Золотые росы

      Прибежала Устенька и, узнав, что мы все же едем, радостно сказала:
      - Вы там еще премию получите, вот увидите. Только не теряйтесь.
      Ее оживление передалось и нам с Зинкой, и мы сидели радостные и счастливые.
      На ночь мне еще раз сменили золу в чулке, и я перед сном не удержалась и попробовала запеть. Голос был еще очень слабый и неуверенный.
      - Окрепнет, - утешила меня мама. - Олимпиада несколько дней продлится, так что, может, вам не сразу придется выступать...
      Утром, чуть свет, у нас в доме началась веселая суета. Зинка уже сидела в санях, закутанная до самого носа, в огромных своих валенках. На коленях она бережно держала ощерившуюся волчью пасть и узелок с ботинками. Громик фыркал и нетерпеливо перебирал ногами.
      Меня собирали все. Бабушка суетилась, отыскивая шерстяной шарф, который, как назло, куда-то пропал.
      Лиля, про которую совсем забыли, обрадовалась свободе и, забравшись в угол, сыпала себе на голову из чулка золу, которой меня лечили. Ленька, натянув на босу ногу валенки, топтался вокруг. Улучив минуту, он подошел ко мне и смущенно сказал:
      - Если вам дадут премию, ну... если коня на колесиках... так ты бери, не отказывайся - мне привезешь...
      Когда мы уже уселись в сани и отец взялся за вожжи, на крыльцо выскочила тетка Поля.
      - Вот, полушубок еще... Пашкин. Ноги потеплее укройте...
      Сани тронулись, и я смотрела, как пятился назад наш взбудораженный дом со светящимися в предрассветных сумерках окнами.
      В ГОРОДЕ
      В сизой дымке зимнего утра дремал притихший лес. Громик, выбрасывая из-под копыт комья снега, бежал быстрой рысью. Потом лес кончился и потянулось скучное, покрытое снегом поле. Мы с Зинкой, прижавшись друг к дружке, клевали носами. Когда навстречу нам из-за поворота выбежали первые городские дома, я, очнувшись от дремоты, толкнула Зинку. Она высунула из-под платка нос и стала водить им из стороны в сторону. Ее глаза разочарованно скользили по деревянным домикам со ставнями, по запорошенным снегом палисадникам. Все было почти такое же, как и в деревне, и только в самом центре быстро промелькнули каменные дома со стеклянными витринами магазинов. Отец высадил нас возле дома старой маминой хозяйки, у которой она жила, когда работала в городе, а сам умчался по своим делам. Топая онемевшими ногами, мы, порядком измятые и неуклюжие, вошли в дом.
      - Ой, да кто это к нам пожаловал? - запела навстречу нам пожилая худощавая женщина, обшаривая темными глазами мамину корзинку и наши узелки.
      - Артисток на олимпиаду привезла, - немного смущенно сказала мама. Если разрешите, мы у вас остановимся...
      Лицо у хозяйки на секунду вытянулось, но мама, берясь за корзинку, поспешно сказала:
      - Вот, гостинцев вам привезли деревенских...
      Когда мама выложила на стол большой кусок отжатого сыра и поставила бидон с молоком, хозяйка стала еще любезней. Она засуетилась, предлагая нам погреться с дороги чайком. Мама сначала отказывалась, но, взглянув на наши посиневшие носы, и, вероятно, вспомнив о моем горле, согласилась. Мы уселись за стол, и я с недружелюбным интересом наблюдала, как хозяйка расставляла чашки. Возле каждой чашечки, на блюдце, она положила по маленькой серебряной ложечке с изящной выгнутой ручкой. Посреди стола, на цветастом блюде, красовался наш сыр.
      - Вашими гостинцами вас угощаю. А хлеба нет, вы уж извините... - слабо улыбнулась хозяйка.
      - У нас лепешки есть, - сказала мама и положила на стол свежую лепешку, испеченную бабушкой.
      Налив чаю, хозяйка достала из буфета маленькую стеклянную вазочку с цветными конфетами "горошек" и выудила ложечкой каждому по две конфетки. Остальные она снова спрятала в буфет. Проводив взглядом вазочку, я без долгих раздумий отправила в рот первую конфету. Не успела я сделать и двух глотков, как конфета растаяла. Я заложила за щеку вторую. Чай остался почти нетронутым, а конфеты исчезли. Я тихонько потянула маму за рукав. Она бросила на меня быстрый взгляд и тут же отвернулась, продолжая болтать с хозяйкой. Несладкий чай стыл в позолоченной чашке. И вдруг я решилась.
      - Тетя, у меня конфеты кончились, - сказала я, обращаясь к хозяйке.
      Ее глаза метнулись куда-то в сторону, она даже не взглянула на меня, как будто и не слышала, что я сказала.
      - Я не люблю чай несладкий, - сказала я более настойчиво.
      Мамина ложечка тревожно звякнула о блюдце, и в ту же секунду я почувствовала толчок под столом. Я в недоумении уставилась на маму. Она смотрела на меня строго, с упреком. Я вздохнула и от нечего делать стала помешивать ложечкой свой пустой чай. "Интересно, зачем эта ложечка, если нечего мешать?" - подумала я.
      Облизав ложку, я сунула ее за щеку и посмотрела на Зинку. Держа блюдце на растопыренных пальцах, она чинно хлебала чай. Я никак не могла понять, есть у нее во рту конфета или нет. Зинка уже кончала чашку, а я все не хотела верить, чтобы двух крошечных конфеток хватило на весь чай. Но она пила с таким видом, как будто ей и в самом деле было вкусно. Я взглянула на маму - она так же спокойно прихлебывала свой чай, а возле ее блюдечка даже лежала одна нетронутая конфета. "Да что они, притворяются, что ли?" удивленно подумала я.
      - Сыр кушайте, - любезно предложила хозяйка.
      Сыр лежал на блюде целиком, и я подумала, что угоститься им довольно трудно - не есть же по очереди прямо от целого куска. Лепешка тоже лежала целехонькая, издавая приятный ржаной аромат, и я представила, как сейчас хозяйка отправит все это в буфет, где притаилась вазочка с конфетами.
      Я решительно вытащила из-за щеки ложку, отломила себе кусок лепешки и, положив сверху такой же кусок творога, принялась есть. Мама наступила мне на ногу, но я не обращала внимания - запихивала в рот свой бутерброд и запивала его остывшим чаем. Взглянув исподтишка на маму, я увидела, что глаза у нее растерянные и несчастные. Мне стало стыдно, и я едва проглотила последний кусок. Встретившись взглядом с хозяйкой, я заметила, что она сверлит меня своими быстрыми колючими глазками. И тут в меня как будто бес вселился. Под всеобщее молчание я протянула руку и торжественно положила на язык ту самую мамину конфету. Зинка вытаращила на меня глаза и от испуга громко икнула. Когда мы вылезли из-за стола, мама, оттащив меня в сторону, больно дернула за ухо и сердито сказала:
      - Ну подожди же, я с тобой еще поговорю! Вести себя не умеешь...
      Она ушла узнавать, когда будет наше выступление, а мы с Зинкой остались дома.
      Притихшая, сидела я возле окна и размышляла: "Ну что я такого сделала? Разве есть за столом неприлично? И почему я должна была хлебать пустой чай и делать вид, что мне вкусно? Мама сама говорила, что терпеть не может людей, которые врут или притворяются... Я тоже терпеть не могу эту тетку, нашу хозяйку. Она притворяется доброй, а на самом деле - ведьма... И Зинка тоже хороша - сидит, как барыня в гостях, чаевничает..."
      - Ты почему лепешку не ела? - набросилась я на нее, когда хозяйка вышла.
      - Да как есть, когда она так и сверлит глазищами, - сказала Зинка, с опаской поглядывая на дверь. - Я чаем весь язык обожгла... - Она высунула красный ошпаренный язык.
      - Да-а, - сказала я сочувственно, - тебе тоже, оказывается, не сладко пришлось.
      Мы взглянули друг на дружку и расхохотались.
      - Знаешь, - предложила я вдруг, - чего нам дома сидеть? Пойдем лучше в город, а?
      - Пойдем! - обрадовалась Зинка. - Только как?
      - Удерем, - сказала я, злорадно представив себе, как перепугается наша хозяйка, когда мы вдруг исчезнем. Кое-как одевшись, мы выскользнули за дверь.
      - Ох и попадет же нам! - тревожно сказала Зинка.
      Я беспечно махнула рукой, и мы бодро зашагали к центру. Миновав деревянные дома с крашеными заборами, мы вышли на центральную улицу. Здесь стояли каменные одноэтажные дома, и почти не было снега. Посреди улицы бойко разъезжали извозчики. В пролетках с кожаным верхом сидели пассажиры.
      Один даже раз, тарахтя и фыркая, проехал грузовой автомобиль.
      - Вот видишь, здесь даже автомобили ездят, - сказала я с гордостью.
      Но эту Зинку ничем было не пронять. Она шла, спокойно поглядывая по сторонам, как будто все это ее нисколько не интересовало. И вдруг она остановилась как вкопанная. Перед нами была витрина книжного магазина. За стеклом красовались пестрые книжки, тетради, карандаши и резинки. Зинка, чуть не уткнувшись носом в стекло, рассматривала выставленные сокровища.
      - Давай зайдем, - предложила я.
      - Попрут нас оттуда. Чего без денег ходить? - нерешительно сказала Зинка.
      - Не попрут, - уверенно заявила я и первой шагнула на крыльцо.
      В магазине было мало народу, и нам сразу показалось, что все так и уставились на нас. Мы долго и старательно шаркали возле двери ногами, пока наконец решились пройти к прилавку.
      - Смотри! - восторженно прошептала Зинка, показывая на раскрытую пачку цветных карандашей.
      Я ахнула. Никогда мне не приходилось видеть такого чуда. В школе, у некоторых ребят, были цветные карандаши (у меня у самой был карандаш, который с одной стороны писал красным, а с другой синим), но все это были обыкновенные тоненькие пачки по шесть штук. А эта коробка была широкая, как лопата, и в ней было целых двенадцать разноцветных карандашей.
      - Интересно, сколько они стоят, - взволнованно сказала Зинка.
      Мы долго топтались возле прилавка, пока я, наконец, решилась спросить про цену. Карандаши стоили рубль. Мы с Зинкой вспомнили свой "святой родничок", занесенный сейчас снегом, вздохнули и поплелись вон.
      Домой мы возвращались уже в сумерках, когда волшебная витрина сияла электрическим светом. В окнах тоже зажигались огни. Искоса взглянув на меня, Зинка мрачно сказала:
      - Что-то нам сейчас будет...
      Но на этот раз наши тревожные предчувствия не оправдались. Еще издали мы увидели возле дома Громика. Заметив нас, он повел ушами и приветственно фыркнул.
      - Папка здесь! - обрадовалась я.
      Отец сидел на низенькой скамеечке и, улыбаясь, смотрел на двух крошечных девчушек, повязанных крест-накрест платками. Мы с Зинкой молча уставились на них.
      - Внучки мои, сиротки. В садик ходят, - заметив наше недоумение, пояснила хозяйка.
      Девочки держали в руках по куску нашей лепешки с сыром и с наслаждением ели. Вспомнив утреннее чаепитие, я покраснела до ушей.
      - Что, набегались? - спросил отец.
      - Удрали, - сказала мама.
      - А что ж им одним тут сидеть. В городе интересней, - неожиданно заступилась за нас хозяйка.
      Мы с Зинкой только переглянулись. Отец собрался уезжать, пообещав прислать за нами через пару дней лошадь.
      - Выступать послезавтра, - сообщила мама.
      Это известие меня даже нисколько не взволновало. В голове засела одна мысль - как раздобыть рубль, чтобы купить карандаши.
      КАРАНДАШИ И ГРУШИ
      Утром, едва проснувшись, я первым делом вспомнила про карандаши и ни о чем другом уже не могла думать, тем более, что выступать нам предстояло только на следующий день.
      Всю дорогу, пока мы шли в Дом культуры, я оглядывалась по сторонам в надежде, что вдруг найду рубль. Бывают ведь такие чудеса на свете! Наконец я решилась спросить у мамы.
      - Нет у меня, Оленька, денег, - печально сказала она. - Придется тебе подождать...
      - Я же не на игрушку прошу, а на карандаши.
      - Ты уже не маленькая и должна, понимать, что нет у нас денег, сказала мама и тут же, пожалев меня, добавила: - Подожди немного, мне здесь одна женщина должна рубль. Если она отдаст, так и быть, я его тебе на карандаши пожертвую...
      - А какая женщина? - спросила я с надеждой.
      - Тетя Аня, жена пожарника. Помнишь, что напротив нас жили?
      Радость моя сразу померкла. Я прекрасно помнила эту тетю Аню, про которую бабушка говорила, что у них зимой снегу не допросишься.
      В Доме культуры уже шел смотр. На сцене ребята танцевали матросский танец. В зале тоже сидели ребята, съехавшиеся на олимпиаду со всего района. Перед сценой стоял стол, покрытый красной скатертью, за которым сидела комиссия. Маму куда-то позвали. Она велела нам сидеть на месте и без нее никуда не уходить, а сама пошла за сцену.
      В зале все время хлопали стулья: одни люди уходили, другие приходили. Нам с Зинкой тоже надоело сидеть, мы пошли ближе к сцене.
      - Смотри-ка! - потянула меня за рукав Зинка.
      Я глянула, куда она показывала, и увидела маму, которая сидела за красным столом и что-то записывала. Понимая, что ей сейчас не до нас, я потянула Зинку за рукав:
      - Пошли!
      - Куда? - удивилась Зинка.
      - Дело есть, - сказала я таинственно.
      Мы вышли на улицу. Легкий снежок плавно кружился в воздухе. Возле Дома культуры, мерно жуя сено, стояли лошади. Прямо под ногами у них шныряли бойкие городские воробьи.
      - Ишь, народу понаехало! - удивленно сказала Зинка. - Как на ярмарку.
      Я не знала, что такое ярмарка, но спросить постеснялась, да и некогда было.
      - Знаешь что, - сказала я, - пойдем к пожарничихе, может, она отдаст рубль...
      - А чего там, пусть отдает и все! - загорелась вдруг Зинка.
      Мы зашагали вдоль по улице. Возле церковной ограды стояла закутанная в платок бабка и продавала груши. Маленькие коричневые дички гремели о жестяную мерку.
      - Почем? - осведомилась Зинка.
      - Рубль, деточки, рубль мерочка, - сказала бабка. - Сладкие...
      Я проглотила слюну, а Зинка пренебрежительно бросила:
      - Рубль за такое барахло? Да их летом у нас в лесу сколько хочешь, даром бери!
      - Вот и бери... летом, - сердито сказала бабка, потеряв вдруг к нам всякий интерес.
      - Неужто покупают? - недоумевала Зинка.
      - Конечно. Видишь, уже полкорзины осталось, - сказала я, вытягивая шею.
      И как бы в подтверждение моих слов из-за угла выбежал мальчишка и направился прямо к бабке. Протянув ей новенький хрустящий рубль, он подставил карман.
      - Есть же люди, которым деньги девать некуда! - сердито проворчала Зинка.
      Мы пошли дальше.
      Новый дом пожарника с белыми ставнями был обнесен высоким забором. Во дворе на цепи металась огромная собака. Мы остановились в нерешительности. Я осторожно тронула калитку. К моему удивлению, она оказалась незапертой. Собака, гремя цепью, бросилась на нас.
      - Не бойся, Зина, она не достанет, - сказала я, прижимаясь к забору и совсем позабыв в это время, что не Зинка, а сама я когда-то удирала от собаки.
      На крыльцо вышла хозяйка.
      - Чего надо? - крикнула она.
      - Здравствуйте, тетя Аня, - сказала я вежливо, не обращая внимания на нелюбезный прием.
      - Здравствуй, здравствуй, коли не шутишь, - сказала пожарничиха, всматриваясь в нас с Зинкой.
      Мы молчали, не зная, что говорить дальше, и хозяйка, поеживаясь от холода, кивнула нам, чтобы шли в дом. Я так и не поняла, узнала она меня или нет.
      - Ну, как вам живется, в колхозе-то? - спросила она, когда мы, шмыгая носами, замерли у порога. "Узнала, оказывается!" - обрадовалась я.
      - Хорошо живется! - сказала я и тут же получила сильный толчок в бок. Я оглянулась на Зинку, но та стояла с невозмутимым видом, и я было даже подумала, что это не она толкнула меня.
      - У нас корова есть, Буренка, - хвасталась я, - и еще...
      - Корова-то есть, да что толку! - перебила меня вдруг Зинка.
      Я в недоумении уставилась на нее, а Зинка продолжала:
      - На одной корове далеко не уедешь...
      - И правда, что с нее толку, когда денег нет! - смекнув, в чем дело, подхватила я. - Мама у нас не работает, и отец ничего не получает, так что у нас и рубля даже нет...
      - А без денег известно какая жизнь, - рассудительно заметила Зинка.
      Намек, казалось, был достаточно ясным, но тетя Аня и бровью не повела. Мы с Зинкой еще долго расписывали нашу "несчастную жизнь". Наша бывшая соседка слушала, кивала головой, но даже не подумала отдать нам долг. Мы так и ушли ни с чем.
      Сердито хлопнув калиткой, Зинка сказала:
      - Точно кулаки живут, потому и совести нет!
      Расстроенные, мы уныло потащились назад.
      Бабки с грушами возле церкви уже не было, и только там, где она стояла, валялась на грязном снегу одна маленькая дичка. Оглянувшись по сторонам, я торопливо подняла ее и, отогрев в кулаке, незаметно сунула в рот.
      - Нет, ну ты подумай, есть же на свете такие бессовестные люди! - не унималась Зинка.
      Рот у меня был занят грушей, и я молчала. Бабка не обманула - дичка и в самом деле оказалась очень сладкой.
      МЫ ДЕЙСТВУЕМ РЕШИТЕЛЬНО
      Первая попытка достать рубль оказалась неудачной, но мы с Зинкой не собирались так легко сдаваться. Назавтра мы встали с твердым намерением действовать смело и решительно.
      Смотр затягивался, и наше выступление перенесли еще на один день. Мама снова была занята в комиссии, и мы беспрепятственно улизнули из зала.
      Веселым чириканьем, как старых знакомых, приветствовали нас воробьи. У церковной ограды, на том же месте, стояла бабка с грушами, но мы шли с видом людей, спешащих по важному делу, и не оглядывались по сторонам. Ткнувшись в запертую калитку нужного нам дома, мы на секунду растерялись, но тут же начали стучать. На наш громкий, требовательный стук торопливо вышла тетя Аня.
      - Это вы? - удивленно подняла она брови и с кислой улыбкой добавила: Вот гости!..
      Мы поздоровались, и я, не отвечая на ее улыбку, твердо сказала:
      - Тетя, мама просила, чтобы вы отдали нам долг.
      Брови хозяйки поднялись еще выше.
      - А сколько же я ей должна? - удивилась она.
      - Вы ей должны... рубль, - уже менее уверенно сказала я.
      - О, боже мой, вот долг-то! - закатив маленькие глазки, заколыхалась в смехе пожарничиха. - Я и забыла, мелочь такую...
      - Кому мелочь, а кому и нет, - насупившись, проворчала Зинка.
      Я толкнула ее локтем, чтобы не вмешивалась, а то, чего доброго, своим языком испортит все дело.
      - Вы бы вчера сразу и сказали, зачем приходили, - уже не скрывая своего раздражения, проскрипела хозяйка, когда мы вошли в дом. - А то шляетесь, только снег таскаете, - бросила она свирепый взгляд на наши стоптанные валенки.
      Мы молчали.
      Она долго рылась по карманам и сумкам, отыскивая злополучный рубль, а мы с Зинкой стояли у порога и с замиранием сердца следили за ее полными, мясистыми руками. Наконец она сунула мне какой-то серый мятый комок, и, провожаемые ее недобрым взглядом, мы очутились за калиткой.
      Разжав руку, я разгладила измятую бумажку. Мы увидели, что это и в самом деле рубль. Самый настоящий рубль, хотя очень старый и мятый, с оторванным углом и вообще грозивший рассыпаться на клочки. Сразу исчезло чувство мучительной неловкости, которое мы испытывали, пока стояли, как нищие, у порога, и нас с Зинкой охватил безудержный восторг.
      Сейчас, через несколько минут, мы за него получим долгожданную пеструю коробочку - настоящее сокровище!
      Мы летели по городу не чувствуя под собой ног и с разбегу - вот невезение! - сунулись в закрытую дверь магазина. Еще не понимая, что случилось, Зинка изо всей силы дергала за ручку, а я торкалась носом в стекло, чтобы заглянуть внутрь. И тут я увидела наклеенную на стекло изнутри бумажку, на которой было написано: "Переучет".
      Мы с Зинкой долго стояли как в столбняке и с ужасом смотрели на бумажку. Этого не может быть!
      - И главное неизвестно, сколько он может продолжаться, - растерянно сказала я.
      - Может, неделю, а может, и скоро откроют, - пожала плечами Зинка.
      - Давай подождем, - предложила я.
      Мы уселись на крыльцо и стали ждать. Морозец тотчас начал прокрадываться к нам под пальто, тонкими иголочками покалывать в пальцы на ногах. Когда становилось нестерпимо холодно, мы вскакивали и топали ногами, как солдаты на посту. Поминутно, приплюснув носы к стеклу, заглядывали внутрь. Там все было свалено на пол и продавщицы перекладывали товар с места на место. Карандашей не было видно. "Может, распродали все", - с тревогой подумала я.
      - Ну что им стоит вынести нам одну коробочку? Минутное дело! - сказала Зинка.
      - Правда, мы бы даже и не заходили туда, а в щелочку, - поддержала ее я. - Мы им рубль, - а они нам карандаши, без сдачи...
      Но на нас никто не обращал внимания, и мы топтались возле магазина до самого вечера. Когда уже начало темнеть, продавщицы ушли домой. Высокий мужчина вышел последним и закрыл дверь на висячий замок. Взглянув на наши посинелые носы, он спросил:
      - Вы что хотели, девочки?
      - К-карандаши, - едва выговорила непослушными губами Зинка.
      - Закрыто у нас, - сказал он, как будто мы сами не видели, и шагнул с крыльца.
      - А... завтра вы откроете? - рванулась за ним я.
      - Завтра еще нет, послезавтра приходите, - сказал мужчина.
      Все пропало! Послезавтра мы уже будем в деревне. Все наши мытарства, хитрости и унижения оказались напрасными. Мы с Зинкой плелись по улице, едва переставляя одеревенелые ноги. Я готова была зареветь, но так продрогла, что казалось, будто и слезы у меня все вымерзли.
      - А пошел он, этот дяденька! - сказала вдруг Зинка. - Может, он и не самый главный, может, он даже сам ничего не знает...
      - И правда, придем завтра, - а магазин открыт! - обрадовалась я.
      Окрыленные надеждой, мы зашагали быстрее. В клуб уже, конечно, идти было нечего, и мы направились домой.
      Возле нашей калитки маячили две маленькие закутанные фигурки. Мы догадались, что это внучки хозяйки - Маша и Катя.
      Увидев нас, девочки бросились навстречу.
      - А где вы были? - заглядывая нам по очереди в лицо, спросила старшая, Маша.
      - По делам, - не очень вежливо буркнула Зинка.
      - А вас мама искала, сердится, - сообщила Катя.
      - Вы завтра выступать будете, а мы смотреть пойдем, - сказала Маша.
      - У нас в садике выходной, - доложила Катя.
      ТОЛЬКО СНЕГ СТОЛБОМ...
      Когда мама утром нас разбудила, Маша и Катя уже сидели умытые и причесанные и с нетерпением посматривали на нас. Мы с Зинкой вскочили и заторопились.
      - В клуб еще рано, - сказала мама. - Я по делам пойду, а вы собирайтесь и часа через два придете...
      У нас тоже были "дела", и мы с Зинкой мешкать не стали. Наскоро связав в узел костюмы, мы собрались уходить.
      Заметив, как я торопливо запихивала в узел свою юбку и передник, хозяйка сказала:
      - Куда она годится такая мятая? Выгладить надо...
      Она разогрела утюг и даже помогла мне погладить.
      - А она ничего, оказывается, эта бабка, - удивленно сказала Зинка, когда мы вышли на улицу.
      - Ничего, ничего, - передразнила я ее. - Только мы сейчас из-за нее опоздаем. Да эти еще... хвостики, - кивнула я на шагавших позади Катю с Машей.
      Но я волновалась зря - мы никуда не опоздали. Магазин был закрыт, и не было заметно никаких признаков, что его собираются открывать. Расстроенные, мы отправились в Дом культуры. Мама, встретив нас, велела переодеться и ждать. В зале было довольно холодно, и я набросила пальто. "Хорошо Зинке, с завистью подумала я, - она в своем волчьем костюме не замерзнет". Но, взглянув на нее, я увидела, что она вся дрожит.
      - Ты чего? - удивилась я.
      - С-страшно, - призналась Зинка. - А ты разве не боишься?
      Мне почему-то вовсе не было страшно, и я беспокоилась больше за то, как бы там без нас не открыли магазин. Когда я сказала об этом Зинке, она тоже заволновалась.
      - Надо сбегать посмотреть, - сказала она.
      - Давай ты, - предложила я, - а то мне пальто одевать не хочется.
      Зинка положила рядом со мной на стул волчью маску и, сунув в карман рубль, побежала.
      Через несколько минут она влетела в зал и, едва переводя дух, сказала:
      - Понимаешь... собаки, увязались за мной, еле ноги унесла...
      Представив себе, как она мчалась по улице в своем вывернутом наизнанку кожухе, в котором должна была изображать волка, а за ней неслась целая стая собак, я не выдержала и громко расхохоталась.
      На нас зашикали.
      - А магазин закрыт, - наклоняясь ко мне, прошептала Зинка.
      Мы сидели в зале довольно долго, и нас никто не вызывал на сцену.
      - Может, там уже открыли, - сказала Зинка, которой, как и мне, это мысль не давала покоя.
      - Пойду посмотрю, - решила я и, быстро надев пальто, не застегиваясь, выскользнула из клуба.
      Собаки не обратили на меня никакого внимания, зато люди начали оглядываться. Заметив, что на меня смотрят, я пошире распахнула пальто и шла, гордо поглядывая на прохожих.
      Книжный магазин был по-прежнему закрыт, но мой необычный костюм придал мне смелости, и я решила непременно выяснить, откроют его сегодня или нет. Повертевшись возле двери, я постучала.
      - Скажите, пожалуйства, когда будет открыто? - спросила я, когда ко мне вышел вчерашний дяденька.
      - Завтра, - сказал он.
      - А... сегодня не откроете? - допытывалась я.
      - Нет.
      Я тоскливо посмотрела на захлопнувшуюся за ним дверь и медленно пошла назад. Возле церкви, где стояла бабка с грушами, задержалась и, разжав ладошку, нерешительно взглянула на пригревшийся в руке серый бумажный комок. Осторожно развернула его и начала разглаживать мокрыми пальцами, стараясь придать бедному рублю более солидный вид. И вдруг одна его половинка как-то незаметно отползла в сторону и, соскользнув с моей ладони, плавно опустилась на тротуар. Я ахнула, бросилась ее поднимать. Потом и так и этак прикладывала разорванные половинки одну к другой, но ничего у меня не получалось. Вместо рубля на ладони лежали два жалких клочка.
      - Ну-ка, покажи, - услыхала я вдруг.
      Подняв глаза, я увидела бабку, торговавшую грушами. Она внимательно рассматривала обе половинки.
      - Ишь, как его... разделали... - сказала она неодобрительно.
      - Вот... только сейчас... порвался, а то был совсем целый, - сказала я чуть не плача.
      - Ну ладно, куда тебе сыпать-то? - спросила бабка, пряча обе половинки в карман.
      Я уставилась на нее, еще не веря неожиданному счастью. И вдруг сообразила, что она не шутит, сдернула с головы свою красную шапочку и подставила бабке.
      В клуб я влетела вся сияющая и довольная, что все так хорошо кончилось. Но Зинка, к моему великому огорчению, и не думала радоваться. Взглянув на мерзлые дички с торчащими в разные стороны хвостиками, она поджала губы и молча отвернулась.
      - Так ведь сегодня не откроют! - доказывала я ей. - Я узнавала...
      - Ну и что? - уставилась на меня Зинка.
      Уже чувствуя, что сделала глупость, я смущенно сказала:
      - И потом, ведь он совсем порвался... пополам. Нам бы за него все равно ничего не дали...
      - Бабке небось дадут, - сказала Зинка.
      Я еще хотела что-то сказать, но в это время подбежала Катя и сказала, что мама велела нам идти на сцену. Я сунула шапку с грушами под пальто и, прижимая ее локтем, двинулась за Зинкой.
      В маленькой комнатке за сценой мама подозвала какого-то паренька с гармошкой.
      - Может, ты им подыграешь, Саша? Им выступать скоро...
      Саша солидно кивнул и, усевшись на стул, растянул меха гармони. При первых звуках знакомой песни мое сердце радостно дрогнуло. Я запела, и вдруг... умолкла на полуслове, растерянно поглядывая вокруг. Вместо звонкой песни изо рта у меня вырывались какие-то булькающие звуки, как будто горло было заткнуто дырявой пробкой. Откашлявшись, я попробовала еще раз, но... результат был тот же.
      - Ой! - испуганно схватилась я за живот, чувствуя, как вместе с шапкой из-под полы пальто поползли груши.
      И в ту же секунду они с деревянным стуком рассыпались по комнате.
      Маша с Катей удивленно вытаращили глаза, Зинка нахмурилась, а я стояла, опустив голову, и сосредоточенно рассматривала торчащие вверх носы собственных валенок.
      - Так. Все ясно. Можете идти домой, - с убийственным спокойствием сказала мама.
      Подавленные и несчастные, мы вышли на улицу. Все было кончено. Зинка в своем вывернутом наизнанку кожухе хмуро молчала. Позади шествовали верные Маша с Катей. У Кати в руках была ненужная уже волчья маска. Маша несла мою корзиночку, которую дед Сашка сплел для Красной Шапочки.
      - Вот, я собрала, - протягивая мне корзиночку, сказала Маша.
      Скосив глаза, я увидела в корзиночке груши.
      - Можешь взять себе, - сказала я.
      Корзиночка мне была теперь не нужна, а груши я просто ненавидела, как будто они одни были виноваты во всем случившемся. И вообще мне казалось, что я самая несчастная девчонка на всем свете.
      И вдруг прямо перед собой я увидела Устеньку. Она стояла на тротуаре в своем белом пушистом платке и, глядя на нас, улыбалась.
      - Устенька! - бросилась я к ней, и горячие слезы посыпались ей на руки.
      - Ты чего это? - заглядывая мне в глаза, удивленно спросила Устенька.
      Не в силах произнести ни слова, я плакала все громче и громче. Когда, наконец, Зинка рассказала, что случилось, Устенька, закусив губу, несколько минут молчала.
      - А нельзя ли вместо песни - танец? - сказала она вдруг. - Ведь танцевать и без голоса можно.
      - Я... "веревочку" не умею, - всхлипывала я.
      - Ну, это пустяки, - сказала Устенька. - Давайте попробуем...
      Мы зашли за чей-то сарай и принялись за дело. Слезы мои высохли, и я старалась так, что только снежные вихри разлетались во все стороны.
      - Раз, два, три, четыре! Раз, два, три, четыре, - хлопая в ладоши, считала Устенька.
      Зинка в своем полушубке запарилась так, что у нее на лбу выступил пот. Маша с Катей сосредоточенно и строго следили за нашей работой. Прибежала чья-то огромная тощая собака и, вытянув морду, несколько минут в недоумении смотрела на нас. Потом возле нас остановилась старушка, постояла, повздыхала и ушла.
      Мы, не обращая ни на кого внимания, все плясали и плясали. И вдруг я почувствовала, что злополучная "веревочка", которую я дома никак не могла научиться делать, получилась. Ноги мои не мешали одна другой и, несмотря на усталость, летали легко и складно.
      Потом мы во весь дух мчались в Дом культуры. Впереди бежала Устенька, поминутно оглядываясь и подбадривая нас взглядом. Мы с Зинкой старались не отставать, а позади семенили Маша с Катей. Катя прижимала к себе оскаленную волчью морду, а у Маши в руках была корзиночка с грушами, которые она, боясь рассыпать, придерживала рукой. Вслед нам оборачивались удивленные прохожие, а растревоженные собаки провожали нас громким лаем.