- Те же и двое с автоматами, - объявила Мэри, - что вам не спится, господа коммунисты? Разве мы не доказали, что верны джентльменскому соглашению?
      - Это в смысле того, что вы не сдадите нас хайдийским властям? - спросил я.
      - Ну, положим, вас можно было просто пристрелить во сне, - сказала Мэри, ведь ваши автоматы лежали совсем рядом с открытым иллюминатором. Но вы знаете, у нас не поднялась на вас рука. Вы охвачены страстью, а мы это понимаем. У каждого свои идеалы в области секса, тем не менее ваши чувства нам понятны.
      - Большое вам спасибо, - вежливо произнес я, - хоть мы и осуждаем гомосексуализм как вредное социальное явление, отвлекающее народные массы от борьбы за освобождение против гнета монополий, но в данном случае вы объективно помогли делу Мировой и Хайдийской революций.
      - Я думаю, что нам следовало бы обсудить с вами вопрос о том, как долго вы намерены здесь оставаться, - хмыкнула Мэри. - Не забывайте, что вы находитесь на территории Соединенных Штатов Америки.
      - А где тут офис федерального ведомства по иммиграции? Мне могут выдать вид на жительство? - спросил я дурашливо.
      - А гражданство вы получить не хотите? Я чуть не ляпнул, что оно у меня уже есть, но в этот момент вовремя вспомнил, что улетел из Штатов без паспорта и вообще без какого-либо удостоверения личности. А это означало, что доказать свое гражданство мне было бы трудновато. Я представил себе, как являюсь в наше консульство на Гран-Кальмаро и рассказываю о том, что выполнял специальное задание на Хайди по свержению там законного правительства и установлению коммунистической диктатуры. Конечно, там поначалу все обрадуются, ибо примут меня за агента КГБ, которые все-таки не так уж часто перебегают на нашу сторону. Но потом, когда я скажу им, что я, как мне кажется, выполнял задание какой-то правительственной спецслужбы, они в лучшем случае направят меня на излечение в ближайший сумасшедший дом. В худшем, то есть если окажется, что я действительно работал на правительство, меня тихо и бесшумно уберут. Во всяком случае, во время подготовки к операции мне не раз намекали, что в случае речевого недержания мое здоровье может резко ухудшиться. Итак, о своем проклятом буржуазном прошлом мне лучше было помалкивать.
      - Вы знаете, - сказал я, - гражданство мне пока не требуется, а вот политическое убежище я могу у вас попросить? Естественно, вместе с Марселой.
      - Политическое убежище предоставляет правительство, - сказала эта стриженая крючкотворка, - к тому же не под дулами автоматов. Ну, допустим, поскольку эта яхта является частной собственностью, то Синди, как ее фактическая владелица, может предоставить вам право нахождения на борту в качестве гостей. Но нельзя же вечно находиться в гостях! Надо все-таки уточнить, сколько времени вы еще будете сидеть у нас на судне. Вы уже сожрали и выпили сегодня не меньше чем на двадцать долларов, а ведь мы не приглашали вас к обеду, не правда ли?
      - Черт побери, - озабоченно сказал я, - при отступлении у меня потерялся бумажник с тысячей долларов наличными и кредитной карточкой. Вы не могли бы поверить мне в долг? После победы Мировой революции, если денежное обращение еще не запретят, я оплачу ваш счет.
      - Не думайте, что нам жалко корки хлеба для ближнего своего! - с легкой набожностью произнесла Мэри. - Но ведь у вас тоже должна быть совесть?
      - Леди, - сказал я, - если вы сможете завтра утром выйти к поселку Лос-Панчос и выяснить, чья там власть, то, возможно, мы тут же с вами распрощаемся. Конечно, если там еще будут партизаны. А вот если партизан уже не будет, то вы отвезете нас на Гран-Кальмаро, где мы попросим политического убежища у местных властей.
      - Ну на кой черт нам идти в этот ваш Лос-Панчос, если вы не уверены, что до утра там останутся ваши партизаны? Уж лучше мы сразу отвезем вас на Гран-Кальмаро, потому что мы и так собирались туда отправиться.
      Собственно, этого я и добивался.
      Наверно, мы бы, спокойно поговорив, разошлись по каютам и занялись каждый своим сексом, но боюсь, что тогда бы никогда больше не увидели света. Дело в том, что неожиданно я услышал в тишине негромкий, но приближающийся стук лодочного мотора. Потом он непонятно почему стих, и это показалось мне подозрительным.
      - Та-ак, - протянул я тоном, который не предвещал лесбиянкам ничего хорошего, - если окажется, девочки, что это вызванная вами полиция, то вам будет очень плохо.
      - Никакой полиции мы не вызывали! - возмутилась Мэри. - Во-первых, это, по-моему, обычная рыбацкая лодка с каким-то доисторическим двигателем, во-вторых, полицейские не стали бы глушить мотор, а наоборот, включили сирену и осветили бы яхту прожектором.
      - Так или иначе, - рявкнул я, - но вы у меня покуда посидите под замком. Руки за голову!
      Девицы повиновались, и мы с Марселой отконвоировали их в каюту, где заперли на ключ. Чтобы они не удрали через иллюминатор, я закрыл его снаружи штормовой крышкой и наглухо задраил. Сквозь слабый шум волн отчетливо долетал мерный плеск весел. Кто-то приближался к яхте с левого борта.
      - Марсела, - спросил я, укладываясь с автоматом на верхней палубе, - ты сняла автомат с предохранителя?
      Марсела улеглась было рядом со мной, но я жестом велел передвинуться подальше от меня, потому что она попадала в свет, исходивший от топового фонаря на мачте яхты.
      Лодка уже была неплохо заметна в лунном свете. Она шла на трех парах весел и сидело в ней человек десять. Вряд ли это могли быть полицейские или агенты секретной службы...
      В это время автомат Марселы дал в небо длинную очередь, и череда трассирующих пуль замерцала на фоне звезд.
      - Что ты делаешь, идиотка?! - заорал я, но почему-то шепотом.
      - Я только проверяла, не стоит ли он на предохранителе... - Марсела, держа палец на спусковом крючке, растерянно развела руками, и "узи" чихнул еще несколькими пулями, да так, что они просвистели всего в десяти дюймах над моей макушкой. Я прижался к палубе, и в тот же момент услышал с лодки крепкую ругань с хайдийским акцентом:
      - Эй, Хуан! Твоя мать была свиньей и трижды шлюхой, а сам ты подстилка для педерастов и грязная вонючка! Разве твоя очередь грабить гринго? Ты что, захотел познакомиться с адской сковородкой ранее установленного срока? Немедленно убирайся с яхты или получишь пулю!
      - Вот что, - крикнул я, - вы сами вонючки, педерасты и подстилки для педерастов, а матери у вас шлюхи пятикратно и семикратно. Эта яхта захвачена революционными морскими силами Хайди, а вы - проклятые пираты и пособники кровавого палача Лопеса! С вами разговаривает не какой-то траханый Хуан, а Анхель Родригес!
      - Да как ты смеешь, сукин сын, - проорал кто-то с лодки, - называться именем такого достойного человека? Да ведь он в доках воровал такие грузы, какие нам и не снились!
      И с лодки ударил револьверный выстрел, а потом - несколько автоматных очередей. Пули роем зажужжали у меня над головой. Я инстинктивно отполз от фальшборта - пули с лодки летели снизу вверх, и опасность угрожала лишь поблизости от края палубы. Но лодка в это время под прикрытием огня уже подошла в мертвое пространство, и достать ее, лежа на палубе, я не мог. Где-то у кормы послышался лязг и скрежет - кто-то забрасывал абордажный крюк. Пираты должны были появиться на каютной палубе, и я спустился в тамбур.
      Какой-то тип, невидимый мне, распоряжался пропитым голосом, полагая при этом, что говорит шепотом:
      - Луис, обойди его с тылу! А ты, Арнальдо, ходи наверх, туда, где у гринго вертолет.
      Вот в этого Арнальдо, который, забросив крюк на ограждение вертолетной палубы, уже попытался выйти наверх, я и выстрелил. Пуля из "Калашникова" стукнула его в скулу и вывернула мозги через висок на противоположной стороне черепа. Затем я, повернув ствол автомата и, прячась в тамбуре, дал несколько очередей вдоль каютной палубы. Там заорали, послышался плеск тела, упавшего в воду, а потом кто-то начал стрелять, пытаясь меня нащупать. Но в это время откуда-то сверху простучала очередная очередь из "узи", и сиплый голос взревел:
      - Меня убили! Уходим, ребята! - после чего какой-то осел замолотил из автомата, видимо, для прикрытия отхода. Лодка оттолкнулась от борта и укрылась за кормой яхты. Затукал старенький мотор, и она исчезла в темноте.
      - Марсела! - заорал я. - Ты жива?
      - Жива, милый, жива! - В восторге оттого, что я поинтересовался ее здоровьем, Марсела спустилась с верхней палубы, наставляя на меня "узи". Палец у нее был на спусковом крючке, и я без всякого сомнения был бы убит, если бы у Марселы в магазине был хоть один патрон. У меня их тоже не было. Бандиты проявили слабость характера, но очень вовремя для нас.
      - Слушай, - воскликнула Марсела, - я знаю этих ребят! Это банда "Морские койоты". Вожак у них - Бернардо Сифилитик, очень опасный человек!
      - А с ним ты случайно не спала ни разу? - поинтересовался я в профилактических целях.
      - Нет, с тех пор как он заболел, ни разу, - утешила меня моя крошка, словно бы забыв об инкубационном периоде. - Да и вообще с этими подонками почти не имела дела. Они тут, видишь ли, орали, что ты... то есть Анхель Родригес, воровал такие вещи, какие и им не снились. Анхель не воровал - он эректировал во имя революции!
      Объяснить Марселе разницу между эрекцией и экспроприацией было довольно сложно, хотя первое ей, разумеется, было значительно более знакомо, хотя бы по практической работе.
      Опасаясь, что пираты кого-нибудь у нас забыли, мы прошли в коридор, открыли свою каюту и вооружились новыми магазинами. Мне пришлось взять "узи" патронов для "Калашникова" больше не было. Мы обыскали и верхнюю и каютную палубу, даже заглянули в носовой салон и гараж, но ничего, кроме Арнальдо с пробитой скулой и выломанным виском, не нашли. При бандите обнаружился только шикарный ножик с выкидным кнопочным лезвием. Ножик я взял себе на память, а Арнальдо спихнул в воду.
      - "Койоты" вообще-то могут вернуться, - заметила как бы невзначай Марсела. - Если сейчас они по дороге встретят катер Соледад, то вернутся наверняка.
      - "Соледад" - это название катера? - спросил я.
      - Ну что ты вообще знаешь о Хайди, - возмутилась Марсела, - если не знаешь Соледад? Соледад - это королева над всеми береговыми ворами и пиратами.
      - Господи, спаси и помилуй! - вскричал я. - Да у вас тут какой век на дворе?
      - Нормальный, двадцатый, - невозмутимо проговорила Марсела.
      - Но пираты - это что, для туристов?
      - Именно так, грабят здесь туристов. Правда, не все так нахально, как "Койоты" - с пальбой, а то и с мокрыми делами. Некоторые просто воруют с яхт белье или шлюпки, другие, тихонько высадившись, взламывают судовые сейфы или бумажники уводят. Но все равно - Соледад берет плату со всех, кто здесь работает. Она - королева, и тот, кто здесь ворует, должен платить.
      - Она, наверно, жуткая ведьма?
      - Ну да! Она была первой вице-мисс Хайди за три года до меня.
      - И тоже спала с Хорхе дель Браво?
      - Конечно, - невозмутимо ответила Марсела, - все первые вице-мисс с ним спали. И она так понравилась дель Браво, что он поручил ей собирать дань с пиратов. Сорок процентов она отдает в казну, а шестьдесят берет себе. У нее полицейский катер и группа из тридцати коммандос.
      - А чем вооружен катер?
      - Там, по-моему, небольшая пушка и пулеметы. Я понял, что отсюда надо убираться подальше. С решимостью идиота я вошел в рубку, поглядел на многочисленные компьютеры, экраны, табло, кнопки и понял, что мне в этом никогда не разобраться. Пришлось идти вниз и выпускать пленниц.
      - Вы тут с кем-то перестреливались? - спросила Мэри, как будто речь шла о партии в гольф.
      - Вот что, леди, - сказал я очень серьезно, - сейчас нам надо поднимать якорь и уходить отсюда с максимальной скоростью, пока не появилась здешняя суперпиратка Соледад. Мы нехорошо обошлись с ее холуями, одного застрелили, и она может прибыть сюда с минуты на минуту. Вы сможете одна управлять яхтой?
      - Ну, я могу запустить программу. Яхта управляется компьютерами, и лишь в крайнем случае можно открыть ручное управление.
      - Я не нашел даже штурвала...
      - Естественно.
      - Марсела, - сказал я, - иди отдыхай. Через два часа сменишь меня, только не забудь запереть Синди.
      - Какие вы недоверчивые... - поджала губы Мэри. - Вам мало моего честного слова?
      - Так будет спокойнее, - отрезал я. Синди, когда Марсела бесцеремонно втолкнула ее обратно в каюту, скорчила обиженную рожицу, и мне ее даже жалко стало. Марсела, уходя в нашу каюту, сказала:
      - Смотри, не увлекайся этой стриженой. Все-таки она баба, хотя и лесбиянка.
      Мэри поднялась в рубку и, усевшись за пульт управления, набрала на клавиатуре компьютера нужную программу. На табло, расположенном выше лобового стекла рубки, загорелась надпись: "Конечный пункт - 665724 Гран-Кальмаро. Якорная стоянка - 15° 20' 03" северной широты, 63° 54 20" восточной долготы. Запас хода без дозаправки - 185 миль. Скорость - 0. Расход топлива стояночный. Тест систем - норма. Подать команды на подъем якорей и запуск двигателей".
      После того как Мэри нажала еще несколько кнопок, корпус "Дороти" задрожал, а на носу и корме затарахтели автоматические электробрашпили. На табло появились изменения: "Расход топлива - оптимальный. Тест систем - норма. Подать команду на расчет курса".
      Мэри подала и эту команду. Включился какой-то экран, где появилось изображение острова, у которого мы стояли, красная мигающая точка обозначала местоположение "Дороти". Где-то лязгнуло - включился редуктор, передающий вращение с вала дизеля на вал винта. Теперь на табло поменялось значение скорости - " - 2 узла".
      - Почему минус? - спросил я.
      - Потому, что малый назад, - отмахнулась Мэри. Изменились еще несколько цифр, появилась строчка: "Курс - норд-ост 31° 12' 20"", потом опять щелкнул редуктор, и двигатели заработали на больших оборотах, уже не встряхивая так сильно яхту.
      - Ну, все, - сказала Мэри. - Теперь завтра утром мы встанем на рейде Гран-Кальмаро.
      - И что, вам больше не нужно вмешиваться в управление?
      - Нет. Только в каких-то экстренных случаях, если ситуация не предусмотрена в памяти главного компьютера.
      - Тем не менее спать я вас не отпущу до тех пор, пока не выспится Марсела и не приведет вам на смену Синди.
      - Ну что ж, посидим вместе. Хотите кофе? Не дожидаясь моего согласия, она нажала какую-то кнопку, и из окошечка на панели приборной доски выехали две пластмассовые чашечки, наполненные ароматным черным кофе.
      - Спасибо, - сказал я, отхлебывая бодрящий напиток. - Вы сами все это сконструировали?
      - Нет, автомат такого рода был разработан в другом месте, а я просто пристроила его сюда. Мне хотелось сделать яхту, на которой человек будет ощущать себя немножко Богом, Господином вещей.
      Я поглядел на нее с интересом. Почему-то мне казалось, что извращении это малоразвитые и тупые бабы, у которых вся энергия уходит в свой неполноценный секс. А в этой стриженой головке, оказывается, были какие-то мысли, технические и философские идеи.
      - А у вас пушинка в волосах, - сказал я с нежностью, какой сам от себя не ожидал, и снял с макушки Мэри невесомое перышко, то ли потерянное чайкой, то ли вылезшее из подушки. Мэри вздрогнула, будто я ее ударил, и, подняв на меня свое грубоватое, немного припухшее от усталости лицо, посмотрела с интересом. Глаза у нее были темно-карие, глубокие. В них была и задумчивость, и искорка озорства.
      - Вы что, желаете осуществить свою угрозу? - спросила она.
      - Какую? - Я столько раз угрожал сегодня разным людям, что позабыл, что она имеет в виду.
      - Вы днем заявили, что изнасиловать лесбиянку с мужскими наклонностями доставит вам удовольствие. Поскольку ваша соратница ни слова не знает по-английски, она об этом не догадывается.
      - Вы полагаете, что изнасилование начинается со снятия пушинки? - удивился я.
      - Это может быть первым шагом, за которым последуют более решительные действия.
      - И вы их, конечно, очень ждете? - съехидничал я.
      - Жду, - ответила она, - потому что знаю, с кем имею дело. Конечно, силы у вас немало, но я постараюсь так исцарапать вам морду, что у вашей подружки не будет ни малейшего сомнения в вашей неверности.
      - Этим вы подпишете себе смертный приговор. Марсела вас застрелит.
      - Но и вам не поздоровится. Она напишет на вас жалобу в Центральный Комитет, и вас расстреляют, как "врага народа".
      - Не верьте тому, что выдумывают отщепенцы и подонки, бежавшие из России, - я мысленно поблагодарил еще раз покойного Комиссара за то, что в моей памяти сохранилось кое-что из его лекций, - все они педерасты и жулики, содержащиеся на деньги ЦРУ и "Интеллидженс сервис". А вам очень идут ваши маленькие сережки с синими камушками. И личико у вас очень милое, даже когда совсем сердитое. А когтей ваших я не боюсь, шрамы только украшают лицо партизана.
      - Как ваше имя? - заметно порозовев, сказала Мэри.
      - Анхель Родригес, по-английски меня можно называть Энджелом.
      - На черта вы похожи больше, точнее - на дьявола-соблазнителя.
      - Это комплимент?
      - Это констатация факта.
      - Тогда, насколько я понимаю, вам надо молиться, чтобы Господь отвратил вас от соблазна. Значит ли это, что вы готовы поддаться соблазну?
      Мэри еще больше покраснела и сказала:
      - Отпустите меня! Я хочу спать!
      - Я не умею управлять вашей чертовой машинкой.
      - Но она не нуждается в том, чтобы ею управляли такие идиоты, как вы. Выпустите меня!
      - Хорошо, - согласился я, - но не думайте, что вы пойдете спать к Синди. Я подниму ее и посажу дежурить вместо вас...
      - Вы сексуальный маньяк? - спросила Мэри. - У вас есть ваша Марсела, а вы пристаете к порядочным женщинам.
      - Никогда не считал лесбиянок порядочными женщинами, но, увидев вас, почувствовал, что ошибался. Вам так подходит эта мальчишеская стрижечка, она вас необыкновенно молодит... Очень хорошо, что открыты ушки - они у вас розовые, а в них сережки с голубыми камнями - это так красиво...
      Мэри засопела сердито, вскочила и двинулась к выходу из рубки.
      - Ладно, зовите сюда Синди, делайте с ней, что хотите, но меня отпустите. И зачем я только напоила вас кофе?
      - Никогда не жалейте о добром деле. Так учил нас Карл Маркс, - сказал я так уверенно, что даже сам поверил в точность источника. - Но Синди я звать не хочу. Я хочу, чтобы остались вы. Синди - беленькая домашняя кошечка, а вы страшная, зубастая медведица. Но очень симпатичная!
      Она рванулась к двери, но я загородил дверной проем. Мэри попыталась упереться мне в грудь руками, но я сцапал ее за запястье и сказал:
      - Прекрасный случай поцеловать вам руку. Я от ваших ручек без ума... - и тут же, не без применения силы, подтянул к губам ее крепкие, довольно крупные кулаки. Поцелуи легли на костяшки, на кофейного цвета загар, под которым, заметно приподняв кожу, пульсировали вены.
      - Вы хулиган! - произнесла Мэри. - Маньяк! Насильник!
      Она дрожала, лицо было пунцовое, а в глазах было нечто среднее между ненавистью и восхищением. Кулаки разжались, и мои губы прижались к ее белым, теплым ладошкам, для женщины, быть может, и жестковатым, тонко источавшим запах духов. На верхней губе у меня уже успела отрасти после вчерашнего бритья коротенькая щетина, и я позволил себе пощекотать ею впадины ее ладоней, потом бугорки у нижних суставов пальцев, подушечки...
      - Энджел... - пробормотала Мэри, и я почувствовал, что она перестала вырывать руки. - Отпустите...
      - Ну не лишайте меня этого удовольствия! - попросил я. - Когда еще попадутся мне такие милые ручонки!
      Пользуясь тем, что Мэри не вырывается, я отпустил левую руку и чуть-чуть сдвинул рукав ее рубахи. Поцелуи, словно горох, высыпались на обнаженную кожу - от запястья до локтя. Не давая ей опомниться, я отпустил правую руку, схватил левую и повторил ту же операцию.
      - Вы чудовище, Энджел... - пробормотала Мэри. - Вы нахал, негодяй, убийца...
      Все это говорилось с придыханиями, со вздыманием груди, и у меня не было сомнений, что я на верном пути. Мои руки оказались у нее на талии, и я мягко привлек ее к себе. Сопротивления не было, но губы ее по-прежнему бормотали мне нехорошие слова:
      - Ненавижу всех мужчин... Грязные скоты и вонючки... Небритые рожи!
      - А мне нравятся небритые женщины, - сказал я, после чего с нежностью, которой не испытывал и к матери родной, коснулся губами темного пушка, росшего над верхней губой Мэри. Я поцеловал ее в уголки рта, в ложбинку под носом, в рдеющие горячие щечки, в испуганно блеснувшие и закрывшиеся глаза. Дьявольски приятно было ощущать, как она трепещет, как дрожит все ее большое, крепкое, но все-таки женское тело.
      Пальцы мои пробрались под рубаху, легли на ее гладкие горячие бока, скользнули по влажной, шелковистой коже.
      - Сумасшедший... - шепнула она, и ладони ее уперлись мне в живот, но... неожиданно соскользнули и оказались у меня за спиной, на моих лопатках.
      - Какое все жесткое, грубое... - проворчала она. - Нарастил мышцы, обормот!
      За это я наказал ее еще одним поцелуем в губы, на сей раз крепким, сильным, всосавшим ее язык ко мне в рот. Она обмякла, держась обеими руками за мою спину, а мои пальцы, воспользовавшись моментом, очутились у нее в трусах, на крепких, крупных и прохладных половинках зада.
      - Бесстыдник! - прошептала она, делая какую-то попытку вырваться, но, по-моему, чисто демонстративно. Я гладил эту огромную, тяжелую, чуть колышущуюся попку, а спереди меня обдавал жар, исходящий от возбудившегося тела Мэри. Не буду утверждать, что все это было нипочем и мне самому. Штуковина, как видно, не слишком усталая после приключений с Марселой, была готова к новым подвигам. Тоненькие женские трусики были для нее слишком слабой упаковкой, поскольку не доходили мне даже до пупа. Воспользовавшись этим, змей-соблазнитель прополз между резинкой и моим животом, высунувшись наружу. А поскольку Мэри уже прижалась ко мне совсем тесно, то не могла его не ощутить.
      - Это... он? - спросила Мэри так, будто не изучала в школе анатомии. Вместо ответа я одним рывком спустил с нее и шорты и трусы. С легким шелестом они упали на палубу, а я с жадностью заелозил руками по ее мягкой спине, добрался до бретелек купального бюстгальтера, развязал их, и купальник вместе с рубахой тоже оказался на полу рубки.
      - Нет, нет! - прошептала Мэри. - Тут очень светло...
      Я вытянул ее из рубки на залитую лунным светом верхнюю палубу и притиснул к стене рубки.
      - Я закричу! - сказала она, обвисая у меня на руках, но мои колени уже втиснулись между ее ляжками.
      - Нет! Нет! - бормотала она. - Он не пролезет, он слишком большой! У меня никогда не было мужчин, пусти меня!
      Придерживая ее одной рукой, другой я стал поглаживать ей низ живота, ласково приговаривая:
      - Маленькая, мохнатенькая... Кисонька моя, курчавочка моя...
      Этого хватило. Мэри совсем ослабла, и я, легонько дернув ее за бедра, подцепил рыбку на крючок. После Марселы показалось, что эта дорожка куда более узкая...
      - Вошел! - с восторгом в голосе прошептала Мэри. - Он вошел, черт меня подери! Подожди немного, постоим так. Я хочу к нему привыкнуть. Он так приятно греет...
      - Послушай, - спросили, - у тебя действительно не было мужчин?
      - Нет, только девчонки! И я всегда была за парня...
      - Но ведь ты пользовалась вибратором, наверно.
      - Да, но это совсем не то...
      - Но у тебя нет этого девичьего украшения!
      - Я испортила его еще в десять лет сырой сосиской...
      От этого сообщения я фыркнул и сделал подряд десять быстрых качаний. Мэри стояла, обнимая меня за спину и опираясь о рубку. Глаза ее были закрыты, рот полуоткрыт, а губы лепетали жадно:
      - Еще! Еще! Еще! Еще!
      Яхта шла полным ходом, ветер обвевал нас, но не студил страсти. Мэри, внезапно почуяв сладость в собственном естестве, так бухала задом о стальной бок рубки, что я подумал, не будут ли на нем вмятины.
      - Ой, жжет! - стонала она. - Жжет! Жжет! Жжет! А-а-а-а-а!
      Заорала она так, что у меня зазвенело в ушах, и я испугался, не проснется ли от этого крика Марсела. Впрочем, эти опасения заставили меня интенсивнее приступить к работе, придерживая совершенно ослабевшую и потрясенную Мэри, у которой подгибались ноги. Однако эта интенсивная накачка вновь разожгла уже прогоревший было очаг, и в тот самый момент, когда я хотел отскочить, ощущая, что вот-вот кончу свой нелегкий труд, Мэри опять застонала, по-медвежьи облапила меня и так сдавила, что вырваться из объятий ее мощных рук и ног я не сумел.
      - Боже мой! - сотрясаясь от моего последнего натиска, вскричала она. Энджел! Ай-и-ии!
      Справедливо решив, что контрацепция - дело добровольное, я подарил Мэри несколько кубиков липкой и тягучей жидкости, которая требует не менее осторожного обращения с собой, чем бензин или нитроглицерин. До нее это дошло не менее чем через две минуты. Когда я осторожно отошел от нее, изъяв то, что принадлежало только мне, а ей было дано во временное пользование, моя осоловевшая от нормального секса лесбиянка бессильно осела на палубу, откинувшись спиной к рубке. Вдруг она вскочила на ноги:
      - Что я наделала! Ой! - и загромыхала по трапу вниз. Я побежал за ней, не понимая, что речь идет всего лишь о желании подмыться. С чего-то мне взбрело в голову, что она хочет утопиться, спрыгнув в море с каютной палубы. Я догнал ее в тот момент, когда она остановилась у двери своей каюты и постучала в нее.
      - Ты что, - прошипел я. - Тише! Там заперто! Иди в свободную!
      Мэри ткнулась в одну, другую, третью дверь - все оказались заперты, и ключей не было нигде.
      - Это Марсела, - сообразил я. - Она специально спрятала все ключи, чтобы мы с тобой не пристроились где-нибудь с удобствами.
      - Но что же делать? - проворчала она. - Мне срочно нужна горячая вода!
      Дверь в каюту, где спала Марсела, была открыта. Моя верная соратница спала в обнимку с "узи", а ворох ключей лежал на столике. Я вовремя заметил маленькую хитрость: сквозь ключи была продернута нитка, а концы нитки привязаны к большому пальцу Марселы. Я осторожно отцепил один ключ от связки это был ключ от каюты Синди.
      Марсела не проснулась, а вот Синди не спала. Мэри юркнула в ванную, я последовал за ней. Синди ошеломленно посмотрела на двух совершенно голых людей разного пола, но ничего не сказала.
      Мытье с Мэри было не столь любовным, как за несколько часов до этого с Марселой. Каждый заботился о себе. Однако в удовольствии вытереть теперь уже несомненно мою стриженую медведицу я себе отказать не смог. И Мэри, несмотря на свой более солидный, чем у Марселы, возраст, тоже попала впросак. Вероятно, она подумала о том, что красный партизан влюбился по уши в прекрасную представительницу свободного мира. А ей было невдомек, что для мужчины очень важно совершить в жизни нечто необычное или хотя бы редко свершаемое: переплыть через Ла-Манш стилем баттерфляй, выпить двадцать пинт пива, прострелить пикового туза с двухсот ярдов из пистолета или, как в данном случае, овладеть женщиной с мужскими наклонностями. Все это сильно самоутверждает мужчину и делает ему честь. Во всяком случае, в старости, беседуя с более юными приятелями, ты можешь похвалиться: "Ребята, а я, скажу вам по секрету, спал с лесбиянкой!"
      Впрочем, спать нам с ней в ту ночь не пришлось. Еще в ванной мы обнаружили, что забыли одежду на палубе, а Синди не спит.
      - Синди, крошка моя, - высунувшись из ванны, произнесла Мэри, - отвернись, пожалуйста, на минутку.
      - Пожалуйста! - недовольным тоном произнесла белокурая малютка и накрылась одеялом с головой. Мы выскользнули из каюты и поднялись наверх, где нашли каждый свою одежду, то есть лично я - только плавки, а Мэри - купальник, рубаху и шорты.
      Обнявшись, мы стояли у фальшборта, глядя вперед, в темноту. Мы ничего не говорили, только Мэри изредка пыталась что-то напевать.
      Сзади покашляли. Мы обернулись и увидели Синди. Наша златовласка была в ярости.
      - Я пришла сказать тебе, Мэри, что все кончено! Между нами больше ничего нет! Ты сбила меня с пути, а сама, как только тебе подвернулся парень, хватаешься за него, как собака за сосиску! А днем ты ревновала не ко мне, а к нему! Ты старая, толстая и гнусная свиноматка! - и Синди всхлипнула, а затем заревела горькими слезами. Мэри стояла в растерянности, я тоже не знал, как поступить в такой ситуации. Если бы девчонка приревновала меня к Мэри, это было бы для меня более просто, а с фактами, когда женщина ревнует женщину за измену с мужчиной, я еще не сталкивался.
      - Успокойся, - сказал я, - уверяю тебя, ничего страшного не произошло.
      - Ну да, - хныкала Синди, - эта гадина увлекла меня, из-за нее я мучила своего бедного Джерри, сделала его чуть ли не посмешищем, а сама, как только ей приспичило, лезет под мужчину! А еще врала, что любовь женщины к женщине самая чистая и верная...
      - Во всяком случае, беременностей зарегистрировано не было, - произнес я, поддакнув Синди.
      - Не надо об этом, - проворчала Мэри, которую сильно озаботила последняя фраза.
      - Надо! Надо! - злорадно завопила Синди. - Он тебя натянул, напакостил внутрь и у тебя будет пузо! Здоровенное! Брюхатая! Брюхатая!
      - Дура! - взревела медведица. - Заткнись, или я вышибу из тебя дух!
      - Брэк! - заорал я, пожалев, что оставил автомат в рубке. Хорошая очередь в воздух могла бы их охладить. Рискуя получить ранение ногтями с обеих сторон, я сыграл роль войск ООН и разъединил готовую к драке пару. Они пытались еще пару раз наброситься друг на друга, но я все-таки сумел их остановить и сказал:
      - Постойте, девочки. Надо как-то договориться. Мне очень жаль, что все так получилось. Я ручаюсь, что не желал вашей ссоры. Просто нам нужно найти сейчас какое-то уравновешивающее значение, ибо, как сказал великий вождь и учитель товарищ Мао Цзедун, "надо заботиться о том, чтобы солдаты, проходя через сытые районы, не обжирались, а проходя через голодные - не голодали", - не знаю, как и когда я смог запомнить эту цитату.
      - Ваш Мао - великий осел, - проворчала Мэри.