– Прекрасно, я порадую соседей, это избавит их от головной боли по поводу жильца. Помочь тебе переехать?
– Не хотелось бы тебя беспокоить… Я думал попросить у отца машину и кое-что перевезти.
– Я за тобой заеду.
Джон снова засиял, как ребенок.
– Я, правда, очень, очень благодарен тебе, Лай. Но ты уверен, что тебя это не затруднит?
– Ни капельки.
– Мама сказала, что даст мне покрывало на кровать, лампу и кое-что еще.
– Великолепно. – У Лайонела снова екнуло сердце: ему показалось, что Джон смотрит на него с обожанием.
– Ты не хочешь сегодня поужинать со мной, Лай? Я хочу отблагодарить тебя.
Лайонела смутила искренность мальчика, и он был очень тронут.
– Джон, все в порядке. Ничего такого не надо. Я рад тебе помочь.
Но он вовсе не был рад. Скорее испуган. А если он потеряет контроль над собой? Или сделает какую-нибудь глупость? Тогда Джон узнает, что он гомик. Вдруг Лайонел почувствовал руку Джона на своей, и по спине пробежали мурашки. Он хотел сказать, чтобы больше Джон никогда к нему не прикасался, но промолчал, опасаясь, что тот сочтет его ненормальным.
– Я не знаю, как благодарить тебя, Лай. У меня начинается совсем другая жизнь. – Джон почувствовал огромное облегчение, избавившись от одноклассников. Он давно не выносил их, но это приходилось скрывать. А теперь можно жить иначе. Ему больше не надо притворяться, слушать похвальбы грубиянов-спортсменов, убегать от девочек, изображать пьяного в субботние вечера. Даже раздевалка стала для него кошмаром. Все эти ребята… спортсмены… Даже Грег. Особенно Грег… Джон знал, что он не такой, как все. Однако с Лайонелом он не ощущал своей необычности. Лай спокойный, понимающий, с ним так уютно. Даже если он не сможет часто видеть его дома, все равно приятно сознавать, что он живет здесь, и они могут встретиться и поговорить. Сейчас он заглядывал Лайонелу в глаза, и от облегчения хотелось плакать. – Я так ненавижу школу, Лай. Дождаться не мог, когда уйду оттуда.
Лайонел удивился.
– А я думал, тебе там хорошо. Ты же футбольная звезда. – Они зашли на кухню, Лайонел налил Джону кока-колы, и тот с благодарностью выпил, радуясь, что это не пиво. А вот с Грегом обязательно пришлось бы пить пиво.
– Я возненавидел все за последний год. Мне просто дурно от этого дерьма. – Он глотнул воды и вздохнул. – Новая жизнь! Я ненавидел каждый миг, который приходилось тратить на этот дурацкий футбол.
Лайонел ошарашенно посмотрел на Джона.
– Почему?
– Не знаю. Меня он вообще никогда не интересовал. Просто хорошо получалось. Ты знаешь, они так орали в раздевалке, когда проигрывали, и тренер вопил как резаный, будто это безумно важно. А на самом деле просто группа ребят дубасила друг друга на поле. Это никогда меня не трогало.
– А зачем играл?
– Ради отца. Он, когда учился в медицинском колледже, тоже играл в футбол, всегда шутил, что если я разобью лицо, он мне его починит. Причем бесплатно, – с отвращением сказал Джон. – Это тоже не особенно привлекало меня. – Он улыбнулся Лайонелу. – А попасть сюда – как прекрасный сон.
Лайонел кивнул.
– Я рад, что тебе понравилось. Хорошо, что ты будешь рядом. Я редко здесь бываю, но если смогу еще что-то сделать…
– Ты и так столько сделал, Лай.
И это была правда. На следующий день Лайонел заехал за ним, опустил верх «мустанга», и в три приема они перевезли вещи Джона. Казалось, их были целые горы, но с их помощью мальчик сотворил со своей комнатой чудо, и Лайонел, зайдя к нему в субботу вечером, едва узнал ее. Он остановился в дверях и онемел.
– Боже, что это? – едва смог он задать вопрос. Джон задрапировал тканью одну стену, расставил горшки с цветами, развесил портьеры, над кроватью – картина, две лампочки теплым светом освещали плакаты – комната выглядела как с рекламной картинки в дорогом журнале. На полу лежал маленький белый коврик.
– Это твоя мама сделала? – Лайонел знал, что она декоратор, но никак не мог взять в толк, что это сотворил Джон, и всего за несколько часов. В драпированных тканью корзинках торчали журналы, повсюду – подушки, манившие прилечь. Маленький рай. Лайонел не находил слов, но все было ясно по его лицу.
– Да нет, я сам. – Джон остался доволен произведенным эффектом. Ему все говорили, что у него талант дизайнера по интерьеру, он мог неузнаваемо изменить комнату за несколько часов с помощью любых подручных вещей. Мать считала, что сыну следует использовать свой природный дар, что в этом деле он намного способнее – ей на это нужны месяцы упорного труда, а ему достаточно пары часов. – Я люблю это занятие.
– Может, ты махнешь волшебной палочкой и в моей комнате? Она до сих пор похожа на тюремную камеру, а я прожил в ней почти год.
Джон рассмеялся.
– Ладно, как-нибудь займусь. – Он огляделся. – Знаешь, у меня два лишних горшка с цветами, хочешь?
Лайонел улыбнулся.
– Конечно, но у меня они сразу засохнут, стоит только войти в комнату. Я не умею ухаживать за растениями.
– А я буду поливать их вместе со своими. Юноши обменялись улыбками. Лайонел посмотрел на часы. Было семь.
– Пошли поедим гамбургеров?
Эти слова опять напомнили Лаю о прошлом. Он снова вспомнил Пола, и стало еще страшнее, когда Джон согласился и предложил поехать именно туда, куда Лайонел отправился тогда со своим первым любовником. Он мрачно жевал, вспоминая их первую ночь в Малибу. Он не слышал о Поле несколько месяцев, но однажды видел его в проехавшей мимо машине на Родео Драйв. Пол сидел на пассажирском месте в бежево-коричневом «роллсе»; за рулем был красивый пожилой мужчина. Они о чем-то оживленно говорили, улыбались друг другу, потом Пол засмеялся… И вот он снова здесь, с Джоном, лучшим другом своего младшего брата. Как странно… Еще более странное ощущение овладело Лаем, когда они вернулись домой. Двое соседей остались на ночь у подружек, а еще двое уехали – учебный год закончился.
– Спасибо за ужин. – Джон улыбнулся. Ребята удобно устроились в гостиной, и Лай поставил пластинку. Две лампы в люстре перегорели, и свет был неярким. Джон зажег свечу на соседнем столике и огляделся.
– Лай, с этой комнатой надо поработать. Лайонел засмеялся.
– Возможно, ты быстро преобразишь ее, но, думаю, ребята тебя разочаруют. Гостиная всегда выглядит так, будто на нее сбросили бомбу.
Джон засмеялся.
– Мои сестры такие же. – Потом он посерьезнел. – Я никогда раньше не жил радом с мужчинами, только с отцом, конечно. И привык, что вокруг меня все время девочки. Сначала было даже страшно. – Он улыбнулся. – Должно быть, это кажется тебе ненормальным.
– Нет, у меня тоже три сестры.
– Но у тебя есть Грег. Я всегда был близок с мамой и сестрами. И скучаю по ним.
– В общем, это хорошая закалка, пригодится, когда женишься. – Лайонел снова улыбнулся, подумав, а не проверяет ли он мальчика? Потом сказал себе – так нечестно, Джон еще ребенок… Но в таком же возрасте он встретил Пола… Однако Пол был гораздо опытнее… А сейчас Лай играет его роль. Он, конечно, не так опытен, как Пол, но уж наверняка не чета мальчику. С чего начать? Как спросить его об этом? Он попытался вспомнить, что говорил тогда Пол. Но слова разбегались… Лай вспомнил, как они бродили по пляжу… Пол спросил что-то вроде того, не чувствует ли он смущения. Но здесь нет пляжа, и Джон вовсе не смущен. Немного робеет, но он никогда и не был шумным, как Грег. Приятный молодой человек… Однако Лайонел никак не мог припомнить, чтобы Джон гулял с девочкой…
Они поболтали, потом Лайонел встал, сказав, что собирается принять душ. Джон кивнул – и он тоже. А через десять минут постучал в дверь ванной, извинился и, стараясь перекричать шум воды, горячими струями которой Лайонел пытался очистить свои мысли и плоть, спросил:
– Извини, Лай. У тебя есть шампунь? Я забыл свой.
– Что? – Лайонел отодвинул занавеску и увидел обнаженного Джона с полотенцем вокруг бедер. Он почувствовал, как напряглось его тело, и прикрылся занавеской, чтобы Джон не заметил восставшей плоти.
– Я спросил, есть ли у тебя шампунь?
– Конечно. – Он уже помыл голову, волосы были мокрые и чистые. – Вот, держи. – Он подал Джону флакон, и тот с благодарной улыбкой исчез. Но быстро вернулся, снова в полотенце, с влажными волосами. Тело было литым, с мускулами футболиста.
Обнаженный Лайонел ходил по своей комнате, убирая вещи и напевая. Он включил радио, Леннон и Маккартни пели «Естедэй». Джон вернул ему шампунь.
– Спасибо. – Казалось, он задержался в дверях, и Лайонел отвернулся, желая, чтобы тот ушел. Он не хочет ничего начинать, не хочет никому причинять неприятности. То, как он живет, – его дело, и незачем втягивать сюда кого-то еще. И тут он вдруг ощутил на своей спине руку Джона и почувствовал, будто через него пропустили электрический ток. Да, для него настоящая агония – этот мальчик под боком… Отвернувшись, Лайонел сдернул с крючка белый махровый халат, быстро влез в него и повернулся. Он никогда не видел такого прекрасного лица, как у Джона. В его взгляде читались сожаление, боль, искренность. Они стояли на расстоянии дюйма друг от друга. И Джон произнес:
– Мне надо тебе кое-что сказать, Лай. Вообще-то я должен был сказать раньше. – В глазах мальчика была такая мука, что Лайонел, которого неодолимо влекло к нему, испугался.
– Что-то не так?
Мальчик кивнул и медленно сел на край кровати, печально глядя на него снизу вверх.
– Лай, я знаю, я должен был сказать тебе раньше, перед переездом. Но я боялся, что ты… Что ты разозлишься. – Он испуганно, но честно глядел на него. И подошел прямо к сути. – Я думаю, тебе следует знать, что я – гомик.
Он выглядел так, как если бы признался в том, что минуту назад убил лучшего друга. У Лайонела отвалилась челюсть, он был поражен, насколько все оказалось просто. Как смело Джон заговорил об этом, даже не зная, как поведет себя Лайонел. Его сердце исполнилось нежности к мальчику, он присел рядом с ним и расхохотался. Он смеялся до слез, а Джон в испуге смотрел на него. У него истерика? Или он смеется от отвращения? Когда он, наконец, успокоился и заговорил, Джон был поражен не меньше. Обняв его за плечи, Лайонел сказал:
– Если бы ты знал, чего я только ни передумал с того момента, как ты переехал… Я извел себя… – Джон явно ничего не понимал. – Детка, так и я тоже.
– Ты – гомик? – У Джона был такой ошеломленный вид, что Лайонел снова захохотал. – Правда? Но я никогда не думал… – До этого момента все так и было и казалось невероятным. Что-то неопределенное проскальзывало между ними в последний год, но никто из них и допустить не мог такой возможности. Они проговорили часа два, лежа на постели Лайонела, став наконец любовниками. Лайонел рассказал ему про Пола, а Джон признался, что и с ним произошло два коротких приключения. Любви не было, просто ужасно мучительная, обремененная чувством вины половая связь. Одна с учителем из школы, угрожавшим убить его, если Джон кому-нибудь расскажет, а другая – с незнакомцем, пожилым мужчиной, подхватившим его на улице. Но эти два случая открыли ему глаза. Он давно подозревал за собой такое и думал, что ничего худшего с ним уже не может случиться. Люди типа Грега Тэйера никогда больше не посмотрят в его сторону, узнав страшную тайну. Но Лайонел другой, он с пониманием и сочувствием смотрел на парнишку с высоты своих девятнадцати лет. Джона интересовало только одно:
– А Грег знает?
Лайонел торопливо покачал головой.
– Нет, только мама. Она застала нас с Полом в прошлом году. – И он рассказал Джону, как это случилось. Ему все еще было больно вспоминать о том, насколько была потрясена мать, но с тех пор она по-прежнему прекрасно относилась к нему и принимала таким, какой он есть. Это великое счастье – иметь такую мать, как Фэй. Она превзошла все его ожидания и надежды.
– Вряд ли моя мама сможет понять… И отец… – Джон съежился от одной мысли об этом. – Он всегда хотел, чтобы я стал спортсменом. Я играл в футбол только ради него и думал, что в конце концов мне когда-нибудь во время игры выбьют зубы. Я ненавижу спорт, ненавижу! – Глаза Джона наполнились слезами. – Я делал это только ради него.
– Я тоже не спортсмен. Но у моего отца есть Грег, и он связывает свои надежды с ним. Господь им в помощь. – Лай нежно улыбнулся новому другу. – Он оставил меня в покое. Но мне кажется, я плачу за это, отец недоволен мной, и если он узнает… то умрет. – Обоих столько лет мучило чувство вины из-за того, что они не такие, как все… Иногда это бывало невыносимо! Лайонел заглянул Джону в глаза. – Ты знал про меня?
Джон покачал головой.
– Нет. Хотя иногда мне очень хотелось. – Он улыбнулся, и оба засмеялись. Лайонел потрепал его по мокрым волосам, обрамлявшим красивое лицо.
– Глупыш. Почему же ты молчал?
– Ага, чтобы ты меня пристукнул? Или вызвал полицию? Или, что еще хуже – рассказал Грегу? – Он вздрогнул, подумав об этом. Потом встрепенулся: – А в этом доме все голубые?
Лайонел торопливо покачал головой.
– Нет, больше никто, я уверен. Такое всегда чувствуешь, живя рядом. У ребят есть девочки, они регулярно встречаются.
– А про тебя они знают?
Лайонел многозначительно посмотрел на него.
– Я очень осторожен, они даже не подозревают.
И тебе советую вести себя так же. Иначе нас обоих вышвырнут вон.
Лайонел поймал себя на том, что хочет обменяться комнатами с парнем, у которого общая ванная с Джоном, но, взглянув на него, сразу забыл об этом. Джон лежал на его постели, и волна желания накатила на Лайонела. Он вспомнил свои ночные видения, потянулся и дотронулся до Джона, лежавшего на спине и ждавшего губ Лайонела, его прикосновения, тело покрылось мурашками от возбуждения, оно жаждало, и Лайонел прильнул к нему губами. Язык Лая заставил Джона гореть огнем, а руки вызывали такие ощущения, о которых он даже не подозревал. И не было ничего скрытного, пугающего, неприличного в любви, которую Лайонел изливал на него несколько часов подряд, пока, удовлетворенные и умиротворенные, они не заснули в объятиях друг друга. Каждый из них нашел то, что искал уже давно, даже не осознавая этого.
20
Осенью начались занятия. Лайонел и Джон были счастливы как никогда, и никто в доме ни о чем не догадывался. Лайонел обменялся с товарищем комнатами, и все были довольны. Они с Джоном на ночь запирали свои двери, и никому не приходило в голову, кто в чьей постели проводит ночь. Они ходили на цыпочках, крадучись, говорили шепотом, сдерживали стоны экстаза. И только изредка выпадали ночи, когда в доме никого не было, все спали у подружек или ездили на уик-энд – тогда друзья позволяли себе раскрепоститься. Но все равно осторожничали, чтобы никто не догадался. Лайонел еще ничего не сказал Фэй. Он просто сообщал, что с учебой все в порядке, но личными новостями не делился, а она не выпытывала, хотя и подозревала, что в жизни сына кто-то появился, судя по счастливому блеску глаз. Она надеялась, что этот «кто-то» – порядочный человек и не принесет Лаю несчастья. Ей казалось, что в этом сексуальном мирке слишком много бед, неразборчивости, неверности. Не такой жизни она хотела для старшего сына, но поняв, что выбора нет, смирилась. В ноябре Фэй пригласила сына на премьеру своего последнего фильма. Он с восторгом принял предложение, и она не удивилась, увидев его вместе с Джоном Уэлсом. Она знала, что Джон снимал комнату там же, где и Лайонел, и собирался учиться в университете. Но в конце вечера, когда они пошли на ужин с шампанским в «Чейзон» вместе с близняшками и коллегами, Фэй вдруг увидела, как приятели обменялись какими-то особыми взглядами. Она не была уверена до конца, но что-то почувствовала. Джон казался более взрослым, чем в июне, – за несколько месяцев он возмужал. Юноша заметил, что Фэй незаметно наблюдает за ним, и насторожился, но та ничего не сказала. Она очень испугалась, когда перед сном Вард, прервав ее оживленный рассказ о фильме, реакции публики и своих надеждах на хорошие отзывы, нахмурился и буквально ошарашил ее вопросом, стоя перед ней в брюках и с обнаженной грудью:
– Тебе не кажется, что Джон Уэлс педераст?
– Джон? – Фэй изобразила удивление, пытаясь выиграть время. – Бог мой, Вард, что ты говоришь! Конечно, нет. А с чего ты взял?
– Не знаю. Мне вдруг показалось, он как-то чудно выгладит. Ты ничего не заметила сегодня вечером?
– Нет, – солгала она.
– У меня какое-то странное ощущение. – Он медленно подошел к своему шкафу, повесил пиджак и еще больше нахмурился.
Фэй похолодела. Не подозревает ли он и Лайонела? Как и сын, она совсем не была уверена, что муж переживет горькую правду. Хотя, рано или поздно, он все равно узнает. А пока Фэй твердо решила все скрывать.
– Может, предупредить Лайонела? Он, вероятно, сочтет меня сумасшедшим, но если я не ошибся, то когда-нибудь будет благодарен мне. Грег тоже находит Джона странным, особенно после того, как он отказался от стипендии.
Да, для них самый важный критерий – стипендия. Фэй было очень не по себе. Внезапно она почувствовала раздражение.
– Только из-за того, что он не хочет играть в футбол, ты считаешь его гомиком. Может, мальчика интересуют другие вещи.
– Но он никогда не бывает с девочками. – Они и Лайонела сроду не видели с девочками. Но Фэй не стала заострять на этом внимание. Пусть Вард считает, что Лай держит в секрете свои любовные похождения. Варду и в голову не приходило, что старший сын может иметь дело с мужчинами.
– По-моему, это нечестно. Все равно, что охота на ведьм.
– Я просто не хочу, чтобы Лайонел жил с каким-то проклятым педиком, не зная об этом.
– По-моему, он достаточно взрослый, чтобы разобраться.
– Может, и нет. Он поглощен этими дурацкими фильмами, и иногда мне кажется, что он полностью ушел в свой мирок.
Наконец-то он хоть что-то заметил в своем старшем сыне!
– Лай – творческая натура. – Ей хотелось переключить внимание Варда, но она и сама признавала, что сегодня Джон действительно выглядел странно, и инстинктивно чувствовала: его надо защитить. В нем было нечто, несвойственное мужчинам. А по Лаю ни о чем подобном невозможно догадаться. Джон слишком много говорил о дизайне, об интерьерах. Может, на самом деле предупредить Лайонела? – А ты видел последний фильм сына, дорогой? По-моему, очень любопытный.
Вард вздохнул и сел на кровать. В свои сорок восемь он был все еще красив и так же хорошо сложен, как его сыновья.
– Ну только между нами, Фэй. Подобное искусство не в моем вкусе.
– Да, это новая волна, дорогой.
– Я этого не понимаю.
Она улыбнулась. Вард был мастер своего дела, но с трудом воспринимал всякие новшества. Он готовил базу для ее фильмов, и его не интересовали ни новинки, ни экзотические тенденции в кино. Его просто мутило от Каннского фестиваля, и он был разочарован, что в этом году Фэй не получила награду. Он купил ей красивое кольцо с изумрудом, чтобы отметить событие – как в прежние дни, еще до 1952 года, когда все у них так резко изменилось.
– Но ты должен дать Лаю шанс, любимый.
Настанет время, и он удивит тебя, завоевав награду за свои странные фильмы. – Она в этом нисколько не сомневалась, но, похоже, Вард не разделял ее уверенности.
– Ладно. Грег не звонил? Он обещал сообщить, на какой уик-энд нас ждет.
– Нет, не звонил. И я вряд ли смогу поехать. В следующие три недели у меня встречи с автором нового сценария.
– Это точно?
– В общем-то да. А почему бы тебе не взять с собой Лайонела?
Вард неохотно согласился. Однако у него появилась прекрасная возможность поговорить с сыном, и он пригласил его зайти.
– Как ты думаешь, Лай, Джон не педераст? – с места в карьер спросил Вард.
Лайонел терпеть не мог этого слова и с трудом сдержался, чтобы не ринуться на защиту друга.
– Бог с тобой, с чего ты взял? Вард улыбнулся.
– Ты реагируешь прямо как твоя матушка. Я ее тоже об этом спросил. – Он посерьезнел. – Он чудно выглядит и без конца бубнит про свои декорации.
– Но это смешно. Разве только гомосексуалисты занимаются декорациями?
– Нет, конечно, но будь осторожнее и смотри, чтобы он к тебе не приставал. А если заметишь что-то странное, выкидывай его к чертям из дома. Ты ничем ему не обязан.
Впервые в жизни Лайонел боролся с собой – сейчас он мог ударить отца. Но сумел сохранить спокойствие и ничем не выдать себя. По дороге домой он гнал со скоростью восемьдесят миль в час. Ему хотелось убить кого-нибудь и больше всего – отца. Приехав, он изо всех сил хлопнул входной дверью, потом – дверью своей комнаты и заперся. Соседи никогда не видели его в таком состоянии и были потрясены. Джон зашел к себе, тоже заперся и через ванную, соединявшую их комнаты, торопливо вошел к Лайонелу.
– Что случилось, любимый?
Лайонел пылающими глазами взглянул на Джона и признал, что Джон действительно становится похожим на гомика, несмотря на хорошо развитое мускулистое тело. Его лицо было не по-мужски гладким и чистым, как-то не так причесаны волосы, на нем была идеально сшитая, слишком стильная, слишком аккуратная одежда. Но он любил мальчика, его талант, его теплое сердце – Джон отдавался ему и телом, и душой. Он любил в нем все, и если бы это была девушка, они бы давно объявили о помолвке, и никто бы не удивился. Но Джон не девушка, и потому его называли педерастом.
– Что случилось? – повторил Джон и сел в кресло, ожидая ответа.
– Ничего. Я не хочу говорить об этом. Джон спокойно посмотрел в потолок, потом перевел взгляд на друга.
– Глупо. Почему бы не облегчить душу? – Внезапно он заподозрил, что тут есть какая-то связь с ним. – Я что-то не так сделал, Лай? – Он заволновался, чувствуя, как больно его другу.
Лайонел подошел к Джону, коснулся его щеки.
– Нет… Ты здесь ни при чем… Это не имеет к тебе отношения. – Но это было напрямую связано с Джоном, и Лай не мог найти нужных слов. – Ничего страшного, просто отец разозлился на меня.
– Он говорил про нас? – Вчера он поймал на себе любопытный взгляд Варда. – Может быть, догадался?
Лайонел хотел увильнуть, но Джон не отступал.
– Возможно. По-моему, он что-то чувствует…
– А ты что ответил? – забеспокоился Джон. Вдруг Вард скажет что-то Уэлсам? Этого нельзя допустить! А если его арестуют? Вышлют куда-то… или… страшно подумать. Но Лайонел поцеловал его в шею и спокойно заговорил. Он разделял тревогу друга.
– Расслабься. Он сказал просто так, абстрактно. Он ничего не знает.
На глаза Джона навернулись слезы.
– Ты хочешь, чтобы я уехал?
– Нет! – почти закричал Лайонел. – Во всяком случае, пока я сам не уеду. Но я и не собираюсь.
– А как ты думаешь, твой отец скажет что-нибудь моему?
– Перестань сходить с ума. Он просто прощупывал почву и злился на меня. Еще не конец света.
Чтобы успокоить отца, Лайонел поехал с ним в Алабаму посмотреть на игру Грега, и это был самый скучный уик-энд в его жизни. Он ненавидел футбол, как и Джон, и ему не о чем было говорить с отцом. Хуже того, после моментов болезненного молчания Вард вдруг впадал в неистовство, наблюдая за игрой. Когда один из лучших игроков получил травму, тренер выпустил вместо него Грега, и тот забил гол за две с половиной минуты до конца матча, чем принес победу команде. Вард был счастлив, Лайонел изо всех сил изображал восторг, но получалось неискренне.
По дороге домой Лай попытался объяснить отцу, что за фильм он сейчас делает. Но как он сам ощущал себя пришельцем с другой планеты, глядя на игру Грега, так и отец, слушая описание последнего авангардистского фильма, чувствовал себя не в своей тарелке.
– Ты действительно думаешь, что сможешь на чем-то подобном делать деньги?
Лайонел оторопело посмотрел на него. Такой цели он никогда не ставил, просто пытался довести язык кино до совершенства. При чем тут деньги? Есть вещи гораздо важнее. И мужчины уставились друг на друга, будучи абсолютно убеждены, что его визави – полный идиот, и лишь положение обязывает соблюдать приличия. И для отца, и для сына поездка оказалась страшно напряженной, и оба с облегчением увидели Фэй, встречавшую их в аэропорту. Вард без конца твердил о замечательном голе Грега и сокрушался, что она не смотрела игру по телевизору. А по отчаянному взгляду Лайонела Фэй поняла – он ни секунды больше этого не вынесет, и мысленно улыбнулась, слишком хорошо зная, какие они разные – сын и отец. Но она любила их обоих. И младшего сына, и девочек… Но уж очень они не похожи, и каждому от нее нужно свое.
Сперва Фэй завезла домой Варда, пообещав подбросить сына и вернуться сразу же, чтобы немного выпить с мужем. У нее появилась возможность уделить несколько минут старшему сыну.
– Ну что, было ужасно, милый? – Фэй с улыбкой взглянула на него, а Лай, застонав, откинулся на сиденье. Никогда еще он так не уставал. Это все равно, что попасть на другую планету – весь уик-энд говорить на чужом языке.
Фэй подумала, от того ли это, что спорт так скучен ему, или от необходимости изображать безумный интерес, но уточнять не стала.
– Бедняжка. А как Грег?
– Как всегда.
Ей ничего не надо было объяснять, она понимала, как мало у братьев общего, иногда невозможно поверить, что оба – ее сыновья. Потом Фэй спросила о том, что не давало ей покоя все выходные:
– Отец говорил с тобой о Джоне?
Лицо Лайонела напряглось, он выпрямился.
– Нет, а что? Он что-то тебе сказал?
Лай поймал взгляд матери и понял, что она обо всем догадалась. Интересно, что она думает по этому поводу?
– Тебе надо быть осторожнее, Лай.
– Я и так осторожен, мама.
Он казался совсем юным, и ее сердце защемило от любви к нему.
– Ты в него влюблен? – напрямик спросила Фэй. И он серьезно кивнул.
– Да.
– Тогда оба будьте настороже. А Уэлсы знают о Джонс?
Лайонел покачал головой. И Фэй, возвращаясь одна домой, почувствовала, как по спине ползет страх. Однажды все выйдет наружу, и многим не поздоровится. Джону… Лайонелу… Уэлсам… Варду… Вообще-то она не слишком беспокоилась о Джоне и его семье, хотя они ей нравились, но ее охватывал ужас при мысли о том, как поведет себя Вард. А Лайонел? Она подумала, что Лайонел выдержит шторм, он уже взрослый и подсознательно готовил себя к столкновениям, и не только с отцом – со всеми. Лайонел не из тех, кто всю жизнь станет прятаться. Больше всего Фэй волновал Вард. Это убьет его. Но она ничего не могла сделать. Лайонел пообещал держаться осмотрительнее… В то время, когда она предавалась мучительным размышлениям, ее сын запер дверь своей спальни и тихо целовал Джона, истосковавшись по нему за этот кошмарный уик-энд.
21
На Рождество Лайонел приехал домой на традиционный праздничный ужин. Грег тоже завернул на несколько дней, хотя ему скоро надо было возвращаться обратно; намечена еще одна важная игра, и Вард собирался отправиться с ним. А потом они полетят на суперкубок. Вард настаивал, чтобы и Лайонел присоединился к ним, но старший сын сослался на другие планы. Вард разозлился, но Фэй отвлекла всех огромной индейкой и шампанским. Валери довольно много выпила и постоянно подтрунивала над Вэн. Ванесса была очень хороша в новом платье и с новой прической. Впервые в жизни она влюбилась в мальчика, познакомившись с ним в школе на танцах, и вдруг внезапно повзрослела. Даже Энн заметно изменилась за этот год. В последние несколько месяцев она вытянулась и стала такой же высокой, как близняшки, хотя ей еще расти и расти. Лайонел поднял за это тост, и девочка покраснела, а он напомнил всем, что через несколько недель ей исполнится четырнадцать. После ужина Лайонел и Энн разговорились у камина.
Он видел ее реже, чем хотел бы, но не потому, что уехал из дома; просто увлекся своим фильмом. Лай обожал сестру, и это чувство было взаимным. Энн удивила его, спросив про Джона, и ему показалось, что девочка соскучилась по нему. Лайонел поразился – как он не понял этого раньше? Энн такая скрытная, не удивительно, что он ничего не заметил.
– У него все прекрасно. Он хорошо учится. Я довольно редко его вижу.
– Он все еще живет в твоем доме? Я встретила Салли Уэлс, и она сказала, что ему там очень нравится. – Салли была ровесницей Энн, но гораздо лучше разбиралась в некоторых вещах, и Лайонел молил Бога, чтобы та не догадалась и ничего не сказала сестренке. Но, похоже, ей ничего пока не известно. Энн выглядела такой невинной, а глаза светились надеждой на взаимность.
– Да, пока живет он там.
– Я очень давно его не видела. – Она печально поглядела на брата, и ему хотелось рассмеяться, так она была мила в этот момент.
– Я передам ему привет от тебя. Девочка кивнула.
Вошли остальные, Вард разжег камин, все радовались рождественским подаркам, а Вард и Фэй смотрели друг на друга поверх детских голов. Хороший выдался год.
Соседи Лайонела и Джона уехали на каникулы, и весь дом был в их распоряжении, не надо было прятаться, запирать свои спальни; было так приятно остаться одним, расслабиться. Нелегко все время быть настороже, особенно тяжело приходилось Джону, который, казалось, день ото дня становился все более женственным. Теперь он мог наконец заполнить дом цветами, проводить часы в постели с Лайонелом и не вставать до полудня. Но Лай в каникулы работал над фильмом. Они много гуляли, говорили, готовили еду, пили у камина горячий пунш или белое вино.
Они жили, как взрослые живут семейной жизнью, и совсем не беспокоились, заперта ли входная дверь, поэтому не услышали, как приехал отец Лайонела. Был следующий день после Рождества. Вард хотел уговорить сына все-таки поехать с ним на юг посмотреть на игру Грега, а потом всем втроем махнуть на суперкубок. Но эта мысль напрочь вылетела из головы, как только он вошел в дом. На его стук никто не ответил, он прошел в комнату и увидел ребят, лежавших у камина. Они были одеты, но голова Джона покоилась на коленях Лайонела. Лай, склонившись над ним, что-то шептал ему в ухо.
Вард замер как вкопанный, а потом закричал, и этот вопль был страшен. Мальчики вскочили и уставились на него. Лицо Лайонела смертельно побелело. Вард подошел к Джону и зло, наотмашь ударил его. У того кровь хлынула носом. Вард качнулся в сторону Лайонела, но сын перехватил его руку, предупреждая удар. В глазах Лайонела стояли слезы, а отец орал в гневе и сыпал оскорблениями.
