Атлантическая премьера (Black Box - 1)

      - Я думаю, мистер Хорсфилд, что в операциях, подобных той, которую вы намерены провести, нужно в минимальной степени использовать неотработанные элементы. В конце концов, ваш эксперимент можно было бы провести в полигонных, а не в боевых условиях.
      - Ну, полигонных испытаний было достаточно много. Но мы работали со своими. Мы представляем себе все процессы с точки зрения биофизики и биохимии достаточно адекватно. Пока никаких отклонений от прежнего опыта мы не имеем. Они могут возникнуть только в случае воздействия тех факторов, которые мы не предусмотрели. А где мы можем найти непредусмотренные факторы, кроме как в боевой обстановке?
      - Может быть, но я бы не стал подвергать риску успех операции.
      - Риска почти нет. Все, что он должен сделать - это превратиться в самого себя, когда на это придет команда. У него не будет возможности отказаться... Наверно, Хорсфилд сказал это с улыбкой.
      - Тем не менее вы уверены, что Дик Браун будет достаточно комфортно чувствовать себя в этой шкуре?
      - На сто процентов. Он ведь начисто забыл, как выглядел до того момента, когда у него не раскрылся парашют. В конце концов, мы же не зря три дня поддерживали жизненные функции в его мозгу... Да, установка для считывания информации впервые была проверена не в лабораторных условиях. Конечно, мы записали все, но Короткову загрузили только то, что было до последнего дня Брауна. Он помнит лишь то, что лег спать и заснул. То, что на следующее утро он проснулся, отправился на тренировочный прыжок и разбился, в память Короткову не введено. Просто в одно прекрасное утро он проснется на другой базе, среди людей, которые с ним незнакомы. Они будут знать друг друга только по кличкам и проведут вместе достаточно времени, чтобы мы смогли убедиться, что Браун надежно работает на носителе-Короткове. Никаких контактов с внешним миром не будет до самого начала операции.
      - Кое в чем вы меня убедили, Джо. Но у меня есть еще одно сомнение. Этот покойный Браун имеет родственников?
      - И порядочное количество! - Должно быть, мистер Хорсфилд и тут оскалился. - У него живы и отец, и мать, и тетка, и еще кое-кто.
      - Вы не подумали, что они могут поинтересоваться судьбой своего Дикки? Вы же не сообщали им о его смерти, верно?
      - Ну, разумеется. Он с ними в весьма прохладных отношениях. Он с восемнадцати лет живет сам по себе. То есть жил... Впрочем, можно сказать, и живет. Им он вряд ли за чем-нибудь понадобится. Но я все же подстраховался. Всем людям, которые когда-либо виделись с Брауном, мы перенесли в мозг закодированный "спящий" опознаватель...
      - Так-таки каждому? - перебил мистер Х или Y.
      - Во всяком случае, всем родственникам, которых мы выявили, а также друзьям детства, то есть тем, кто помнит его достаточно хорошо. Так вот. До тех пор, пока они не увидят его в новом обличье, они будут держать в памяти образ настоящего Брауна. Как только кто-либо из них воочию столкнется с Коротковым, то тут же опознает в нем Брауна. Это сделано только для подстраховки, на случай, если новый Браун для чего-то понадобится здесь. В любой момент мы сможем снять этот опознаватель, и тогда никто из них не признает Короткова-Брауна.
      - Ваша "История Джекила и Хайда" отдает фантастикой, сэр. Те разработки, которые делаются у вас, меня пугают. Ведь если говорить откровенно, вы пересаживаете человеческие души... С одной стороны, мне все время кажется, что вы шарлатан и жулик. Я видел ваше досье - вы не должны ничего смыслить в этих проблемах. Вы случайно не посланец Сатаны, мистер Хорсфилд? Может быть, все эти штучки - черная магия?
      - Я прагматик, сэр. Я всегда считал, что неосуществимо только то, чего не хочет Господь Бог. Если он допускает, чтобы наши эксперименты удавались, значит, это Ему угодно. Поэтому не переживайте за наши души. У вас еще нет понимания того, что это может дать нам в руки?
      - Понимание есть, уверяю вас. Но... оно несколько двоякое, мистер Хорсфилд. С одной стороны, мне не трудно будет убедить людей, от которых зависит ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ МНОГОЕ, что ваша эта... интротрансформация - ключ к победе над антиамериканскими силами во всем мире. Вывернуть наизнанку противника, сделать его покорным слугой или даже рабом, превратить идеалиста в прагматика, русского - в янки, коренным образом заменить идеологию и психологию каждого индивидуума в отдельности и огромных масс в целом - это неплохо. Хотя и потребует, как видно, неких затрат, подотчетных Конгрессу. Никаких ядерных или обычных войн, никаких дорогостоящих кампаний по информационному прессингу, ни инвестиций в агентов влияния. Несколько медицинских компаний, фармацевтических поставок, вакцинаций - и все, контроль над миром обеспечен. Так?
      - Ну, не совсем, конечно, расходов потребуется достаточно много. Но в целом мы, кажется, находим общий язык.
      - Не спешите, я еще не закончил. То, о чем только что говорилось, - это официальная сторона дела. Да, с таким проектом в папке я могу пойти к президенту или госсекретарю. Но я думаю, что там, в их аппарате, сидят весьма неглупые аналитики. Они не откажут себе в удовольствии представить дело так, что у президента засохнут все чернила в "Паркере". "Где гарантия, - скажут эти ребята, - что первыми "зомби" не окажемся мы сами и вы, господин президент?" И будут правы. Ваш проект - палка о двух концах. Один конец вы держите в своих руках, а другим сможете дубасить кого угодно. Все ниточки намотаны на ваши пальцы. В том, что это не так, вам не убедить даже самого себя. Поэтому тот проект, который я держу в руках, подавать куда-то вверх нельзя. Это самоубийство. В лучшем случае вас возьмут под такой контроль, что вы не сможете и шагу сделать самостоятельно, причем управлять вами будут с нескольких точек, у которых будут или могут оказаться взаимоисключающие интересы. У кого-то хватит решимости вас убрать, поверьте мне, это очень легко, если очень хочется.
      - Как я уловил, все это преамбула к какому-то деловому предложению? Я вас верно понял, сэр?
      - Хм... Вам в проницательности не откажешь. Да, я, пожалуй, готов вам кое-что предложить. Ваш проект я оставляю у себя. Его перепишут на дискету и закодируют так, что мало кто сможет с ним ознакомиться. Все оригиналы и черновики мы уничтожим. Президент получит от меня что-нибудь достаточно безобидное и не имеющее ничего общего с вашей подлинной программой. Возможно, мы создадим какой-нибудь благотворительный фонд под ничего не значащим названием, в который будут поступать пожертвования от неких бескорыстных людей, от которых будет зависеть МНОГОЕ. Вас они интересовать не должны, с ними буду иметь дело я, а вы будете получать средства для финансирования той программы, которую задумали...
      - И вы будете контролировать ВСЕ? - осклабился - мне так представилось Хорсфилд.
      - Я буду контролировать вас, мистер Хорсфилд. И только я! Это удобно, вам придется беспокоиться только о том, как не испортить отношений со мной. Если вам будут по каким-то каналам поступать иные, даже очень выгодные, предложения, вы должны будете немедленно информировать меня. Надеюсь, вы понимаете, что у меня будет возможность получать информацию и минуя вас, а потому рекомендую вам не проявлять забывчивость и неискренность. Думаю, что право прямого доклада президенту, которое вы получите на днях, должно будет убедить вас, что для меня в этой стране нет ничего невозможного.
      - Вы даете мне такое право?
      - Да. Для того, чтобы контролировать вашу искренность. Будьте уверены, мне это не повредит.
      - Вы оговариваете себе серьезные гарантии... А мне остается только поразмышлять о своих. Знаете, я даже не вижу, чем мои интересы могут быть защищены...
      - Ваши интересы могу гарантировать только я. И ваша полная готовность к честному сотрудничеству. Разве вы еще не поняли, Хорсфилд, что у меня достаточно возможностей в этом мире? Ваша деятельность в компаньонстве с мистером Купером-старшим дает мне столько козырей против вас и против него, что, если бы я пустил их в ход, с вашей карьерой было бы покончено. Эти компьютерные игры, как бы хорошо они ни были обставлены и замаскированы, уже засвечены. Вас совершенно легально можно стереть в порошок, засунуть в тюрьму и только там, в порядке милосердия, пристукнуть. Но я не намерен препятствовать вам. Пожалуйста, работайте. Сорок процентов - ваши, а остальным, уж извините, попробую распорядиться я. Двадцать вам, двадцать Куперу - это вполне достаточно.
      - Что ж... Выбора у меня нет. Я вынужден согласиться.
      ...Не знаю, отчего этот разговор представился мне именно таким. Очень возможно, что ни фразы, ни обороты речи, ни интенсивность диалога не соответствовали тому, что было в действительности. Ведь все у меня в нашей общей с Брауном голове рождалось из догадок. Тем не менее смысл и суть разговора иными быть не могли. Когда он состоялся? Думаю, что накануне того, как Браун был вселен ко мне в башку, а я стал человеком, от которого НИЧЕГО не зависело.
      Визит лекарей
      Воображаемый диалог мистера X или Y с мистером Хорсфилдом выстроился у меня в голове за то время, пока я отдыхал после приема пищи. Браун, судя по всему, вообще проспал все это время. Те мозговые клетки, которые он себе отхапал, отдыхали, а мои исконные, коротковские, сочиняли, анализировали, придумывали. Изредка выдергивали из памяти Брауна нужный материал и цепляли его в свои логические построения. Тем не менее как целое, как индивидуум он дрых. На это время я был Коротковым. Однако Браун, проснувшись, уже знал о том, что я выдумал.
      Отдых нарушило появление целого кагала лекарей. Их было с десяток, не меньше. Дам среди них было немного, а вот в двух или трех точно угадывались армейские костоправы-костоломы. Это были ребята из той славной когорты, о которых в армиях всего мира ходят анекдоты, начиная со времени Швейка или даже древнее. "Доктор, вы мне здоровую руку пилите!" - "Ладно, сейчас отпилю и за другую возьмусь!" Или: "Доктор, у меня астма!" - "Поставить клистир!" "Доктор, вы не поняли, у меня бронхиальная астма!" - "Бронхиальная?! Двойной клистир!" Ну, наконец, что-нибудь вроде: "Доктор, у меня мозги не в порядке!" - "Сейчас схожу за кувалдой!" К моему случаю, кажется, последняя шуточка могла иметь самое прямое отношение.
      Брайт смотрелся посреди этой эскулапии жутко интеллигентным человеком. Для начала, не обращая на меня внимания, лекари сгрудились у приборов. Я был весь облеплен датчиками, и все, что творилось у меня внутри, эти приборы регистрировали и записывали. Брайт давал малопонятные пояснения. Именно там я своими ушами услышал слово "интротрансформация", которое как-то непроизвольно послышалось мне в воображаемой беседе Хорсфилда с его патроном. Латынь вообще сыпалась как из мешка, к тому же доктора галдели, как стая ворон, и понять из их болтовни хоть что-то я не сумел. А вот Браун - смог.
      "Поздравляю тебя, парень, - сказал он Коле Короткову, - мы не в ЦРУ и не в КГБ. Сейчас эти парни решают, сколько нам еще жить. Думаю, что мне теперь лучше притихнуть. Не знаю, сумеем ли мы их надуть, но попробовать надо".
      "Мы у Хорсфилда?"
      "Во всяком случае, там, где все это начиналось. Хорсфилд скорее всего все-таки загнулся. Я слышал его голос на подлодке, хотя в лицо не видел ни разу. Его здесь нет".
      "А почему он должен быть здесь?"
      "Потому что без него не стали бы решать вопрос о прекращении эксперимента, если бы он был жив".
      "А этот... мистер X или Y - он здесь, как ты думаешь?"
      "Вот это вопрос! По идее он здесь, но вычислить его трудно. Вряд ли это Брайт - тот скорее ведущий исполнитель. Он сейчас больше отчитывается, как мне кажется. В таких случаях надо смотреть, кто больше задает вопросов".
      "Да они все, по-моему, только и делают, что спрашивают".
      "Нет, не все. Я уже кое-что разглядел. Вот те трое, что стоят чуть дальше от приборов - даже не врачи. Это охрана. Они, конечно, смахивают на полевых хирургов, но здесь им делать нечего. Здесь должны быть нейрофизиологи, психиатры, фармакологи, биофизики. Вон та леди, похоже, фармаколог. У нее на рукаве халата характерные дырки, прожженные кислотой. Во всяком случае, она имеет дело с химией. Те два, с бровями и мрачными глазами, - психиатры. У них идиотские лица, это тоже заметно. Больше всех спрашивают трое. Но два из них явно настоящие врачи, нейрофизиологи. Они хорошо владеют терминологией и понимают, о чем говорит Брайт, с полуслова. А вот тот, что стоит спиной к мордоворотам, похожим на полевых хирургов, - это хозяин. Все его вопросы носят общий характер. Это не медик, а менеджер. Ему постоянно что-то объясняют, но он вряд ли врубается. Во всяком случае, до конца".
      "Значит, именно он - Х или Y?"
      "Во всяком случае, он тут главный. Сам Х или Y мог и не являться, а прислать доверенного парня. Хотя если дело обострилось, то мог явиться и сам".
      "А что значит: "обострилось"?"
      "Это значит, что за них кто-то взялся. Ведь если угробился посол, который имел с тобой какие-то контакты, или семья Куперов взялась расследовать историю исчезновения своего главы и его наследника, то может получиться нежелательный шум. Ты правильно придумал в своем диалоге между Хорсфилдом и этим Х или Y, когда последний понимает людей "бескорыстных", от которых зависит МНОГОЕ. Эти люди прихлопнут Х или Y как муху, если он окажется нежелательным свидетелем. Ему надо убрать все концы в воду. Марселу, если ей не повезло, они уже убрали. А вот насчет нас у них нет единого мнения. Х или Y жаль бросать эксперимент, который сулит ему ОЧЕНЬ МНОГОЕ. Но себя ему жаль не меньше. Что пересилит черт его знает. От нас НИЧЕГО не зависит. Пара капель какого-нибудь быстрорастворимого снадобья - и мистер Браун вкупе с товарищем Коротковым прекращают функционирование. Тело кремируется, а пепел смешивается с автомобильным гудроном или с минеральными удобрениями. Я уже давно мертв физически, хотя некоторое время об этом не знал, тебе это еще предстоит. Судя по всему, загробного мира не существует, так что бояться нечего. Душа - это всего лишь комплекс компьютерных программ, помещенных на элементную базу из каких-то биологических чипов".
      "Ты же верил в Бога", - заметил Коротков.
      "А теперь - нет. Бог не дал бы Хорсфилду спереть мою душу и записать ее на какую-нибудь дискету, чтобы потом впихнуть в твою полупустую башку".
      "Но ведь он успел сделать это, пока ты еще не умер. Она еще жила в твоем теле, эта душа. А если б она успела отделиться, то он не сумел бы ее захватить. Тут как раз наоборот получается, что раз душа может жить отдельно от тела... то ее могут и в рай и в ад унести... Если, допустим, у кого-то есть для этого оборудование".
      "Может быть. Ты тоже кое-что соображаешь. Тогда нам обоим плохо придется. В аду уже приготовили для нас подходящую сковородку. Я за время пребывания на Хайди наделал столько грехов, что мне их не отмолить за сто лет. Но при этом в твоем теле. Ведь это ты перетрахал там кучу баб и убил целую толпу людей. Плюс крал, предавался чревоугодию и пьянству, лжесвидетельствовал... Что там еще?"
      "Я не знаю. У нас это не проходили".
      "Ну да, ты еще и нехристь. Прямая дорога к черту в зубы!"
      Консилиум между тем продолжался. Лекари наконец закончили галдеж у приборов и подошли к кровати.
      - Здравствуйте, - сказал тот, кого Браун определил как Х или Y.
      - А что, если ты ответишь ему по-русски? - Дик явно позабыл, что с сестрой и Брайтом мы мило говорили по-английски.
      Он услышал мое мнение и уточнил:
      - Пойми, он может не доверять Брайту. Если ты раскроешься как Коротков, то внесешь в них сумятицу. Это лишний шанс выжить.
      - Где я? - спросил Коротков на родном языке.
      - Что? - Х или Y выпучил шары. - Доктор Рабиновитц, он сказал по-русски, не так ли?
      Психиатр с идиотской рожей кивнул и произнес перевод:
      - Он спрашивает, где находится.
      - Скажите ему, что он в Германии, в американском госпитале.
      Рабиновитц перевел это на русский.
      "Скажи, что требуешь представителя посольства СССР", - подсказал Браун.
      Я выговорил это безо всякого акцента. Рабиновитц, у которого акцент был и в русском, и в английском, перевел.
      - Что вы тут полчаса болтали, Брайт? - грубо рявкнул Х или Y. - Он не осознает себя Брауном. Он даже не понимал, о чем мы тут рассуждали. Я специально наблюдал за его лицом. Оно ничего не выражало, хотя он явно был в сознании.
      - Я клянусь, сэр, - пузан стал медленно краснеть, - что он всего час-полтора назад прекрасно понимал и отвечал по-английски. Сестра Лэйн может это подтвердить. И сестра Терри тоже.
      - Да, да, сэр! Он говорил по-английски! - подтвердила сестра, жавшаяся где-то в уголке. - Он все понимал!
      - Вы для меня не свидетели, - проворчал Х или Y, - вы обе - подстилки Брайта. А он полчаса убеждал меня, что Коротков остался Брауном. И ни слова не сказал о том, что он говорит по-русски!
      - К тому же, - заметил Рабиновитц, - из рассуждений мистера Брайта было ясно, что этот индивидуум может осознавать себя только Брауном и никем больше.
      - Сэр, - явно в готовности напустить в штаны, пролепетал Брайт, - скажите на милость, неужели я стал бы вас обманывать? Ведь если он с самого начала осознавал себя Коротковым, то это все равно не удалось бы скрыть. Я просто не допускал мысли, что он может за полтора часа измениться...
      - И кроме того, - ядовито вставил Рабиновитц, - вы утверждали, что Коротков в нем подавлен окончательно. Вам это удалось убедительно доказать, не правда ли, леди и джентльмены?
      - Да, - сказала леди-фармаколог, - инъекция препарата "Зомби-6" должна была начисто подавить Короткова, стереть память, навыки, привычки - все, что характеризует психику этой личности. Только так он смог бы превратиться в Брауна. Иначе интротрансформация в Брауна просто не удалась бы.
      - После того, как вы предоставили мне этот препарат, - прошипел Брайт, мне надо было не доверять вашим выводам. Ваши проверки на душевнобольных - это не аргумент. Надо было дождаться материалов с Хайди.
      - ...Которые теперь исчезли бесследно, - съехидничал Рабиновитц.
      - Вы, Брайт, поставили нас в идиотское положение, - рявкнул Х или Y, эксперимент вовсе не закончен. Мы не знаем в итоге, кто действовал на Хайди: Браун или Коротков?
      - Какая вам разница?! - неожиданно огрызнулся Брайт. - Все равно вы уберете его.
      - Вовсе нет, - прищурился Х или Y, - Браун уже давно мертв. Его могилу можно эксгумировать и показать властям. Любая экспертиза, хоть из ООН, хоть из Госдепартамента определит, что он мертв уже давно и умер от травм, которые получены при парашютном прыжке. Но если в Короткове живет Браун, то он может проинформировать излишних лиц о том, что творилось на Хайди. И покойный мистер Хорсфилд, и пока еще здравствующий мистер Брайт затратили немало сил, чтобы убедить меня и моих друзей в том, что после окончания операции легко можно будет провести обратную интротрансформацию. Я заверяю в этом наших друзей в Белом доме. Они очень спокойно реагируют на представление русского посла о том, что бывший министр соцобеспечения Революционного правительства Хайди Анхель Рамос, он же Анхель Родригес, въехавший в США с паспортом на имя гражданина США Ричарда Брауна, в действительности опознан как бывший солдат Советской Армии Коротков Николай Иванович. В полной убежденности, что у Короткова начисто стерта память и он по сути дела полный идиот, наши ребята из Белого дома намекают Госдепу, что есть повод поторговаться и предложить за выдачу Короткова выпустить из России двух неплохих парней, которые попались в Афганистане. Возможно, даже присовокупив к Короткову какого-нибудь русского солдата, взятого моджахедами. Желательно, конечно, наркомана или полуидиота. Предварительные условия оговорены, русские уже оповещены, что Коротков жив, хотя и не совсем вменяем... И тут вы звоните мне и орете, что все не так, что Коротков остался Брауном и выпускать его нельзя! Что вы вылупили глаза, Брайт? Мне пришлось пить успокоительное после вашего сообщения.
      Брайт часто моргал, глаза у него бегали из угла в угол.
      - Да, успокоительное! - прорычал Х или Y. - И хорошо, что я еще не успел отдать вам приказ немедленно ликвидировать Брауна, а примчался сюда. Здесь вы полчаса объясняете мне, что Браун уже никогда не станет Коротковым и что его надо либо прятать подальше, либо зарывать поглубже и желательно кремированным. А оказывается, в этом парне сидит Коротков? Что это за странности, а?
      - Никаких странностей нет, - гаденько ухмыльнулся Рабиновитц, - все очень просто. Мистер Брайт решил немножко поиграть в свою игру. Ручаюсь, что интротрансформацию Брауна в Короткова он провел успешно. И с самого начала у него все удалось. Но вся память Брауна, со всеми подробностями и деталями об операции "Атлантическая премьера" им переписана на искусственный носитель. Правда, воспроизвести ее без ввода в естественный мозг пока нельзя, но это детали. Можно взять любого пустоголового парня и с помощью все той же установки ввести ему в мозг память Брауна. Потом немножко гипноза, и Браун заговорит устами посредника...
      - Так... - зловеще произнес Х или Y. - Что вы можете сказать, мистер Брайт?
      - Все, что здесь сказано, - досужая выдумка мистера Рабиновитца.
      - Давайте будем корректнее, - улыбнулся психиатр. - Скажем лучше "предположение".
      - А я ему верю, - прищурился Х или Y, - и даже немного восхищаюсь тем, как лихо он собрался нас надуть. Психологический расчет был верен: после доклада о том, что обратная интротрансформация не прошла, совершенно естественно ожидать приказана ликвидацию. Ведь вы именно это имели в виду, когда рекомендовали "прекратить эксперимент"? Это ваши слова, Брайт! Я их слышал своими ушами. И чуть было не согласился, хотя это стоило бы мне нескольких миллионов долларов и уважения очень ценных ребят из Белого дома и Госдепа! Молю Господа, чтоб он и впредь меня вовремя вразумлял. В полной уверенности, что никаких концов не осталось, я оказываюсь легкой добычей для шантажиста... Вы рассчитывали, что Коротков не сможет отвечать вообще, не правда ли? А он ответил по-русски!
      - Все это фантазии. - Брайт стоял бледный и жалкий.
      - Теперь мне плевать, фантазия это или нет. Я выверну вас наизнанку, Брайт! С помощью вашей же техники я заставляю вас вспомнить, кто вам заказал это представление!
      - Попробуйте сперва в ней разобраться! - огрызнулся Брайт, понимая, что ему - крышка.
      - Вас это не должно беспокоить, - заметил мистер Рабиновитц, - у меня есть и опыт, и специалисты.
      Разговор принимал весьма неприятный оборот. Особенно для Брайта. Впрочем, он многим мог выйти боком - и нам в том числе, то есть Брауну-Короткову. Думается, для страховки Х или Y все-таки постарался бы ликвидировать и того, и другого. Однако, слава Богу, этого не случилось.
      Внезапно дверь в палату слетела с петель, затем послышалось несколько глухих хлопков, в которых можно было угадать стрельбу из бесшумного оружия. Мордовороты в белых халатах дружно шмякнулись на пол, но отстреливаться уже не могли, ибо головы у них оказались дырявыми. Всех остальных, оторопелых и побелевших, оттеснили от моей кровати, и я увидел каких-то мрачного вида ребятишек саженого роста в пятнистых комбинезонах и черных вязаных масках...
      "У меня такая же была", - заметил Браун, покопавшись в нашей общей памяти.
      - Всем не двигаться! - сказал тот, кто был главным у ребят в камуфляже. Руки за голову! Лицом к стене! Ноги на ширину плеч!
      Двое парней вкатили каталку, сняли меня вместе с капельницей с кровати и, отделив от припертой к стене публики двух медсестер, указали им стволом автомата:
      - Вперед! С нами! Быстро!
      Наверно, любой человек на нашем месте полюбопытствовал бы, что это за шуточки. Возможно, будь я только Коротковым, то тоже задал бы дурацкий вопрос. Но Браун понимал, что на этот вопрос в лучшем случае не ответят. В конце концов мы были человеком, от которого НИЧЕГО не зависело.
      Гонка для сумасшедших
      Сестры, повизгивая, катили каталку с нашим двухместным телом. Ребятки в намордниках были свирепы и регулярно подбадривали девиц шлепками и пинками. Следом за ними другие черномордики гнали толпу лекарей во главе с Х или Y. Я ехал с комфортом, но не очень безмятежно. Коротков трусил откровенно, Браун пытался успокоить себя тем, что если человека крадут, то вовсе не за тем, чтобы тут же прихлопнуть.
      Каталку впихнули в лифт и спустили в подземный гараж. У самого выхода из лифта стояла "скорая" - фургон с открытыми задними дверцами и работающим мотором. Подскочили еще два парня и ловко перевалили меня с каталки на выдвижные носилки, а затем молниеносно задвинули в машину. Туда же затолкали и сестер, а следом за ними в фургон запрыгнули камуфляжники. Дверцы захлопнулись, машина рванула с места. Стекла были забелены, понять, куда меня везут и зачем, было трудно.
      Безликие мальчики велели сестрам сесть у моего изголовья и держать капельницу, хотя на потолке машины был специальный кронштейн для такого случая. Автоматы с глушителями были наведены на этих ангелочков весьма серьезно. Видимо, черномордики весьма переживали за мое здоровье. Непрерывно пищала сирена.
      Ехали мы не больше получаса. Все это время машина, судя по звуку мотора, неслась на очень высокой скорости и ни разу не притормаживала у светофора. Мистер Браун определил, что скорее всего машину гнали под прикрытием сирены и мигалки.
      Затем скорость сбавили, нос машины задрался вверх, она явно въезжала на наклонную плоскость или пандус. Затем машина встала, сирена смолкла, но зато послышалось очень знакомое обеим составляющим "я" звенящее гудение закрываемой аппарели транспортного самолета. А еще через несколько минут зазвучал нарастающий свист, переходящий в рев. Сомнений не было: набирали обороты реактивные турбины.
      - Летим? - спросил я, избрав для этого вопроса английский. Безликие пропустили это мимо ушей. Сестры тихонько стучали зубами, у них было немало сомнений в благоприятном исходе путешествия.
      Оставалось говорить лишь с самим собой... не вслух, конечно.
      "Кому мы еще понадобились?" - Коля был взволнован заметно больше, чем Дик.
      "Кому? - Браун попытался найти логику. - Думаю, что на сей раз кому-то из спецслужб. То ли тем, кто намерен вопреки всему обменять Короткова на двух невезучих ребят, которых ваши отловили в Афганистане, - а это, как ни странно, могут быть и "ваши", и "наши", - то ли тем, кто, наоборот, очень не хочет честно меняться. И тут равновероятно участие и "наших", и "ваших". Судя по наглости, это могут быть спецслужбы, но никто не поручится и за то, что это не какой-нибудь очередной Х или Y со связями в Белом доме".
      "Вместе с нами увезли этого, Х или Y. И Брайта, и всех иных".
      "Хорошо. Это значит, что они тоже кому-то нужны. Вероятно, скорее всего, государству. Какому-нибудь, вашему или нашему".
      "Ну а разве не могло, допустим, ваше ФБР или там ЦРУ культурно приехать и всех забрать? Это ж налет получается..."
      "Видишь ли, во-первых, просто так, без санкции на арест и обыск, приехать и официально забрать - нельзя. А у Х или Y найдется столько заступничков, что ни один прокурор не решится дать такие санкции. Во-вторых, в действиях его надо еще установить криминал. А его нет. В каком штате мы бы ни находились, закона, запрещающего проводить такие опыты, нет. Нужно вносить в законодательное собрание штата законопроект, обсуждать его неведомо сколько времени. Знаешь, сколько можно будет накопать противоречий с конституцией любого штата? Кучу и еще чуть-чуть! Поэтому остается действовать незаконно. Налет банды террористов, похищение. Нет следов, ФБР ведет расследование. Через год все забудут Точнее, договорятся".
      "Те, что из Белого дома, с ФБР?"
      "Не только они. Очень может быть, что в первую очередь те, кого представлял Х или Y. Он ведь прищучил как-то Хорсфилда, а теперь - прищучат его".
      "А мы?"
      "Мы - объект эксперимента. И все".
      "Куда нас могут везти?"
      "Да куда угодно. Может быть, даже в Москву".
      "Правда?!"
      "Чему ты радуешься? Давно в Сибири не бывал?"
      "При чем тут Сибирь? Чего я сделал-то?"
      "Найдут, что ты сделал. Если захотят. Но это я шучу. Они тебя изучать будут, если, конечно, ты им за этим понадобился".
      "По-моему, на посадку идем..."
      Действительно, самолет, судя по тому, что моя голова заметно наклонялась вниз, плавно снижался. Пискнули амортизаторы шасси, самолет немного тряхнуло, затем гул двигателей стал помаленьку стихать. Опять запела, открываясь, аппарель, зафырчал мотор, и наша "скорая" задом выкатилась из самолета. В окнах заметно посветлело, и фургон, круто развернувшись, куда-то помчался.
      "Интересно, сколько мы летели?" - заинтересовался Коротков.
      "Не больше часа. Мы могли пролететь пятьсот-шестьсот километров. Если, конечно, не кружили все время над одним и тем же городом..."
      "Зачем?"
      "Вся эта история может быть просто маленькой проверкой".
      "И ради этого трем охранникам вышибли мозги?" "Для достоверности чего не сделаешь..." На сей раз ехали немного дольше. Одна из сестер стыдливо сказала, обращаясь к камуфляжникам:
      - Мне нужно в туалет, сэр.
      - Потерпеть можешь? - спросил черномордик.
      - Очень недолго, сэр.
      - Сколько конкретно?
      - Не больше десяти минут.
      - Тогда отойди вон туда к перегородке водительской кабины и делай пи-пи в свое удовольствие! Или у тебя более серьезные проблемы?
      - Именно так.
      - Все равно, высадить тебя я не могу. Вали в угол или терпи.
      Сестра покраснела, поджала губы и продолжала сидеть на месте. Прошел почти час, мне так показалось. Машина сбавила ход и остановилась. Камуфляжники открыли дверцы и приказали сестрам:
      - Выходите!
      В распахнутые створки я увидел какую-то серую стену и проволоку с изоляторами по верхней кромке этой стены. Вновь подошли еще два камуфляжника и подкатили каталку. Меня выдвинули вместе с носилками и перевалили на каталку.
      Мы находились во дворе какого-то бетонного строения. Метрах в десяти от нас из точно такой же "скорой" автоматчики выгоняли Х или Y, Брайта, Рабиновитца и остальных.
      Сестры покатили меня в дверь, под колесами каталки забрякал кафель, затем раздвинулись створки кабины лифта. Кабина пошла вниз и спускалась минут пять. Табло с указанием этажей отсутствовало, но мне представилось, что глубина была значительной. Наконец лифт остановился, створки открылись, и каталку выкатили в коридор.