– Я рад, что ты стал активнее участвовать в общественной работе, – сказал мистер Колфилд. Было это в мае, полтора месяца спустя после пасхальных каникул.
      – Да, сэр, – ответил Джон.
      – Без сомнения, твоя успеваемость у нас в школе была превосходной, но в твоей характеристике для приемной комиссии Гарвардского университета я счел своим долгом указать на твою не совсем нормальную склонность держаться обособленно. Это твой единственный отрицательный показатель.
      – Да, сэр.
      – Тебя выбрали руководителем оркестра – что ж, это очень хорошо тебя характеризует, дополняя твои успехи в науках и спорте, – продолжал мистер Колфилд. – Всесторонне развитый молодой человек– вот чего требуют все университеты. Думаю, ты можешь попытаться подать заявление на повышенную стипендию.
      – Благодарю вас, сэр.
      – У них есть несколько стипендий, предусматривающих бесплатное проживание и питание. Постараюсь чем-нибудь посодействовать, – заключил мистер Колфилд.
      Каждую пятницу вечером школьный оркестр, состоящий из девяти человек, репетировал в гимнастическом зале. Тэд Фарлоу хорошо играл на трубе, Фрэд Кон мастерски владел искусством ударника, а остальные подыгрывали, как могли. Когда Джон вошел в зал на репетицию, Тэд с остальными ребятами уже играли.
      – Давай, Джонни, – сказали они. – Бери микрофон.
      Оркестр начал исполнять старую мелодию «К западу от солнца, к востоку от луны». Джон дал им разок сыграть без слов, а потом запел:
 
«К западу от солнца, к востоку от луны
Построим мы волшебный дом.
Ночью при луне, на солнце днем
Будем мы с тобой вдвоем…»
 
      – Слушай, это великолепно! – сказал Арт Брэдшоу. – Старик, ты зря тратишь время на латынь.
      – Спасибо, – смутившись, сказал Джон. – Вообще-то, эта песня мне никогда не нравилась. Что там у нас еще есть?
      В тот же вечер в дверь комнаты Джона постучал мистер Нили, который только что после долгого отсутствия вернулся в школу.
      – Тебя к телефону, – позвал он. – Междугородний.
      Джон поспешно направился в будку, установленную на первом этаже общежития.
      – Джонни? – в голосе Молли слышалось напряжение.
      – Да! С тобой все в порядке?
      – О, Джонни! – последовала мучительная пауза.
      – Молли, что произошло?
      На другом конце провода послышался глубокий вдох.
      – Это случилось, – наконец произнесла она.
      – Ты уверена?
      – Почти.
      – Где ты находишься? Где ты сейчас?
      – В аптеке, – сказала она. – Рядом со школой. Хотела сообщить тебе.
      – Кому-нибудь еще говорила об этом?
      – Только доктору! – она задыхалась от волнения. – Я ездила в город к врачу!
      – Не плачь! – сказал он. – Прошу тебя, не надо! Мы что-нибудь придумаем.
      – Что? Ты можешь приехать? Ты так нужен мне, Джонни!
      – Конечно, я приеду.
      – Когда?
      – Сегодня. Сегодня же выеду.
      – О, Джонни, спасибо! Я воображала страшные вещи, – она говорила так, словно у нее гора свалилась с плеч. – Я боялась, ты скажешь, что тебе нет до этого дела.
      – Молли, мы – муж и жена!
      – Да!
      – Может, ужасно говорить это, но я рад.
      – О, Джонни!
      – Если не считать того, что ты страдаешь.
      – Что мы будем делать?
      – Поженимся!
      – Как?
      – Придумаем что-нибудь.
      – Мне так стыдно! – снова муки в голосе.
      – Чушь! – его слова прозвучали, словно удар хлыста. – Не говори так, Молли! Брось пороть чепуху! Мы вместе займемся этим, и все будет в порядке, только ты перестань стыдиться.
      – Я попробую…
      – Если кто-то и должен стыдиться, так это я. Давай уж я буду стыдиться за нас обоих. Мне это легче.
      – Ладно, – в ее голосе послышалось смирение.
      – Теперь слушай. Вытри глаза, иди назад в школу и жди меня. Пока мы не решим, что делать дальше, нам нужно держать это в тайне. Не знаю, сколько займет у меня дорога, но я сделаю все, чтобы добраться поскорее. Нам нужно поговорить и пораскинуть мозгами. Когда я приеду, соври, что я твой брат или что-нибудь в этом роде.
      – Им известно, что у меня нет брата.
      – Хорошо. Я буду твоим кавалером, приглашающим тебя на свидание. Вам в школе разрешают встречаться с ребятами?
      – Только по выходным. В обычные дни можно встречаться в общем зале.
      – Завтра четверг, – сказал он. – Буду в общем зале сразу, как приеду.
      – Но что же мы будем делать? – спросила она.
      – Дай мне подумать. Что-нибудь сообразим. Годится?
      – Годится, – согласилась она.
      – Я скоро буду. До свидания, милая.
      – До свидания, – сказала она и, перед тем как положить трубку, добавила: – Спаси нас Бог, Джонни.
      До этого момента он был спокоен, но выйдя из телефонной будки, неожиданно пришел в замешательство. Чтобы уехать из школы, необходимо получить разрешение; если он просто убежит, они будут его искать, а это вызовет новые осложнения. Нужно немедленно достать денег. А сколько стоит билет на поезд до Вирджинии? Он не имел понятия. Можно ли улететь самолетом? Опять же неизвестно. Главное – достать денег. Ему понадобится долларов сто: сейчас он пожалел, что разрывал присылаемые Сильвией чеки. На его счету в школьной кассе после пасхальных каникул оставалось всего лишь семь долларов.
      Денег нет.
      Занять сто долларов в Колчестерской академии не у кого. Учителя будут задавать ненужные вопросы, а у учеников просто не найдется такой суммы.
      Денег нет. Им овладела паника. Может быть, уехать немедленно будет просто невозможно.
      Конечно, он уедет. Если нужно, на попутных машинах. Получится так же быстро, если повезет.
      Или занять денег у директора? Сказать, что дома непредвиденные обстоятельства. Заболел отец. Все равно нужен какой-то предлог, чтобы получить разрешение уехать. Нет смысла заставлять Колфилда вызывать на его поиски полицию.
      Но если бы действительно были какие-то непредвиденные обстоятельства, разве семья не выслала бы деньги телеграфом? Если Джон захочет уехать без официального вызова от семьи, да к тому же еще попросит взаймы денег, старый Колфилд наверняка что-нибудь заподозрит. А если у него будут подозрения, он может помешать Джону уехать даже на попутных – он станет приглядывать за ним, а если поймает на выходе с чемоданом, может даже запереть его в комнате. А тогда он вообще не сможет поехать.
      Нет. Нужно проделать все как полагается, подумал восемнадцатилетний Джон. Никаких ошибок. И тут же у него созрел план– ложь, основанная на правде.
      – Мистер Колфилд, – говорил Джон директору пятнадцать минут спустя. – Я только что получил неприятное известие. Дома сложились чрезвычайные обстоятельства.
      – Печально слышать, – ответил мистер Колфилд полным заботы голосом. – Что случилось?
      – Неприятно говорить об этом, сэр.
      – Мне ты можешь сказать, мой мальчик! – мистер Колфилд всегда считал себя очень понимающим человеком. Мальчики могут приходить к нему с любыми своими проблемами, говорил он.
      – Как вам сказать… Тут дело в отце, сэр. Вы знаете, иногда он пьет слишком много.
      – Это очень печально, – сказал мистер Колфилд, хотя слышал об этом раньше из других источников. Он очень внимательно следил за «обстановкой дома» у своих учеников и все фиксировал.
      – Видимо, последнее время он очень много пил, то есть я хочу сказать, больше, чем обычно, и заболел. Женщина, которая работала у нас, два дня назад ушла – она с ним не справилась. Эта женщина – старая Марта Халберт – поехала в сторону Флориды в поисках работы, но в Вирджинии стала волноваться, что с отцом что-нибудь могло случиться. Сказала, что ее замучила совесть, что оставила его одного. Поэтому она сделала остановку и позвонила мне. Она сказала, мне нужно съездить домой, может, определить отца в больницу. Только что она звонила мне по междугороднему из Вирджинии.
      – Все это очень неприятно, – согласился мистер Колфилд. – Разве у тебя нет родственников, к кому ты можешь обратиться за помощью?
      – Вы же знаете, папа и мама развелись.
      – Нелегкое дело для юноши, – сказал мистер Колфилд. – Положить отца в больницу. Особенно при таких обстоятельствах. А есть вообще кто-нибудь, кто может помочь?
      – Да, сэр, – ответил Джон. – Там на материке много знакомых. Если папу действительно придется отвозить в больницу, я свяжусь с ними. Но сначала мне нужно его увидеть.
      – А не мог бы поехать туда кто-нибудь из знакомых?
      – Нет, сэр. На острове нет телефона, а в такой ситуации мне будет очень неловко просить кого-то из знакомых туда съездить, в особенности если окажется, что папа в порядке. То есть папе очень не понравится, если я попрошу кого-нибудь туда приехать и посмотреть, не болеет ли он. Это может оскорбить его. Эта Марта Халберт, знаете ли, малость странная. Может, она и преувеличивает.
      – Понятно, – сказал мистер Колфилд. – У тебя необычно сильно развито чувство ответственности, Джон. Для твоего возраста.
      – Спасибо, сэр. Наверное, все мы сталкиваемся с проблемами; я хочу сказать, рано или поздно. Только еще один момент, сэр. Вы понимаете, письменного вызова от отца я получить не могу, и у меня совсем нет денег. Нельзя ли мне занять сто долларов в школьной кассе?
      Мистер Колфилд сложил перед собой руки.
      – Джон, – сказал он, – запомни: Колчестерская академия сделает все, что в ее силах, чтобы помочь тебе при затруднительных семейных обстоятельствах, но то, о чем ты просишь, неправильно. Я не могу отпустить восемнадцатилетнего мальчика одного с таким трудным делом.
      – Почему, сэр?
      – Слишком сложный случай: не для юноши твоего возраста. Мы позвоним в полицию и попросим проверить твоего отца.
      – На острове нет полиции. И нет телефона.
      – Тогда мы позвоним в береговую охрану.
      – О, нет, сэр.
      – Почему нет?
      – Папа очень рассердится.
      – Он ничего не узнает. Люди из береговой охраны найдут какой-нибудь предлог, чтобы заглянуть на остров.
      – Думаю, мне лучше поехать самому, – сказал Джон.
      – Абсолютно исключено, – ответил мистер Колфилд. – Я уважаю твои побуждения, но вынужден запретить тебе ехать.
      – О, – произнес Джон.
      – Джон, с тобой все в порядке?
      – Да.
      – Постарайся слишком не тревожиться об этом. Когда получу известия от береговой охраны, я дам тебе знать.
      – Хорошо, – согласился Джон. – Благодарю вас, сэр. Большое вам спасибо.
      Он вернулся в комнату, взял чемодан и оставшиеся семь долларов и немедленно покинул школу, быстрым шагом направившись через лес. Было уже темно, стоял прохладный майский вечер. На листьях деревьев скопилась влага. Добравшись до автострады штата, он поставил чемодан рядом и стал голосовать проходящим мимо машинам – высокий парнишка на обочине, ожесточенно размахивающий рукой при свете автомобильных фар.

      Первым его подобрал один страховой агент, сказавший, что уже тридцать шесть часов едет без остановки. Джон предложил сесть за руль, но тот отказался и флегматично продолжал вести машину, вглядываясь в темноту покрасневшими глазами и похлопывая себя ладонями по лицу, чтобы не заснуть.
      – Поговори со мной, парень, – сказал он. – Говори что-нибудь, а то я засну.
      – Я не знаю, о чем говорить.
      – О чем хочешь. Расскажи мне о своей жизни.
      – Ничего интересного.
      – Ты должен говорить, – сказал агент. – Какие книжки ты читал в школе?
      Часа два, покуда страховой агент все похлопывал себя по лицу и тряс головой, Джон пересказывал ему «Возвращение туземцев», «Поворот винта» и «Бравый новый мир».
      На заправочной станции Джон купил карту автомобильных дорог, а перед тем как агент должен был сворачивать с его маршрута, поблагодарил его и вышел из машины. Время приближалось к полуночи, машин проезжало все меньше, но наконец на обочину зарулил с грохотом огромный грузовик, и толстый здоровяк в грязной синей рубашке, открыв дверцу кабины, дружески пробасил:
      – Забирайся, приятель. У меня такое впечатление, что тебе нужно помочь.
      Джон проехал с ним добрую сотню миль, после чего грузовик тоже свернул с маршрута. С трех до четырех утра, целый час Джон стоял на обочине под холодным моросящим дождем, пока возле него не притормозил старенький «Шевроле». В лицо ему ударил луч карманного фонаря.
      – Похоже, симпатичный молодой человек, – произнес женский голос с легким южным акцентом. – Садись.
      – Спасибо, – сказал Джон и уселся на потертую обивку переднего сиденья. За рулем оказалось довольно полная женщина, однако разглядеть ее при слабом свете приборов на передней панели было трудно.
      – Наверное, думаешь, почему я беру попутчиков? – спросила женщина, со скрежетом врубив передачу.
      – Нет, мэм.
      – Покрышки ни к черту, – призналась женщина. – Одна может полететь в любую минуту. Может понадобиться помощь.
      – Готов помочь, чем могу, – ответил Джон.
      – Наверное, думаешь, почему я еду одна так поздно ночью? Такая респектабельная дама – и одна.
      – Нет, мэм.
      – Мать умирает, – сказала женщина. – Бедная старушенция, не виделась с ней три года. Хорошо бы поспеть.
      – Хорошо бы, – согласился Джон.
      – У меня шестеро малышей, – продолжала женщина. – Муж остался дома ухаживать за ними, чтобы я могла поехать. Лицом не очень вышел и зарабатывает немного, мой муженек, но мужик хороший. А это многого стоит.
      – Да, мэм.
      – Я рано вышла замуж; могла бы найти кого-нибудь получше, если бы подождала, – говорила женщина, пока старый «Шевроле» погромыхивая мчал по автостраде. – В молодости я была красавица. Сейчас бы не поверил, а?
      – Можно поверить, мэм.
      – Старина Том – это мой муж, – вот уж он крутил с девочками! Коротыш, правда, но девочки стонали от восторга – они сами говорили.
      – Понятно.
      – Тогда эти вещи ценились. Я тоже была ничего, хотя выросла в сельской местности. В Джорджии. Танцуют там великолепно. А мой Том танцевал лучше всех. Ростом, правда, маловат.
      – Думаю, рост – не самое главное, – предположил Джон.
      – Ты попал в точку, детка! Правильно понимаешь! Рост – не главное. Деньги – тоже в конечном итоге. Тебе это кажется брехней, а? Ты такой молоденький. Я знаю, что нужно в твоем возрасте: девочку по-быстрому, чтобы долго не ухаживать, и монету позвонче, только чтобы спину не гнуть. Ну что, угадала, детка? Угадала? – она громко расхохоталась.
      – Угадали, – сказал Джон.
      – Ты ж понимаешь. Я тебе кое-что расскажу, из своей жизни, детка, из настоящей, не то что брехня, которую пишут в книжках. Моя старушенция, та, что сейчас помирает, а может, уже померла, кто знает? – она хорошо вышла замуж, по крайней мере для Джорджии тех времен. У моего старика, папаши, было полно земли, больше тысячи акров, и никаких банковских векселей на нее. Но он был сволочью, настоящий подлюка, и у моей матери с тех пор не было ни одного счастливого дня.
      – Жаль.
      – Ты прав, детка. Старушенция уже почти шестьдесят лет замужем, а это немалый кусок страданий, черт подери; шестьдесят лет страдать – не всякий выдержит. Отец все еще брыкается, даже дерется с ней. У нее рак где-то в животе или еще какая хреновина; последний раз она написала мне, что похудела до девяноста фунтов, и это женщина, которая запросто могла меня поднять, даже когда я уже повзрослела. А этот старик – мне сестра говорила – приходит к ней в комнату и воюет с ней. Садится рядом с кроватью, а у нее все болит, и начинает говорить, что ему всегда с ней было плохо. Он будет твердить ей это, пока она не умрет.
      Джон не нашел, что ответить.
      – Детка, ты меня слышишь? – спросила женщина.
      – Я слышу. Устал просто. Очень давно не спал.
      – Прислони голову, детка, и закрой глаза. Не обращай внимания на мою болтовню. Я разговариваю, просто чтобы не заснуть; люблю размышлять. Когда приходит смерть, она заставляет тебя задуматься; ты знаешь об этом детка? Вот и думаешь, что в самом деле важно, а что нет. Ты где хочешь сойти? Я тебя разбужу.
      – Мне до Брайервуда, – в полудреме сказал Джон. – Это в Вирджинии.
      – Как раз по пути. Я тебя разбужу. Не обращай внимания на мою болтовню, но не рассчитывай, что я буду молчать. Ты знаешь, что действительно важно, детка, если вдуматься?
      – Нет, мэм.
      – Главное– мелочи. Позаботиться о мелочах, а что-нибудь значительное само позаботится о себе. Взять моего мужа. Он знает: мне нужно повидать старушенцию, прежде чем она умрет. На бензин не пожадничал, хотя с деньгами туго. Чтобы приглядывать за ребятней, пришлось ему отпроситься с работы. Когда он заводится, поносит меня не хуже любого другого. Если хочет меня в постели, то никуда не денешься: слово «нет» он не понимает, даже теперь. Но гадости никогда не сделает, в самом деле, сделать больно – и в мыслях нет. Утром, когда уезжала, дал мне дорожную карту и разметил на ней весь маршрут. Это и есть те мелочи, которые важны; благодаря им мы и держимся.
      – Да, мэм, – промямлил Джон и уснул. Казалось, прошло совсем немного времени, когда она разбудила его, пнув кулаком.
      – Просыпайся, малыш! – сказала она. – Твоя остановка, Брайервуд!
      Он открыл глаза, поначалу ничего не понимая. Ярко светило солнце, за окном машины была незнакомая улица. Где он и зачем?
      – Брайервуд? – спросил он.
      – Да. Живешь здесь, малыш?
      – Нет, – признался он. – Просто нужно навестить знакомых. Большое спасибо, что подбросили.
      Все еще не ориентируясь, с чемоданом в руке он пересек улицу, заставив водителя грузовика-молоковоза вильнуть рулем, объезжая его, и отчаянно засигналить.
      Прежде всего нужно было где-то оставить чемодан. Он нашел свободную ячейку в камере хранения на Грейхаундской автобусной станции.
      – Не подскажете, как найти Брайервудскую школу? – спросил он тощего мужчину в окошке билетной кассы.
      – Бесплатную или частную?
      – Частную.
      – Прямо по Мейн-стрит, сразу на выезде из города.
      Джон пошел пешком. Весенний воздух был теплым, и он повесил пальто на руку. Брайервуд оказался необычайно тихим городком, движение на улицах было слабым. Проходя мимо банка, Джон взглянул на висевшие на столбе часы; не было еще и девяти – слишком рано, чтобы являться в женскую школу. Он вернулся на автобусную станцию и, почувствовав внезапную слабость, понял что голоден. В буфете он съел два непропеченных пончика и выпил стакан молока, потратив на все пятнадцать центов. Заманчивый запах исходил от гамбургеров, но, не зная, на сколько придется растягивать свои семь долларов, заказывать их он не стал.
      Может, можно ей дозвониться, подумал он; нужно дать знать, что я здесь. В потрепанной телефонной книге в будке он нашел номер школы.
      – Брайервуд Мэнор, – ответил скрипучий женский голос.
      – Не могли бы вы позвать мисс Молли Картер?
      – Мисс Молли Картер сейчас в церкви. Все девочки в церкви. Простите, кто ее спрашивает?
      – Один знакомый, мы дружим семьями, – сказал Джон, усердно стараясь, чтобы голос звучал непринужденно. – Мы с отцом проезжаем через ваш город по дороге на юг, а я обещал мисс Картер заглянуть к ней. Я знаю, еще очень рано, но ей известно, что мы будем проезжать, и она хотела передать с нами домой что-то из одежды. И у них, и у нас зимние дома в Палм-Ривер.
      – Понятно, – ответили на другом конце провода.
      – Конечно, еще очень рано, но не могли бы вы передать мисс Картер, что я уже здесь, и позвать ее к телефону, когда она выйдет из церкви? Меня зовут Джон Хантер; я звоню с автобусной станции, – Джон продиктовал номер телефона.
      – Я передам мисс Картер, – сказал голос, и раздались гудки.
      Джон сел на деревянную скамейку рядом с телефонной будкой. Было пять минут десятого. Он представил себе, как Молли сидит в церкви, с бледным лицом, серьезная, и молится. Когда она будет выходить из церкви вместе с другими девушками, ее, наверное, кто-нибудь из учителей отзовет в сторону и передаст, что он звонил. Она обрадуется. Эта мысль приободрила Джона, он уже не чувствовал такую усталость. Уже девять пятнадцать, но телефон все молчит. Сколько же они сидят в церкви?
      Какая-то полная женщина, обвешанная свертками, подошла и протиснулась в телефонную будку, стараясь не растерять свои покупки. Не закрыв за собой дверь, она набрала номер и прокричала в трубку:
      – Привет, мой сладкий, я уже здесь. Ты заедешь за мной?
      Пауза. Потом она сказала:
      – Ладно. Возьму такси.
      Почти сразу, как только полная женщина вышла из будки, телефон зазвонил, и Джон одним прыжком очутился у аппарата.
      – Алло, – крикнул он в трубку.
      – Джонни! Ты уже здесь!
      – Ты в порядке?
      – Теперь да.
      – Послушай. Я сказал этой женщине в школе, что я друг семьи и что мы с отцом здесь остановились проездом. Я сказал, что мне нужно забрать у тебя что-то из одежды.
      – Знаю, – ответила Молли. – Она передала мне.
      – Ты нас не выдала?
      – Нет.
      – Хорошо. Не хотелось бы, чтобы из школы звонили твоей матери. Когда мы можем увидеться?
      – Ты можешь прийти в общий зал хоть сейчас. Он в главном здании, самом большом. А я принесу одежду.
      – У тебя есть какие-нибудь деньги?
      – Немного есть.
      – Они нам понадобятся, – сказал он.
      – У меня есть меховая шуба. Мы можем ее продать. Девочки говорят, она стоит тысяч пять.
      – Захвати ее, – сказал он.
      Через пятнадцать минут Джон был уже рядом со школой, оказавшейся группой внушительных кирпичных зданий, построенных каким-то богачом в память о своей жене. Джон без труда нашел общий зал, большое помещение с диваном и креслами, старательно украшенное произведениями американских живописцев раннего периода. Недалеко от входа с телефонным коммутатором сидела малопривлекательная девица и штудировала учебник геометрии. В комнате никого больше не было.
      – Меня зовут Джон Хантер, – сказал он. – Кажется, здесь мы должны встретиться с мисс Молли Картер.
      – Я скажу ей, что вы пришли, – ответила девушка, подняв лицо и обнаружив при этом болезненно плохой цвет кожи. – Присаживайтесь, пожалуйста.
      Джон уселся в дальнем углу зала. Девушка пощелкала чем-то на коммутаторе и произнесла:
      – Молли, твой посетитель здесь.
      Ее голос легко достиг слуха Джона, расположившегося в отдалении, и он подумал: «Нам придется говорить шепотом».
      Прошло минуты три. Вошла высокая пожилая женщина в черном, наверное, вдова, подумал Джон, и остановилась у стола.
      – Я – мать Алисы Каннингэм, – печально вымолвила она. – Будьте добры, передайте ей, что я здесь.
      – Да, миссис Каннингэм, – ответила дежурная. – Присаживайтесь, пожалуйста.
      Женщина уселась совсем близко от Джона.
      – Чудесный день, не правда ли? – спросила она.
      – Да, – ответил Джон.
      – Я прямо с поезда из Нью-Йорка, – сказала женщина. – Такая утомительная поездка!
      – Да, – повторил Джон. Сделав вид, что ему нужно взять журнал, он пересел на другой стул, подальше от женщины, посмотревшей на него с любопытством. Прошла еще минута. Женщина в черном сидела, уставившись на него.
      Неожиданно в комнату вошла Молли; держалась она прямо, но лицо было бледное. Через левую руку она перекинула шубу, а под правой несла пустую коробку из-под платья. Она прошла через весь зал со спокойным достоинством.
      – Здравствуй, Джон, – сказала она совершенно нормальным голосом. – Рада тебя видеть.
      Женщина в черном продолжала глазеть. Молли села как можно ближе к Джону, но так, чтобы это не показалось странным, и они наклонились друг к другу.
      – Молли, – прошептал Джон. – Все очень просто. Мы поженимся.
      – Не знаю, как поведет себя папа; я боюсь, – призналась Молли.
      – Когда мы будем мужем и женой, он уже ничего не сможет сделать. Потом, я думаю, мой отец поможет нам. Я к нему съезжу.
      – Может, нам лучше просто убежать?
      – Это глупо. Нам нужно быть практичными, Молли. Я хочу жениться на тебе и поселиться на острове, по крайней мере пока мы не разберемся, что к чему. Думаю, на моего отца мы можем рассчитывать.
      – Если бы мы могли рассчитывать на моего, – сказала она.
      – Не загадывай слишком далеко вперед. Прямо сейчас я продам шубу и поеду к папе. Потом вернусь за тобой, и мы решим, что делать дальше.
      – Хорошо, – согласилась она и тихо добавила, как когда-то по телефону: – Спаси нас Бог, Джонни.

      На автобусной станции Джон купил билет до Ричмонда, ближайшего большого города по дороге на север. Он находился всего в часе езды, и, когда Джон приехал туда, еще не было полудня. С шубой в одной руке и чемоданом в другой он пошел по многолюдным улицам в поисках ломбарда. Наконец он нашел его, с тремя золотыми шарами над входом. Окно было защищено от грабителей железной решеткой. С минуту Джон постоял у витрины. На ней лежало несколько уродливых револьверов, три фотоаппарата, с дюжину золотых наручных часов и серебряная труба.
      Хозяин оказался тощим мужчиной в очках без оправы и с жидкими волосами.
      – Доброе утро, – приветствовал он Джона с легким южным акцентом.
      – Я хотел продать вот это, – сказал Джон и положил шубу на белый мраморный прилавок.
      Мужчина пристально оглядел мех. Посмотрел на этикетку внутри. Потом распластал шубу на прилавке и скрупулезно изучил каждый сантиметр.
      – Дам за нее двадцать долларов, – спокойно произнес он.
      – Двадцать долларов?! – поразился Джон. – Это пальто стоит пять тысяч.
      – Знаю, – сказал мужчина.
      – Верните мне его, я отнесу еще куда-нибудь, – возмущенно проговорил он.
      – Нет, – тихо сказал мужчина. – Забирай свои двадцать долларов и уходи.
      – Что это значит?
      – Или я позову полицию, – сказал мужчина. – Хочешь объяснить им, где ты взял эту шубу?
      – Какая же вы скотина! – воскликнул Джон. Мужчина устало пожал плечами и выдвинул ящик кассового аппарата.
      «Если он действительно сообщит в полицию, придется обращаться за разъяснением к Молли, – подумал Джон, – и в школе могут все обнаружить, расскажут ее матери, а это не лучший способ для нее узнать о случившемся». Владелец ломбарда подвинул через прилавок две десятидолларовых купюры. Джон взял деньги.
      – Теперь убирайся и больше здесь не показывайся, – сказал делец.
      – Дайте квитанцию, – прореагировал Джон. Мужчина протянул ему листок.
      Выйдя из ломбарда, Джон так крепко сжал кулаки, что ногти больно впились в ладони; он ощутил внезапную слабость. Не спеша завернул за угол. «Я голоден, – подумал он, – поэтому мне так скверно». Он зашел в закусочную и заказал сосиску с булкой. Пока ее жарили, Джон пересчитал наличные деньги: двадцать четыре доллара восемьдесят пять центов. «Если не удастся раздобыть денег у папы, – подумал он, – эти придется сохранить, чтобы увезти Молли в Буффало или в Коннектикут или куда там мы поедем. Мне еще надо на билет на автобус от Бостона до Харвеспорта – в это время года попутных там мало; капитану Эндрюсу тоже нужно заплатить за доставку на остров. Лучше я поеду отсюда на попутных до Бостона и сэкономлю, сколько смогу».