялись бодро докладывать наверх об успехах в деле борьбы с преступностью…
А полковник, проведя месяц в санатории, почти полностью восстановил память и вернулся к нелегкой работе в правоохранительной системе России.
* * *
Ларин потерял Дукалиса где-то в анфиладе проходных дворов, когда Анатолий неожиданно вырвал руку из ладони Андрея и метнулся в сторону.
Капитан недолго побродил по загаженной детской площадке, поорал, был облит водой из ведра разбуженным жильцом с четвертого этажа, надулся на весь белый свет, плюнул на поиски коллеги и отправился домой.
Раздеваясь в коридоре, Ларин обнаружил в кармане пальто наполовину пустой коробок с анашой и решил выкурить косячок перед сном. Дабы не вонять ханкой в квартире, опер, набив “беломорину” высушенной коноплей, пошел на лестницу и встал возле мусоропровода.
Травка оказалась никакой.
Капитан подымил, ровным счетом ничего не почувствовал и предался грустным размышлениям о том, что и в наркобизнесе далеко не все торговцы обеспечивают страждущих качественным продуктом. Затем его мысли перекинулись на работу, он попытался вспомнить, чем занимается в “убойном” отделе и какое у него, собственно, звание, так ничего и не вспомнил и стал мрачно смотреть в окно.
Раздумья Ларина прервал сосед-подводник, положивший оперу руку на плечо.
– Андрюша,– сказал капитан второго ранга.– Ты бы сходил, поел что-нибудь. А то вторые сутки стоишь, молчишь…
Глухой форшмак
– Да, да, это РУВД!!! – красный от ярости Чердынцев подпрыгивал возле телефона.– Что тебе еще нужно?!
Соловец присел на откидное сиденье и прочел единственную запись, внесенную в журнал происшествий за ночь.
“В 04.17 на пересечении улицы Широкой и Большого проспекта было обнаружено тело гражданина Терпигорева А.В. Это уже третье тело гр. Терпигорева А.В., обнаруженное на этой неделе”.
– Который час, спрашиваешь?! – продолжал надрываться начальник дежурной части. – Я тебе щас устрою сигналы точного времени!!! – майор швырнул трубку на рычаги.
– Кто звонит? – осведомился Соловец.
– Дукалис! – прорычал Чердынцев. – Свистнул мою мобилу и теперь по ней названивает и хохочет! Баксов на пятьдесят уже наговорил!
– Вычтем из зарплаты, – пожал плечами начальник ОУРа.
– Держи карман шире! – взвился майор. – У него вся получка на погашение долга за прошлогодний пожар уходит!
– Да, ты прав, – вспомнил Соловец.
В декабре прошедшего года оперуполномоченный Дукалис действительно слегка переборщил с предновогодним фейерверком, изготовленным им из натертого на крупном напильнике аллюминия и пороха, добытого из патронов в ПМу, и по пьяной лавочке спалил три соседние квартиры. За что его регулярно били и вымогали деньги.
– А это кто? – главный “убойщик” заметил перемотанное веревкой рослое тело, лежащее в проходе между сиденьями.
– Этот? – Чердынцев махнул рукой.– Да, приперся под утро, ксиву в нос совал, кричал, что агент какой-то… Я его и связал, чтоб не мешал работать.
– Случайно, не агент национальной безопасности? – поинтересовался Соловец.
– Точно! – удивился майор.– А ты как догадался? Дедукция?
– Просто я его знаю,– вздохнул начальник ОУРа.– Убогий он. Ну, в смысле, на голову больной. Как очнется, ты его развяжи и отпусти… Кстати, как там Чуков? Что врачи говорят?
– В травме он,– огорченно развел руками Чердынцев.– Нога сломана, ключица, нос, пять ребер и пальцы на правой руке…
– А глаза?
– Что – глаза?
– Ну, со зрением как? – Соловец решил не уточнять, каким образом дознаватель получил столько переломов. И так понятно.
– Говорят, поправится,– уверенно сказал Чердынцев.
– Ладно,– Соловец прихватил со стола кожаную папочку и встал.– Если будут спрашивать, я на территории…
– Хорошо,– телефон опять зазвонил.– Алло, дежурный по РУВД слушает,– майор изменился в лице.– Да, это Чердынцев!!! Да, Толя, я в автобусе!!!… А ты приходи, и поговорим!!!…
Начальник ОУРа решил не мешать содержательной беседе и удалился за угол, где в одиночестве высосал пол-литра припасенного со вчерашнего дня самогона.
* * *
Лейтенанту Волкову не повезло.
Форсируя по дороге на работу Неву по тонкому льду в районе стрелки Васильевского острова, инспектор по делам несовершеннолетних провалился в полынью и пробарахтался там с полчаса, пока ругающиеся спасатели не вытащили насквозь промороженного лейтенанта на берег.
В больнице его поместили в палату, зафиксировали на койке, накрыли согревающим электроодеялом и оставили оттаивать.
Одеяло оказалось с брачком.
Спустя десять минут после включения в сеть полетел стабилизатор напряжения, и Волкова стало с периодичностью раз в две секунды бить током. Шоковая терапия продолжалась почти час, пока в палату не заглянула медсестра и не удивилась, почему больной, выпучив глаза, подскакивает на кровати.
Лейтенанта освободили из электрического плена и перевели в реанимацию.
Там Волков провалялся дней пять, его уже совсем собрались было выписывать, но тут он подхватил дизентерию вкупе с гепатитом от цыганок, гадавших пациентам в садике у больницы, и с гордо поднятой головой отправился в инфекционное отделение Боткинской больницы.
* * *
Плахов растолкал закемарившего Рогова и заткнул ему рот ладонью, когда Васятка попытался было певуче зевнуть.
– Тише ты…
– А че? – шепотом спросил Рогов.
– Опять кто-то ходит, – серьезно сказал Плахов.
За прошедшие с момента последнего удара по неизвестному преследователю сутки опера отошли от склада с “Ркацители” на добрые пять километров, петляя по лабиринту переходов, и, наконец, добрались до двухметровой в диаметре и уходившей в неизвестность трубы канализационного стока. Вино кончилось, “убойщики” смертельно устали и завалились подремать, не обращая внимание на запах.
Из– за поворота трубы донеслись осторожные шаркающие шаги.
– Ну, все! Задолбал! – решил Плахов, поднял хорошо зарекомендовавшую себя снеговую лопату, вновь подобранную им в процессе блужданий по тоннелям и подтолкнул коленом напарника. – Сунется – свети ему в рожу зажигалкой, а за мной не заржавеет! Прихлопнем козла! Теперь уж – окончательно!…
Рогов присел на корточки у поворота, Плахов встал сбоку.
Шаги приближались…
Васятка затрясся, когда тяжелое дыхание неизвестного раздалось совсем близко и щелкнул зажигалкой.
На него из темноты уставилась перемазанная, но все же узнаваемая харя подполковника Петренко.
– Рогов, скотина! Так это ты?! – заорал полуослепший от неожиданной вспышки Мухомор, успевший, однако, рассмотреть подчиненного.
– То-то-товарищ по-по-подполковник…, – Вася отбросил погасшую зажигалку и на четвереньках бросился бежать.
За ним прыжками понесся Плахов, уронив из ослабевших рук бесполезную лопату.
