– Вы, сукины дети… Грязные гомики… – кричал он Джону и сыну.
      Он ослеп от ярости и слез и не верил своим глазам. Он хотел, чтобы все это оказалось неправдой и они немедленно разуверили его. Но все было именно так, и больше им нечего скрывать друг от друга. Лайонел из последних сил удерживал отца. Джон заплакал при виде этой кошмарной сцены, но Лайонел пытался сохранить спокойствие. Сейчас на карту ставилась его жизнь. Надо все объяснить отцу… Отец должен понять, что его сын устроен иначе, чем Грег, чем все другие… Но как найти нужные слова? Лайонел даже не почувствовал отцовского удара, когда тот наконец высвободился и влепил ему пощечину.
      – Отец, пожалуйста, я хочу поговорить с тобой…
      я…
      – Я ничего не собираюсь слушать об этом! – Варда трясло. Лайонел вдруг испугался, что отца хватит удар. – Я больше не хочу тебя видеть. Вы два педераста. – Он обвел взглядом обоих. – Подонки. – Потом Лайонелу: – Ты мне больше не сын. Ты, педрила, больше не показывайся мне на глаза и не появляйся в моем доме, ты не получишь больше от меня денег. Вон из моей жизни! Ясно? И держись подальше от моей семьи! – Он зарыдал в голос и угрожающе двинулся на Джона.
      Все мечты Варда рассыпались в момент. Старший сын – педераст! Это гораздо страшнее, чем потерять все свое состояние, как случилось много лет назад. Гораздо страшнее, чем угроза потерять жену… Такое он тоже пережил. Для Варда это было подобно смерти. Утрата, которую он не в силах вынести. И здесь была доля его вины… Но сейчас Вард этого не понимал.
      – С тобой покончено, ясно?
      Лайонел молча кивнул, и Вард стал отступать к двери, в которую вошел несколько минут назад. По лестнице он спускался почти вслепую. Потрясение было слишком велико, и он, завернув в соседний бар, проглотил четыре порции скотча. В восемь вечера встревоженная Фэй позвонила Лайонелу. Ей не хотелось беспокоить сына, но выхода не было: в шесть пришли гости, а Варда нет. На студии сказали, что он ушел рано, еще днем, и она не могла представить себе, где находится ее муж.
      – Дорогой, отец сегодня к тебе не заходил? Лайонел будто онемел. Джон уже несколько часов рыдал на диване, ошеломленный и напуганный тем, что Вард расскажет родителям. Лайонел пытался успокоить его, заставил положить лед на разбитую щеку и нос, и сердце его разрывалось от муки и боли. Голос дрожал, и сначала он не сумел ничего ответить матери.
      Похолодев, Фэй поняла – что-то случилось.
      – Лай, дорогой… У тебя все в порядке?
      – Я… гм… Я… У меня… – Слова не шли, и он зарыдал, а Джон сел и уставился на него. Лайонел, его спокойный, сильный друг, тоже рухнул. – Мам… Я не могу…
      – О, мой Бог! В чем дело? – Может, неприятности с Бардом, и они позвонили Лайонелу? Фэй почувствовала, что ею овладевает паника, комком подступая к горлу. – Успокойся, скажи, в чем дело? Что случилось?
      – Приходил отец… – Судорожные рыдания вырвались из груди Лая. – Он… Я…
      И мать все поняла.
      – Он застал тебя с Джоном? – Она вообразила худший вариант – мальчики были в постели, и ей показалось, что пол уходит из-под ног. Фэй и саму шокировала бы такая сцена, как бы терпимо ни относилась она к сыну.
      Но Лайонел не успокоил ее, не рассказал, что все было достаточно невинно, и смог выдавить из себя только одно слово:
      – Да… – Он еще долго не мог говорить, но потом его словно прорвало: – Он сказал, что не хочет больше видеть меня. И что я больше не его сын…
      – Боже мой, дорогой. Успокойся. Ты же знаешь, все это неправда. Отец погорячился. Он придет в себя.
      Фэй говорила с ним около часа; гости давно ушли, выпив по нескольку коктейлей. Она хотела приехать и поговорить с ними обоими, но Лай предпочел остаться с Джоном наедине. Мать была рада. Лучше, если она дождется Варда.
      При виде мужа Фэй ужаснулась. Он явно побывал не в одном баре и был сильно пьян. Ноги его не держали, но он помнил события сегодняшнего дня. Вард взглянул на жену с ненавистью и отчаянием и сразу набросился на нее:
      – Ты знала? Знала?
      Фэй не желала лгать, но и не хотела, чтобы муж подумал, будто они что-то скрывали от него.
      – Я подозревала Джона.
      – Да пошел он куда подальше, сукин сын… Вард повернулся к ней, и она увидела на рубашке кровь – выходя из последнего бара, он упал и поранил руку. Но муж не подпустил ее к себе.
      – Я имею в виду нашего сына, или теперь я должен называть его дочерью? – Он дыхнул перегаром, и Фэй отшатнулась, но он схватил ее за руку. – Так кто он такой? Ты знала? Знала?!
      – Вард, он же наш сын. И неважно, что он сделал. Он порядочный человек и хороший мальчик… Он не виноват, что такой…
      – А кто виноват? Я?
      Вот что его бесило. Почему Лайонел стал таким? Вард мучил себя этим вопросом, переходя из бара в бар, и его не удовлетворял ни один ответ, приходивший на ум… Он позволил Фэй слишком много возиться с мальчишкой… А сам уделял ему мало внимания… Он путал его… Не любил сына, как надо… Всегда предпочитал Грега. Упреков к себе скопилось множество. Но итог был один: его сын – педераст. Где он научился этому? Как? Как вообще могло такое случиться? Вард воспринимал это как личное оскорбление собственному мужскому достоинству… Его сын – педик! Это слово жгло огнем, и сейчас он смотрел на Фэй со слезами на глазах.
      – Перестань винить себя, Вард. – Она обняла его, повела к постели, присела рядом, и он тяжело привалился к ней.
      – Я не виноват…
      Он хныкал как испуганный ребенок. Год назад Фэй задавала себе тс же самые вопросы. Но для Варда они гораздо труднее. Она всегда понимала, что муж слабее ее и не настолько уверен в себе.
      – Никто не виноват, ни ты, ни я, ни он, ни Джон. Лай просто такой, какой есть, и ты обязан это принять…
      Вард оттолкнул ее, встал, покачиваясь, и так сильно стиснул ее руку, что она сморщилась от боли.
      – Нет, этого я никогда не приму! Никогда! Ты поняла? И ему я так и сказал – он мне больше не сын!
      – Нет, сын! – теперь разъярилась она и вырвала руку. – Он наш сын! Даже если он хромой, калека, немой, умственно отсталый, убийца или не знаю кто еще… Слава Богу, он всего лишь гомосексуалист. Он мой сын, до моего или его смертного дня, и твой сын тоже на всю жизнь, нравится он тебе или нет, одобряешь ты его или нет.
      Варда потрясли слова жены и ее ярость.
      – Ты не можешь выбросить его ни из своей, ни из моей жизни. Он никуда не денется, и лучше примирись с этим или пошел ко всем чертям, Вард Тэйер! Я не позволю тебе повергнуть мальчика в еще большее отчаяние, чем то, через которое ему уже пришлось пройти. Ему и без того тяжело.
      Глаза Варда горели.
      – Вот почему он такой! Ты всю жизнь его защищала. Ты всегда находишь для него оправдание. Прячешь его под своей юбкой! – Он упал в кресло и зарыдал. – А теперь он уже носит твои юбки, черт бы тебя побрал. Слава Богу, не ходит в платьях по улицам.
      Не выдержав, Фэй дала ему затрещину. Вард не двинулся с места, лишь посмотрел на нее таким холодным и тяжелым взглядом, что она испугалась.
      – Я больше не хочу видеть его в своем доме. Если он вдруг заявится, я вышвырну его вон! Я сказал ему об этом, теперь говорю тебе и скажу всем остальным. И если вы не согласны, тоже можете убираться. Лайонела Тэйера больше нет. Ясно?
      От ярости Фэй потеряла дар речи, ей хотелось убить его голыми руками. Впервые в жизни она пожалела, что вышла за него замуж. Она так и сказала ему, прежде чем хлопнуть дверью. В ту ночь Фэй спала в комнате Лайонела, а утром за завтраком Вард окончательно разбил ее сердце. За ночь он постарел лет на десять, и она вспомнила свои слова, сказанные Лайонелу: правда убьет отца. Похоже, такое вполне может случиться. А после завтрака ей захотелось, чтобы эти слова сбылись. Вард молча выпил чашку кофе, уставился в газету и, не отрываясь от нее, заговорил – безжизненно, ровно… Это было редкое утро: на завтрак собрались все. Грег проводил дома последние дни перед отъездом на большую игру; близняшки встали рано, что казалось невероятным; буквально через несколько минут вниз спустилась Энн. Все молча смотрели на Варда. Отец сообщил, что Лайонела с сегодняшнего дня для них больше не существует, поскольку он гомосексуалист и находится в связи с Джоном Уэлсом. Девочки замерли в откровенном ужасе, Ванесса залилась слезами, а Грега, казалось, сейчас вырвет. Он вскочил и заорал на отца. Фэй вцепилась в стул.
      – Вранье! – вопил Грег, больше защищая старого друга, чем брата, который всегда был ему чужим. – Это неправда!
      Отец посмотрел на него, будто собираясь ударить.
      – Сядь и заткнись. Это правда.
      Лицо Энн посерело, как пепел. Фэй почувствовала, что вся ее семья, вся жизнь рушится. И возненавидела Варда за то, что он сделал с ними. И с ее первенцем.
      – Лайонел больше не войдет в мой дом. Его больше нет. Вам запрещается видеть его, и если я узнаю, что кто-то общался с ним, может убираться тоже. Я больше не буду содержать его, встречаться с ним, разговаривать. Всем ясно?
      Они деревянно кивали, с трудом сдерживая слезы. Вард вышел из-за стола, спустился во двор, сел в машину и поехал к Бобу и Мэри Уэлсам. Фэй и дети молча смотрели друг на друга. Грег только что не рыдал, думая о том, что скажут друзья, когда узнают. Худшего и придумать нельзя. Ему хотелось умереть. И убить Джона Уэлса. Этакое дерьмо… Он сам должен был догадаться, когда тот отказался от стипендии… Педрила поганый! Грег сжал кулаки и беспомощно смотрел на родных, а Ванесса пыталась заглянуть в глаза Фэй.
      – А как ты к этому относишься, мама?
      Вэн не сомневалась в том, что отец сказал им правду. Он застал этих двоих… Никто из детей не мог вообразить ничего более страшного. Все казалось непонятным, пугающим, ужасным; все они представили себе отвратительную сцену, якобы открывшуюся глазам отца, хотя на самом деле мальчики всего лишь сидели у камина, и голова одного лежала на коленях другого. Фэй посмотрела на детей, остановила взгляд на Ванессе и заговорила ровным, тихим голосом. Казалось, никогда раньше она не испытывала такой боли. Вард разрушил все, что она с огромным трудом построила за двадцать лет. Что будет с детьми? Кем они будут считать Лайонела? А самих себя? Отец вышвырнул старшего брата из их жизни только за то, что она позволила ему быть таким, какой есть… Детям надо объяснить… Черт с ним, с Вардом.
      – Я по-прежнему люблю его. И если он такой, значит, такой, и все тут. Но Лай порядочный человек, и его сексуальные предпочтения тут ни при чем. – С детьми надо быть честной до конца. – Я всегда буду рядом с ним. И хочу, чтобы знали вы все: что бы вы ни делали, куда бы ни поехали, какие бы ошибки ни совершили, какими бы ни стали – хорошими или плохими, – я останусь вашей матерью и вашим другом. Вы всегда можете прийти ко мне, и у меня найдется для вас место в сердце, в моей жизни, в моем доме. – Фэй подошла к каждому в отдельности и поцеловала. Все четверо плакали – из-за брата, которого только что потеряли, из-за отца, от разочарования и потрясения. Все это было выше их понимания, но слова матери дошли до каждого.
      – Ты считаешь, папа передумает? – Голос Вэл звучал глухо. Никто не заметил, как ускользнула Энн.
      – Не знаю. Я поговорю с ним. Думаю, со временем к нему вернется здравый смысл. Но сейчас он не сможет понять.
      – Я тоже не могу. – Грег грохнул кулаком по столу и встал. – Ничего более ужасного и отвратительного мне никогда не приходилось слышать.
      – Как ты относишься к этому, Грег, дело твое. Мне плевать, чем они занимаются. Они никому не вредят. Они такие, какие есть. Я их принимаю такими.
      Фэй посмотрела сыну в глаза. Казалось, между ними выросла стена. Как же он похож на Варда! Его разум закрыт, а сейчас закрыто и сердце. Он пошел наверх, хлопнув дверью. Тут все заметили, что за столом нет Энн. Фэй, понимая, что для девочки эта новость стала ударом, решила пойти и поговорить с ней. Но дверь Энн была заперта, и она не отвечала на стук. Близняшки тоже попрятались по комнатам. Как будто в доме покойник… Позже Фэй позвонила Лайонелу – ребята уже были в курсе того, что Вард ходил к Уэлсам.
      Боб и Мэри Уэлс валялись в истерике, лились реки слез. После их звонка Джон пошел в ванную и его вывернуло наизнанку. Но, при всех воплях и упреках, Уэлсы хотели, чтобы Джон знал – он их сын и они не разделяют точку зрения Варда Тэйера. Они любят его и принимают, и Лайонела тоже. На глаза Фэй навернулись слезы, и она в душе злорадствовала по поводу того, что Боб, как сообщил Лайонел, выкинул Варда с порога дома.
      Днем Фэй поехала навестить мальчиков. Она хотела, чтобы Лайонел еще раз убедился в том, что мать на его стороне. Они с сыном долго стояли обнявшись, потом Фэй повернулась и обняла Джона. Нелегко принять такое, и, конечно, она не выбрала бы для сына этот путь. Но так уж вышло, и Лайонел должен знать – у него есть дом и он член их семьи, что бы ни говорил отец. Теперь она будет платить за его учебу и оплачивать все расходы. Лайонел заплакал и пообещал найти работу, чтобы жить самостоятельно. Джон тоже намеревался искать место, но родители соглашались продолжать поддерживать его, так что для него пока ничего не менялось.
      Однако Вард, вернувшись вечером, вел себя в том же духе. Его не было с утра, и по его виду Фэй сразу поняла, что муж весь день пил. Он вновь напомнил всем за ужином, что Лайонел больше не должен появляться в доме, что он мертв для всех. При этих словах Энн встала и с ненавистью посмотрела на него.
      – Сядь!
      Он впервые груб с ней. Энн продолжала стоять, на удивление всем. Да, такое в их семье не скоро забудется.
      – Не сяду. Меня тошнит от тебя.
      Она села, но к еде не прикоснулась, а потом, в конце ужина, подняла на него глаза и сказала:
      – Он лучше, чем ты.
      – Тогда вон из моего дома!
      – Хорошо, я уйду.
      Энн швырнула салфетку на тарелку, к которой не притронулась, и исчезла в своей комнате. Она услышала, как взревела машина отца. Ванесса и Валери озабоченно посмотрели друг на дружку. Они обе боялись за Энн, зная, как та любила брата.
      В ту ночь Энн улизнула из дома и пошла прямо к Лайонелу. Она звонила, стучала, хотя света в квартире не было. Никто к ней не вышел. Она пошла на угол – звонить по телефону, но трубку не брали. Ребята слышали звонки, но не давали о себе знать, притаившись в гостиной. Кошмар длился уже двадцать четыре часа, и они едва с собой справлялись. Джон хотел было спросить, кто там, но Лайонел не разрешил.
      – Если кто-то из ребят приехал пораньше, то у всех есть ключи. А вдруг это пьяный отец.
      Измученные, они решили не открывать и даже не выглянули в окно. Энн нашла в кармане карандаш, оторвала кусочек от газеты, валявшейся среди мусора, и написала Лайонелу записку: «Я люблю тебя, Лай. И всегда буду любить. Э.».
      Слезы стояли в глазах девушки. Она так хотела повидаться с братом перед отъездом. Впрочем, сейчас это уже неважно… Она сунула клочок бумаги в почтовый ящик. Вот и все, что ему надо знать. Он не должен думать, что и она против него. Этого никогда не случится. Но терпение Энн лопнуло, дома стало совершенно невыносимо после его отъезда. А дальше будет еще хуже. Она никогда больше его не увидит. Ей оставалось только принять решение.
      Ночью, когда все спали, Энн тихо собрала вещи и вылезла через окно спальни, как делала и раньше, желая повидаться с Лаем. Она оделась в джинсы и теннисные туфли, заплела косу, надела теплую куртку. Девушка понимала, что там будет холодно. Все ее вещи уместились в небольшую сумку.
      Даже не оглянувшись на дом, она ушла. Ей плевать на них всех; даже больше, чем им на нее. Крадучись, она выбралась на дорогу и пошла в сторону Лос-Анджелеса. Там, на Фривэй, повернула на север. Энн удивилась, как легко было поймать машину; первому же притормозившему водителю она сказала, что возвращается в Беркли с рождественских каникул. Тот ни о чем не спрашивал и довез ее до Бейкерсфилда, где и высадил.
      А к тому времени Фэй нашла ее записку. Энн не заперла комнату, и записка лежала на кровати.
      «Ну что ж, ты избавился сразу от двоих, отец. До свиданья, Энн». И больше ни слова. И ничего для Фэй. Сердце матери едва не остановилось, когда она нашла этот клочок бумаги на постели дочери. Тэйеры сообщили в полицию. Фэй позвонила и Лайонелу, и он обнаружил в ящике кусок газеты. В жизни Фэй не было худшего мига. Она не знала, сумеет ли пережить это. Ждали полицию. Вард, ошарашенный, сидел в кресле, держа записку в дрожащих руках. Она не могла далеко уйти. Девочка, вероятно, у подруги. Но Валери безжалостно сообщила: – У нее нет подруг.
      Печально, но это правда. Единственным ее другом был Лайонел. А отец его выгнал. Фэй безмолвно наблюдала за его бессильной яростью, и в этот момент прозвенел звонок. Пришли из полиции. Фэй молила Бога, чтобы с Энн ничего не случилось. Она не написала, куда отправилась, но ее нет уже несколько часов.

22

23