И от него требуется так и только так о себе думать. За Церковью не оставляется и не признается право творческой инициативы даже в духовных делах. Именно на инициативу более всего притязает государство, на исключительное право инициативы, не только на надзор. "Полицейское" мировоззрение развивается исторически из духа Реформации, когда тускнеет и выветривается мистическое чувство церковности, когда в Церкви привыкают видеть только эмпирическое учреждение, в котором организуется религиозная жизнь народа. С такой точки зрения и церковность подпадает и подлежит государственной централизации. И
      "князю земскому" усваивается и приписывается вся полнота прав и полномочий в религиозных делах его страны и народа… Такая новая система церковно-государственных отношений вводится и торжественно провозглашается в России при Петре в "Духовном Регламенте"… Но для Петровской эпохи вообще характерно, что под образом законов публикуются идеологические программы. "Регламент" есть, в сущности, политический памфлет. В нем обличений и критики больше, чем прямых и положительных постановлений. Это больше чем закон. Это манифест и декларация новой жизни. И само доказательство превращается в своеобразное средство приневоливания и принуждения. Не позволяется возражать против внушительных указанных "понеже". Правительство спешит все обдумать и рассудить наперед, и собственное рассуждение обывателя оказывается тогда ненужным и лишним. Оно может означать только некое неблагонадежное недоверие к власти. И составитель
      "Регламента" поторопился все рассудить и обосновать наперед, чтобы не трудились рассуждать другие, чтобы не вздумали рассудить иначе…
      Петровский законодатель вообще слишком любил писать желчью и ядом
      ("и кажется, писаны кнутом", отзывается Пушкин о Петровских указах)"
      (Прот. Г. Флоровский. Пути русского богословия. Вильнюс.1991.)
      И замечательно еще пишет Феофан, составитель "Регламента", изъясняя доводы о государственной безопасности: "А когда еще видит народ, что соборное сие правительство монаршим указом и сенатским приговором установлено есть, то и паче пребудет в кротости своей, и весьма отложит надежду иметь помощь к бунтам своим от чина духовного". И еще шедевр на все российские времена от того же
      Феофана: "Государь, власть высочайшая, есть надсмотритель совершенный, крайний, верховный и вседействительный, то есть имущий силу и повеления, и крайнего суда, и наказания, над всеми себе подданными чинами и властьми, как мирскими, так и духовными. И понеже и над духовным чином государское надсмотрительство от Бога установлено есть, того ради всяк законный государь в Государстве своем есть воистину Епископ Епископов"… Ух!
      Я взял такой большой отрывок, потому что в нем как в зеркале отражается весь XX и начало XXI века России. К вышесказанному можно добавить, что в первое десятилетие XVIII века армия увеличилась с 40 до 100 тысяч человек, расходы повысились на 40 миллионов, заняв в общей сумме государственных расходов 65%. На 1710 ожидался полумиллионный дефицит. А что касается "людишек", то, подворная перепись в том же году, показала огромную убыль населения. Поистине
      – "Избавьте меня от жизни в период больших реформ!" – говорил Конфуций.
      По выражению Юрия Крижанича, правительство в России "то круто сверх всякой меры, то вконец распущено". Вот и здесь, парадокс действия этих законов "написанных кнутом", в беспорядочной толпе преемников послепетровского периода. Западник и большой патриот князь Д.М Голицын, говорил, что отечество тяготили два политических недуга это – власть, действующая вне закона и фавор, владеющий слабой, но произвольной властью.
      Архиепископ Илларион Троицкий, в речи произнесенной на Соборе 23 октября 1917 года, сказал: "Орел Петровского, на западный образец устроенного, самодержавия выклевал это русское православное сердце.
      Святотатственная рука нечестивого Петра свела первосвятителя
      Российского с его векового места в Успенском соборе. Поместный собор
      Церкви Российской от Бога данной ему властью поставил снова
      Московского Патриарха на его законное неотъемлемое место".
      Мы знаем, что было потом…
      Во всех этих зигзагах Российской истории что-то можно, но и что-то, действительно, "нельзя понять умом". Не имея ли в виду печальный опыт Петра, известный русофил Константин Леонтьев, приняв монашество, писал в Оптиной пустыне, что "нам, русским, надо совершенно сорваться с европейских рельсов и, выбрав совсем новый путь, стать, наконец, во главе умственной и социальной жизни всечеловечества". (Леонтьев К. Записки отшельника. М.., 1992.)
      Впрочем, до него были идеалисты и на иной манер. Для Градовского
      "Народ в истории" – "живая сила, нравственная личность, которой интересы, убеждения и стремления руководят политикою государств".
      Подойдя, однако, с этим взглядом к изучению истории провинции, он не нашел там "народа" в смысле активной силы, ни "коренных условий нормального общежития" Как нам знакомо! Не будем освещать этот опыт печальным скептицизмом Чаадаева, но заметим, что в русской истории были и обнадеживающие минуты.
      Вот, натыкаемся в манифесте Екатерины II на признание:
      "Самовластие, не обузданное добрыми и человеколюбивыми качествами в государе, владеющем самодержавно, есть такое зло, которое многим пагубным следствиям непосредственно бывает причиною". Знаменательно и то, что Екатерина II в своем знаменитом "Наказе", в котором стремилась создать основу законодательного уложения государства, использовала нашумевшую в то время книгу Монтескье "Дух законов", которая позже легла в основу Конституции Соединенных Штатов, и
      Декларации независимости, написанную Томасом Джефферсоном. Да, были в России пробуждения, похожие на грезы наяву. О судьбе "Наказа" с печалью пишет Ключевский, что смысл изложенных законов должен был принять форму всеобщего просвещения в доходчивой книге "Эта книга должна быть так распространена, чтобы ее можно было купить за малую цену, как букварь, и надлежит предписывать учить грамоте в школах по такой книге вперемежку с церковными. Но такой книги в России не было; для ее составления написан и самый "Наказ". Таким образом, акт, высочайше подписанный, извещал русских граждан, что они лишены основных благ гражданского общежития, что законы ими управляющие, не согласны с разумом и правдой, что господствующий класс вреден государству и что правительство не исполняло своих существенных обязанностей перед народом". ( В.О.Ключевский. О русской истории. М.
      1993). Ни больше, ни меньше! – Спасибо матушке Екатерине за высочайшую правду. Но надо сказать, что, несмотря на успешные войны, финансового процветания это царствование достигало только в мирные периоды.
      Посвятить эту статью эпизодам Русской истории, меня побудила работа Михаила Капустина "Культура и власть". Он пишет о душе народа. А народ – это и есть главный носитель истории, потому что история – есть судьба каждого народа. Как некое свершившееся действо, она обладает имманентной правдой, а вся остальная "правда"
      – неправда. В жизни народа важнейшими являются два компонента – его физическое существование и духовное существование. Духовное имеет более точное техническое определение – это информация, информационное поле государства. Чем более ущемляется активность народа, тем меньше генерируется информации – главного показателя культуры, благополучия и духовности нации. В России "ущемление" достигало особых высот.
      Несправедливо было бы упрекать за развитие событий в России монархию после реформ Александра II, но, увы, они не сумели извлечь народ из прошлого, сделать его просвещенным и цивилизованным, приблизить к культурным, равно привилегированным слоям общества.
      ВНЕСТИ В ОБЩЕСТВО РЕАЛЬНУЮ СПРАВЕДЛИВОСТЬ. Все делалось наполовину, сохраняя в характере народа дремучую силу озлобления, невежества и недоверия, обучая его настолько, чтобы в революционные бури, легко на его букварную грамоту ложились пылающие призывы листовок и прокламаций, для литературного обогащения его ненавистью к исконной несправедливости быта. Поэтому-то Россия и сыграла, как пишет
      Капустин "среди великих народов мира… роль ЖЕРТВЫ". Устойчивое общество – гражданское, информированное общество, общество от мала до велика обладающее элементами национальной культуры. Куда бы мы ни заглядывали, – в сторону Азии или в сторону
      Европы, мы вынуждены признать, что и там и там живут народы с высокой и древней национальной культурой. Что у индийцев, китайцев, японцев, арабов, древние традиции не только обычаев, но и образования. Говоря о "душе", о "специфике", об "особенностях русского характера", мы не хотим замечать, что на протяжении веков правящие, привилегированные классы вытесняли простой народ, т.е. подавляющую массу общества, за пределы национальной культуры. Тупое высокомерие властвующих, привилегии и роскошь оставляло себе, а для народа находило разнообразные формы нищеты и бесправия. Указы Бориса
      Годунова, закрепощающие наемных крестьян, законы Петра о тягловых повинностях, специальные указы, ставящие заслон для образования простых людей. Разноцветно окрашенная система человеческого унижения, которое только императрица Екатерина II открыто назвала
      рабством. И все то же, – от Сталина до сегодняшнего дня.
      Юрий Нагибин, потрясенный расстрелом парламента в сентябре 1993 года, писал: "Народ состоит из людей, он также ответственен, как и отдельный человек… Самая большая вина русского народа в том, что он всегда безвинен в собственных глазах. Мы ни в чем не раскаиваемся, нам гуманитарную помощь подавай…
      Может пора перестать валять дурака, что русский народ был и остался игралищем лежащих вне его сил, мол, инородцы, пришельцы делали русскую историю… Удобная хитрая, подлая ложь. Все в России делалось русскими руками, с русского согласия, сами и хлеб сеяли, сами и веревки намыливали. Ни Ленин, ни Сталин не были нашим роком, если б мы этого не хотели. Тем паче бессильны были бы наши пигмеи властолюбцы, а ведь они сумели пустить Москве кровь…
      Что с тобою твориться мой народ! Ты так и не захотел взять свободу, взять толкающиеся тебе в руки права… Ты цепляешься за свое рабство и не хочешь правды о себе, ты чужд раскаяния и не ждешь раскаяния от той нежити, которая корежила, унижала, топтала тебя 70 лет. Да что там, в массе своей – исключения не в счет – ты мечтаешь опять подползти под грязное, кишащее насекомыми, но такое надежное, избавляющее от всех надежд и забот, выбора и решений брюхо…Что же будет с Россией?" (Нагибин Ю.Тьма в конце тоннеля. М.: Пик, 1994.)
      Почему так пугливо-послушен народ? Да потому, что всю нашу историю его давила физически превосходящая масса насилия… кроме
      Октября 17, когда сковырнули и поставили к стенке грамотные сословия, и гражданской войны, когда пришлось доразобраться самим с собой…Но словно головы Лернейской гидры, в точности на положенных для России местах, выросли параллели и вертикали власти, с еще более ухватистым легионом чиновников. Вспомним из законов естественных наук, что устойчивые системы поддерживаются равными силами. Оставим дореволюционное прошлое, посмотрим, что значило общество для власти в ССР? – На вооружение страна советов тратила 88 копеек с рубля,
      (против Петровских 65) значит, в уравнении бюджета, семейные хозяйства, или интересы народа, не представляли никакой экономической роли. А денежные средства – одна из материализованных форм информации. В этой своей форме они имеют огромное значение в поддержании социального баланса. Или, например, если мы переведем в гигабайты объем политической власти ЦК КПСС и всего остального населения СССР? -Гигабайты с одной, с другой стороны – безмолвие. -
      Мы видели, как Сталин двигал подобно пешкам не угодившими ему народами.
      А что происходит сегодня? До 90% национальных богатств находится в руках 2-3 %, населения, которое и составляет финансовую элиту и властную вертикаль России. Зачем им нужен весь остальной народ, не интересный ни с точки зрения политической силы, ни с точки зрения экономического партнерства? Импорт продовольственной продукции давно перешагнул черту, за которой он становится угрозой национальной безопасности, но государство, с гордостью рапортуя о золотовалютных запасах, не вкладывает ни копейки в создание современного сельского хозяйства. Технологии сферы обслуживания населения, отстав от своего времени на пятьдесят лет, стремительно продолжают наращивать отставание. Превращаются в металлолом предприятия созданные средствами, когда-то с кровью генсеков оторванные от "оборонки", для удовлетворения нужд собственного народа. После приватизации народ не является носителем экономических средств для удовлетворения нужд семейных хозяйств и развития экономики в собственных интересах.
      Народ – безликая масса, партнер для власти лишь в одной политической игре – игре в демократию, чтобы та могла произвести благоприятное впечатление на международных партнеров. Страна, построенная руками этого народа и по праву принадлежащая ему как главному акционеру, с недрами и предприятиями, не исключая оборонных, сделалась источником разорения населения. Национальное достояние продается обществу бюрократией всех мастей, как их личная собственность.
      И снова нас ждут реформы "непопулярно-разумные", учитывающие исключительно интересы государственной власти. Уже предполагается отправлять наших мальчишек со школьной скамьи в рекруты, чтобы, не дай бог, не миновал их опыт государственного кнута, который как тавро оставляет в душах сознание зависимости и бесправия. И уже покушаются на последние угольки жизни наших стариков, и без того до времени сгорающий в топке государственных потребностей. Пусть пока живы, наполняют пенсионный фонд, власть найдет брешь в своих фантазиях, в которую спустят уцелевшие деньги. "Льготы отобрать, вернуть деньгами". Отобрать-то отберут, а вот…
      И отвечу обреченному выводу Юрию Нагибина, и поэтическим грезам
      Михаила Капустина, словами протоиерея Флоровского:
      "В русском переживании истории всегда преувеличивается значение безличных, даже бессознательных, каких-то стихийных сил
      "органических процессов", "власть земли", точно история совершается скорее в страдательном залоге, более случается, чем твориться.
      "Историзм" не ограждается от "пиетизма", потому что и сам историзм остается созерцательным. Выпадает категория ответственности… В истории русской мысли с особенной резкостью сказывается эта безответственность народного духа. И в ней завязка русской трагедии культуры… Это христианская трагедия, не эллинская, античная. Трагедия вольного греха, трагедия ослепшей свободы, не трагедия слепого рока или первобытной тьмы. Это трагедия двоящейся любви, трагедия мистической неверности и непостоянства.
      Это трагедия духовного рабства и одержимости… Поэтому разряжается она в страшном и неистовом приступе красного безумства, богоборчества, богоотступничества и отпадения… Поэтому и вырваться из этого преисподняго смерча страстей можно только в покаянном бдении, в возвращении, собирании и трезвении души…"
      Но упустили мы бдение и покаяние, упустили трезвение души, и сегодня главной нотой в национальных чертах является бессилие, отсутствие видимых возможностей изменить свою судьбу к лучшему, не говоря уж о грезах Константина Леонтьева, "стать во главе умственной и социальной жизни всечеловечества".
 
      Глобальные события, которые входят в сознание и опыт каждого человека, возвращают нас к глубоко личному – нашей вере и ощущению нашего места в мироздании. Внешнее – для экстравертов, чтобы они задумались об уроках, которые не умеют извлечь из собственной жизни. Если вернуться к теории Йорика, что мир – это поле нашего сознания и ничего более, то события внешнего мира – это школа, обучающая каждого человека в его стремлении сделать выбор между добром и злом. Я задумываюсь над теми периодами истории, когда
      Господь не в силах терпеть человеческую глупость и страдание, приходил на землю, чтобы научить нас правильно жить и видеть
      Истину.
      Великие исторические кризисы всегда порождали периоды очищения.
      Самое древнее письменное свидетельство – Махабхарата – (Путь
      Бхаратов). Это история царского рода, чьи внутренние отношения повлияли на ход истории. Предание гласит, что обремененная многочисленностью человеческого рода земля обратилась к Брахме с мольбой облегчить бремя ее ноши. Эзотерический смысл обращения – вмешаться в процесс морального разложения. Избыточная деторождаемость для того времени – символ сексуальной невоздержанности, падения нравов. Земля, в сущности, требовала восстановления Дхармы, Закона справедливости. Брахма внял просьбе и для осуществления его воли на земле, в образе людей, стали воплощаться демоны и боги.
      Священные тексты имеют многослойную смысловую ткань. Воплощение богов и демонов символизирует неумолимость событий истории, но не только; человек должен осознавать свое неземное происхождение, понимать, что его божественная или дьявольская сущность определяется его выбором, его поступками, плодами его деятельности.
      Пандавы – божественные воплощения. Старший брат – царь Ютхиштхира – сын бога справедливости – Дхармы. Арджуна – главный защитник пандавов – сын Индры, – вечный спутник Нараяны, Господа Кришны, -
      Нара. Миссия Аватара, или божественной сущности на земле, заключается в восстановлении Закона и Справедливости. И это делается, прежде всего, для человека, земля – всего лишь средство, потому что человек не только подобен богам, он может быть выше их, его сознание способно открыть для себя тайны мироздания и силой йоги достичь абсолютного слияния с Истиной. Низменное начало, воплощенное в разрушителей добродетели и закона – старшем сыне Кауравов
      Дурьодхане, рожденном вместе с сотней своих братьев из одного плода, зачатого от злого начала. Они воплощение асуров – демонов тьмы.
      Божественная песнь – Бхагават Гита – которую поведал Кришна
      Арджуне, перед великой битвой на поле Курукшетра, раскрывает смысл происходящих событий так, как их должны осознавать люди, чтобы приобщиться к Истине, раскрыть свою сущность, понять, что они любимые дети вселенной, а не ее пасынки.
      Махабхарата как бы является увертюрой, первоначальным гимном к эзотерическому знанию. Последующие вероучения, несут следы собственных культур и эпох и легко входят в религиозную и смысловую суть великой Упанишады древней Индии.
      Но страдание человека пронизывает историческую память каждой эпохи и современно ей. Страдание ищет новые слова утешения, и к человечеству приходят великие утешители, каждый со своим языком понятным для своих современников. Господь Будда – не входит в историю как ключевая фигура кризисных обстоятельств, призванная поставить точку в принадлежащей ему эпохе. Будда – это всемирное и внеисторическое милосердие, это спасение для каждого страждущего, имеющего волю к преодолению страдания.
      Для европейской цивилизации воплощение любви и милосердия,
      Великий Утешитель страждущих сердец – Иисус Христос. Он пришел к еврейскому народу в кровавый период истории, период унижения и рабства, когда измученные человеческие души более всего нуждались в поддержке и утешении. Иосиф Флавий описывает Иудею того периода.
      Национальная гордость людей страдала от тирании римского владычества. Царило насилие и несправедливость. Люди храбрые сердцем поднимались на поработителей и жестоко наказывались за это. Никто не видел выхода из положения. Простому человеку не было спасения ни от пришельцев, ни от тех, кто продавшись им, разорял поборами собственных сограждан. Метафизическое противостояние добра и зла как бы спускается на землю Израиля и достигает своего максимального звучания. Человеку не дано справиться, он раздавлен и дезориентирован, он не в силах восстановить свою духовную сущность, которая бы прорезала светом тьму и принесла утешение. И здесь является Христос. Слова Учителя в Нагорной проповеди просты и доходчивы. Вы не изгои, вы дети Божьи, каждый волос на голове вашей сосчитан. Очнитесь, покиньте бездну отчаяния и уныния, ибо близко
      Царство Небесное! Он учит тому, что беда человека приходит не от притеснителей, а от его самого, оттого, что человек забыл Бога, забыл Его заповеди, что он ушел от путей праведных и пустился во все тяжкие. Поучая этому, Христос не делает различия между иудеем и римлянином, между рыбаком и мытарем, он помогает самаритянке так же, как и соотечественнику. Он порицает богатых не за их богатство, а за неправедность, за то, что они плодят несправедливость и беззаконие, ставя людей в условие нищеты и зависимости, закрывая для них путь к духовной жизни. Он предлагает богатому молодому человеку путь к спасению, и когда тот не может отказаться от роскоши, печально говорит: "Скорее верблюд пройдет через игольное ушко, чем богатый попадет в царство небесное". Путь к счастью открыт для всех, увы… "много званных, но мало избранных". Как ни печально, эта истина сохраняется для каждого периода времени и, кажется, становится особенно актуальной для нас. Уроки истории и простые истины человеческой жизни не остаются в том времени, в котором Учителя человечества приходили к своим современникам, они стучаться в сознание каждого человека каждое мгновенье его жизни от начала цивилизации и до сего дня.
      Все, о чем говорилось на страницах "Опыта" и все, о чем еще будет говориться, также обращено к вечным истинам. Наш ум и чувство не могут взвесить происходящее пользуясь этими духовными мерами, но я уверен в нравственной природе мироздания и в том что этой нравственностью измеряется каждый атом событий.
      Тем не менее, когда мы соприкасаемся с действительностью, мы (тут я хотел сказать "с удивлением"), нет, замечаем без удивления, что уроки человека не учат. Ветхий завет и Коран заповедуют жить по закону справедливости, Христос призывает жить по закону любви. И то и другое воспринимается сейчас как исключительный, если не сказать патологический дар отдельных людей. На вопрос Кришны, обращенный к
      Ютхиштхире, – что он считает самым удивительным на земле? Сын Дхармы ответил: "Вокруг умирают, а человек живет как бессмертный". Тем самым он хотел сказать, что самое удивительное – человеческая глупость, потому что человек не видит самого очевидного – смерти и ничего не хочет менять перед ее лицом. Поэтому вернемся к тем иллюстрациям, которые находим в нашем времени и продолжим их перечисление.
      "По плодам их, узнаете их", – и плоды эти созревают. Созревают они в Кремле, созревают они в ущельях Кавказских гор, где скрываясь в пещерах бывшие руководители Чечни строят планы возвращения власти. Им отрезали путь к переговорному процессу и они идут на крайние меры. В этих мерах все – и глупость, и жестокость, и отчаяние, и безысходность. Убивать их учат свои мастера и специалисты "мирового класса" – посланцы Бен Ладана. Они будоражат воображение ушедшим величием мусульманского мира и считают, что должны возродить его, утверждая на каждой пяди своей земли и земли неверных. И вот Россия опять прильнула к экранам, – в самом ее сердце, столице Москве, течет кровь ни в чем не повинных людей.
      Мы привыкли видеть московские улицы, заполненные фигурами в камуфляже, взрывы, и драки отморозков, и площади, превращенные в пустыри. Но никогда еще привычные кадры экрана не наполняла такая высокая нота тревожной напряженности. Неправдоподобно огромная реклама рокового спектакля на переднем плане, редкие человеческие фигурки. Странные пространства лунного ландшафта на задворках здания ставшего центром зрелища приковавшего к себе взоры всей планеты.
      Грязные тропинки, так не свойственные большому городу, жухлая трава заброшенных двориков и какие-то немыслимые развалины в самом центре
      Москвы, словно символизирующие собой тленность этого мира. Сама хмурая осень с ее умирающей зеленью, так точно сплелась в кадре с драматическими событиями в столице России. Печаль природы, и наша печаль для многих в этот октябрьский вечер стала непереносимой. Что может быть в современном мире страшнее захвата заложников? Это страшнее чем смерть – это ожидание неизбежной смерти в тот момент, когда ты был на вершине жизни и верил, что у тебя все еще впереди.
      Кто виноват? – Контраст политических и эмоциональных состояний достиг в России, в последние несколько дней, небывалого размаха по амплитуде своих противоположных пристрастий. Мы трепетали, ожидая, что правительство совершит привычную оплошность перед вызовом террористов. Еще свежи в памяти рейды Басаева на Буденновск и
      Радуева на Первомайск, проваленные так позорно нашими "силовиками".
      Но вот – о, чудо! – Проведена блестящая операция и – заложники освобождены! Мы испытали в то утро гордость за свои спецслужбы. Увы, к вечеру гордость стала утрачивать пафос, – мы узнали о гибели многих из тех, кто оказался пленником шахидов. Потом получили цифру
      – 67, а еще через день трагическое число жертв увеличилась на пятьдесят. "Безвредный газ", – утверждают специалисты, -
      "большинство погибло от асфиксии", то есть от западения языка, в момент перемещения. А отчего погибли эти 50 на другой день? Позже последовало еще одно сенсационное заявление прокурора Москвы
      Авдюкова – во время операции 45 человек погибли от огнестрельных ранений. Правда, среди них были террористы, но я представляю такую картину: спецназовцы врываются в зал наполненный потерявшими сознание людьми и ходят по рядам, как между прилавками городского рынка, выбирая подходящий "товар", для того чтобы пустить его в расход пока не очнулся. И как всегда на Руси, когда мы имеем дело с властью, бесконечные вопросы без ответов. Они будут молчать, как молчали на Тоцком полигоне, они будут молчать, как молчали в
      Чернобыльской трагедии, при гибели Курска. Народ, который власть
      России отождествляет с Отечеством, Государством и, наконец, с самой
      Властью, никогда не являл собой просто человека, не связывался с судьбой отдельной личности. "Погибло 118 заложников, но были спасены остальные, защищено достоинство государства, не пострадала честь", – официальный аргумент Кремля. Может быть так. Но покинем область отвлеченных понятий и попытаемся рассмотреть конкретное содержание октябрьской драмы.
      С чем имел дело штаб по координации действий вызванных захватом заложников в Доме культуры железнодорожников в Москве? Не будем говорить о том, как террористы "прибыли по своим делам" в нескольких автомобилях прямо к подъезду здания, где проходил спектакль с символическим названием "Норд-Ост". Спецслужбы "прошляпили", как прошляпили в аналогичных условиях атаку на торговый центр в
      Нью-Йорке американские спецслужбы. С кем не бывает… Чеченская группа появилась в Москве под знаменем джихада в облике шахидов – смертников. "Мы пришли умереть", – так сказал Мавсар Бараев, командир группы, а мы должны были понимать это как то, что они пришли умереть и взять с собой столько "неверных" сколько возможно.
      Атмосфера переговорного процесса сразу же получила фактор непреодолимого барьера. Не будем говорить о моральной стороне обстоятельств, хоть они – тяжкие гири при выборе решений, рассмотрим физические возможности сторон. Одна сторона пришла убить и умереть.
      Задача второй – обезвредить и спасти. На прилавке торга – война в
      Чечне. Условие поражающее своей нереальностью с точки зрения его физического исполнения. Разве те, кто планировал акцию террористов не отдавали себе отчета в нереальности выдвигаемых требований? Ведь такие процессы как прекращение войны предполагают длительные политические усилия, длительные военные операции, длительное создание правовой и гражданской базы для реализации усилий по прекращению войны. Не так важно кто будет победителем, важно чтобы были вырваны или нейтрализованы корни конфликта сторон. Иначе войну прекратить нельзя, остальное будет иллюзией мира. Получается, что стоявшие за спинами террористов имели другую цель – произвести большой шум, обострить национальную ненависть, сделать невозможным политическое решение проблемы. И, отсюда, логический вывод – шахиды умрут и унесут с собой всех, кто в это время будет находиться в зале и в пределах их досягаемости. Таково конкретное содержание акта захвата заложников в Москве. Что имела ввиду каждая из сторон устраивая спектакль торга, скромно именуемый "переговорами"? Одни тянули время и готовили штурм с газовой атакой, вторые – готовились к уничтожению заложников, создавая иллюзию благородства и великодушия, когда соглашались отпустить немногочисленное количество людей из числа своих жертв. Они словно сговорились действовать сообща, чтобы дать миру представление, с надеждой, что именно их режиссура глубже всего войдет в сердце зрителя. Когда пытаешься проникнуть за кулисы этого представления, начинаешь понимать, что каждая из сторон имела в виду не благополучие своих сограждан, а собственную цель – продемонстрировать эффективный механизм управления рычагами власти.
      Театральный центр на Дубровке. Спустя год опустится занавес, навсегда закрывая представление рокового спектакля. "Норд-Ост" покинет сцену, чтобы не тревожить печальную память людей. Его трагедия не станет уроком для власти. Власти уйдут от ответа – кто виноват в смерти заложников? Власти будут уходить от ответственности за судьбы живых и мертвых участников тех событий. Но они демонстрируют озабоченность. Они делают вид, что стремятся решить чеченскую проблему. Таковы правила игры власти и общества.
      Политические технологи продолжат прикидывать, как использовать существующие обстоятельства для укрепления политического влияния и как создать новые конструкции для тех же целей. Во всех этих сценариях будут участвовать в качестве строительного материала живые люди. Сколько их поляжет еще – кому интересно?! Ведь целями политики является не благополучие человека, а амбиции лидеров противоборствующих сторон замаскированные красивыми лозунгами. На смену убитых шахидов придут новые смертницы и прогремят взрывы в
      Москве среди веселых молодых людей, когда они будут радоваться жизни и ее первым впечатлениям. И словно сжимается круг безумия вокруг каждого человека. Даже для меня предсмертные стоны в
      Шереметьево звучат не так отдаленно – там проходил рок-концерт на котором могла быть моя дочь, Дина. Дина – солистка рок-группы и живет в Москве. Она вполне могла пойти на тот роковой фестиваль. А кто не помнит: "Вдоль по Питерской, по Тверской-Ямской, да по