Исцеление любовью (№5) - Большие перемены

Родь хлопнул его по плечу:

— Твой, твой, пацан!

Костя соорудил смотрителю постель из подручного материала — ящиков, тряпок, занавесок.

— Михал Макарыч, не совсем удобно получилось. Но я что-нибудь потом из дома притащу.

— Да ладно, не парься, мне на воле любая койка перинкой кажется. А ты чего домой не топаешь? Тебя ж, поди, ищут уже.

— Да ладно, я большой мальчик. Чайку хочешь? — Костя включил электрочайник.

Смотритель недоверчиво посмотрел на него:

— Может, еще булочку с маком предложишь? Или новости последние расскажешь? Так стараешься, что аж вспотел весь.

— Вам-то что, хочу и стараюсь, — огрызнулся Костя. Смотритель предупредил его:

— Костик, ты уже план перевыполняешь. Думаешь, я тебе за это лишних деньжат накину? Обломаешься, сынок!

— А у вас, Михал Макарыч, другого выбора нет. Кроме меня, о вас никто не позаботится.

— По больному бьешь, щенок. Только не особо я верю в твою доброту.

Костя поднес смотрителю горячий чай:

— И правильно делаете. Если вы тут помрете, останусь я без гонорара. А мне этого не хочется.

— Ты, Костя, еще молодой, а уже шустрый. Вникаешь быстро.

Костя молча пил чай. Смотритель с тоской наблюдал за ним:

— Да-а, было у меня два сына, два хлопца. А теперь я один — как перст. И надеяться не на кого.

Костя молча и внимательно слушал его. Смотритель спросил:

— Чего замолк-то? Или кипятку хлебнул?

— Да нет. Я слушаю, — Костя пожал плечами.

— Веришь ли, любил я их, ребят-то своих. И они меня любили. Веришь? — изливал душу смотритель. — Только я, дурак старый, все боялся разбаловать их, в строгости держал. Э-эх, сейчас бы все разрешил, если бы только живы были!

Костя решил сменить тему:

— Ты пей чай-то. А то остынет. Давай, горяченького подолью.

Смотритель в сердцах воскликнул:

— Да иди ты со своим чаем куда подальше. Заботливый какой! Я тебя насквозь вижу! Понял? И еще на полметра под тобой!

Уставший следователь зашел в свой кабинет. За его столом сидел Марукин, который тут же встал и освободил место.

— Привет, Юрий Аркадьевич! Ты чего тут сидишь? Домой не идешь?

Марукин залебезил:

— Да вот решил вас подождать, новости узнать.

— Новости, Юрий Аркадьевич, плохие. За такие начальство по головке не погладит, — угрюмо буркнул следователь.

Марукин суетился вокруг:

— Так это только утром будет. А сейчас бы ехали домой, Григорий Тимофеевич! Поздно уже. Отдохнули бы, выспались.

— Да нет, дома еще хуже. Буду маяться всю ночь. Глаз не сомкну. Лучше тут посижу, подумаю.

— Давайте вместе. Все-таки и за мной вина есть. Я ведь сам втравил вас в это предприятие.

— Да? Это как же? — Следователь смерил его взглядом.

—Если бы я не привез из районного управления эти архивы, вы бы не затеяли следственный эксперимент. И сидел бы этот Родь в своей камере до морковкина заговенья.

— Это что за жаргон, Юрий Аркадьевич? — Следователь поднял брови.

— Ну, до суда. Это я так, для образности. Буряк задумался:

— А в общем, ты прав, Марукин, прав. И знаешь что, спасибо тебе за поддержку.

— Да ладно, Григорий Тимофеевич!

— Ты не скромничай, — следователь встал из-за стола и протянул Марукину руку. — Для меня очень важно знать, что есть в отделе человек, который тоже душой болеет за дело.

Сан Саныч задумчиво курил, глядя на оставшиеся на столе рюмки. Зашла Маша, и он оживился:

— Да, Машенька, не ожидал я от тебя такого.

— А что я сделала особенного? Сан Саныч покачал головой:

— Я думал, ты переживаешь из-за ссоры с Алешкой. А ты с новым кавалером разгуливаешь.

Маша сухо ответила:

— Это мое дело, Сан Саныч! И оставьте меня в покое! С Алешей я сама как-нибудь разберусь!

— Как-нибудь не надо, Маша! Я ж тебе совет хочу дать.

— А не надо. Все равно ваши советы ни к чему хорошему не приводят!

Сан Саныч примирительно начал:

— Зря ты так, Маша. Мы с бабушкой тебе счастья хотим. А то, что Зинаида иногда перегибала палку, так это — ее инициатива. Я, между прочим, вас с Лешкой поддерживал.

— Хватит уже про Лешу! — повысила голос Маша. Сан Саныч грустно посмотрел на нее:

— Злая ты, Маша, какая. Я теперь думаю, что Зинаида права была.

— В чем? — холодно спросила Маша.

— В том, — ответил Сан Саныч, глядя ей в глаза, — что какая это любовь, если из-за пустяковой ссоры ты вон какие паруса распустила! Сразу утешаться на сторону побежала.

— Никуда я не побежала, вот еще. Сан Саныч прищурился:

— Хочешь сказать, что ты не видела, как на тебя этот заезжий москвич смотрел?

— Ну и что? Я же не уродина какая-нибудь и не монахиня.

— Монашеского обета ты не давала, но заявление в ЗАГС подала. Значит, определенные обязательства у тебя имеются, — напомнил Сан Саныч.

— Сан Саныч, нам дали три месяца на раздумье. А тут за три дня все полетело вверх тормашками!

Сан Саныч взмолился:

— Прошу тебя, внучка, не руби с плеча! Время еще есть, остынете, примете правильное решение. Но только не делай ничего назло Лешке!

— А я ничего назло и не делаю. И вообще, не надо меня больше учить — я уже взрослая. — И поймав недоуменный взгляд Сан Саныча, Маша пояснила: — Я теперь сама решаю, что мне делать, когда и с кем. И я больше не считаю себя Лешиной невестой.

С этими словами Маша ушла в свою комнату, хлопнув дверью. Сан Саныч потрясенно смотрел ей вслед.

В кухню зашла Зинаида. Увидев три чашки, три ложки, стопочки, она повернулась к Сан Санычу:

— Что, неужели Алеша с Машей помирились? Сан Саныч затушил сигарету:

— Нет, Зина. Она себе другого нашла.

— Это кого же? — Зинаида ахнула и осела на стул.

— Зина, ты не поверишь! Какой-то писатель из Москвы. Андрей. Симпатичный.

— И что, Маша его в дом приводила? — испуганно спросила Зинаида.

— Ага. Он даже твоей наливочкой угощался.

— А это обязательно было? — возмутилась Зинаида. Сан Саныч успокоил ее:

— Зина, не заводись, это была проверка. Он и так на Машу пялился, не переставая, а как выпил, так смотрел, так смотрел!

— И откуда она его взяла? — изумилась Зинаида. Сан Саныч развел руками:

— Не поверишь, Зина. Сама Полина Константиновна и познакомила.

— Знаешь, Сан Саныч, я уже ничего не понимаю! Зачем Алешиной матери это нужно?

— Вот и я об этом думаю.

— Ладно, Саныч. Давай спать, как говорится, утро вечера мудренее.

* * *

Вечером Таисия снова зашла к Кате:

— Пришла пожелать тебе спокойной ночи.

— И еще раз обсудить, кто должен стать отцом моего ребенка? — Катя в штыки приняла ее приход.

Таисия не скрывала своих намерений:

— Да. И моего внука.

— Давай не будем об этом. Я и так на взводе, никак уснуть не могу.

— Катюша, успокойся. Тебе сейчас волноваться вредно. Первые месяцы беременности самые опасные! — забеспокоилась Таисия.

Катя нервно возразила:

— Но я так и буду трястись всю беременность? Он — не он, узнает — не узнает!

— Девять месяцев — это огромный срок! Успеешь и с отцами разобраться, и сорок раз замуж выйти.

— И пятьдесят раз развестись! — съязвила Катя. Но Таисия не стала заводиться, а лишь кивнула:

— Правильно.

— Нет, мам! Я уже все решила. Я буду делать аборт.

Таисия всплеснула руками, но Катя не желала продолжать беседу и погасила свет.

Алеша зашел на кухню и сразу увидел подвыпившего отца. Самойлов приветливо улыбался:

— Привет, сынок, что не весел? Что головушку повесил?

Леша раздраженно посмотрел на него:

— Причин много и одна из них — ты.

— Я? — игриво переспросил Самойлов. Леша не собирался шутить:

— Папа, из-за того что ты отдал «Верещагино», я потерял лучшего друга.

— Женьку, что ли?

— Да. Он остается работать на «Верещагино».

— Ну и флаг ему в руки, — хмыкнул Самойлов.

— Папа, как ты не понимаешь, мы теперь не сможем вместе работать. Мы теперь по разные стороны баррикад.

Самойлов покачал головой:

— Значит, такой у тебя, Лешка, друг оказался. Такова цена его дружбе.

— Нет, папа. Сан Саныч ему «Верещагино» передал, и Женька теперь с него ни за что не уйдет. А вот ты «Верещагино» Буравину уступил.

— Ну вот, я же во всем и виноват оказался, — недовольно посмотрел на сына Самойлов.

— Да. Потому что ты не понимаешь, как важно для нас, Самойловых, чтобы с нами были и Женька, и «Верещагино».

— Не переживай ты, Лешка! Обещаю тебе, что мы все вернем. И Женьку твоего, и «Верещагино». Дай только срок.

Леша скептически смерил отца взглядом:

— Да… самые оптимистические планы в последнее время ты произносишь исключительно нетрезвым голосом.

— Сынок, Лешка, да ты что? Отца упрекаешь? Ну, выпил чуть-чуть. С кем не бывает?

— Никто тебя не упрекает. Делай как знаешь. Я караулить тебя не собираюсь. Не маленький уже.

Раздосадованный, Леша ушел в свою комнату. Самойлов пожал плечами, мол, что тут такого, и вернулся к недопитой бутылке.

На следующий день с утра Сан Саныч и Зинаида продолжили обсуждение того, что Маша пришла в дом с молодым человеком. Зинаида спросила:

— Саня, так ты говоришь, что Полина познакомила Машу с этим Андреем, да?

Сан Саныч кивнул:

— Да! Видела бы ты, какими глазами смотрел Андрей на Машеньку…

Зинаида поджала губы:

— Странно. Странно для Полины. Маша-то вчера пошла к ней — разбираться насчет Алеши. А Полина, вместо того чтобы за сына заступаться, сосватала ей своего московского знакомого.

— Полина, может быть, и не сосватала. Может, она ничего такого не имела в виду. Но Маша с ним пришла сюда. И я видел, что этот гастролер смотрел на нашу Марию особенным взглядом.

— Да-а-а, ничего не понимаю! Беспокоюсь только, как бы у Машеньки от этих любовных переживаний ум за разум не зашел.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Сан Саныч.

— Да учебу ее я имею в виду! Она же мне что говорила: если не поеду в этом году в институт, буду учиться на заочном. А я в поликлинике узнала у врачей — нет в медицинском институте заочного отделения! Нет! — многозначительно сообщила Зинаида.

— А Маша-то об этом знает?

— А как с ней поговоришь? — отмахнулась Зинаида. — То она из-за Лешки по городу мечется сама не своя, то, как ты говоришь, москвичей в дом ведет.

— Ну, москвича, положим, я сам в дом пригласил, — виновато сказал Сан Саныч.

— Но до двери-то она довела, так? — уточнила Зинаида.

— Так. И я пытался ей сказать, что, мол, неправильно она себя ведет. Разве так можно — только поссорилась с любимым человеком и сразу пошла гулять с другим?

— И что она тебе сказала? Сан Саныч пожал плечами:

— Намекнула, что не мое дело. А я за Алешку все-таки переживаю…

— За Алешку! За Алешку пусть его родители переживают. Я вот, например, не хочу об Алеше думать. Я хочу Машу на путь истинный наставить.

Последние слова Зинаиды услышала Маша, входящая на кухню:

— Интересно, кто кого собрался здесь на путь истинный наставлять?

Маша стояла в дверях, Сан Саныч и Зинаида смотрели на нее с удивлением.

— Доброе утро, Машенька! — хором сказали они.

— Доброе, — сухо кивнула Маша.

Она прошла в кухню, взяла хлеб, нож и сделала себе бутерброд, говоря на ходу:

— Тебе кажется, бабушка, что я веду себя как-то неправильно, да?

Зинаида кивнула, не произнося вслух ни слова. Маша продолжала:

— А вам показалось, Сан Саныч, что Андрей на меня смотрел неправильным взглядом, да?

Сан Саныч тоже кивнул — он был удивлен и поражен новыми интонациями у Маши и ничего не говорил, только откашливался.

— А я хочу сказать, что мне чихать на то, насколько правильным или неправильным выглядит мое поведение со стороны, — заявила Маша.

Сан Саныч и Зинаида растерянно переглянулись, а Маша продолжала говорить, жуя бутерброд и наливая себе чай в чашку:

— После того как мой свежеиспеченный жених Алеша прощался со своей бывшей любовью, я пересмотрела линию своего поведения. Я не могу считать ни его правым, ни себя виноватой.

— Но, Машенька… — собралась с духом Зинаида.

— А специально для тебя, бабушка, я скажу. Для того чтобы стать хорошим врачом, желательно иметь большой профессиональный стаж. И я с сегодняшнего дня собираюсь работать именно ради этой цели!

Зинаида и Сан Саныч изумленно переглянулись.

— Ты хочешь устроиться в больницу, Маша, так? — спросил Сан Саныч.

— Да. Совершенно верно, — кивнула Маша. Сан Саныч уточнил:

— Для того чтобы помогать больным или для своего профессионального стажа? Что для тебя главное, внучка?

Маша одним глотком допила чай, доела бутерброд и ответила, чеканя слова:

— Для стажа, дедушка. Для будущей карьеры. И больным от этого тоже польза.

Сна повернулась и вышла из кухни.

Сан Саныч и Зинаида потрясенно посмотрели ей вслед. Они переглянулись, словно ища друг у друга подсказки — что бы это значило?

— Ты слышал? Она сказала, что ей чихать теперь на Алешку и она будет думать только о карьере.

Сан Саныч ответил:

— А по-моему, Зина, она озвучила твою мечту. Ты же этого хотела: чтобы Маша не забивала голову всякими страстями, а думала об учебе, о своем будущем.

— Моя мечта, конечно… Но не до такой же степени!

— А до какой ты хотела? — удивился Сан Саныч.

— Нет, ты слышал, как она об этом говорила? Каким тоном? Я от растерянности даже к стулу прилипла.

— Отлепись, она уже ушла, — хмыкнул Сан Саныч.

— В больницу?

Сан Саныч развел руками:

— Наверное. Ты же слышала. С сегодняшнего дня глупостям — конец.

— Значит, ее новый знакомый — Андрей — к глупостям не относится.

— Не дай Бог! — воскликнул Сан Саныч. Зинаида подняла брови:

— А почему? Сам говорил — интересный мужчина, москвич, писатель…

Сан Саныч с укором взглянул на нее:

— Зина! Перестань! Хотя, знаешь, что я думаю? На нее этот Андрей и повлиял! Не могла Маша сама по себе так резко измениться!

Зинаида испугалась:

— А может быть, она и сейчас к нему пошла? Чего он пишет-то, говоришь?

— Не знаю. Легенды. Сказки какие-то… — Сан Саныч махнул рукой.

Зинаида грустно кивнула:

— Вот-вот. Бедная моя Маша. То моряк, то сказочник…

Зинаиду совсем не радовала неожиданная метаморфоза, которая произошла с Машей. Такой напористой и строптивой внучка не была никогда.

* * *

Таисия готовила завтрак для Кати — положила в чашку творог, поставила на стол фрукты, стакан с соком. Катя наблюдала за ее действиями с презрительным выражением лица:

— Не понимаю, чего ты так стараешься, мама!

— Забочусь о твоем правильном питании, Катя.

— Зря заботишься. Эту бурду я есть не буду, — фыркнула Катя.

— Здравствуйте! Что это ты называешь бурдой? — возмутилась Таисия.

— Творог. Я его с детства терпеть не могу, — скривилась Катя.

Таисия покачала головой:

— Ничего. Придется изменить привычкам. Будущему ребенку необходим кальций для формирования костей. Как ты сегодня себя чувствуешь?

— Так же, как и вчера — плохо.

— Я купила тебе витамины, которые помогут пережить токсикоз.

— Мама, ну зачем?

Таисия удивленно посмотрела на дочь:

— Как зачем? Есть все равно необходимо. А так — ты и себя изморишь голодом, и ребенку ничего не дашь.

— Мама, я же ясно тебе сказала вчера — никакого ребенка не будет! — напомнила Катя.

— Как это — не будет ребенка? Даже думать не смей! — возмутилась Таисия.

— А ты не смей мне приказывать. В конце концов, это мое личное дело.

Таисия с ужасом спросила:

— Ты что, дочка? Действительно решила сделать аборт?

—Да.

Таисия бросила свои приготовления к завтраку и села рядом с Катей.

— Дочка, ты не права. Это не самый лучший способ решать проблемы.

— Почему же? Нет человека — нет проблемы, прищурилась Катя.

Таисию даже передернуло:

— Тьфу! Сталина она цитирует! Еще Гитлера процитируй.

— А ты — папу Римского!

— Катя! Это же не просто операция! Это убийство! — воскликнула Таисия.

— Смотря как к этому относиться.

— Сейчас ты относишься к этому легкомысленно, а потом не сможешь простить себе, — предостерегла Таисия.

Катя пожала плечами:

— Тысячи женщин делают эту операцию — и ничего!

— А ты уверена, что ничего? — Таисия заглянула ей в глаза.

— В нашей стране аборты не запрещены, — поджала губы Катя.

— Государство не запрещает, так церковь запрещает.

— О-хо-хо. С каких это пор ты стала жить с оглядкой на церковь?

У Таисии лопнуло терпение:

— Ах, так! Ну так я тебе запрещаю! Поняла? Я не дам тебе убить моего внука!

Катя бросилась в свою комнату, Таисия ее догнала и насильно заставила сесть.

— Мама, оставь меня в покое! — выкрикнула Катя.

— Нет, не оставлю! Пока ты не выбросишь из головы эти глупости насчет аборта! — потребовала Таисия.

— Это не глупости, это мое самостоятельное решение! И я не намерена его с тобой обсуждать!

— Дочка, подожди, послушай меня! — Таисия сменила тон.

— У-у-у, мне надоело, — Катя отвернулась от матери, но слушала ее.

Таисия села напротив.

— Я никогда не думала, что придется объяснять своей дочери такие вещи. Мне это кажется… диким. Да, диким. Ведь нет ни голода, ни войны, никаких обстоятельств, которые могут помешать появиться на свет твоему ребенку.

— А то, что у ребенка нет отца — это не обстоятельство?

Таисия возразила:

— Катя, у ребенка есть мать. Это ты. Может быть, ты сейчас этого не понимаешь, не осознаешь, но поверь, пройдет совсем немного времени, и ты почувствуешь…

Вот этого-то я и не хочу допускать! Момента, когда начну что-то чувствовать, кроме тошноты! — она повернулась, с гневом и слезами глядя на мать. — Тебе хорошо, мама! Ты, наверное, меня никогда не поймешь?

— Почему же? Я очень хорошо тебя понимаю.

— Да? А у тебя когда-нибудь возникало желание сделать аборт? Нет?

— Почему ты мне задаешь такие вопросы? — Таисия отвела глаза.

— Скажи, мама, а у вас с папой могли бы быть еще дети?

Таисию почему-то охватило смятение:

— У нас с папой… нет. У нас с папой — только ты. И все.

Катя со слезами сказала:

— Вот видишь, мама. Я же говорила, что ты не сможешь понять меня. Ты никогда не была в роли женщины, которая ждет ребенка без мужа. У вас с папой была я, запланированный ребенок, рожденный в браке, единственный, всеми ожидаемый.

Таисия отвела глаза и тихо повторяла:

— Да, да, да…

— А почему я должна жить по-другому? — заявила Катя.

— Ты должна жить счастливо и не мучиться от ошибок, которые совершила сгоряча!

— А я не хочу начинать жизнь с обмана! Оставить ребенка — это значит обмануть Костю… Мама, я не знаю, что делать. Ты думаешь, я не понимаю, что аборт — это убийство? — Катя начала рыдать.

Таисия принялась ее успокаивать:

— Не будет аборта, не будет несчастья, девочка моя. Все образуется, моя хорошая.

— Но что же мне делать? — всхлипнула Катя. Таисия погладила ее по голове:

— Я уже тебе сказала, что делать. Люби Костю, живи с ним семейной жизнью. А потом… Потом ты сама забудешь, кто истинный отец.

— Разве можно это забыть? — изумилась Катя. Таисия грустно кивнула:

— Поверь, можно забыть и не такое. Ты не бойся, отец у ребенка обязательно будет. Все очень просто: в ближайшие дни получаешь своего Костю в постель, в ближайший месяц объявляешь ему о своей беременности и говоришь: Бог с ней, с пышной свадьбой. Отметим в узком кругу. Он радуется, носит тебя на руках. А когда малыш родится, скажем, что недоношенный. С врачами я договорюсь, дочка.

Катя потрясенно уставилась на мать:

— Мама, Господи. Как у тебя все просто. Таисия печально усмехнулась:

— Это не у меня, а у тебя. И не переживай, не ты первая, не ты последняя такой хитростью пользуешься. Все, звони Косте, ешь фрукты и иди, дыши свежим воздухом! — Таисия поднялась и принесла Кате телефонную трубку.

Катя подняла на нее глаза:

— Что, прямо сейчас звонить?

— Немедленно! — твердо сказала Таисия. Она сама набрала телефонный номер на трубке и протянула ее Кате.

* * *

Утром смотритель проснулся со стоном: болел раненый бок. Его стон разбудил Костю, он откинул покрывало, которое накануне набросил на себя.

— Что, Михаил Макарыч, болит рана-то?

— Болит, зараза, — проворчал смотритель.

— Сейчас, подожди, перевяжу ее. — Костя встал, потянулся и подошел к Родю осмотреть рану.

— Ты бы хоть таблетку какую дал, аптекарь. Грызет всю ночь, уснуть не могу.

— Ага. А кто храпел на весь квартал? Если бы тебя по храпу искали, Михаил Макарыч, давно бы уже нас замели, — Костя попытался осмотреть рану.

Смотритель отмахнулся:

— Дай, говорю, сначала таблетку. Только настоящую, нефальшивую!

Костя пожал плечами, поискал в одной из коробок, нашел обезболивающее и протянул смотрителю. Тот с сомнением посмотрел на таблетку, затем взял графин с водой со стола, проглотил лекарство и запил водой.

— Таблетка таблеткой, а рану перевязать надо, — сказал Костя.

Он достал бинты, перекись и принялся делать перевязку. Смотритель шипел и охал от боли.

— Я вижу, Костя, ты домой-то не спешишь!

— Не переживай, успею, — спокойно ответил Костя.

— Ну, раз так, нам с тобой нужно продолжить нашу откровенную беседу.

— Ты не дергайся, Михаил Макарыч. Ранение-то не тяжелое.

— А чего крови было, как с барана? — спросил смотритель.

Костя успокоил:

— Это не показатель. Пуля была сквозная, рана… рана относительно чистая. Еще несколько дней, и все должно успокоиться.

— Да, на мне как на собаке все заживает! — самоуверенно заявил смотритель.

— Тем не менее, тебе придется полежать недельку, восстановить силы. Крови ты действительно потерял, как… баран.

— Зато, Костенька, в остальном я не баран. Все жду, когда ты мне честно ответишь на мой вопрос: с какого Герасима ты мне помогать-то решил? Неужели другим способом денег нельзя заработать?

— Можно, Михаил Макарыч. Но, видимо, из меня бизнесмен хреновый, а жить на зарплату, даже приличную, я не умею. Вот и ввязался на свою голову.

Костя закончил делать перевязку, отошел от смотрителя и положил старые бинты в пакет:

— Ладно, Михаил Макарыч. Расскажу тебе все подробно. А там уж ты сам смотри — насколько я вру, а насколько откровенен с тобой. Лева говорил мне, что помощь тебе — верный способ быстрого заработка. А у меня сейчас в жизни такая ситуация, что деньги нужны срочно, и денег нужно много.

— Рассказывай, что за ситуация, — потребовал смотритель.

— А что, это обязательно? — замялся Костя. Смотритель рассмеялся:

— Обязательно. Предусматривается правилами контракта. Раз мы с тобой теперь, парень, одной веревочкой повязаны, то между нами не может быть никаких тайн.

— Хорошо. Дело в том, что я очень скоро женюсь.

— Очень скоро — это по залету, что ли? Невеста брюхатая?

Костя отрицательно и очень активно замахал головой:

— Нет-нет-нет. Слава Богу, не это.

— А что тогда? Костя поморщился:

— Ну, неважно… Срочно — значит, так надо. А у меня сейчас дела неважно идут. Невеста-то непростая девушка, Катя Буравина. Ей нужно все по высшему разряду — и свадьба, и свадебное путешествие…

Смотритель похлопал его по плечу:

— Ладно, ладно, можешь не продолжать… Ты сам, парень, не промах, тоже, говоришь, на зарплату жить не хочешь. Ладно, Костяш, будешь вести себя правильно — Михаил Макарыч тебя не обидит. Будет тебе и свадьба, и подарки невесте такие, какие она захочет. Но! Деньги мои необходимо достать. Причем достать — в буквальном смысле этого слова. И ты, Костя, мне в этом поможешь.

Так Костя оказался в одной связке со смотрителем, понимая, что тот хитер и ненадежен, но в глубине души надеясь, что получит необходимые ему деньги.

* * *

Полина пришла к маяку с намерением поработать и пообщаться с Андреем. Она прихватила необходимые для работы документы. Но у самой двери маяка она вдруг остановилась и прислушалась, потому что из-за двери доносились подозрительные, с —ее точки зрения, звуки. Она медлила, прислушиваясь к глубоким вздохам. Полина недоумевала. Но все объяснялось просто. Андрей медленно, с правильным, размеренным дыханием, выполнял комплекс упражнений айкидо. Он услышал стук в дверь, доделал упражнение до конца и только после этого пошел открывать дверь.

Полина еще раз постучала. Она уже собиралась уходить, но дверь перед ней открылась: на пороге стоял Андрей, с потным голым торсом, глубоко дыша. Полина изумленно смотрела на него. Андрей был тоже удивлен, он не ожидал увидеть в этот час в своем доме Полину:

— Полина Константиновна?

— Андрей, можно к вам? — Полина через плечо молодого человека пыталась заглянуть в глубь каморки.

— Доброе утро… Можно, конечно… — он посторонился, пропуская Полину внутрь. — Извините, здесь не очень хорошо убрано, я не успел…

Полина обошла комнату, то ли ища место, где присесть, то ли ища следы чьего-то пребывания. Но таких следов не было.

Андрей продолжал извиняться:

— Милиция проводила здесь следственный эксперимент, и, как обычно, не убрали за собой. Хотя поразрушали прилично. А я вот не успел как следует привести жилище в порядок, лег поздно…

— Легли поздно? — переспросила Полина.

— Да, все мысли разные в голову лезли. Гулял долго, не мог уснуть.

Полина подозрительно протянула:

— Гулял… А мысли какие, Андрей? Об эксперименте?

Андрей развел руками:

— Нет. К стыду своему, я об этом вчера даже не вспомнил. Хотя планировал, что сразу, как тут что-то выяснится, побегу к следователю, разузнаю.

— Да-да, это же для вас важно. Узнать хоть что-то про вашего учителя.

Андрей продолжал:

— Но у меня все из головы вылетело, как только я встретил Машу! Спасибо вам большое, Полина Константиновна, за то, что вы меня с Машей познакомили! Такая чудесная девушка!

Полина остановилась как вкопанная, затем взяла себя в руки:

— Вот о ней я и хотела с вами поговорить, Андрей. Понимаете, я знаю эту девушку давно и очень хорошо. Она только что поссорилась со своим женихом и находится в эмоционально подавленном состоянии. Ссора временная, пустяковая, но Машенька очень переживает. И поэтому…

Андрей слушал Полину, глядя на нее исподлобья, ему не нравилось то, что она говорила ему:

— Что — поэтому? Полина замялась:

— Извините, Андрей, возможно, это не мое дело, но я считаю своим долгом вас предупредить. Наивная, чистая, провинциальная девушка Маша может сейчас назло своему жениху поддаться эмоциям… и… вы меня понимаете?

— Не совсем. Продолжайте, — сухо сказал Андрей.

— В таком состоянии девушкам легко вскружить голову. И я боюсь, что вы можете… вы можете это сделать! — закончила Полина.

— А мне, наоборот, показалось, что Маша девушка серьезная и голова у нее прочно сидит на плечах!

— Да, но… А вы вчера проводили Машу до дома?

— Да, конечно. И даже познакомился с Сан Санычем.

— Андрей, я прошу вас не заводить с Машей романа. — Полина помрачнела.

Он жестко ответил:

— Я тоже вас кое о чем хочу попросить, Полина Константиновна. Вы пытаетесь управлять судьбами других людей. А это — заведомо бессмысленное занятие. Маша — девушка самостоятельная. И она сама решит, что ей делать. Захочет — помирится со своим женихом. Захочет — увлечется другим мужчиной. Это ее личное дело. И на этом, если вы не возражаете, разговор о Маше мы закончим. Давайте лучше поработаем.

* * *

Маша действительно стала более решительной и самостоятельной. В тот же день она отправилась устраиваться в больницу на работу. Она прошла до боли знакомыми коридорами и зашла в кабинет врача, лучезарно улыбаясь:

— Здравствуйте, Павел Федорович! Травматолог оторвался от своих бумаг:

— А-а, Машенька, здравствуй, здравствуй! Какими судьбами?

Маша немного кокетливо ответила:

— Не случайно, не надейтесь! Я пришла к вам по делу.

Врач-травматолог вышел из-за стола и пожал ей руку:

— Ну что ж, раз по делу, слушаю, Машенька. Садись! Ну-с, я весь — одно большое ухо.

— Дело в том, Павел Федорович, что я в этом году хочу учиться в институте. Но до начала занятий еще есть время…

— Конечно, конечно… есть время, так сказать, проверить свои чувства… к медицине, — понял врач.

— Да. Но я знаю, что в институте относятся положительно к тем студентам, у которых наработан профессиональный стаж.

— Да, конечно… И ты, насколько я понимаю, работаешь в аптеке?..

— Давно уже не работаю, — возразила Маша. — С аптекой — все.

— Ладно. А я чем-то могу помочь?

— Я думаю, вы найдете у себя в отделении место для будущего врача Марии Никитенко? — в Машином голосе звучали совсем не свойственные для нее интонации.

Врач удивленно посмотрел на нее:

— Знаешь, Маша, я смотрю на тебя сегодня — ты такая немного новая, неожиданная. Деловая такая, собранная.

— Люди меняются, Павел Федорович. Врач не стал возражать:

— Ну да, ну да. Машенька, а что ты подразумеваешь под местом для будущего врача Марии Никитенко?

— Ну, я не знаю… на место операционной сестры, конечно, я претендовать не могу… Но на место палатной сестры я бы согласилась.

Врач изумленно протянул:

— Да-а?

— Именно, — кивнула Маша.

— Видишь ли, Машенька… Из-за отсутствия у тебя специального медицинского образования я не могу тебя принять и палатной медсестрой тоже, — объяснил Павел Федорович.

— Но я очень хочу работать! — Маша попросила почти жалобно.

— Я понимаю. Но роль санитарки тебе, как я понимаю, уже не подходит?