— С вершины Башни Поклонения вы видите зелено-голубые равнины, расстилающиеся до самого горизонта. Там живут тысячи людей, но они не топчут эту красоту природы. Некоторые постройки со единены между собой дорожками, мощенными камнем, а архитектура каждой, выбрана в соответствии с окружающим ландшафтом. Если основатели хотели по строить очередной дом на пути водного потока, они поднимали его над водой на сваях или же делали -большой атриум, чтобы поток протекал насквозь. Я никогда прежде не видела столько атриумов и застекленных крыш. А Башня Поклонения соединяется сетью туннелей с каждым зданием.
Глаза Тэйры были устремлены куда-то вдаль. Мне показалось, что они подернулись грустью, словно она жалеет, что покинула Занагаллу. Там, наверно, никто не задает вопросов, на которые не хочется отвечать. Там, наверно, задают только такие вопросы, на которые нет ответа. А может быть, там уже знают ответы на все-все вопросы.
— Что такое Башня Поклонения? — спросил Карл.
— Это самый большой храм, который я видела в своей жизни. Он просто великолепен. Это пирамида, а почти к самой ее вершине ведут лестницы, поднимающиеся от ее углов. Можно подняться и на лифте — высота храма метров пятьсот, так что на вершине даже погода часто не такая, как внизу. — Уэйд посмотрел на нее, и она заключила описание словами: — В общем, это очень красивое и спокойное место.
Возникла неловкая тишина. Когда стало ясно, что Тэйра не собирается больше ничего рассказывать Аманда вдруг вспомнила о моих попытках отвлечь разговор от обсуждения царапин у меня на лице:
— Вы знаете, Джейсон, — сказала она, — я хотела бы кое-что выяснить у вас но поводу конструкции вашего прекрасного корабля. Как вы думаете, у вас найдется время сегодня вечером ответить на один-два моих вопроса?
Из-за соседних столов публика стала расходиться. Надо было уходить немедленно, иначе мне пришлось бы выбирать, оставаться с Амандой наедине или нагрубить ей еще больше. Я резко встал:
— Извините, Аманда, Леди и джентльмены, боюсь, что должен вас покинуть. Если у кого-то есть вопросы по устройству корабля, я не сомневаюсь, что на них сможет ответить Мерль. В крайнем случае обращайтесь к любому члену экипажа. Всего хорошего, желаю приятного путешествия.
Глаза Аманды чуть заметно сузились, когда до нее дошел скрытый смысл моих слов, но она тем не менее лучезарно улыбнулась Мерлю. Уэйд же сразу заметно успокоился.
Мерль, смущенно улыбнувшись, потупился, потом поднял голову и стал ждать, когда будут задаваться вопросы. Я поспешил ретироваться.
Было невозможно пробраться сквозь веселую и шумную толпу в столовой, не столкнувшись ни с кем. Улучив момент, я осторожно проскользнул между двумя остановившимися на минутку пассажирами и двинулся к двери. Я уже почти достиг ее, когда услышал свое имя.
Обернувшись, я увидел Дженни Сондерс.
— Я просто хотела… хотела извиниться за вчерашнюю ночь, — сказала она. — И еще за то, что из-за меня все сегодня глазели на вас. Не знаю, что дал мне доктор Виллет, но у меня в голове здорово прояснилось.
Она потрогала пальцами кожу у себя за ухом. Вид у нее был печальный, но в глазах уже не было вчерашней боли, и от этого она стала намного симпатичнее. — Давайте выйдем в коридор, — предложил я. В коридоре мы повернули направо. Несколько метров мы прошли в молчании. Я не знал, с чего начать, и поэтому сказал:
— Не надо извиняться, мисс Сондерс. Скорее, извиняться должен я. Ни один закон не запрещает человеку покончить с собой, если он того желает. Я до сих пор не уверен, правильно ли поступил.
— Во-первых, зовите меня Дженни. А во-вторых, я точно знаю, что повторись это, вы поступили бы точно так же.
— Пожалуй, вы правы, — согласился я.
Мы шли дальше, миновали служебный вход на камбуз и повернули направо, в следующий меридиональной коридор. Из центральной точки перекрестка было видно, как все четыре коридора, изгибаясь, уходят вниз, и от этого возникало ощущение, что мы находимся на вершине мира. Или хотя бы небольшого мирка.
Теперь я рассмотрел Дженни лучше, чем вчера. Глаза у нее были зеленые, с голубыми искорками.
— Ну как, получше вам сегодня? — спросил я в надежде, что ей на самом деле получше и будет хорошо, если она скажет об этом вслух.
— И да, и нет. Я все еще в полном смятении. Но все-таки, пожалуй, немного легче. — И все это — последствия недавних событий?
Она покачала головой:
— Сначала я думала, что да. Но, наверное, за этим есть нечто большее. Я уже очень давно не чувствовала себя счастливой.
— С чем это связано? С родителями?
— Неужели у вас то же самое? — неожиданно спросила она, заглянув мне в лицо.
— Угадали.
Мимо нас прошел пассажир, и мы молчали, пока он не исчез из. виду.
— А как вы вообще попали вчера ночью на второй уровень? — спросил я, чтобы переменить тему.
— Вы имеете в виду, специально ли я шла туда чтобы покончить с собой? Нет. Просто я люблю изучать новые места, и мне казалось, что, если я пойду на разведку, это отвлечет меня от мрачных мыслей, — уныло улыбнулась она. — Как видите, не отвлекло.
— Расскажите мне о ваших родителях.
Дженни сцепила руки за спиной и в такт шагам повела плечами влево и вправо. Она очень старалась держаться непринужденно, но голос звучал напряженно.
— Если оценивать строгость по десятибалльной шкале, они получили бы одиннадцать. Или даже двенадцать. Я была старшей из троих детей, поэтому на мне отрабатывались все воспитательные приемы, С братом и сестрой обращались чуть мягче. За ними при знавали право считаться человеческими существами, наделенными разумом, но ради этого мне приходилось непрерывно сражаться, сражаться и сражаться. Этого вполне достаточно, чтобы любые связи между родителями и мной были порваны навсегда.
— Однажды отец в наказание запер меня в пустой комнате за то, что я поздно вернулась домой с какого-то школьного мероприятия. Вы представляете, как долго тянутся двадцать четыре часа, когда совершенно нечем заняться, и остается одно — сознавать, как в твоей душе медленно закипает ненависть?
При последних словах у Дженни едва не перехватило дыхание. Я счел за лучшее промолчать. Единственным звуком вокруг было доносившееся с большой задержкой эхо наших шагов.
— Видите ли, — сказал я в конце концов, — иногда вы отправляете одно сообщение, а доходит совсем другое.
— До сих пор я понимала почти все, что вы говорили.
— Не знаю, надо ли сейчас говорить о моих догадках, но мне кажется, что своей гибелью вы хотели что-то сообщить вашим родителям. Вы как бы хотели им сказать: вот что со мной случилось из-за того, что вы меня так мучили.
Дженни резко остановилась. Она пристально посмотрела на меня, и ее лоб прорезала еле заметная складка, выдававшая поднявшееся любопытство:
— Продолжайте.
— А теперь подумайте, что бы они сказали, узнав о вашем самоубийстве: «О черт, какими же плохими родителями мы были, что довели свою дочь до такого». Возможно. Но может быть, и совсем противоположное: «Вот так-то Дженни нам отплатила за все, чем мы пожертвовали ради нее. Взяла и убила себя. Вот вам и благодарность». Как вы думаете, что вероятнее?
Дженни долго — так мне показалось — смотрела мне в глаза. Порой она меня вообще переставала замечать, а потом вдруг начинала переводить взгляд с одного моего глаза на другой.
— Похоже, у нас с вами были одной природы родители, — тихо проговорила она.
— Нет. Вы-то своих знали, — начал было я и тут же заставил себя замолчать.
— Что?..
— Я вам вот что скажу — если вы решили покончить с собой, вам никто не сможет помешать. Но своей цели вы при этом вряд ли достигнете.
Дженни тяжела вздохнула:
— Когда имеешь дело с вами, приходится очень много думать.
— Если вам это нравится, сделайте кое-что ради меня.
— Что именно? — ее голос сразу стал жестким. Похоже, она имела основания не ожидать от мужчин ничего хорошего.
— Если вы опять начнете думать о самоубийстве — позвоните мне немедленно. Звоните на мостик через любую панель связи. В любое время.
Ее лицо утратило напряженное выражение: — Если честно, не знаю, смогу ли я это сделать. Когда подступают такие мысли, я почти ничего не соображаю. Но обещаю попробовать.
Я кивнул.
— А где мы, собственно, находимся? — спросила она, вглядываясь в дальний конец коридора, где виднелся перекресток.
— Мы сделали почти полный круг. Тот коридор впереди — экватор, там начался наш маршрут.
Она оглянулась, затем опять посмотрела на перекресток впереди и кивнула — наконец-то сориентировалась.
Я проводил ее до перекрестка:
— Так, значит, позвоните? — спросил я, поворачивая налево, к мостику,
— Постараюсь. — Дженни пошла было направо, по направлению к столовой и комнате отдыха, но остановилась посреди перекрестка. Поблизости никого не было. — Джейсон, я… — ее голос прервался, она чересчур радостно улыбнулась и глубоко вздохнула, слов — но пытаясь собраться с мыслями. — Я не знаю, в чем заключается ваша работа на корабле, но уверена, что вам платят слишком мало!
Я чувствовал себя усталым, когда наконец добрался до своей каюты, чтобы лечь спать. Разговор за обедом и беседа с Дженни Сондерс потребовали большего, чем простое напряжение физических и душевных сил, Но прежде чем лечь, я долго смотрел на единственную фотографию, занимавшую всю стену.
Без защитного поля на «Красном смещении» могли существовать только черно-белые снимки, но даже для них требовалась специальная обработка, чтобы свет поглощался в нужных местах. А эта фотография из-за большого фокусного расстояния приобрела еще и дополнительный матовый оттенок, так что после обработки всякие следы глубины изображения пропали.
Я никак не мог отвести взгляд от снимка моего отца, а когда наконец отвернулся, перед глазами еще долго стоял отпечатавшийся на сетчатке негатив.
Иногда мне приходило в голову, что не стоит хранить эту фотографию. Но стереть ее было уже невозможно.
Еще я думал о том, живет ли он все там же.
На следующее утро, отправляясь на завтрак, я услышал звонок на ближайшей панели связи. Звучала мелодия, означающая срочный вызов, и ей поочередно отзывались легким эхом такие же сигналы от панелей дальше по коридору.
Я нажал кнопку:
— Джейсон слушает.
На мостике была Рацци. В ее голосе слышалась тревога:
— Срочно приходите на шестой уровень. — Она назвала номер отсека.
— А что случилось? Говорите смело, здесь никого нет.
— Несчастный случай. Погибла пассажирка. Имя… — Она запнулась, как бы собираясь с духом. — Дженни Сондерс.
Глава 3
УМЕРЕТЬ В ГИПЕРПРОСТРАНСТВЕ
— Какой жуткий способ убить себя, — сказала Белла. Она и Бензод стояли рядом с телом Дженни Сондерс. Рори проводил обследование.
Я пришел последним. Тело обнаружил Конрад Делинго. Сейчас он дежурил у двери грузового отсека шестого уровня, чтобы никто из пассажиров случайно не забрел сюда. Его обычный энтузиазм заметно поугас.
На реплику Беллы ни Бензод, ни я не ответили. Мы оба хорошо изучили тон ее риторических восклицаний. Обычная грустная мина на лице Бензода сменилась выражением такой глубокой скорби, словно погибла не просто пассажирка, а добрая половина его собственной семьи.
Рори стоял на коленях у тела Дженни, практически не заслоняя его от меня. На ней была та же одежда, в которой она вышла вчера вечером к обеду: легкая блузка и свободные ярко-синие брюки. Она лежала на спине, ступни были неестественно вывернуты наружу. Кусок упаковочного шнура, завязанный узлом впереди, — петлей охватывал ее шею. Сама петля глубоко впилась в шею, и виден был только, узел, прикрывавший небольшой синяк. Лицо Дженни было спокойно, но синеватый оттенок губ и ушей свидетельствовал о мучительной боли, вызванной отсутствием кислорода. Одна ее рука до сих пор сжимала натянутый конец веревки. Другой конец змеился по полу, как оторванная пуповина. Глаза ее были закрыты.
По дороге в отсек я чувствовал, что в душе закипает злость — та жгучая злость, от которой, как я одно время думал, мне удалось навсегда избавиться. Я злился на Дженни за то, что она не выполнила свое обещание и не позвонила мне. Я злился на нее за то, что она сотворила с собой. А еще я злился на себя за то, что позволил ей проникнуть в мою душу.
Согласно первому закону Джейсона, каждый движется в правильном направлении до тех пор, пока кто-нибудь не собьет его с пути. Например, так, как Дженни выбила меня из моей удобной колеи.
Если бы я видел Дженни впервые, я сумел бы остаться безучастным. Она была бы для меня одной из многих, кому не повезло в пути. Еще одним скелетом у обочины дороги в лучший мир.
Но это было не так. Я снова смотрел в ее лицо, видел в нем ту же печаль, что и прежде, и это было невыносимо.
Кажется, я так и стоял, уставившись в лицо Дженни, когда кто-то потянул меня за локоть.
— Что с тобой, Джейсон? — с озабоченным видом спросил Бензод.
— А? Нет-нет, все в порядке.
Бензод поколебался, словно не зная, верить мне или нет, потом сказал:
— Я послал человека за носилками. Может быть, ты хотел бы пока… — Его глаза стали темнее, чем обычно. В несколько другой ситуации он мог напоминать кредитора, который выжидает удобного момента, чтобы взять за горло родственников усопшего.
Я взглянул на Беллу. Она слышала, что сказал Бензол, и отрицательно покачала головой.
— Нет, благодарю, — ответил я.
Я заставил себя не смотреть на тело Дженни и чтобы чем-то заняться, решил бегло обследовать грузовой отсек. В нескольких местах большие грузовые клети, запертые отдельными замками, доходили почти до потолка. От двери к противоположной стене вел прямой проход, и от него в стороны расходились еще четыре. На одном из пересечений и лежало тело Дженни.
Рори, по-видимому, закончил предварительный осмотр. Он поднял блузку Дженни, чтобы открыть спасательный пояс у нее на талии. Посмотрев снизу вверх на Бензода, он спросил:
— Какой у нее код?
Коротко переговорив по телефону с кем-то на мостике, Бёнзод назвал пятизначное число, которое Рори набрал на передней клавиатуре. После этого пояс несколько раз издал громкий сигнал. Рори ввел код еще раз, пояс отключился и автоматически расстегнулся. Защитное ноле исчезло. Рыжие волосы Дженни мгновенно утратили свой цвет, как и ее лицо, которое еще не полностью залила мертвенная бледность. Ярко-синие брюки стали тускло-серыми.
Рори извлек из своего чемоданчика острое лезвие, осторожно перерезал и снял шнур с шеи Дженни. На шее остался глубокий след. Рори высвободил конец шнура из ее правой руки и поместил шнур в прозрачный пакет. Наконец он извлек защищенный полем счетчик субъективного времени и пристегнул его к руке девушки. После этого он встал, очень медленно, но не потому, что это требовало больших усилий — тяготение здесь составляло не более одной трети g.
Дисплей, вделанный в прямоугольную ленту на руке Дженни, показывал момент начала отсчета и время, истекшее с тех пор. Если не считать времени, прошедшего с момента ее смерти до того, как нашли ее тело, можно было назвать этот счетчик «Время после Дженни». Рори посмотрел на Беллу, Бензода и меня и сказал:
— Пока только предварительные выводы.
Он почесал свою лысину и вздохнул.
Белла кивнула.
— Она умерла от удушья и, по-видимому, задушила себя сама. — Рори покосился на табло бортовых часов у двери. — Если учесть, что здесь время идет почти на двадцать процентов быстрее, чем на четвертом уровне, я бы предположил, что смерть наступила около полуночи. На затылочной части головы есть три кровоподтека, один из них появился скорее всего за день до смерти, остальные два — незадолго до смерти или в тот момент, когда она умирала. На руках и ногах есть несколько небольших порезов, синяков и ссадин — все это вполне могло быть результатом лазания по грузовым клетям.
Вывод такой: мы имеем дело с самоубийством. Я сделаю анализы на наркотики, проведу еще кое-какие исследования, но не думаю, что это что-нибудь изменит.
Белла кивнула.
— Возможно ли, что причиной смерти стал удар по затылку? — спросил я.
Рори, не задумываясь, покачал головой:
— Если ты имеешь в виду, что кто-то убил ее сильным ударом по голове, а потом намотал ей шнур на шею, то это исключено. Когда шнур затянулся на шее, она была жива, и причиной смерти послужило именно затягивание шнура. В этом по крайней мере я совершенно уверен. Если бы она не завязала узел, то не умерла бы, потому что отпустила бы шнур, как только потеряла сознание.
— А почему ты так уверен, что она задохнулась?
— Мельчайшие кровоизлияния в глазах — от повышенного давления лопнули капилляры. Вот эти маленькие точки — верный признак смерти от недостатка кислорода.
Белла прищурилась:
— Зачем ты все это спрашиваешь, Джейсон? Ты думаешь, у кого-то могли быть причины убить ее?
— Ни в коем случае, — сказал я. По крайней мере серьезных причин быть не могло. Впрочем, Дженни обещала позвонить, прежде чем попытается совершить нечто подобное, и не позвонила. Но это могло означать, что она соврала мне, или не смогла себя заставить, или у нее помутился рассудок. — Просто хочу исключить такой вариант.
— Эти кровоподтеки скорее всего результат болевых спазмов, — сказал Рори. — Шнур, затянутый на шее, может убить вас по крайней мере двумя способами. Если он достаточно тугой, то вызовет сильные повреждения нервов, и вы умрете быстро. Если он немного слабоват, то перекроет доступ крови к мозгу, или кислорода в легкие, или и то и другое одновременно. Дженни умерла именно так. Это куда мучительнее, потому что процесс длится дольше.
Я опустился на колени рядом с телом Дженни и думал о том, что она испытывала, если вдруг передумала и хотела развязать узел, но уже не смогла этого сделать. Пыталась ли она справиться с узлом, когда почувствовала, что задыхается? Наводит ли эта невыносимая боль на мысль о том, что должен быть другой выход или самоубийце ничего не стоит потерпеть пару минут ради достижения долгожданной цели?
— А откуда царапины на шее?
— Наверно, реакция на боль — она все-таки пыталась ослабить веревку. Я знаком с рассказами людей, которые пытались убить себя таким же способом, но остались живы. Я уже говорил, это болезненный путь.
— Значит, док, она все-таки сделала это сама, верно? — сказал я.
Рори озадаченно взглянул на меня:
— Считаю, что да. Я ведь уже сказал.
У него явно не было никаких сомнений. Я поднялся на ноги, убеждая себя, что надо собраться и доверять рассудку, а не внутреннему чутью:
— Спасибо, док. Я что-то не очень хорошо соображаю. Через пару минут это пройдет.
Боковым зрением я увидел, как Белла и Бензод обменялись взглядами.
Несмотря на тягостную ситуацию, Рори посмотрел на меня с чуть заметной улыбкой и слегка покачал головой:
— Не волнуйся. Это всего лишь нормальная человеческая реакция.
— Скажи, а тебя не удивило, что Дженни Сондерс покончила с собой? — спросил я у Рори в его кабинете на четвертом уровне. В комнате было только четыре стула и стол. Вдоль серых стен впритык стояли запертые шкафы, оставляя свободными лишь два дверных проема.
Он предложил мне выпить, но я отказался. Повертев свой стакан в руках, он сказал:
— У меня слишком мало информации — и для удивления, и для отсутствия оного. Мы говорили с ней несколько минут перед тем, как я ввел снотворное, потом еще примерно час вчера и еще минут пятнадцать прошлой ночью. Я так и не понял, стремилась ли она к этому давно и настойчиво, или все происходило спонтанно. Я нашел у нее признаки и того, и другого типа. Лекарство должно было помочь, и мне казалось, что оно помогает. Все говорило за то, что худшее позади и она начинает приходить в норму. Но очень трудно угадать, что на самом деле творится в голове у человека. Во всяком случае, ты произвел на нее, по-моему, сильное впечатление.
— Это сейчас тебе так кажется, — сказал я, потирая щеку.
Рори взял один из стульев для посетителей и сел рядом со мной:
— Можешь шутить сколько хочешь, но половину времени мы с ней говорили о тебе. Ее интересовало, чем ты занимался до того, как пришел в гиперкосмический экипаж, с кем у тебя сейчас близкие отношения с кем были в прошлом, и так далее. Я, по правде говоря, чувствовал себя глупо, потому что почти на все вопросы отвечал: не знаю.
Рори посмотрел на меня выжидающе, но мне сейчас даже меньше, чем обычно, хотелось рассказывать о себе. Тело Дженни лежало в суспензии в соседней комнате и напоминало о том, во что обходится слишком большая душевная близость.
— Да, я разговаривал с Дженни Сондерс вчера вечером в комнате отдыха после обеда, — говорил мне Уэйд Мидсел. — И Тэйра тоже с ней говорила.
Мы с Уэйдом сидели друг против друга в кабинете для деловых встреч, отделенном холлом от мостика. Позади Уэйда на стене висел огромный план «Красного смещения» в разрезе, напоминавший изображение апельсина без нескольких долек. На плане было частично показано устройство каждого уровня. Рядом находились семь пар круглых карт, где были обозначены экваториальные, широтные, меридиональные коридоры на всех сферических уровнях, а также все комнаты с указанием их назначения. На четвертом уровне была видна маленькая стрелка с надписью «Вы находитесь здесь».
Я уже знал, что Уэйд говорит правду — ту же информацию я получил от трех человек, которые в тот вечер дежурили в комнате отдыха.
— Как она вам показалась? — спросил я.
Уэйд чуть опустил глаза, обдумывая ответ. От этого он выглядел немного сонным, но ничто в его поведении не указывало на усталость. Он производил впечатление спокойного, владеющего собой человека, которому несвойственно нервно жестикулировать, расходуя энергию впустую:
— Пожалуй, несколько подавленной. При мне она не говорила о самоубийстве. Но когда женщина чувствует себя глубоко несчастной, это нетрудно заметить. Иногда она прерывалась на полуслове, чтобы овладеть собой. Все время была напряжена, даже когда улыбалась. Вела себя беспокойно.
Я не понял, почему о своих наблюдениях Уэйд сказал только применительно к женщинам, но не стал прерывать его.
Он продолжал:
— Я немного удивился, когда узнал, что она все-таки решилась на это. Не каждый день сталкиваешься с самоубийством. Но от некоторых женщин никогда не знаешь, чего ждать. Да и вообще, трудно предсказать, что может сделать любой из нас. Я уже потерял счет историям, когда кто-то вдруг берет и убивает кучу невинных людей, а его друзья потом говорят: «Да ведь он был совершенно нормальным человеком! Кто мог знать…» И это точно — всякие неожиданности бывают. Но боюсь, что больше ничего не могу вам сказать о Дженни Сондерс.
— Спасибо, мистер Мидсел. Вероятно, ваша жена сможет рассказать нам что-нибудь. Насколько я понимаю, она осталась с Дженни в комнате отдыха, когда вы ушли.
— Вы напрасно потеряете время. Тэйра не знает ничего такого, что может вам помочь.
— Благодарю вас, но об этом могу судить только я.
Произнося последнюю фразу, я уже сознавал, что мои чувства опять, как совсем недавно, вступают в противоречие с рассудком. Я хотел выяснить как можно больше о настроении Дженни вчера вечером, но и сама Тэйра меня очень интересовала.
— Да, я действительно не ожидала, что Дженни все-таки сделает это, — сказала Тэйра Клайн. — Никак не ожидала. Мне казалось, что ей стало значительно лучше.
Тэйра сидела в том же кресле, в котором прежде, сидел Уэйд. В ее лице теперь не было и следа той радости, которую оно излучало, когда она впервые взошла на борт «Красного смещения». Сегодня ей не удавалось владеть собой так же хорошо, как Уэйду. Смерть Дженни подействовала на нее гораздо сильнее, чем на него. Темно-синие глаза смотрели печально, вчерашнее выражение легкого любопытства исчезло. И уж, конечно, она вовсе не казалась шаловливой. Скорее беззащитной.
Я очень обрадовался, услышав, что Уэйд и Тэйра в чем-то не согласны. Это означало, что они не условились рассказывать мне одно и то же. А все-таки интересно, почему их впечатления оказались такими разными.
— А вот вашему мужу показалось, что Дженни вчера вечером была чем-то сильно угнетена…
— Мистер Крафт…
— Джейсон.
— Джейсон. — Она кивнула. — Мы еще долго беседовали с Дженни после того, как Уэйд ушел. По крайней мере еще полчаса. Так что он мог неверно оценить, ее состояние. — Тэйра положила ногу на ногу.
— Вы и Дженни ушли из комнаты отдыха одновременно, примерно за два часа до полуночи?
— Да. Она пошла в свою каюту, а я в свою. В нашу с Уэйдом.
— Дженни говорила о каких-нибудь планах на вчерашний вечер?
— Нет. Мне показалось, что она собирается лечь спать. Она сказала спасибо за то, что я поговорила с лей, а я ответила, что сама очень хотела с ней поговорить. А потом она сказала: «Ну, немного сна мне не повредит», или что-то в этом роде.
— О чем вы говорили с ней, когда Уэйд ушел?
Тэйра сложила руки на коленях и секунду смот рела на них:
— Мы говорили о разных вещах. В основном, по-моему, о самоубийствах и о Занагалле. И о вас тоже. — Она посмотрела мне прямо в глаза, как бы оценивая произведенное впечатление. Мне показалось, что в ее взгляде промелькнуло прежнее любопытство.
— Расскажите, что она говорила о самоубийствах, — быстро сказал я, опасаясь, как бы разговор не зашел обо мне.
Еле заметная улыбка тронула ее губы и исчезла. Впрочем, может быть, мне это только показалось. Что-то я стал слишком много фантазировать.
— Она рассказывала мне о ваших с ней беседах. О том, что она наговорила вам в гневе. Вы, может быть, даже толком не расслышали, но она сильно переживала.
Я раскрыл рот, чтобы возмутиться, но Тэйра продолжала:
— Она рассказывала мне о вопросах, которые вы ей задавали. Эти вопросы немного успокоили ее, заставили задуматься, попытаться переосмыслить свои переживания. Я, как вы знаете, не говорила с Дженни до ваших бесед с ней, но все же могу судить, что они на нее сильно повлияли. По-моему, она во многом страдала от того, что рядом с ней нет друга. И начинала чувствовать, что многим вам обязана.
Некоторое время я молчал, с удивлением отметив, как глубоко меня тронуло то, что я был не совсем безразличен Дженни. Потом я сказал:
— Послушайте, миссис Клайн…
— Тэйра.
— Послушайте, Тэйра, мы отклонились от нашей темы.
— Разве? — и вновь ее хмурое лицо на миг просветлело, напомнив об озорной улыбке, которая играла на нем еще вчера. Она опустила глаза.
— Скажите, в связи с чем вчерашний разговор коснулся Занагаллы? — Я хотел перейти на более спокойную тему.
— В связи с вами.
— О, перестаньте! Давайте наконец поговорим серьезно.
— Я говорю серьезно. Мы вспомнили ваши слова за обедом, когда вы сравнили уход в Занагаллу с самоубийством.
— Но ведь я уже извинился за это.
— Не думаю, что вам есть за что извиняться. Мы с Дженни рассказывали друг другу о себе, о том, почему в тех или иных случаях поступали так, а не иначе. У нас с ней оказалось много общего. Больше, чем я предполагала. И я пришла к выводу, что тоже совершала многие поступки только потому, что хотелось все бросить и выйти из игры. Я поняла, что ждала от возвращения туда во многом того же, чего Дженни хотела достичь, убив себя.
— От возвращения?
— Разве я сказала «возвращения»? Я имела в виду уход в Занагаллу. Кстати, с моей стороны было грубо не ответить вчера вам, почему я покинула Занагаллу. Если вас это еще интересует, могу ответить сейчас.
Меня тронуло, что она хочет загладить проступок Уэйда — ведь это он вчера повел себя грубо, прервав ее рассказ.
— Сделайте одолжение, — сказал я. Все, что касалось Занагаллы, по-прежнему интересовало меня. К тому же Тэйра была последней, кого я планировал рас спросить в связи с гибелью Дженни, так что спешить некуда. И, честно говоря, мне хотелось еще немного поговорить с ней.
— Я покинула Занагаллу, когда у меня появилось ощущение, что там я попусту трачу время. Возможно, вчера вечером вы и говорили о чем-то в этом роде. Я чувствовала, что не приношу никому никакой пользы. Мне стало скучно. Насколько я знаю, мой огромный взнос попал в Башню Поклонения и пошел либо на украшение Башни, либо в чрезвычайный фонд на случай глобальных катастроф. Но мне стало казаться, что лучше было бы потратить эти деньги на первоочередные нужды. Например, есть сотни планет, где люди бедствуют.
— Неужели украшение Башни стоит так дорого?
— О, Башня Поклонения — это ведь не обычный храм. Верующие всегда стремятся сделать то место, где они молятся Богу, как можно прекраснее, но здесь случай особый. Я, кажется, уже говорила, что этот храм, наверно, самый большой на свете. Там не просто расписные окна и обычные церковные украшения. В скамеечки для молитвы, которые находятся в центре Башни Поклонения, вделаны пластины из чистого золота, некоторые инкрустированы драгоценными камнями. Это производит сильное впечатление.
— А как все это охраняется?
— От кого? Тем, кто там живет, деньги не нужны. А посторонних там быть не может.
На моем лице, очевидно, отразилось сомнение, поэтому она продолжала:
— Вы думаете, можно взять билет на Занагаллу по туристическому справочнику? Чтобы попасть туда, надо чтобы кто-нибудь приехал за вами. А тех немногих, кто вроде меня решает покинуть Занагаллу, без лишнего шума высаживают возле стандартного дока где-нибудь на далекой периферии, откуда уже невозможно отыскать обратную дорогу.
— А как вы вообще туда попали?
— Я случайно встретилась с другим вербовщиком, и он убедил меня отправиться туда. Через некоторое время после этой встречи мне прислали указания, по какому маршруту я должна ехать. На одном из перевалочных пунктов со мной связался представитель Занагаллы
эон и доставил меня к месту.
— Почему вы сказали «с другим вербовщиком»? Вы тоже этим занимаетесь?
— Да. Мне это кажется более продуктивным, чем просто жить там. — Она положила руки на подлокотники кресла, Тэйра явно успокаивалась, когда разговор шел не о Дженни.
