Глава 11

Мистер Хоупвел, капитан торгового судна «Мэри Констант», всегда ходил в плавание с женой, которая была моложе Кэтлин и не имела детей. Эта леди щебетала словно жаворонок, устроив с утра суматоху в каюте.

— Вы всех удивите, конечно, о да. Идите сюда, ванна готова, а я поищу для вас что-нибудь из одежды.

Кэтлин опустилась в сидячую ванну. Свежая, ароматизированная вода давала божественное ощущение, и ей хотелось бы, чтобы ванна была большего размера, способного вместить ее всю.

— Вот бархат, — миссис Хоупвел вытащила из сундука платье. — Оно будет ошеломляюще выглядеть на вас, о да. Видите?

Оранжевое изделие, украшенное кружевом и бантами, похоже было скорее на цветочную клумбу, нежели на платье.

— Благодарю вас, я надену собственную одежду. — Кэтлин наклонилась, чтобы окунуть голову в воду.

— Нет, вы не должйы этого делать. Ваше… э, как называется вот это?

— Юбка.

— Да это просто лохмотья! — она вытащила еще одно платье, на этот раз желто-черное. Оказалось, на «Мэри Констант» находится бесчисленное количество одежды и мебели, частично отнятых у ирландцев, а частично конфискованных у английских поселенцев, выступивших на защиту ирландской независимости. — Вы не должны выглядеть нищенкой на собственной свадьбе.

Кэтлин нахмурилась. Поделом было бы Хокинсу, если бы она выглядела именно так.

— Миссис Хоупвел, — сказала она холодно, но вежливо. — Все это английские, наряды. Знаю, что вам трудно это понять, но я горжусь тем, что одета как ирландка.

— Английская одежда подходит в нашем случае гораздо больше. Нравится вам это или нет, мисс Макбрайд, но вы уже относитесь к Англии, потому что собираетесь стать женой англичанина.

Яростно скребя голову, Кэтлин поморщилась.

— Вам следует начать одеваться и вести себя, как подобает англичанке, — щебетала миссис Хоупвел.

— Некоторые покоренные народы подчиняются образу жизни своих завоевателей, — сказала Кэтлин. — Но не ирландцы. Англичане, пришедшие сюда во времена правления Елизаветы, переняли наши традиции, культуру, фасоны одежды. Сейчас они так же принадлежат Ирландии, как и поющая арфа. Многие из них сражаются с Кромвелем бок о бок с их кельтскими хозяевами, — она окатила волосы водой. — Я пойду на это бракосочетание, одетой так же, как моя мать шла. на свое, так же, как была одета моя бабушка.

«Но без того желания в сердце, которое было у них», — уныло подумала она.

Маленькая женщина тихо пробормотала:

— Упряма, как мистер Хоупвел в воскресный день. Возможно, есть что-нибудь здесь… — Она открыла другой сундук. — Эта одежда доставлена из замка Келларх.

— Военная добыча, — с неприязнью и раздражением констатировала Кэтлин.

— Боюсь, что да. Но ирландцы оказали твердое сопротивление. У армии не было иного выхода, как опустошить эту территорию. Они отравили колодцы, сожгли поля и дома.

Кэтлин посмотрела на свою хозяйку пронизывающим взглядом.

— А вам когда-нибудь приходило в голову, что армия сделала женщин и детей бездомными, заставила их голодать? — она указала на сундук. — И оставила их голыми?

Миссис Хоупвел твердо стояла на своем.

— Война — это уродство, мисс Макбрайд. Страдают невинные жертвы. Я молюсь за то, чтобы ваши сельские жители побыстрее капитулировали и приняли бы английский образ жизни.

— А зачем нам добровольно лишать себя самоуправления, объявлять нашу веру вне закона? Я вынуждена вас разочаровать, миссис Хоупвел. Потому что мы, ирландцы, обдумываем планы, как вышвырнуть вас с нашего побережья.

Миссис Хоупвел потерла лоб. — У меня разболелась голова от этой дискуссии. Я никогда не понимала вас, ирландцев. Никогда. Надевайте, в таком случае, что вам нравится.

Завернувшись в полотенце, Кэтлин вышла из ванны. С забившимся сердцем она обследовала награбленное добро, не решаясь надеть вещи, отобранные у невинных ирландок. Однако не предпочли бы владельцы этих вещей, чтобы их прекрасная одежда украсила главу Макбрайдов, а не какую-нибудь лондонскую леди?

Уверенная в ответе, Кэтлин выбрала платье, настолько красивое и настолько несомненно ирландское, что оно могло принадлежать только какой-нибудь благородной даме из сельской местности.

— Это подойдет, — решила она.

Весли стоял посреди «Мэри Констант», ожидая невесту.

С северо-запада дул сильный ветер, наполняя паруса, и корабль упрямо разрезал тугие волны цвета расплавленного железа.

Ветер трепал широкие поля его шляпы. Он глубже надвинул ее на голову. В Голуэе он купил прекрасный головной убор, украшенный плюмажем; набор одежды, которому позавидовал бы любой придворный: сапоги с отворотами, широкие желтовато-коричневые брюки, перехваченные в талии широким ремнем, стеганый камзол и кожаное пальто с такими широкими плечами, что он еле протиснулся через главный вход на корабле. Недавно вымытые мылом, пахнущие амброй, его волосы спадали на плечи красновато-коричневой волной.

Он стоял со своим невероятным союзником — отцом Тулли, волнующимся хозяином — капитаном Хоупвелом и нежелательным сопровождающим — Маккензи.

— Прекрасный день для бракосочетания, — сказал отец Тулли, похлопывая обветренными руками.

— Чудесный, — пробормотал Весли. Боже! Что он затеял? Чтобы жениться на Кэтлин, ему пришлось шантажировать Титуса Хаммерсмита и угрожать самой Кэтлин. Какое сумасшествие рисковать своими жизнями и жизнью Лауры тоже.

Но альтернативой была казнь Кэтлин и доставка ее головы в мешке Кромвелю. При одной только мысли об этом его чуть не стошнило в это Кельтское море.

Брак означает для него и Лауры переселение в Клонмур. Весли с трудом мог представить себе другое место, более подходящее для его жизни.

Носовой визгливый звук резанул его уши. Маккензи, человек Хаммерсмита, ангельски улыбался. В руках он держал волынку.

— Что за свадьба без музыки? — сказал он, вытирая нос тыльной стороной руки. Это был большой нос, который имел фиолетово-красный цвет, свидетельствующий о беспробудном пьянстве.

Брови Хокинса поднялись от удивления.

— Музыка? На этой штуке, мистер Маккензи? — Да, конечно. Ничто не звучит лучше старой волынки, правда, отец?

Отец Тулли неодобрительно кашлянул.

Весли с интересом посмотрел на этого человека. Плотный, кривоногий, тупоголовый, Маккензи был так же похож на шотландца, как Карл Стюарт.

— Говорят, волынка была изобретена в Ирландии, — пояснил Маккензи. — Вам наверняка известна эта легенда, отец?

— Да, ирландцы шутя выдумали это хитроумное изобретение, а потом отдали шотландцам. Но строгие шотландцы никогда не понимали ее.

Так же, как не понимает ее и Маккензи. Надувшись, он извлек из трубы оглушительную мелодию.

В разгар этой какофонии в водовороте соленых брызг от разбившейся о борт волны, в проходе появилась невеста Весли.

Мужчины оторопело замолчали. Волынка издала жалобный звук. А Джон Весли Хокинс прошептал: — Помоги мне, Иисусе!

Кэтлин медленно подходила к нему. Она была одета в такой необычайный костюм, который он вряд ли когда-нибудь видел. Туника, светлая, как летнее облако, окутывала ее от шеи до лодыжек. Ажурные рукава облегали тонкие руки. Отполированные камни и металлическая инкрустация украшали ремень, перехвативший ее тонкую талию. Большие нарукавники с вырезанными по краю манжетами во время ходьбы касались перил. Серебряный обруч венчал голову, а распущенные волосы струились подобно золотому знамени.

Будто сошедшая со страниц легенды, она была такая необыкновенная, такая неземная и такая до кончиков ногтей ирландская. Она была частью какого-то первобытного ритуала друидов (Друиды — жрецы древних кельтов. (Прим. пер.)), одновременно воительницей и богиней. Ее внушающая страх красота связала Весли колдовским очарованием.

Босая, она поднялась по ступенькам. На лице застыло выражение мрачного уныния, как будто она была девой, приближающейся к жертвенному алтарю. В янтарных омутах глаз затаилась печаль. Волнение смягчило уголки рта. Она выглядела так, будто необходимость стать его женой означала для нее вечное проклятие.

Ему хотелось броситься на колени и просить прощения за то, что он принудил ее сделать. А больше всего хотелось смять ее в сильных объятиях и поклясться, что он принесет ей только радость.

Почти уверенный, что она исчезнет вместе с дуновением ветра, он взял ее руку. Вместе они стали на колени. Ее пальцы заледенели, а маленькая рука дрожала. Это была рука, поднимавшая меч против Англии, охлаждавшая горящий в лихорадке лоб Тома Генди, раздававшая пищу голодающим. Рука Ирландии.

Отец Тулли, откашлявшись, стал перед ними, широко расставив ноги, чтобы в качке удержаться на палубе. Он перекрестился.

— In nomine patris et filii… — начал он. И затем, в то время, как ветер нес их в направлении Англии и большие бакланы с криком прорезали облака, а твердый настил английского фрегата врезался в их колени, Джон Весли Хокинс и Кэтлин Макбрайд стали мужем и женой.

— Ты могла бы и поговорить со мной, Кэт, — попросил Весли в тот вечер. — Нам придется делить это тесное помещение, пока мы не прибудем в Лондон.

Она стояла к нему спиной, оцепенев от напряжения. Ее волнистые волосы, густые и блестящие, спускались до талии. Ему представилось, как он погружает лицо и руки в эту шелковистую мантию, ощущая обнаженной грудью их прикосновение и вдыхая чудесный аромат, как запускает в них руку и прижимает губы к нежной впадине на шее. Мучаясь от сильного желания, он выпил глоток белого вина и с грохотом опустил на стол оловянный кубок. С палубы доносился непрекращающийся вой волынки Маккензи, жалобный и громкий. Моряки, радуясь любому поводу залить спиртным скуку морского путешествия, давно перестали протестовать против этих звуков и вовсю подпевали, немилосердно фальшивя.

Как агенту Кромвеля, Весли были оказаны некоторые привилегии. Помещение было удобным, обставленным кроватью, расположенной в нише, и привинченным столом. Вздохнув, Весли остановился за спиной у Кэтлин и дотронулся до ее напряженных плеч, терпеливо растирая натянувшиеся мускулы.

— Мы используем наш брак для наших целей, — прошептал он. — Он означает начало новой жизни для нас и для Клонмура. В наших детях потечет смешанная кровь британцев и кельтов…

— Прекратите! — она отодвинулась. — Я могла выйти замуж за вас, чтобы спасти голову, но не собираюсь притворяться, что у нас общее будущее.

— Дело сделано, Кэтлин, и даже твое упрямство ничего не может изменить.

Она резко обернулась, и он увидел в ее глазах открытый вызов, — Англичане захватили наши дома и земли. Ваши законы запретили нашим мужчинам заниматься ремеслами. Ваши солдаты сожгли наши поля и изнасиловали наших женщин. Вы вырвали ничего не подозревающих девушек из их семей и отправили в дьявольскую дыру, где они станут рабынями.

— И все это не моих рук дело.

Она сжала кулак. — А вот это дело ваших рук. Вы думаете покорить меня, заставив выйти замуж. Не выйдет, мистер Хокинс.

— Выйдет, или ты погибнешь в руках Кромвеля, — он взял ее за руку. Она сопротивлялась, но он потянул ее к кровати. Его безудержное воображение нарисовало ее лежащую с раскинутыми руками, готовую принять его.

Веточка боярышника выглядывала из-под перовой подушки, белые льняные простыни были усеяны маленькими мокрыми пятнышками.

— Отец Тулли освятил брачную кровать святой водой. Он одобряет наш союз, Кэтлин.

— Наверно, вы ему тоже угрожали.

— Нет, — сказал Весли низким, резким голосом. — Ему я сказал правду. Что у меня нет настоящего призвания, чтобы быть священником. Он освободил меня от данных мною обетов.

Она посмотрела на запертую дверь.

— Весли, — она говорила так ласково, что он не был уверен, на самом ли деле она произнесла его имя.

Он провел пальцем по ее щеке. — Да, Кэт?

— Я прошу вас освободить меня от моей клятвы.

Он похолодел. — Не могу, — к его полному разочарованию он почувствовал, как ему на палец упала горячая слеза. — Перестань, Кэтлин, — умолял он. — Не такая уж это трагедия.

Она отпрянула от него, как распрямляющаяся пружина. Гнев вперемешку со слезами сверкал в ее глазах.

— Вы, большой дурень, когда-нибудь задавались вопросом, почему я не была замужем?

Ледяной холод сжал его сердце. — Я не осмеливался спросить из-за страха сглазить свою удачу.

— Потому что я ждала мужчину, которого люблю, — бросила она ему. — Мне бы хотелось ждать его семь своих жизней.

Слова оглушили Весли, у него прервалось дыхание. Ему приходила в голову эта мысль, но он не принял ее тогда во внимание. Сейчас правда обрушилась на него как удар топора.

— Кто же это, Кэтлин? — его голос из-за ревности прозвучал резко.

— Высокородный испанец, и я не оскверню его имени, открыв его такому, как вы.

— Ха! — выдавил из себя Весли фальшивое восклицание. — Похоже, твоя голова забита всякими вымыслами. Назови его, Кэтлин, или я подумаю, что он плод твоего болезненного воображения.

Сердитым, сильным движением руки она стерла с лица слезы. — Это Алонсо Рубио, сын великого герцога Аларконского.

Воспоминания быстро пронеслись в голове Весли. Член свиты испанского посла, Рубио жил в Лондоне и бывал в католической церкви, которую Кромвель разрешил оставить для иностранцев, занимающих высокое положение. Весли напряг память. Ему вспомнился стройный, изысканный джентельмен поразительной красоты и с изящными манерами. Он обладал всем тем, чего не было у Хокинса.

— И как ты встретилась с этим образцом совершенства? — требовательно спросил Весли.

— Он находился на торговом судне, которое должно было загрузиться в Конноте строевым лесом. Корабль остановился на ремонт в Голуэе у причала, принадлежащего Логану Рафферти.

— Это он подарил тебе жеребца?

— Да, и обещал жениться на мне и помогать защищать Клонмур.

«А что ты дала ему взамен?» — Весли подавил готовый вырваться вопрос. Вместо этого он грубо фыркнул: — И ты поверила ему?

— Не в пример вам он не строит жизнь на лжи.

Весли отпил вина. Ему нужна была храбрость, чтобы продолжать разговор. Вопрос отныне заключался не просто в том, чтобы завоевать ее сердце. Сначала надо было вырвать оттуда смуглого испанского героя, который прочно поселился там.

Но не зря же он был рыцарем. Кэтлин бросила перчатку. С мрачной решительностью и тяжелым предчувствием он принял вызов.

— Четыре года — большой промежуток времени, моя любовь. Я никогда не заставил бы тебя так долго ждать. Можешь ли ты быть уверена, что он остался верен тебе?

— Он посылает мне, когда у него есть возможность, письма, и я отвечаю на них. На все, — она ясно помнила каждое написанное там слово.

Весли припомнилась последняя встреча с Кромвелем. Лорд-протектор тогда сослался на письмо Кэтлин какому-то испанскому джентльмену.

— Твои нежные послания, — горько заявил он, — выдали тебя. Кромвель перехватил, по меньшей мере, одно из них.

Она побледнела, глаза горели гневом.

— Разве не благодаря англичанам мы вынуждены переносить лишения? — возразила она. — Если бы у нас был мир, моя жизнь могла бы продолжаться.

— Жизнь, — произнес он, опускаясь перед ней на одно колено, — это то, что происходило с тобой в эти годы ожидания.

Намереваясь изгнать испанца из ее мыслей, он взял ее руку и поднес к губам. Она наклонила голову, и непокорный водопад ее волос заблестел в свете лампы.

— Кэтлин, — нежно прошептал он. — Ты как луна на безоблачном небе, как первый солнечный луч на рассвете, образ ангела для любого смертного мужчины. Боже, Кэт, как ты нужна мне!

Она смотрела сквозь него, плотно сжав губы, выказывая ему не больше уважения, чем если бы он был жабой.

— Если тебе так сильно нужна женщина, я куплю тебе шлюху в Лондоне.

Ледяное презрение хлестнуло его как плетью. Одним быстрым движением он поднялся на ноги, обхватил ее за талию и прижал к кровати.

— Ты не слушала меня, Кэт. Мне нужна ты, а не шлюха. — Он принялся осыпать поцелуями ее лицо и шею.

Она извивалась под ним как кошка. — Отпустите меня.

— Нет. Я честно рассказал о своих потребностях, Кэтлин. Настала пора для тебя честно рассказать о твоих.

— Откуда вам знать, в чем нуждаюсь я? — спросила она.

— Тебе нужен мужчина, который может разбудить в тебе женщину. Муж, который достучится до твоей прекрасной кельтской души. Любовник, который разобьет твои сомнения и заставит тебя подчиниться желаниям своего тела.

Некоторое время Кэтлин не двигалась. Его слова прозвучали в ее тоскующем сердце соблазнительной песней. Ее охватило сильное желание, и оно помогло ей подавить гнев.

— Слезь с меня, невоспитанный варвар, — велела она. — Или ты хочешь изнасиловать меня? У вас, англичан, большой опыт в этом деле.

— Ты знаешь, Кэт, что нет. Послушай, ты не принимаешь моих ухаживаний, я не могу овладеть тобой силой. Так что мне сделать, чтобы покорить тебя?

— Вы никогда не покорите меня, мистер Хокинс. Привыкайте к этому.

— А что у меня не так? Я уродлив?

Она безрадостно засмеялась. — Вы прекрасно знаете, что нет. Вы красивы, как вереск весной. Когда я впервые увидела вас, то подумала, что вы видение, посланное нашими предками.

Он быстро поцеловал ее висок — Это обнадеживает.

Кэтлин не понимала, почему его тяжесть на ее плече была такой желанной. Несмотря ни на что, им было хорошо вместе. Их тела… подходили друг к другу.

Однако она отбросила эту мысль и сказала: — Пусть вас не воодушевляет это, потому что одна мысль, что вы англичанин, вызывает во мне отвращение.

— Да?! А что еще?

— Ладно, раз вы сами об этом спросили. Я считаю вас неверующим и потерявшим совесть. Вы поклялись перед Богом, но посмотрите, как легко вы нарушили клятву.

Большими пальцами он поглаживал ее виски, обводя контуры скул под мягкими завитками волос.

— Я ошибся и знал об этом еще до встречи с тобой.

— Как я могу принять человека, который отбрасывает обеты как всякий ненужный хлам? А что стоят тогда ваши брачные клятвы, которые вы дали сегодня? Однажды вы можете тоже решить, что ошиблись.

— Это совсем другое дело, Кэтлин, и ты должна поверить мне…

— Я поверила вам, когда вы заявили, что дезертировали из армии круглоголовых, а несколько недель спустя вы вместе с ними выступили против ирландцев. Я поверила, когда вы пообещали помочь освободить ирландских священников, а вы сделали меня своей пленницей. Так почему я должна верить вам, мистер Хокинс?