В ней главным потребителем является государство, а государство потребляет в соответствии с "генеральной линией". Единственным препятствием становится черта выживания, да и ту Сталин переходит не один раз. Чудовищно противоестественны цели этой экономики: не ресурсы становятся источником обеспечения потребностей общества, а само общество превращается источник максимального обеспечения ресурса. Последний штрих к перевернутым ценностям – материя становится субъектом истории. Удивительно, что есть еще люди очарованные противоестественной романтикой тех времен.
ВИРУС РЕАЛЬНОСТИ
То, что теоретические принципы кобаномики никогда не имели официального статуса, становится ясным при анализе того, как распорядилось сталинским наследством идущая за ним генерация руководителей страны. Им казалось, что систему можно модернизировать, подправив стимул идеи материальными стимулами. С
Никиты Хрущева и Алексея Косыгина начинается разлагающее воздействие вируса реальности на логически непротиворечивую, но полностью искусственную модель сталинской экономики.
Как победа варваров над античным Римом привела к созданию
Священной Римской империи, так и победа СССР над Германией привела к мировому блоку социализма. При этом возникло много параллелей этому историческому прецеденту, как в культурном, так и в технологическом плане. Небольшие порции немецкой технологии не могли преобразовать
Советский Союз настолько, чтобы превратить его в конкурентоспособную экономическую державу, но продвинули его в этом направлении. Однако, в соответствии с демографическим законом "победитель определяет развитие побежденного", европейские страны социализма, интегрированные в СЭВ, тормозились в развитии экономическим уровнем восточного неповоротливого гиганта. С другой стороны, именно такое сообщество как СЭВ, сыграло злую шутку с экономическими аксиомами сталинской модели социализма. Экономика перестала быть закрытой.
"Железный занавес" получился довольно прозрачным с "братскими" странами, и, в свою очередь, его невозможно было сделать достаточно
"железным" между СЭВ и остальным миром. Расхлебывать это положение вещей довелось Никите Хрущеву.
ДАЛЬНЕЙШЕЕ "ПОСТУПЛЕНИЕ ПРИНЦИПАМИ"
Никита Хрущев завоевывая власть, создавал, с одной стороны, привлекательные перспективы для партийной элиты – независимость секретарей республик и обкомов через совнаркомы; с другой стороны, для уничтожения противников, он использовал изящный политический ход – разоблачил культ личности. Все это можно было реализовать, только освободившись от наиболее одиозных сторон сталинской концепции социализма. И вот здесь экономика заявила о себе достаточно внятно. С исчезновением грубого принуждения и страха рухнули стимулы к труду. Послабления в соцобщежитии означили также необходимость удовлетворения все возрастающих потребностей советского человека. Но тут начинает выясняться, что "отец народов" не оставил наследникам формулу экономики без потрясений, с устойчивым экономическим ростом. Подобно рецепту алхимика, она была спрятана в голове своего творца и золото, приготовленное по этому рецепту, теряло свойства от соприкосновения с реальностью.
Растерявшиеся руководители впервые после НЭПа заговорили о "законе стоимости" при социализме. Косыгин, будучи, прежде всего практиком и хозяйственником, не особенно вдавался в теоретические тонкости
Сталинской алхимии и больше доверял наглядным успехам экономики индустриальных стран. Ему казалось, что использование некоторых технических приемов рынка в рамках плановой экономики, позволят
СССР выйти на качественно новые рубежи. Потекли чрезмерные инвестиции в громоздкие и гигантские предприятия. Гигантомания покоилась на идее централизации, в основе которой лежал российский предрассудок: "народу у нас много, а умного начальства мало", отчасти и от того, что большие образования легче поддавались плановому контролю. Экономика СССР начала перегреваться…
Столкновение рыночных и распорядительных механизмов знаменовало начало разрушения экономики социализма и деградации его экономической мысли. Не будем забывать, что кобаномика создавалась не для товарного производства. В ней был один заказчик – Сталин, поэтому пристроить к ней закон стоимости можно было только в пропагандистских целях. Советские руководители слишком легко манипулировали богатствами огромной страны, и у них возникла иллюзия, что так же легко можно повелевать и законами товарного производства, поэтому они никогда не относились серьезно к изучению этих законов. Однако закон стоимости оказался тем камнем преткновения, обойдя который можно было получить только то, что получилось – невиданная по своей несуразности хозяйственная система.
ПОДВОДЯ ИТОГИ ПОД СОЦИАЛИСТИЧЕСКИМ ПЕРИОДОМ
Напомним и нынешним экспериментаторам, что экономика не может нормально функционировать там, где ее делают средством достижения целей. Она работает на основе свойственных ей законов, которые приводятся в действие собственностью порождающей товарно-денежные отношения (рынок). А поскольку законами манипулировать невозможно, безответственные политики стараются разрушить их, свидетельством чему постсоветский, не менее впечатляющий этап российской экономической истории. Гайдаровские потрошители расписались в своем лукавстве, назвав инфляцию, последовавшую за экономическими актами правительства, инфляцией издержек. Но как может возникнуть инфляция издержек там, где в основе ценообразования нет стоимости, как основы общественно-необходимых издержек производства? Нас вытолкнули в капитализм, из социалистического предбанника не дав возможности нормализовать ценообразование, и мы явили миру все убожество своей наготы.
НАШЕСТВИЕ МОНЕТАРИЗМА…
Пусть Милтон Фридмен не принимает близко к сердцу иронию в адрес своей теории. Гайдар вряд ли может быть отнесен к его ученикам, поскольку сценарий капитализации России не вписывался ни в какие экономические теории, ни в здравый смысл. Не соответствовал он и прогнозам, что очевидно, оказалось столь же неожиданным для творцов сценария, как и для тех, на ком он "обкатывался". Оказалось это неожиданным и для высоких аналитических умов евро-американских политиков, эксперты которых то рекомендовали, то не рекомендовали поддержать буржуазные усилия России. Оно и понятно – непредсказуемость несовместима с экономическим расчетом. Сложившееся положение оказалось следствием командного выхода из командной экономики. Нам объявили, – завтра просыпаемся при капитализме! – не поставив при этом в известность сам капитализм. Правда, некоторые положения гайдаровских реформ перекликались с теми, которые сформулировал наркомфин Григорий Соколькников при вхождении в НЭП – налогообложение и вера в мудрость рынка. Зато отсутствовало все остальное – золотые червонцы, товарная интервенция на потребительский рынок, специалисты, которые еще не успели забыть, что такое товарно-денежные отношения. Необъявленный тезис гайдаровских реформ гласил: "Отпускаем цены, пусть рынок разбирается с ними; когда будет исчерпана покупательная способность, цены придут в соответствие с денежной массой". Или, более наглядно можно сказать так: рынок имеет миллиард предметов, потребитель – десять миллиардов рублей; сейчас предмет стоит пять рублей, когда цена дойдет до десяти, покупательная способность будет исчерпана, мы обуздаем инфляцию, уничтожим нависший над дефицитным рынком
"отложенный спрос", т.е. сбережения населения, деньги теневой экономики, и, избавившись от бюджетного дефицита, войдем в капитализм с положительным сальдо!
Не вышло…
…И ЕГО "СТРАШНЫЙ СУД"
Вместо того чтобы сектор государственной торговли, вмещавший большую часть продовольственной корзины страны, позвал за собой неуправляемую социалистическую толкучку, он принял ее законы, избавивший от застенчивости трамвайного щипача и приобретя безапелляционную наглость уличного громилы. Став "рынком", вся армия владельцев товарной массы рванула цены вверх, втягивая в водоворот своих интересов госснаб, банковскую систему, военно-промышленный комплекс. С них деньги всей страны потекли в коммерческие структуры, подгоняемые невиданными в прежние времена взятками. Безналичка крутилась вокруг ГАЗа, ВАЗа, ЗИЛа, холодильников, ценных металлов, радиоаппаратуры, перекачивая деньги в наш скудный рынок. За всем этим ощущалась режиссура чьей-то "мохнатой руки", не желающей понимать смысла "реформаторских идей". И когда вновь испеченный рынок ковшом гигантских цен вычерпал отложенный спрос, промышленные, сельскохозяйственные кредиты и горячую массу вновь отпечатанной наличности, волна предложения отхлынула от искусственно созданного спроса. Возникло перепроизводство продукции на фоне общего падения производства. Наступил коллапс неплатежей. Инфляция по индексу продовольствия перешагнула сто пятьдесят тысяч процентов. В ней потонули основные фонды России, разрушилось паритетное ценообразование, денежное обращение, банковская система. Наше сомнительное благополучие стало очевидным неблагополучием.
Правительство, чтобы поправить дела, стало прибегать к мелким хитростям – не выплачивать заработанные деньги в расчете, что моменту выдачи они значительно истончаться инфляцией.
ПОДСЧИТАЛИ – ПРОСЛЕЗИЛИСЬ
Небескорыстно течение реформ использовали и сами реформаторы.
Однако не это было внутренней пружиной их энергии, а некий капиталистический идеализм. Действительно, то, с какой решительностью перекачивались национальные ресурсы на производство потребительских товаров, говорило о желании улучшить жизненный уровень россиян. Но отсутствие теоретических предпосылок, а если они и были, то их ошибочность, привели к неожиданному, до шока, результату. То, с какой поспешностью перекраивалась первоначальная экономическая доктрина, какие лоскутки противоположных тенденций пытались подшить к политическим предпосылкам при формировании бюджета, говорит о том, что власти в период всеобщего разорения хотели "как лучше". Но, как говорит Маркс, человек тем и отличается от пчелы, что сперва строит дворец в голове… И если бы команда
Гайдара, начиная реформы, освежила в памяти блестящий анализ денег данный в работе родоначальником коммунизма "Критика политической экономии", ошибок было бы меньше.
ИНФЛЯЦИЯ – вот наиболее разрушительный итог реформ 1992 года. На ней и сосредоточим внимание.
ИНФЛЯЦИЯ – ЭТО КОГДА ГЛАВНОЕ В ДЕНЬГАХ – БУМАГА
Так считает каждый кабинет министров, прибегая к инфляции.
Действительно, в ХХ веке бумажные деньги обнаружили способности неведомые предыдущим эпохам – на законных основаниях разорять граждан через инфляцию. Во время и после первой мировой войны инфляцию использовали правительства разных стран. Не миновала соблазна и Российская Империя, и Советская Россия. Воюющим сторонам было удобно покрывать растущие расходы с помощью печатного станка, а после войны с его же помощью погашать текущие долги и репарационные платежи. Но как показала практика тех лет, инфляция вела к разрушению хозяйственного механизма. Осознание этого факта нашло отражение в преодолении инфляционного сползания введением национальных валют, в том числе и в Советской России. К 1924 году процесс стабилизации был завершен и начался экономический рост.
Во все времена, во всех странах экономисты понимали, что главным условием процветания экономики является стабильность и, следовательно, предсказуемость. С инфляцией приходит экономическая неопределенность, необъявленное тяжелеющее налоговое бремя, резко снижаются возможности получения внутренних и иностранных инвестиций.
Инфляция уносит национальное достояние через банки, кредитный процент которого оказывается неизмеримо ниже инфляционного.
Инфляция не решает, к удивлению и сожалению своих творцов и вопрос бюджетного дефицита. Нет аргумента в ее защиту, но она есть. В
России объяснение одно – ее не могут преодолеть, потому что не понимают причин и механизмов именно отечественной формы инфляции.
Оставим пока криминальную заинтересованность в инфляции со стороны власти и олигархов аналитикам уголовного права, и попытаемся понять действие инфляционного механизма вообще, и в наших условиях в частности.
ПЕССИМИЗМ БЫВАЕТ РАЗНЫЙ
"Умом Россию не понять" – это верно, но в известных пределах.
Непредсказуемость России проявляется там, где не сложились ее традиции, где государственное наезжает на национальное, где проявляется ее историческая молодость. Она становится непонятной там, где завоеватели, реформаторы и революционеры стирали почти начисто национальную память, оставляя на грани инфантильности целые поколения. После семнадцатого года в стране едва не полностью был уничтожен интеллект вместе с тремя сословиями. Да и сейчас не проявляется бережного отношения к тому, что еще ухитрилось сохраниться после семидесятилетней селекции по выведению гомосоветикус. Все думающее, особенно критически, истребляется и морится в стране, подобно кухонным тараканам.
Это лирическое отступление всплыло в связи с пессимизмом, который весьма уместен при экономическом прогнозе ближайшего будущего.
России нелегко будет усвоить аксиомы рынка. Но есть и лукавый пессимизм, вылезающий из официальных и полуофициальных щелей, который, ссылаясь на национальные особенности, иногда используют, чтобы приговорить Россию к длительному экономическому абсурду.
Особенно он любезен тем, кто неспособен к обучению и усмирению своих амбиций.
Народ России творит и трудится, как и другие народы, Его труд плохо организован и низка экономическая и профессиональная культура. Но принципы организации и обучения – как раз то, что необходимо понимать умом. И вообще – экономика – область рационального анализа и русские здесь должны вести себя так, как если бы были коренными японцами или американцами. Понимание требует усвоения некоторых общих принципов. Поэтому -
НЕМНОГО ТЕОРИИ
Понимание экономических принципов кажется мучительно сложным, пока не осознаешь, что в основе процессов лежит простая аксиома: потребить можно только то, что имеется в наличии. Если перед вами яблоко – мы имеем возможность съесть только его – независимо от того, удовлетворит это наш голод или нет. Наши потребности, как бы ни были они велики или малы, всегда должны находиться в строгом соответствии с тем, что мы произвели, на заводе, в крестьянском хозяйстве, в целом по стране. А для того, чтобы произошло соответствующее произведенному распределение, необходимо на полюсе потребления иметь эквивалент того, что имеется на полюсе наличия продукта. Товарное предложение оценивается денежным спросом, т.е. потребительная стоимость, с необходимой функцией и качеством, через цену реализует свою меновую стоимость в эквиваленте, чья надежность обеспечена конвенцией, законодательством или признанной ценностью.
Пока происходит эквивалентный обмен, экономика функционирует нормально. Нарушение баланса влечет инфляцию, дефляцию и другие экономические болезни. Когда банкноты обесцениваются увеличением тиража, товар защищает себя бегущей ценой, которая не только отражает инфляционные ожидания, но и провоцирует последующую денежную эмиссию. Процесс этот может тянуться сколько угодно, пока не остановится эквивалентным обменом. Ведь в основе товарно-денежного обмена современного рынка лежит тот же бартерный обмен, который проделывали с результатами своего труда первобытный гончар и охотник. Пока деньги не будут выступать как товар, они не будут восприниматься как мера стоимости. Это хорошо прослеживается в семиотическом принципе расчетов, когда реальные вещи в своем взаимодействии представлены своими символами в виде ценных бумаг, обязательств и т.п. Каждый агент рынка одновременно удовлетворяет и спрос, и предложение, получая равное удовольствие от совершенной сделки. Форма эта отражает длительный период мировой истории, когда платежным средством мировой торговли было золото. Но вот появились бумажные деньги. Будучи первое время обязательствами банковских подвалов, где хранились сокровища, бумажные деньги с успехом заменяли золото как платежное средство. Выступая от имени национальных сокровищ, они становились валютой. Это и выдает с головой бумажные деньги – они суть обязательства, но не сами сокровища. И как обязательства они могут быть нарушены и превратиться в фальшивые обязательства. Поэтому надежность их должна быть обеспечена системой правовых норм. Механизм приведения правовых норм в действие обеспечивается силой. И тут мы попадаем в замкнутый круг – сила возвращает нас туда, откуда начиналось нарушение обязательств – к государственным институтам.
ЧЕЛОВЕК В ГОСУДАРСТВЕННОМ ИЗМЕНЕНИИ
Круг замкнулся. В этом один из пороков авторитарных государств – они успешно справляются со своими поданными, но не могут справиться с социальными и экономическими проблемами. Авторитарное государство
– своего рода отстойник нечистот и погрешностей экономического развития общества. Чем больше происходит ошибок, тем сильнее обосабливается правящая верхушка, противопоставляя себя обществу.
До настоящего времени наше государство не было заинтересовано в потребительской стороне жизни гражданина, его интересовала в нем только рабочая сила. Сталинский принцип: "Народу – пайка, государству – все остальное", жив до сих пор. Народу печатают столько денег, сколько необходимо для удовлетворения государственных интересов. Потребительская корзина российского гражданина равняется тому, что остается от "всего остального".
Сейчас к военному комплексу прибавились дворцы и виллы в райских уголках планеты. Сделать гражданина равноправным участником рынка может только полноценная денежная единица, при полноценной оплате труда. Но государство отказывает гражданину в валюте. Правительству кажется, что если номинальное содержание денег сделать реальным – это опустошит казну. Традиционно власти не желают понять, что казна и ее содержимое, функционирующее в денежном обращении – это все то же национальное достояние. Разница лишь в том, что чиновник теряет доступ к распоряжению национальным достоянием. А поскольку государство – это и есть чиновник, отсутствие тотального контроля за потоком любых денежных средств для него невыносимо.
И, тем не менее, до 1992 года темпы инфляции не вызывали особого беспокойства. Почему такое было возможно? Ответ ясен – если государство берет на себя обеспечение стоимостного эквивалента бумажных денег, а не придает им золотое, валютное или другое реальное содержание, оно, тем самым, берет на себя ответственность за существующие цены. Цены – это единственная форма, в которой государство, не имеющее во внутреннем обращении мировую валюту, способно обеспечить принятые перед обществом обязательства по стоимостному содержанию бумажных денег. Тут неразрывная связь – плановая монополистическая экономика дает контрольные цифры на цены и денежное обращение. Если оно теряет эту связь или не понимает ее, то происходит то, что произошло в России. (В качестве курьеза можно указать на Анголу, которая, во время социалистической экспансии в мире, приняла у себя советский вариант экономики. Искусственный курс ангольского куанза привел к тому, что внутренней валютой стало баночное пиво).
Утрата понимания этой связи сквозила и в отчаянных попытках правительства Рыжкова и Павлова придать ценам стоимостное содержание. У них это выразилось в создании трех уровней цен: централизованных, договорных, свободных. Это привело к вспышке спекуляции. Но непревзойденным шедевром абсурда, стало решение отпустить оптовые цены при замораживании розничных. (?!)
ЧЕЛОВЕК НА ВЕСАХ ПОТРЕБНОСТЕЙ
Но вот произошло то, что произошло. Товаровладелец откололся от государства и в еще более грубой форме противостоит потребителю.
Потребитель – его добыча, цены – его оружие. Практически любой владелец товаром становится монополистом, потому что через сговор становится хозяином ценообразования. В условиях товарного голода он делает товар еще более дефицитным, придерживая, или даже уничтожая его. Товаровладельца не интересует стоимость производства товара, как основы общественно-необходимой прибыли. Его интересует прибыль, в условиях жизни и смерти потребителя. Следствие этого положения – инфляция. Деньги, сохранившие за собой лишь функцию средства обращения, передают все козырные карты в руки товаровладельца. Товар диктует любой масштаб цен, до тех пор, пока не будет полностью исчерпан спрос. Даже остановка печатного денежного станка не отразиться на ценах. Для голодного человека хлеб дороже обручального кольца. Нет чуда, способного остановить рефлекс стяжательства. Есть механизм – конкуренция и стоимостной эквивалент в руках потребителя.
(Заметим в скобках, что потребитель является товаровладельцем своих профессиональных качеств и имеет право требовать за них справедливую цену. Но это уже область профсоюзной борьбы.)
ВТОРЖЕНИЕ ТЕОРИИ В ПРАКТИКУ
Теория – концентрированное, выраженное в понятиях и терминах отражение практики. Или, другими словами – описание обобщенной и приведенной в систему, до выявления характерных признаков и закономерностей, практики. Другой она не может быть. Теория
описывает, а не предписывает, как это делало
"передовое учение". Если полученные знания используют – они ведут к созиданию, отрицание знания – это и есть разрушение.
Драматические последствия гайдаровских реформ – плод непонимания товарно-денежных отношений, при наличии "деревянного рубля". Если государство передает товарную массу в частные руки, оно перестает контролировать денежный курс, потому что цены – единственная реальная субстанция денежного содержания
– начинают формироваться независимыми от эмитента силами.
Течение нашей "единственной в мире" инфляции, было совершенно не похоже на течение инфляционных процессов известных экономической теории. В России все происходило наоборот – не денежная эмиссия заставляла разбухать товарные цены, а товарная масса, в ее разбухающих ценах вынуждала Центральный банк прибегать к денежной эмиссии. Соответственно уменьшалось то, что государство имело и увеличивалось то, что государство хотело иметь. В результате – рост бюджетного дефицита. Удивительно! – В Германии после первой мировой войны прибегали к эмиссии для выплаты долгов по репарациям, а в
России товаровладельцы увеличили государственный долг, стимулируя денежную эмиссию. При этом, как всегда крайним остался рядовой потребитель, на которого легла тяжесть высоких цен, государственного долга и денежной эмиссии.
ЩЕДРОСТЬ С ПРОТЯНУТОЙ РУКОЙ
Удивительно так же и то, как жили наши банки в условиях инфляции.
Во всех странах мира самые тяжелые удары инфляция наносит по банкам.
Там это приводит к прекращению банковского кредитования, вызывая экономическую стагнацию. У нас же банки процветали именно на кредитах, но при этом стагнация сохранялась! И эта "загадка" также связана со стоимостным содержанием денег. Банки получают процентные отчисления с кредитов, т.е. имеют дело с деньгами в их номинальном значении, но когда эти деньги возвращаются в хозяйственный оборот, они воплощаются в реальные ценности, и тогда выясняется, что значительная часть их уничтожена инфляцией. А поскольку банки оперировали деньгами государства, через них утекали деньги государственного бюджета, невидимо, но неуклонно увеличивая государственный дефицит. Мало того, Государственный Банк России упорно поддерживал невиданную по размаху благотворительную деятельность по отношению к запредельным странам. На протяжении 1993 и1994 годов искусственно сохраняя завышенный курс рубля. Только больное воображение могло считать, что этим укрепляется рубль и сдерживается инфляция. Был момент, когда как бы устыдившись, что его заподозрят в непонимании сути происходящего, мэтр ЦБ Геращенко, заявил, что Центральный банк не будет поддерживать курс рубля за счет истощения валютных резервов. Но это было одно из тех высказываний, которыми привыкли успокаивать и вводить в заблуждение общественное мнение. После заявления курс рубля длительное время оставался завышенным, но реальность прорвала искусственный барьер и разразилась знаменитым "черным вторником". Это стоило Геращенко места, а "умники" в правительстве, вместе с товарищ Парамоновой создали "коридор", притянув "деревянный" к курсу доллара.
Мировая практика "змеевидных коридоров" для национальных валют, по отношению наиболее стабильной валюте – доллару, возможна в условиях открытого рынка, способного индикативно вносить уточнения в реальное содержание национальной валюты. Наш же "коридор" служит обогащению коммерческих банков и отдельных лиц. Схема проста: Мы получаем доллары за продажу сырья по мировым и демпинговым ценам, далее они поступают в ЦБ и "по дешевке" продаются структурам, которые с большой выгодой для себя финансируют импорт. Таким образом, доллар возвращается к первоначальному владельцу по ценам мирового рынка. Более того, иностранная фирма, продав в России товар на один доллар, получала такое количество рублей, на которое могла в
ЦБ, с помощью "коридора", купить от четырех до шести долларов.
(Пример: Жвачка за 10 центов продается за 2000 рублей, на которые покупаются 45 центов.)
"БОРИС, МАЛЬЧИШКИ ОТНЯЛИ КОПЕЕЧКУ…"
Нет возможности даже просто перечислить нелепости и необъяснимые парадоксы рыночной России. Но один феномен особенно остро отражался на национальных и человеческих интересах – всеобщие неплатежи.
Неизвестно, что парализовало профессиональных экономистов, но они, видимо, не нашли подходящих слов, чтобы объяснить правительству пагубность этого явления. Оставив в стороне преступные и нечистоплотные причины неплатежей взглянем на то, что представляется обязательным для выполнения. В самом слове "неплатежи" раскрывается суть происходящего – одна из сторон отказывается вернуть производителю эквивалент потребленного. Если мы пойдем по цепочке производитель-потребитель, то обнаружим, что самым злостным неплательщиком является государство. Это очень странно! Если продукция произведена и находится у государства на реализации, то государство расплачивается кредитом, в счет реализации. Если у государства нет денежных средств – значит, возник инфляционный разрыв или мала скорость денежного обращения. Необходима эмиссия, для увеличения денежной массы. В здоровой экономике этот вопрос решился бы чековыми депозитами или системой электронных расчетов.
Правительство боится прибегнуть к эмиссии, опасаясь роста инфляции.
В связи с этим уместно вспомнить экономическую притчу Кейнса о фальшивом долларе, который, поддержав обращение, дал прибыль в 50 центов. Не будь он фальшивым, прибыль составила бы полтора доллара.
Поэтому, если государство не потребит, подобно фальшивомонетчику ценности, равные произведенной эмиссии, деньги останутся средством обращения и не спровоцируют увеличения инфляции. С другой стороны, государство не должно уподобляться корове, которая принадлежит тому, кто пьет молоко. Нельзя позволять субъектам рынка, через увеличение масштаба цен отправлять потоки денег, напечатанных монетным двором для обращения, в собственные нечистоплотные карманы. Давно пора понять, что если рынок "крутится" на наличности, эмиссию не вернуть через налоги.
И еще к "неплатежам": Для постсоциалистического производства типично нестоимостное ценообразование, в результате чего агенты товарно-денежных процедур оказываются в положении неэквивалентного обмена. Особенно свирепствуют сырьевики, энергетики, связисты, железнодорожники – естественные монополии. При российской зарплате в 15 – 20 раз уступающей уровню развитых стран, услуги этих ведомств стоят дороже мировых в 2 – 3 раза.
ЗОЛОТОЙ СТАНДАРТ
Тем не менее, среди прочих чудес российской экономики неплатежи выглядят как нонсенс, досадная, но исправимая ошибка. Но совсем не проста проблема перераспределения ресурсов через рыночные механизмы в сопровождении инфляционных процессов. Энергичное вмешательство правительства способно ликвидировать неплатежи, но у нас нет шансов остановить инфляцию одними административными средствами. Более того, прямой контроль зарплаты и цен затормозит решение главной задачи – перераспределения ресурсов и создания здоровой, пропорционально развивающейся экономики.
Единственно средство обуздать инфляцию и решить задачу перераспределения ресурсов – стоимостное ценообразование, где деньги подчинены золотому стандарту.
Горячие головы возразят, что нигде в мире уже нет золотого стандарта, что даже США, с величайшим золотым запасом, отказалось от поддержания банкнот золотым эквивалентом и т.д. На что можно возразить, что в 1981 году американское правительство рассматривало вопрос о возвращении к золотому стандарту в связи с экономической доктриной расширенного потребления. Но при денежной системе США стабильность рынка обеспечивается ценными бумагами, в которых отражена стоимость совокупного национального продукта. Цена их, в свою очередь, регулируется нормой процента, поэтому колебания, связанные с массой и скоростью денежного обращения, ниже, чем колебания способные возникнуть в результате неравномерного предложения золота. В России пока нет стабилизатора в виде ценных бумаг, курс которых поддерживается и фондовой биржей и Федеральной резервной системой. Единственным стоимостным эквивалентом при не сложившихся рыночных механизмах, может стать золото – эталон, соответствующий общепризнанным и правовым нормам. Такой эквивалент привлечет иностранные инвестиции и вернет убежавшую за рубеж валюту. А когда заработает механизм перераспределения ресурсов, т.е. способность рынка выравнивать количество товаров, на которые предложен спрос и количество товаров удовлетворяющих этот спрос, на базе сложившегося стоимостного ценообразования возникнет естественный стабилизатор – ценные бумаги, отражающие реальное положение национального капитала. Тогда можно было бы снова вернуться к государственным обязательства в виде банкнот
Центрального Банка или Российской Федеральной резервной системы.
ПОДВЕДЕМ ИТОГИ
Главной задачей России – является создание гражданского общества.
Все остальное – производное гражданского общества. Рыночная экономика – всего лишь механизм эффективного использования национальных ресурсов.
