– Хочешь пойти сегодня на ужин, милая?
      Энн покачала головой, лежа в постели. Все было хорошо, но ей лень куда-либо идти. Однако Биллу хотелось повидаться с Гейл, и эта причина убедила ее. Потом он предложил поехать в Европу, но у Энн не было настроения, она очень устала. Прошло несколько месяцев после последнего выкидыша. Казалось, жена никогда уже не станет прежней, и Билл очень беспокоился.
      – Почему бы не заказать ужин сюда?
      Она знала, что Гейл куда-то пошла с Лайонелом. Ей было приятно его общество, тем более что у нее было много друзей среди голубых. Джейсон с Ванессой собирались продолжать праздновать. Вэл проводила вечер со своим актером. А видеть родителей Энн вовсе не жаждала – раз в день более чем достаточно. Однако Билл считал, что обидно терять вечер в Нью-Йорке.
      – Ты уверена?
      – Я правда никуда не хочу.
      – Ты себя плохо чувствуешь?
      Внезапно он вспомнил, как впервые заболела мать Гейл, и решил немедленно показать Энн доктору.
      Но когда на следующей неделе Стейны вернулись домой, она заупрямилась.
      – Мне не нужны доктора. Я прекрасно себя чувствую. – Она сурово смотрела на мужа, но он был непоколебим. Для Билла не было на свете ничего важнее Энн. И он не хотел ее потерять. Никогда.
      – Не обманывай меня, ты жутко выглядишь, краше в гроб кладут. Даже никуда не сходила со мной в Нью-Йорке.
      Она мотнула головой и отправилась спать. И так повторялось каждый вечер. Билл подозревал, что и днем она все время спит.
      – Если ты сама не позвонишь доктору, я сделаю это за тебя, Энн.
      В конце концов он так и поступил – договорился о приеме, пригласил ее на ланч и отвез к врачу на Беверли Хиллз. Энн пришла в ярость и закричала, что бывало крайне редко:
      – Ты обманул меня!
      Билл за руку, как маленькую девочку, ввел се в кабинет, а она покраснела как рак. Но доктор не нашел ничего ужасного. Гланды в порядке, легкие чистые, кровь в норме, и тогда ему в голову пришла мысль взять на анализ кровь из вены. Вечером он сообщил Биллу результат, тот онемел: Энн снова беременна. На этот раз ему это даже не пришло в голову, и он испугался, что снова случится несчастье.
      – Пусть она живет как живет. Ее организм сам знает, что ему надо. Хочет отдыхать – пусть, хочет есть – пусть, и поменьше стрессов. Как можно меньше. Ей надо пару месяцев полежать, и все будет прекрасно.
      Билл покивал и пошел в другую комнату сообщить жене. Она смотрела телевизор и размышляла, не позвонить ли Гейл. Он вошел со спокойной улыбкой и подтвердил:
      – Я думаю, милая, позвонить надо.
      – Зачем?
      – Рассказать новости.
      – Какие, – безразлично спросила Энн. Он нагнулся и крепко поцеловал ее в губы.
      – Что ты снова беременна. Ее Глаза расширились.
      – Я? Кто тебе сказал?
      – Только что звонил доктор. Он не предупредил, для чего делал анализ крови из вены. Но все подтвердилось.
      – Беременна? – Энн недоверчиво смотрела на Билла, а потом вдруг обвила его шею, и разразилась слезами. – О Билл…
      Вот теперь она никому ни слова не скажет. Даже Гейл. Будет молчать, пока не пройдет трехмесячный срок; на этот раз все должно быть хорошо. Доктор сказал, что ребенок родится в феврале, возможно, на День святого Валентина. Ее первому сыну к тому времени будет пять с половиной лет, хотя никто из них об этом не упоминал. Они говорили только о будущем ребенке. Билл знал, что это единственная ее мечта, и оберегал жену, будто она была хрустальным сосудом. Стейны не путешествовали, почти не выходили. Энн постоянно отдыхала, а Билл баловал ее больше, чем когда-либо раньше.
      Несколько раз звонила Фэй, уверяла, что все обойдется, но голос Энн оставался холодным. Их отношения не изменились. Энн не могла говорить даже с Лайонелом, потому что он напоминал ей о жизни втроем в ожидании того, первого ребенка.
      Гейл постоянно звонила из Нью-Йорка, спрашивала, какой она величины. Энн весело восклицала, что стала огромной, как воздушный шар, и Вэл, однажды увидев ее на Родео Драйв, со смехом согласилась. Стоял ноябрь, и они с Джорджем месяц назад закончили фильм – трудились днями и ночами, потому что Фэй хотела завершить работу к Рождественским каникулам. Все лезли из кожи вон, чтобы подгадать к вручению наград Академии. Энн заметила, что Джордж Уотерстон припарковал свой «кадиллак» у обочины, поджидая сестру, и засомневалась в том, что они до сих пор просто друзья, как заявляла Вэл. Несомненно было одно: Вэл стала еще красивее. Сестра покупала платья у Джиорджио. Энн тоже хотела подобрать что-нибудь новенькое. Билл предложил ей чуть-чуть отвлечься, да она и ни во что больше не влезала, даже в платья для беременных.
      – Как ты себя чувствуешь? – с искренней заботой спросила Вэл. Все в семье знали, как много значил для Энн ребенок и почему.
      Энн рассмеялась. Она наслаждалась своей беременностью, несмотря на все неудобства.
      – Я чувствую себя толстой.
      – Выглядишь ты великолепно.
      – Спасибо. Как у тебя дела? – Энн редко перезванивалась с сестрой, как и с остальными домочадцами. Трудно поверить, что все они выросли вместе.
      – Мне только что предложили новую роль.
      – Мама?
      Вэл быстро покачала головой. Работа с матерью была незабываемым опытом, и она всегда будет ей благодарна, но сейчас не хотела снова сниматься у нее. То же самое говорили почти все актеры, работавшие с Фэй. Даже Джордж не раз повторял:
      – У нее не чаще, чем раз в три года. Только теперь Вэл поняла, что он не кривил душой.
      – Нет, дорогая, не мама. – Она назвала режиссера, перечислила звезд, и на Энн это произвело впечатление. – Но я еще не решила. Есть пара других предложений…
      После пяти лет съемок ее карьера полностью состоялась. Энн радовалась за сестру. И вечером сказала Биллу:
      – Она собирается стать самой-самой в Голливуде. Как мама когда-то.
      Сейчас в это легко поверить: Вэл талантлива и красива, и от нее исходил особый аромат успеха.
      Надо было видеть, как она выходила из машины! Совсем не так, как в старые времена – выскакивала в узком коротеньком платье, на высоких каблуках, и это в десять утра! Нет, теперь она царственно выносила свое прекрасное тело, и Энн подумала, что это Джордж дал ей счастье, которым светились ее глаза.
      – Мне кажется, они больше чем друзья, а тебе? – Энн тщетно пыталась удобнее устроиться в кресле, пока Билл не подложил подушки ей под спину. Она поблагодарила его поцелуем.
      – Мне тоже так кажется, дорогая, но они ловко скрывают свои отношения. Он большая знаменитость, зачем им головная боль из-за огласки.
      Действительно, они держали свои отношения в секрете от всех, даже от Дэна, так долго, как могли, но, в конце концов, ему придется сказать… Сейчас они втроем спокойно жили на Голливуд Хиллз, в прекрасном доме, укрытом от посторонних глаз зарослями деревьев. Вэл никогда в жизни не была так счастлива.
      По возвращении из Нью-Йорка они снова приступили к работе над фильмом, и многим казалось, что между ними что-то произошло. Они были очень близки, понимали каждый вздох друг друга, каждую паузу; это было почти волшебство. Фэй все поняла и очень забеспокоилась, хотя и не вмешивалась в их дела.
      В августе Дэн уехал к матери, и Вэл насовсем перебралась к Джорджу. Когда мальчик вернулся, они все ему объяснили; Джордж даже заговорил о женитьбе, хотя никто из них пока не стремился к этому. Оба хотели проверить свои чувства. Но Вэл знала, что когда-нибудь это непременно случится.
      – Ты уверена, что сможешь остаться здесь навсегда со старым мужчиной и ребенком? – Джордж поцеловал ее в шею. Этот разговор состоялся в тот день, когда она натолкнулась на Энн и вечером рассказала ему, какая сестра огромная.
      – Здесь, конечно, хуже, чем там, где я жила раньше…
      Джордж застонал и взъерошил ее рыжие кудри:
      – Ты имеешь в виду тот сарай со старыми курицами? Удивительно, что вас не арестовали за такую скотскую жизнь!
      – Джордж, ну что ты такое говоришь!
      Вэл наконец сообщила родителям, что живет с ним, и удивилась, что мать с отцом одобрили ее. Она до сих пор побаивалась Фэй. После совместной работы Вэл с огромным уважением относилась к матери и впервые в жизни почувствовала, что и та ее уважает. Фэй даже помогла ей найти нового агента. Как-то после окончания съемок они долго проговорили наедине.
      – Вэл, ты очень, очень хороша. Твой отец не сомневался, что у тебя получится. Он все время так говорил. Должна признаться, я не была в этом уверена, но ты оказалась одной из лучших актрис Голливуда. У тебя блестящее будущее. – Такие слова много значили для Вэл, и ей не верилось, что она слышит их от Фэй Тэйер.
      – Я ненавидела тебя, ты знаешь. – Ужасное признание, и ее глаза наполнились слезами. – Я так завидовала твоим чертовым «Оскарам».
      – Они ничего не значат, Вэл. – Голос Фэй звучал мягко. – Вы пятеро – мои самые чудесные «Оскары».
      Валери покачала головой.
      – Я тоже пыталась убедить себя в том, что они ничего не значат, но это не так. Ты заслужила их потом и кровью. И ты удивительная, мам… Ты на самом деле самая лучшая.
      Обе плакали, обнявшись, и Вэл сгорала от любви к матери. Наконец-то они помирились. На это ушло слишком много времени, но теперь они вместе. Фэй надеялась, что и с Энн такое однажды случится, что призраки оставят ее…
      Все это Вэл рассказала Джорджу. Он стал для нее больше чем любовником, превратился в самого лучшего друга.
      Когда они сидели у камина, уставившись на огонь, Джордж вдруг сказал:
      – Ты знаешь, я завидую Биллу. Вэл удивленно посмотрела на него.
      – Биллу? Почему? У тебя есть все, что и у него, и даже больше. Кроме того, – она скорчила гримаску, – у тебя есть я. Разве этого мало?
      – Конечно. – Джордж улыбнулся ей, но какая-то затаенная грусть мелькнула в его глазах. Он был спокойный, уравновешенный мужчина, Вэл уважала его идеалы, ей нравился его размеренный образ жизни – все это было так необычно для голливудского идола. – Я завидую его ребенку.
      – Ребенку? – Вэл онемела. О детях она думала меньше всего. Когда-нибудь они появятся, но позже… Для нее сейчас важна карьера, она столько потратила на нее сил, и только-только началось радостное восхождение на вершину. В двадцать пять лет Фэй ради семьи ушла из кино, но Вэл нет еще и двадцати трех. – Ты действительно хочешь сейчас ребенка, Джордж? – Он и сам на вершине карьеры. Обоим будет очень трудно, хотя сама по себе идея привлекательна. В перспективе, конечно.
      – Может, не сейчас, но скоро.
      – Когда же? – Она улеглась на живот, подперла лицо кулаками и обеспокоенно посмотрела на Джорджа.
      – Как насчет следующей недели? – Он улыбнулся, потом снова посерьезнел. – Я не знаю, через пару лет, наверное. Но когда-нибудь я обязательно захочу от тебя малыша.
      Дэн хороший мальчик, и Вэл любила его, но свой ребенок…
      – Я не возражаю!
      – Отлично. – Он с нежностью посмотрел на Вэл и немного погодя прямо перед огнем медленно раздел ее, пробормотав что-то вроде того, что надо попрактиковаться, и они растворились друг в друге.

      – Как ты себя чувствуешь, моя дорогая? – Билл заботливо посмотрел на Энн. Она засмеялась.
      – Как бы ты себя чувствовал на моем месте? Отвратительно. Не могу ни двигаться, ни дышать. Если я ложусь, ребенок давит на меня, если сажусь, одолевают судороги.
      Уже девятое февраля – осталось пять дней до назначенной даты. Несмотря на жалобы, Энн выглядела счастливой. Она жаждала ребенка так сильно, что ее и на самом деле не волновали ни собственные размеры, ни неудобства. Она безумно хотела взять его на руки и наконец увидеть маленькое личико. Ей думалось, что будет мальчик, а Билл втайне хотел дочку, считая, что девочек растить легче.
      – Может, хочешь что-нибудь съесть?
      Энн улыбнулась и покачала головой. Ничего не налезало на нее, даже туфли, осталось всего три платья, которые можно было носить. Она перестала ходить к Джиорджио, потому что стала страшно неповоротливой и могла только бродить вокруг дома босиком, в свободно болтающейся одежде, предпочтительно в ночной рубашке.
      Вечером, поев супа и немного суфле, Энн отправилась прогуляться возле дома, но даже это было тяжко. Она отдувалась, пыхтела, потом вдруг уселась на огромный камень. Билл уже подумывал пойти за машиной, однако она потребовала отвести ее домой.
      Энн была такой огромной, что Билл чувствовал себя виноватым, но она принимала все как должное и на следующий день встала, приготовила ему завтрак и ощутив необычайный прилив энергии, сообщила, что хочет снова пропылесосить детскую. Билл полагал, что в этом нет необходимости, но Энн заупрямилась. Было ясно, что ее не отговорить, и он уехал, а она выкатила пылесос. Билл очень беспокоился за жену и, заскочив домой перед ланчем, увидел ее лежащую на кровати с секундомером в руке – она проверяла дыхание по методу, которому ее научил доктор. Энн отрешенно взглянула на Билла, и он заторопился к ней.
      – Началось?
      Она спокойно улыбнулась.
      – Я просто хотела потренироваться.
      Билл вдруг заволновался и отобрал у нее секундомер.
      – Не надо было убирать детскую. Но она рассмеялась.
      – Что ты нервничаешь? Всему свое время, ты же знаешь.
      До родов оставалось четыре дня. Билл отказался от ланча и позвонил доктору, потом передал секретарю, что сегодня его больше не будет в офисе. Но, как ни пытался, заставить Энн поехать в больницу не удалось, хотя доктор сказал, что ждет ее прямо сейчас. Билл боялся оставить ее дома.
      Энн слишком хорошо помнила свой первый опыт, когда рожала несколько дней. Сейчас не было причины волноваться, правильное дыхание помогало снимать боль. Билл приготовил ей маленькую чашку супа и сел рядом. Вскоре она встала, немного походила по комнате, а в четыре часа хмуро посмотрела на мужа. Боль заметно усилилась, было трудно даже разговаривать. Энн поняла – началось, и поторопилась в гардеробную переодеться. В ванной на белый мраморный пол отошли воды, боль стала нестерпимой, а схватки участились. Билл запаниковал, а Энн всячески пыталась успокоить мужа. Он стал одевать жену, но тут боль снова скрутила ее.
      – Я тебе говорил, не надо было так долго ждать. А что, если это случится прямо здесь? Вдруг ребенок умрет?..
      – Все в порядке. – Энн вымученно улыбнулась, и он поцеловал ее в волосы.
      Наконец Билл натянул на жену платье, подхватил на руки и понес к машине.
      – Мне же надо обуться.
      В другой ситуации она рассмеялась бы. Билл вернулся за ее туфлями. Наконец можно было ехать в больницу. Он давил на газ что было сил, едва притормаживая на светофорах. «Ролле» еще никогда не служил «скорой помощью», но сейчас это было неважно. Энн стонала, вскрикивала от боли и утверждала, что уже чувствует головку… Сестра помогла ей выбраться из машины и позвонила доктору. В родильное отделение они уже не успевали; Энн кричала во весь голос.
      – Я чувствую головку… О Боже!.. Билл!.. Словно огромный мяч рвал ее тело на части, и она в ужасе смотрела на мужа. Он не видел, как рождался его первый ребенок, и едва ли был готов к этому сейчас. Было невыносимо смотреть, как мучается Энн, но сестра сказала, что уже поздно давать обезболивающее. Билл вспомнил, как все ужасно было в прошлый раз – не дай Бог это повторится. Энн устроили на кушетке, и сестра велела ему держать ее за плечи.
      – Ты можешь тужиться, Энн? – Сестра говорила с ней словно давняя подружка. – Давай… Как можно сильнее.
      Лицо Энн покраснело, и он почувствовал, как напряглись ее мускулы. Она заплакала.
      – Как больно… Я не могу… Не могу… О Боже! Билл… Больно…
      Появился доктор в шапочке, халате и перчатках. Он быстро взял инструмент и помог Энн. Ребенок родился в задней комнате больницы, прямо при пораженном отце.
      Младенец сперва был синим, но через секунду побагровел и сердито заплакал, а Энн радостно засмеялась. Билл покрыл поцелуями ее лицо, руки, повторяя, что она самая замечательная на свете.
      – Он такой красивый!.. Такой красивый!.. – Энн повторяла это снова и снова, глядя то на ребенка, то на Билла.
      Чуть позже она крепко прижимала к груди младенца, завернутого в слишком большое для него одеяльце. Она не видела своего первого ребенка, толком не рассмотрела и этого, но уверяла, что он похож на Билла. Когда ее везли в отдельную палату родильного отделения, Билл гордо вышагивал рядом.
      – В следующий раз буду очень тебе благодарен, если ты приедешь пораньше и будешь рожать не у порога больницы. – Доктор делал вид, что сердится, но все вокруг смеялись.
      Билл почувствовал огромное облегчение. Он страдал вместе с женой и очень боялся за нее. А сейчас Энн улыбалась, нежно глядя на заснувшего младенца. Она даже не отдавала его помыть, но сестра уговорила. Потом Энн тоже привели в порядок; они с Биллом позвонили Гейл, и та расплакалась от радости, услышав долгожданную новость.
      Энн хотела, чтобы подруга стала крестной матерью, и девушка немного конфузилась.
      Билл настаивал, чтобы Энн хоть немного поспала, но она была слишком возбуждена. Ребенок, которого она так сильно желала, – вот он, родился, и на сердце было тепло как никогда. Энн не могла дождаться, когда его принесут из детской, и в нетерпении названивала сестре. Наконец ей подали розового и чистого младенца, приложили к груди, показали, что делать. Билл со слезами на глазах наблюдал за этой сценой. Он никогда не видел ничего более прекрасного и знал, что запомнит это на всю оставшуюся жизнь.
      Энн позвонила Вэл, а вечером Джейсону с Вэн и Лайонелу. И, наконец, родителям, хотя сначала колебалась. Все были в полном восторге. Мальчика назвали Максимилианом. Макс Стейн. Фэй была счастлива за дочь, зная, как страстно та хотела ребенка. Она пришла навестить Энн на следующий день с огромным мишкой для Макса и красивой пижамой для дочери, похожей на ту, в которой сама когда-то лежала в больнице, родив Лайонела.
      – Ты такая красивая, моя милая.
      – Спасибо, мама. – Но их всегда разделяла глубокая пропасть, и пока все оставалось по-прежнему. Билл сразу почувствовал холодок отчуждения между ними. Он только что вернулся из дома, выполнив все просьбы Энн, собиравшейся завтра выписываться.
      Когда принесли Макса, все охали и ахали от восторга, и Фэй согласилась, что он похож на Билла. Заехали Вэл и Джордж, и сестры едва не упали в обморок. На этот раз они просили автографы не только у Джорджа, но и у Валери. Их фильм стал хитом, плакаты с портретами Вэл пестрели по всему городу, ее узнавали на улице. Сидя в больничной палате и слушая болтовню девочек, Фэй улыбалась. Вэл радостно смеялась, Энн в сотый раз рассказывала, как мечтала о ребенке, а Билл и Джордж с благоговением рассматривали новорожденного.
      Билл привез жену и сына домой. Макса поместили в детской. Пока что он не доставлял особых хлопот, но Билл взял отпуск на несколько дней, чтобы побыть со своим семейством.
      – Ты знаешь, – радостно сообщила Энн через несколько дней после возвращения домой, – я бы повторила…
      Билл недоуменно уставился на жену, все еще находясь под впечатлением невыносимой боли, испытанной ею.
      – Ты серьезно?
      – Да. – Она взглянула на ребенка, спокойно дремавшего у нее на руках, и улыбнулась Биллу. – Я бы хотела еще одного. – Он понял: ей ведь всего двадцать один год, она еще так молода, и поцеловал сперва Энн, а потом Макса.
      – Ты права, дорогая.
      Она улыбнулась, ее глаза вспыхнули от радости. Боль о прошлом еще не ушла, да и никогда ее не оставит. Но сейчас появился Макс, на которого можно излить свою нежность. Она никогда не узнает, где тот мальчик, здоров ли он, каким вырастет. Он навсегда исчез из ее жизни, потерян навеки, но сейчас можно отодвинуть эту боль на задний план и стать наконец собой. Теперь у нее есть Макс… И Билл… И даже если у них никогда больше не будет детей, того, что есть, вполне достаточно.