Круг Земной

CLXXXIX

Говорят, что, когда Олав конунг был в Гардарики, случилось, что у сына одной знатной вдовы в горле вскочил такой большой нарыв, что мальчик не мог ничего есть, и считали, что дни его сочтены. Его мать пошла к Ингигерд, жене конунга Ярицлейва, так как была с ней знакома, и показала ей сына. Ингигерд сказала, что она не может его вылечить.

– Пойди к Олаву конунгу, – говорит она. – Он здесь лучший лекарь – и попроси его коснуться рукой того, что болит у твоего сына, а если он откажется, то скажи, что я его об этом прошу.

Вдова сделала так, как ей сказала жена конунга. Придя к Олаву конунгу, она сказала ему, что у ее сына нарыв в горле и он при смерти, и попросила конунга коснуться рукой больного места. Конунг ответил, что он не лекарь и что ей надо обратиться к лекарю. Тогда она сказала, что ее послала жена конунга:

– Она просила меня передать ее просьбу, чтобы Вы применили все свое искусство. Она мне сказала, что ты лучший лекарь здесь в городе.

Конунг подошел к мальчику, провел руками по его шее и долго ее ощупывал, пока мальчик не открыл рот. Тогда конунг взял кусочек хлеба, размочил его и положил крестом себе на ладонь. Потом он положил этот кусочек хлеба мальчику в рот, и тот его проглотил. У мальчика сразу прошла боль, и через несколько дней он был совсем здоров. Мать мальчика и все его родные и знакомые были очень этому рады. Сначала думали, что у Олава конунга просто искусные руки, какие бывают у тех, кто владеет искусством лечить, но потом, когда все узнали, что он может творить чудеса, поняли, что это исцеление было подлинным чудом.

СХС

Однажды в воскресенье случилось, что Олав конунг сидел на своем почетном месте за столом и был так занят своими мыслями, что не замечал, как идет время. В одной руке он держал нож, а в другой – какую-то деревяшку, от которой он отстругивал мелкие стружки. Перед ним стоял слуга и держал кувшин. Он увидел, чем занят конунг, и понял, что тот о чем-то задумался. Слуга сказал:

– Завтра понедельник, государь.

Услышав эти слова, конунг взглянул на слугу и вдруг опомнился. Тут он велел принести свечу. Он собрал стружки себе в ладонь, поднес к ним свечу и поджег их. Отсюда видно, как он строго соблюдал все порядки и заповеди и не хотел нарушать их.

CXCI

Когда Олав конунг решил вернуться домой, он сообщил об этом Ярицлейву конунгу и его жене Ингигерд. Они стали его отговаривать и говорили, что у них в стране он может получить владения, подобающие ему. Они просили его не ехать навстречу врагам с таким небольшим войском. Тогда Олав конунг рассказал им о своем сне и сказал, что, как он думает, то было знаменье божье. Увидев, что конунг твердо решил ехать, они предложили ему воспользоваться их помощью и взять в дорогу все, что ему нужно. Конунг поблагодарил их дружескими словами за их участие и сказал, что он охотно возьмет у них все, что ему будет необходимо в пути.

CXCII

Сразу после йоля конунг стал собираться в путь. У него было тогда около двух сотен людей. Ярицлейв конунг снабдил их всех лошадьми и всем необходимым снаряжением. Когда конунг собрался, он отправился в путь. Ярицлейв конунг и его жена Ингигерд проводили его с большими почестями. Своего сына Магнуса он оставил у Ярицлейва конунга.

Олав конунг добрался зимой до самого моря, а когда наступила весна и сошел лед, его люди стали снаряжать корабли к плаванию. Когда все было готово и подул попутный ветер, корабли вышли в море. Плавание прошло удачно. Олав конунг со своими кораблями пристал к Готланду. Там он узнал, что происходит в Швеции, Дании и Норвегии. Ему подтвердили, что Хакон ярл утонул и Норвегия осталась без правителя. Конунг и его люди стали тогда надеяться, что их поездка не окажется напрасной. Когда подул попутный ветер, они вышли в море и поплыли в Швецию. Конунг привел свои корабли в Лёг и пристал к берегу в устье реки. Затем он послал своих людей к Энунду конунгу шведов и назначил ему встречу. Энунд конунг выслушал гонцов своего зятя и отправился к Олаву конунгу, как тот его об этом просил. Навстречу Олаву конунгу поехала и его жена Астрид со своими людьми. Для всех эта встреча была радостной. Конунг шведов хорошо принял своего зятя Олава конунга.

CXCIII

Теперь надо рассказать о том, что в это время происходило в Норвегии. Торир Собака ездил две зимы в Финнмёрк. Он провел эти зимы в горах, много торговал с финнами и был в большом барыше. Он велел сделать себе двенадцать рубашек из оленьих шкур. Эти рубашки были заколдованы, так что никакое оружие не брало их. Они были даже лучше кольчуги.

На следующую весну Торир снарядил свой боевой корабль и взял на него свою челядь. Он созвал бондов и потребовал, чтобы они собрали ополчение со всей северной округи. Собрав большое войско, он весной двинулся на юг.

Харек с Тьотты тоже собрал войско, и у него в войске было много народу. Вместе с ними отправились и многие другие знатные люди, но Харек и Торир были среди них самыми знатными. Они объявили, что их войско пойдет против Олава конунга и будет защищать страну от него, если он вернется с востока.

CXCIV

После того как стало известно о гибели Хакона ярла, Эйнар Брюхотряс стал править в Трандхейме. Он считал, что у них с Эйндридк, его сыном, всего больше прав на владения и добро, принадлежавшие раньше ярлу. Эйнар помнил дружеские речи и обещания Кнута конунга, которые тот дал ему на прощание. Эйнар велел снарядить большой корабль, который у него там был, и взошел на него вместе с немалой дружиной. Собравшись, он отправился на юг вдоль берега, а потом на запад через море и плыл, пока не достиг Англии. Там он сразу же отправился к Кнуту конунгу. Тот его хорошо принял. Эйнар рассказал конунгу, зачем он приехал. Он сказал, что просит конунга сдержать данное ему обещание сделать его ярлом Норвегии, если Хакона ярла не будет. Кнут конунг говорит, что все теперь сложилось иначе.

– Я сейчас послал людей со своими знаками в Данию к моему сыну Свейну, – говорит конунг, – и обещал его сделать правителем Норвегии. Но я остаюсь твоим другом и дам тебе то звание, которого ты достоин по своему рождению. Ты станешь моим лендрманном и получишь большие владения в лен, так что будешь выше других лендрманнов, ибо ты больше совершил, чем они.

Тут Эйнар увидел, как обстоят его дела и чем все кончилось, и он стал собираться в обратный путь. Теперь он знал о замыслах конунга и о том, что, если с востока вернется Олав конунг, то мира в стране не будет. Поэтому он подумал, что не стоит ему особенно торопить своих людей собираться в обратный путь, так как если ему придется сражаться с Олавом конунгом, то от этого у него не прибавится владений. Когда все сборы были окончены, Эйнар вышел в море. Он приплыл в Норвегию, когда все важнейшие события, произошедшие тем летом, были уже позади.

CXCV

Заправилы в Норвегии послали своих разведчиков на восток в Швецию и на юг в Данию, чтобы вовремя знать, не возвращается ли с востока из Гардарики Олав конунг. Они узнали, что Олав конунг прибыл в Швецию, как только их люди смогли им сообщить об этом. Когда это известие подтвердилось, по всей стране стали созывать войско и набирать ополчение, и собралось большое войско. Лендрманны из Агдира, Рогаланда и Хёрдаланда разделились. Одни двинулись на север, а другие на восток. Они считали, что и там, и там нужно держать войско. Сыновья Эрлинга двинулись из Ядара на восток вместе со всем войском, собранным к востоку от Ядара. Они были предводителями этого войска. На север повернули Аслак с Финней и Эрленд из Герди и лендрманны, жившие к северу от них. Все, кто сейчас был назван, поклялись Кнуту конунгу убить Олава конунга, если им представится такая возможность.

CXCVI

Когда в Норвегии стало известно, что Олав конунг приехал с востока в Швецию, те его друзья, которые хотели ему помочь, собрались вместе. Самым знатным среди них был Харальд сын Сигурда, брат Олава конунга. Ему было тогда пятнадцать лет. Он был высок ростом и выглядел, как взрослый муж. Там было много и других знатных людей. С ними было шесть сотен человек, когда они двинулись из Упплёнда на восток через Эйдаског в Вермаланд. Затем они направились на восток через леса в Швецию. Там они узнали, где Олав конунг.

CXCVII

Весной Олав конунг был в Швеции и послал оттуда разведчиков на север в Норвегию. Ему говорили в один голос, что туда ехать опасно, и те, кто приезжал с севера, отговаривали его ехать в Норвегию. Но он оставался при своем мнении.

Олав конунг спросил у Энунда конунга, какую тот сможет оказать ему помощь, чтобы он мог вернуть себе свою державу. Энунд конунг сказал, что шведы не очень-то хотят отправляться в поход в Норвегию.

– Мы знаем, – говорит он, – что с норвежцами шутки плохи, они очень воинственны, и идти на них войной опасно. Я хочу сразу сказать, чем я смогу тебе помочь. Я дам тебе четыре сотни человек, и вы можете выбрать себе из моих дружинников хороших воинов, готовых идти в бой. Кроме того, я дам тебе разрешение свободно проехать по моей стране и взять с собой всех тех людей, которые захотят последовать за тобой.

Олав конунг принял это предложение и стал собираться в путь. Его жена Астрид осталась в Швеции вместе с дочерью конунга Ульвхильд.

CXCVIII

Когда Олав конунг отправился в путь, к нему присоединилось и войско, которое ему дал конунг шведов. В нем было четыре сотни человек. Шведы показывали конунгу дорогу. Конунг двигался вглубь страны по лесам и добрался до местности под названием Ярнбераланд. Тут к конунгу присоединилось войско, шедшее к нему навстречу из Норвегии, о чем уже было сказано раньше. Конунг встретился со своим братом Хараль-дом и многими другими родичами. Их встреча была очень радостной. Всех вместе их стало двенадцать сотен человек.

CXCIX

Одного человека звали Даг. Его считали сыном Хринга конунга, который бежал из страны от Олава конунга. Но говорят, что Хринг был сыном Дага сына Хринга, сына Харальда Прекрасноволосого. Даг был родичем Олава конунга. Хринг и его сын Даг обосновались в Швеции и получили там владения.

Весной, когда Олав конунг приехал с востока в Швецию, он послал гонцов к своему родичу Дагу и просил того присоединиться к нему со всем тем войском, которое он может собрать. Он просил передать, что если они отвоюют Норвегию, то Даг станет не менее могущественным человеком, чем были его предки. Даг выслушал гонцов, и обещание конунга пришлось ему по вкусу. Ему очень захотелось вернуться в Норвегию и получить земли, которыми раньше владели его родичи. Он не стал долго раздумывать и обещал присоединиться к Олаву конунгу. Даг был быстр на слово в дело, решителен и смел, но не слишком умен. Он набрал войско, и у него оказалось около двенадцати сотен человек. С этим войском он отправился к Олаву конунгу.

CС

Олав конунг разослал своих людей по всей стране и велел объявить, что тот, кто хочет добыть себе добро, захватив его у врагов конунга, пусть присоединяется к нему и следует за ним.

Олав конунг продвигался со своим войском дальше, то по лесам, то по пустынной местности, и часто перебирался через большие озера. Свои корабли между озерами они волокли или несли. К конунгу присоединилось много людей из лесов. Среди них были и разбойники. Те места, где конунг останавливался на ночлег, с тех пор называются Землянки Олава. Он продолжал двигаться вперед и достиг Ямталанда. Затем он повернул на север к Кьёлю. В заселенных местностях его войско разбредалось и шло отдельными кучками, так как люди знали, что врага поблизости нет. Но каждый раз, когда войско делилось, норвержцы шли с конунгом, затем шел Даг со своим войском и, наконец, шло войско шведов.

CCI

Одного человека звали Торир Кукушка, а другого Фасти Пахтанье. Оба были отъявленными разбойниками. С ними было еще тридцать человек, все им под стать. Эти два брата были больше и сильнее остальных, и решительности и смелости им было не занимать. Узнав, что мимо проезжает войско, братья посоветовались и решили, что неплохо было бы отправиться к конунгу и последовать за ним в его страну, участвовать в сражении на его стороне и отличиться. Они раньше не бывали в настоящем сражении, когда войска выстраиваются в боевые порядки, и им очень хотелось это увидеть. Такое решение пришлось по вкусу и их товарищам, и все они отправились к конунгу. Явившись к нему, братья всей шайкой и в полном вооружении подошли к конунгу и приветствовали его. Конунг спросил у них, кто они такие. Они назвали себя и сказали, что они здешние. Затем они сказали о своем деле и предложили конунгу последовать за ним. Конунг говорит, что, как он видит, от таких людей и в самом деле может быть большая польза.

– Так что я хотел бы взять вас с собой, – говорит он, – но крещеные ли вы?

Торир Кукушка отвечает, что он и не крещеный и не язычник.

– У нас у всех нет другой веры, кроме той, что мы верим в самих себя, в свою силу и удачу. Нам этого хватает.

Конунг говорит:

– Очень жаль, что такие видные люди, как вы, не верите в Христа, своего создателя.

Торир отвечает;

– Есть ли у тебя в войске, конунг, какой-нибудь христианин, который был бы виднее нас, братьев?

Конунг потребовал, чтобы они крестились и приняли правую веру.

– Вот тогда и следуйте за мной, – говорит он, – и я сделаю вас очень уважаемыми людьми. А если не хотите креститься, то поезжайте обратно и продолжайте заниматься своим делом.

Фасти Пахтанье отвечает, что он не хочет креститься.

И они пошли прочь. Тут Торир Кукушка сказал:

– Для нас позор, что конунг прогнал нас из своего войска. Еще никогда не бывало, чтобы кто-нибудь отказался взять меня в товарищи. Я так не поеду назад.

И они вместе с другими людьми из лесов присоединились к войску.

А Олав конунг двинулся на запад к Кьёлю.

CCII

Олав конунг перебрался через Кьёль с востока и стал спускаться с гор. К западу от него лежала вся страна, и он увидел ее с гор. Много народу шло впереди конунга, и много шло сзади. Конунг ехал, выбирая место посвободнее. Он был молчалив и не разговаривал с людьми. Так он ехал большую часть дня, не оглядываясь. Тут к нему подъехал епископ и спросил, о чем он думает, раз он так молчалив. А обычно в походах он бывал оживлен, беседовал со своими людьми и веселил всех вокруг себя. Погруженный в свои мысли, конунг ответил:

– Мне только что было чудесное видение. Я видел Норвегию, когда смотрел на запад с гор. Я вспомнил, как я был много дней счастлив в этой стране. Мне показалось, что я вижу весь Трандхейм, а затем всю Норвегию. Чем дольше я смотрел, тем больше открывалось моему взору, и наконец, я увидел весь мир, и сушу, и море. Я узнавал места, которые видел раньше, когда бывал там. Так же ясно я увидел места, которых я раньше никогда не видел: и те, о которых я раньше только слышал, и даже те, о которых я раньше ничего не слышал, заселенные и незаселенные земли, так далеко, как простирается мир.

Епископ говорит, что это видение священное и достопримечательное.

CCIII

Спустившись с гор, войско конунга подошло к хутору Суль в верхней части долины Верадаль. Когда они подъезжали к усадьбе, им пришлось ехать через поля. Конунг просил своих людей ехать осторожнее, чтобы не потоптать посев бондов. Те, кто ехал рядом с конунгом, его послушались, но те, кто был сзади, не слышали слов конунга, проехали прямо по полю и его затоптали. Бонда, который там жил, звали Торгейр Лоскут. У него было два взрослых сына. Торгейр очень хорошо принял конунга и его людей и сказал, что сделает все, что в его силах, чтобы помочь конунгу. Конунг принял его предложение и стал расспрашивать Торгейра о новостях, о том, что происходит в стране и собрали ли против него какое-нибудь войско. Торгейр говорит, что в Трандхейме собралось большое войско, и к нему примкнули лендрманны и с юга страны и с севера из Халогаланда.

– Но я не знаю, – говорит Торгейр, – собираются ли они идти против Вас или против кого-нибудь другого.

Затем он пожаловался конунгу на его людей, которые причинили ему ущерб – помяли и затоптали все его поле. Конунг говорит, что те, кто так сделали, поступили плохо, и он поскакал на поле и увидел, что все поле затоптано. Он объехал поле и затем сказал:

– Я думаю, бонд, что бог возместит твой ущерб. Через неделю твое поле выправится.

И случилось так, как сказал конунг. Конунг провел ночь у бонда, а утром стал собираться в путь. Он сказал, что Торгейр бонд должен поехать с ним. Бонд предложил конунгу взять его сыновей, но конунг сказал, что он их не возьмет. Парни очень хотели поехать, но конунг велел им оставаться. Они не унимались, и дружинникам конунга пришлось их связать. Конунг, увидев это, сказал:

– Пусть едут! Они вернутся назад.

И случилось так, как сказал конунг.

CCIV

Конунг двинул свое войско к Ставу. Подойдя к болотам у Става, он остановился. Здесь ему точно стало известно, что бонды идут с войском против него и что скоро ему придется сразиться с ними. Конунг сделал смотр своему войску, и люди были подсчитаны. Девять сотен человек оказались язычниками. Узнав об этом, конунг велел им креститься. Он сказал, что не хочет, чтобы в его войске сражались язычники.

– Нам нельзя, – говорит он, – рассчитывать на то, что у нас больше войска, мы должны возложить все наши надежды на бога, ибо его сила и милосердие должны принести нам победу, и я не хочу, чтобы язычники сражались вместе с моими людьми.

Когда язычники услышали об этом, они посовещались, и в конце концов четыре сотни человек решили креститься, а пять сотен отвергли крещение и повернули обратно в свои земли. Тут вышли братья Торир Кукушка и Фасти Пахтанье и еще раз предложили конунгу свою помощь. Конунг спрашивает, приняли ли они крещение. Торир Кукушка говорит, что не приняли. Тогда конунг снова предложил им либо креститься и обратиться в правую веру, либо, если они этого не сделают, уходить прочь. Братья ушли и стали советоваться, как им поступить. Фасти сказал:

– Что до меня, то мне не по душе возвращаться назад. Я все равно буду сражаться в этой битве, если не на стороне конунга, то против него, и мне все равно, на чьей стороне быть.

Торир отвечает:

– Если я буду сражаться в этой битве, то я буду на стороне конунга, потому что он больше нуждается в помощи. А если мне для этого нужно поверить в какого-то бога, то чем белый Христос хуже любого другого бога? Так что я предлагаю креститься, если конунгу это так важно, и пойдем в бой вместе с ним.

Все с этим согласились, пошли к конунгу и сказали, что хотят креститься. Священники крестили их, а епископ благословил. Конунг взял их в свою дружину и сказал, что они будут сражаться под его знаменем.

CCV

Олав конунг теперь был уверен, что ему уже скоро придется сразиться с бондами. Когда он сделал смотр своему войску, и люди были подсчитаны, оказалось, что у него было более тринадцати сотен человек. Это тогда считалось большим войском.

Конунг обратился к своему войску и сказал так:

– У нас большое и хорошее войско. Я сейчас скажу, как я собираюсь его построить. В середине я хочу поставить свой стяг. Вокруг него будут мои дружины и гости, а также войско, которое пришло к нам из Упплёнда, и войско, которое присоединилось к нам в Трандхейме. По правую руку от стяга будет стоять Даг сын Хринга со всем своим войском, которое последовало за нами. У него будет другой стяг. По левую руку от моего войска будет стоять войско, которое дал нам конунг шведов, и с ними все те, кто присоединился к нам в Швеции, У них будет третий стяг. Я хочу, чтобы люди поделились на отряды так, чтобы родичи и знакомые оказались вместе, тогда люди будут лучше замечать друг друга, так как они знают друг друга. У всех нас будет одинаковый знак. На щитах и шлемах белой краской мы поставим святой крест. Когда мы пойдем в бой, пусть у всех нас будет один клич: вперед, вперед, люди Христа, люди креста, люди конунга! Когда людей у нас станет меньше, пусть ряды наши станут реже, но не короче, так как я не хочу, чтобы они окружили нас своим войском. Пусть все войско поделится на отряды, а отряды соединятся в полки. Пусть каждый знает свое место и следит за тем, как далеко он стоит от своего стяга. Мы теперь будем держаться полками, и никто не должен расставаться с оружием ни днем, ни ночью, пока не будет известно, где мы сразимся с бондами.

После речи конунга его войско построилось в том порядке, как он сказал. Потом конунг собрал предводителей отрядов. Тем временем вернулись люди, которых конунг посылал по всей округе, чтобы собирать людей. Они рассказали, что повсюду, куда бы они ни приезжали, они почти не могли найти людей, способных носить оружие. Все пошли в войско бондов, и лишь немногие из тех, кого они нашли, согласились последовать за ними. Большинство же говорило, что они остались дома, так как не хотят сражаться ни против конунга, ни против своих родичей. Люди конунга собрали лишь немногих. Конунг спросил своих людей совета, как, по их мнению, следует теперь поступить. Финн так ответил на речь конунга:

– Я скажу, – говорит Финн, – как я бы поступил, если бы мне пришлось решать. Нам надо пройти с огнем и мечом по всей округе, разграбить всех и сжечь все дотла, чтобы не осталось камня на камне. Так надо отплатить бондам за измену своему конунгу. Я думаю, что многие бонды покинут войско, увидев свои дома в огне и дыму и не зная судьбы своих детей, жен и стариков, отцов, матерей и других родичей. Я думаю, что стоит хоть кому-нибудь из них покинуть войско, как их ряды скоро поредеют, потому что у бондов всегда так: новое всегда кажется им самым лучшим.

Когда Финн кончил свою речь, люди стали выражать свое одобрение. Многим хотелось пограбить, и все считали, что бонды заслуживают наказания и что, возможно, они тогда сразу же разбегутся, как об этом говорил Финн. Тормод Скальд Черных Бровей сказал тогда такую вису:

Подожжем все домы

Здесь окрест! Пусть гложет

Кровли огнь. Готово

К бою княжье войско.

Да пожрут пожары

Стены трёндских хижин,

В корчах пней[314] да сгинет

Всё! – вот слово скальда.

Когда конунг услышал, чего хотят его люди, он попросил, чтобы все замолчали, и сказал:

– Бонды заслуживают того, чтобы с ними поступили так, как вы предлагаете. Они помнят, что по моему велению их сжигали в их собственных домах и карали другими карами. Их жгли по моему велению, когда они отступались от правой веры и впадали в язычество, не слушая моих слов. Мы должны были тогда наказывать за измену богу. Измена своему конунгу не заслуживает столь сурового наказания, хотя они и нарушили клятву верности мне, а так не подобает поступать тем, кто хочет быть достойными людьми. Я могу простить измену мне теперь, но я не мог простить им их измену богу. Я хочу поэтому, чтобы мои люди вели себя мирно и не грабили бондов. Я сам первым поеду к бондам, и хорошо, если нам удастся заключить с ними мир, но если они вступят с нами в бой, то нам останется либо пасть в битве, – и если мы погибнем, не совершив грабежей, то это будет нам на благо, – либо мы одержим победу, и тогда вы станете наследниками тех, кто сражался против нас, так как они либо погибнут, либо обратятся в бегство, а их имущество и в том и в другом случае достанется вам. Вот тогда-то и пригодятся их большие усадьбы и хорошие дома, а от того, что сгорит, никому никакого проку не будет, так что от грабежей будет больше потерь, чем приобретений. А сейчас нам надо прочесать всю округу и собрать всех способных носить оружие, кого мы еще сможем найти. Пусть наши люди режут скот и берут другие припасы, необходимые нам, чтобы прокормиться, но сверх этого ничего делать не следует. Хорошо бы, однако, убить разведчиков бондов, если только вы поймаете их. Даг со своим войском поедет с севера по долине, а я со своим войском поеду по главной дороге. К вечеру мы встретимся и заночуем в одном месте.

CCVI

Говорят, что когда Олав конунг построил свое войско, он поставил вокруг себя людей, которые должны были защищать его щитами. Для этого он отобрал самых сильных и ловких. Потом он позвал к себе своих скальдов и велел им быть рядом с ним.

– Вы должны, – говорит он, – стоять здесь и видеть все, что происходит, собственными глазами, тогда вам не придется полагаться на рассказы других, ведь потом вы должны будете рассказать об этой битве и сложить о ней песни.

Там были Тормод Скальд Черных Бровей и Гицур Золотые Ресницы, приемный отец Ховгарда-Рэва. Третьим был Торфинн Рот. Тормод сказал Гицуру:

– Не будем стоять вплотную друг к другу, товарищ, оставим место и для Сигвата скальда, если он приедет сюда. Он наверняка захочет стоять перед конунгом, да и конунг будет недоволен, если перед ним окажется кто-то другой.

Услышав эти слова, конунг сказал:

– Не надо винить Сигвата за то, что его здесь нет. Он часто бывал со мною в сражениях, а сейчас он, наверно, молится за нас, это нам теперь нужнее всего.

Тормод говорит:

– Возможно, конунг, что молитвы тебе сейчас всего нужнее, но вокруг твоего стяга сильно поредело бы, если бы все твои дружинники отправились молиться в Румаборг. Мы просто хотели сказать, что, правду говоря, Вы никого так охотно не слушали, как Сигвата.

Тогда скальды стали говорить между собой о том, что им подобает сочинить песни о тех событиях, которые скоро должны произойти. Тут Гицур сказал:

Не встревожу мужних

Жен – нас дождь ободьев

Иви ждет, пусть слово

К ним летит – уныньем,

Хоть твердят, что рядом

Хильд. Подмогой в играх

Хединовых будем

Вождю сей державы.[315]

А Торфинн Рот сказал такую вису:

Хмарит перед бурей

Крепи ратных щепок.[316]

Мнят вердальцы силу

Против князя бросить.

Станем мы заслоном

Вождю, гробя трёндов.

Взвеселим – пусть будет

Сыт бирюк —друг друга.

Тогда Тормод сказал:

Знай, стрелец, пусть войско

Страх отринет! Силу

Копит крепкоструйный

Дождь, сюда все ближе.

Снарядившись к буре

Хильд, из уст не пустим

Подлых слов и в сече

Подле князя встанем.[317]

Эти висы люди сразу же заучили.

CCVII

Конунг собрался в путь и поехал по долине. Когда стемнело, он остановился на ночлег, и в этом месте собралось все его войско. Они спали, укрывшись щитами. Когда рассвело, конунг построил войско, и они двинулись дальше по долине. К конунгу стали приходить бонды, и большинство из них присоединялись к его войску. Все они говорили ему, что лендрманны собрали несметную рать и собираются биться с конунгом. Тогда конунг достал много серебра, отдал его одному из бондов и сказал:

– Эти деньги ты должен сохранить и потом разделить. Часть из них пусть пойдет церквям, часть – священникам, часть – беднякам, а часть на молитвы за души тех, кто погибнет, сражаясь против нас.

Бонд спрашивает:

– Надо дать деньги также на молитвы за Ваших людей?

Конунг отвечает:

– Нет, эти деньги ты отдашь на молитвы за души тех, кто погибнет от оружия наших людей, сражаясь на стороне бондов. А что касается тех, кто будет с нами и погибнет в этом бою, то мы все и так будем спасены,

CCVIII

В ту ночь, когда конунг остановился со своим войском, как об этом уже раньше было сказано, он долго бодрствовал и молился за себя и своих людей и мало спал. Только к рассвету он задремал. Когда он проснулся, уже рассвело. Конунг решил, что еще рано будить войско. Он спросил, где Тормод скальд. Тот был рядом с конунгом и спросил у него, чего он от него хочет. Конунг говорит:

– Скажи нам какую-нибудь песнь.

Тормод приподнялся на ложе и стал говорить песнь так громко, что все войско его слышало. Это была древняя песнь о Бьярки,[318] и вот ее начало:

Близится день,

Бьет крылами петел,

Пора рабам

За работу браться,

Вставайте, вставайте,

Друзья первейшие,

Вы, достославные

Товарищи Адильса.[319]

Хар Крепкорукий

И Хрольв Стрелец,[320]

Вы доброго рода,

Не дрогнете духом.

Вас зову не на пир,

Не на встречу с подругой,

Зову вас на бранные

Игры валькирий.

Люди проснулись, и когда скальд кончил песнь, его стали благодарить за нее, так как она пришлась по вкусу и все нашли, что он выбрал подходящую песнь, и назвали ее Призыв к Бою. Конунг тоже поблагодарил его за песнь. Он взял золотое обручье весом в полмарки и дал его Тормоду. Тормод поблагодарил конунга за подарок и сказал:

– Хороший у нас конунг, но трудно сказать, долгая ли ему суждена жизнь. Я хочу просить тебя, конунг, вот о чем; пусть мы будем вместе до самой смерти.

Конунг отвечает:

– Мы все будем вместе, пока это в моей власти, раз вы не хотите со мной разлучаться.