Как ни уговаривает меня Генри разрешить ему полетать, вечер мы проводим дома. Не могу же я объяснить мальчику, что боюсь подниматься в небо. Запах Хлои становится все сильнее и сильнее, и я не уверен, что смогу совладать с собой, если меня неудержимо потянет к ней. Не хочу рисковать. Нельзя являться раньше назначенного срока.
      Как ни странно, мне сразу удается заснуть, и, хотя всю ночь снятся тяжелые, неприятные сны, просыпаюсь утром отдохнувшим и почти веселым. И все же я не раскрываю окон и весь день сижу дома.
      Генри от меня не отходит, пока не удается его убедить в том, что мое странное поведение не связано ни с каким его проступком. Всю оставшуюся часть дня он, как хвостик, следует за Грэнни, помогая ему в домашних делах, от которых всегда отлынивал на острове.
      С наступлением темноты укладываю Генри, сажусь на край его кровати.
      – Прошлой ночью я видел Хлою, – сообщаю я ему.
      Мальчик долго и пристально смотрит мне в глаза.
      – Значит, теперь она твоя жена? – спрашивает он.
      Я с улыбкой отвечаю:
      – Нет. Если мы решим пожениться, ты узнаешь об этом первым. Сегодня, после того как ты уснешь, я снова с ней увижусь К завтрашнему дню мы уже будем знать, станет она с нами жить или нет.
      – Она тебе нравится, верно, папа?
      Я киваю.
      – Тогда, надеюсь, она согласится выйти за тебя.
 
      Аромат Хлои окутывает меня, стоит только выйти на галерею. Корица и мускус наполняют мои легкие, проникают в кровь. Тело начинает меняться еще до того, как я успеваю подумать об этом: плечи расширяются разрывая на мне рубашку, брюки трещат по швам, когда утолщаются бедра и вырастает хвост.
      Я несколько раз глубоко вдыхаю. Моя кожа грубеет и превращается в чешую, прорезаются крылья. Расправляю их, делая жевательные движения, чтобы челюсти встали на место, удивительно, почему это мне иногда хочется быть таким жалким созданием, как человек? Посмотрев вверх, на все еще полную луну, любуюсь ее серебряным диском, царящим в темном небе и омывающим землю своим приглушенным светом. Жаль, что сегодня луна не окружена ореолом, как в ту ночь, когда мы с Хлоей разговаривали в пещере.
      Я взлетаю, описываю круг над Бартлет-Хаусом, принюхиваюсь и лечу туда, куда зовет меня запах Хлои. Каждый нерв натянут, как струна, каждый мускул напряжен. Подо мной темнота с рассеянными тут и там огнями. Ненадолго набрав высоту, резко снижаюсь, достигнув Страны Дыр, почти задеваю животом верхушки деревьев, потом снова взмываю вверх, оглашая ночь своим ревом.
      Я знаю, что Хлоя может мне отказать, но не представляю себе, что за этим последует. Ее запах одурманивает, убивая в зародыше всякие мысли о возможном отказе. Никогда мне не было так приятно лететь. Кажется, воздух нежно ласкает мою чешую каждой своей молекулой. Он дразнит меня, заставляя меня вибрировать. Чем быстрее я лечу, тем сильнее ощущаю сопротивление пространства. Я рвусь к пещере, которую выбрала себе Хлоя.
      Оглядев небо и не обнаружив ее, я сердито рычу. С Элизабет мы впервые встретились в воздухе, казалось, что и с Хлоей будет так же. Но на какую бы высоту я ни поднимался, сколько бы ни перелетал из долины в долину, моей избранницы не видно.
      Проникнув в пещеру, я вижу, что ложе готово. Воздух насыщен ароматом Хлои, но ее самой нет. Уставший от долгого полета, дрожащий от желания, я подхожу к выходу из пещеры и снова смотрю на небо.
      Неужели она так жестока, что заставит меня зря долго томиться здесь в ожидании ответа? Я сердито трясу головой, бью хвостом. Нет, Хлоя не может так поступить со мной. И все же время идет и мои опасения растут.
      Она появляется откуда-то сверху, серебряной молнией проносится над долиной, чтобы потом вновь вернуться к пещере.
      – Посторонись, освободи проход, – беззвучно требует она.
      Прижавшись к стене пещеры, я оставляю достаточно места, чтобы Хлоя на большой скорости могла проскочить мимо меня. Она садится в нескольких футах от ложа, спиной к выходу.
      Я погружаюсь в ее запах, тону в нем, но все же сопротивляюсь.
      – Я боялся, что ты не прилетишь.
      – Вот и хорошо, – мысленно отвечает она. -Я и сама не была уверена, что прилечу. Все еще сердита на тебя.
      Ее тело, охваченное дрожью, вздымающиеся и опадающие бока, припухшие гениталии, – все противоречит ее словам. Я задам прямой вопрос, рискуя получить отказ.
      – Так ты хочешь, чтобы я оставил тебя в покое? – спрашиваю я.
      – А ты бы сделал это?
      – Это было бы самое трудное, что мне приходилось делать в жизни. Но я бы сделал это, если бы ты сказала мне, что надежды нет. Так как же?
      – Нет… Вернее, пока не знаю. Я бы хотела, что бы ты был кем-то другим. Я хотела бы, чтобы ты никогда не был женат на моей сестре, чтобы она не умирала… Мне не нравится, что ты не оставил ни одному другому мужчине ни малейшего шанса завоевать меня. Меня злит, что моя сестра была у тебя первой. Меня бесит, что я думаю о тебе почти каждую минуту с тех пор, как мы встретились. За последние три часа я раз шесть порывалась прилететь в эту пещеру… и все никак не решалась.
      – Хлоя, ты должна решить.
      Она поворачивается ко мне, нервно поводит хвостом и беззвучно говорит:
      – Я ничего не должна, Питер. Это ты должен убедить меня.
      Я смотрю в ее изумрудно-зеленые глаза и восхищаюсь ее изяществом. Черты у нее тоньше, чем у сестры. Дрожь желания пробегает по моему телу.
      – Что же сможет тебя убедить?
      Хлоя бросает на меня гневный взгляд:
      – Думаю, что у меня хватит сил сопротивляться своему желанию. – Она решительно выдыхает воздух. – Приведи хоть одну вескую причину, что бы я не делала этого.
      У меня болит все тело. Я устал от разговоров. Если мне придется уйти, то лучше бы мне сказали об этом скорее.
      – Значит, вескую причину? – рычу я, злобно бью хвостом по полу, встаю на ноги и возвышаюсь над ней. – А может, ты предпочла бы, чтобы я просто взял тебя силой, как поступил бы на моем месте любой из Людей Крови. Неужели ты думаешь, что смогла бы остановить меня? Я сдерживаюсь только потому, что хочу чего-то большего. И тебе смогу дать больше, чем кто-либо другой.
      – И что же это?
      – Настоящее общение, а не бездумное инстинктивное спаривание двух животных. Мне этого мало, Хлоя. И тебе тоже. Мы оба заслуживаем любви.
      – Ты и в самом деле думаешь, что это возможно? Что мы можем полюбить друг друга?
      – Да, я так думаю. И поэтому я здесь. Поэтому и ждал тебя. – От ее запаха у меня перехватывает дыхание, я хочу ее до боли. – Решай, Хлоя. Если ты просто хочешь жить семьей, как твои родители, скажи об этом, и ты свободна. Только поскорее, потому что, стоит мне задержаться, я за себя не отвечаю.
      Хлоя качает головой:
      – Разве ты можешь твердо обещать мне, что наши отношения сложатся лучше, чем брак моих родителей?
      – Нет, не могу. Могу лишь поклясться, что приложу все усилия, чтобы они были лучше. И если ты
      поступишь так же, думаю, у нас получится. А теперь, пожалуйста, Хлоя, либо иди ко мне, либо дай мне уйти.
      Несколько секунд Хлоя просто молча смотрит на меня. Наконец она со вздохом наклоняет голову:
      – Нет, я не хочу, чтобы ты уходил. Но только… – Она отступает на несколько шагов. – Это ты
      иди ко мне.
      Я делаю несколько шагов к ней. Еще один шаг – и наши тела соприкоснутся. Хлоя трется о меня шеей. Я жду ее следующего движения.
      – Элизабет говорила мне, что впервые вы с ней занимались любовью в воздухе. Это правда?
      – Да.
      Она отступает, и на какое-то мгновение мне снова кажется, что я потерял ее. Но Хлоя ложится на спину на приготовленное ложе. Теперь мне виден ее нежный кремовый живот, ее самые укромные места.
      – Что ж, а мы с тобой займемся этим здесь, – говорит она.
      Я смотрю на нее и не двигаюсь, завороженный ее красотой.
      – Иди же ко мне, Питер, – торопит она, – не только ты заждался.
      Я бросаюсь на нее и погружаюсь в облако аромата, туманящего мой мозг. Больше незачем разговаривать. Мы оба так распалены, что нет необходимости в прелюдиях. Я врываюсь в нее. Хлоя содрогается и стонет, я рычу от счастья, оказавшись наконец в этой горячей тесноте. Она обхватывает меня передними лапами и вонзает мне в бока свои когти, да так, что брызжет кровь. Моя подруга бешено бьет хвостом, кусает меня за шею своими острыми зубами. Запах моей крови смешивается с ароматом корицы и мускуса, боль перетекает в наслаждение.
      Слегка шокированный ее дикой страстностью, я реву, пытаясь высвободиться. О, мои мечты о том, что она в любви будет нежнее сестры! Нет, мне не ослабить этой хватки. Я наваливаюсь на Хлою всем своим весом, пытаюсь придавить ее к полу, подчинить себе, но она в ответ еще глубже запускает в меня свои когти. Она движется в бешеном ритме, запах становится все гуще, и мне ничего не остается, как только поспевать за ней.
      Хлоя первой достигает оргазма. Она испускает вопль и прижимает меня к себе еще сильнее. Я присоединяюсь к ней через несколько секунд. Ничего не соображаю. Мое сознание занято только ощущениями. Они накрывают меня с головой.
      Потом мы лежим без движения. Хлоя все еще держит меня в своих когтях, все еще сжимает мою шею зубами. Порыв ветра проникает в пещеру достаточно глубоко, чтобы коснуться нас своим холодным дыханием и унести некоторые из запахов, которые нас окутывают. Вдохнув свежего воздуха, я вдруг ощущаю боль. Откидываю голову назад, слегка повожу плечами, чтобы любимая отпустила меня.
      На этот раз она не упорствует. Мы лежим рядом. Я ласково поглаживаю ее хвостом. Хлоя не то урчит, не то мурлычет, глаза ее прикрыты. Она гладит меня и, почувствовав кровь, усмехается:
      – Это я сделала? – Она теснее прижимается ко мне. – Бедняжка!
      – Ничего такого, чего я не смог бы залечить.
      – Я знаю. Никак не ожидала, что так поведу себя. Не то чтобы я раскаивалась…
      Я тоже ни о чем не жалею.
      – И все же, – говорю я, отдав приказ своему телу залечить раны, – в следующий раз лучше «не рвать обшивку».
      Устроившись поуютнее около меня, она пожимает плечами:
      – Ничего не могу обещать, Питер. Я раньше ни когда этим не занималась. Откуда же мне знать, как я поведу себя в следующий раз? Тебе придется рискнуть.
 
      Мы засыпаем рядом и дремлем, пока наши желудки не начинают урчать от голода. Хлоя садится, облокотившись на меня:
      – Ты не спишь, Питер?
      Не получив немедленного ответа, она бьет меня хвостом:
      – Ты что, собираешься, как мой папаша и братья – лежать и ждать, когда женщина принесет тебе поесть?
      Удар почти не чувствуется, и все же, приподняв веко, я ворчу:
      – Не ожидал, что моя невеста станет будить меня шлепками.
      – Вот и хорошо, – смеется Хлоя и шлепает меня еще раз, сильнее. – Я не хочу, чтобы ты считал меня скучной и предсказуемой.
      – А настырной и надоедливой? – подыгрываю я.
      Мне удается быстро сесть и прижать ее хвост к полу своим прежде, чем она успевает шлепнуть меня в третий раз.
      – Так нечестно! Ты сильнее и больше! – Хлоя изо всех сил старается освободиться. Однако, сколь ко она ни извивается, моя хватка не ослабевает. Мы оба смеемся. – Ладно, ты сам напросился! – И она обдает меня свежей струей своего запаха.
      У меня даже рот открывается от того, как быстро отзывается мое тело на аромат корицы и мускуса. Я немедленно отпускаю Хлою. Она с хохотом отпрыгивает от меня:
      – Мама говорила мне, что с мужчиной справиться не так уж трудно.
      Ее смех гуще и глубже, чем смех Элизабет, и в нем звучит неподдельная радость. Я улыбаюсь, невзирая на свое плачевное положение:
      – Ну так кто ведет себя нечестно?
      Моя подруга заливается смехом. Однако стоит мне только обнять ее, и она тут же перестанет смеяться. Но я вспоминаю о своем сыне, который остался дома. Мальчик никогда не просыпался один. Я встаю.
      – Мне нужно быть дома до восхода солнца. Генри начнет волноваться, если меня не будет.
      Хлоя перестает смеяться и спрашивает:
      – Разве ты не хочешь остаться со мной в пещере на всю ночь?
      – Конечно, хочу, но я должен думать и о Генри. Мы можем вместе поохотиться. А когда поедим, ты полетишь со мной к нам домой, познакомишься со своим племянником.
 
      Я следую за Хлоей и согласно традиции предоставляю ей выбирать жертву. Но мы заранее договариваемся не брать детей.
      – Я тоже не люблю на них охотиться, – соглашается моя подруга. – Мне всегда бывало грустно, когда кто-нибудь из наших приносил детей. Папа говорит, что у них мясо вкуснее, и все-таки…
      Мы находим пастуха, мирно спящего рядом со своим стадом ни окраине Марунтауна. Это пожилой человек, весь седой и довольно тощий. Хлоя спускается и убивает его. Он даже не успевает проснуться. Мы едим вместе. Лучшие куски Хлоя подсовывает мне. После еды к нам возвращается желание, и мы любим друг друга под открытым небом, в нескольких шагах от останков пастуха. Его овцы мирно пасутся рядом с нами. На этот раз Хлоя ведет себя более сдержанно, даже нежно.
 
      Когда мы с Хлоей наконец приземляемся за Бартлет-Хаусом, на горизонте уже появляется узкая светлая полоска. Едва коснувшись земли, я меняю обличье.
      – Нам нужно войти в дом прежде, чем появится кто-нибудь из прислуги, – говорю я.
      Хлоя не спешит меняться.
      – Неплохо.- Она оценивающе оглядывает меня.
      – Ты ведь уже видела меня, – замечаю я.
      Она смеется:
      – Это было пять лет назад и совсем недолго. Я тогда была маленькая. Не знала, на что надо смотреть в первую очередь.
      Я хмурюсь:
      – Пожалуйста, Хлоя, поторопись. Нам надо поскорее войти в дом. Мне не хочется, чтобы тебя застали в таком виде.
      – Тогда отвернись.
      – Зачем? Я ведь тоже видел тебя.
      – Я была маленькая. Отвернись, Питер. Уже скоро.
      . Повернувшись к ней спиной, я жду, когда можно будет смотреть. Но она подходит сзади, прижимает ладони к моей спине и слегка подталкивает меня вперед.
      – Пойдем в дом, Питер, ты увидишь меня в своей комнате.
      Я улыбаюсь ее нежному голосу. Ведь раньше мы разговаривали беззвучно. Голос любимой оказывается ниже и глубже, чем я ожидал. Выговор у нее, как и у всей ее семьи, не ямайский, а скорее британский, как у девушки из хорошей английской семьи. Мне очень хочется внезапно обернуться и увидеть ее, но я боюсь, что она рассердится. Руки Хлои скользят по моей спине вниз и сжимают мои ягодицы. Сдавленно хихикая, мы поднимаемся на галерею.
      – Хлоя! – умоляю я, давясь от смеха.
      Под нашими ногами холодные плиты пола. Пока мы идем ко мне в комнату, руки Хлои неутомимо путешествуют по моей спине. Нас обоих разбирает смех. Боясь, что мы разбудим Генри, я шикаю на нее:
      – Ш-ш! Пожалуйста, потише!
      Теперь Хлоя смеется тише, но зато еще крепче прижимается ко мне сзади. Мы уже в спальне. Я чувствую, как напряглись ее соски, ее лобок трется о мои ягодицы. Мое возбуждение нарастает.
      – Можно мне наконец обернуться?
      – Еще секунду.-Хлоя отступает, и я испытываю мгновенное, но острое чувство потери. Мне жаль, что наши тела разъединились хоть на секунду.
      – Можешь повернуться.
      Я поворачиваюсь и застываю, потрясенный. Она гораздо темнее Элизабет. Ее кожа – цвета молочного шоколада. Но если бы не это, можно было бы подумать, что они с моей покойной женой – близнецы. Правда, нос и подбородок Хлои более изящно очерчены, губы гораздо полнее, чем у Элизабет, а волосы длиннее. Черные кудри ниспадают ей на плечи. Но изумрудные глаза Хлои сияют так, как никогда не сияли глаза Элизабет. Низким хрипловатым голосом она зовет меня в постель.
      В постели мы ласкаем друг друга и впервые целуемся. Губы Хлои оказываются такими мягкими и податливыми! Это – как спокойное послесловие ко всему тому, что произошло минувшей ночью. Еще раз испытав наслаждение, мы тут же засыпаем. Моя подруга первой погружается в дремоту. Ее лицо совсем близко от моего, губы приоткрыты, дыхание легкое и свежее. Я вздыхаю и тоже сдаюсь сну. Мой поход закончен. Я наконец обрел жену.

      Меня будит стук в дверь. Со стоном, ощущая ломоту во всех членах, я потягиваюсь, ищу глазами Хлою. Она сидит на постели, скрестив ноги, и пристально смотрит на меня. Генри снова стучится в дверь:
      – Папа!
      – Что? – Я смотрю на часы на ночном столике: четверть десятого утра.
      – Можно войти? – Дверная ручка начинает поворачиваться.
      Хлоя тихо хихикает и прячется под простыню. Нет, вовсе не так я представлял себе встречу сына с моей будущей женой.
      – Нет, – отвечаю я. – Генри, иди вниз. Займись чем-нибудь. Я спущусь через полчаса.
      – Но мне скучно. Грэнни говорит, что он занят и не может сейчас смотреть, как я ныряю!
      – Займись чем-нибудь другим.
      Обиженно топая, мальчик уходит.
      – А он, кажется, с характером, – говорит Хлоя.
      – Он с характером, – подтверждаю я, выбираюсь из постели и откидываю простыню. – Вставай.
      Мы можем вместе принять душ. А потом оденемся, и я познакомлю тебя со своим сыном.
      Хлоя встает, смотрит по сторонам, приподнимает брови. Потом она упирается руками в бока и хохочет, глядя мне в глаза.
      – Что? – не понимаю я.
      – Интересно, во что же я оденусь? – вопрошает она.
      Моя рубашка сидит на Хлое как платье-мини – до середины бедра. Босая, в моей желтой пикейной рубашке, перехваченной в талии красным галстуком, Хлоя выглядит девочкой-подростком, нарядившейся в папину одежду. Видно, что под рубашкой ничего нет, кроме нее самой. Вельда бросает на меня осуждающий взгляд, как будто я надругался над бедной девушкой. Я держу Хлою за руку. Другой рукой она приглаживает взлохмаченные волосы и объясняет:
      – Это Питер виноват. Если бы он не столкнул меня в бассейн вчера вечером и не загубил мое платье, мне не пришлось бы наряжаться в эту дурацкую рубашку. Придется ему сегодня же купить мне новое платье. А, Питер?
      Я молча киваю.
      Генри пристально смотрит на Хлою и молчит. Наконец он беззвучно обращается ко мне, тщательно маскируя свои мысли:
      – Она как две капли воды похожа на маму.
      – Можешь сказать это вслух, сынок.
      Глядя в пол, он смущенно бормочет:
      – Вы похожи на мою маму.
      Хлоя приседает на корточки рядом с ним, дотрагивается до его щеки.
      – Она была моей сестрой, Генри. Мы всегда были похожи.
      – Вы будете с нами жить?
      – Если ты и твой папа примете меня. Ты согласен, Генри?
      Он кивает, потом поворачивается ко мне и спрашивает:
      – Можно мне пойти поплавать?
 
      Мы с Хлоей оставляем Генри на попечение Грэнни и едем в Уэйкфилд, надеясь там купить для нее одежду, в которой было бы не стыдно отправиться в бухту Монтего, чтобы там уже приобрести по-настоящему хорошие вещи. Хлоя сидит рядом со мной на переднем сиденье «лендровера». Ее рука лежит на моем бедре.
      – Я впервые выезжаю за пределы Страны Дыр, – говорит Хлоя, глядя в окно.- Ты же знаешь, какие у меня родители: они только Дереку разрешают выезжать.
      Я киваю.
      – Они уже знают про нас с тобой. Я сказала маме сегодня утром.
      Меня это не удивляет. Мы с Генри не единственные, кто умеет скрытно переговариваться.
      – Элизабет тоже сразу все рассказала матери, – говорю я.
      – Ну, теперь мама восприняла это по-другому…
      Я с интересом смотрю на Хлою:
      – И как же?
      – Она немного сердится. Она считает, что это было нечестно с твоей стороны – явиться сюда «загодя». Да, кажется, именно так она выразилась.
      Я со вздохом спрашиваю:
      – Почему бы просто не порадоваться за нас?
      – Ты должен понять моих родителей, Питер. Если уж они в чем-то уверены, не так легко разубедить
      их. Они считают, что ты не уберег Элизабет. Им кажется, что и со мной ты поступил нечестно.
      Да уж, строгие законы. Я качаю головой. От знакомства с Чарльзом и Самантой Блад у меня не осталось теплых воспоминаний. Стоит только подумать о том, что придется опять с ними общаться,- и мне хочется улететь с Ямайки первым же самолетом.
      – Что ж, прекрасно, – отвечаю я. – Надеюсь, это избавит нас от празднования…
      – Уже намечен грандиозный пир, – смеется Хлоя. – Мама велела тебе прибыть в Яму Моргана через два дня. Они вовсе не испытывают к тебе ненависти, Питер. Они всего лишь сердятся. Мама говорит, что она ждет не дождется, когда сможет увидеть Генри. Она будет еще больше рада, когда я скажу ей, что у нас с тобой будет дочь.
      Я поворачиваюсь к Хлое. Она с улыбкой поглаживает себя по животу:
      – Ты хорошо делаешь свое дело, Питер.
 
      Весь день мы ходим по магазинам в бухте Монтего. Хлоя покупает шорты, блузки, джинсы, топы, бюстгальтеры, нижнее белье, туфли, брюки.
      – У меня впервые есть возможность выбрать то, что мне нравится, – радуется она. – Обычно мама просто говорила Дереку, что привезти.
      Хлоя демонстрирует мне каждый новый наряд. Напоследок она покупает белое легкое платьице и пару босоножек, в которых и проводит остаток дня. Но книжный магазин «Гелвейз букс» интересует ее едва ли не больше, чем магазины одежды. Она копается в книгах около часа, и мне приходится поторопить ее с выбором, чтобы успеть вернуться в Бартлет-Хаус до темноты.
      После ужина мы берем Генри полетать с нами. Я веду их с Хлоей к Виндзору, к Долине Пикников, до Кларкстауна и обратно. Потом Генри капризничает, не желая ложиться спать, и Хлоя сидит с ним, читает ему книжку доктора Сьюза, которую приобрела сегодня в книжном магазине.
      После этого мы с Хлоей снова летаем, охотимся, едим вместе.
      – Завтра мне придется отправиться домой, Питер, – говорит она мне.
      – Почему ты не можешь пока остаться с нами? А потом мы все вместе прилетим в Яму Моргана.
      – Потому что надо следовать традициям. Мы ведь не хотим разозлить моих родителей еще больше. Всего лишь несколько дней – а потом мы сможем отправиться к тебе. Дерек приедет за тобой послезавтра.
      Я вспоминаю долгий путь, который я проделал с Дереком пять лет назад, и не могу сдержать стона.
      – А почему мне нельзя просто приехать одному?
      – Ты один не найдешь. Я сама не уверена, что нашла бы наш дом. Я знаю, что Дерек – зануда. Но, честное слово, не так уж он и плох.
      – Особенно если тебе не приходится проводить с ним целый день в машине. Сама бы попробовала!
      – Ни за что!
      Хлоя вдруг взлетает. Я взлетаю следом, преследую ее, перелетая из долины в долину. Любимая все время ускользает от меня. Отчаянно взмахивая крыльями, мне удается оказаться в нескольких дюймах от ее хвоста, и… неожиданно она выпускает порцию своего запаха.
      Меня обволакивает облако корицы и мускуса.
      – Опять! – мысленно кричу я, вдыхая аромат.
      Хлоя замедляет свой полет, ложится на крыло,
      потом переворачивается в воздухе на спину, показывая мне себя.
      – Так лучше? – спрашивает она, подлетая под
      меня так, чтобы мне легче было войти в нее.
      – Гораздо,- отвечаю я, соединяясь с ней, и ночную тишину оглашает наш могучий рев.

      Мы с Генри просыпаемся рано, задолго до приезда Дерека, и ждем его на крыльце Бартлет-Хауса. Генри томится, виснет на мне, донимает меня вопросами, и наконец, увидев Грэнни, который направляется к конюшням, спрашивает:
      – Можно, папа?
      Я отпускаю его. Мне уже изрядно надоедает сидеть на жестких ступеньках Бартлет-Хауса к тому времени, как Дерек подкатывает к фасаду в своем «лендровере». Генри и Грэнни выходят из конюшни посмотреть, кто приехал.
      – Привет! – кричит Грэнни.
      Дерек не отвечает на приветствие. Он потягивается, оглядывает дом, конюшни, коттеджи и направляется ко мне. Он, как и в прошлый раз, выглядит так, как будто собрался поиграть в теннис. Контраст его бледной кожи, светлых волос, розовых щек с темной кожей и волосами Хлои и Элизабет еще раз убеждает меня в том, что у женщин в этой семье вкус лучше. Вид у Дерека слегка помятый, и, хотя он крупнее и, возможно, физически сильнее меня, выгляжу я определенно лучше. Он подает мне руку, слишком сильно сжимает ее и улыбается одной из своих ничего не выражающих улыбок:
      – Недурно тут у тебя, старина! Совсем недурно.
      – Рад, что тебе нравится, – отвечаю я и делаю Генри знак подойти познакомиться.
      Едва взглянув на мальчика, Дерек снова переводит взгляд на меня:
      – Поехали. Ты знаешь маму. Она месяц будет на меня дуться, если мы опоздаем.
      По моей просьбе Дерек открывает багажник. Я кладу туда два чемодана, а между ними пристраиваю деревянный ящик. Дерек не спускает с него глаз.
      – Золото?
      Я молча киваю, он смеется:
      – Теперь-то ты ученый. Знаешь путь к сердцу моего папаши, если, конечно, у этого старого скряги есть сердце.
      Дерек продолжает болтать, пока мы усаживаемся в «лендровер». Я засовываю руку в карман брюк – проверить, на месте ли мой подарок Хлое – серьги к медальону. Наш водитель разглагольствует, одной рукой ведя машину, другой жестикулируя. Генри устроился на заднем сиденье, смотрит в окно и не обращает на болтовню Дерека ни малейшего внимания. Жаль, что у меня так не получится.
      – А ты не промах, старина! За пять лет – две жены. Я на десять лет старше тебя, а у меня еще ни одной не было. Конечно, вторую ты заполучил обманом… – Он усмехается. – Я-то тебя не виню, дружище. Не знаю, почему мама и отец такие упрямые.
      Кому-то же должна была достаться Хлоя. Так почему не тебе? Я им так и сказал. Ты по крайней мере богат.
      Дерек еще долго распространяется об обыкновенных женщинах, с которыми имел дело, о своих планах когда-нибудь покинуть отцовский дом. Я время от времени киваю и односложно отвечаю ему, а больше смотрю в окно и пытаюсь запомнить дорогу, так, чтобы, если мне когда-нибудь еще придется проделать этот путь, обойтись без Дерека.
      На этот раз мы едем другой дорогой, через Виндзор, мимо пещеры, знаменующей собой вход в Страну Дыр. У дороги на Трои Дерек сворачивает на едва заметную тропку. Мне уже довелось побывать в Стране Дыр, так что, когда дорога иногда вдруг почти пропадает, я не пугаюсь. Если приглядеться к поверхности земли повнимательней, на ней обнаружатся следы шин.
      Я вдруг ловлю себя на том, что с нетерпением жду своей свадьбы, и особенно того момента, когда Саманта Блад приготовит для нас напиток из Слезы Дракона и лепестков Розы Смерти. Мы с Элизабет выпили его на нашей свадьбе и обнаружили, что все мысли и чувства у нас стали общими. Действие напитка закончилось к следующему утру, но до самой смерти моей жены между нами сохранялась прочная связь, которой мне сейчас остро не хватает. Испытать такое с Хлоей! Я вздыхаю. Даже с Элизабет, с которой мы были так непохожи, это было захватывающе. С Хлоей все будет еще лучше, сильнее.
      Мы колесим по холмам, вверх-вниз. Дерек удивляет меня – он вдруг переводит разговор с себя на меня:
      – Скажи, старина, а как там, в Майами? Как тебе там живется? Ну, я имею в виду охоту и все такое…Я рассказываю ему о своем острове, о том, где я охочусь, что делаю, чтобы не вызывать подозрений. Дерек спрашивает:
      – А это твое богатство? Как вышло, что у тебя полно золота, а у отца – так мало?
      – Дон Генри всегда умел беречь нажитое,- поясняю я,- и еще, он знал, во что вложить свои деньги.
      – И во что же?
      Пока Дерек объезжает глубокие впадины, едет по самому краю озер, на большой скорости огибает стволы деревьев, я рассказываю про «Ла Map», про людей, которые управляют фирмой от моего имени, про капиталовложения, про проценты…