* * *

Что ощущает человек, когда он долго о чем-то мечтал и наконец его мечта сбылась? Мечта, которая владела им много лет! Вероятно, его охватывает счастье, которое можно было бы назвать тихим. Тихое счастье сбывшегося желания, возникающее у человека зрелого, понимающего ему цену, знающего, что самое главное — это бережно отнестись к тому подарку, который даровала судьба.

Буравин проснулся рано утром и, еще не открывая глаз, улыбнулся. Рядом спала Полина, уткнувшись подбородком в его плечо. Он слышал ее ровное дыхание, ощущал ее тепло. Ему вдруг захотелось, чтобы время остановилось, чтобы это волшебное утро длилось долго-долго. Но на столике у кровати запел мобильник. Буравину пришлось осторожно отодвинуться от Полины, встать и взять трубку. Чтобы не разбудить Полину, он сказал очень тихо:

— Да, слушаю.

— Доброе утро, дорогой, — в трубке был голос, который Буравин знал до последней интонации, — голос Таисии.

— Что тебе нужно в такое время? — Буравин не мог скрыть недовольство.

— Витя, у меня к тебе срочный разговор.

— Я перезвоню тебе через час.

— Виктор, я же сказала: у меня к тебе срочный разговор, я не могу ждать целый час. Мне нужны деньги.

Это была неожиданная тема для такого раннего утра. Таисия точно знала, что именно сейчас надо разрушить утреннюю легкость и теплоту, которая окружает любящих друг друга людей. Настроение Буравина стало быстро меняться.

— Какие деньги? Зачем? Таисия стала с напором объяснять:

— Затем, что нам с Катей нужно на что-то жить! Ты же не хочешь, чтобы твоя любимая дочь нуждалась!

— Таисия, я тебя плохо слышу, — прервал ее Буравин. — Здесь неустойчивая связь. Я сейчас перейду в другое место, и мы договорим.

Он снял со спинки стула свой халат, оделся и вышел из спальни.

Только после этого Полина открыла глаза. Она поняла, кто звонит в такую рань.

Буравин вышел на лестничную площадку и теперь уже громко сказал:

— Таисия, теперь я тебя хорошо слышу. Так вот, по поводу денег. Я готов помогать тебе и Кате материально…

— Замечательно. Нам нужно встретиться и все обсудить, — предложила Таисия. — Я расскажу тебе о своих требованиях.

— Тася, опомнись. По сути, я вам ничего не должен. Катя — совершеннолетняя, а ты — только бывшая жена. Моя помощь — это не больше чем добрая воля, так что не надо ставить мне никаких условий.

— Конечно, добрая воля! По своей воле ты меня бросил, по своей воле будешь выплачивать мне компенсацию — за моральный ущерб. Ты же не захочешь, чтобы я отказалась от тех привычек, которые приобрела за годы нашей совместной жизни? Катя этого не поймет, — Таисия была довольна тем, как складывается разговор.

— По-моему, ты больше заботишься не о Кате, а о себе, — возразил Буравин.

В данном случае я и Катя — это одно и то же. Мы — семья, которая потеряла кормильца. Уходя от нас, ты не подумал о том, как мы будем жить дальше!

— Но ведь я оставил вам достаточно денег на первое время, — Буравин искренне не понимал, в чем он виноват.

— Достаточно для чего? Чтобы не умереть с голоду? Витя, ты приучил нас к безбедной жизни. А теперь хочешь посадить на голодный паек?

— Я все понял. Я передам тебе деньги через Катю, — сдался Буравин.

— Нет, нам нужно встретиться лично. Ты сам всегда говорил, что денежные вопросы нужно обсуждать только при личной встрече, — возразила Таисия.

— Хорошо, я приеду. Все, пока.

Буравин отключил связь и вернулся в квартиру.

— Витя! Витя, ты где? — позвала его Полина.

— Полинка, ты уже проснулась? Рано еще, поспала бы подольше, — Буравин улыбаясь подошел к кровати.

— Но ведь ты тоже встал — даже раньше меня.

— Знаешь, если человек становится бизнесменом, он автоматически лишается сна, — уклонился от ответа Буравин.

— Хочешь сказать, что бессонница — это профессиональная болезнь всех твоих коллег?

— В общем, да. Поскольку дела могут потребовать твоего внимания в любое время суток, — Буравин обнял Полину.

— Так это из-за делового звонка ты выскочил на лестничную площадку?

— Да, — смутился Буравин, — боялся тебя разбудить…

— И кто тебе звонил?

Буравину не хотелось врать, он помолчал и ответил:

— Таисия.

— И что ей нужно?

— Успокойся, не я. Всего лишь деньги.

— Но ты говорил, что оставил ей какую-то сумму на первое время.

— Конечно, оставил. Но она хочет убедиться, что я и в дальнейшем буду ее содержать.

— Вот как? Ты считаешь себя чем-то ей обязанным?

— Нет. Но я чувствую ответственность за женщину, с которой прожил больше 20 лет. Даже если она сейчас устроится на работу, ей вряд ли будут платить приличную зарплату. — Буравин нежно обнял Полину. — Не переживай, Полинка, я улажу это дело.

— Витя, по-моему, ты не понимаешь. Таисия, играя на твоем чувстве ответственности, тем самым старается привязать тебя.

— Ну, это у нее точно не получится! — уверенно сказал Буравин, — хотя в одном ты права: пока наши родные не привыкнут к тому, что мы живем вместе, нам будет нелегко.

— Больше всего меня волнует не то, как Борис и Таисия переживут наш союз, а как поведут себя дети… Ты думаешь, они поймут нас?

— Конечно, поймут. Ведь мы расходились со своими супругами, а не с ними. Кстати, сегодня к нам придут Леша и Костя. Помнишь?

— Да, Костя придет точно. А вот насчет Алеши я не уверена. А очень хочется увидеться и с ним тоже…

— Полинка, моя главная обязанность — сделать тебя счастливой. И я это сделаю, несмотря ни на что! — в голосе Буравина было море нежности.

— Я буду счастлива, если между нами и нашими бывшими супругами не будет никаких неурядиц. И если наши дети будут с нами общаться.

— Но все это вполне достижимо! — успокоил ее Буравин. — Сегодня к нам придут Костя с Лешей. Завтра мы позовем Катю. С Таисией я все улажу сам. А Борис как будто и не предъявляет никаких претензий.

— Ну да. У него сейчас период гордого молчания, — вздохнула Полина.

— Ну что ж, гордое молчание — шаг к началу нового диалога! — улыбнулся Буравин и потянулся к Полине, чтобы поцеловать ее. Полина засмеялась и увернулась от поцелуя.

— Что такое? Разве я плохо выбрит?

— Для приема детей нормально, а для поцелуев — как небритый кактус! — сказала Полина, нежно гладя его по щеке.

— Нет, ну надо было так оскорбить! Небритый кактус! Вот сейчас побреюсь, тогда берегись!

И Буравин решительно направился в ванную — бриться.

У Самойлова это же утро было совсем другим. Он проснулся в одиночестве. Долго рассматривал потолок, потом подушку рядом. Он даже погладил эту подушку, словно она была живой.

— Эх, Полина, Полина… — сказал он подушке, аккуратно поправил ее и, наконец, встал с постели.

Он бесцельно побродил по комнате, рассматривая вещи так, как будто он видел их в первый раз, потом открыл шкаф и потрогал рукой пустые плечики. В углу шкафа сиротливо стояли туфли Полины.

— И туфли оставила… — вздохнул Самойлов. — Прямо как Золушка!

В душе у Самойлова образовалась пустота, которую невероятно трудно было выносить. Он ходил, прислушиваясь к этой пустоте, ощущая, что неожиданно куда-то исчез целый мир, который был рядом, но он в суете даже не понимал, что этот мир так важен для него. Потеря потрясла Самойлова. Он осознал, что такое настоящая боль. Было так пусто и тихо, что казалось: мир рухнул и его надо строить заново. Но сил на это не было совершенно.

Для Алеши утро тоже было неспокойным. Он проснулся и почему-то сразу обратил внимание на свою инвалидную коляску — как напоминание о прошлом. Он решил ее разобрать и убрать подальше с глаз.

За этим занятием его и застал Костя.

— Леха, ты пойдешь со мной к матери? — спросил, он. — Она нас обоих пригласила.

— Не знаю, что-то не хочется. Честно говоря, не могу видеть рядом с мамой Буравина. Все никак не привыкну, что она теперь живет не с отцом…

— Брось. Нужно смотреть на жизнь проще. Тем более что ни ты, ни я изменить ничего не можем.

— Теоретически я с тобой согласен. А вот практически… Ладно, хватит об этом. Помоги мне лучше кресло разобрать, — попросил Алеша — у него что-то не ладилось.

— Зачем?

— Чтобы выбросить.

— Да ты подожди выбрасывать, оно ведь новое совсем. Может, кому-нибудь еще пригодится, — уже договаривая эту фразу, Костя почувствовал, что сглупил.

— Нет, видеть это кресло не могу. Во-первых, мне его купил Буравин. А во-вторых, — эти колеса напоминают мне о том, о чем хочется забыть.

— А во мне будят чувство вины… — тихо добавил Костя.

— Ты опять за свое? Ну разве ты виноват в том, что я чуть не стал инвалидом?

— Понимаешь, тогда, после аварии, все желали тебе как можно быстрее выздороветь. А я… — Костя запнулся, но все-таки продолжил: — Я тогда так сильно ревновал тебя к Кате, что меня посещали только черные мысли…

И только-то? А я-то подумал, что ты испортил тормоза на моей машине или сделал еще что-то в этом духе! — засмеялся Алеша, не понимая, что попал в самую точку. — Мысли — это просто мысли, и ничего больше. Я прощаю тебя раз и навсегда. И давай не будем больше возвращаться к этой теме.

— Как скажешь, — быстро согласился Костя.

— Вот и хорошо. Предлагаю сделать еще один шаг ко всеобщему прощению и примирению.

— Какой?

— Давай наших невест помирим, — заговорщицки предложил Алеша. — И вы с Катей, и мы с Машей решили пожениться. Девчонки скоро станут родственницами — зачем им ссориться?

— Мысль хорошая. А вот над ее реализацией нужно крепко подумать.

— Главное — правильно выбрать время и место. Может быть, у Левы в ресторане? — Алеше нравилась мысль о примирении, и он уже планировал, как ее реализовать.

— Хорошо, — согласился Костя, — а кресло я пока перенесу в свою комнату. А потом мы его выбросим.

Пока братья возились с инвалидной коляской, Самойлов нашел сумку, аккуратно сложил в нее все случайно оставленные Полиной вещи, поставил сумку на тумбочку у кровати и снова лег. Он стал задумчиво рассматривать потолок. За этим философским занятием и застал его вошедший в спальню Алеша.

— Пап, ты все еще лежишь? Смотри, какое утро солнечное!

— А почему ты завтракать не идешь? Мы тебя так и не дождались, — поддержал брата зашедший следом Костя.

— Спасибо, не хочется, — отрешенно ответил Самойлов.

— Слушай, а ты на работу не опоздаешь? — заволновался Алеша.

— Какая работа, ты что, забыл? У меня теперь нет ни фирмы, ни жены, ни друга…

— Зачем ты так, — остановил его сын.

— Папа, ты не грусти, — добавил Костя. — У тебя же есть мы. И вместе мы обязательно прорвемся!

— Только не надо меня утешать, — грустно сказал Самойлов. — Со мной все в порядке. Я найду, чем себя занять. А у вас какие планы на сегодня?

— Мы с Костей хотели встретиться со своими невестами. С Катей и Машей.

— А, ну да. Вы же у меня оба — без пяти минут молодожены. — Самойлов немного помолчал, а потом спросил: — А к другим молодоженам тоже зайдете?

Сыновья переглянулись.

— Да, мама нас приглашала… Мы не хотели тебе говорить, чтобы не расстраивать… — сказал Костя.

— Да ладно, я все понимаю, — кивнул Самойлов и протянул Алеше сумку с Полиниными вещами. — Возьми. Будете в гостях у… этих… отдашь сумку матери. Она тут в спешке кое-какие вещи забыла.

— Пап, я, наверное, не пойду к маме. Пусть лучше Костя передаст.

— Иди-иди. Я знаю, она будет рада тебя видеть. Алеша взял сумку и сочувственно посмотрел на отца.

Братья решили сходить к матери. Алеша понимал, что маме тоже непросто без них, а Костя хотел подружиться с влиятельным тестем — Буравиным.

Дети ушли, и Самойлов продолжил свое бесцельное хождение по квартире. Он пытался занять себя чем-то, но безуспешно. Наконец, Самойлов подошел к телефону и набрал номер.

— Алло, Григорий Тимофеевич? Привет, Гриша. Самойлов беспокоит.

— А, Борис, привет, — ответили в трубке. — Как дела? Да все как обычно — работаю. Встретиться и пообщаться я не против, но сейчас для этого неподходящий момент. Я занят сейчас. Будь другом, перезвони позже.

— Хорошо, я позвоню попозже, — грустно вздохнул Самойлов.

Он положил трубку. Долго рассматривал телефон, а потом набрал очередной номер. Услышав родной голос, он замер.

— Алло, слушаю вас. Алло, говорите, вас не слышно, — Полина прислушалась и догадалась: — Боря, это ты?

Самойлов вздрогнул, как от удара, и быстро положил трубку. Не в силах отвести от этой трубки взгляд, он тихо сказал:

— Да, Полина, это был я…

Полина все еще прислушивалась к гудкам в трубке и не решалась ее положить.

— Кто звонил? — бодро спросил Буравин.

— Не знаю. Какой-то странный звонок. Позвонили, помолчали… и мне показалось, что я узнала дыхание Бориса.

— Дыхание Бориса, говоришь? Ты скучаешь по его дыханию? — Буравин изобразил шутливую угрозу на лице.

— Витя, ну что ты говоришь! Как ты мог так подумать! — сказала Полина и нежно обняла его.

— А разве ты не знаешь, что я уж-ж-жасно ревнив? — продолжал играть свою роль Буравин. — Что я невероятный собственник?

— А брился ли ты поутру, Отелло? — поддержала его актерский этюд Полина.

— А как же! Только что! — Буравин с гордостью предъявил Полине бритву, с которой пришел из ванной. Он осторожно положил бритву на столик и повернулся к Полине.

— И теперь я намерен исполнить свою угрозу. Берегись, Полина! — он оценил глазами расстояние до желанного дивана.

— Витя, Витя, успокойся! Ты ведешь себя как мальчишка, — улыбнулась Полина.

— Конечно, как мальчишка, — быстро согласился Буравин. — А разве в медовый месяц нужно вести себя иначе?

— Но скоро придут дети… — неуверенно начала Полина.

Но Буравин, как настоящий мужчина, уже чувствовал волну ее ответного желания и крепко обнял Полину.

— Дети обещали быть к обеду. Так что у нас еще есть время! — прошептал он ей на ушко и поцеловал.

Самойлов же после разговора с Полиной взял телефонную книжку и долго ее листал, вчитываясь в каждую строку. Потом положил книжку на место и, пригорюнившись, заговорил сам с собой:

— Надо же, полный блокнот телефонных номеров, а пообщаться не с кем. Один занят, другой в отъезде, третий в запое… — тут лицо его просветлело, словно он, наконец, нашел выход из безвыходного положения. Самойлов направился на кухню, достал из холодильника бутылку, быстро, словно боясь передумать, открыл ее, наполнил рюмку и выпил. Потом сел у кухонного стола и прислушался к терзающей его боли, ожидая, когда она немного притихнет, атакуемая алкоголем.

В это же утро в дом к Зинаиде почтальон принес письмо. Зинаида положила письмо на стол и стала хлопотать, готовя завтрак. На кухню зашла Маша, счастливо улыбаясь.

— Доброе утро, Маша. Садись завтракать. Маша села за стол, машинально взяла кружку с чаем, да так и застыла с ней в руках.

— Маш, ты чего? Пей чай.

— Бабушка, я так счастлива. Все наши с Лешей неприятности остались позади. Теперь мы точно будем вместе. Мы и под дольменами прошли, и ты нас благословила…

— Я сказала — благослови вас Бог, — уточнила бабушка.

— А какая разница? — улыбнулась Маша.

— Где я, а где Бог. Есть разница, есть. Маша, я тебе вот что скажу: Леша — конечно, партия хорошая, но пожениться вы успеете всегда.

— Бабушка, но мы не хотим ждать! Да и зачем? Что нам мешает пожениться прямо сейчас?

Зинаида взяла со стола конверт и протянула его Маше.

— Вот это мешает.

Маша взяла письмо и ахнула:

— Бабушка, это письмо из института! Что в нем? Зинаида взяла конверт, вынула из него письмо и сказала:

— Маша, это тебе вызов пришел! Зинаида склонилась над письмом и прочла:

— «По результатам вступительных экзаменов, принятых выездной приемной комиссией мединститута, в связи с наличием положительной рекомендации и необходимого стажа работы Никитенко М. Н. зачислена на лечебный факультет мединститута. Просим прибыть для оформления документов».

Маша выхватила письмо из рук Зинаиды и продолжила читать:

— «Зачислена на лечебный факультет». Ух ты! Бабушка! Неужели это правда?

Маша радостно обняла Зинаиду, но вдруг призадумалась.

— Но если я сейчас уеду в институт, мы с Алешей не сможем жить вместе… — улыбка исчезла с Машиного лица.

— Ничего страшного. Я же говорила — пожениться вы всегда успеете.

— Ну как ты не понимаешь! Мы не можем ждать.

— Это почему же? — подозрительно спросила Зинаида.

— Но мы так любим друг друга!

— А, в этом смысле… — Зинаида успокоилась. — Маша, тебе выпал такой шанс! И ты не хочешь им воспользоваться?

— Очень хочу, очень. Но и Лешу оставить не могу… Мы с ним обязательно что-нибудь придумаем!

— А ты думаешь, Леше понравится, если его новоиспеченная жена будет зубрить латынь вместо того, чтобы готовить обеды?

— Бабушка, Леша не такой. Вот увидишь, он будет очень рад и обязательно меня поддержит!

. — Ага, и борщ тебе сам сварит… — иронично продолжила Зинаида.

Маша взяла письмо и пошла к себе в комнату. Ома не ожидала, что счастья будет так много, что прямо через край. И любимый Алеша наконец-то рядом, и сбылась мечта о поступлении в институт. Врач — это профессия, которая всегда влекла ее. Но выбирать между любимым человеком и любимой профессией — это очень трудно.

Таисия после разговора с Буравиным пребывала в плохом настроении. В комнату вошла Катя и сразу оценила ситуацию:

— Привет. Чего грустим?

— Не грущу — думаю.

— О чем?

— О твоем отце. Я только что ему звонила.

— Да? Зачем?

— Напомнила, что нам с тобой нужно на что-то жить.

— Думаешь, папа об этом забыл? Я уверена, что он и так будет нам помогать, — уверенно сказала Катя.

— А я не уверена, потому что знаю мужчин. Пока они любят или хотя бы делают вид, что любят, они чувствуют себя обязанными обеспечивать женщину. А как только любовь проходит, от внутреннего чувства долга не остается и следа.

— По-моему, к папе это не относится, — заметила Катя.

— Еще как относится. Я понимаю, что отец кажется тебе идеальным мужчиной. В молодости я тоже так думала. А теперь оказалась брошенной женой.

— Даже если отец и бросил тебя, то меня-то он не бросал! — сказала Катя. — Он обещал, что будет мне помогать. И я ему верю.

— Дорогая, хочу тебе напомнить, что ты собираешься выйти замуж.

— Мама, при чем тут это?

— При том, что содержать тебя должен Костя Самойлов, а не отец! Или ты хочешь не только поселить Костика в нашем доме, но и посадить его на мою шею? Если мужчина входит в дом жены, он должен доказать свою состоятельность хотя бы умением зарабатывать деньги.

— А я не сомневаюсь, что Костя ради меня в лепешку расшибется! — Катя по-прежнему была полна оптимизма.

— Тогда ты должна надеяться на него, а не на материальную помощь отца.

— Мама, с Костей я разберусь сама. А по поводу папы ты лучше успокойся. Хватит жить прошлым, он ушел и, увы, не вернется.

— Что значит успокойся? Что значит не вернется? — Таисия и не думала прекращать борьбу. — Это ты мне говоришь? Да мы же с тобой одного поля ягоды — отступать не в нашем характере!

— Мама, важно не только бороться до конца, но и уметь вовремя признать свое поражение.

— Признать поражение? Ни за что!

— Значит, вопрос не в деньгах, — задумчиво подвела итог Катя. — Похоже, ты все еще веришь, что отца можно вернуть. И все разговоры с ним обо мне только козырь в твоей игре. Ведь так?

— А тебя это беспокоит?

— Конечно!

— Напрасно. Беспокойся лучше о Косте.

— А чего мне о нем беспокоиться? В нем я уверена.

— Ну да, Костя горы свернет ради тебя. Лишь бы не свернул шею себе или кому-нибудь другому ради этой светлой цели.

— Мама, почему ты так говоришь?

— Потому что неплохо знаю твоего жениха.

— Я с ним тоже не первый год знакома. И выхожу за него замуж потому, что он любит меня по-настоящему. По-моему, это достаточное основание.

— Ну, возможно, — неожиданно согласилась Таисия.

— Кстати, Костя вот-вот должен быть здесь. Сказал, что сначала зайдет к матери, а потом — к нам.

— К Полине? Значит, он сейчас у Буравина? — Таисия изменилась в лице.

— Да, мама, да. И хватит вздрагивать. Он же должен налаживать контакт с будущим тестем!

— Надо было начинать с будущей тещи, — не согласилась Таисия. — Я бы ему объяснила, как общаться с Виктором.

— Да? И что бы ты ему сказала?

— Я бы посоветовала сразу же брать быка за рога. Не затягивая, обсудить деловые вопросы и денежные проблемы.

— Уж чему-чему, а этому Костю учить не надо. Для него деньги — вторая любовь после меня.

— А ты не боишься, что со временем эти приоритеты могут поменяться местами?

Кате не понравился мамин вопрос. Она покачала головой и вышла из комнаты.

Расследование дела смотрителя шло к концу, и следователь решил поговорить с подсудимым. Он зашел к смотрителю в камеру, огляделся и сказал:

— Утро доброе.

— Ну, может, минуту назад оно и было добрым, а после твоего прихода — вряд ли, — откликнулся смотритель. — Чего надо-то?

— Попрощаться хотел. Я твое дело в суд передаю.

— Поди, скучать, по мне будешь, когда меня на зону переведут? — с иронией спросил смотритель.

— Не буду. И надеюсь больше никогда тебя не увидеть.

— Намекаешь, что остаток жизни я за решеткой проторчу?

— А тут и намекать нечего. По твоей статье лет двадцать строгого режима гарантировано. В твоем возрасте это почти смертельно.

— Это еще бабушка надвое сказала. В нашем деле никто никому никаких гарантий дать не может. Рано ты меня со счетов сбрасываешь, рано.

— Я и сам понимаю, что рано. Еще бы немного времени ты у нас провел, я бы на тебя столько интересного накопал!

— Умерьте пыл, гражданин начальник. От работы кони дохнут.

— При чем здесь кони? Из-за таких, как ты, люди гибнут.

— Из-за таких, как я? А кто моих сыновей замордовал? Не наша доблестная милиция?

— Нет. Дети у тебя погибли потому, что ты их воспитал по своему образу и подобию. Они за твои грехи поплатились.

— О грехах заговорил? Ты, может, по совместительству попом подрабатываешь? — Смотритель становился все мрачнее и мрачнее.

Нет. Просто думал, что ты захочешь облегчить свою душу и рассказать мне напоследок о своих темных делах. Я ведь знаю: их за тобой немало числится.

— Если знаешь — предъявляй доказательства. А нет — так иди отсюда. Ты не священник, чтобы я перед тобой каялся. Ты — мой злейший враг! — подвел итог беседе смотритель.

Следователь вернулся к себе в кабинет, понимая, что разговор не состоялся. Как говорится, врагами были, врагами и остались. Но рабочий день шел своим чередом, и к Буряку пришел неожиданный для него посетитель.

— Разрешите представиться. Марукин Юрий Аркадьевич. Младший следователь прокуратуру. Буду работать под вашим началом.

— А, я слышал о вас, — вспомнил следователь. — Ну что ж, будем знакомы. Мне, я думаю, представляться не нужно.

— Надеюсь, мы сработаемся, — несколько угодливо сказал Марукин.

— Посмотрим, — сухо кивнул следователь."

— Григорий Тимофеевич, скажите, а как продвигается дело Михаила Родя?

— А почему вы спрашиваете?

— Ну как же! Начинаю вникать…

— А, ну да. Родь, он же смотритель маяка, сейчас находится в одиночной камере. Его дело практически завершено.

— Когда передаете в суд?

— Со дня на день.

— По-моему, торопиться с этим не стоит, — мягко намекнул Марукин.

— Почему?

— Я нашел материалы, которые расскажут об этом человеке много интересного.

Марукин положил на стол папку, которую до этого момента держал в руках.

— Я думаю, здесь можно найти доказательства причастности Родя к нескольким преступлениям.

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался следователь, — дайте посмотреть.

— Пожалуйста.

Следователь открыл папку и стал перебирать бумаги:

— Постойте. Откуда это у вас?

— Так я же готовился к работе под вашим началом. Покопался в архиве, кое-что нашел.

— Ничего себе кое-что. Папка внушительная.

— Сам не успел проанализировать толком, но понял, что благодаря этим материалам некоторые старые загадки могут быть раскрыты, — скромно сказал Марукин.

Следователь долго изучал представленные Марукиным документы.

— Здесь много интересного, — сказал он наконец. — Но беда в том, что здесь нет прямых доказательств причастности Родя к преступлениям. Только косвенные. А до суда осталось очень мало времени.

— Значит, нам нужно получить чистосердечное признание самого Родя.

— В общем, да. Только рассчитывать на это не приходится. Родь не такой человек.

— Григорий Тимофеевич, на прежнем месте работы я славился умением проводить допросы. Давайте я попробую допросить смотрителя.

— Попытаться, конечно, можно. Только вряд ли из этого что-нибудь получится.

— Знаете, как говорят: не попробуешь — не узнаешь, — улыбнулся Марукин.

— Ну хорошо, пробуйте, — согласился Буряк.

— Скажите, а как вообще содержат Родя? Как за ним наблюдают?

— Сейчас он содержится как обычный преступник. Но по-хорошему, в его камере надо бы установить прослушивающее устройство.

— Полностью вас в этом поддерживаю, — кивнул Марукин.

— А еще нужно тщательно проверять тех, кто будет его навещать, — продолжал следователь.

— У Родя часто бывают посетители? — заинтересовался Марукин.

— Пока его никто не навещал. Но лишняя предосторожность не помешает.

Алеша и Костя остановились у двери квартиры, где жили Полина и Буравин. Алеша потоптался перед дверью и признался брату:

— Костя, все-таки мне не хочется туда идти. Может, ты зайдешь один? Передашь маме вещи, а от меня — привет…

— Ну что ты как маленький! Мама ждет, наверняка стол накрыла, пирожков напекла. Нельзя так, Лешка.

— Понимаешь, я буду чувствовать себя там не в своей тарелке. Мама все поймет и расстроится.

— А если ты вообще не придешь, она расстроится меньше? — спросил Костя. — Давай зайдем на несколько минут, пообщаемся. Хотя бы ради приличия.

— Ох уж эти мне приличия. Ну ладно, раз и отец тоже просил…

Алеша собрался позвонить и уже потянул руку к кнопке звонка, но тут Косте пришла в голову странная мысль.

— Слушай, а ведь у тебя должен быть ключ от этой квартиры.

— Да, наверное. Буравин дал мне его еще тогда… когда дарил эту квартиру нам с Катей на свадьбу… — Алеша смутился от этого воспоминания.

Но Костя даже не обратил на это внимания.

— Покажи, — попросил он ключи.

Алеша полез в карман, достал связку ключей и нашел среди них нужный.

— Вот этот. А тебе зачем?

— Давай маме сюрприз сделаем! Откроем дверь этим ключом, войдем неожиданно и удивим ее.

— Ты что, с ума сошел? Это же непорядочно! — не одобрил решение брата Алеша.

— Да ладно, ничего такого в этом нет. Она нам знаешь как обрадуется! — уверенно сказал Костя и, забрав у Алеши ключ, открыл дверь.

— Костя, остановись, не надо, — все еще сопротивлялся Алеша.

— Ну вот и все, уже открыл. Заходи, — сказал Костя.

Он распахнул дверь в квартиру и уступил дорогу Алеше. Братья тихо зашли в квартиру и увидели в открытую дверь комнаты целующихся Полину и Буравина. Сыновья не ожидали увидеть такое. Им казалось, что мама — это только их мама, больше никому она не могла принадлежать. Даже выросшие дети остаются немного эгоистами в этом вопросе. Мама — это собственность ребенка, с такой установкой живут многие дети. Может, они в чем-то и правы. По крайней мере, семей, в которых дети — это главное, очень много.

Полина почувствовала на себе взгляды детей и быстро отстранилась от Буравина. Ей вдруг показалось, что она что-то делает не так. Она смутилась и, направляясь к сыновьям, быстро заговорила:

— Ой, мальчики… Здравствуйте. Проходите, проходите. Мы вас очень ждали. Я сейчас стол накрою.

Буравин подошел вслед за ней и, улыбаясь, протянул Алеше руку:

— Добро пожаловать в наш новый дом. Как видите, ваша мама живет во вполне сносных условиях.

Алеша ответил рукопожатием и заспешил:

— Мам, мы тут сумку принесли. Отец просил тебе передать кое-какие вещи. А я побегу, мне некогда.

Алеша развернулся и вышел из комнаты.

— Сынок, постой, — поспешила за ним Полина.

— Мама, извини, но я тороплюсь.

— Алеша, хоть на пять минут задержись. Расскажи, как вы там живете без меня.

— Не могу, мам. Как-нибудь потом. Сейчас я очень спешу.

Полина, расстроенная, вернулась в дом.

— Да, ребята, вы нас застукали… — смущенно сказал Косте Буравин. — А как" вы вошли? Разве дверь была открыта?

— Ну да, — не моргнув глазом, сказал Костя. — Не переживайте, Виктор Гаврилович, дело житейское. Мы все понимаем.

— Странно. По-моему, я закрывал дверь на ключ… — задумался Буравин. — А ты, Костя, тоже побежишь или задержишься?

— Я-то? Я с удовольствием попью чайку. Тем более что нам нужно кое-что обсудить.

— Ты хочешь поговорить со мной о маме?

— Нет, о Кате. Мы с вашей дочерью начинаем совместную жизнь.

— Поздравляю. Рад за вас.

— Я тоже рад, но одно обстоятельство омрачает мне радость.

— Таисия? — предположил Буравин.

— Нет, мое материальное положение. Сейчас оно не очень устойчивое. Я продал аптеку за долги. И теперь не знаю, что делать дальше.

— И что ты хочешь от меня? — перешел на деловой тон Буравин.

— Хочу попросить вас о помощи. Надеюсь, вы поможете мне выкупить назад аптеку. Или возьмете работать в свою фирму. Поймите, я забочусь не столько о себе, сколько о Кате. Она привыкла ни в чем себе не отказывать, и мне нужно соответствовать…

— Знаешь что, Костя. О своей дочери я позабочусь сам. А ты — взрослый человек. И пора бы тебе научиться самостоятельно решать свои проблемы.