Властелин Колец - Хоббит, или Туда и обратно (пер. З. Бобырь)

Фили и Кили почти развеселились и, увидев на стенах золотые арфы с серебряными струнами, схватили их и попробовали играть; а так как арфы были волшебные (и, кстати сказать, нетронутые Драконом, мало интересовавшимся музыкой), то сохранили строй. Темный зал наполнился давно не раздававшимися здесь мелодиями. Но прочие Карлики были практичнее: они набивали себе карманы драгоценностями, а то, чего не могли унести, роняли со вздохом. Торин старался не меньше других; но он все время искал по сторонам что-то, чего не мог найти. Он искал Сердце-Камень, но не говорил об этом никому.

Потом Карлики сняли со стен кольчуги и оружие и вооружились. Торин выглядел воистину по-королевски, когда облекся в вызолоченную кольчугу с поясом, усыпанным алыми яхонтами, и взял в руки боевой топор с серебряными узорами на рукоятке.

— Бильбо Баггинс! — торжественно заявил он. — Вот первый взнос в счет вашей оплаты. Снимите куртку и наденьте вот это!

Говоря так, он помог Бильбо надеть кольчугу, выкованную некогда для какого-нибудь королевича-Эльфа. Она была стальная, посеребренная и украшенная жемчугом, а пояс к ней — усыпан жемчугами и алмазами. На голову Хоббиту надели легкий шлем из тисненой узорами кожи, укрепленной изнутри стальными дужками и усаженный по краю алмазами.

«Я чувствую себя великолепно, — подумал он, — но выгляжу, должно быть, глупо. Как посмеялись бы надо мною дома! Но мне хотелось бы только, чтобы здесь было зеркало».

Однако голова у Бильбо была яснее, чем у прочих, и чары сокровищ действовали на него меньше. Задолго до того, как они насытились созерцанием золота, ему оно надоело, и он уселся на полу и тревожно задумался о том, чем все это окончится. «Я бы отдал многие из этих драгоценных кубков, — подумал он, — за глоток чего-нибудь веселящего из деревянной чаши Беорна!»

— Торин! — окликнул он вслух. — А что дальше? Мы вооружились, но чего стоит любая броня против Смауга Смертоносного? Сокровище все еще не отнято у него. Мы искали не золото, а выход отсюда; и мы уже искушали наше счастье слишком долго.

— Вы правы, — ответил Торин, опомнившись. — Пойдемте! Я поведу вас. Я и за тысячу лет не забуду путей в этом дворце. — Он окликнул остальных, и они собрались вокруг него и, держа факелы над головой, прошли в большую дверь, — бросив при этом немало алчных взглядов на богатства, оставшиеся позади.

Свои блестящие кольчуги они снова прикрыли старыми плащами, а яркие шлемы — капюшонами, и пошли гуськом вслед за Торином, — ряд огоньков во мраке; и этот ряд часто останавливался, чтобы уловить шум возвращения Дракона.

Хотя все старые украшения давно уже истлели или обвалились, хотя все вокруг было обожжено и закопчено вползавшим и выползавшим Драконом, но Торин узнавал каждый ход и каждый поворот. Они поднимались по длинным лестницам, поворачивали и шли по широким, гулким коридорам, и снова сворачивали, и снова и снова поднимались по лестницам. Лестницы были широкие, с гладкими, ровными ступенями, и вокруг не было ни единого признака жизни, и лишь какие-то мрачные тени пугливо улетали при приближении их факелов, пламя которых колебалось на ветру.

Но все же лестницы были сделаны не для Хоббитовых ног, и Бильбо уже начинал чувствовать, что не может больше идти, как вдруг потолок над головой взлетел ввысь, далеко за пределы света факелов. Сквозь какое-то отверстие, высоко вверху, просачивались лучи дневного света, и воздух стал свежее. Впереди смутно обозначились большие двери, полуобгоревшие, криво свисавшие на своих петлях.

— Это большой зал Трора, — сказал Торин, — зал пиршеств и совещаний. Недалеко отсюда — Главный вход.

Они пересекли полуразрушенный зал. Столы в нем сгнили; кресла и скамьи были перевернуты, обуглены, покрыты плесенью. Кости и черепа валялись на полу среди кувшинов, кубков и разбитых рогов. Когда они, пройдя еще несколько дверей, достигли другого конца зала, им стал слышен шум воды, а тусклый свет сделался вдруг ярче.

— Это истоки Быстрой реки, — сказал Торин. — Отсюда она устремляется ко Входу. Пойдемте по ней!

Из темного отверстия в каменной стене выбегала бурлящей струей вода и устремлялась, крутясь, по узкому, прямому, глубокому руслу, прорезанному в камне руками древних мастеров. Вдоль русла шла вымощенная камнем дорога, достаточно широкая, чтобы по ней могли проехать несколько человек в ряд. Они быстро побежали по этой дороге, она описала широкую дугу, — и вот перед ними сверкнул яркий дневной свет: он лился в высокую арку, на которой еще виднелись остатки старинной резьбы, почерневшие и полустертые. Солнце сияло сквозь дымку между отрогами Горы, и его золотые лучи падали на каменную кладку порога.

Стая летучих мышей, разбуженная их дымящимися факелами, пронеслась у них над головой; кинувшись вперед, они поскользнулись на камнях, стертых и покрывшихся слизью, так как Дракон часто проползал здесь. Вода перед ними шумно ниспадала наружу и, пенясь, текла в долину. Они отшвырнули свои тусклые факелы и стояли, ошеломленно глядя. Они были у Главного входа и смотрели сверху на Дол.

— Ну, вот! — произнес Бильбо. — Никогда бы я не подумал, что буду смотреть ИЗ этих ворот. И никогда не подумал бы, что мне будет так приятно снова увидеть солнце и ощутить ветер на лице. Но — ох! — какой же этот ветер холодный!

Он был прав. Дул резкий восточный ветер, говоривший о близкой зиме. Он вихрился вокруг отрогов Горы и вздыхал среди утесов. После долгого пребывания в жарких недрах Драконовых пещер Карлики дрожали от холода.

Вдруг Бильбо почувствовал, что он не только устал, но и очень голоден. — Время, наверно, уже близко к полудню, — сказал он, — и мне кажется, что нам пора позавтракать, если есть чем. Но мне кажется также, что порог Смауговой двери — не самое лучшее место для трапезы. Пойдемте куда-нибудь, где можно будет посидеть спокойно.

— Правильно! — отозвался Балин. — И я, кажется, знаю, куда нам нужно идти: в ту старую каменную сторожку, у юго-западного склона Горы.

— А туда далеко? — спросил Хоббит.

— Я думаю, часов пять ходьбы. Идти будет трудно. Дорога от Ворот по левому берегу реки вся разрушена. Но посмотрите вниз! Река перед разрушенным городом сворачивает на восток. Там когда-то был мост, ведший к крутой лестнице на правый берег, и она вела к дороге в сторону Вороньего холма. Там есть — или была — тропинка, отходившая, от дороги и поднимавшаяся к сторожке. Этот подъем тоже трудный, даже если старые ступеньки уцелели.

— Батюшки мои! — проворчал Хоббит. — Опять идти и опять карабкаться, да еще без завтрака! Интересно, сколько завтраков, обедов и ужинов мы пропустили в этой гадкой черной норе, где и часов-то нет?

В сущности, с того момента, как Дракон уничтожил волшебную дверь, прошли только две ночи и один день между ними (и не совсем без еды), но Бильбо потерял счет времени, и ему казалось, что могла пройти и одна ночь, и целая неделя.

— Ну, ну! — возразил со смехом Торин; настроение у него улучшилось, и он бренчал драгоценностями у себя в карманах, — Не называйте мой дворец гадкой норой! Посмотрите, каким он станет, когда мы вычистим и снова украсим его!

— Этого не будет, пока Смауг жив, — мрачно произнес Бильбо. — И, кстати, где он сейчас? Я бы отдал хороший завтрак, чтобы узнать это. Надеюсь, он не на Горе и не смотрит на нас оттуда?

Эта мысль очень встревожила Карликов, и они решили, что Бильбо и Балин правы.

— Нам надо уйти отсюда, — сказал Дори, — я как будто ощущаю его взгляд у себя на затылке.

— Здесь холодно и неуютно, — добавил Бомбур. — Вода есть, но еды никакой не видно. Дракон, живя здесь, всегда будет голодным.

— Идемте! Идемте! — закричали остальные. — Пойдемте скорее по тропе, указанной Балином!

Итак, они побрели, спотыкаясь, среди камней по левому берегу реки, — на правом скалистая стена над водой была крутая и пустынная, и при виде этой пустынности даже Торин помрачнел снова. Мост, о котором говорил Балин, оказался давно рухнувшим, большинство его камней было теперь лишь валунами среди шумного и неглубокого потока; но они перешли реку вброд без особого труда и нашли древние ступени, круто поднимавшиеся на высокий берег. Поднявшись, они отыскали старую дорогу и вскоре пришли в глубокую лощину среди скал; здесь отдохнули немного и перекусили, чем могли, — у них были главным образом крам и вода (если вы хотите знать, что такое крам , то я могу сказать только, что не знаю рецепта; но он был похож на сухари, мог сохраняться бесконечно долго и был сытным, хотя и не очень вкусным, а жевать его можно было без конца. Люди Озера выделывали его для долгих путешествий).

Потом они двинулись снова; теперь дорога свернула на запад, прочь от реки, и большой, направленный к югу отрог все приближался. Наконец, они нашли тропу, ведшую на холм. Она шла круто вверх; они карабкались по ней медленно и уже к вечеру поднялись на вершину гребня, и увидели зимнее солнце, склоняющееся к западу.

Здесь они нашли площадку, открытую с трех сторон, но с севера защищенную скалистой стеной, в которой было отверстие вроде двери; и оттуда открывался широкий вид на восток, юг и запад.

— Вот, — сказал Балин. — Раньше здесь всегда стояла стража, а эта дверь ведет в камеру, высеченную в скале и служившую страже убежищем. Вокруг всей Горы есть несколько таких мест. Но в дни нашего процветания сторожить, казалось, не было нужно, и стражи сделались беспечными, — иначе мы были бы предупреждены задолго до появления Дракона, и все могло бы пойти по другому. Но мы сейчас можем укрыться здесь и отдохнуть, и можем видеть, оставаясь невидимыми.

— Мало пользы, если нас видели, когда мы поднимались сюда, — заметил Дори; он не спускал взгляда с вершины Горы и славно ожидал увидеть там Смауга, сидящего, как птица на ветке.

— Придется рискнуть, — возразил Торин. — Сегодня мы уже не сможем двинуться дальше.

— Да, да! — вскричал Бильбо и бросился наземь.

В каменной каморке хватило бы места на сотню, а за нею была каморка поменьше, лучше защищенная от холода снаружи. Она была пуста: даже дикие животные не пользовались ею во время владычества Смауга. Там Карлики сложили свою поклажу; и некоторые сразу же легли и уснули, но другие сидели у наружной двери и обсуждали дальнейшие планы. Во всех своих разговорах они постоянно возвращались к одному вопросу: где Смауг? Они смотрели на запад, и там не было ничего; смотрели на восток, и там не было ничего; и на юге признаков Дракона тоже не было, но там собирались большими стаями птицы. Карлики смотрели и спрашивали, что это значит; но не смогли понять этого и тогда, когда в небе появились первые холодные звезды.

Глава 14. ОГОНЬ И ВОДА

Если вы хотите вместе с Карликами узнать новости о Смауге, то вам нужно вернуться к тому вечеру, два дня назад, когда он разрушил дверь и умчался в гневе.

Люди в озерном городе Эсгароте сидели большею частью дома, так как восточный ветер был очень холодный; но некоторые гуляли по набережным и любовались звездами, проглядывавшими в спокойных водах Озера по мере того, как они расцветали в небе. От города Одинокая Гора была почти заслонена невысокими холмами на дальнем конце Озера, где между ними в Озеро вливалась Быстрая река, текущая с севера. В ясную погоду можно было увидеть лишь вершину Горы, но Люди на нее редко смотрели, так как она была страшной и зловещей даже в утреннем свете. Сейчас она исчезла, скрытая тьмой.

Но вдруг она сверкнула вдали: короткая вспышка озарила ее и погасла.

— Смотрите! — сказал один. — Там опять огни! Прошлой ночью дозорные видели, как они то появляются, то исчезают, и это продолжалось с полуночи до рассвета. Кажется, там что-то происходит.

— Может быть, Король Горы кует там золото, — сказал другой. — Давно уже он ушел на север. Пора бы песням начать осуществляться.

— Какой король? — спросил третий, человек мрачного вида, с угрюмым голосом. — Эти вспышки могут быть только разрушительным огнем Дракона, единственного Короля Горы, которого мы знаем.

— Ты всегда говоришь только о самом мрачном! — возразили другие. — То о наводнениях, то о ядовитой рыбе. Думай о чем-нибудь повеселее!

Тут во впадине между холмами появился внезапный, яркий свет, и северная часть озера сделалась золотой. — Король Горы! — вскричали они. — Его ручьи струятся золотом, его реки — золотые… Река превратилась в золото! — закричали они, и повсюду открывались окна, и со всех сторон стали сбегаться люди.

Всех снова охватило великое возбуждение и восторг. Но человек с угрюмым голосом кинулся со всех ног к Старшине. — Дракон приближается или я сошел с ума! — вскричал он. — Обрубайте мосты! К оружию! К оружию!

Потом раздались вдруг тревожные звуки труб, отдаваясь эхом от скал на берегу. Радостные крики умолкли, и веселье сменилось ужасом. Вот почему Дракон не застал их врасплох.

Очень скоро — ибо он летел быстро — они увидели его, как яркую искру, мчащуюся к ним и становящуюся все больше и ярче, и тут даже самый глупый из них понял, что предсказания песен могут и не исполниться. Но у них еще оставалось немного времени. Каждый сосуд в городе наполнили водой, каждый воин вооружился, каждая стрела и каждое копье были наготове, и мосты из города на сушу обрублены и уничтожены раньше, чем шум от страшного приближения Смауга сделался громким, а по озеру заходили огненно-красные волны, поднятые ветром его ужасных крыльев.

Среди криков, стонов и воплей Людей он появился перед ними, слетел к мостам и был жестоко разочарован! Мостов не было, а его враги находились на острове посреди глубокой воды, слишком глубокой, темной и холодной, чтобы ему понравиться. Если он нырнет в нее, то поднимет достаточно пара, чтобы покрыть всю местность туманом на несколько дней; но озеро сильней его огня и погасит его раньше, чем он успеет доплыть до города.

Он с ревом закружил над городом. Темные стрелы тучей взлетели кверху и застучали, ломаясь, по его чешуе и самоцветам, а их древка, загоревшись от его дыхания, с шипеньем падали в озеро. Невозможно представить себе фейерверк, равный зрелищу этой ночи. Звон тетив на луках и резкие звуки труб разъярили Дракона до крайности, так что он обезумел и ослеп от гнева. Вот уже множество лет никто не осмеливался сражаться с ним; никто не осмелился бы и сейчас, если бы человек с угрюмым голосом (его звали Бард) не подбадривал лучников и не требовал от Старшины, чтобы тот приказал им сражаться до последнего.

Из пасти у Дракона брызнуло пламя. Некоторое время он кружил высоко в воздухе, осветив все озеро; деревья по берегам засияли яркой медью, а у подножья их заметались густые, черные тени. Потом он низринулся прямо сквозь тучу стрел, ничего не видя от ярости, не заботясь о том, чтобы подставить врагам свою крепкую чешую, стремясь только сжечь весь их город.

Огонь заплясал по камышовым крышам и деревянным балкам, когда он кружил над ним снова и снова: они горели, хотя перед его появлением их пропитали водой. Снова сотни рук стали плескать воду везде, где вспыхивала хоть искра. И снова ринулся Дракон. Взмах его хвоста — и крыша Большого дома рухнула. Непобедимое пламя взвилось высоко во тьму. Еще один взмах, и еще один, — и вот снова дом за домом вспыхивает и рушится; но еще ни одна стрела не остановила Смауга, не помешала ему больше, чем помешала бы муха с болот.

Со всех сторон Люди уже прыгали в воду. Женщин и детей сажали в нагруженные лодки на рыночном пруду. Все бросали оружие. Плач и стоны раздавались там, где еще недавно пелись песни о Карликах и о будущих радостях. Теперь Люди проклинали их имена. Сам Старшина поспешил к своей большой раззолоченной лодке, надеясь уплыть от смятения и спастись самому. Скоро весь город будет покинут и сожжен до самой поверхности озера.

Именно этого и хотел Дракон. Пусть Люди все садятся в лодки, он позволит им это. А потом он сможет позабавиться, гоняясь за ними, или же они смогут оставаться на воде, пока не погибнут от голода. Пусть только они попробуют высадиться на сушу, а там он их встретит. Вскоре он подожжет все береговые леса, спалит все поля и луга. А сейчас он наслаждался, уничтожая город, как не наслаждался ничем уже много лет.

Но один отряд лучников еще держался среди горящих домов. Предводителем у них был Бард, человек мрачного вида и с мрачным голосом; друзья упрекали его за то, что он предсказывает наводнения и ядовитую рыбу, но они ценили его силу и отвагу. Он был отдаленным потомком Гириона, правившего в Доле, чьи жена и ребенок бежали когда-то от гибели по Быстрой реке. Сейчас он стрелял из большого тиссового лука, пока у него не осталась только одна стрела. Пожар уже близился к нему. Товарищи его покидали. Он натянул тетиву в последний раз.

Вдруг из темноты выпорхнуло что-то и село к нему на плечо. Он вздрогнул, — но это был лишь старый дрозд. Смело сев у его уха, птица поведала ему новости. И он с изумлением нашел, что понимает ее язык, так как ведет свой род от людей в Доле.

— Жди! Жди! — говорил дрозд. — Луна восходит. Всмотрись в его грудь у левой подмышки, когда он будет кружить над тобой. — И Бард изумленно слушал, а он рассказывал ему все то, что произошло на Горе и что он там слышал.

Тогда Бард оттянул тетиву до самого уха. Дракон возвращался и летел низко, и тут над восточным берегом взошла луна и посеребрила его огромные крылья.

— Стрела! — произнес лучник. — Черная стрела! Я хранил тебя до последней минуты. Ты никогда мне не изменяла, а я всегда находил тебя. Я получил тебя от отца, а он — от своих предков. Если ты действительно рождена в кузницах подлинного Короля Горы, то теперь лети и вонзись метко!

Дракон закружил снова, еще ниже прежнего; и когда он поворачивал и нырял в воздухе, то его брюхо сверкало в лунном свете искрами самоцветов, — все, кроме одного места. Прозвенела тетива огромного лука. Черная стрела сорвалась с нее и полетела прямо в грудь Дракона, к тому месту, где широко оттопыривалась левая передняя лапа. Тут стрела вошла целиком, от острия до оперения, — так могуч был ее полет. С воплем, от которого люди глохли, деревья валились, а камни раскалывались, Смауг вскинулся в воздухе, перевернулся и рухнул с высоты…

И прямо на город. В последних судорогах он превратил его в искры и щепы. Озеро с ревом ворвалось внутрь. Огромные клубы пара взвились кверху, белея во внезапном мраке под луной. Раздалось шипение, возник шумный водоворот, потом все утихло. И это было концом для Смауга и для Эсгарота, но для Барда — только началом.

Луна поднималась все выше, ветер крепчал и холодел. Он свивал белый туман в зыбкие столбы и бегущие облака и гнал их на запад, чтобы развеять в клочья над болотами и над Чернолесом. Тогда стало видно множество лодок, как черные точки на поверхности озера, и по ветру понеслись голоса жителей Эсгарота, оплакивавших свой погибший город, утерянные богатства и разрушенные дома. Но у них было немало причин и для того, чтобы благодарить судьбу, хотя они едва ли могли думать об этом в такую минуту; спаслось не менее трех четвертей жителей города; их леса, поля и пастбища, их скот и большинство лодок уцелели, а Дракон — убит. Что это значило, они еще не понимали.

Они собрались унылой толпой на западном берегу, дрожа от холодного ветра; и они роптали прежде всего на Старшину, покинувшего Город слишком скоро, когда многие еще хотели защищать его.

— У него, может быть, хорошая голова для дел, особенно для своих личных, — говорили некоторые, — но когда случается что-нибудь важное, он не годится. — И они восхваляли отвагу Барда и его последний мощный выстрел. — Если бы он был жив, — говорили они, — мы бы сделали его королем. Бард из рода Гириона, Драконоубийца! Увы! он погиб…

Но тут, прямо среди таких речей из темноты вышел некто, высокого роста. Он промок насквозь, мокрые волосы падали ему на лицо и на плечи, а в глазах был яростный блеск.

— Бард не погиб! — вскричал он. — Он нырнул в озеро, когда враг был убит! Убийца Дракона, Бард из рода Гириона, — это я!

— Король Бард! Король Бард! — зашумели они; но Старшина заскрежетал зубами, хотя до сих пор мог только стучать ими.

— Гирион был повелителем Дола, а не королем Эсгарота, — возразил он. — В своем Озерном городе мы всегда выбирали старшин из числа старых и мудрых, но не терпели владычества воинов. Пусть «король Бард» вернется в свое королевство: Дол освобожден, благодаря его отваге, и ничто не помешает ему вернуться. И пусть с ним уйдет всякий, кто захочет предпочесть холодные камни в тени Горы зеленым берегам Озера. Мудрые останутся здесь, в надежде восстановить Город и со временем снова наслаждаться миром и богатством.

— Нашим королем будет Бард! — закричали в ответ ближайшие. — Довольно уже с нас стариков и скопидомов! — И те, — что были подальше, подхватили: — Да здравствует Стрелок, долой Толстосума! — И берега Озера отозвались эхом.

— Я отнюдь не намерен недооценивать Барда Лучника, — осторожно произнес Старшина (так как Бард стоял теперь рядом с ним). — Нынче ночью он снискал себе почетное место в списке благодетелей нашего города, и он достоин бессмертных песен. —Но почему, о мой народ, — и тут Старшина встал, и его голос зазвучал громко и ясно, — почему вы во всем упрекаете только меня? За какую провинность вы решили низложить меня? Кто разбудил спящего Дракона, спрошу я вас? Кто получил от нас богатые дары и щедрую помощь и заставил нас поверить, что старые песни могут осуществиться? Кто играл нашими мягкими сердцами и радостными мечтаниями? Какое золото они прислали вниз по реке, нам в награду? Огненного Дракона и гибель! От кого мы должны требовать возмещения причиненного нам вреда, от кого — помощи нашим вдовам и сиротам?

Как вы видите, Старшина получил свой сан недаром. Результатом его речей было то, что люди на время отбросили мысль о новом короле, и их гнев обратился против Торина и его спутников. Со всех сторон раздавались гневные и горькие слова; и те, которые громче всех пели старые песни, теперь столь же громко кричали, что Карлики натравили на них Дракона — намеренно!

— Глупцы! — произнес Бард. — Зачем тратить слова и гнев на этих несчастных? Несомненно, они погибли в огне еще до того, как Смауг прилетел к нам. — И не успел он договорить, как в сердце у него возникла мысль о сказочных сокровищах Горы, оставшихся без хранителя или защитника, и он вдруг умолк. Он подумал о словах Старшины, о Доле, восстановленном и полном золотых колоколов, если только он сможет найти людей.

Наконец, он заговорил снова: — Сейчас не время для гневных слов, Старшина, или для планов больших перемен. Нам предстоит работать. Я еще служу вам, — хотя позже я могу вспомнить о ваших словах и уйти на север с теми, кто хочет за мною последовать.

И он ушел, чтобы помогать в устройстве стоянок и в уходе за больными и ранеными. Но Старшина нахмурился тому вслед и не двинулся с места. Он думал много, но говорил мало, если не считать громких окликов людям, которым он приказал принести ему огня и пищи.

Но куда бы Бард теперь ни пошел, всюду он слышал толки о сокровище, оставшемся без охраны. Люди говорили о богатом вознаграждении, которое они должны получить, о несметных богатствах, на которые они будут покупать дорогие товары на юге, и подобные мысли очень радовали их сейчас. Это было кстати, ибо ночь была холодная и трудная. Шатры можно было устроить лишь для немногих (в том числе для Старшины), а пищи было мало (даже для Старшины). Многие в эту ночь заболели от холода и сырости и горя, и многие позже умерли, даже из тех, что спаслись невредимыми, — и в последующие дни их терзали болезни и голод.

Тем временем Бард взял на себя руководство и стал приказывать, как хотел, хотя всегда от имени Старшины; и ему выпала трудная задача управлять людьми и руководить работами по устройству укрытий и охраны. Вероятно, большая часть спасшихся погибла бы за зиму, — а она уже спешила вслед за осенью, — если бы не помощь.. А помощь пришла быстро, так как Бард тотчас же отправил спешных гонцов в лес, дабы попросить ее у короля Лесных Эльфов, и гонцы встретили Эльфов уже в пути, хотя прошел всего лишь третий день после гибели Смауга.

Король Эльфов получил новости от своих вестников и от птиц, любивших его народ, и уже знал многое из случившегося. Действительно, велико было волнение среди всех крылатых, живших у пределов Драконовой пустыни. Воздух был полон вьющихся стай, и быстрокрылые гонцы мелькали в небе по всем направлениям. Над пределами Леса стояли свист, писк и щебетанье. Далеко за Чернолесом разнеслось известие: «Смауг убит!» Шелестели листья, настораживались уши. Еще до того, как король Эльфов выступил в поход, известие полетело на запад, прямо в сосновые леса Туманных гор; услышал его в своем деревянном доме Беорн, а в горных пещерах собирались и совещались Орки.

— Боюсь, что мы слышали о Торине Дубовом Щите в последний раз, — сказал король. — Уж лучше бы он оставался моим гостем! Но все же эта весть — злой ветер, и он не принесет добра никому, — добавил он, ибо тоже не забыл легенды о сокровищах Трора. Таким образом гонцы Барда встретили его, когда он шел во главе множества лучников и копейщиков; а над ними собрались большими стаями вороны, думая, что снова готовится война, какой в этих краях давно уже не было.

Но король, узнав о просьбе Барда, ощутил жалость, ибо правил добрым и сострадательным народом; и, изменив свой путь, ведший сначала прямо к Горе, он поспешил вниз по реке к Длинному озеру. У него не было ни плотов, ни лодок для всего войска, и оно было вынуждено идти пешком, но зато он послал по воде много всяких припасов. Эльфы легконоги; и хотя в эти дни они не очень привыкли к долгим переходам, а местность между Лесом и Озером была болотистая, но они шли быстро. Уже на пятый день после гибели Дракона они подошли к Озеру и увидели развалины города. Их встретили, конечно, с радостью, и все, начиная со Старшины, готовы были заплатить им в будущем за помощь чем угодно.

Все строилось быстро. Старшина остался на Озере вместе с женщинами и детьми, со стариками и больными; и с ним остались некоторые ремесленники и многие искусные Эльфы; и они стали рубить деревья и собирать бревна, высланные из Леса. Потом они стали сооружать на берегу множество хижин в защиту от надвигавшейся зимы; также, под руководством Старшины, они стали составлять планы нового города, еще больше и красивее прежнего, но на другом месте. Они переселились на север, подальше от воды, ибо с тех пор стали бояться озера, где лежал Дракон. Он никогда больше не вернется на свое золотое ложе; холодный, как камень, лежит он скорчившись на отмели дна. Долго-долго можно было в тихую погоду видеть там его огромные кости посреди разрушенных свай старого города. Но немногие отваживались проплыть над этим проклятым местом, и никто не смел нырять в трепещущие воды и подбирать самоцветы, осыпающиеся с его гниющего трупа.

Но все воины, еще могущие владеть оружием, и большая часть свиты короля Эльфов приготовились идти на север, к Горе. Таким образом на одиннадцатый день от гибели Дракона первые ряды их армии прошли сквозь каменные ворота в конце озера и вступили в пустыню.

Глава 15. ТУЧИ СОБИРАЮТСЯ

Вернемся теперь к Бильбо и Карликам.

Всю ночь кто-нибудь из них стоял на страже, но когда настало утро, то они не увидели и не услышали никаких признаков опасности. Только птицы, прилетая с юга, собирались все более густыми стаями; а вороны, еще жившие вокруг Горы, неустанно кружили и каркали в небе.

— Что-то происходит, — сказал Торин. — Время осенних перелетов прошло, и эти птицы — такие, что живут здесь постоянно. Я вижу синиц и зябликов, а вдали — много хищных птиц, словно там идет большая битва!

Вдруг Бильбо показал рукой.

— Вот опять этот дрозд! — вскричал он. — Ему, как видно, удалось спастись, когда Смауг разрушил склон горы; но улиткам — едва ли.

Да, это был старый дрозд; когда Бильбо указал на него, он подлетел и опустился на камень поблизости. Потом он затрепетал крыльями и запел; стал наклонять голову то вправо, то влево, словно прислушиваясь; снова запел и снова прислушался.

— Кажется, он хочет сообщить нам что-то, — сказал Балин, — но я не понимаю речи этих птиц, она очень быстрая и сложная. Вы разбираетесь в ней, Бильбо?

— Не очень, — ответил Хоббит (в сущности, он в ней совсем не разбирался), — но старик, кажется, сильно встревожен.

— Лучше бы это был ворон, — заметил Балин.

— Я думал — вы их не любите! Вы как будто очень пугались их, когда мы проходили здесь в первый раз.

— То были ворОны! Да еще гадкие, грубые и какие-то подозрительные. Послушали бы вы, как они ругали нас тогда! Но вороны — это дело другое. Раньше они были в большой дружбе с народом Трора; и часто приносили нам тайные вести и получали за это блестящие вещички, которые они любят прятать у себя в гнездах.

«Они живут помногу лет, и память у них хорошая, и они передают свои знания детенышам. Я знавал в детстве многих воронов в этих скалах. Вот этот холм раньше назывался Вороньим, так как здесь, над сторожкой, жила одна мудрая и славная чета их, старый Карк с женой. Но едва ли кто-нибудь из этого древнего рода уцелел и поныне…»

Не успел он договорить, как старый дрозд издал громкую трель и умчался.

— Мы, может быть, и не понимаем его, но он-то нас понимает, я уверен, — заметил Балин. — Будьте внимательны теперь, и посмотрим, что будет.

Вскоре послышался шум крыльев, и дрозд вернулся, а с ним прилетела еще одна птица, старая и дряхлая. Она плохо видела, плохо летала и начала уже лысеть. Это был огромный старый ворон. Он неуклюже опустился на землю, неспешно захлопал крыльями и поскакал к Торину.

— О Торин, сын Траина, и Балин, сын Фундина! — закаркал он, и Бильбо смог понять его речь, ибо он говорил на обычном языке, а не на птичьем. — Я Роак, сын Карка, уже умершего, которого вы когда-то хорошо знали. Минуло уже сто лет, и три года, и пятьдесят лет с тех пор, как я вышел из яйца, но я не забываю того, что отец говорил мне. Сейчас я — глава больших воронов на Горе. Нас немного, но мы еще помним древнего короля. Большинство моего племени разлетелось, ибо с юга приходят великие вести, — одни из них будут для вас радостью, о других вы подумаете, что они не совсем хороши.

«Смотрите! Птицы снова слетаются к Горе и к Долу с юга, с востока и с запада, ибо пришла весть, что Смауг убит!»