Мрачное подозрение закралось в душу Весли. Он чуть было не перекрестился, но железный шар в руках и здравый смысл остановили его.

— Подождите здесь. — Кэтлин отодвинула складную ширму.

Весли глубоко вздохнул. Возле очага стояла громадная деревянная кадушка, из которой валил пар.

—…мой…Бог, — прошептал он в панике, слова с трудом слетали с его губ. Он бросился к двери и рывком открыл ее.

— Не так быстро, негодяй, — Рори Бреслин захлопнул ее снова.

Нахмурившись, Кэтлин заложила за ухо прядь рыжевато-каштановых волос.

— В чем дело?

Однако Весли едва ли услышал ее спокойный вопрос, едва ли увидел мерцающие блики огня на ее прекрасном лице. Им овладело привычное безрассудство, окружающие напоминали ему бесформенных чудовищ. Невинное торфяное пламя превратилось в очаг предсмертных мучений. Пар над котлом походил на дыхание дракона, который был готов обжечь его кожу, отравить ядом его легкие.

— Хотелось бы знать, как ты дошла до применения пыток, — отчужденно прозвучал его ровный, твердый голос. — Ты не очень-то отличаешься от Оливера Кромвеля.

— О чем вы? — резко спросила она. Обезумев от страха, Весли почувствовал, как комната превратилась в ловушку, в которой летают ангелы смерти. И вот он уже летит, и чьи-то невидимые ласковые руки прячут его в невидимое убежище, где не чувствуется боль, где можно найти уединение в ослепительном свете… Чья-то рука дернула его за рукав. Нетерпеливое прикосновение вытащило его из темноты.

— Боже милостливый, мистер Хокинс, — произнесла Кэтлин, — вы что, потеряли рассудок? Что вы там бормочете?

Он уставился в сверкающие отраженным пламенем глаза и удивился смущенному выражению ее лица.

— Бормочу? Я бормотал? Но я ничего не говорил, я…

— Должно быть, это ваша странная английская речь. — Она отпустила его рукав. — В какой-то момент мне показалось, что вы читаете двадцать третий псалом на латыни.

Весли подумал, что никогда раньше не был так неосторожен. Он заставил себя улыбнуться, избегая смотреть на орудия пытки.

— Ваши уши, наверно, подвели вас. Англичане молятся на родном языке, а не на латыни.

— А они всегда молятся, прежде чем начать мыться?

— Мыться? — Колени Весли начали дрожать, он чуть не уронил себе на ноги пушечное ядро. — Но я думал… — Его взгляд был прикован к мотку веревки, длинным ножам, похожим на щипцы инструментам.

— Пресвятая дева Мария, вы подумали, что я намереваюсь пытать вас, так ведь?

Он не ответил, продолжая стоять неподвижно.

— Вы так подумали, — настаивала она. Ее низкий музыкальный голос дрожал от волнения, как звук натянутой струны. — Святой Иисус, мистер Хокинс, что с вами сделали, чтобы вы могли подумать такое?

— Я просто сильно напуган, — объяснил он, пытаясь придать беззаботность своему голосу.

— Ну да, — скептически заметила Кэтлин. — Впрочем, вы ошибаетесь. Я объясню.

Он осторожно опустил на пол пушечное ядро.

— Пожалуйста, объясни.

— Эти приспособления, которые вы с таким страхом рассматриваете, предназначены для убоя скота. Прошло уже много лет с тех пор, как мы держали овец на мясо, но Джэнет хранит эти инструменты для приготовления колбас.

Он жестом указал на бадью.

— А это?

— Я намеревалась следовать нашим законам, мистер Хокинс. Согласно им, с вами нужно обращаться в зависимости от вашего положения в армии. Я вымою вас и дам. вам одежду. Том Генди, мой управляющий, составил документ, как руководить вашим поведением.

— Мне не нужен клочок бумаги, чтобы… — Весли остановил себя. Впрочем, пусть, если это поможет Кэтлин чувствовать себя с ним непринужденно.

—…снять с вас оковы, — продолжила она. Эта возможность привлекла его внимание. Он двинул ногой: кандалы до крови стерли его лодыжку.

— Ты хочешь сказать, что я буду избавлен от этого?

— Да, если выполнишь одно условие.

— Любое. Боже, я за это заложу свою душу, если понадобится.

Она тихо вздохнула.

— Я никогда этого не потребую, даже от моего заклятого врага. Мне просто нужно ваше честное слово, ваша клятва, что вы не попытаетесь бежать.

— Вот она, — ответил он без колебания. — Я клянусь, что не буду пытаться убежать.

Ее глаза сузились.

— Этого недостаточно, мистер Хокинс.

— Кэтлин, человек, сидящий в лохани для купания, не может причинить большого вреда.

Улыбка тронула уголки ее губ.

— Верно, но мы с Томом решили, что нужно поставить ловушку для чести англичанина, — она пошарила в обширных карманах фартука и, выi тащив оттуда несколько предметов, разложила их на столе. — Вот крест святого Георгия, покровителя Англии. Это часть знамени, которое захватил Рори в последней схватке в Белтане. А вот это монета с изображением проклятого мясника Кромвеля. Так как он требует вашей преданности, я не буду возражать, чтобы вы поклялись на ней. Да, и вот это, — она положила Библию с изображением креста на обложке, на которую были приклеены кусочки пластыря. — Я закрыла фигуру Христа. Кажется, вы, протестанты, считаете его изображение оскорбительным для себя и предпочитаете только изображение креста.

— Ты проделала большую работу, размышляя о сердце англичанина, Кэтлин Макбрайд.

— У англичан нет сердца, — возразила она. — Однако у некоторых из вас осталось немного чести.

— И ты думаешь, что я один из них?

— Нет, — честно ответила она. — Я сниму с вас кандалы, но за вами будут следить каждую минуту. Я искренне надеюсь, что у вас нет странных тайных привычек, в противном случае вы почувствуете себя смущенным.

— Меня не так-то легко смутить, — он уставился в пол, чтобы спрятать свои смеющиеся глаза.

— Это мы еще посмотрим. Положите руки на все эти предметы, которые должны быть святыми для всех англичан, и дайте честное слово.

Весли подошел к столу и положил левую руку на кусок шелка с изображением креста святого Георгия, а правую на Библию.

— На монету тоже, — подсказала Кэтлин. Весли отодвинул ее на дальний конец стола.

— Только не на эту. Ты попросила меня поклясться на святых для меня предметах. Кромвель не относится к их числу.

— Разве?

— Для меня не относится.

— Тогда зачем вы воюете, убиваете и покоряете других ради него?

— Потому что у меня нет выбора.

— Тогда, может быть, он платил вам за это, мистер Хокинс? Вы пришли сюда в надежде набить карманы?

— Нет! Боже мой, Кэтлин… — он заглушил готовый сорваться с его губ протест. — Может быть, продолжим?

— Минуточку. Нужны свидетели, — усмешка коснулась ее губ. — То есть, видимые свидетели. — Подойдя к двери, она резко открыла ее. Рори и Том буквально ввалились в комнату.

— Удивляюсь, как у тебя не появились занозы, когда ты так тщательно прижимал это… — Кэтлин шутливо погладила ухо Тома, —…к двери.

Рори густо покраснел. Генди пожал плечами и положил на стол написанный на пергаменте документ.

— Поклянитесь, — велела Кэтлин.

Весли накрыл руками разложенные на столе предметы.

— Клянусь святым Георгием и святой Библией, что я дал честное слово захватившей меня в плен Кэтлин Макбрайд, главе Клонмура.

— Подпишите, — сказал Том.

Весли взял птичье перо, которое когда-то видывало лучшие времена. Острие пера было расщеплено и подпись получилась нечеткой. Несколько смущенный этим, он передал перо Кэтлин. Она подписала соглашение быстрым, уверенным движением. Том Генди подписался красивым старинным шрифтом, а Рори Бресли сделал это так грубо, что перо уже не подлежало починке.

— Вот и все, — подытожила Кэтлин. — С этого момента я могу руководить мистером Хокинсом.

— Ты уверена? — спросил Рори, затем добавил по-гэльски: — Я доверяю ему меньше, чем голодному волку.

— И я не доверяю ему, — ответила Кэтлин тоже на гэльском. — Но он не глуп. Он поклялся и будет вести себя соответственно.

Рори покачал своей большой лохматой головой.

— Мне надоело следить.

Он толкнул локтем Тома Генди. Том взял текст клятвы и быстро исчез. Рори неохотно последовал за ним.

— Ну? — спросил Весли. — Ты готова проверить мою честь, Кэтлин Макбрайд?

Она вытащила из фартука большое кольцо, выбрала большой старинный ключ и склонилась к его лодыжке. Он вздрогнул, когда Кэтлин повернула кандалы. Она виновато посмотрела на него.

— Кандалы прорвали вам сапог, и нога стерта до крови.

— Как видишь.

— Почему вы ничего не сказали?

— Я не был уверен, что мои неудобства интересуют тебя.

— Это Клонмур, — возмутилась она, — а не камера пыток.

Ловкими и нежными руками она сдвинула кандалы, затем сняла сапоги. Наслаждаясь свободой движений, Весли согнул ногу.

— А сейчас мыться, — велела она.

Странное возбуждение охватило его. Раздевание в присутствии этой очень привлекательной женщины предоставляло ему интересные возможности.

Он подавил желание. Уже однажды он нарушил обет безбрачия и получил Лауру. То, что она оказалась в руках у Кромвеля, — Божья кара.

Возвращение ее, неважно какой ценой, и будет его платой за грех.

Вот уже три года он верен своей клятве. С тех пор, как у него появилась Лаура, он подчинил свои плотские желания необходимости воздержания. Это было ему не трудно. До сих пор. До Кэтлин.

Весли снял рубашку и льняное белье. Взгляд Кэтлин скользнул вниз. Усмехнувшись, он расстегнул ремень и потянул за шнурки панталон.

— Подождите, — прозвучал настойчивый голос Кэтлин. Она раздвинула между ними ширму, так что теперь ей были видны только его голова и плечи.

Весли хихикнул.

— Ты боишься, что я нападу на тебя?

— Дотроньтесь до меня пальцем, и вы покажете цену клятвы англичанина. Кроме того, вы будете не первым из англичан, с кем я боролась и победила.

Он ясно вспомнил ее действия во время сражения, быстроту движений, безошибочность интуиции и силу хитрости.

— Я не ожидал от главы Макбрайдов такой скромности.

— Я могу быть главой клана, но я также и женщина, с присущей женщине чувствительностью.

Он посмотрел на ее плечи, на слегка склоненную голову, на яркие пряди волос. Вдруг до него дошло, что она легкоранима в той области, о которой сама, может быть, и не подозревает. Она приняла на себя ответственность за Клонмур и полагалась на силу, но под ее доспехами солдата билось сердце женщины, которой нужна была так-же и нежность.

— Ах, Кэтлин, — вздохнув, сказал он, — прости меня.

Она удивленно прищурила глаза; затем, поняв, что он имеет в виду, улыбнулась.

— Нечего прощать, по крайней мере, в настоящий момент. Мужчины всегда забывают, что я женщина.

— Я никогда не забываю. — Он медленным взглядом обвел округлые очертания ее груди. — Я не могу забыть.

Она опустила голову. — Мыться, мистер Хокинс.

Он опустился в воду по самую грудь. Вода была очень горячая, такая, какую он любил. Весли удовлетворенно вздохнул.

— Достаточно теплая?

— О, да. Я не мылся с… — Он остановил себя. Боже, как легко разговаривать с этой свирепой ирландской незнакомкой, —… давних пор.

Кэтлин отодвинула ширму. В руках у нее были мочалка и кусок желтоватого мыла. Она обошла вокруг лохани.

— Разве ты никогда раньше не мыла мужчину? — спросил Весли.

— Конечно, мыла. Это входило в мои обязанности со дня смерти матери.

Он услышал, как она затаила дыхание.

— А когда это случилось?

— Прошло уже шесть лет. У нее внутри что-то росло. Бродячий парикмахер назвал это фистулой.

— Прости меня, Кэтлин.

— Два «прости меня» в течение одного недолгого разговора. Вы могли бы быть порядочным человеком, если бы не принадлежали к круглоголовым, мистер Хокинс.

Весли вспомнил свою мать. Она была так же чужда ему, как Новый Мир, находящийся за океаном. От нее остались смутные образы: жесткий женский рот, произносящий слова осуждения; безжалостный голос, отправляющий его в изгнание в Лувейн.

— Какая она была? — спросил Весли.

— Моя мать?

—Да.

— А какого черта вы интересуетесь моей матерью?

— Ну, пожалуйста, Кэтлин, мне интересно. — Она рассеянно потянула выбившийся локон.

— Ее звали Собан. Ее отец был лордом, и он ни разу не заговорил с ней и не дал ей никакого приданого после того, как она вышла замуж за моего отца, который, как вы уже знаете, не был богатым человеком.

— Как же они ладили, сводили концы с концами?

— Я уверена в том, мистер Хокинс, — живо откликнулась она, — что настоящая любовь украшала каждый день, который они проводили вместе. Это облегчало жизнь.

— Итак, ты веришь в настоящую любовь?

— Конечно, — подтвердила Кэтлин. — Я же ирландка.

Она подтянула к лохани стул.

— В последний раз я купала котенка Мэгин. Бедное животное визжало так, что было наверняка слышно на небесах.

— Обещаю, что не буду визжать, — заверил Весли.

Однако, он не смог сдержать вздох настоящего наслаждения, когда она провела намыленной мочалкой по его плечам и груди, скользя своими сильными пальцами по гладкой коже и массируя мускулы. Руки, так беспощадно владевшие мечом в сражении, двигались сейчас с успокаивающей нежностью. Ее быстрые, уверенные прикосновения были наполнены неуловимым волшебством. Легкий аромат распространился в воздухе.

— Туалетное мыло? — удивленно спросил Весли.

— Из дикого вереска. Наши урожаи могут погибнуть, а вереск продолжает цвести. Даже англичане не смогли уничтожить его, хоть, не сомневаюсь, пытались. Мэгин делает лучшее мыло в округе.

— Как-то я не могу представить Мэгин, которая варит мыло.

— Да, она не совсем такая, какой видят ее большинство мужчин, мистер Хокинс.

— Весли. Пожалуйста, называй меня Весли.

— Нет. Это уж слишком.

— А мое купание в обнаженном виде не слишком?

Ее рука задержалась у него на плече, затем возобновила мягкие кругообразные движения.

— Это возложенное на меня задание. Наклонитесь вперед, пожалуйста.

Он уперся локтями в колени. Она отвела в стороны длинные пряди его волос. Мочалка двинулась по его шее, затем ниже, между лопаток и…

— Пресвятая дева Мария, — воскликнула она. Весли посмотрел на дверь. Схватившись за края лохани, он приготовился выпрыгнуть из нее.

— Что случилось? — требовательно спросил он. — В чем дело?

— Вы весь израненный.

Весли провел рукой по волосам. Проклятие. Он не предусмотрел ее реакцию на шрамы, исполосовавшие всю его спину.

— Да, — беззаботно ответил он. — Но твои прикосновения заставляют меня забыть о боли.

Ее рука неуверенно двинулась вниз по позвоночнику. Глупо, но он представил себе, как шрамы разглаживаются и исчезают в тех местах, которых коснулась ее рука.

— Кто же сделал это с вами?

— Не знаю, я стоял спиной.

— Это не смешно.

— Я тоже так тогда думал, — по правде говоря, он тогда ни о чем не думал. Пытки связывались в его памяти с непроглядной темнотой, которая охватывала его и скрывала от боли.

— За что вы подверглись наказанию… Весли? Ему понравилось звучание имени в ее устах.

— За… непокорность.

— Кому? Хаммерсмиту? Вас пороли за дезертирство? — Она приняла его молчание за подтверждение. — Но это уже зажившие раны.

— Возможно, я не в первый раз дезертировал.

— Но в последний? — потребовала она ответа.

— Думаю, только благодаря тебе.

— Вы лжете. Вы всегда лжете, мистер Хокинс.

— Я получил эти шрамы в Англии. — Не будет вреда, если он признается в этом или позволит ей делать собственные выводы. Если бы он сказал ей, что пострадал за то, что был католиком, она бы не поверила, а он открыл бы себя перед предателями, которые лишили Клонмур священника.

— Это имеет какое-то отношение к причине, по которой вы воюете в Ирландии? — спросила она.

— Ты задаешь слишком много вопросов. Это мое первое купание за большой промежуток времени, и мне хотелось бы насладиться им.

К его облегчению, она сменила тему и тщательно намылила его волосы.

— Длинные, — отметила она, — а не подстриженные, как у большинства круглоголовых.

Три месяца назад его волосы представляли собой великолепную волнистую мантию красноватого цвета. Отсутствие надлежащего ухода превратило их в массу спутанных прядей.

— Я не похож на большинство круглоголовых. —

— А чем вы отличаетесь?

— Я роялист.

Кэтлин выронила мочалку. Он усмехнулся, наслаждаясь ее изумлением.

— Очередная ложь. Если бы вы были роялистом, то сейчас занимались бы интригами с Карлом Стюартом во Франции или Саксонии, или где-либо еще, куда он добрался.

— Для Ирландии было бы лучше, если бы на троне сидел Карл.

Она поджала губы. Горя желанием поцеловать ее, он наклонился вперед и уже был близок к цели, когда услышал:

— Если это уловка для того, чтобы завоевать мои симпатии для дома Стюартов, то она не сработает. В прошлом году сюда приезжал агент в поисках ирландских войск. Но, когда он увидел, в каком состоянии находится Клонмур, тут же отправился назад через пролив.

— Вы могли бы подумать об оказании поддержки противнику Кромвеля, — посоветовал Весли.

Она вздохнула.

— Ирландия все равно останется под игом Англии. Какая для нас разница, изменится ли наш кучер?

— Был ли когда-нибудь у вас такой жестокий кучер, как Оливер Кромвель?

— Прекрасный вопрос, мистер Хокинс. Я бы тоже хотела знать, почему вы воюете на его стороне.

— Довольно спорить, — заявил Весли. — Я уверен, что ваши правила запрещают изводить пленного. — Он отклонился назад, наслаждаясь ощущением сильных пальцев девушки на своей голове. Сквозь полуоткрытые глаза он наблюдал за бликами от огня на ее повлажневшем от пара лице.

Более всего приковывали взор глаза Кэтлин. Темные брови и еще более темные ресницы обрамляли пару омутов, настолько глубоких и таинственных, что он мог бы навсегда утонуть в них. Цвет менялся от темно-карего до янтарного. Отраженные в них вспышки огня возвращались к нему лучами доброты, проникая глубоко в сердце.

«Сумасшествие, — подумал он. — Это теплая вода размягчила мой мозг и так подействовала на меня. Я не должен позволять себе что-то чувствовать к этой женщине».

Однако Весли хотелось забыть данные им обеты. Ему хотелось почувствовать ее руки на себе, в местах, спрятанных под водой: на бедрах, на талии, на…

—…ногу, — нетерпеливо повторила она.

— А, что?

— Поднимите ногу.

Он поднял. Она взяла ее двумя руками, и он снова окунулся в наслаждение от восхитительных прикосновений ее пальцев. Ах, небеса! Каким мудрым джентельменом оказался тот парень, который установил такие правила…

— Силы небесные!

Напуганный снова, Весли схватился за край лохани.

— А теперь что?

— Ваша ступня тоже исполосована рубцами.

— Кэтлин, я…

— Кто-то пытал вас, — она провела по ступне большим пальцем. — От чего это, Весли?

— Несчастный случай, наступил на костер.

— Вы постоянно врете, — она вытащила другую ступню. — Англичане глупы, но не настолько, чтобы засунуть обе ноги в костер. Эти ожоги сделаны преднамеренно. Великий Боже, теперь я не удивляюсь, что вы так испугались при виде этой кухни. Кто сделал это с вами? И почему?

— Не спрашивайте меня, Кэтлин. Это все в прошлом.

Она поджала губы, как бы не давая вырваться последующим вопросам.

— Спасибо, — сказал он.

Кэтлин почистила и обрезала ему ногти маленьким ножиком.

— Есть у вас бритва? — спросил Весли.

— Для чего?

— Сбрить бороду.

— Ирландцы никогда не бреются.

— Как ты часто напоминаешь мне, что я не ирландец.

Она отошла от лохани.

— Пойду посмотрю, что можно найти. — Поговорив у двери с Рори, Кэтлин вскоре вернулась с длинным лезвием, покрытым ржавчиной.

Весли подозрительно рассматривал его.

— Оно не похоже ни на одно лезвие, которое я когда-либо видел.

— Это все, что смог отыскать Рори.

— Ладно, — Он намылил лицо, а она подошла к нему с протянутым лезвием.

Весли поспешно схватил его.

— Я сам. У тебя нет опыта в обращении с такими вещами. — Медленно, обеими руками он провел инструментом по щекам, подбородку, под носом. Лезвие болезненно тянуло кожу, нанося порезы; от мыла, попадающего в свежие раны, горело все лицо.

Кэтлин Макбрайд засмеялась. Весли бросил на нее строгий взгляд священника, но она засмеялась еще громче. Он как можно быстрее закончил испытание бритьем и сел, прижимая салфетку к кровоточащему лицу.

Однако Кэтлин заходилась в хохоте, хватая себя за бока и ловя ртом воздух.

— Чем тебя так рассмешила сцена бритья мужчины?

— Это не бритва, а скребок, который мы используем для стрижки овец.

— Спасибо, что сообщила мне это после того, как я закончил бриться, — он с отвращением отбросил инструмент.

— Я никогда не понимала, почему англичане так тщательно выбривают свои лица, — сказала она. — Это же приносит столько хлопот.

— Когда безжалостная женщина дает инструмент для стрижки овец, то да, — он нахмурился. — Это бороды доставляют массу хлопот. — Его колени, как маленькие островки, высунулись из остывающей воды. — В них всегда попадает пища.

— Если только борода принадлежит свинье или англичанину.

— Ты просто презираешь весь мой народ, — заявил Весли.

— А вы держите весь мой народ в рабстве, — возразила она. — Вы покончили с мытьем?

— Если я пробуду в воде еще хоть немного, то превращусь в маринованную селедку.

Кэтлин положила на стул сверток чистой одежды и клетчатые штаны, а на пол бросила пару сапог.

— Это одежда Рори, — объяснила она, снова устанавливая ширму. — Вы оба одного размера.

— Некоторые части нашего тела — да, — произнес из-за двери Рори по-ирландски. — Но не самые лучшие.

Кэтлин покраснела, но притворилась, что ничего не поняла.

— Я не знал, что ты определила мой размер, — сказал Весли, страшно довольный. Выбравшись из лохани и вытеревшись насухо, он надел на себя одежду, сшитую из материи, сотканной вручную, наверно, сотни лет назад: толстые клетчатые штаны, которые сжали его ноги и бедра, изношенная нижняя рубашка, белая туника, доходящая до середины бедер, и высокие сапоги из мягкой кожи, которые нужно было подвязывать к голени шнурками.

Весли вышел из-за ширмы. Возможно, он ошибся, но ему показалось, что Кэтлин еле слышно охнула. Их взгляды встретились, и они пережили минуты, похожие на те, что были у них на дальнем взморье, минуты, остановившиеся во времени, наполненные чувствами, слишком глубокими для того, чтобы возникнуть между обычными знакомыми.

— Ах, Кэт, — прошептал он, — почему мне кажется, будто я давно тебя знаю?

От этих слов, полных искренней нежности, по телу Кэтлин приятной волной пронеслась дрожь. Но она попыталась не поддаться его обаянию.

— Ни один человек не знает меня, мистер Хо-кинс. Тем более ни один англичанин.

— Минуту назад ты называла меня Весли, — он шагнул к ней, погладил щеку влажной ладонью. — Боже, как ты красива в этих отблесках огня.

Она стояла, пригвожденная к месту, не в силах отодвинуться от него. Он ласково провел по изгибу ее щеки.

— Твоя кожа такая нежная, — прошептал он. — Я всегда подозревал это, но не был уверен, пока не дотронулся.

— Дерзкое замечание, слишком нахальное для англичанина, — проворчала она, но не смогла заставить себя оттолкнуть его. Ее ресницы опустились. Весли еще больше придвинулся к ней, касаясь губами шелковых завитков волос. Теплота его губ вызвала у нее мощный поток желания.

— Между нами есть что-то, Кэтлин Макбрайд, — озабоченный так же, как и она, присутствием подслушивающих под дверью, он говорил тихо. — Что-то роковое и существенное, важное и волшебное. Глупо с нашей стороны отрицать это.

— Нет! — она потянулась, чтобы дотронуться до его лица, но овладела собой и сжала пальцы в кулаки. — Вы еще больший льстец, чем… — она прикусила язык.

Он дотронулся до ее рта пальцем, ощущая мягкость и припухлость губ.

— Чем кто, Кэтлин? Чем ирландец? Уязвленная, как будто он ударил ее, Кэтлин резко отодвинулась. Колдовское очарование сменилось холодным отчуждением.

— Вы не ирландец, мистер Хокинс.

Она повернулась на каблуках, пошла к двери и открыла ее. Том и Рори стояли, уставившись в потолок и посвистывая, как будто не они только что напрягались, пытаясь расслышать каждое слово.

Весли стоял тихо, стараясь побороть свой гнев. Резкая перемена в настроении Кэтлин причинила ему острую боль. Том довольно улыбался, осматривая Весли.

— Да, так лучше. Скоро мы сделаем из вас цивилизованного человека. Только зачем вы сбрили свою красивую красную бороду, мистер Хокинс?

— Назовите это внезапным желанием постричь овцу, — с кислой миной пошутил Весли.

Кэтлин поспешила в большой зал, через плечо отдавая распоряжения.

— Рори, проследи, чтобы починили лодку. Надо посмотреть, какие продукты даст нам море, если люди будут стекаться сюда в таком количестве..

А ты, Том, сделай что-нибудь для семьи из Киллалоу. Их дети выглядят так, будто целый год у них во рту не было ни кусочка мяса. Пусть им дадут побольше хорошей соленой говядины.

«Английской говядины, — подумал Весли, — и английской муки». Она была не лучше обычного грабителя, который воровал у людей, чей рацион и так был слишком скуден. Тем не менее, он не мог негодовать по поводу ее стремления накормить голодных людей.

— Вы можете идти в зал, мистер Хокинс, — разрешила она. — Правилами определено, что вы должны есть мясо через день. Джэнет позаботится об этом. — Затем, взмахнув изношенными юбками и откинув назад копну рыжевато-каштановых волос, Кэтлин Макбрайд гордо удалилась.