Опыт присутствия

Собственность, право, товарно-денежные отношения – условия существования рынка. Мы выходим из состояния длительного социального эксперимента имевшего трагические социальные последствия и явившего полную экономическую неэффективность. Мы должны категорически отказаться от дальнейшего экспериментирования и продолжить жизнь в рамках естественноисторического течения процессов цивилизации. Чтобы вернуться в это русло, требуется политическая воля и осмысленные усилия всего общества. Историческая, политическая и национальная специфика, безусловно, накладывают отпечаток на движение России к рыночному хозяйству, но законы рынка являются общими и для России и для США. Законодателю и исполнителю нет надобности изобретать
      Российский рынок. Национальные экономики отличаются одна от другой не более чем люди цветом кожи, в основе лежит общая для всех физиология. Но на сегодняшний день все разумные усилия, направленные на создание рынка, будут разрушаться вирусом "деревянного рубля", который сохраняет все признаки экономического прошлого и свою неспособность выполнять функцию денег.
      Семиотика материального ряда породила много заблуждений в среде финансовых практиков. Им кажется, что банки и ценные бумаги могут совершить чудо, оперируя знаками вещей. Но это еще впереди. Сегодня без товарно-денежных отношений невозможно гармоническое перераспределение национальных ресурсов. Если этого не произойдет,
      Россия останется заложницей политических амбиций и произвола чиновников. Это, в свою очередь, уготовит ей место сырьевого придатка мировой экономики".
      Йорик хмыкнул, прочистил горло, и буркнул:
      – Теоретический нарциссизм.
      – Не понял. – Мне было немного обидно. Казалось бы, кто такой
      Йорик? Однако, – Что ты имеешь в виду? – переспросил я.
      – Видишь ли, ты пишешь так, словно это кому-то адресовано. Но ведь тебе известно, что советские руководители, а никого другого я не вижу ни в Кремле, ни на Старой площади, ни в Белом Доме ни до, ни после "революции", никогда не руководствовались теоретическими принципами в области политической экономики. Они мыслили в рамках натурального хозяйства, только с большими цифрами. Они понимали, что такое КАМАЗ или БАМ, но не связывали это с такими вещами как кредитно-денежная политика, рыночное ценообразование, закон спроса и предложения. Все они заложники ГОСПЛАНА. На них работали научные институты, но они могли понять только то, что отражено в цифрах, а ты о золотом эквиваленте. Для них золото – это определенное количество импорта, а с этой точки зрения твои предложения просто смешны.
      – Дорогой Йорик, но я хочу жить в мире реальных понятий. Я не принимаю систему из-за ее искусственности. Я говорю о том, что построенное в настоящее время – тоже искусственное построение. Я не могу называть черное белым, к сожалению, из-за этого белое теряет право на существование, но это уже не его вина.
      – Ну, ладно, согласился Йорик. – В общем-то, статья хорошая, особенно если учесть, что ты написал ее перед разгоном Верховного
      Совета.
      – Небольшие уточнения были внесены уже в 97 году. Трудно было пройти мимо фокусов Геращенко.
      – Однако отдадим ему должное за то, что не имея твердого рубля, он сумел придать ему некоторое обеспечение валютными резервами.
      – Тут, дорогой Йорик, я мог бы возразить тебе, но нам еще предстоит дойти до того момента, когда это будет более своевременно и уместно.
      То, что я назвал его "Йорик", прозвучало впервые и выглядело несколько фамильярно.
      – Я вообще-то подозревал, что ты про себя называешь меня Йориком,
      – но не ожидай, что я назову тебя Гамлетом, – обиженно буркнул он.
      – Не будем спорить, – примирительно ответил я. – Сейчас мы на некоторое время оставим экономические вопросы и перейдем к вопросам политическим.
      В этой области у меня тоже имелись впечатления, связанные и с личным опытом, и с событиями в России. Главным, конечно, является разгон Верховного Совета.
      К 93 году всем стало ясно, кто такой Ельцин и куда он может завести Россию. Некоторым это нравилось, но были и протестующие. И снова мы прильнули к телевизору. Там исторические картины колебались перед нами на чаше весов. Белый Дом противостоял воле Кремля. Вот, вот, вот, – казалось еще немного – сторонники восставшего Совета рвутся в Останкино, – вот, вот, вот! – Увы, уже бегает по улицам
      Москвы Егор Гайдар с чемоданами денег, уже сыпется горячая наличка в карманы МВД и спецназа. Нет, не отдадут олигархи наворованного.
      Горит Белый Дом, стреляют в закоулках сторонников Верховного Совета.
      Мой знакомый депутат, защитник Белого дома выводится вместе с председателем Хазбулатовым и вице-президентом Руцким. Но и здесь начальство в привилегированном положении, – их показывают телекамеры, дабы продемонстрировать падение и бессилие тех, кто покушается на ОСНОВЫ. Рядовые депутаты гонятся через строй спецназовцев, их произвольно выдергивают из общей группы, тащат на задворки и избивают, как это могут делать "братки". У Саши Уткина сломаны семь ребер, но он бывший боксер, умеет держать удары, а вот его коллегам достается потяжелее. Многие из них уже никогда не вернутся домой. Ельцин торжествует. Теперь он может принять
      Конституцию под себя.
      Сухая осень. В небесах
      Сухое солнечное небо.
      И лес как старческая проседь,
      И запах пригоревшим хлебом,
      И взвешен дым как на весах.
      И листья алые легли
      Ковром бесчисленного праха
      На пепел высохшей земли.
      Рукой дрожащей патриарха
      Их жадно грабли соскребли.
      И вздрогнув, замерла природа…
      И всесожжение листвы
      Столбами встало в огородах
      Как всесожжение народа
      У осени моей страны.
      Вот так поэтично откликнулись те события во мне по горячему следу, но это также настроение, вытекающее и из последующего их развития. А в жанре публицистики я откликнулся коротким комментарием:
      "В России после 17 года политика стала областью самого доходного бизнеса. Сословные привилегии и собственность были успешно заменены атрибутами властью, которая в условиях унитарного режима и партийной тайны давала политическим проходимцам льготы и неограниченное владение национальным богатством. Были, правда, некоторые неудобства – вкусненькое приходилось есть под одеялом, но от этого вожделенная цель не теряла привлекательность. Политическая деятельность перестала быть предметом государственного строительства и превратилась в профессиональную борьбу за власть.
      Что мы имеем сегодня, когда заблудившиеся в словах россияне пытаются прозреть очертания будущего и вместе с этим смутным видением отдать предпочтение тому или иному политическому лидеру?
      Давайте посмотрим, чем отличается политик "демократический" от политика "социалистического". – Это то же самый большевик, которому, однако, надоело есть вкусненькое под одеялом. Он хочет, чтобы полученные от политического бизнеса дивиденды были реализованы в собственность, на вершине которой можно наслаждаться жизнью, не прячась ни от бедных, ни от богатых. К сожалению, эти политики и стали главной движущей силой "русской капиталистической революции".
      Цена их принципов легко прослеживается на примере четырех бывших заместителей Хазбулатова – Шумейко, Филатова, Рябова. Все они, питаясь со стола Верховного Совета, критиковали Ельцина, а последний перебежчик на съезде яростно требовал импичмента. Однако сегодня, в команде президента нет более рьяных противников Верховного Совета, чем его бывшие четыре лидера. Но это так, частный случай. Главное – то, что нет в нашей "революции" ни революции, ни капитализма.
      Рассматривая происходящее на фоне уже известных буржуазных революций, мы не найдем в ней ни христианского аскетизма Кромвеля, ни вдохновенных идей Руссо. Там, где революционный народ писал
      СВОБОДА, РАВЕНСТВО, БРАТСТВО, демократические чиновники вывели:
      "НАКОПЛЕНИЕ ПЕРВОНАЧАЛЬНОГО КАПИТАЛА". Наши прекрасно тренированные мастера печати, радио и телевидения не разгибая спины, переползли под новые лозунги и продолжают обслуживать не ИСТИНУ, а СИЛУ. Они успешно добиваются цели – люди перестают верить фактам и начинают верить словам.
      Есть ли смысл задавать вопрос: что лучше – "коммунистическая" или
      "демократическая нищета? В этой игре слов важно только одно существительное – НИЩЕТА. Это состояние, в котором находился народ десять лет назад, сейчас она увеличилась кратно. Но есть разница, – разочарованные ожиданием коммунистического рая мы, кажется, готовы поверить в рай капиталистический. Можно предположить, что здесь больше шансов, потому что рыночное общество результат естесвенно-исторических процессов. Но в таком обществе экономика должна служить созиданию, а не развалу, а главным механизмом гражданской жизни должно быть право, а не произвол. Печальный опыт последних дней демонстрирует призрачность надежд на правовое общество в России. Опять приходит легендарный Железняк и говорит:
      "Караул устал"… В свое время Учредительное собрание заменили
      Советы, которые формировали большевики в условиях насилия и страха.
      Теперь на смену Советам грядет Учредительное собрание или Дума. Но как в словах важен не звук, а смысл, так и в народных представителях важно сознание ответственности и внутреннего долга, а не чьей-то воли. Как же мы изберем нравственных и независимых депутатов, если избирательная компания начинается под знаком насилия, если политическая усталость масс переходит в одной стороны – в страх, с другой – в агрессию. Смысл неожиданного президентского шага видится в том, что власть хочет продемонстрировать стране и народу КТО ЗДЕСЬ
      ХОЗЯИН и эта демонстрация, в свою очередь, должна заставить напуганное общество перебежать под знамена силы, заставить каждого думать о собственной безопасности и безопасности семьи. Если бы указ преследовал цель не напугать, а разрешить политический кризис, достаточно было бы назначить, с такой же решительностью, досрочные выборы.
      Плюрализм, слегка замаячивший после августа 91 года, еще не успел освободить национальное сознание от колючей проволоки, а нас уже загоняют в хлев. Но если в хлеву окажется одна часть населения, там окажется все общество, потому что у россиян одна общая родина -
      Россия".
      Это то, что можно было написать по горячему следу. Но вот, в 1994 году вышла книга Руцкого, дополнившая картину документами и протоколами. Конечно, и 94 году историческая перспектива не успела созреть, сегодня, в 2003 она видится яснее. Печальное состояние общества следствие прошедших событий. Что мы получили – видит каждый. Закон в России, "что дышло", но есть особые иллюстрации опасности такого отношения к закону. В новейшей истории самая яркая
      – попрание властью решения Конституционного Суда. Для каждого полезно освежать в памяти такие свидетельства истории. Освежим и мы документ 93-го года, он проясняет самую суть конфликта законодателя и власти:
      ЗАКЛЮЧЕНИЕ КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
 
      о соответствии Конституции Российской Федерации действий и решений Президента Российской Федерации Б.Н. Ельцина, связанных с его Указом "О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации" от 21 сентября 1933 года N 1400 и "Обращением к гражданам России" 21 сентября 1993 года
 
      Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя
      В.Д. Зорькина, заместителя Председателя Н.В. Витрука, секретаря Ю.Д.
      Рудкина, судей Э.М. Аметистова, Т.Г. Морщаковой, В.И. Олейника,
      Н.В. Селезнева, О.И. Тиунова, Б.С. Эбзеева, рассмотрев в судебном заседании действия и решения Президента Российской Федерации, от 21 сентября 1993 года, руководствуясь статьей 165. 1 Конституции
      Российской Федерации, пунктов 3 части второй и частью четвертой статьи 1 и статьями 74, 77 Закона о Конституционном суде Российской федерации, пришел к заключению:
      Указ Президента Российской Федерации Б. Н. Ельцина "О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации" от 21 сентября 1993 года N 1400 и его "Обращение к гражданам России" "! Сентября 1993 года не соответствуют части второй статьи 1, части второй статьи 2, статье 3, части второй статьи 4, частям второй и третьей статьи 104, части третьей пункта 11 статьи 121,6, части второй статьи 121,8 статьям 165, 1, 177 Конституции Российской Федерации и _служит основанием для отреш__е__ния Президента Российской Федерации от должности или приведение в действие иных специальных механизмовего ответственности в порядке статьи 121, 10 или
      121,6 Конституции Росси__й__ской Федерации._
      Председатель Конституционного Суда Российской Федерации, В. Д.
      Зорькин
      Секретарь Конституционного Суда Российской Федерации, Ю. Д.
      Рудкин.
      Добавить нечего. Все ясно. Однако Ельцин закону не подчинился.
      Но есть и еще одно свидетельство вольного обращения с Законом. 3.
      10. 93 г., председатель Центрального Банка Р. Ф. Геращенко, был отозван из командировки в Китай, чтобы выдать наличные и нигде не оприходованные деньги на подавление Верховного Совета. Мы помним, как ими распорядился Гайдар.
      В десятую годовщину расстрела Белого Дома мы узнаем масштабы трагедии и безмерность жестокости. Свидетельства приходят из разных источников – из документального фильма мужественного журналиста
      Евгения Кириченко "Черный октябрь Белого Дома", в программе Савика
      Шустера "Свобода слова", в газетах посвященных трагической дате.
      Москва в сентябре 93-го была завалена трупами. Убиты сотни невинных людей – детей, стариков, женщин, журналистов. Люди в белых халатах, выходившие из машин скорой помощи не спасали людей, а забирали у них, еще живых внутренние органы, для трансплантации богатым клиентам. – И ни одного уголовного дела!
      В "Экспресс газете" N 39 один из разворотов посвящается событиям тех дней. Там масса любопытных сведений и, кстати, дается официальная цифра погибших: – 150 плюс 5 скончавшихся в больнице.
      Но Иона Андронов – бывший председатель комитета по международным делам расстрелянного парламента, утверждает, что видел "Горы трупов" в Белом Доме. "Следователей пустили в здание только на пятый день, этим и объясняется, что они не видели убитых". По свидетельству правозащитников в Николо-Архангельском крематории сожгли около 400 трупов. Морги и госпиталя Минобороны, внутренних дел и госбезопасности вывозили трупы на кладбища Видного и Мытищ, не давая о них никаких сведений.
      И есть еще одна символическая деталь, в этих наполненных символами событиях, – американская администрация обнажила свое лицо и показала подлинное отношение к России и ее народу. Позже, Стивен
      Коэн, американский специалист по России, стыдливо заметит: "Ельцин вел экстремистскую политику, а Америка поддержала его, и даже возможно подталкивала к этому". Куда уж возможней! Вот что пишет председатель комитета по международным делам Андронов: "Все было предрешено, притом план штурма Верховного Совета обсуждался при участии американцев. Затем я получил документальные подтверждения.
      Мои друзья из США, а в этой стране я работал 10 лет журналистом-международником, прислали мне стенограмму выступлений
      Строуба Тэлботта, посла по особым поручениям, помощника госсекретаря США, от 6 октября из закрытого заседания комитета по международным делам Конгресса США. Из этих докладов следует, что
      Ельцин, за 2 недели до путча, командировал в Вашингтон министра иностранных дел Козырева с поручением информировать правительство
      США о разгоне российского парламента. А весь день 3 октября и следующее утро 4-го Тэлботт вел из Вашингтона переговоры с соратниками Ельцина. Речь шла о расстреле Белого Дома и его защитников".
      – Для чего все эти подробности? – в пространство поинтересовался я.
      Видимо приняв вопрос в свой адрес, Йорик некоторое время молчал, изучающее поглядывая меня.
      – Может быть, ты воспринимаешь события как утерянный шанс демократической России? – Он помолчал, и сам же ответил: – Вряд ли.
      Наверно не можешь смириться с жестокостью властей и циничным прагматизмом Американцев. Да и при чем здесь американцы? В отличие от наших правителей янки исходят, прежде всего, из национальных интересов, и в данном случае, рассматривая варианты, они понимали, что лучше сохранить власть человеку обязанному им своей властью, чем вступать на скользкий путь неизвестности в отношениях с новой
      Россией.
      – Цинично, но верно, – нехотя буркнул я.
      – Что такое цинизм в моих устах, дорогой? – Это то, что тебе не хочется признать, но ты вынужден считаться с фактами. Иными словами, это правда, которая тебе не нравится. Тогда живи в мире иллюзий и не выдавай себя за искателя истины.
      – Дело не в этом, – возразил я, – все, что мы обсуждаем – результат поведения людей. Мне бы хотелось, чтобы это поведение не было жестоким и исходило из норм морали и права, а не соображений простой выгоды. Гуманное поведение свидетельство интеллекта и способности видеть историческую перспективу, в противном случае самым эффективным стал бы каннибализм.
      – Не будем спорить, иначе слишком далеко уйдем от конкретного события. Чтобы закончить с "путчем", могу предложить тебе возможность покалякать с самим Борисом Николаевичем, – вкрадчиво поинтересовался Йорик, – Правда, живых доставить сюда труднее, чем усопших. Там просто вызываешь дух, наделяешь его признаками материализации – и болтай, а тут… – все же свобода воли. Требуется непосредственное согласие. Но попросить могу. Ну, как?
      – Не стоит, – не размышляя, ответил я, – Бориса Годунова – еще, куда ни шло. А этот – ослеплен похотливой жаждой власти. Что может сказать человек, у которого жажда править неизмеримо превосходит чувство ответственности. Да и был-то он всего знаменем надвигающегося полчища грабителей, правда, с очень острым чутьем и способностью делать выигрышные политические ставки.
      Йорик откровенно расхохотался.
      – Наверно не это является причиной твоего нежелания. Ты просто боишься узнать нечто такое, с чем тебе нечего будет делать. Слишком много разрушенных иллюзий – это не по плечу ни одному правдоискателю. Ну, да ладно, поползем дальше.
      Атмосфера в стране стала удушливой, но все делали вид, что ничего не произошло, что по-прежнему свобода и там и сям. Поощрялось оживление всех видов политической ориентации у граждан, кроме, конечно, тех, кто сидел в Лефортово. Меня что-то потянуло в политику. Я надеялся, что Россия обратит-таки свой благосклонный взор на реальную социал-демократию. Что-то такое обещали в своей платформе молодые политики во главе с Глазьевым. В Нижнем в то время находился один из его соратников – Полозков. Мы познакомились. Я изложил свою точку зрения на социально-экономическую обстановку в стране. Она ему показалась созвучной идеям "Народного альянса". На собрании студентов, сторонников движения, меня выдвинули и избрали председателем Нижегородского филиала "Народного альянса". Ввели в состав политсовета. Ну, и практически все. Мое участие в делах ограничилось несколькими статьями, в которых разрабатывалась политическая концепция, а потом я заметил, что это никому не нужно, что политика – совсем другая игра. Если со стороны властьимущих прослеживались явственно выраженные интересы, то со стороны народа требовалась лишь вынужденная реакция на политические технологии. Я не видел людей преданных идее. Все вокруг делали маленький или большой, но свой собственный политический бизнес. У крепнувших олигархов были деньги, но еще не было достаточно политической силы.
      Вот эту силу они и покупали, а политические стряпчие предлагали свой товар, расхваливая и показывая его с самых выгодных сторон. Но это всегда был недобросовестный продукт, потому что не отражал подлинных интересов широких слоев населения; он представлял его имитацию, или, в лучшем случае товар, только очень низкого качества, наше характерное "тяп-ляп". Если такой "тяп-ляп" был вполне достаточен для обладавших властью структур, которые желали бы заполучить всю политическую палитру, то для вновь формирующихся институтов гражданского общества, этого было недостаточно. Для реального политического строительства, отражающего общественные интересы, требовались серьезные усилия. Однако политическим стряпчим надо было крутиться сейчас, немедленно, им и дивиденды нужны были сейчас, немедленно, поэтому они не вели кропотливую работу с народом, да и талантов для этого не хватало. Мне приходилось сталкиваться с какими-то политологами, чекистами-политтехнологами по "канадской" системе охмурения умов, казначеями сомнительных источников средств для поддержания миража. Может быть, все они были и неплохие ребята, но уж очень рвались к личному успеху. Правда, мне так и не довелось встретиться с Сергеем Глазьевым, тем не менее, к нему сохранилось уважение. Он один из немногих политиков ощущающих свою ответственность перед обществом, беда в суетливом времени. Я тихо выбыл из "Народного Альянса". Как мне показалось, потерю никто не заметил. Некоторое время я сотрудничал с Нижегородскими газетами, лениво отправляя статьи на тему дня, но было понятно, что ради моей
      "сермяжной правды-матки", никто не будет сориться с власть предержащими; либо вымарают все, что серьезно коснется больных вопросов, либо просто отправят статью в корзину. Да само положение газет, к которым выработалось определенное отношение еще при советской власти, не позволяло в полной мере серьезно относиться к их материалам. Даже когда в "Нижегородском Рабочем" проходили достаточно глубокие материалы, они могли заинтересовать лишь единичных читателей. Бюрократия в провинции держала круговую оборону, этому способствовало и традиционное почтение к власти, и привитая за годы небытия апатия, и неверие в действенность усилия снизу. Опыт того периода, имел, скажем, так, типичные признаки.
      Опять несвоевременное "тук-тук". Настоящее просится на мои страницы теперь уже из случайного сообщения радио. Йорик подтолкнул меня, дескать, иди, послушай. Сегодня, 3 июля 2003 г. умер блестящий и честный журналист Юрий Щекочихин. На протяжении всей своей журналисткой деятельности он трепал нервы властям, особенно в Чечне.
      Его позиция была бескомпромиссна и, думаю, нажил он немало врагов среди больших боссов. И смерть-то загадочна – неожиданная и ранняя.
      Говорят, таинственная аллергия сразила его после командировки в
      Рязань. Не любят в России правду, а у меня просится на страницы восточная мудрость, строки из "Мокшадхармы" – одной из книг священной Махабхараты:
      "Правда есть Брахмо, Правда есть подвиг,
      Мир держится Правдой, Правдой восходят на небо.
      Кривда есть образ тьмы, вниз темнота увлекает;
      Тьмой поглощенный не видит, ибо свет для него заволочен тьмою.
      Небо есть свет, преисподняя – тьма; так полагают.
      Обе – правду и кривду получают странники преходящего мира,
      Одинаковым образом здесь во вселенной вращаются правда и кривда,
      Закон – беззаконие, свет и мрак, счастье – несчастье.
      Отсюда: что правда, то и закон (дхарма), что закон, то и свет, а что свет, то счастье;
      Отсюда: что кривда, то беззаконие, что беззаконие, то и мрак, а что мрак, то и страданье".
      Мало у нас правды, мало у нас света, мало у нас счастья. Много у нас кривды, много мрака, много страданья. Отчего так происходит, отчего мы завидуем благополучной Европе, но не можем наладить свое благополучие? Из поколения в поколение в России наследовалась злоба и беззаконие. Грозный – Годунов – Отрепьев – Романов, – все они отрицали друг друга. Двести лет прошло, чтобы замирения достигла
      Россия в лице Александра II. Но вновь – Николай – Керенский – Ленин
      – Сталин – Хрущев, да что говорить, весь XX век был пронизан отрицанием да борьбой за власть. А дальше? – Горбачев – Ельцин.
      Антагонизм достиг апофеоза. Когда им было постигать культуру власти, гуманные традиции, осознание ответственности? Хищник шел вслед за хищником, и унаследование происходило на отрицании лучшего в предыдущем, ибо без драки нельзя было вырвать кость. Не так ли возникают наши олигархи и монополии? Не из естественного развития, где рыночная среда формирует сильнейшего, а монополии из укрупнения отрегулированных конкуренцией компаний. – Нет: наши олигархи вышли из невиданного в мире грабежа с бандитскими разборками и кровавым отбором. Наши монополии возникли из советских монополий, завоеванные олигархами они обрели те же аморальные устои. Они не совершенствуют механизм производства, они делают их более грабительскими. Так откуда же в России возникнуть гражданскому обществу, способному защищать свои интересы? Как этот народ, не имеющий нравственных и гражданских традиций, может защитить и отстоять себя? Кто его вожди и куда ведут?! – А в ответ тишина…
 
      Уход из бизнеса сопровождался разными неприятными вещами.
      Вытягивали судебные исполнители из моего должника средства небольшими дозами. Это обстоятельство держало меня в подвешенном состоянии, – вроде работы уже и не было, и, с другой стороны, еще не все было закончено. Странное чувство присутствовало во мне на протяжении всей моей коммерческой деятельности. Это было не мое от начала до конца. Я знал все, что требуется для успеха дела, но мои принципы, но моя йога требовали постоянной честности, открытости, верности слову, щедрости, мягкости в обращении с людьми, понимания их слабостей и несовершенства, снисходительности к их ошибкам, всепрощения. А для успеха требовалась постоянная жестокая борьба, черствость в обращении, мелочная опека, отсутствие щепетильности.
      Самое неприятное, что необходимо было выстраивать особые отношения с людьми, общение с которыми не доставляло мне никакого удовольствия.
      Я не осуждал, но не мог принять их образ жизни и мысли. Но бизнес – умение строить отношение с нужными людьми, а не с теми, кто тебе приятен. Когда я заканчивал предпринимательский цикл и обрывал связи, я чувствовал себя вылезающим из западни. Западня была моей, созданная по собственному желанию и претензии я мог предъявить только себе. Семья испытывала некоторое разочарование. К сожалению, не все мы разделяем между собой и не все можем объяснить друг другу.
      Естественно, Кате, Дине и Саше было жаль терять тот уровень благополучия, который давала предпринимательская деятельность, но в том-то и дело, что я уже не мог принимать его. Такая цена для меня была несопоставима с моральными затратами. То, что мы тратим невидимо; мироощущение спрятано глубоко внутри и его невозможно показать даже самым близким. Но жизнь продолжалась. Накопленные незначительные средства таяли с каждым днем. Семейный бюджет требовал, чтобы я устраивался на работу.
      – Постой, постой! – Йорик многозначительно поднял пальчик вверх,
      – Ты очень поверхностно проскользнул по весьма важному периоду твоей жизни. Неужели все так просто? – Ведь для тебя это был не просто бизнес, не просто способ заработать побольше денег, ты стремился получить н6езависимость и свободу. Ты стремился создать обстоятельства, над которыми хозяином будешь только ты, а не система.
      Мои руки застыли над клавишами, и я терпеливо выслушал всю фразу.
      В принципе, я собирался закрывать эту тему и переходить к другой, но реплика нарушила планы. Замечание было по существу и чтобы быть честным с самим собой, требовалось основательнее осветить то, о чем говорил мой собеседник.
      Обстоятельства всегда теснили меня. Конечно, ни одна власть и никакая система не может осуществлять полный контроль над поведением человека, но она создает условия зависимости. Они тем более ощутимые, чем больше мы хотим получить от нее. Поэтому я старался делать так, чтобы отдавать самому, – если трудиться – то с полной отдачей, если требовать, то только справедливо, если нести бревно, то брать за тяжелый конец. В какой-то степени благодаря этим принципам мне удавалось получать определенную автономию на работе, то есть, я был неплохим работником, умел организовать свой труд и труд людей, с которыми был связан производственными отношениями.
      Меня ценили и во мне нуждались, насколько уместно употребить эти слова к обстоятельствам, в которых у нас ничего не ценится и царит безразличие. Когда меня избрали председателем СТК цеха, я попытался повлиять на создание более разумной организации труда, на обоснованность кадровых решений, но, как уже говорилось, начальство умело "держать и не пущать". Но было и другое обстоятельство, осложнявшее мои связи с производством – для некоторых, даже близких людей, я представлял собой неудобство бескомпромиссной честностью и принципиальностью позиции. Глубоко спрятанное, но иногда прорывавшееся раздражение коллег по работе тяготило меня. И вот, когда представилась возможность создать свое собственное производство, выйти полностью из состояния зависимости, я решился на организацию малого предприятия. К сожалению, все перечисленные неудобства в собственном деле просто перешли на иной уровень, пришлось столкнуться с уродством, которое вносила система и российский менталитет в каждую деталь нашего быта уже с
      "капиталистическим" акцентом. Напрямую мне никто не делал сомнительных предложений, но делали через посредников. Используя моих помощников, заволжские рэкетиры пытались "наехать" на "ГИД", но когда я лично встретился с заправлявшим тогда уголовным миром
      Заволжья "Мочалой" – ныне покойным Володей Мочаловым, вопрос был снят. Володя слышал обо мне, слышал, что я сидел, ну, и видимо личные впечатления, впрочем, не знаю, но для меня сделали исключение. Однако перспектива подобного рода подзаконных отношений меня категорически не устраивала. Это тоже одна из причин, заставивших разрушить почву, на которой могла произрасти зависимость.
      Вот, пожалуй, и все, что следовало сказать на реплику, брошенную моим партнером по размышлению Йориком.
      Страна переживала кризис. Рабочие места сокращались. Моторный завод испытывал на себе первые удары советского предприятия входящего в новые экономические условия. Я все же мог бы пойти на очистные сооружения, профессиональный уровень и квалификация оставались востребованными, но возраст заявлял о себе, начиная проявляться в костях и по всему телу. Я особенно не переживал, присутствовало чувство, что все утрясется, – меньше-больше, лучше-хуже, – не пропаду. Действительно, в спорткомплексе, где работала моя жена, нашлось место, самое, пожалуй, подходящее в тот момент. Я устроился сторожем на стрелковом стенде. Место сказочное для человека сохранившего память работы на заводе. Стрелковый стенд