– Это традиция только твоей семьи или всех наших?
– Разве твоя мать никогда не рассказывала тебе
о наших традициях?
– Моя мать выросла среди людей. Все, что она узнала о нас, она узнала от моего отца. А я не думаю, что он многому ее научил. А уж меня-то и подавно.
– И ты даже не знаешь, из какой ты касты?
– Я понятия не имею, что в данном случае значит «каста».
Хлоя переворачивается на бок, смотрит мне в лицо:
– Это значит клан или племя. Мама говорила мне, что каждый из нас принадлежит к одной из четырех каст: Зал, Трилл, Пелк или Андра. Папа считает, что мы из Андра, но с примесью крови Зал.
– И что это значит?
– В прежние времена это могло означать, например, войну. Ты хоть немного знаешь нашу историю?
– Знаю только, что раньше нам принадлежал весь мир. Отец говорил, что это время закончилось, когда мы расплодили людей. Их стало слишком много, чтобы мы могли справиться с ними.
– За это надо сказать спасибо клану Андра. Это они сделали людей такими, какие они есть.
– Как это? – улыбаюсь я. – Они что, разводили и скрещивали людей, как скот?
Она кивает:
– Это было после того огромного взрыва, который покончил с динозаврами. И после того, как Андра победили в войне.
– Я ничего об этом не знаю.
– До взрыва обыкновенных людей не было,- объясняет Хлоя.- Люди Крови могли свободно охотиться на кого хотели. Мы были разделены на четыре почти не сообщавшихся между собой вида. Зал – были самые крупные и свирепые, огнедышащие. Они охотились на крупных животных, на тираннозавров и бронтозавров. Трилл – самые мелкие. Они большую часть жизни проводили в воздухе, а жили на деревьях, охотясь на все, что пролетало мимо них. Клан Пелк выбрал себе море. Они жили в воде и охотились на рыбу и китов. Андра же жили на земле и разводили животных, чтобы не приходилось все время охотиться.
– Кажется, эти были сообразительнее прочих, -замечаю я.
– Даже слишком сообразительные…- Хлоя целует меня в грудь.- Потом что-то там случилось, и про
изошел гигантский взрыв. Человеческие ученые считают, что это был астероид. В общем, что бы это ни
было, белый свет померк и вся растительность погибла. И почти все животные. Нашим стало нечем кормиться. И тогда., они переключились друг на друга.
Хлоя садится в кровати, поднимает вверх три пальца:
– Война длилась триста лет. Первыми сдались Трилл, они почти все вымерли, разве что некоторые смешались с Андра. Немногие из клана Пелк, которым удалось уцелеть, либо тоже слились с Андра, либо отступили в море и совершенно обособились.
Мама говорит, что они еще есть. Она рассказывала, что это они в обличье русалок зазывали мореплавателей и губили их. В конце концов остались только Зал и Андра. Зал осталось меньше, но зато это были огромные и могучие существа. Как Андра ни старались, им не удавалось безнаказанно убить ни одного из Зал. Андра, конечно, умели перевоплощаться, но не могли достигать таких размеров, как Зал.
– Так как же они победили?
– Благодаря одной из женщин клана Андра, конечно, – улыбается Хлоя. – Это была травница по имени Листра. Она составила сбор из трав, который позволил Андра стать такими же большими и могучими, как Зал. Но, выпив этот настой, воины Андра должны были не позже чем через двенадцать часов принять противоядие. Иначе они продолжали бы увеличиваться в размерах до тех пор, пока у них не лопнет сердце.
К концу войны от обоих кланов почти никого не осталось. И все-таки Андра уцелело больше, чем Зал. И оставшиеся гиганты в конце концов согласились объединиться с враждебным кланом. Мама говорит, что Блады ведут свой род как раз от этих перебежчиков.
– Надеюсь, что наша семья – не от них, – пожимаю плечами я.
Хлоя с улыбкой запускает свою руку мне между ног. Она гладит меня, пока мое естество не отзывается.
– Судя по размерам этого органа, – улыбается она, – в тебе тоже течет кровь клана Зал.
Мне хочется подольше поспать, но Хлоя не желает упустить ни одной из возможностей, предоставленных нам круизом. В обличье Марсии и Барри Либман мы начинаем день занятиями йогой на верхней палубе, потом отправляемся в спортзал на аэробику, потом – на массаж. Позже, после краткого уединения в каюте и нескольких часов в бассейне мы возвращаемся в казино и пробуем все игры, просаживая примерно одинаковые суммы в блэк-джек, рулетку и игровые автоматы.
Все это время Хлоя от меня не отходит. Она то рассеянно дотрагивается до моей щеки, то гладит меня по плечу, то вдруг берет за руку. Поскольку я веду себя точно так же, окружающие принимают нас за молодоженов и постоянно поддразнивают.
Вечер мы проводим примерно так же, как и накануне, только на сей раз выигрываем в казино огромную сумму в тридцать три доллара после двух часов игры. Вернувшись к себе в каюту, мы принимаем свое настоящее обличье и вылетаем в открытое море на охоту.
Наше внимание привлекает кубинский патрульный катер русского производства. Он патрулирует побережье – должно быть, выслеживает перебежчиков на плотах.
– Ну что, попробуем? – спрашиваю я Хлою.
Она наносит первый удар, спикировав на мостик и проворно перерезав горло капитану и помощнику, а я приземляюсь на корму. Через несколько минут уже все тихо.
Моя невеста настаивает на том, чтобы осмотреть трупы и выбрать что-нибудь повкуснее. Она раскладывает их всех на палубе, дожидается, пока я откушу первым, и сразу присоединяется ко мне. Потом мы занимаемся любовью здесь же, на палубе, оглашая ночной воздух воем и рычанием.
Перед рассветом, прежде чем улететь с лодки, я открываю кингстоны. Мы взлетаем, а катер с мертвой командой на борту начинает погружаться. Мы кружим над ними, пока лодка не скрывается под водой.
– Пускай теперь кубинские власти гадают, куда они делись, – говорю я, и мы возвращаемся к своему лайнеру.
В каюте Хлое опять хочется заняться любовью, теперь в человеческом обличье. Я притворно сопротивляюсь и жалуюсь на усталость. Ничего, скоро доберемся до Западного рифа и мое усталое тело отдохнет от нашего маленького медового месяца.
На следующее утро мы просыпаемся поздно, но день проводим приблизительно так же, как и накануне. Еще мы пробуем себя в стрельбе по тарелочкам и в гольфе. Отправив несколько мячей в море, Хлоя быстро начинает делать успехи в обеих играх.
Вечером моя невеста видит объявление о том, что в одном из залов лайнера будет кино.
– Пойдем? Я никогда не была в кино.
Мы с Хлоей сидим рядом и смотрим фильм. Я обнимаю ее за плечи, рука любимой лежит у меня на бедре. Я ощущаю ее тепло. Моя невеста наслаждается каждым мгновением фильма: она ахает, смеется и плачет вместе с персонажами и большинством зрителей. Мне же интереснее наблюдать за ее реакцией, чем за фильмом. Это голливудский продукт, и совершенно ясно, что главный герой-красавец непременно женится на главной героине-красавице, преодолев цепочку недоразумений, несерьезные разногласия и даже преследования злодеев. А еще я думаю о том, что скоро Западный риф, и прикидываю, что нам следует сделать.
Мы взлетаем сразу после полуночи, когда судно подходит ближе всего к Западному рифу. У меня возникает искушение лететь всю дорогу до Кайя де ла Сангре, но это опасно: мы не знаем, где сейчас Дерек и куда он дел моего сына.
Мы с Хлоей летим на огни Западного рифа. У каждого из нас в когтях по небольшой сумке. В них одежда, деньги, сотовый телефон, который прислала нам Клаудиа.
– Что мы будем делать, когда прилетим? – беззвучно спрашивает Хлоя.
– Найдем, где отдохнуть до утра. Потом встретимся с Клаудией.
– Но у нас только одежда Либманов. Мне вовсе не улыбается так долго пребывать в обличье этой женщины.
Я вздыхаю:
Утром ты станешь Марсией в последний раз. До встречи с Клаудией мы успеем зайти в магазин.
– Хорошо, – отвечает Хлоя. – Я бы не хотела, чтобы она увидела меня такой.
25
Проснувшись оттого, что затекли руки, не сразу понимаю, где я. Сажусь и тут же вспоминаю, что мы уже не на корабле. Стараясь не разбудить Хлою, выбираюсь из постели и смотрю в окно на океан. Ставни я вчера снял. Солнце едва показалось над горизонтом, а несколько лодок уже маячат в поле зрения. Я тяжело вздыхаю. Жаль, что у нас с Хлоей так мало времени. Все проблемы, которые ожидают нас в Майами, разом всплывают в моем сознании. Прекрасно понимая, что расстояние слишком велико, все же пытаюсь мысленно поговорить со своим сыном, разумеется тщательно маскируя свои мысли:
– Генри! Генри! Это я, папа!
Нет ответа. Я пробую еще раз – результат тот же. Иду к ночному столику за сотовым телефоном, который передали мне ямайцы от Клаудии. Набираю ее номер. Клаудиа отвечает лишь после пятого гудка.
– Да, слушаю… – говорит она сонным голосом.
– Мы уже прибыли. Где вы? – шепчу я, стараясь не разбудить Хлою. В мои планы не входит объяснять Клаудии, что мы вломились в дом на побережье и провели ночь в спальне его хозяина.
– На пристани. Причал номер четыре, – отвечает она.
– Все в порядке?
– Ага, я извела полный бак горючего, но добралась ночью.
– Есть что-нибудь новенькое о нашем друге Питере?
– Вы что, шутите? Я только что проснулась от вашего звонка. – Она выдерживает паузу. – Сейчас половина девятого. Я еще не говорила ни с кем из своих людей. Кто же знал точно, когда вы объявитесь!
Хлоя что-то мурлычет, я оборачиваюсь посмотреть на нее. Ее глаза еще закрыты. Она потягивается под одеялом, как только что проснувшаяся кошка. Потрясающая невозмутимость, думаю я.
– Нам еще нужно встать и привести себя в порядок, – говорю я Клаудии уже своим обычным
голосом.
– Кстати, как насчет одежды? – напоминает Хлоя.
– Да, нам нужно купить одежду, – говорю я по телефону.
– Хотите, я возьму такси и приеду за вами? – спрашивает Клаудиа.
– Нет. Мы сами. Мы еще какое-то время здесь провозимся. Почему бы вам не позвонить в Майами и не узнать, что там творится?
– Конечно,- обещает она.- Желаю удачно сходить за покупками.
Хлоя в последний раз принимает обличье Марсии Либман. Я неохотно становлюсь ее лысым мужем. Мы оба одеваемся и быстро покидаем дом через заднее крыльцо.
Мы идем вдоль пляжа и отелей до первого поворота в город, сворачиваем и проходим домов десять по улице Дюваль в поисках магазина, где продавали бы хоть что-нибудь кроме побрякушек и маек. Хлоя говорит:
– Здесь все почти так же, как в Очо-Риос.
Я киваю, окинув взглядом бары, рестораны, сувенирные лавки:
– Эти курортные городишки все одинаковые.
Я рассказываю ей о своих неудачных попытках поговорить с Генри.
– Бедный ты, бедный. – Она сочувственно кладет руку мне на плечо.- Это далеко, а он еще слишком мал, чтобы общаться на таком расстоянии.
– Кто действительно бедный, так это Генри, – говорю я.
– И он тоже,- соглашается Хлоя.
Пройдя несколько кварталов, в конце улицы мы находим нечто похожее на супермаркет. Витрины забиты одеждой и подарками. Я вслух читаю вывеску: «Фэтсбрук Фреддис».
Когда мы заходим, Хлоя говорит:
– Именно такой я и представляла себе Америку.
Я подзываю продавщицу и прошу ее показать мне какие-нибудь шорты из джинсовой ткани. Хлоя с ворохом одежды уходит в примерочную. Когда она появляется в шортах, кроссовках и топе, уже не Марсией Либман, а той шоколадной красавицей, которая мне так нравится, я удаляюсь в другую примерочную и там с удовольствием сбрасываю с себя личину Барри Либмана.
Мы накупаем одежды на несколько недель. Продавщица совершенно сбита с толку. Она не понимает, куда подевались Либманы, но, с другой стороны, ужасно рада, что уже с утра удалось так много продать. Девушка провожает нас до выхода и щебечет:
– Приходите еще!
Я отсчитываю четвертый причал и сразу вижу «Луч» Артуро Гомеса, сияющий белизной на утреннем солнце.
– Этот катер делает двадцать пять миль в час,- говорю я Хлое, выйдя из такси и рассчитавшись с водителем. – Мы будем в Майами еще до того, как стемнеет.
– И что потом? – спрашивает Хлоя.
Мы уже идем по пристани.
– Это будет зависеть от твоего брата и моего сына, – отвечаю я. – В первую очередь меня интересует Генри. Сначала нам надо найти его и спрятать в безопасном месте, а тогда уже будем разбираться с Дереком.
– Ты уверен, что сможешь с ним «разобраться»? Он крупнее тебя.
– Не так уж он силен, чтобы мы вдвоем с ним не справились. Я очень надеюсь, что он поймет это прежде, чем мы предпримем что-нибудь.
– Надежда – прекрасное чувство, – говорит Хлоя, – но должна тебе сказать: надеяться на то, что Дерек все поймет, не приходится. Он не из понятливых.
– Тогда нам придется кое-что ему объяснить, – пожимаю я плечами.
Клаудиа выходит из каюты, как только мы вступаем на борт катера.
– Питер! – Она бросается ко мне на шею. Хлоя стоит позади меня и бесстрастно наблюдает эту сцену.
Я высвобождаюсь и представляю свою подругу:
– Это моя жена Хлоя.
– Она прелестна! – Клаудиа протягивает Хлое руку. – Конечно, она очень молода, но папа говорил мне, что вы предпочитаете молоденьких. Добро пожаловать на Западный риф! – говорит Клаудиа Гомес Хлое. Потом опять смотрит на меня: – Поздравляю!
Моя невеста пожимает руку Клаудии.
– Спасибо, – говорит Хлоя, и в ее голосе звучит нотка сарказма. Она не стесняясь разглядывает Клаудию. – Вы тоже… прелестны.
Клаудиа не замечает или не хочет замечать тона Хлои. Она берет наши пакеты.
– Я как раз прибиралась в кабине и переносила свои вещи на нос. Вы, ребята, – молодожены, так что вам достается каюта в центре катера. Ваши вещи я отнесу туда. Но… – Она смеется. – Корма будет общая.
– Когда мы сможем отплыть?
Клаудиа пожимает плечами:
– Через полчаса. Нам нужно только зарегистрироваться в порту, заправиться, и можем отправляться.
Я вывожу катер из гавани Западного рифа Хлоя стоит рядом со мной и смотрит на лодки. Когда мы проплываем вдоль борта нависающего над нами лайнера у пирса Мэллори, моя невеста на секунду прижимается ко мне и шепчет:
– Мне так понравилось на «Королеве Карибов»!
Я целую ее в щеку и шепчу в ответ:
– Мне тоже.
Миновав лайнер, я сразу же запускаю оба мотора «Меркури» на полную мощность, они яростно взревывают, за нами стелется хвост белой пены.
Вскоре к нам присоединяется улыбающаяся Клаудиа.
– Дорвались наконец до катера, а? Хорошо, что мы плывем сегодня. На завтрашний день обещают шторм. Но сегодня море еще спокойное. Можно идти на полной скорости до самого дома.
– Хорошо.
Я вывожу катер в канал и разворачиваю так, чтобы обойти риф со стороны океана.
– Что докладывают ваши люди?
– Подождите минутку. – Клаудиа спускается вниз и быстро возвращается с блокнотом. – Питер покинул остров вчера около одиннадцати. Он провел большую часть дня в офисе, вернулся домой еще до темноты» потом снова уехал около девяти вечера с каким-то большим свертком. Мой человек говорит, что он положил этот сверток в грузовик на стоянке. Потом грузовик уехал, а Питер пошел в отель «Гроув Хаус» и провел там всю ночь.
– Что было в свертке? – спрашиваю я.
Клаудиа пожимает плечами.
– Ваши люди не проследили за грузовиком?
– Нет. Несколько человек наблюдают за домом и несколько – за офисом, как вы и просили. Они выполняют то, что я им велела. Никому из них не пришло в голову проследить, куда поехал грузовик.
– Черт! – с досадой говорю я. – Что еще?
– Утром, после десяти, вскоре после того, как вы мне позвонили, Питер уехал из отеля в своем черном «мерседесе». – Она улыбается. – За рулем была рыжеволосая женщина, видимо Рита Сантьяго. И на этот раз, Питер, мои люди проследили за машиной. Они направлялись в аэропорт Майами.
– Кого они там встретили?
– Пока никого,- говорит Клаудиа.- Мои люди докладывают, что они ждут рейса с Ямайки. Мне позвонят, когда выяснится, кого Питер встречает. Если, конечно, мы будем в пределах досягаемости сотового телефона.
– Я думаю пройти со стороны Атлантики. Быстрее всего мы доплывем через залив Цезаря, чуть
подальше Хоумстеда. Вы можете включить навигационную систему?
– Конечно, – отвечает Клаудиа.
– Знаешь, в этом свертке мог быть Генри, – говорит Хлоя.
Я слишком хорошо это знаю!
– Он ведь не стал бы убивать его, правда? – с надеждой спрашиваю я.
– Ему это невыгодно,- успокаивает меня Хлоя.- Пока.
Все это камнем лежит у меня на душе. Это и еще те таинственные путешественники, которых Дерек встречает в аэропорту. Мне не до чудесного дня и красоты океана вокруг нас. Несмотря на то что мы уже и так идем на полной скорости, я проверяю, нельзя ли еще быстрее. Единственное мое желание – чтобы день поскорее прошел и я оказался достаточно близко, чтобы поговорить с Генри.
– Твой отец уже мог оправиться? – спрашиваю я Хлою.
Она задумывается ненадолго, прежде чем ответить.
– Прошло уже более сорока восьми часов с тех пор, как ты сбросил его в пропасть. Думаешь, ты бы не сумел залечить раны за это время?
Приходится признать, что она права.
– Но что он может сделать без телефона и без машины?
– Это зависит от Вирджила Клейпула, – говорит Хлоя. – Возможно, нам действительно следовало убить их тогда.
26
Наконец Генри отвечает мне – через пять часов после того, как мы отплыли от Западного рифа.
Мы как раз проплываем Долгий риф.
– Папа? Ты где?
– Я еду домой, малыш! Где ты?
– Не знаю. Тут темно, папа. Мне здесь не нравится. Иногда Дерек просто запирает меня в комнате. Иногда он заворачивает меня в одеяло и куда-то несет. Я не вижу куда.
Меня переполняет гнев. Но сейчас сердиться бесполезно.
– Ты голоден?
– Нет. Они всегда оставляют мне мясо и воду.
– Они?
– Часто с Дереком бывает еще кто-то. Я не знаю кто. Мне не видно. И они никогда не разговаривают друг с другом при мне. Говорит только Дерек. Он мне не нравится.
– Мне тоже.
– Папа, он говорит, что вынужден был забрать меня у тебя, потому что я был плохим. Папа, я обещаю, что буду вести себя хорошо!
– Я не хотел, чтобы тебя от меня забирали! – мысленно кричу я. О, попадись мне сейчас Дерек! -Ты никогда не был плохим.
– Я иногда вел себя плохо.
– Ты вел себя как всякий ребенок. И я всегда любил тебя и хотел быть с тобой.
– Я хочу домой, папа.
Глубоко дышу, чтобы хоть как-нибудь успокоиться:
– Я заберу тебя, как только смогу, Генри. Как только найду тебя. А пока внимательно прислушивайся ко всему, что вокруг тебя происходит. Замечай, какие вокруг запахи. Сможешь?
– Думаю, да, – отвечает он.
Я так и вижу, как он кивает, широко раскрыв глаза.
– Я люблю тебя, сынок.
– И я тебя, папа.
Клаудиа по моей просьбе сменяет меня у руля. Отведя Хлою в сторону, я пересказываю ей свой разговор с Генри. Лицо ее вспыхивает от гнева, когда она узнает, что именно сказал моему сыну Дерек.
– Ну и задница! – не выдерживает она – Если я до сих пор и сомневалась, стоит ли причинять ему какой-нибудь вред, то теперь мои сомнения рассеялись.
Она обнимает меня:
– Мы найдем малыша, Питер. Не волнуйся. Дерек слишком глуп, чтобы хорошо его спрятать.
Если бы не навигационная система, я бы не сообразил, что мы уже рядом с заливом Цезаря. Перед нами длинная зеленая полоса земли, обнимающая океан. Разумеется, мне известно, что, когда мы подплывем поближе, покажется канал, сначала он мелькнет узкой лентой между деревьев, а потом будет расширяться и расширяться, пока мы не увидим зеленый водный простор – шириной в сотни ярдов, разделяющий два поросших деревьями острова.
Как только катер подплывает к первой метке канала, Клаудиа делает мне знак принять управление. Сама она бежит вниз, в каюту, возвращается с телефоном и быстро набирает какой-то номер. Слушает, нахмурившись, потом снова нажимает на кнопки. На сей раз она улыбается, поднимает вверх большой палец. Клаудиа делает пометки в своем блокноте, задает вопросы, выслушивает ответы.
Закончив, дочь Гомеса подходит к нам:
– Есть описание человека, которого они встретили в аэропорту.
– И? – спрашивает Хлоя.
– Это некий пожилой субъект. – Клаудиа заглядывает в блокнот. – Он прилетел рейсом № 763 в 11.45 из Кингстона, один, с небольшим саквояжем.
Мой человек описывает его так: высокий, шестьдесят с лишним, светлокожий, но, возможно, цветной, в дорогом черном шелковом костюме.
– Вирджил Клейпул,- говорит Хлоя.- Мы бы ли у него в офисе накануне. Не думаю, что с ним будут проблемы.
Я киваю и спрашиваю Клаудию:
– Что еще?
– Они вернулись в отель и сняли для него номер. Потом поехали в офис. Они уехали все вместе,
совсем недавно. Как раз сейчас они все – Питер, Рита, Йен и Клейпул – обедают у Детардо.
– Это один ресторанчик, – поясняю я Хлое. – Я там довольно часто бывал.
Щурясь от солнца, теперь уже стоящего так низко, что на запад больно смотреть, я прохожу последний поворот, проплывая мимо рифа Адама, маленького островка с полудюжиной деревянных домишек, и вхожу в Бискайский залив. Клаудию я прошу снова связаться со своим наблюдателем:
– Скажите, чтобы перезвонил вам, когда они выйдут из ресторана. Даже если Питер захочет сразу после обеда отправиться на Кайя де ла Сангре, мы все равно успеем побывать на острове до его появления.
Катер на полной скорости мчится по глади бухты. Хлоя указывает на три дымящие трубы и большой холм, почти гору, которая видна к северу от труб.
– Что это такое?
Эти постройки служат неплохими опознавательными знаками. Но для меня это всегда еще и напоминание о том, как люди уродуют природу.
– Трубы – от атомной электростанции, – поясняю я. – Это турецкий объект. А холм называют Убойной горой. Там есть городок.
– Они здесь не смотрятся, – хмурится Хлоя.
Я киваю и говорю:
– Зато посмотри на все остальное.
Перед нами, как на ладони, вся бухта, такая спокойная, что след, тянущийся за нами, кажется, сохранится навсегда. Слева от нас солнце уже садится, его последние лучи сверкают на водной ряби, море и облака подкрашены багровым, материк темнеет. Справа от нас тянется цепочка тихих, поросших деревьями островков – Песчаный риф, риф Эллиот и Бока-Чита. От сгущающихся сумерек растительность на них кажется еще зеленее и свежее. Только ворчание наших моторов нарушает тишину уходящего дня. Хлоя прижимается ко мне:
– Как красиво!
Когда мы добираемся до Кайя де ла Сангре, уже совсем темно. На западе светят огни Майами и Корал-Гейблз. На севере – Бискайского рифа и Майами-Бич. Но мой остров не освещен – темная глыба на черной глади воды.
– Кажется, я еще не забыл дорогу сюда, – улыбаюсь я.
– Вы наверняка помните ее лучше, чем тот Питер, – говорит Клаудиа. – Он ухитрился потопить вашу лодку. Я даже не -знала, смеяться или плакать, когда увидела, что он с ней сделал.
– За это он тоже заплатит, – цежу я сквозь зубы и сворачиваю в канал, ведущий к моему острову. Чуть замедлив ход, прохожу повороты по памяти и наконец вплываю в маленькую бухту.
Нас встречают всего лишь несколько собак.
– А где остальные? – спрашиваю я.
Клаудиа пожимает плечами:
– Они все были здесь, пока не приехал Питер.
– Дерек съел их, как ты думаешь? – мысленно спрашиваю я у Хлои.
– Он ленивый, – отвечает она. – Родителям все время приходилось напоминать ему, чтобы он не трогал слуг. Он всегда так рассуждал: зачем охотиться, если у нас и так есть свежее мясо под рукой?
Пришвартовавшись, я говорю Клаудии:
– Оставайтесь в лодке. Посигнальте нам, если ваш человек позвонит и скажет, что они выходят из ресторана.
Выпрыгнув из катера, мы с Хлоей бежим к воротам.
– Генри! – мысленно зову я. – Генри!
Я включаю генератор. Зажигается свет. Через две ступеньки взбегаю на галерею, бросаюсь к себе в комнату.
– Генри!
– Папа?
– Я на острове, в доме. – Я громко кричу «привет!» и беззвучно спрашиваю: – Ты слышишь, как я кричу?
– Нет, папа.
Я включаю свет, проношусь по комнате, едва успевая заметить, какой бедлам здесь устроил Дерек: смятые простыни, кучи грязной одежды. Бегу в глубь дома и опять кричу. Хлоя спрашивает: «Ты слышишь?»
– Нет,- отвечает Генри.
Я взбегаю на площадку второго этажа, распахиваю двери в комнату Генри, потом во все остальные, в каждой включаю свет, но никого там не обнаруживаю. Хлоя следует за мной по пятам, выключает свет и закрывает дверь в каждую проверенную мною комнату.
– На всякий случай. Если нам придется быстро уходить, – поясняет она.
Я бросаюсь наверх, в гостиную, снова зову своего сына.
– Ты слышишь? – мысленно спрашиваю я Генри.
– Нет. Прости меня, папа,- виновато отвечает он.
– Тебе не за что извиняться, сынок.
Хлоя помогает мне обыскать все шкафы и комоды. Все тщетно. Она еще закрывает за мной ящики, а я уже бегу по винтовой лестнице вниз, на первый этаж.
– Генри, ты слышишь меня? – кричу я.
Никто мне не отвечает.
Я перехожу из камеры в камеру, из кладовой в кладовую. Нигде никаких следов. Теперь мы с Хлоей кричим вместе.
– Генри! – мысленно зову я.
– Папа, я ничего не слышал, кроме звонка.
Я очень старался услышать, папа…
– Какого звонка?
– Не знаю. Иногда он звонит очень громко и долго. Потом перестает. Потом, через некоторое время, снова долго звонит, а потом надолго замолкает.
– Молодец, Генри. Такие наблюдения – это то, что нам нужно, чтобы поскорее найти тебя.
– Да, папа.
– Мы скоро найдем тебя.
– Пожалуйста, папа!
Я смотрю на Хлою:
– Его нет на острове.
– Скорее всего, – отвечает она. – Он бы нас услышал.
Она берет меня за руку, мы вместе поднимаемся по лестнице и покидаем дом через мою комнату. Я рассказываю ей про звонок, который слышал Генри.
– Это уже кое-что, – замечает она.
Мы останавливаемся на галерее. Хлоя смотрит на дом, на темный остров, на море, усеянное огоньками катеров.
– Здесь красиво,- говорит она,- спокойно. Теперь я понимаю, почему тебе здесь так нравится.
Обнимаю мою любимую, она крепко ко мне прижимается, мы оба смотрим на море, где через каждые десять секунд вспыхивает маяк. Он приблизительно в миле от нас.
– Мне тоже здесь нравится, – говорит она.
Клаудиа сигналит нам с борта катера, и мы рука об руку спускаемся по ступеням галереи.
Когда мы отплываем, Клаудиа говорит:
– Похоже, Питер и Клейпул собираются провести ночь в гостинице.
– Вы можете устроить нам причал у Обеденного рифа или у Монти? – спрашиваю я ее. – Хочу быть поближе к «Ла Map», чтобы оказаться там поскорее, когда вся компания соберется.
– Попробую, – говорит Клаудиа, передает мне руль и звонит по телефону.
– Что ж, должна признать: она весьма полезна, – говорит Хлоя, наклоняясь ко мне. – Придется с ней подружиться.
– Или по крайней мере научиться терпеть ее, – улыбаюсь я.
– Ты не возражаешь, если я поговорю с Генри? – мысленно спрашивает она. – Ему, должно быть, так одиноко. Ведь он ещё так мал. Ничего не будет плохого, если малыш почувствует, что о нем беспокоится не только его отец.
– Ты знаешь, как маскировать свои мысли?
– Нет, но ты можешь меня научить.
– Постараюсь, – говорю я, размышляя, как бы получше это сделать. – В общем, это – как бы думать на других частотах. Ну, будто настраиваешь радиоприемник… Мы можем попробовать с тобой потом, когда приплывем и сможем сосредоточиться.
– Эй, ребята! – зовет Клаудиа. – Я устроила нам отличную стоянку.
Мы оборачиваемся к ней.
– Пирс номер шестнадцать, за городской стеной. Как раз под окнами мэра.
– Надеюсь, к мэру нам не придется обращаться!
Клаудиа настаивает на том, чтобы остаться с нами.
– Я хочу пойти с вами завтра,- говорит она.- И вам не придется ждать меня. Не беспокойтесь, я буду вести себя тихо и не стану мешать молодоженам.
Мы с Хлоей идем в каюту, разбираем постель, плотно закрываем дверь. Мы не слышим Клаудию, но не можем забыть о том, что в нескольких ярдах от нас спит человек. Мы ловим себя на том, что шепчемся.
– Ничего себе ночевка! – посмеивается Хлоя.
Но уже улегшись в постель, она становится серьезной:
– Я хочу поговорить с Генри.
– Конечно, – соглашаюсь я и пытаюсь замаскировать свои мысли к Хлое и определить разницу
между тем, как это происходит с ней и как – с Генри. – Хлоя, я это чувствую, но не могу объяснить словами.
– Подумай это.
– Сначала мне нужно убедиться, что с Генри все в порядке.
Я обращаюсь к своему сыну:
– Генри, Хлоя хочет научиться мысленно говорить с тобой и маскировать свои мысли. Ты не против?
– Нет, папа. Она славная.
– Мне тоже так кажется. Но если я научу ее разговаривать с тобой, она всегда сможет «услышать», как мы с тобой разговариваем. Ты не возражаешь?
– А ты, папа?
– Конечно нет.
– Тогда пускай. О папа! – говорит Генри. – Я опять слышу звонок. На этот раз он был немного раньше, чем всегда. А до звонка я слышал гудок.
– Какой гудок?
– Громкий. И еще какой-то шумный звук.
Шумный звук! Расшифровывать описания пятилетнего ребенка – это задача!
– Что за шумный звук?
– Не знаю. Такой громкий и дрожащий, как будто кто-то рычит…
– Какое-нибудь животное?
– Папа! – вдруг смеется Генри. – Как большая машина!
Я пытаюсь понять, что он имеет в виду, но не понимаю.
– Скажи мне, когда в следующий раз услышишь такой звук,- прошу я.
– Хорошо, папа.
