– сооружение выросшее на прекрасной лесной полянке, среди озер и почти девственного леса. Удивительно, – в тридцати минутах ходьбы от моего дома открывался этот чудесный уголок природы. Нас было четверо с суточным графиком дежурств. Платили, разумеется, немного, но свободное время позволяло писать. Я давно хотел закончить "Демоны поиска". Новая Россия давала собственную среду обитания для моих героев. Сейчас не требовалось экспортировать комиссара Барка за границу, все перипетии сюжета органически вписывались в реальность российской действительности. Имевшийся вариант я решил полностью переработать. Этому, кстати, способствовало не только мое решение. В
      92 году печатное дело обретало самостоятельность, и возникали новые издательства. С одним из таких, издательством "Импульс", у меня сложились особые отношения, потому что там работала знакомая – Ира
      Немеш. Редактора "Импульса", Геннадия Пархоменко, заинтересовал роман "Демоны поиска". Я приехал в Москву, правда, по другим делам
      (тогда я еще занимался бизнесом) и навестил редакцию. Мы заключили договор, по которому обязывались, со стороны редакции – издать роман в количестве 100 000 экземпляров, а я не возражал против литературной правки. Примерно через год рукопись вернулась ко мне, с просьбой сделать правку самому. Тогда не нашлось для переработки времени, да и желания, и вот сейчас, через пару лет, я решил написать совершенно другую книгу.
      Работа подвигалась довольно быстро. Месяца через три после того, как я сел за переработку романа, он был готов. Признаться тогда у меня имелись не бескорыстные мысли, что труд писателя – самый подходящий и свойственный мне вид работы, что он должен обеспечить какую-то сносную форму материального существования и тому подобное.
      К сожалению, я уже не мог использовать договор, заключенный с московским издательством "Импульс", – к тому времени оно разорилось.
      Я попытался воспользоваться своими старыми связями и через
      Полозкова, работавшего в то время в Государственной Думе, договорился о встрече с Говорухиным. Здесь тоже обстоятельства были не на моей стороне, приехав в Москву я узнал, что у Станислава
      Сергеевича стряслась беда с сыном воевавшим в Чечне и он уехал туда.
      Долго находиться в Москве я не мог. Оставался Нижний Новгород.
      Препятствий для издания книги не имелось, я считал себя единственным в Нижегородчине писателем-фантастом и попробовал обойти местные
      Нижегородские издания. Не все оказалось так просто. Практически издания способные проводить самостоятельную издательскую линию, не устояли в новых экономических условиях, превратившись в корректорские приложения к уже существующим типографиям. Все же в миниатюрном, работавшем с учебниками, издательстве "Деком", у меня взяли рукопись, но черед некоторое время возвратили, почему-то в заново переплетенном виде. Зав. Литературным отделом Ольга
      Червонная, похвалив содержание и посетовав на то, что их финансовые возможности не позволяют брать на себя ответственность за издание одного произведения, но редакция будет готова к разговору, если я с этим романом предложу еще что-нибудь. На этом мы расстались. В
      "Нижегородском рабочем", прочитав роман, предложили дать в нескольких номерах сигнальные главы и обратиться к возможным спонсорам прямо через газету. Я согласился, и в предисловии изложил мотивы, которые толкали к написанию романа. Это было в декабре 96 года.
      "Какое будущее ожидает нас?
      Ответ имеет два варианта: возможно будущее созданное инерцией разрушительных процессов, возникших благодаря нашей недальновидности и жажде потребления, и будущее, в котором люди осознают настоящее, пытаясь разумно влиять на него.
      Компьютерная модель первого варианта утверждает, что при сохранении существующих тенденций хозяйственной практики и отношения к экологии резервы планеты исчерпаются через шестьдесят лет, плюс-минус двадцать. Наши дети могут стать свидетелями гибели земли и ее последними обитателями. Во втором варианте есть надежда изменить жизнь к лучшему, очистить и возродить планету. Между первой и второй альтернативой стоит наука. Она в равной степени может способствовать и разрушению и созиданию. Ученый должен обладать твердостью, позволяющей отстоять выбор перед давлением обстоятельств, претензиями политиков и чиновников, перед соблазнами, предложенными беспринципным бизнесом. В этой невидимой миру борьбе раскрываются самые социально значимые человеческие качества. Ожидающая награда – не деньги, признание и слава, а лишь моральное удовлетворение. Для судеб планеты такой выбор может иметь решающее значение.
      Но что бы ни происходило между политиками, чиновниками и учеными, не следует забывать, что на трибунах театра сидим мы – простые люди.
      К нам обращены призывы отвергнуть или признать действия участников спектакля. Способность сделать квалифицированный выбор должен сделать каждый человек, только тогда выбор станет разумным.
      Для нынешней России подобные вопросы стоят особенно остро. Мы в очередной раз продемонстрировали миру свое умение "разрушать до основании". "Буржуазная революция" как Мамаева орда пронеслась по просторам Отечества и ее хозяйственному механизму. Более всего пострадало при этом человеческое сознание. Не высокие идеалы легли в основу радикальных реформ – их горючим и движущей силой стала первобытная жадность.
      Разумеется, пока обществом управляют инстинкты – ему не до размышлений, а с таким социальным алгоритмом нет шансов удержаться в двадцать первом веке. Наш шанс – обрести разум и доброе сердце.
      Доброта – не призыв к бедности, достаточно понять, что не бывает удовлетворенной жадности. Напиваясь, алкоголик не думает о последствиях, но наступление последствий уничтожает саму способность к размышлению. Такое может случиться с целыми народами.
      Государству, похоже, безразличны судьбы его подданных, Члены политического Олимпа словно скроены из особых атомов, каждый из которых генерирует безграничную жажду самоутверждения. Не заметно, чтобы где-то там сохранилось место сочувствию и состраданию к ближнему. Поэтому всем нам необходимо учиться принимать свои маленькие, но ответственные решения.
      Перечисленные проблемы подспудно просматриваются в фантастическом романе "Демоны поиска". Будущее общество, показанное здесь, не научилось справляться со своими гражданскими обязанностями и все более попадает под полицейский контроль. Учеными тоже владеют химеры жадности. Мировое сообщество создает орган контролирующий их деятельность. В романе таким органом является МАКНАД -
      Международное Агентство Научных Достижений. Но роман – не социологическое исследование, он следует законам жанра, тем более что этот жанр – остросюжетный фантастический детектив. Но автора, как и современников, конечно, больше интересует настоящее, и содержание романа является настоящим, правда, загримированным под будущее".
      Я сделал все, что мог в тот момент, и повис в ожидании. Ожидание было не пассивным, продолжалась работа над трилогией. На стрелковом стенде хорошо писалось и думалось, а дома имелось достаточно времени, чтобы отпечатывать написанное и продуманное на машинке.
      Вскоре была готова первая часть трилогии – "Шантаж". Опять мне не повезло с издательством – "Деком" приказал долго жить. Я отнес рукопись в недавно созданный меценатом Седовым литературно-художественный журнал "Нижний Новгород". Барсуков, бывший в то время редактором, принял рукопись, и как мне передали, высоко отозвался о ней и уже готовил к публикации, но был заменен другим редактором, который не мог решать такие вопросы самостоятельно. Последний отдал роман на согласование с хозяином журнала – Седовым. Седов как раз принадлежал к категории лиц, о которых писалось в романе. Видимо ему это не понравилось. "Шантаж" вернулся на исходное место. Я заканчивал вторую часть – "Агасфер".
      Когда я писал "Шантаж", улучшилась техническая база моего творчества – купил компьютер с принтером. Мои попытки пристроить роман как бы утратили остроту – я мог самоиздаваться, печатая книгу в домашних условиях. По крайней мере, друзья и родственники имели возможность прочитать то, что я написал.
      В 1997 году подоспело и еще одно событие, имеющее важное значение в жизни каждого человека – наступил пенсионный возраст, рубеж, где начинаются новые формальные отношения человека с государством. Год, когда мы узнаем, как ничтожно отечество оценило наши усилия по созданию его крепости и процветания. Вообще-то хронологическая цифра 7 имела в истории России фатальное значение, – что-нибудь да произойдет, -!7 год – революция, 27 год – начало коллективизации,
      37 год – массовые репрессии, кстати и я родился, 47 год – борьба с космополитизмом, 57 год – Хрущевские репрессии, кстати, и меня посадили. Последующие два десятилетия проскользнули без потрясений.
      87 год поколебал страну пиком "перестройки", а 1997 – потряс дефолтом, этот, кстати, был и годом моего выхода на пенсию.
      На работе такие даты тоже замечают, поэтому я не мог миновать общепринятой традиции и не отметить выход на пенсию. Справляли юбилей и дома и на работе. На работе – стрелковый стенд был к нашим услугам. Впрочем, его постоянно использовали для каких-нибудь увеселительных мероприятий – то гуляло непосредственное начальство, то городские власти, то "оттягивался" заводской цех, обмывая надуманное событие. Теперь это было мое 60-тилетие. Особенно радовался стрелковый пес Кузька. Жизнь его была сытой, но праздник есть праздник – здесь, если не считать спиртного, Кузька имел больше чем любой участник мероприятия. Он до сих пор виляет хвостом на памятной фотографии юбилейного застолья.
      Особого "приварка" к моему скудному окладу я не получил, – тогда срезали ставку работающим пенсионерам. Но вздохнул с облегчением – все же теперь у меня имелось официальное право на независимость, пусть даже нищенскую.
      Обозревая признанный биологически активным период времени, я думаю о событиях, не получивших отражения в наших с Йориком воспоминаниях. Главное из них, конечно, Чеченская война. Война, в которой государственные чиновники свою бездарность и невиданную безнравственность превратили в национальный позор. Существует официальная хроника и официальное изложение событий, но у каждого гражданина России появлялось личное впечатление, личная хроника, слагаемая на основании свидетельств очевидцев, из сообщения наших отцов, детей и знакомых, прошедших через чеченское пекло, размышления и анализа информации, которая всегда проскальзывает между строчек официальных сообщений. Открывается своя правда. Такая правда тем убедительнее, что она и есть психологическая субстанция хватающая за душу, владеющая сознанием и формирующая мироощущение; это то, с чем мы идем по жизни. Книги закрываются, закрываются страницы истории, но остается национальное сознание, психология, в которой отложилась память современников и очевидцев и никто уже не узнает, почему народ потерял достоинство, почему перестал верить в свое Отечество, почему чувствует себя ущемленным. События уйдут, но останутся их посевы.
      Много было позорного в боевых действиях – и штурм Грозного, c положенными там без счета головами и танками, и Буденновск, поверженный Шамилем Басаевым. Кизляр и Первомайский, где бывший комсомольский вожак Салман Радуев посмеялся над всеми видами правительственных войск. Взятие Грозного Асланом Масхадовым окончательно расплющило репутацию федерального силового бомонда во главе с Ельциным. Апофеозом позора и унижения стал Хасавьюрт. Не выдержали нервы, и Ельцин делегировал свою бездарность и беспомощность боевому генералу Лебедю. Но это всего лишь военная сторона постыдного чеченского конфликта. Социальная, историческая и нравственная, нанесли более непоправимый ущерб национальному сознанию. Государственные начальники не видят и не понимают, как они по атому сокрушают национальное здоровье, разрушают веру в человека и возможность дружественного сосуществования. Бесчеловечность не становится гуманной оттого, что она обращена на представителей другой национальности. Свидетелями хищнической наживы на смерти и крови стали не только журналисты, жестоко преследовавшиеся в Чечне, но и вся Россия, смотревшая как торгуют жизнью и оружием министры и генералы, и все приближенные к ним с целью наживы. Невозможно изгладить из памяти свидетельства очевидцев-солдат, получавших устаревшее оружие с того же самого склада, откуда воюющие с нами чеченцы уезжали на джипах и БТРах, с новейшими системами вооружений. "Бандиты" платили наличными. И как-то бледно перед всем этим выглядит тот факт, что еще до начала войны Гайдар и Грачев передали советские арсеналы генералу Дудаеву.
      Йорик постучал по столу, предлагая восстановить на страницах хронологический порядок.
      – Куда ты меня торопишь? – спросил я, – ведь я пишу не летопись, а исследую состояние души в условиях российской действительности.
      Мне, да и тем, кто отважится прочитать написанное, важно знать, почему отдельного человека волнуют события, не имеющие к нему прямого отношения.
      – Тогда вернемся еще немного назад и вспомним Афганистан? А это более грубое вмешательство в жизнь другого народа, чем в Германии,
      Венгрии, Чехословакии или даже в Чечне. Генералитет и ЦК, зараженные милитаризмом, хотели иметь военный полигон. Им требовалось совершенствовать системы сухопутных видов вооружений.
      Да, генсеки играли в глобальные политические игры. Их не интересовала судьба отдельного человека, настолько не интересовала, что ЦК санкционировало на тульском оружейном заводе производство специальных мин-ловушек. Там изготавливали игрушки, разные безделушки, даже мины-калоши, узнав, что калоши были распространенной обувью среди афганцев. Дети подбирали игрушки, взрослые одевали калоши. И те и другие погибали или оставались без рук и ног. Об этом позоре не говорили тогда, не говорят и сейчас, но я знаю об этом, потому что есть живые свидетели преступлений, и всегда буду помнить. Я никогда не соглашусь с теми, кто считает излишним суд над коммунистическим режимом. Отсутствие осознания, покаяния, не позволяет развиваться обществу, а без зрелости общества не возникнет гражданского контроля над действиями властей.
      Отсутствие контроля приводит к повторению исторических преступлений.
      – За чеченской темой ты проскочил тему дефолта 97 года, а ведь мы хотели поговорить об этом, – осторожно заметило существо на углу стола.
      – Да, – согласился я, – но получилось так, что мне не пришлось основательно заниматься вопросом августовского кризиса. Сохранились только впечатления и субъективные суждения. Но как я уже говорил, мое сознание – это часть национального сознания и атомы размышления витают в ауре всеобщего российского размышления, я поделюсь своими впечатлениями.
      В начале 97 года дефицит национального бюджета возрос. Уже не было Гайдаровской инфляции, но Черномырдинская дороговизна не покрывала правительственные расходы. К тому же приближенные к правительству отдельные лица и финансовые структуры использовали активы ЦБ для того чтобы "позолотить ручку" на Государственных
      Казначейских Обязательствах – ГКО. И эти два государственных прохиндея – Ельцин и Черномырдин, решили провернуть новую аферу всеобщего национального ограбления для заполнения финансовых пробоин. Поскольку Ельцин уже не очень беспокоился о своем паблисити, так как выборы были позади, а на новую удачу ему не приходилось надеяться, он мог от своего имени принимать непопулярные решения. Но Виктор Степанович еще трепетал за личную репутацию, наивно полагая себя популярным в России государственным деятелем, поэтому он предпочитал оставаться в тени. Для операции по великому ограблению они наметили кандидатуру, не очень заметную, но преданную и ревностную до последней степени – Кириенко. Вроде бы человек со стороны, и, вместе с тем, "умница". Кириенко не раздумывал ни секунды, для него экономическая афера – раз плюнуть.
      Его не заботит репутация, да и какая репутация?! – о таком взлете карьеры он не доходил в самых смелых мечтах. "Из грязи да в князи" – какой дурак, особенно из молодых "демократов" упустит предложенную возможность? Ведь друг Немцов "порулил" в замминистра, – и ничего.
      Я полагаю, что идея обрушения рубля принадлежала Кириенко, в принципе этим и определился выбор его кандидатуры. Он предлагал слегка "подправить" дефицит, а потом, возможность стабилизации экономики передать в руки Черномырдина, роль которого с "Домом всей
      России" возрастет как спасителя Отечества. Дума приняла формулу сделки, согласившись на предложение Ельцина отдать кабинет министров "молодому и способному" Кириенко. Кишки российского налогоплательщика прокрутили через мясорубку дефолта, и запланированное падение рубля состоялось. Внутренние долги стряхнули вместе с напечатанными купюрами как гусь воду с жирных перьев. Пора было гнать Кириенко и возвращать Черномырдина на место. Да вот беда – та часть депутатов, которая не раскусила сразу маневр президента, обиделась на Бориса Николаевича за надувательство и решила отыграться хотя бы на Викторе Степановиче.
      Так взошла яркая политическая звезда Примакова. Его назвали
      "спасителем", но ничего действительно необходимого для налаживания хозяйственного механизма России он не сделал. Просто порулил левой ручкой, той, к которой наиболее был адаптирован административно-финансовый аппарат, сформированный на советском менталитете.
      Вышеописанный сценарий был разгадан мною еще до того, как произошли события. Исполнился он с абсолютной точностью. Не угадал фамилию Примакова, но заранее предполагал, что Дума согласится только на человека подобного склада и ориентации. Итак, власти очередной раз доказали, что плевать им на народ и национальные интересы. Всю энергию они направляют на самоутверждение и посвящают только себе.
      Внутренние изменения в стране мы всегда связывали с первыми лицами. Стиль их публичного присутствия наполнил особым ароматом листаемые страницы Российской истории. В памяти каждого аборигена сохранилась галерея "первых лиц", вроде закладок в книге времен.
      Вот Никита Сергеевич. Он разыгрывал мужичка от сохи. Видимо это когда-то нравилось Сталину, а потом должно было понравиться и всему миру. Ботинок в ООН сопровождал эту роль. Прямолинейным напором
      Хрущев напоминал паровоз. Ему приделали маховики и поставили на колеса. Он всегда словно катил по рельсам, которые убирали сзади и клали впереди. Мы знаем, что он не мог куда-то приехать. Как политик
      Никита обладал огромной энергией и способностью к интриге. Но не было политической проницательности и это переходило в близорукость, не позволившую ему разглядеть то, что находилось прямо под носом.
      Леонид Ильич. Было в нем что-то от статиста, аккуратно усвоившего все, что ему хотели внушить приближенные. На лице Брежнева отразилась напыщенность и как бы недоумение. Он наивно любил себя и свои дела. Его неторопливая размеренность словно погрузила страну в сон, где не худеют, но и не толстеют. Брежнев любимый генсек моей старшей сестры, потому что "при нем было самое счастливое время". Но именно при нем ввели войска в Афганистан, а ей лично, не разрешили выезд с экспедицией в Монголию, потому что брат сидел по 58 статье.
      Моей жене не разрешили работать в военизированной пожарной охране по той же причине.
      Андропов Юрий Владимирович. У меня сохранилось впечатление, как будто он ходил всегда с больным горлом. При Андропове возникли ожидания и разочарования. Конечно, он не мог и не хотел серьезно реформировать систему, но хотел сделать ей капитальный ремонт. Он глубоко верил в принципы унификации и тоталитаризма. Он верил в управляемость социалистического хозяйства и его прогрессивный характер. Мы не дождались плодоношения его преобразований, так как в судьбу Андропова постучалось Время. Но кое-что все же осталось.
      Говорят, что он направил учиться в Венский экономический Университет нынешних младореформаторов – Чубайса, Илларионова, Гайдара,
      Глазьева. Но в моей памяти он сохраняется как главный палач венгерского народа. Он был основной пружиной идеи ввести войска и потопить в крови национальный порыв к независимости.
      Тяжкое впечатление от Константина Устиновича Черненко. Весь он больной, рыхлый, неприглядный. Он вошел, как бы уже окутанный сваном. Как вошел, так и вышел из истории без собственного почерка.
      Последний генсек, и первый и последний президент Советского Союза
      – Михаил Сергеевич Горбачев. Он как светлое пятнышко на облачном небе – то есть, то нет. Первое лицо, которое можно было воспринимать как личность, не отождествляя с системой. Его не нужно было поддерживать под руки, но походка его была далеко не твердой.
      Пожалуй, он спешил, и хоть многое хотел, но многое и не умел. Его амбициозность и самоуверенность свойственна скорее положению, но не чертам характера. Горбачев был "меченым" и, конечно, питал суеверную веру в свое историческое предназначение, но многое пересмотрел, оказавшись вне большой власти. Я отдаю дань мужеству, с которым он принял на себя крест своих целей. Это был генсек стремившийся сделать свою роль искупительной. Жаль, что для такой роли у него не хватило глубины, мудрости и благородства, но в какой-то степени он обладал всеми перечисленными качествами.
      Так виделись мне, гражданину Советского Союза, руководители государства из провинциального Заволжья.
      Я заметил, что Йорик вздремнул прямо на краю стола. Ему было скучно, так как в написанном отсутствовали события, а он, главным образом отвечал за них. Он почувствовал, что я остановился, смотрю на него, и встрепенулся.
      – А демократическим генсекам будем промывать косточки? – бодро спросил он, словно и не сопел носом секунду назад.
      – Им принадлежит будущее, – ответил я, – хоть они и созданы, чтобы отобрать его у собственного народа.
      – Но на хронологии эмоции не отражаются, поэтому пойдем дальше, – заключил Йорик.
      Мы как-то незаметно перешли к периоду Путинского правления.
      Ельцин еще находился у власти и нам доведется встретиться с ним, но
      Путин пришел гак главный защитник режима, когда Дума гнула свое: – подавай им Примакова – и все тут. А Ельцин понимал, что пора на
      Евгения Максимовича управу находить – слишком много самостоятельности проявляет. Красным подыгрывает, а то еще надумал и какую-то "петлю Примакова" из-за Югославии отмочил. Ладно, друг Билл не сильно обиделся, но если так дальше пойдет, чего доброго и капиталы "семьи" пострадают.
      Продолжая повествование и подойдя к правлению Второго президента
      России сделаем небольшой экскурс в систему ценностей на фоне исторических иллюстраций. Системы ценностей, – это основные жизненные установки, позволяющие человеку верить в будущее. Без них не может быть ни общества, ни государства.
      6 августа 1996 года отряды Масхадова, возглавившего чеченских сепаратистов, вошли в Грозный, бывшую русскую крепость "Грозная", основанную в 1818 году. Погибло более трех тысяч российских солдат… А еще раньше, в августе 1945 года, была сброшена атомная бомба на Нагасаки. Разрушена треть города, погибло и ранено около семидесяти пяти тысяч человек. А еще перед этим 7 декабря 1941 года, японцы, без объявления войны, напали на Перл-Харбор, военно-морскую базу США на Гавайских островах. Погибло 2117 моряков и 960 пропало без вести. Япония считала Тихоокеанский регион сферой своих национальных интересов.
      В последнем предложении содержится то, что объединяет все три события – система ценностей. Это великая сила, приводящая в движение народы и государства, уничтожающая и возрождающая целые континенты. Она посылала армии крестоносцев завоевывать Священные земли, и она направляла с Востока полчища мусульман покорять неверных. Она – в подвигах Матросова и Гастелло, она – тускло, но все еще блестит на орденах ветеранов Отечественной войны. Эта сила побуждает действовать как общество, так и каждую личность в отдельности. Было бы интересно проследить на примере трех перечисленных событий как эта закваска, создающая историю, бродит в человеческих умах, претворяясь в действия.
      На мирной конференции в Потсдаме проходившей с 17 июля по 2 августа во дворце Цецилиенхоф, 33 президент США Трумэн сообщил
      Эттли, только что заменившему английского премьер-министра Черчеля, что Соединенные Штаты намерены нанести по Японии удар новым оружием.
      Это будет одна атомная бомба, и сбросят ее на Хиросиму. 9 августа
      Советский Союз должен был присоединить свои усилия в войне против
      Японии, и политическое руководство США считало одну бомбу достаточной для демонстрации силы. Однако появилась вторая – сброшенная на Нагасаки. Приказ о бомбардировке отдал генерал Дуглас
      Макартур – командующий театром военных действий в Тихоокеанском регионе. Он считал это ударом не только устрашения, но и возмездия, возмездия за коварную и кровавую бомбардировку Перл-Харбора.
      Система ценностей генерала, основанная на заповеди "око за око" позволила ему видеть справедливым уничтожение японского города. За тайной принятия решения Макартуром лежит еще одна тайна Второй мировой войны – тайна бомбардировки Перл-Харбора. Франклин Делано
      Рузвельт, 32 президент Соединенных Штатов Америки, прилагал немало усилий, чтобы избежать военного столкновения с Японией. Он понимал неизбежность противостояния США странам Оси – Берлин-Рим-Токио, но справедливо считал, что эта политическая необходимость еще далеко не созрела как национальная необходимость. Такая война требует мобилизации усилий всех слоев общества, а народ США смотрел на кровавую бойню в Европе как на чужую войну. Американцам требовался страшный урок, чтобы они расшевелились и вышли из состояния сытого благополучия. Поэтому, когда утром 6 декабря, за сутки до бомбардировки, президент получил сообщение о готовящемся ударе, он распорядился скрыть содержание шифровки. Рузвельт, безгранично преданный своему народу, единственный президент в истории
      Соединенных Штатов избиравшийся четырежды на свой пост, совершил великое жертвоприношение, ничего не сделав для спасения моряков военно-морской базы на Багамских островах. Система ценностей, выраженная в патриотизме получила дополнительную энергию. Америка поднялась. Готов был воевать каждый школьник, и даже домохозяйка.
      Трумэн знал тайну Перл-Харбора. Солдаты в нее не посвящались.
      Генерал Макартур был солдатом.
      Есть в пожаре второй мировой войны и еще великие символы, основанные на системе ценностей. Японские генералы, арестовали своего императора за то, что он хотел вывести Японию из состояния войны после бомбардировки Хиросимы, и не желали капитулировать. Они предполагали, что 12 августа США сбросит еще одну атомную бомбу на
      Токио. Готовилась эвакуация правительственных учреждений, но опасность скрывалась от гражданского населения Токио. Видимо, генералам тоже требовалось жертвоприношение, чтобы вселить жажду отмщения в душу каждого японца и продолжить войну. Генералы не могли смириться с поражением. За последние 500 лет Японские войска ни разу не капитулировали. Наступление Советской армии в Манчжурии, сделало эти настроения бессмысленными.
      Вот так системы ценностей управляют общественным сознанием и сознанием отдельного человека.
      Блеск ценностей высоких идеалов сверкнул в августе 1991 года, когда на Красной Пресне воздвигались баррикады и люди своими телами прикрывали такую еще хрупкую и ненадежную свободу от танков ГКЧП.
      Последние дни радужных надежд! Пир хищников, разорвавших Великую империю и похитивших ее богатства, ввергнул сознание среднего россиянина в оцепенение и гражданской апатии. Исчезли идеалы позволявшие верить в будущее России. Будущее у нас просто украли с помощь такого же циничного беззакония, с каким украли сбережения граждан. Но еще трепетали повергнутые жертвы и собирались с силами, чтобы выразить свой протест. Последний идеализм и последние надежды еще бродили в головах первого, демократически избранного парламента
      России. На Указ Ельцина N 1400, о прекращении деятельности
      Верховного Совета, депутаты попробовали ответить силой. Беспомощный всплеск надежд и бесславный провал. Идеалы оказались недостаточно убедительными, чтобы разбудить энергию жертвенности у населения.
      Когда рассеялся дым, окутавший Белый дом, оказалось, что вместе с ним расстреляны последние иллюзии. Стало понятно, что эта власть создается для самой себя, и ее строительным материалом сделались мы все – простые граждане. Население было унижено и в бесправном состоянии брошено как беспомощная добыча новым хозяевам России.
      И вот, бесславная чеченская война 1994-1996 годов. Вряд ли в
      России можно было найти человека, который бы верил в справедливость и необходимость этой войны. В Чечне были разбои, рабство, притеснение русского населения, – все, что способно возмутить нравственное чувство и вызвать у человека потребность защитить справедливость. Но мы видели, что чеченцев вооружило правительство
      Гайдара, мы видели, как велики личные интересы Черномырдина в чеченской нефти. Что-то пыталось объяснить продажное СМИ, но мы видели, что оно продажно и видели тех, кто его положил в карман.
      Команда Ельцина считала, что армию можно заставить воевать за деньги. Деньги требовалось платить, но поток ассигнований был направлен в карманы высоких чиновников, а солдатам не хватало на скудное питание. Не видно было что-то честных исполнителей государственной воли. Даже президент, не мог бы сказать, как это во время Крымской войны сказал Николай 1 своему сыну Александру: "Здесь не воруют только ты и я". И это тоже видела вся страна. И был позор
      Хасавьюрта, и были унизительные для Кремля визиты Чеченской делегации, где Ельцин делал вид, что он здесь начальник, но чувство победителя позволяло Масхадову держаться с большим достоинством.
      Огромная держава и крохотная ее провинция! Несопоставимые значения материальных и человеческих ресурсов. Но таковы парадоксы больших и малых величин, когда в жизнь вторгаются человеческие ценности.
      Погрязшая в наслаждениях и воровстве правящая элита почувствовала беспокойство. Не настолько, чтобы менять систему и пожертвовать уже присвоенным, нет, им стыдно было превращаться в посмешище в глазах мировой правящей элиты, где они желали закрепиться на равных правах.