Семейный альбом

      – Может быть, завтра, – пробормотала она и поспешила к себе, убегая от укоряющего взгляда няни. Ей было легче не видеть дочь, недавно покинувшую ее чрево. Неделю или две назад она только о ней и думала. Но сегодня – нет… не сейчас… Со слезами на глазах Фэй прошла к себе и закрыла дверь, а миссис Маквин смотрела вслед. Покачав головой, она вернулась в детскую.

6

      В феврале для аукциона забрали мебель – весь антиквариат, а хроме того, шесть сервизов из прекрасного древнего китайского фарфора, купленного Тэйерами за последние семь лет, все хрустальные люстры, персидские ковры. В доме осталось только самое необходимое. Фэй устроила так, чтобы дети в это время находились в Палм Спрингс, и настояла, чтобы Варда тоже не было дома.
      – Пытаешься избавиться от меня? – Он недобро посмотрел на жену поверх бокала шампанского, с которым, казалось, уже никогда не расстанется; теперь бокалы стали вместительней.
      – Ты ведь знаешь, что это не так. – Она села рядом с ним и вздохнула. Весь день она делала наклейки на мебель: красные – на ту, что на продажу, голубые – на остальную. Фэй хотела продать абсолютно все ценное, а вещи попроще пригодятся после переезда. Это угнетало. Однако было необходимо – слово, которое Вард ненавидел, но Фэй была безжалостна. Теперь, узнав горькую правду, она не станет ему потакать, не позволит больше врать себе и ей.
      Неужели он и дальше собирается жить во лжи? Накапливать долги? От одной этой мысли Фэй содрогнулась. Она верила, что сумеет начать жить по-новому. Они еще достаточно молоды, у них дети. Сейчас она была не в меньшей панике, чем Вард, но взбираясь по крутому горному склону, нельзя смотреть вниз. Фэй не могла позволить себе такой роскоши. Они должны переехать.
      – Я вчера продала карусель. – Единственная тема, на которую они были способны говорить, – что продано и что нет. На дом пока не находилось покупателей, и это начинало беспокоить Фэй. – Отель купил ее за приличную цену.
      – Замечательно. – Вард встал и снова наполнил бокал. – Я уверен, дети будут в полном восторге от такой новости.
      – Но иначе я не могла поступить… – «А вот ты бы мог», – горько подумала она и тут же выкинула его слова из головы. Не ее вина в том, что они все потеряли. Но Фэй не могла позволить себе обвинять Варда. Ее муж никогда не знал иной жизни, никогда ни за что не отвечал – никто не научил его этому. К тому же он так прекрасно относился к ней. Несмотря ни на что, Фэй все еще любила мужа, но иногда он бывал невыносим. Обман длился слишком долго. Если бы она только знала… Фэй поймала затравленный взгляд Варда, державшего в руке бокал. На мгновение, только на одно мгновение она представила себе, каким он будет в старости. Сейчас он все еще походил на юношу, очень красивого, доброжелательного, беззаботного, но за последние два месяца прибавил в весе, и это несколько старило его. Фэй заметила пробивающуюся седину в светлой шевелюре и сеточку морщин вокруг глаз.
      – Вард… – Она попыталась найти слова, чтобы облегчить его боль, вселить в него силу, уверенность в себя, но тяжелые мысли, как поезда по рельсам, громыхали у нее в мозгу. – Куда мы теперь? Куда уедем отсюда? Что с нами всеми будет, когда продадут дом?
      – Как бы мне не хотелось вовлекать тебя в это! – Во всем случившемся Вард винил себя. – Я не имел права жениться на тебе. – Но он хотел ее, он отчаянно нуждался в ней, особенно после войны, после смерти первой жены, убитой всего через два месяца после свадьбы… Фэй всегда была замечательная и такою же осталась. От этого еще тяжелее. Вард ненавидел себя за все дурное, что причинил ей.
      Фэй медленно подошла к нему, присела на ручку кресла. Она очень похудела за последнее время, ведь ей приходилось трудиться с утра до вечера, пакуя коробки, сортируя горы вещей, занимаясь домашними делами. Из многочисленного штата прислуги остались кухарка и уборщица, да две няни – одна была нанята при рождении Лайонела, вторая ухаживала за новорожденной Энн.
      В конце концов, Фэй планировала оставить только двоих, но сейчас нужно было помогать укладывать вещи. Артур и Элизабет шесть недель назад со слезами покинули свою хозяйку, оба шофера, мажордом, полдюжины горничных тоже уволены. Если удастся подыскать небольшой дом, им, вероятно, вообще не понадобится прислуга. Но сперва надо продать этот. И эти хлопоты Вард тоже взвалил на ее хрупкие плечи.
      – Может, ты хочешь развода? – Вард посмотрел на нее; бокал в руке опустел, но ненадолго.
      – Нет. – Ответ четко прозвучал в полупустой комнате. – Не хочу. По-моему, священник говорил: «и в беде, и в радости», и если сейчас наши дела плохи, значит, так и должно быть.
      – Так и должно быть? Мы уже все продали, поверенные дают нам в долг, чтобы мы могли чем-то питаться и платить горничным, а ты собираешься отмахнуться от этого? А что мы будем есть потом?
      Фэй с трудом подавила желание потребовать, чтобы муж прекратил пить, понимая, что скоро он бросит сам. Все снова придет в норму.
      – Придумаем что-нибудь. А ты что можешь предложить?
      – Не знаю. Ты не собираешься вернуться в кино? Правда, ты уже не такая юная, сама понимаешь. – Язык Варда заплетался – он напился.
      – Понимаю, Вард. – Голос был неестественно спокоен. Она сама уже несколько недель думала об этом. – Найдем какую-нибудь работу.
      – Для кого? Для меня? – Он двинулся к ней с угрожающим видом, что было на него не похоже. Но оба находились в таком напряжении, что все казалось возможным. – Дерьмо! Я никогда не работал!
      Думаешь, что буду искать место в магазине, чтобы продавать туфли твоим друзьям?
      – Вард, пожалуйста…
      Фэй отвернулась, чтобы скрыть слезы, но он, схватив жену за руку, злобно потянул к себе, чтобы видеть ее лицо.
      – Ну-ка, расскажи о своих планах, мисс Реальность! Между прочим, мы оказались перед лицом этого безобразия с твоей подачи! Если бы не ты, мы бы жили по-прежнему.
      Так вот оно что, он обвинял ее, не себя. Внезапно Фэй не выдержала:
      – Если бы мы жили по-прежнему, у нас было бы пять миллионов долга вместо четырех.
      – Черт возьми! Ты говоришь, как те два старых хрыча, Джентри и Бурфорд! Они же идиоты! И плевать мне на долги! – вопил он. – Разве мы плохо жили? – Вард гневно смотрел в глаза жене, но злился не на нее, а на себя.
      – А ты и дальше лгал бы мне? Они бы сами забрали у нас все! И вывезли бы всю мебель! – выкрикнула в ответ Фэй.
      Вард горько рассмеялся.
      – Ну, ясно. А сейчас что ты делаешь?
      – Это наше решение, Вард, мы продаем свои вещи, и если нам повезет, у нас останется немного денег. Мы все обдумаем и вложим их в какое-то дело. А может, и поживем на них немного. Все это ерунда! Главное, что мы еще есть друг у друга, и у нас дети.
      Вард больше не желал ее слушать и, хлопнув дверью, вышел. Дверь задрожала от удара. После его ухода руки Фэй тряслись еще полчаса, но она снова принялась паковать вещи.
      Через три недели Тэйеры продали дом. Это был самый мрачный день в их жизни. Но иного выхода не было. Они получили гораздо меньше, чем надеялись; покупатели понимали отчаянное положение супругов, но дом уже не был таким ухоженным, как раньше. В саду царило запустение, садовники давно уволены, от карусели остались на земле вмятины; мебель вывезена, огромные комнаты без люстр и портьер казались мрачными.
      Тэйеры выручили за дом всего четверть миллиона долларов. Предложение поступило на следующий день, неделю шли переговоры, в конце концов договорились о цене. Бурфорд, Джентри и Фэй давили на Варда, чтобы тот согласился на такую сумму, уверяя, что выбора нет. Он подписал документы и тут же заперся в кабинете с двумя бутылками шампанского и бутылкой джина. Глядя на фотографии родителей, Вард оплакивал прошлое, с ужасом думал о предстоящем, но от спиртного старался воздерживаться.
      Фэй допоздна не видела мужа и, когда он вошел, не сразу смогла заговорить с ним. При виде его лица рыдать хотелось. Кончилась беспечная жизнь. Фэй испугалась: а вдруг Вард не переживет перемены? Она знала бедность, и ей не было так страшно, как этому баловню судьбы. Сумеют ли они снова обрести друг друга? Идиллия исчезла, безоблачное прошлое осталось позади. Они остались наедине с ужасной реальностью, трагичностью происшедшего и уродством будущей жизни. Но она не даст мужу опуститься и стать безнадежным пьяницей.
      Вард смотрел на жену, будто читая ее мысли. Казалось, его сердце разбито навсегда. Он бессильно опустился на кровать.
      – Извини, я оказался настоящим сукиным сыном.
      Она почувствовала, как подступают слезы, и попыталась улыбнуться.
      – Нам всем тяжело.
      – Но это моя вина. Я не уверен, было ли в моих силах повернуть поток бед вспять, но мог хотя бы замедлить его.
      – Ты не сумел бы оживить умирающее производство, Вард. Не осуждай себя. Она подошла к кровати, присела рядом с мужем. – Что касается остального, по крайней мере, нас окружал праздник…
      – А вдруг нам придется голодать? – спросил он испуганно. Для человека, все эти годы жившего в кредит, такой вопрос был странен. Но Вард понимал одно: он отчаянно нуждался в Фэй, и она не бросила его в беде.
      Фэй говорила с мужем спокойно, хотя в душе бушевала буря. Ей хотелось передать ему свою веру в лучшие дни. Ничего большего она сейчас для него сделать не могла.
      – Мы не будем голодать, Вард. Мы справимся. Я и в худшие времена не голодала. – И она устало улыбнулась, ощущая, как все тело ноет от бесконечного упаковывания вещей, передвигания мебели и тяжелых тюков.
      – Но у вас в семье не было семерых человек, правда?
      – Да. – Она впервые за эти недели нежно посмотрела на него. – Но я рада, что у нас с тобой большая семья.
      – Правда, Фэй? – Несколько часов назад несчастье отрезвило его, он сегодня не напился и был рад этому. – А тебя не пугает, что все мы держимся за твою юбку, а я веду себя хуже, чем дети?
      Она медленно коснулась песочных волос. Как же он похож на Грегори! Временами сын казался взрослее отца, но сходство было разительным.
      – Все будет хорошо, Вард. Обещаю тебе. – Фэй нежно поцеловала мужа в макушку. Слезы медленно текли по его щекам, но он старался подавить рыдания.
      – Я буду помогать тебе, детка. Клянусь. Я сделаю все, что смогу.
      Фэй кивнула, прижалась щекой к его лицу, и впервые за долгое время он поцеловал ее в губы. Потом лег с ней в постель, но на этом все и закончилось. И так было уже давно.
      Мысли были заняты другим, но их любовь все еще жила, правда, сильно помятая. Больше у них не осталось ничего.

7

      В мае Тэйеры выехали из дома. По щекам Фэй и Варда текли слезы. Они знали, что уходят из этого сверкающего мира навсегда. Лайонел и Грегори тоже плакали. Братья уже были достаточно взрослыми и понимали, что никогда больше не вернутся в дом их детства – красивый, надежный, теплый. И что-то в отношениях родителей пугало их. Все переменилось, но дети не понимали до конца, что именно. Только Ванесса и Вэл казались равнодушными, им было по три года, и сестер не волновало, куда их повезут, хотя и они чувствовали общую напряженность.
      Вард вел единственную машину, оставшуюся у них, – большой старый «крайслер», с открытым багажником и откидными сиденьями. Сейчас он был им крайне необходим. «Дюзенберги», «кадиллаки» и остальные автомобили Варда были проданы, как и двухместный «бентли» Фэй.
      Для Тэйеров это было прощанием с молодостью. Дом в Палм Спрингс надо будет освободить в июне, а пока есть возможность оставить там детей. Они набрали проспектов об аренде, отвезли мебель на склад. Фэй отправилась в Палм Спрингс вместе с семьей, собираясь потом вернуться в Лос-Анджелес и подыскать дом; Вард останется в Палм Спрингс следить за упаковкой вещей. Он настоял на этом, заявив, что тоже должен внести свою лепту в общие хлопоты. Фэй предстояло найти приличное жилье. Она понимала, что это нелегкая задача. После продажи верфей, дома на Беверли Хиллз, мебели, предметов искусства, собраний редких книг, нескольких машин и дома на Палм Спрингс со всеми потрохами им хватит денег расплатиться с долгами. Это даст пять с половиной миллионов долларов; если разумно распорядиться остатком, они смогут сводить концы с концами, только надо снять дом подешевле. Как только они въедут, Фэй начнет искать работу. Вард тоже намеревался приступить к поискам места, в чем Фэй сильно сомневалась. Она верила только в собственные силы, вовсе не считая себя старухой; тридцать два года – вполне подходящий возраст для того, чем ей давно хотелось заняться. Лайонел пойдет в первый класс, Грегори – в детский сад, близняшки – в ясли, и у нее, наконец, появится свободное время. Она оставит одну няню на всех, и та будет следить за домом и готовить. Крошке Энн четыре месяца, но девочка не доставляла особых хлопот. Размышляя об этом по пути в Палм Спрингс, Фэй вдруг снова ощутила вину по отношению к младшей дочке. Другие дети в ее возрасте были окружены вниманием, но на эту времени не хватало. Фэй практически не видела ее с тех пор, как родила. Несчастье обрушилось так внезапно, что невозможно было ни о чем больше думать, слишком много другого теснилось в голове. Вард несколько раз взглянул на хмурое лицо жены и потрепал ее по руке.
      Он пообещал ей меньше пить в Палм Спрингс. Дом там небольшой, и если он станет пьянствовать, дети непременно заметят. Кроме того, у него полно дел, и Фэй надеялась, что ему некогда будет предаваться унынию.
      Через два дня Фэй вернулась в Лос-Анджелес уже на поезде и поселилась в маленьком номере отеля «Голливуд-Рузвельт». Дома, предложенные каталогами, были отвратительны – в отдаленных районах, с крошечными двориками и тесными убогими комнатенками. Фэй переворошила все газеты, побывала во всех агентствах и была в полном отчаянии – шла уже вторая неделя. Наконец она нашла достаточно большой дом, показавшийся ей лучше других. На втором этаже располагались четыре спальни. Она решила поселить мальчиков вдвоем, близняшек тоже, а няню с Энн. А четвертая – для них с Бардом. Внизу большая, мрачная, отделанная дешевыми панелями гостиная с камином, много лет не топившимся, столовая с окнами, выходящими в унылый садик, и просторная старомодная кухня, куда войдет их огромный обеденный стол. Теперь дети будут ближе к ней, чем раньше; Фэй пыталась уверить себя, что им это пойдет на пользу. Она надеялась, что Вард согласится жить в таком доме, а дети не зарыдают при виде мрачных комнат, тем более что за аренду просили ровно столько, сколько она могла себе позволить. Дом был расположен в районе Монтерей Парк, невероятно далеко от их старой жизни на Беверли Хиллз.
      Вернувшись в Палм Спрингс, Фэй и не пыталась никого обмануть. Сразу объявила, что это временно, вместе они легко перенесут неудобства, у всех будут свои дела, они посадят красивые цветы в саду и будут радоваться, когда они вырастут. Оставшись с женой наедине, Вард внимательно посмотрел ей в глаза и задал вопрос, которого она так боялась:
      – Насколько все на самом деле плохо, Фэй? Она глубоко вздохнула. Что ответить? Только правду, да он и сам скоро все увидит.
      – По сравнению с тем, что было? Он кивнул.
      – Ужасно. Но если не оглядываться назад и попытаться понять, что это не навсегда, вполне пристойно. Дом свежевыкрашен, в комнатах чисто, мы украсим их занавесками, цветами, мебели у нас достаточно, – Фэй еще раз вздохнула, пытаясь не смотреть в опустошенное лицо мужа. – Мы вместе, и все будет хорошо. – Она улыбнулась, но Вард хмуро отвернулся.
      – Заладила…
      Опять он злится. Фэй втайне начинала верить, что это она во всем виновата, наверно, не следовало раскрывать ему глаза. Пусть бы вел себя по-прежнему до конца. Но ведь рано или поздно все равно пришлось бы смириться с истинным положением дел… Она не находила слов.
      Муж сдержал обещание, упаковал вещи в Палм Спрингс и до ее возвращения не пил, надеясь, что по приезде она снова все возьмет на себя и он сможет расслабиться.
      Когда они во вторник все вместе поехали в Лос-Анджелес, казалось, будто на улице тысяча градусов. В доме на Монтерей Парк Фэй уже успела кое-что сделать – распаковала вещи, в каждой комнате развесила картины, поставила в вазы цветы, застелила постели – словом, постаралась придать дому жилой вид. Дети, словно котята, обнюхивали новое жилье, радовались своим, комнатам, кроватям, игрушкам, и это несколько утешило Фэй. Но Вард был близок к обмороку, войдя в темную, мрачную гостиную. Фэй смотрела на него и боролась с подступившими слезами. Он выглянул в сад, сощурившись, осмотрел столовую, поднял глаза, инстинктивно надеясь увидеть знакомую люстру, вспомнил, что ее продали два месяца назад, поглядел на жену и покачал головой. Он сроду не видел ничего подобного, никогда не бывал в таком бедном доме, и это пронзило его до глубины души.
      – Надеюсь, по крайней мере, это дешево. – Вина снова кольнула его: что же он сделал с женой и с детьми! Но она смотрела на него с нежностью.
      – Вард, это не надолго. – Такие слова она говорила себе и раньше, в бедном родительском доме, однако сейчас положение было куда хуже. Но все еще переменится. Она уверена. Они как-нибудь пробьются.
      Вард, убитый горем, огляделся вокруг.
      – Мне не вынести этого.
      Впервые за прошедшие месяцы Фэй охватил гнев, и она закричала:
      – Вард Тэйер, даже дети стараются что-то делать! И тебе не мешало бы. Я не могу повернуть для тебя время вспять. И не хочу притворяться, будто мне все это нравится. Но это наш дом. Мой, твой и наших детей.
      Ее трясло. Вард не сводил с жены глаз. Фэй сделала все от нее зависящее, он уважал ее, но не был уверен, что сможет вести себя так же. Он без сил поплелся в спальню. Комната пахла затхлостью и гнилью, будто балки сырели годами, запах плесени стоял во всем доме. Занавески, повешенные Фэй, раньше висели в старой комнате для слуг и сюда не годились. Тэйеры словно сами стали слугами в собственном доме. Немыслимо. Сюрреализм, жуткий сон. Но такова теперь их жизнь. Это их общее испытание, это реальность.
      Вард хотел что-то сказать Фэй, извиниться за свою слабость, но она быстро заснула, свернувшись клубочком, как ребенок, на своей половине кровати, и он подумал – неужели ей не страшно? Сам Вард все эти дни был в ужасе, и даже выпивка не помогала. Он беспрестанно думал: что дальше? Как они станут жить? Неужели так будет всегда? Сейчас они не могут себе позволить лучшее жилье, это ясно, но смогут ли они вообще что-либо себе позволить в будущем? Фэй сказала, что это их временное пристанище и они обязательно переедут отсюда. Но куда, когда, как? Такую мрачную, заплесневелую спальню с зелеными крашеными стенами он не мог себе представить даже в диких кошмарах.

Голливуд
1952–1957

8

      С тех пор как Эйб был ее агентом, прошло шесть лет. Фэй набирала номер его телефона, и ее рука дрожала. Вполне возможно, он уже на пенсии или просто не захочет говорить с ней. После рождения Лайонела Эйб приглашал ее вернуться в кино, но сейчас, через шесть лет после того, как она все бросила, уже слишком поздно. Ей не надо этого объяснять, но она нуждается в его совете. Фэй дождалась сентября. Дети пошли в школу, ясли, Вард начал встречаться со старыми друзьями, пытаясь найти работу, но большую часть времени, похоже, тратил на ланчи и любимые рестораны и клубы – налаживал контакты, как объяснял, являясь домой. Возможно, он не лгал, но время шло, и ничего не менялось… Что ж, может, агент и вспомнит ее. Фэй назвала секретарше свое имя. Ее попросили не класть трубку. Пауза казалась невыносимо долгой. И вдруг – голос Эйба… Совсем как в старые дни, давным-давно…
      – Господи… – Голос из далекого прошлого… – Ты еще жива? – Голос гудел у нее в ухе, как и много лет назад, и Фэй нервно засмеялась. – Это правда ты, Фэй Прайс?
      Она вдруг пожалела, что не встречалась с ним чаще, но все время было занято Бардом и детьми. Голливуд остался в прежней, давней жизни.
      – Да, это я, Фэй Прайс Тэйер, та же самая, но уже с несколькими седыми волосками.
      – Ну, это поправимо, хотя не думаю, что ты звонишь мне по столь несерьезному поводу. Чем я обязан такой чести? Ты уже родила десятерых детей?
      Эйб говорил так же доброжелательно, как и раньше, и Фэй была тронута, что он нашел для нее время. Когда-то они были хорошими друзьями. Агент, бывший все годы ее звездной карьеры рядом с ней, исчез из ее жизни. А теперь она снова стучалась в его дверь. Фэй рассмеялась.
      – Нет, Эйб, у меня всего пятеро. Так что я на полпути к цели.
      – Боже мой! Вы с мужем сошли с ума. Но по тому, как в церкви светились твои глаза, я все понял и поставил на тебе крест. Но ты лучше всех работала, Фэй. И могла еще долго такой оставаться.
      Она не была уверена в правоте Эйба, но слушала с удовольствием. Возможно, со временем и у нее случились бы проколы, но Вард избавил ее от этого. А теперь надо набраться мужества и выложить свою просьбу – Эйб наверняка сразу все понял, едва услышав ее имя. Он читал газеты, как и все остальные, знал об их проблемах. Дом продан, вещи пошли с аукциона, верфи закрыты – быстрое падение, как, впрочем, частенько бывает со звездами. Но это не меняло его отношения к тем, кого он любил. Ему было жаль Фэй – без денег, с мужем, который ни дня не работал и кутил напропалую, имея на руках пятерых детей.
      – Ты когда-нибудь скучала о прежних днях, Фэй?
      Она всегда была честна с ним.
      – Откровенно говоря, ни разу, во всяком случае, до сих пор.
      – Ну, я полагаю, у тебя и времени на это нет – с пятью-то детишками. – Эйб хорошо понимал, что ей нужна работа, и решил перейти прямо к делу, чтобы избавить ее от смущения. – Так чем я обязан удовольствию слышать ваш голос, миссис Тэйер? – Легко догадаться… Эпизод в пьесе, небольшая роль в фильме… Он хорошо знал, что она не станет просить о невозможном.
      – Хочу просить тебя об одолжении, Эйб.
      – Давай, выкладывай.
      Он всегда бывал с ней прям, и сейчас, если это будет в его силах, поможет.
      – Я могла бы повидаться с тобой? – Фэй вела себя как начинающая актриса.
      – Конечно. Называй день.
      – Завтра?
      Эйб даже несколько испугался – похоже, они действительно в отчаянном положении.
      – Прекрасно. Сходим на ланч на Браун Дерби. На мгновение Фэй с тоской вспомнила прежние дни и, повесив трубку, пошла наверх, сдерживая улыбку. Она молила Бога, чтобы Эйб не счел ее выжившей из ума. Но при встрече он не сказал ничего подобного. Наоборот, сидел спокойно, обдумывая просьбу. Эйб был потрясен, услышав о подлинных масштабах произошедших перемен, о том, что они живут теперь на Монтерей Парк. Какое низкое падение после тех высот, откуда оба начинали совместную жизнь. Светлые годы безвозвратно ушли, но малышка держалась. Она вообще была девушка с характером и достаточно умна, чтобы добиться задуманного. И теперь он размышлял, как ей помочь.
      – Я где-то читала, что Ида Лупино была режиссером в «Уорнер Бразерс», Эйб.
      – Я знаю. Но далеко не каждый может дать тебе такой шанс, Фэй. – Он не кривил душой. – Кстати, что говорит по этому поводу твой муж?
      Фэй глубоко вздохнула и посмотрела старому агенту в глаза. Эйб не слишком изменился за эти годы. Все такой же круглый, седовласый, требовательный и честный. И самое главное – она чувствовала это – до сих пор был ее другом. И он поможет ей, обязательно поможет.
      – Муж еще не знает. Я решила сперва поговорить с тобой.
      – Ты думаешь, он будет против твоего возвращения в Голливуд?
      – Не совсем так; если бы я пыталась играть, он, возможно, и возражал бы, но для этого я уже стара и слишком давно ушла из кино.
      – В тридцать два года рано говорить о старости, но через столько лет трудно вернуться обратно. Люди забывчивы, у молодежи вообще нет своих звезд. Ты знаешь, – он откинулся на спинку кресла, задумчиво посасывая сигару, – твоя идея начинает мне все больше нравиться. Если ее запродать на студии, могло бы кое-что выйти.
      – Попытаешься?
      Эйб ткнул сигарой в ее сторону.
      – Значит, просишь меня снова стать твоим агентом?
      – Да. – Фэй твердо встретила его взгляд, и он улыбнулся.
      – Тогда принимаю предложение. Я все разнюхаю и посмотрю, что можно сделать.
      Фэй слишком хорошо его знала. И была уверена, что Эйб перевернет все вокруг, и если ничего не найдет, то, значит, ничего и быть не может. Она не ошиблась. Эйб пропал на шесть недель, а наконец позвонив, попросил немедленно приехать.
      Она не осмелилась ни о чем спросить по телефону, просто села на автобус до Голливуда, а потом буквально бегом взлетела по ступенькам и ворвалась в его офис. Эйб отметил, что она все еще очень красива, в потрясающем красном шелковом платье и легком черном пальто. Она сохранила кое-какую одежду лучших дней и выглядела прекрасно. Эйб приподнялся из-за стола и взял ее за руку, понимая, как она волнуется.
      – Ну?
      – Расслабься. Не Бог весть что, но, по крайней мере начало положено. Тебя устроит работа помощника режиссера? Плата жалкая, зато в «Метро Голден Мейер». Моему другу, Дору Шери, твоя идея понравилась. Он хочет посмотреть, на что ты способна, и очень разволновался, узнав, что у «Уорнер Бразерс» есть Лупино. Ему пришлась по душе мысль тоже иметь в штате женщину.
      Шери слыл дальновидным человеком, хоть и был моложе всех.
      – А как он поймет, на что я способна, если я буду с кем-то в паре? – забеспокоилась Фэй. Она понимала, что никто не доверит ей самостоятельную режиссерскую работу сразу.
      – Режиссер, работающий по контракту, не очень нравится Дору. И если фильм получится хоть наполовину приемлемым, то это будет только твоя заслуга. Парень ленивый, много пьет, времени на площадке проводит меньше, чем надо. У тебя будут развязаны руки, только не жди ни денег, ни славы. Все это впереди, если справишься сейчас.
      Фэй кивнула.
      – А фильм хороший?
      – Может получиться неплохим. – Он рассказал ей о сценарии, о занятых в фильме звездах. – Фэй, это твой шанс. Именно то, чего ты хочешь. Если ты всерьез говоришь о своих планах, я думаю, надо попытаться. Во всяком случае – что ты теряешь?
      – В общем-то, ничего. – Она смотрела на него, обдумывая услышанное. – Когда начинать?
      Ей хотелось иметь в запасе время, чтобы познакомиться со сценарием. Эйб знал, как Фэй любит эту работу, насколько она трудоспособна и старательна. Он весело улыбнулся.
      – На следующей неделе. Фэй со стоном закатила глаза.
      У нее не было времени обсудить свои планы с Вардом. Но это как раз то, чем она хотела отныне заниматься. Фэй не слишком была уверена в успехе, но, в конце концов, попытка не пытка. Она заглянула в глаза Эйбу Абрамсону и твердо кивнула:
      – Согласна.
      – Я еще не сказал, сколько ты будешь получать.
      – Я в любом случае согласна.
      Эйб назвал сумму, оба улыбнулись, понимая, как это смешно звучит. Но оба также знали и другое: ей выпал шанс.
      – Ты должна ежедневно быть на площадке в шесть утра или даже раньше, если они потребуют. Придется работать до восьми-девяти вечера. Не представляю, как ты справишься с детьми. Может, Вард поможет. – Правда, ее муж привык к армии слуг, и Эйб не представлял, каким образом он сможет сейчас быть опорой Фэй.
      – У меня есть служанка.
      – Прекрасно. – Он встал. Все было почти как в старые времена… Фэй улыбнулась.
      – Спасибо, Эйб.
      – Не за что. – В его глазах таилась жалость, но эта женщина внушала уважение. Фэй выпутается. Не пропадет. – Приходи завтра и подпиши контракт, если вырвешься.
      Значит, еще одна долгая поездка… Но это чепуха по сравнению с тем, что ей каждый день придется пересекать город с востока на запад в Калвер Сити и на МГМ. Что ж, ради дела Фэй пролезет и через игольное ушко и не подведет Эйба. Она понимала, что он возьмет с нее десять процентов за услуги, хотя это ничтожно мало при ее теперешнем заработке. Но Эйба, похоже, это устраивало, а уж о ней и говорить нечего.
      Фэй так и распирало от счастья. У нее теперь есть работа! Она неслась вниз по лестнице, еле сдерживая крик радости. Всю дорогу домой в автобусе улыбалась сама себе. Ворвавшись в дом, так же бурно, как обычно врывались дети, она нашла Варда в гостиной, очевидно, под очередной дозой шампанского, выпитого за ланчем в компании приятелей. Фэй шлепнулась ему прямо на колени.
      – Отгадай, что случилось?
      – Если ты опять беременна, я покончу с собой. Но сперва убью тебя. – Вард засмеялся, а она самодовольно покачала головой.
      – Нет, отгадывай еще раз.
      – Сдаюсь.
      Его глаза покраснели, слова выговаривались невнятно, но сейчас Фэй не обращала на это внимания.
      – Я нашла работу!
      Вард был потрясен. Фэй продолжала:
      – Помощника режиссера в фильме, съемки начинаются на следующей неделе, на МГМ.
      Вард так быстро вскочил на ноги, что она едва не свалилась, но вовремя хлопнулась на его место, а он посмотрел на нее сверху вниз.
      – С ума сошла? Какого черта? И для этого ты уходила из дома? Искала работу? – Вард был ужасен, и Фэй подумала: а на что, по его мнению, они должны жить? Долги, двое взрослых, пятеро детей, няня. – Зачем тебе это? – Он неистовствовал, а с лестницы на них испуганно смотрели дети.
      – Ну хотя бы один из нас должен работать, Вард.
      – Я же тебе говорил, что каждый день навожу контакты!
      – Великолепно. Значит, и у тебя скоро что-то получится. Но пока это случится, должна работать я. И приобретать опыт.
      – Какой опыт? Ты же снова хочешь вернуться в Голливуд!
      – Но в новом качестве. – Фэй еле сдерживалась, ей хотелось выложить ему все начистоту, но не при детях. Они стояли не двигаясь, а Варду вообще было не до них. – Я думаю, нам стоит поговорить об этом наедине.
      – К черту! Поговорим сейчас. – Гнев исказил его лицо. – Почему ты не посоветовалась со мной, прежде чем ехать туда?
      – Все вышло неожиданно.
      – Когда? – Его слова летели в нее, словно камни.
      – Сегодня.
      – Замечательно! Поезжай и скажи им, что ты передумала. И тебя это не интересует.
      … Вдруг что-то щелкнуло внутри, Фэй не могла больше сдерживать ярость.
      – А почему я должна так поступить, Вард? Я хочу эту работу, и мне плевать, что за нее мало платят, и плевать, что об этом думаешь ты. Это то, что мне надо! Потом ты сам будешь рад моему решению. Кто-то должен попытаться вытащить нашу семью из грязи, в которую мы вляпались. – Фэй тут же пожалела о своих словах.