- Скорее бы дождь кончился, - прошептала она, - а то тетя Люся сердиться будет, что я ушла...
      Я так и подпрыгнула.
      - Почему ты на нее говоришь "тетя Люся", разве она тебе не мать?
      - Нет. У меня мамы нету и отца тоже... - как о чем-то само собой разумеющемся сказала Алька.
      - Тихо! Идет, кажется, кто-то, - прошептал вдруг Ленька. Высунув голову из-под платка, я прислушалась. Сквозь шум дождя было слышно, как кто-то осторожно открывал дверь сарая.
      - Наверно, бабушка нас ищет, - прошептала я.
      - Давайте ее напугаем, - предложил Ленька.
      Мы замерли. Сверкнула молния, и в освещенном квадрате двери мы ясно увидели темную фигуру.
      - А-а-а-а!
      - Гав-гав-гав!
      - И-и-и-и!.. - завизжали мы на разные голоса.
      Резко хлопнула о стенку сарая дверь, фигура метнулась прочь, и тотчас же хлюпающие шаги смешались с шумом дождя.
      С минуту мы сидели, онемев от удивления и страха, потом все вместе бросились вон и, разбрызгивая лужи, понеслись к дому, который мигал нам освещенными окнами.
      Я - ДОЧЬ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ!
      Зинка ко мне не приходила, и я тоже не шла к ней. Раньше я, может быть, и не выдержала бы, но сейчас дело другое - я целые дни проводила с Алей. Дружить с ней было легко и просто. Она всюду ходила за мной, преданная и послушная. Иногда мы садились где-нибудь в уголке, и она рассказывала, как они живут с тетей Люсей.
      - Тетя Люся работает в библиотеке, - рассказывала Аля. - Я часто к ней туда захожу после школы. Там книг знаешь сколько! Целые полки от пола и до самого потолка...
      Я не могла себе представить такого множества книг и с завистью смотрела на Алю, которая видела их собственными глазами.
      - И дома у тети Люси тоже всякие книги, альбомы и разные безделушки, продолжала Аля. - По утрам я всегда вытираю с них пыль...
      - А с кем ты дружишь? У вас там есть во дворе ребята?
      - Есть. Только тетя Люся мне с ними играть запрещает.
      - Почему?
      - Она говорит, что они все ужасно невоспитанные и я тоже могу испортиться...
      - И ты к ним не ходишь?
      - Нет, - замялась Аля, - а они ко мне приходят иногда год окошко, и я им показываю свои книги и игрушки...
      Я лежу, молчу, соображаю.
      - А еще у нас с тетей Люсей есть Матрос.
      - Кто это? - спрашиваю я.
      - Это кот, - говорит Аля. - Он, знаешь, такой полосатый, пушистый и важный-преважный. Тетя Люся ходит на рынок и покупает ему легкое. Больше он ничего не ест.
      - Даже картошку? - удивляюсь я. - А наша Рыска всегда ест картошку... и молоко...
      Мне хочется спросить у Али про ее родителей, но я молчу. "Может, ей будет тяжело вспоминать об этом, лучше спрошу у бабушки", - решаю я. Теперь мне понятно, почему Аля сразу подружилась с Петькой. Ведь она никогда ребят возле себя не видела, откуда же ей было разобраться, что за тип этот Петька. Она еще совсем цыпленок, эта Алька, хотя и старше меня на целый год. "Я тоже была не лучше, когда сюда приехала", - вспоминаю я.
      - Эта твоя тетя Люся совсем тебя завоспитывает. Ты ее лучше не слушай, - говорю я. - И вообще она ведьма...
      - Нет, Оля, она добрая, - заступается за нее Аля. - Только так... немного странная. Это потому, что она все время читает...
      - Моя мама тоже читает, но... - Заметив появившуюся на крыльце тетю Люсю, я умолкаю.
      Ее темные колючие глаза, обшарив двор, останавливаются на мне, и сердце мое замирает в предчувствии очередной неприятности.
      - Вот что, девочки, - подозвав нас, говорит она, - сходите-ка в сад, за яблоками.
      - Как это... за яблоками? - не понимаю я.
      - Очень просто: сходите и принесите хороших яблок. Ну, что же вы? удивленно поднимает она брови, видя, что мы все еще стоим на месте.
      - А... нам дадут? - заметив мое замешательство, спрашивает Аля.
      - Кто это посмеет отказать дочери самого председателя?! - недоумевает тетя Люся.
      - Там сторож новый, с Заречья, он меня вовсе и не знает, - угрюмо говорю я.
      - А ты скажи, нечего стесняться.
      Бросив на нее хмурый взгляд, я поворачиваюсь и медленно иду к калитке.
      - Что нам теперь делать? - растерянно говорит Аля.
      - Не пойду и все, - решительно заявляю я.
      Алины ресницы испуганно вздрагивают, и она с опаской оборачивается назад.
      - Пойдем. Может, я как-нибудь... попрошу... - говорит она.
      - Ты как хочешь, а я ничего не стану просить.
      Я не могу себе представить, как это я приду в сад и скажу: "Здравствуйте. Я дочь председателя. Тетя Люся велела, чтобы вы дали нам яблок..." Да лучше сквозь землю провалиться!
      - А может, там даже и сторожа нет? Придем и нарвем сколько надо, говорит Аля.
      - Ладно, пойдем, - соглашаюсь я в надежде, что там, на месте, что-нибудь придумается.
      Дойдя до сада, мы останавливаемся. Аля остается недалеко от входа, а я иду вдоль ограды посмотреть, есть ли сторож.
      В саду солнечно и тихо. Белея стволами, стоят ровные ряды яблонь. Надувая розовые щечки, выглядывают из зеленой листвы яблоки. Они как бы поддразнивают меня. Я оглядываюсь - вокруг никого. "Пойду позову Алю. Пусть покараулит, а я полезу". Возвращаюсь ко входу и вижу, что Аля стоит и смотрит через щелку забора в сад. Когда я ее окликнула, она махнула рукой, чтоб я молчала, и снова приложилась к щелке.
      - Ну что? - спросила я.
      - Ходит он там.
      Я тоже заглянула в щель и увидела сторожа. Совсем старенький и седой, он тихо шел по саду, а за ним, высунув язык, плелась желтая, похожая на облезлого льва собака. Конечно, можно было зайти с другой стороны и нарвать яблок, но мне почему-то вдруг расхотелось лезть в сад. Я смотрела на сторожа и соображала, как быть. Вдруг собака насторожилась и, вытянув морду в нашу сторону, залаяла.
      - Побежим! - шепнула перепуганная Аля.
      - Стой! - приказала я, зная, что от собаки лучше всего не удирать. Пока мы раздумывали, в щель, захлебываясь лаем, просунулась лохматая собачья голова.
      - Э-гей, Полкан! Ты чего? - послышался голос сторожа. - Сейчас посмотрим, что ты там за разбойников поймал, - сказал он, подходя к забору.
      - Мы... не разбойники... - пролепетала Аля.
      - А кто же вы такие? Почему здесь околачиваетесь? - глядя на нас из-под седых бровей, грозно спросил дед.
      - Она вот - председателя дочка, а я... сестра, - представилась Аля.
      - Мы... в гости пришли, посмотреть, - бросив на нее свирепый взгляд, сказала я.
      - Ну, коли в гости, тогда другое дело - милости просим. Вон там, в калитку, заходите, - улыбнулся дед. - Полкан, не пикни! - приказал он псу.
      Мы с Алей направились к калитке. Полкан уже приветливо махал нам хвостом.
      - Пошли, покажу вам сад, ежели интересуетесь, - сказал дед.
      Вокруг нас звенели пчелы, и мы с опаской поглядывали по сторонам.
      - Не бойтесь, - сказал дед, - пчела - скотина разумная. Ты ее не тронь - и она тебя не обидит.
      Сам он словно не замечал пчел, и мы тоже понемногу осмелели. Оборачиваясь к нам, дед рассказывал:
      - Вот это - антоновка. Яблоки большие, да еще не зрелые. Который несмышленый воришка дорвется, обколотит, да только перепортит товар. Сейчас они еще кислые, зато зимой, когда полежат, - первый сорт.
      Мы с удовольствием слушали деда, и только когда он оборачивался к нам, я отводила глаза. Мне было стыдно, что я сама несколько минут назад собиралась оборвать первую попавшуюся яблоню.
      - А вот эти яблочки с виду неказистые, зато сладкие, - сказал дед, подведя нас к яблоне с зелеными продолговатыми плодами.
      Я незаметно нагнулась и подняла одно, валявшееся на земле. Оно было похоже на маленькую тыквочку: узкое сверху и расширенное книзу. Граненый рубчик перепоясывал его вдоль. Покосившись на деда, я незаметно надкусила яблоко.
      - Брось! - строго сказал он. - С земли и прямо в рот, да еще червивое... Вот сейчас придем в шалаш - хорошими угощу.
      В шалаше у деда было, как в овощной лавке. Яблоки кучками - и большими, и поменьше - лежали прямо на полу. Я заметила, что они рассортированы. С одной стороны свежие и сочные, а с другой разные: мелкие и зеленые. Кивнув на свежие, дед с сожалением сказал:
      - Нападали ночью, когда гроза была... Ешьте сколько душе угодно, предложил он нам.
      Мы с Алькой принялись угощаться.
      - А эти, зеленые, зачем вам? - спросила я.
      - Посушим. Зимой все сгодится, - сказал дед.
      И тут только я заметила, что весь шалаш увешан связками подсохших яблок.
      - Ой, сколько их у вас здесь! - воскликнула я.
      - А сколько зазря пропадает! - сокрушенно сказал дед. - Где мне одному справиться с ними! Паданки по всему саду гниют. А ежели высушить да продать - сколько выручить можно! Колхозу сгодилась бы лишняя копейка...
      - Дедушка, давайте мы вам поможем! - взглянув на Алю, предложила я.
      - Мы сейчас, мигом все соберем, - подхватила Аля.
      - Ну что ж, давайте, коли не лень, - улыбнулся дед.
      Мы сорвались с места и, держась рядышком, запорхали по саду.
      Полкан-лев, высунув язык, носился вслед за нами. Спустя какой-нибудь час во всем саду не было ни одного валявшегося яблочка.
      - Ну вот, - сказал довольный дед, - мне бы одному и за сутки не справиться. А теперь я их помаленьку переберу все да порежу.
      - Мы завтра еще придем, - пообещала я, направляясь вслед за Алькой к выходу, но дед вдруг задержал нас:
      - Постойте, я вам яблочек с собой дам. Вот выберу которые получше... Ешьте на здоровье, - сказал он, накладывая нам в передники самых отборных и спелых.
      - Спасибо, дедушка! - обрадованно сказала Аля.
      Я тоже была довольна, что дед догадался предложить нам яблок.
      - Где вы так долго пропадали? - встретила нас тетя Люся, прищурив свои колючие глаза.
      - В саду, - сказала Аля.
      - И что же вы там делали? Уж не землю ли пахали? - взглянув на наши грязные руки и испачканные платья, спросила тетя Люся.
      - Нет, мы помогали сторожу собирать яблоки, - сказала Аля.
      Тетя Люся только охнула и, указывая на меня пальцем, сказала:
      - Полюбуйтесь на нее, пожалуйста - это дочь самого председателя колхоза! Да ведь ты позоришь своего отца!
      Я стояла и спокойно смотрела на тетю Люсю в полной уверенности, что будь на ее месте мой папа, он бы этого не сказал.
      ЗАБОТЫ
      Наливаясь солнцем, желтела на полях рожь. Как-то отец, придя домой, озабоченно сказал:
      - Жать скоро пора, не знаю как справимся... Жнеек пару дадут на несколько дней, а в основном придется своими силами...
      - И что же, разве мало у вас этих "своих сил"? - иронически спросила тетя Люся.
      Отец ничего не ответил. Он стоял и сосредоточенно глядел в окно, видимо, думая о чем-то своем. Потом вдруг, повернувшись к маме, сказал:
      - Понимаешь, рук не хватает. Многие женщины не могут работать - детей не на кого оставить...
      - А что если попробовать организовать ясли? Хотя бы на время уборки, говорит она.
      - Думал уже об этом. Да где взять для них помещение? - хмуро говорит отец.
      Мама тоже задумывается и вдруг, подняв на отца оживленные глаза, говорит:
      - А если... в доме у Маши? Она замуж за Алексея Ивановича выходит, пожалуй, переедет в Заречье...
      - А что, в самом деле, хорошая мысль, - обрадованно говорит отец. - Ты у меня просто гений.
      Они оживленно обсуждают, как и с чего начинать, а тетя Люся стоит, приподняв брови, собрав в трубочку губы, и вид у нее такой, будто ее чем-то обидели.
      Я вылетаю во двор. Новости, которые я только что узнала, так и распирают меня. Я должна ими с кем-нибудь поделиться. Тетя Маша выходит замуж, а в ее доме будут ясли - это же не шутка! Немедленно нужно бежать и все рассказать Зинке! "Но... ведь мы поссорились с Зинкой", - вспоминаю я. Я ее не видела уже давным-давно и даже не знаю, где она пропадает все время.
      Мы с Алей все эти дни проводили в колхозном саду, помогая сторожу собирать и сушить яблоки. Сторож, дед Трофим, никогда не молчал за работой. Он рассказывал нам о пчелах, о муравьях, о деревьях и земле. Однажды за нами увязался Ленька.
      - Я Полкана хочу посмотреть, - сказал он.
      И Полкан, и дед Трофим так ему понравились, что Ленька тоже теперь не вылезал из сада. Однажды он привел с собой Федю.
      - Это мой друг, - сказал он деду Трофиму, гордо указывая на длинного Федю.
      Мы с Алей хихикнули, а Федя смущенно опустил глаза. Взглянув на него, дед Трофим подозрительно спросил:
      - А не тебя ли, мой хороший, я на прошлой неделе спровадил отсюда? Сдается мне, твои пятки я уже видел, а?
      У Феди на лице покраснели даже веснушки.
      - Ой, дедушка, наверно это не он был, - вступилась за него Аля. - Федя хороший мальчик, а вот у нас Петька есть, так тот... плохой... взволнованно сказала она.
      - Ну, тогда извиняюсь, ошибся, - развел руками дед Трофим и улыбнулся в усы.
      Наша "Садовая бригада", как прозвал нас дед Трофим, увеличивалась. Работать в сад приходили многие ребята, и только одна Зинка не появлялась. Мне было скучно без нее, хоть я и не призналась бы в этом даже самой себе. А тут еще заболела Аля. У нее разболелся живот, и тетя Люся уложила ее в постель с грелкой. Я бродила возле дома, не зная, чем заняться. Бабушка собралась на речку полоскать белье, и я отправилась с ней.
      - Бабушка, а почему у Али нет ни отца, ни матери? - вспомнила вдруг я.
      - Убили, - вздохнула бабушка.
      - Как убили? Кто?
      Бабушка рассказала, что мать у Али была учительница и работала в деревне, а отец - брат нашего папы - был тоже коммунист. Они жили в школе. И вот однажды на школу напали бандиты и убили их. Маленькая Аля осталась жива случайно. Когда бандиты стали ломиться в школу, мать завернула ее в одеяльце и сунула под печь. Бандиты впопыхах ее не нашли. С тех пор она живет с тетей Люсей.
      Мне сразу вспомнилась та тревожная ночь на хуторе: звон разбитого стекла, мычание Буренки и рваные клочья облаков, мечущиеся по небу... Сейчас в деревне тихо. Тех бандитов поймали и посадили, кулацкий дом в Заречье отдали двум бедным семьям. С тех пор как мы переселились в деревню, я почти никогда не вспоминала, как страшно было в ту ночь на хуторе. И вдруг этот бабушкин рассказ...
      Весь остаток дня я с особым интересом присматривалась к Але. Живот у нее уже перестал болеть, и мы сидели на скамеечке. Мне хотелось спросить, знает она всю эту историю или нет, но я почему-то не решалась. Потом пришла тетка Поля и сообщила, что во дворе у Лещихи скандал. Мы с Алей незаметно выскользнули на улицу и побежали узнавать, что там произошло.
      Возле калитки сидела Петькина мать и, уткнув лицо в ладони, плакала. На крыльце мы увидели Лещиху. Размахивая руками, она кричала, что не станет терпеть в своем доме дармоедов. "Это она, наверно, про Петьку", - подумала я. Но Петька стоял во дворе с таким видом, как будто все это его нисколько не касалось. Начали собираться люди. Петькина мать встала и, точно слепая, побрела прочь. И тут вдруг я увидела Зинку.
      - Я бы ей весь дом разнесла! - сказала она, сердито глядя на Лещиху.
      - За что это она ее? - провожая глазами Петькину мать, спросила Аля.
      - Ни за что! Известное дело, кулачка, - проворчала Зинка.
      - А тетя Маша замуж выходит, и в ее доме будут ясли, - невпопад сказала я.
      - Знаю, - отрезала Зинка и, даже не взглянув на нас, зашагала в другой конец деревни.
      Раздосадованные, притихшие, мы с Алей вернулись домой. Было жаль Петькину мать, да и Зинка не выходила у меня из головы. "Ну, что я ей сделала, что она так нос дерет?" - с обидой думала я.
      Уже в сумерках к нам кто-то постучал.
      - Войдите! - сказала мама, и на пороге неожиданно появилась Петькина мать. Она стояла, робко опустив глаза и прижимая к себе крошечный узелок.
      - Вот, пришла до вас, Елена Сергеевна...
      - Проходите, - сказала мама немного удивленно.
      - Хоть я и не колхозница, а все ж таки... вот... к вам пришла... повторила Петькина мать, и губы у нее дрогнули. Она без сил опустилась на лавку и, уронив голову на узелок, снова расплакалась.
      - Успокойтесь, - взволнованно сказала мама, присаживаясь возле нее, все обойдется. Она не имеет права отправить вас... вот так, с одним узелком. Ведь вы не один год на нее работали, да и сын у вас...
      - В том-то и дело, что он... там остался... не пошел со мной... всхлипывала Петькина мать.
      Нечаянно взглянув на Альку, я увидела, что она стоит вся бледная, не сводя расширенных глаз с Петькиной матери.
      - Пойдем, - потянула я ее за руку.
      Мы ушли в спальню. Аля вздрагивала, как будто ей было холодно, и я, обхватив ее за плечи, прижала к себе.
      - Как он так может... Петька? - шептала она. - Если бы у меня была мама, я бы ее ни за что ни на кого не поменяла...
      Мне сразу стало ясно, что Аля знает, как погибли ее родители, что, пожалуй, ей не так уж легко живется, несмотря на нарядные платья, игрушки и полки с книгами...
      Все мои огорчения и обиды отступили далеко-далеко, и я показалась себе такой счастливой, что мне было просто неловко перед Алей. Я молча погладила ее по руке. Она с благодарностью взглянула на меня.
      Мы сидели и прислушивались, как моя мама уговаривала Петькину мать. Потом она, набросив платок, пошла ее проводить.
      - Ох ты господи, у каждого свои заботы, - вздохнула бабушка.
      Я сразу догадалась, что она чем-то расстроена.
      - Буренка заболела, ничего не ест, - сказала она маме, когда та вернулась.
      - Ой, бабушка, ей, наверно, что-то сделали! - воскликнул молчавший до сих пор Ленька.
      Я так и подскочила.
      Мне сразу вспомнился тот вечер, когда мы все втроем сидели в сарае.
      - Я знаю, ее отравили! - выпалила я.
      Бабушка так и села на лавку.
      - Да с чего вы это взяли! - тревожно глядя на нас, сказала она.
      Перебивая друг дружку, мы все втроем стали рассказывать, что произошло тогда в сарае.
      - Видно, кое-кто снова берется за старые штучки, - сказала мама. Нужно что-то делать...
      - Поймать и голову открутить за такие дела! - горячо проговорила бабушка. - Ты это куда? - вдруг спросила она, взглянув на Леньку.
      - Буренку сторожить, - заявил тот, надевая старую бабушкину кофту и подпоясываясь веревочкой.
      - Ты вот что, лучше сбегай в правление за отцом, - сказала мама. - Не боишься один?
      Покосившись на нас с Алей, Ленька покачал головой и решительно шагнул за порог.
      ДЕЛА ВАЖНЫЕ
      Перед отъездом в Заречье тетя Маша забежала к нам и, сияя счастливой улыбкой, пригласила на новоселье.
      - Вот управлюсь маленько, тогда... Ивановича пришлю за вами, - сказала она.
      - Это чего же ты туда решила? - поинтересовалась тетка Поля. - Твой-то дом получше будет, пусть бы они сюда перебирались.
      - Алексей Иванович бригадир, ему там сподручней, - сказала тетя Маша. - А мне на ферму что отсюда, что из Заречья ходить - все одно. Да и дом мой тут сгодится, мы уж говорили с Егорычем...
      Тетка Поля только пожала плечами.
      - Не понимаю, как это люди своей выгоды не замечают? Такую обузу себе на шею взвалила! Шутка ли - семья целая! Да и дом еще бросает... - сказала она, когда тетя Маша ушла.
      - А это оттого, что выгода у людей бывает разная: одни только о себе думают, а другие хотят, чтобы всем хорошо было, - сказала бабушка.
      Тетка Поля, поджав губы, ушла, а я притянула бабушку за шею и поцеловала в щеку.
      - Ну, ладно, ладно, не лижись, говори, что нужно-то, - отмахиваясь от меня, сказала бабушка.
      - Ничего мне не нужно. Я просто так, безо всякой выгоды, - засмеялась я и побежала на улицу.
      - Постой. На-ка вот, отнеси деду Сашке, а то ему теперь, бедному, и поесть некогда, - сказала бабушка, подавая мне узелок.
      Я отправилась под навес, где дед Сашка мастерил низенькие столы и табуретки для будущих яслей. Наш Ленька целыми днями тоже пропадал под навесом. Когда я пришла, он с важным видом держал наготове какую-то палку, ожидая, пока она понадобится деду. В углу стояли готовые столы и маленькие табуреточки.
      - Ой, сколько уже наделали! - воскликнула я.
      - Помощник у меня мировой - вот и работа спорится, - сказал дед Сашка.
      Ленькин нос так и полез кверху, но мне некогда было даже одернуть его, чтобы не задавался. Оставив деду узелок с едой, я побежала помогать маме. Все эти дни мы с нею и с Верой Петровной ходили по деревне, составляя список детей, которых нужно было принять в ясли.
      Не успела я сделать и двух шагов, как налетела на Павлика.
      - Ты куда?
      - Так, в одно место, - смущенно сказал он.
      - А почему к нам не приходишь?
      - Да вот... некогда все. Дома надо, - сказал Павлик.
      - Ну, ничего. Теперь тебе полегче будет, как тетя Маша к вам переедет, - успокоила я его.
      Павлик, бросив на меня быстрый взгляд, раздумчиво сказал:
      - Зинка тоже говорит...
      - Зинка?! - встрепенулась я. - А ты... где ее видел?
      - Она с тетей Машей к нам приходит, - сказал Павлик.
      У меня все так и заныло внутри. "Ах, вот, значит, как! Раньше все вместе делали, а теперь я уже не нужна!.."
      - Я тоже потом зайду. Сейчас вот список составляю, кого в ясли принимать, - помахала я перед носом у Павлика замусоленной бумажкой. Потом быстро повернулась и пошла.
      Я знала, что Павлик стоит и с уважением смотрит мне вслед и что Зинка теперь уж обязательно узнает, каким важным делом я занимаюсь, и все же мне почему-то было обидно до слез. Моя истертая бумажка, в которую я крупными каракулями и в самом деле записала нескольких ребятишек, показалась мне жалкой и ненужной. Мне хотелось порвать ее на мелкие клочки и зареветь. Я уже было шмыгнула носом, но вовремя спохватилась, увидев идущую мне навстречу Алю.
      - Знаешь, Аля, давай сходим с тобой завтра в Заречье, а? - сказала я.
      - Тетя Люся не пустит, - безнадежно вздохнула Аля.
      - А мы удерем!
      Алькины печальные глаза загорелись озорным огоньком, и мы тут же принялись строить планы побега. А побывать в Заречье мне было просто необходимо. Я первая придумала, чтобы тетя Маша вышла замуж за Алексея Ивановича, и теперь, когда она туда переезжает, не могла допустить, чтобы Зинка там распоряжалась без меня.
      Придя домой, я увидела бабушку с распухшим носом и красными от слез глазами.
      - Буренке совсем плохо, - сморкаясь в передник, всхлипывала она.
      Все эти дни отец с Ленькой ночевали в сарае, но ничего подозрительного так и не заметили. Буренка ходила вялая и плохо ела. Я была уверена, что ее болезнь связана с тем недобрым, темным человеком, что появился у нас в сарае тогда вечером, в грозу. Но как узнать, кто он?
      РУСАЛКА
      Буренка лежала в сарае, тяжело дышала и поглядывала на всех умными, влажными глазами. Возле нее хлопотала сгорбленная бабка Марта. Она поила ее разными отварами и настоями.
      - Выживет ли? - тревожилась бабушка.
      Бабка Марта пожимала плечами - она ведь не доктор. Да и Буренка не скажет, где у нее болит и отчего. Однако через несколько дней Буренке стало легче. Когда кто-нибудь заходил к ней в сарай, она вытягивала навстречу свою исхудалую шею с обвисшими складками кожи и тихонько мычала. Все повеселели. Мы уже собирались с Алей улизнуть наконец из дому и сходить к Павлику, но тут как раз пришел сам Алексей Иванович и пригласил нас всех к себе.
      - Баню истопили, и моя хозяйка велела, чтоб без вас не возвращался, улыбаясь, сказал он.
      Начали собираться, и я заметила, что, кроме свертка с бельем, мама положила в корзинку еще стеклянную вазочку и новую вязаную скатерть.
      - Это зачем? Мы же в баню...
      - Глупая ты, - улыбнулась мама. - Баня это так просто, а идем мы в гости, на новоселье. Вот и подарим им на счастье...
      Несколько минут я стояла в раздумье, потом из-под кровати вытащила свою заветную коробку с игрушками. Резиновая куколка, которую мне когда-то подарила тетя Маша, лежала на самом дне. Увидев, что я завязываю куклу в узелок со всеми ее нарядами, Ленька насмешливо спросил:
      - Ты что, решила ее в баню сводить?
      - Глупый ты, - важно сказала я, - мы вовсе не в баню, а на новоселье.
      Он хотел что-то ответить, но, махнув рукой, побежал догонять отца, который с Лилей на руках ушел с Алексеем Ивановичем вперед. Мы с мамой и Алей направились вслед за ними, а бабушка осталась присматривать за больной Буренкой. Тетя Люся идти с нами отказалась, и я радовалась, что мы с Алей хоть ненадолго избавились от ее надзора. Выйдя за деревню, мы разулись и с удовольствием шлепали босыми ногами по влажной земле. Я знала, что Зинка непременно будет там. Я только не могла решить, как мне держать себя с нею: разговаривать, как будто мы и не ссорились, или подождать, чтобы она заговорила первой?
      - Баню натопили знатно, дух так и шибает оттуда, - оборачиваясь к нам, сказал Алексей Иванович.
      - Вы нас только не зажарьте там, - рассмеялась мама.
      - Не беспокойтесь. Поначалу, на первый дух, пойдут мужчины, а потом уж вы. В самый раз будет... - сказал Алексей Иванович.
      Я заметила, что Алексей Иванович с весны здорово переменился. Он выглядел помолодевшим и главное - веселым. Остановившись посреди луга, они с отцом что-то обсуждали, и Алексей Иванович оживленно размахивал руками, как бы развертывая перед нами убегавшие к лесу поля. Я посмотрела вперед и вдруг увидела Зинку. Она стояла на мостике и, приложив руку к глазам, смотрела на нас. Сердце мое заколотилось, я нарочно немного замедлила шаг.
      - Тетя Маша послала меня навстречу. Ждем не дождемся, - сказала Зинка, когда мы подошли.
      Меня она как будто и не заметила. Обида горьким комком подступила к горлу, и я шла, опустив голову и сосредоточенно глядя на свои ноги. Они покорно шлепали по влажной черной земле, потом по теплым пыльным доскам мостика, по зеленой сочной траве. И вдруг под ногами у меня оказалась длинная узкая кладка. Я подняла голову и посмотрела вперед. Все идут гуськом друг за дружкой, а я, чуть не наступая на Зинкины пятки, тащусь последней. Кладка прогибается под ногами и почти касается зеленой плоской травы, которая покрыла все вокруг. Я распрямляю плечи, делаю героическую попытку обогнать вредную Зинку и... лечу в воду. Отчаянно барахтаясь, на секунду выплываю на поверхность и сквозь налипшие на лицо водоросли успеваю заметить расширенные от ужаса Алькины глаза и прижатые к бледному лицу кулачки. Что-то тянет меня вниз, и я снова погружаюсь в теплую грязную воду. Когда я снова оказываюсь наверху, то вижу рядом с собой Зинку. Одной рукой она держит меня за платье, а другой пытается ухватиться за жерди кладки. Губы ее плотно сжаты, и лицо почему-то все в зеленых веснушках. Сильные руки отца помогают нам влезть на кладку, под которой мелко дрожит зеленая ряска. На том месте, где мы только что барахтались, стоит черная вода и в ней плавают мои тапочки и узелок с резиновой куклой.
      - Вы... как русалки... - говорит Аля, глядя на нас и пытаясь улыбнуться побелевшими губами.
      Я растерянно оглядываю свое белое платье, которое, как и Зинкино лицо, стало все в зеленую крапинку. Ленька смотрит на меня, на Зинку, которая отряхивает с себя водоросли, и хохочет. Я невольно начинаю шмыгать носом.
      - Ну ничего, ничего, успокойся, - говорит взволнованная мама, поглаживая меня по мокрой голове, - теперь уж все в порядке...
      Я покрепче сжимаю губы, чтобы не разреветься, и, не поднимая глаз, иду вперед. Все пропало! С Зинкой мне уж теперь не помириться. Только добрая и мягкая Аля может дружить с такой дурой, как я...
      ПОДРУГИ
      Во дворе навстречу нам с громким радостным лаем выскочил Волк, но тут же, поджав хвост, шарахнулся в сторону: видно, ему еще не приходилось видеть таких зеленых чудовищ.
      Я молча сунула вытаращившейся на меня Таньке мокрый узелок, который папа выудил палкой.
      - Что... это? - удивленно спросила она.
      - Подарок от русалки, - пояснил Ленька.
      Мне стоило немалого труда сдержаться и не отодрать его за уши. В гостях это, должно быть, не очень красиво, да, кроме того, нужно было спешить в баню. Мы с Зинкой, нарушив весь распорядок, мылись первыми. Тетя Маша, ахая и удивляясь, как это мы не утонули совсем, выполоскала в корыте наши платья и повесила их сушить. Кое-как закутавшись в тети-Машины кофточки, мы залезли на печь.
      Когда все перемылись в бане, тетя Маша пригласила к столу. Зинка разгладила руками свое ситцевое платье, которое уже почти высохло, и, одевшись, полезла с печки. Мое платье было еще мокрое, а после всех пережитых волнений есть хотелось нестерпимо.
      - На тебе платок, слезай, - сказала мне тетя Маша.
      - Ну, хозяюшка, дай-ка нам чего-нибудь горяченького, чтобы мы не простудились после бани... - сказал с улыбкой Алексей Иванович.
      Тетя Маша поставила на стол бутылку и стаканы, нарезала хлеба и огурцов. Потом налила в две большие миски горячего борща.
      - Ешьте, - придвигая одну миску ребятам, сказала она.
      Мы усердно заработали ложками. Борщ был вкусный, и я, радуясь в душе своему проворству, с сожалением посматривала на Алю, которая плохо справлялась с большой деревянной ложкой. Когда ложки начали задевать дно, я придвинула к себе миску и выскребла все до самого донышка.
      Сполоснув миску, тетя Маша налила в нее лапши с курятиной. Потом появилась тушеная картошка, а за нею блины со сметаной.
      - Ешьте, ешьте, еще подложу, - приговаривает тетя Маша.
      Ребята стараются вовсю. Даже Лиля с усердием возит блином по миске, и все смеются, глядя на ее измазанные в сметану щеки и нос. Аля тоже ест, клюет понемножку, как цыпленок, всего успела попробовать. А я гляжу на стол осоловелыми глазами и чувствую, что не могу проглотить ни кусочка.
      Зинка, не обращая на меня ровно никакого внимания, пересмеивается с ребятами. Павлик, раскрасневшийся после бани, в чистой рубашке поглядывает на всех счастливыми глазами. И только я чувствую себя забытой и несчастной.
      Когда тетя Маша ставит на стол миску со сладкими варениками, я не выдерживаю. Уткнувшись лицом в стол, я всхлипываю.