Круг Земной

Они вывели корабль во фьорд, прорубили в нем дыры и потопили его. После этого Торир со своими людьми вернулся домой в Бьяркей.

Гуннстейн и его люди стали пробираться домой, как могли. По ночам они переправлялись на небольших лодках, а днем прятались на берегу., Так они пробирались, пока не миновали Бьяркей и не выбрались из владений Торира.

Гуннстейн отправился сначала домой на остров Лангей. Он пробыл там недолго, потом поплыл на юг и не приставал к берегу, пока не приплыл в Трандхейм. Там он пошел к Олаву конунгу и рассказал ему о том, что произошло во время их похода в Страну Бьярмов. Конунг был очень недоволен. Он предложил Гуннстейну остаться у него и сказал, что позаботится о его деле, как только ему представится возможность. Гуннстейн принял его предложение и остался у Олава конунга.

CXXXIV

Раньше уже рассказывалось, что ту зиму, когда Кнут Могучий был в Дании, Олав конунг провел в Сарпсборге. Энунд конунг шведов поехал той же зимой по Западному Гаутланду, и с ним было тогда более тридцати сотен человек. Они с Олавом конунгом снеслись через гонцов и договорились встретиться весной в Конунгахелле. Они отложили встречу до весны, потому что хотели выяснить сначала, что собирается предпринять Кнут конунг. Но когда весна подошла к концу, Кнут конунг собрался со своим войском назад в Англию. В Дании он оставил править. своего сына Хёрдакнута и при нем Ульва ярла сына Торгильса, Спракалегга. Ульв был женат на Астрид дочери Свейна конунга, сестре Кнута Могучего. У них был сын Свейн, который стал потом конунгом Дании. Ульв ярл был человек очень известный.

Кнут Могучий отправился на запад в Англию, и когда об этом узнала конунги Олав и Энунд, они двинулись к месту назначенной встречи в встретились на Эльве у Конунгахеллы. Они были очень рады встрече и повели беседы как истинные друзья, и весь народ был тому свидетелем. Но многое они обсуждали наедине, и то, о чем они договорились, стало ясно потом, когда некоторые из их замыслов были осуществлены. На прощание они обменялись подарками и расстались друзьями. Энунд конунг поехал в Гаутланд, а Олав конунг отправился на север в Вик, оттуда в Агдир, а потом еще дальше на север вдоль берега. Он долго простоял в проливе Эйкундасунд, дожидаясь попутного ветра. Он узнал, что Эрлинг сын Скьяльга и жители Ядара собирают войско, и у них много народа.

Однажды люди конунга говорили между собой о том, откуда ветер, с юга или с юго-запада, и смогут ли они при таком ветре проплыть мимо Ядара. Большинство считало, что при таком ветре плыть нельзя. Тогда Халльдор сын Брюньольва сказал:

– Сдается мне, что при таком ветре мы вполне можем проплыть. мимо Ядара и посмотреть, не приготовил ли для нас Эрлинг сын Скьяльга пир в Соли.

Тут Олав конунг приказал разобрать шатры и вывести корабли в море. Так и было сделано. В тот же день они отправились в путь и обогнули Ядар. Ветер им благоприятствовал. К вечеру они стали у острова Хвитингсей. Потом конунг отправился дальше на север в Хёрдаланд и ездил там по пирам.

CXXXV

Той весной из Норвегии на Фарерские острова приплыл корабль. С этим кораблем Олав конунг послал своих людей и просил их передать, что к нему должен приехать кто-нибудь из его дружинников с Фарерских островов – Лейв сын Эцура, Гилли законоговоритель или Торальв из Димуна. Когда об этом требовании конунга стало известно фарерцам, они стали обсуждать, что бы оно могло значить. Они склонялись к тому, что конунг, наверно, хочет выяснить, действительно ли, как утверждают некоторые люди, что-то случилось на островах с посланцами конунга, отправленными на тех двух кораблях, с которых ни один человек не вернулся обратно. Они решили, что ехать должен Торальв. Он стал собираться в путь, набрал людей и снарядил грузовой корабль, который у него был. С ним отправилось десять или одиннадцать человек. Когда они уже были готовы отплыть и ждали попутного ветра, случилось на острове Аустрей в доме Транда из Гаты, что в один погожий день Транд вошел в дом и увидел, что на полатях лежат его племянники Сигурд и Торд, сыновья Торлака. Третьим с ними был Гаут Рыжий. Он тоже был их родичем. Все они воспитывались у Транда и были достойными людьми. Сигурд был самым старшим из них и всеми ими верховодил. У Торда было прозвище. Его прозвали Торд Коротышка, хотя он был очень высок и к тому же смел и силен. Транд сказал:

– Многое меняется за человеческий век. Когда мы были молодыми, не принято было, чтобы люди молодые и способные на любую работу сидели сложа руки или валялись в такой погожий день. В прежние времена не посчитали бы, что Торальв из Димуна крепче вас. Я думаю, что мой корабль, который стоит в сарае, так стар, что скоро совсем сгниет. У нас все дома забиты шерстью, но никто не удосужится отвезти ее на продажу. Если бы я был хоть немного помоложе, такого бы не случилось.

Сигурд вскочил и сказал Гауту и Торду, что не потерпит упреков Транда. Они вышли из дома, позвали работников, а потом пошли к кораблю и спустили его на воду. Они велели принести шерсть и погрузить ее на корабль. Шерсти оказалось дома достаточно, и корабельные снасти в порядке. Им понадобилось немного дней для сборов. Их было на корабле десять или двенадцать человек.

Они отплыли вместе с Торальвом и на море не упускали друг друга из вида. Они подошли к островам Хернар вечером, и Сигурд бросил якорь у берега, а недалеко от них стал Торальв.

Тем же вечером, когда стемнело и Торальв со своими людьми стали готовиться к ночлегу, Торальв и с ним еще один человек сошли на берег по нужде. И, как рассказывал потом человек, бывший там с Торальдом, когда они уже собирались возвращаться, ему на голову накинули какой-то мешок и приподняли с земли. В это время он услышал звук удара. Потом его потащили к берегу и сбросили с обрыва в море, но ему удалось выбраться на берег, и он пошел к тому месту, где оставил Торальва. Там он увидел его. Голова Торальва была рассечена до плеч. Он был мертв. Когда об этом узнали люди на его корабле, они отнесли тело на корабль и оставили там на ночь.

Олав конунг был в это время на пиру в Люгре, и ему там рассказали о том, что произошло с Торальвом. Разослали стрелу и собрали тинг. На этом тинге был и конунг. Он велел, чтобы фарерцы с обоих кораблей явились на тинг. Они так и сделали. Когда начался тинг, конунг встал и сказал:

– Случилось такое, о чем бы мне лучше слышать пореже. Убит достойный человек, и мы думаем, что не по своей вине. Может быть, здесь на тинге есть кто-нибудь, кто знает и может рассказать, кто совершил это преступление.

Никто ничего не ответил. Тогда конунг продолжал:

– Я не хочу скрывать того, что я думаю об этом убийстве. Я подозреваю в нем фарерцев. Сдается мне, что, вероятно, Сигурд сын Торлака убил Торальва, а Торд Коротышка сбросил в море того, кто был с ним. И я скажу, почему это сделали. Они не хотели, чтобы Торальв рассказал здесь правду, которую он наверняка знал, об их черных делах. Я подозреваю, что он собирался рассказать о тех убийствах и злодеяниях, жертвами которых стали посланные мной люди.

Когда конунг кончил свою речь, поднялся Сигурд сын Торлака и сказал:

– Я никогда раньше не говорил на тингах и боюсь, что мои речи покажутся неумелыми, но я все же считаю, что мне нужно ответить на обвинение. Я хочу ответить на то, что сказал конунг. Как я подозреваю, то, что говорил здесь конунг, он говорил со слов людей нехороших и гораздо менее мудрых, чем он сам. Сразу видно, что они изо всех сил стараются быть нашими недругами. Кому пришло бы в голову, что я мог стать убийцей Торальва? Ведь мы с ним были побратимами и добрыми друзьями. А если бы между нами и вправду что-нибудь произошло, то у меня хватило бы ума рассчитаться с ним дома на Фарерских островах, а не здесь в Ваших владениях, конунг. Я хочу опровергнуть Ваше обвинение против меня и моих людей и готов поклясться, как этого требуют ваши законы. А если Вам и это покажется недостаточным, я готов пронести каленое железо и хочу, чтобы Вы сами присутствовали на этом божьем суде.

После того как Сигурд кончил свою речь, многие взяли его под защиту и просили конунга позволить Сигурду подвергнуться божьему суду. Сигурд, как они считали, хорошо говорил и наверняка невиновен в том, в чем его обвиняют. Конунг говорит:

– Разное говорят об этом человеке. Если его обвиняют несправедливо, то он достойный человек, но если он виновен, то его дерзость беспримерна, а я подозреваю, что он виновен. И я думаю, что он сам заставит нас в этом убедиться.

По просьбе многих конунг согласился, чтобы Сигурда испытали каленым железом. На следующий день ему надо было прийти в Люгру, и епископ должен был подвергнуть его божьему суду. На этом тинг закончился. Конунг отправился обратно в Люгру, а Сигурд и его люди пошли на свой корабль. Быстро стемнело, и Сигурд сказал своим товарищам:

– Мы, по правде сказать, попали в беду. Нас злостно оклеветали. Конунг этот хитер и коварен, и ясно, какая нас ждет участь, если он добьется того, чего хочет. Ведь это он сначала приказал убить Торальва, а теперь хочет свалить все на нас. Ему ничего не стоит сделать так, что божий суд обратится против меня. Сдается мне, что несдобровать тому, кто посмеет тягаться с ним. Сейчас подул ветер с гор, и я думаю, что нам надо поднять паруса и выйги в море. Пусть Транд сам следующим летом везет свою шерсть, если захочет ее продать. Я же, если мне сейчас удастся выбраться отсюда, постараюсь больше никогда не попадать в Норвегию.

Товарищи Сигурда сочли это правильным решением. Они подняли парус и той же ночью, как можно быстрее, вышли в море. Они плыли, не останавливаясь, пока не добрались до Фарерских островов и не оказались дома в Гате. Транд остался очень недоволен их поездкой. Они отвергали его упреки, но остались жить у него.

CXXXVI

Наутро Олав конунг узнал, что Сигурд со своими людьми уехал, и тогда их стали еще больше подозревать в убийстве Торальва. Многие из тех, кто раньше отрицали его вину и не соглашались с конунгом, теперь говорили, что Сигурда, похоже, обвиняли справедливо. Сам Олав конунг мало говорил об этом деле, но было видно, что теперь он уверился в том, что и раньше подозревал.

Конунг отправился в путь и останавливался там, где ему были приготовлены пиры. Он пригласил для беседы тех, кто приехал к нему из Исландии – Тородда сына Снорри, Геллира сына Торкеля, Стейна сына Скафти и Эгиля сына Халля. Конунг сказал:

– Этим летом вы дали мне понять, что хотите отправиться обратно в Исландию, и я пока еще ничего не ответил на вашу просьбу. Теперь я хочу сказать, что я думаю об этом. Я хочу, чтобы ты, Геллир, отправился в Исландию, если ты возьмешься выполнить мое поручение, но никто из остальных исландцев, которые сейчас находятся здесь, не поедут в Исландию, пока я не узнаю, как там отнесутся к моим словам, которые ты, Геллир, должен будешь им передать.

Когда конунг объявил об этом, все те, кто собрался уезжать в Исландию и кому теперь запретили уезжать, сочли, что с ними обошлись очень плохо и что их лишили свободы. А Геллир собрался в путь и летом отправился в Исландию. На следующее лего он должен был обнародовать на тинге послание конунга. Конунг приказал ему объявить, что он требует, чтобы исландцы приняли законы, установленные им в Норвегии, и платили ему подать, пеннинг с носа, и десять пеннингов должны идти за локоть сукна. Кроме того, он обещал всем исландцам свою дружбу, если они согласятся на его требования, и грозился жестоко расправиться с ними при первой возможности, если они откажутся. Исландцы долго обсуждали эти слова и в конце концов все сошлись на том, что надо отказаться платить все налоги и подати, которые с них требовали.

Тем же летом Геллир отправился в Норвегию и осенью встретился с Олавом конунгом на востоке в Вике, после того как тот приехал туда из Гаутланда. Я думаю, что об этой поездке еще будет рассказано в саге об Олаве конунге.

Когда осень подходила к концу, Олав конунг отправился со своим войском на север в Трандхейм в Нидарос. Там он велел готовить все к зиме. Олав конунг провел зиму в городе. Это была тринадцатая зима с тех пор, как Олав конунг стал конунгом Норвегии.

CXXXVII

Одного человека звали Кетиль Ямти. Он был сыном Энунда ярла из Спарабу в Трандхейме. Он бежал от конунга Эйстейна Злобного через Кьель на восток. Там он расчистил леса и поселился в краю, который теперь называется Ямталанд. Из Трандхейма туда на восток бежали многие от притеснений Эйстейна конунга, который заставлял трёндов платить ему подати и посадил там конунгом своего пса по кличке Саур. Внуком Кетиля был Торир Хельсинг. По его имени назван Хельсингьяланд. Он поселился там. А когда Харальд Прекрасноволосый расширял свои владения, многие трёнды и жители Наумудаля бежали из страны. Они тоже селились на востоке в Ямталанде, а некоторые добирались на востоке до самого Хельсингьяланда и становились людьми конунга шведов.

А когда в Норвегии правил Хакон Воспитанник Адальстейна, то воцарился мир, между Трандхеймом и Ямталандом установились торговые связи. И поскольку этого конунга все очень любили, ямталандцы отправились с востока к нему, признали его власть и стали платить ему подати. А он дал им законы и права. Ямталандцы больше хотели стать его людьми, чем подчиняться конунгу шведов, так как они были потомками норвежцев. Так же поступили и все жители Хельсингьяланда, которые были родом из края к северу от Кьёля. Так было до тех пор, пока Олав Толстый и Олав конунг шведов не стали спорить о границах между их владениями. Тогда жители Ямталанда и Хельсингьяланда подчинились конунгу шведов. Границей на востоке стал лес Эйдаског, а на севере до самого Финнмерка – хребет Кьёль. Конунг шведов собирал подати с Хельсингьяланда, а также с Ямталанда. А Олав конунг считал, что, по договору с конунгом шведов, ямталандцы не должны были платить тому податей, хотя издавна было так, что ямталандцы платили подати конунгу шведов, и управители там назначались из Швеции. Шведы же и слышать не хотели, чтобы земли к востоку от Кьёля могли принадлежать не конунгу шведов, а кому-либо другому. И как это часто бывает, несмотря на родство и дружбу между конунгами, каждый из них хотел заполучить себе те земли, на которые, как он считал, он имеет права. Олав конунг послал гонцов в Ямталанд. Он требовал, чтобы ямталандцы платили ему подати, а иначе грозился жестоко расправиться с ними. Но ямталандцы, посовещавшись, решили, что будут подчиняться конунгу шведов.

CXXXVIII

Тородду сыну Снорри и Стейну сыну Скафти пришлось не по вкусу, что им не позволили поступать по своей воле. Стейн сын Скафти был очень хорош собой и искусен во всем. Он был хорошим скальдом, любил роскошные наряды и был честолюбив. Его отец Скафти сочинил драпу об Олаве конунге и научил Стейна исполнять ее. Он хотел, чтобы Стейн сказал ее конунгу. Стейн не скупился на слова и поносил конунга и в свеих речах и в висах. Оба они с Тороддом были неосторожны в речах и говорили, что Олав поступил хуже, чем исландцы: те доверчиво послали ему своих сыновей, а конунг держит их в неволе. Тогда конунг разгневался. Однажды Стейн сын Скафти был у конунга и спросил его, не хочет ли он послушать драпу, которую его отец Скафти сочинил о нем. Конунг тогда говорит:

– Ты лучше, Стейн, скажи то, что сам сочинил обо мне.

Стейн говорит, что его стихи не стоят внимания.

– Я ведь не скальд, конунг, – говорит он, – но если бы даже я и умел сочинять. Вам мои стихи показались бы такими же недостойными, как и я сам.

И Стейн ушел. Он понял, что имел в виду конунг.

Торгейром звался человек, который управлял поместьем конунга в Оркадале. Он тогда тоже был у конунга и слышал его разговор со Стейном. Немного погодя Торгейр отправился домой.

Однажды ночью Стейн вместе со своим слугой сбежал из города. Сначала они поднялись на Гауларас, а потом спустились в Оркадаль. Вечером они добрались до конунгова поместья, которым управлял Торгейр. Торгейр пригласил Стейна переночевать и спросил, куда он направляется. Стейн попросил, чтобы тот дал ему лошадь и сани. Он видел, что как раз в это время привезли в усадьбу зерно. Торгейр говорит:

– Я не знаю, куда. и зачем ты едешь и разрешил ли конунг тебе уехать. Я припоминаю, что позавчера вы с конунгом вели не слишком любезную беседу.

Стейн говорит:

– Хотя мне приходится подчиняться конунгу, я не намерен подчиняться его рабам.

Тут он выхватил меч и убил управителя. Потом он взял лошадь, велел своему слуге сесть на нее верхом, а сам уселся в сани. Так они отправились в путь и ехали всю ночь. Они ехали, пока не достигли Сурнадаля в Мере. Там они переправились через фьорд. Они очень спешили и, куда бы ни приезжали, никому ничего не говорили об убийстве Торгейра. Себя они выдавали за людей конунга, так что, куда бы они ни приезжали, их везде хорошо принимали. Однажды вечером оси приплыли на остров Гицки в усадьбу Торберга сына Арни. Его не было дома, но его жена Рагнхильд, дочь Эрлинга сына Скьяльга, была дома. Стейна там очень хорошо приняли, потому что были раньше хорошо знакомы с ним. Когда Стейн на своем корабле приплыл из Исландии, он подошел к Гицки и стал у острова. Рагнхильд была в то время на сносях, и ей было очень плохо, а священника на острове и нигде поблизости не было. Тогда обратились к исландцам и спросили, нет ли у них на корабле какого-нибудь священника. На корабле был священник по имени Бард. Он был родом из западных фьордов. Человек он был еще молодой и мало ученый. Его попросили отправиться в усадьбу. Он боялся, что не справится, так как был еще мало чему обучен, и ехать отказался. Тогда к священнику обратился Стейн и просил его поехать. Священник отвечает:

– Я поеду, если и ты со мной поедешь, тогда я смогу рассчитывать на твою помощь и советы.

Стейн ответил, что он согласен. Они отправились в усадьбу и вошли в покои, где лежала Рагнхильд. Вскоре она родила ребенка. Это была девочка. Она была очень слаба. Священник крестил ребенка, а Стейн держал девочку над купелью. Ее окрестили Торой. Стейн подарил ей золотой перстень. Рагнхильд обещала быть Стейну верным другом и сказала, что, когда ему понадобится помощь, пусть обращается к ней. Стейн сказал, что он больше не будет помогать крестить девочек. На этом они расстались. А теперь. вышло так, что Стейн приехал за помощью к Рагнхильд. Он рассказал ей, что с ним произошло и что он навлек на себя гнев конунга. Она отвечает, что сделает все, что в ее силах, чтобы помочь ему, но просила его подождать Терберга. Она усадила Стейна рядом со своим сыном Эйстейном Тетеревом. Тому тогда было двенадцать лет. Стейн подарил Рагнхильд и Эйстейну подарки.

Торберг узнал все о Стейне еще до возвращения домой и был очень недоволен его приездом. Рагнхильд рассказала ему все, что произошло со Стейном, и просила дать ему приют и взять под защиту. Торберг говорит:

– Я слышал, что конунг созвал тинг, узнав об убийстве Торгейра, и Стейн теперь объявлен вне закона. Конунг очень разгневан. Я не настолько глуп, чтобы брать под свою защиту чужеземца и навлекать на себя гнев конунга. Скажи Стейну, чтобы он уезжал отсюда как можно быстрее.

Рагнхильд отвечает, что тогда и она уедет. А останется она, только если останется Стейн. Торберг говорит, что она может ехать, куда хочет:

– Но сдается мне, что если ты уедешь, то все равно скоро вернешься обратно, потому что нигде у тебя не будет такого почета и уважения, как здесь.

Тут встал их сын Эйстейн Тетерев и сказал, что, если уедет Рагнхильд, он тоже не останется. Торберг тогда говорит, что оба они больно упрямы и строптивы.

– Может статься, – говорит он, – что вам и удастся добиться своего, если вам кажется это таким важным. Очень уж ты, Рагнхильд, похожа на своих родичей, раз ни во что не ставишь слово конунга.

Рагнхильд говорит:

– Если ты боишься оставить Стейна тут, поезжай тогда с ним к моему отцу Эрлингу или дай ему людей, чтобы он сам смог туда добраться.

Торберг отвечает, что он не пошлет Стейна к Эрлингу:

– Эрлинг и так уже дал достаточно поводов для гнева конунга.

И вот Стейн остался там на зиму. После йоля к Торбергу приехали гонцы конунга и сказали, что он должен явиться к конунгу до середины великого поста. Приказ был очень строг. Торберг рассказал о нем друзьям и просил совета, стоит ли ему ехать к конунгу при таких обстоятельствах. Многие не советовали ему ехать и говорили, что лучше избавиться от Стейна, чем ехать к конунгу. Но Торберг все же решил поехать. Немного погодя он отправился к своему брату Финну, рассказал ему обо всем и просил поехать с ним к конунгу. Финн говорит, что, как он считает, плохо, когда верховодит женщина и когда жена заставляет нарушать верность своему государю. Тогда Торберг говорит:

– Тебе решать ехать или не ехать, но сдается мне, что ты отказываешься просто из страха перед конунгом, а не из преданности ему.

Они расстались в гневе друг на друга. И Торберг поехал к Арни сыну Арни, своему брату, и рассказывает ему все, что произошло, и просит того поехать с ним к конунгу. Арни говорит:

– Странно, что такой умный и осмотрительный человек, как ты, попал в такую беду и навлек на себя гнев конунга, хотя в этом не было никакой необходимости. Было бы еще простительно, если бы ты прятал у себя родича или побратима, но ведь ты защищаешь исландца, скрываешь у себя того, кого конунг объявил вне закона, и этим подвергаешь опасности и себя самого и всех своих родичей.

Торберг говорит:

– Как говорится, в семье не без урода. Я вижу теперь, что несчастье моего отца в том, что ему не повезло с сыновьями, раз самый младший его сын совсем непохож на наших родичей, и ни на что не гож. Сказать по правде, если бы я не боялся оскорбить мать, то никогда не назвал бы тебя своим братом.

Тут Торберг повернулся и ушел. Он поехал домой очень недовольный. Затем он послал гонцов на север в Трандхейм к своему брату Кальву и просил того приехать в Агданес на встречу с ним. Когда гонцы явились к Кальну, тот обещал приехать и не добавил ни слова.

Между тем Рагнхильд послала своих людей на восток в Ядар к своему отцу Эрлингу и просила его прислать людей. Эрлинг послал своих сыновей Сигурда и Торира, и у каждого был корабль на сорок гребцов, а всего у них было девяносто человек. Когда они приплыли на север к Торбергу, тот принял их наилучшим образом и с радостью. Он собрался в поездку. У него тоже был корабль на сорок гребцов. Они поплыли на север. Когда они подошли к…,[279] там уже стояли корабли Финна и Арни, братьев Торберга, и каждый из их кораблей был на сорок гребцов. Торберг дружественно приветствовал своих братьев и сказал, что, видимо, ему все же удалось их подстегнуть. Но Финн сказал, что его редко нужно подстегивать.

Потом они со всем этим войском отправились на север в Трандхейм. Стейн тоже был с ними. Когда они подплыли к Агданесу, там уже ждал их Кальв сын Арни. У него был корабль на сорок гребцов.

Все это войско двинулось к Нидархольму и осталось там на ночь. Наутро они стали держать совет. Кальв и сыновья Эрлинга предлагали всем вместе двинуться на город и предоставить судьбе решить, чья возьмет. Торберг хотел действовать сначала осмотрительно и предложить конунгу выкуп. Финн и Арни поддержали его. Было решено, что сначала Финн и Арни с немногими людьми отправятся к конунгу.

Конунг знал, какое у них большое войско, и разговаривал с ними очень холодно. Финн предложил ему выкуп за Торберга и за Стейна. Он сказал, что пусть конунг требует, сколько пожелает, но пусть Торберг остается в стране и сохранит свои владения, а Стейн пусть сохранит жизнь. Конунг отвечает:

– Похоже на то, что вы собрались в поход, чтобы наполовину или даже полностью навязать мне свою волю. А я меньше всего ожидал от вас, братьев, что вы пойдете с войском против меня. Я знаю, что зачинщики всего этого – люди из Ядара. Нет нужды предлагать мне выкуп.

Тогда Финн говорит:

– Мы, братья, не для того собрали войско, чтобы идти на Вас войной, конунг. Мы сначала хотим предложить вам свою службу. Но если Вы откажетесь от нее и намерены сурово обойтись с Торбергом, то мы со воем нашим войском отправимся к Кнуту Могучему.

Конунг посмотрел на него и сказал:

– Если вы, братья, поклянетесь, что повсюду будете следовать за мной, и здесь в стране, и за ее пределами, и не покинете меня без моего позволения и согласия, и не скроете, если узнаете, что против меня замышляется измена, то я приму от вас предложение мира.

Финн вернулся к своим и рассказал, что им предложил конунг. Они стали держать совет. Торберг сказал, что он готов принять предложение конунга:

– Я не хочу бросать свои владения и искать убежища у иноземного правителя. Я сочту за честь последовать за Олавом конунгом и быть всегда вместе с ним.

Кальв говорит:

– Я не дам никаких клятв конунгу и буду с ним, только пока за мной остаются мои владения и почести, и если конунг будет мне другом. Я хотел бы, чтобы мы все приняли такое решение.

Финн отвечает:

– Я думаю, лучше пусть Олав конунг сам ставит нам свои условия.

Арни сын Арни сказал так:

– Раз уж я решил следовать за тобой, брат Торберг, когда ты хотел сражаться с конунгом, то тем более я не стану покидать тебя, если ты найдешь лучший выход. Я присоединяюсь к тебе и Финну и поступлю так, как вы сочтете нужным.

Потом же три брата, Торберг, Финн и Арни, сели на корабль и поплыли к городу, и пришли к конунгу. Был заключен мир, и братья поклялись в верности конунгу. Потом Торберг попросил конунга, чтобы тот помирился со Стейном. Конунг ответил, что Стейн может ехать с миром, куда захочет.

– Но при мне пусть он больше не остается, – добавил он. Торберг и братья вернулись к своему войску. Затем Кальв поехал в Эгг, Финн отправился к конунгу, а Торберг со своим войском вернулся домой на юг. Стейн отправился на юг с сыновьями Эрлинга. Ранней весной он поплыл на запад в Англию к Кнуту Могучему и долго у него оставался, и был у него в милости.

CXXXIX

Однажды, когда Финн сын Арни уже пробыл некоторое время у Олава конунга, тот вызвал к себе его и еще нескольких человек, с которыми он обычно держал совет. Конунг начал говорить и сказал так:

– У меня возник вот какой замысел. Я хочу весной созвать ополчение со всей страны, собрать корабли и людей и пойти со всем тем войском, какое смогу собрать, против Кнута Могучего, так как знаю, что его притязания на мои владения вовсе не пустые слова. А тебе, Финн сын Арни, я хочу сказать вот что. Я хочу, чтобы ты поехал на север в Халогаланд и объявил там всем, чтобы они собирали людей и готовили корабли. И ты с этим войском должен встретиться со мной у Агданеса.

Потом конунг обратился к другим и послал одних в Трандхейм, других – на юг, чтобы по всей стране стало известно его намерение созвать ополчение.

О поездке Финна можно рассказать, что у него был небольшой корабль и около тридцати человек. Он собрался, отправился в плавание и плыл, не останавливаясь, пока не достиг Халогаланда. Там он созвал бондов на тинг, объявил о приказе конунга и потребовал собрать ополчение. В этом краю у бондов были большие корабли, годные для военных походов. Бонды подчинились приказу конунга и снарядили свои корабли. Затем Финн отправился дальше на север по Халогаланду и созывал тинги. Своих людей он посылал для сбора ополчения туда, куда считал необходимым. Финн послал своих людей на остров Бьяркей к Ториру Собаке и потребовал, чтобы там тоже собирали ополчение. Когда Торир узнал о приказе конунга, он набрал людей, снарядил корабль, на котором летом плавал в Страну Бьярмов, и собрался в путь. Он снарядился за свой счет.

Всем халогаландпам, живущим к северу от Вагара, Финн назначил встречу в Вагаре. Весной там собралось большое войско, и все стали ждать, пока Финн не вернется с севера. Тогда туда приплыл и Торир Собака. Вернувшись, Финн велел трубить сбор и созвать на тинг все войско. На этом тинге каждый показывал свое оружие, и проверялось, все ли, кто был должен, снарядили свои корабли. Когда это было сделано, Финн сказал:

– Я хочу спросить тебя, Торир Собака, какую виру ты заплатишь Олаву конунгу за его дружинника Карли и как ты возместишь то, что ты захватил его добро в Ленгьювике? Конунг поручил мне узнать это, и теперь я хочу услышать твой ответ.

Торир посмотрел вокруг и увидел, что с обеих сторон от него стоят вооруженные люди. Он узнал среди них Гуннстейна и многих других родичей Карли. Тогда Торир сказал:

– Я не буду тянуть с ответом. Финн. Я хочу, чтобы конунг принял такое решение по этому делу, какое сочтет нужным.

Финн говорит:

– Скорее всего, тебе придется довольствоваться не столь высокой честью, потому что, если ты хочешь помириться с конунгом, ты должен подчиниться моему решению.

Торир говорит:

– Раз так, то мое дело в надежных руках, и я сделаю все, как ты скажешь.

Тут Торир вышел вперед, чтобы дать клятву, а Финн объявил условия примирения: Торир должен заплатить конунгу десять марок золота и еще десять марок Гуннстейну и другим родичам Карли, а за разбой и грабеж еще десять марок.

– И плати сейчас же, – добавил Финн.

Торир говорит:

– Это большие деньги.

– Если ты не заплатишь, то примирению не бывать, – сказал Финн. Торир говорит, что Финн должен дать ему время, чтобы он занял деньги у своих людей, но Финн велит ему платить сейчас же и, кроме того, отдать то большое ожерелье, которое он снял с убитого Карли. Торир отвечает, что никакого ожерелья он не брал. Тут выходит вперед Гуннстейн и говорит, что ожерелье было на шее у Карли, когда тот пошел к Ториру.

– А когда мы взяли его тело, ожерелья уже не было, – говорит он. Торир говорит, что ему нет никакого дела до этого ожерелья:

– И даже если у нас и есть какое-то ожерелье, то оно сейчас дома на Бьяркей.