- В девятом! - поправил Антоша.
- Учись, мой сын, наука совращает… - И молодой священник снова рассмеялся.
Антоша помнил: эти строки из сочинения Пушкина, и там не совсем так. Там что-то про трудности жизни.
- А сколько бензина жрет? - спросил Антоша, кивнув на машину.
- Немного. А что, мечтаешь о колесах? - И поскольку подросток молчал, подмигнул ему. - Будет у тебя машина. Со временем. Вот договоримся с Сашкой о работе…
- А что, много запросил? - удивился Антошка.
- Очень много! - весело отвечал поп. - Очень! Я понимаю, краска, клей, с точки зрения экологии вред… - Он не договорил, потому что из подъезда выскочил Сашка, он был угрюм, но, увидев возле машины Антона, озарил его своими спутанными, как лапша, зубами.
- Ты чего тут? Все хорошо, - он быстро пожал Антошке руку. - Поехал дальше ковать жёлтый металл.
И "лексус" укатил, увозя Сашку и забавного попа.
4
И вдруг сомнения начали одолевать Антошу. Какой-то уж больно легкомысленный поп. Взял и бороду сбрил. А Сашка, добрая душа, с ним будто бы в ссоре. Почему? Сашка всегда всем улыбается, даже дуракам, вроде Ни-китки, а с этим уехал - будто темный чулок натянул на лицо.
Вечером Антоша отпросился у матери в кино, а сам, немного пугаясь, пошел к Николаевской церкви. Возле маленького старого храма с синими стенами и облупленным золотом кривоватых куполов сидели на скамейках старухи, они торговали свечками и маленькими иконками, со спичечный коробок. Антоша купил одну свечку и скользнул за тяжелую дверь.
В храме было сумеречно, пахло подсолнечным маслом, шла служба, старухи и даже вполне молодые женщины низко кланялись, шептали молитвы, крестили себя сложенными в щепоть пальцами. Антоша зажег свою свечу о свечу, воткнутую в какой-то ящик с дырочками, и подступил ближе к священнику.
Поп в этой церкви был тоже не старый, но глаза у него были скорбные, щеки впалые, борода тяжёлая. Он ни разу не улыбнулся, голос его, негромкий и очень внятный, заполнял пространство:
- Господу нашему помолимся… И ему подпевали:
- Помолимся…
Антоша впал в непонятное состояние, словно в сон. Такое чувство наваливалось на него на уроках истории - мечты уносили Антошу через века.
Он и не заметил, как все женщины покинули храм, на прощание приложившись губами к иконам. И лишь тогда очнулся, когда поп положил теплую ладонь ему на голову и тихо спросил:
- У тебя что-нибудь случилось?
Антоша никогда не был ябедой, а все же хотелось, хотелось спросить, почему такой потешный поп приходил к нему домой. Настоящий ли он, получил ли диплом? Вместо этого вопроса Антоша задал другой:
- А дома венчать можно? Это меня просили старшие ребята узнать.
- Дома? - удивился священник. - Нет, таинство венчания происходит всегда в храме. - Он задумчиво смотрел на подростка. - Разве что в исключительных случаях… если один из венчаемых или оба по болезни не в состоянии сами прийти в храм… Но я не помню такого случая.
- А обратно не делают?
- Ты имеешь в виду - не развенчивают ли? Снимают венец, но это вновь - в редчайших случаях, и только в том храме, где венчали, и делает это только протоиерей.
- Так и передам… - пробормотал Антошка. И чтобы что-то еще спросить, теперь уже как бы от своего имени, повел рукой в сторону иконостаса. - Это алтарь?
Он слышал такое слово, да и в художественной литературе оно часто встречается. Говорят: жизнь положить на алтарь отечества.
- Наверное, все эти святые как раз и положили жизнь на алтарь отечества?
Священник не улыбнулся наивному вопросу подростка, мягко ответил:
- Алтарь - вся вот эта часть храма, восточная часть. Она отделена иконостасом. Там находится престол, жертвенник. Туда проходить можно только мужчинам. Не хочешь ли ты, сын мой, в церковную школу нашу?
- Я подумаю, - покраснев от невольной лжи, от того, что вдруг узнал страшную тайну - неправильно поступил поп, придя домой венчать Сашку с Наткой. Антоша быстро покинул церковь, забыв оставить там свечку.
Он брел по тротуару, сжав ее, уже согнувшуюся, в кулаке, и думал про себя:
- Надо открыть глаза Сашке. Сегодня же! А если встретится безбородый, экзамен ему устроить…
5
Антоша вечером у сестренки спросил:
- Сашка был?
- Не! - мотнула головой Натка и продолжала с улыбкой читать учебник физики.
Почему они все такие легкомысленные! И этот странный поп (хорошо, если он протоиерей, ему простится. А может, только еще учится в церковной школе?), и сама Натка! Ну, Сашка - понятно, у него такой характер. Хотя с чего бы ему веселиться, если венчание может оказаться неправильным, а свадьба откладывается третью неделю?!.
Антоша решил отыскать место работы Сашки. Он сказал матери, что утром к восьми побежит на субботник, сажать деревья возле школы, мать удивилась и разрешила. Он закрутил до упора будильник, поднялся раньше звонка, в половине седьмого, и на велосипеде покатил на окраину, где жил Сашка.
Вот его дом, серый, бетонный, в четыре этажа. На торце красными и синими красками намалёвана всякая всячина: пасть крокодила, задница слона с хвостом, ЛЮБА + ВАСЯ = … дальше всё зачёркнуто, чьи-то инициалы, размашистое - с метр высотой - дурное слово. Вокруг толпятся железные гаражи, собачьи конуры. Возле маленькой детской площадки стоят ворота для качелей, а сами подвески без сидений скручены в разные стороны, как скручивается лопнувшая гитарная струна. Большие парни бесились. Сашка рассказывал, что много раз налаживал, но "против лома нет приёма".
Антоша помнит, Сашка начинает ремонтные работы ровно в девять. Значит, он ещё завтракает, выйдет через полчаса и помчится на своей "хонде". У него мотоцикл синий с жёлтой полоской, на бензобаке красотка Мерилин Монро.
Но что это? К подъезду подрулила знакомая серенькая иномарка, за рулём сидит поп. Тот самый.
Антоша почему-то испугался, отвёл велосипед за деревянную беседку. Поп был рассеян, он чиркнул зажигалкой, закурил и тут же выбросил сигарету через окно дверцы. Сигаретка валялась, дымя, среди всякого сора. Вот так и возникают пожары.
"Не бойся, иди узнать правду!" - сказал сам себе Антоша и с усилием, заставляя себя, толкая велосипед, приблизился к дорогой машине.
- А, это ты опять? - ухмыльнулся розовощёкий священник, пристально глядя на подростка.
- Натка просила с Сашкой поговорить… - соврал Антоша. - Чё-то про пироги.
- Пироги?.. - Священник глянул на часы. Достал сотовый телефон и набрал номер, позёвывая, спросил: - Ты скоро, милый? Я здесь.
И вновь с улыбкой уставился на Антошу.
- А вот можно вопрос? - подступил ближе Антоша, разглядывая сверкающую приборную доску машины. - А как называется этажерка… которая в церкви? Я заходил однажды в церковь - спросить постеснялся.
- Что за этажерка? - нахмурился поп.
- Ну, такая покатая… на ней книжка лежит… Священник ещё больше нахмурился.
- О таких вещах на улице не говорят.
- А вот алтарь… он с южной стороны или северной? Я с девочкой одной поспорил.
- С девочкой? - снова заулыбался поп. - С южной, с южной. Ну, иди, иди, вон твой Сашка.
Антоша поспешил к подъезду, бренча велосипедом и соображая, о чём же спросить у Сашки. А в голове звенело: "Поп не знает, с какой стороны алтарь! И ничего не знает про аналой!"
- Привет! - почему-то осердился жених Натки, исподлобья глядя на Антошу. - Ты чего тут делаешь?
Он был в синем комбинезоне, на голову нахлобучена синяя кепочка с прозрачным козырьком.
- Саш… - зашептал, стреляя глазами в сторону, Антоша. - Саш… он не тот… не поп… я точно выяснил… я в церковь ходил…
- Ну и что? - хмыкнул Сашка. - Мы же играли. Чтобы маме угодить. И Наташка знает.
- Наташка знает?! - Антоша ничего не понимал. - А почему не по-настоящему?
Сашка вылупил зубы, снова их замкнул губами, помолчал, глядя куда-то вдаль.
- Долго объяснять. Мы же некрещёные. Как можно венчать людей некрещёных? А во-вторых… - он вновь помолчал, - ладно, тебе скажу. Мы поссорились…
- С кем? С Наткой?!
Сашка кивнул. Смотрел как-то странно, тускло.
- Ладно, скажу правду, - наконец торопливо забормотал он. - Понимаешь, этот тип… ну, поп… моя "крыша". Я брякнул ему дезу, что мы поссорились… дескать, она задружилась с сыном Куфтика из вашего подъезда…
- Зачем деза?!
- Чтобы этот её не тронул, - Сашка кивнул в сторону машины, которая уже мигала фарами. - Хотел у меня её забрать за долги. А теперь не посмеет. Но всё это временно… Пока! - И потрепав Антошу по голове, Саша открыл дверцу, сел на сиденье рядом с мнимым священником, и "лек-сус", нетерпеливо взвыв, улетел в город.
Ничего не понимая, Антоша покатил на велосипеде к своему дому.
6
Что же это получается?! Сашка говорит, что они понарошку венчались, чтобы успокоить верующую маму. Мама каждый вечер стоит под картонной иконкой, лампадку жжет, молится и плачет. А еще недавно, говорят, комсомолкой была. Ей сон приснился, что Натка будет несчастна. Особенно часто она молилась и плакала, когда во время ремонта ей пришлось с Антошей уходить на две ночи к соседям, к тете Марине, у которой как раз недавно умер муж и старушка боялась спать одна в пустой квартире.
А Сашка с Наткой, поскольку уже привыкли к запаху красок и клея, оставались ночевать в обновляемой квартире. Но, как они говорили, спали в разных комнатах.
Ой, правда ли это? Утром, когда все собирались за чаем у соседки, глаза у Натки были масленые, как у мамы, когда ей капли глазные закапают.
А Сашка все ложечку с мёдом крутил, разглядывал да всякими историями сыпал.
- Тут один дядька из района машину оставил возле мэрии… ну, думает, здесь-то не украдут… а сам по магазинам… А в мэрии переполох. Стоит полдня машина, вдруг заминирована! Вызвали сапёров… шуму было…
Натка визжала от смеха, хотя чего уж тут смешного. Мать качала головой.
- А в нашем доме, - продолжал Сашка, - радио играет в одной квартире уже неделю. Бабки испугались, наверно, жилец помер. Милицию позвали, дверь взломали - а там никого. Оказывается, он в санаторий уехал, а чтобы воры не залезли, радио оставил включенным. Мне пришлось дверь менять… за свой счет, конечно, да ладно, не обеднеем, верно, Натка?
Натка от смеха захлебнулась чаем. Любит она этого Сашку. Да ведь и он непростой парень. Как-то забежав во время ремонта в квартиру, Антоша услышал с порога торопливые слова:
- Все будет красиво в нашей жизни, Наташа… вчера уснуть не мог… сейчас такие светлые ночи…
В ответ шепот Натки:
- А я в лесок ходила, там лилии, медом пахнут. Только усыхают мгновенно. Я принесла домой… валяются на полу, как шнурки…
- Их не надо рвать. Господи, а я вчера сижу дома… а за окном, над рекой, над садами белая ночь царит… И из-за того, что мы врозь, это ещё сильнее слепит, мучит меня… словно ты мстишь этой красотой. Мсти! И за это спасибо!
- Я не могу мстить. Я могу только любить.
Ах, как он элегантно работал! Например, Сашка стягивал полы, натянув проволочки вдоль и поперёк, а затем, как бульдозер, двигаясь над жидким цементом с деревянной планочкой, ровнял. А двери красил - ни темной ниточки! Белые, как снег на свету. Шурупы ввинчивал чем-то вроде маленькой дрели и весело тараторил:
- Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем… мировой пожар в крови, Господи, благослови!
Его на улице останавливали городские сантехники:
- Санька, дай червонец, ты ж не пьешь! Что ли, спишь на деньгах?
- Да держите, отвяжитесь! - И Сашка весело подавал деньги.
Его никто никогда не обижал. Так ему ли бояться какого-то мнимого попа? Или этот румяный тип с девичьим голосом вооружен?
На следующее утро после ужасного разговора с Сашкой Антоша сел на велосипед и вновь принялся караулить у его подъезда. Только чтобы быть неузнанным, надел кепку и черные очки.
Вскоре серебристая иномарка вновь подкатила к дому Сашки, а вот и сам мастер по ремонту, но почему-то не в комбинезоне, а весь в белом, ну, точно такой, каким приходил венчаться, только помимо белого пиджака и белых брюк на нём и туфли белые. Видно, уже купил. Но зачем он так оделся, если на работу?
Низко опустив голову, Антоша погнал свой велосипед вслед за машиной, отставая ненамного, на два-три дома.
Вдруг иномарка свернула за город, вот она гонит по шоссе со скоростью как минимум девяносто… ее уже почти не видно… Антоша вовсю крутит педали, да, кажется, напрасно - потерял он Сашку с попом…
Только что это? Машина выскочила вправо, на проселочную дорогу, и над ней повисло серое облако пыли - прекрасный ориентир…
Антоша вслед за "лексусом" влетел в лес и оказался в дачном поселке.
Да, да, пацаны говорили, в сосновом бору живут в красных коттеджах большие начальники. Тут у них свое озеро с рыбой, своя охрана. Перед иномаркой поползло в сторону зелёное железо ворот, и Сашка с попом въехали во двор с фонтаном и цветочными клумбами - с велосипеда видно.
Антоша подрулил к белой бетонной стене забора со стороны соседнего строящегося дома, положил железного коня в крапиву и вскочил на гору кирпичей. Ага, Сашка и мнимый поп стоят во дворе, весело смеются, а пе
ред ними пожилой громила в спортивном синем костюме и девица в белой майке и белой юбке, с ракеткой в руке.
Что это? Она, подпрыгивая, целует румяного верзилу, а потом и Сашку в щеку.
- Наконец-то!.. Так скучно без вас! - голос тоненький, как у маленькой девочки, глазками моргает, а сама крупная, грудастая.
- Да, да, да!.. - гулко отзывается толстяк. - Особенно, конечно, без нашего красавца! Вот мужчина! - Он толкает Сашку в плечо, но тот стоит, почти не качнувшись, как столб. - Нам бы таких в милицию. А что, может быть, еще и надумаешь?
- Посмотрим, папа, - отвечает нагло девица. И поворачивается к мнимому попу. - А ты, брателло, жиденький какой! Говорю, играй со мной, а он!.. - И Сашке. - Пойдем?
И Сашка с девицей идут на корт, Сашка вешает пиджак на столбик с крючком, и красивые молодые люди начинают перебрасываться мячиком. Пожилой громила (наверное, генерал) с улыбкой смотрит на них.
- Н-на!.. - стонет, отбиваясь, девица.
- Н-на!.. - отвечает Сашка.
- Н-ня!..
- Н-н-ня-я!..
Оба хохочут, как будто в этом есть что-то смешное.
- Пап, - обращается к старику мнимый поп.
- Чего тебе? - у пожилого дядьки гаснет улыбка. - Денег не дам.
- Ну, на пиво!
- Пиво расслабляет. Иди, траву покоси. Спалил косилку, руками поработай.
Свесив ушастую голову, рослый сыночек уходит за коттедж.
Антоша устал стоять, вытянувшись в струнку на кирпичах, сел подумать.
Это что же получается, у Сашки здесь новая подруга. Никаким он ремонтом не занят, играет в теннис, веселится. А Натка его ждет не дождется. А мне наврал - дескать, "крыша" у него… а эту "крышу" пальцем можно проткнуть…
Антоша вновь поднялся на кирпичную горку - генерала (или полковника) не было, а Сашка с девицей целовались.
Под ногами у Антоши поехал кирпич, и он, размахивая руками, скатился вниз, больно оцарапав через брючину колено. Подтянул брючину посмотреть - ого, кожа содрана, кровь алая течёт. Ладно, заживёт.
А вот как быть с изменником?
Утирая слезы (больно! Да и стыдно - обманули и сестру, и его самого!), Антоша поехал обратно в город.
7
Однако то ли его заметили, то ли такое совпадение, но вскоре Антошу догнал мотоцикл, а на нём Сашка.
Обогнал, засигналил, остановился. Спешился и Антоша.
- Это ты?! Что тут делаешь?
- Ничего, - пробурчал, плохо видя его, Антоша. И более твердо, зло повторил: - Еду!
- А я тут мотоцикл оставил… как закончили ремонт, выпил маленько… уговорили за руль не садиться…
- Так ты пьешь?
- Нет. Пьяных я презираю. Пусть скорее вымрут - нам больше работы. И воздух чище. Но случилось, уговорили, поднял рюмку… - Он погладил руль "хонды". - И вот забрал. Хочешь прокатиться?
- Нет.
- Я тебе предлагаю прокатиться! Я - на велике, а ты - на мотоцикле.
- Сказал - не хочу!..
Сашка снова как-то странно, криво смотрел на Антошу.
- Милый ты пацан… ты же ничего не понимаешь… а тоже! У меня украли инструменты… кейс и ящик из гаража… это две тысячи долларов. И мне бы хана, если бы не эти люди.
Антоша, насупясь, молчал.
- Ну и этот, Валька… длинный… привязался к Натке… Знаешь, когда к кусту подойдёшь, где гнездо, птица отлетает в сторону, начинает чирикать. Мол, тут я, бери меня. Ты - к ней, а она дальше в сторону… отваживает от гнезда бандита… Вот и я… я же тебе объяснял…
- Какой он бандит! - наконец вырвалось у Антоши. - Он макарон. Против тебя.
- Он макарон, да вот дружки у него… из ментовки… страшные мужики. Это походило на правду. Почувствовав, что Антоша поверил, Сашка повеселел, потрепал его по голове. Кепка слетела в пыль.
- Что ты как азербайджанец? Что ты надел? Давай я тебе вот эту отдам, - и напялил на Антошку свой кепарь с прозрачным козырьком. - Я и мотоцикл могу подарить. Хочешь? Прямо сейчас! Ты садишься на моего коня, я - на твоего.
Антоша испугался. Такие невероятные подарки вдруг - ни к чему. Что-то тут есть страшное. Он требует что-нибудь не говорить или что-нибудь сказать. Ой, неладно что-то, неладно в отношениях Сашки с Наткой…
- Анекдот хочешь? - засиял спутанными зубами Сашка. - Сидят два еврея в камере. Один другому: слышь, зачем тут решетки. Кто сюда полезет?
- Привет Натке передать? - угрюмо спросил Антоша. Сашка вдруг переменился в лице.
- Нет, я позвоню сам. - И вновь, вылупив зубы, скороговоркой. - Не хотел говорить, не хотел, да тебе скажу… Она в сам деле дружит с Оскаром, сыном Куфтика, в кино ходили, люди видели.
- Этого не может быть! - затрепетал Антоша.
- Что ты понимаешь! - Сашка зло сплюнул. - Всё может быть. Может, решила мне подыграть… да увлеклась. - И что-то еще он говорил, быстро-быстро.
На языке крутилось: а чего ж ты с девчонкой сейчас целовался?! Но, может быть, это как раз игра? По телику показывают: целуются все подряд с кем ни попадя, да еще секундомером время засекают. Мама права: распустились люди.
8
Антоша приехал домой омраченный, в тоске.
- Что с тобой? - спросила мать. - Ты хромаешь! Ой, у тебя коленка черная! Подрался?!
- Да ерунда, упал!.. А где Натка?
- Быстро в ванную, промыть и йодом!.. Она пошла звонить Саше. Натка вернулась, улыбается. Она сегодня очень красивая, только губы
лишнего бордовой краской намазала. И скулы - розовой пудрой.
- Наташа, с тобой можно поговорить?
- Говори, - засмеялась Натка. Они сидели в детской комнате. Сестра вытянула из угла любимого тряпичного жёлтого льва за лапу и положила на колени. - Ну! Чего молчишь? Скажи "мяу".
- Брось со мной, как с маленьким. Я всё знаю. Ты сама-то знаешь, что всё это игра… поп… и прочее?
- Конечно. - Она вскинула глаза и снисходительно улыбнулась братишке. - Всё хорошо. Всё о'кей.
- О'кей?
- О'кей.
- А тебе известно, что кей - это ключ? И что за дверью может ничего не оказаться, как в какой-то, не помню, сказке. Дверь нарисована.
- Нет. - Натка вскочила, швырнула в угол льва и, схватив братишку за уши, поцеловала в губы. - Нет!
Антоша смятенно сник.
- А что дальше будет?
- И дальше будет всё хорошо. - Она широко улыбнулась. И пошла помогать матери готовить ужин.
Как же так?! И ночью не плакала - Антоша подолгу притворялся спящим, следил, слушал. Не плакала.
Только через пару дней он увидел: сестра стоит на чужой улице, в стеклянной будке телефона-автомата, прижала чёрную трубку к уху… и всё лицо у неё блестит, мокрое от слёз.
Вот она медленно повесила трубку, обтёрла платочком щёки и вышла к прохожим, улыбаясь всему миру.
Всё хорошо. Жизнь прекрасна.
ВИКТОР СЕНИН ДВА РАССКАЗА
ГУСИ-ЛЕБЕДИ ЛЕТЕЛИ
Молодым хлопцем Павло Лаптей в ночь на Рождество отправился в село Ковяги, что в двенадцати километрах от наших Полог. Ушел в такой мороз, что ресницы слипались. Какая нужда толкнула? Задумал принести своей ненаглядной Галинке живые цветы. Узнал, что у старых знакомых в Ко-вягах зацвела китайская роза, и поспешил, невзирая на уговоры матери.
Переполошил своим появлением семью в Ковягах, но своего добился. Заночевать добрые люди упрашивали: мол, темень на улице, снег в поле по колено, рассвета дождался бы. Утром, может, попутная машина подвернется или кто на санях поедет. Куда там! Посмеялся и поспешил в дорогу. Шел по белому безмолвию, которое заливала своим сиянием полная луна, окруженная светлым кольцом, согревал на своей груди цветы и пел во весь голос:
Розпрягайте, хлопщ, кот Та лягайте спочивать. А я пщу в сад зелений, В сад криниченьку копать…
СЕНИН Виктор Тихонович родился в 1939 году в г. Марганец Днепропетровской области Украинской ССР. Окончил Ленинградское высшее военно-морское училище подводного плавания, служил на Балтийском флоте. В 1967 году окончил Ленинградский государственный университет, работал собкором газет «Советская Россия» и «Правда», заместителем главного редактора «Ленинградской правды», а затем, в годы «перестройки», первым заместителем председателя Ленинградского комитета по телевидению и радиовещанию. С1994 года - директор Санкт-Петербургского филиала Межгосударственной телерадиокомпании «Мир», с 2002 года - председатель МТРК «Мир». Автор книг прозы «Полынное счастье» и «Сын Фараона», а также многих публицистических книг. Награждён орденом «Знак Почёта», орденом «Содружества» (высшая награда Межпарламентской Ассамблеи СНГ) и другими наградами. Живет в Москве
В селе о парне худого слова не услышишь. Землю пашет по весне, пшеницу в страду убирает - усталости не знает, песни казацкие распевает. Да с такой удалью поет, что и другие подбоченятся.
Особенно неутомим Павло в пору жатвы, когда пшеница на ланах налитой колос к земле клонит, когда дорог каждый погожий день. Машины от комбайна Лаптея зерно на ток возить не успевают, шоферы к ночи с ног валятся.
- Пожалей ты нас, чертяка, - просят Лаптея, - в глазах дорога, дорога…
- Эх вы, тюхти! - насмехается Павло, сидя за штурвалом комбайна. - К женкам потянуло! Так и скажите! Отдыхать будем, когда дожинки справим! Последний сноп обмолотим - и гуляй душа!
Землю, кажется, обнял бы Павло и баюкал, как баюкают дитя малое. Уходить из кабины комбайна не хочет, жалеет, что день так быстро истаял, перепела раскричались: падь-падем, падь-падем… Жди теперь восхода солнца, жди, когда роса спадет.
Не нахвалят парня женщины: и трудяга, и статью не обижен - ростом вышел, косая сажень в плечах. Такой обнимет да к сердцу прижмет - мать родную забудешь. И поглядывают девчата жарко, стыд теряют, пытаясь Павла очаровать и сделать из него заботливого хозяина дома, главу большого семейства.
Одна беда с Павлом: поднесет кто полустаканчик, чтобы отблагодарить Лаптея за труды его, и пропал парень. Выпьет из вежливости, поморщится и решительно отодвинет вновь налитый полустаканчик. А хозяин в обиде и настаивает не брезговать, мол, от чистого сердца предлагает, когда еще случай выпадет.
После второго полустаканчика Павло становится сговорчивей, повеселев, сам к бутылке тянется, просит налить чуть-чуть. Да и опорожнит поллитровку, а после бродит неприкаянный, ищет, где можно еще выпить. Завалится под конец в бурьян и спит. Наткнется кто из соседей, доведет или дотащит пьяного до калитки его родной хаты и кликнет Лаптеиху, чтобы принимала сына. Выскочит женщина, всплеснет руками, ударится в слезы, понимая постыдность положения, проклиная в беспомощности того добродея, который поставил на стол горилку.
Проспится парень, прячется от стыда по задворкам и в кукурузе на огороде. Не выдержав, идет к кому-то из соседей, просит дать опохмелиться. Напивается, в злобе и безысходности крушит, что под руку подвернется. Лаптеиха от горя уходит из дому. Люди жалеют её, успокаивают, а кто и рукой махнет, мол, нечего так убиваться, конченый Павло человек.
В дни загула сына Лаптеиха ходит черная лицом. Выгонит утром корову с теленком на пастбище и спрячется в хате. В обед подоит корову, курам посыплет зерна и снова запрется в доме. Скажет кто слово из жалости, раскричится в сердцах, дескать, за своими детьми следите, а в чужую семью нечего совать нос. Жизнь такая, пропади она пропадом: мать родная сыну не указ.
Не вытерпев муки, пошла тайком в церковь, что в поселке железнодорожников. Долго била поклоны перед образом Пресвятой Богородицы, упрашивая Пречистую помочь немощным матери и сыну избавиться от напасти. Вышла из церкви, перекрестилась, а потом… тайком поехала к знахарке, купила какое-то зелье.
Только ни молитва, ни зелье колдовское не помогли. Не пьет Павло месяц и два, человеком ходит, песни распевает, каждому встречному на улице рад. Пока злая душа рюмку не поднесет. И снова Лаптей в такой загул ударится, что мать готова руки на себя наложить.
Виной всему любовь окаянная. Верно люди говорят, что нет от неё лекарств и заклинаний. Попал человек в сети и сгинул: иссушит любовь, в могилу сведет. Или по миру пошлет скитаться. Поведи только речь о любви несчастной, сразу припомнят случаи, такого понарасскажут, что оторопь берет.
Глаза с крутым изломом черных бровей, коса до пояса, голос звонкий - это и приворожило Павла, лишило сна и покоя. Многие парни увивались за Галинкой, но она остановила свой выбор на Павле. При встрече с Га-линкой он терял дар речи, краснел, становился мягким и покладистым, а
Галинка лишь смеялась, замечая неуклюжесть парня, понимая все и осознавая свою власть.
Как ни суди, а Галинка была старше на год, что в молодую пору многое значит. Парень телок телком, а девушка уже знает тайное, заманивает в хитроумно сплетенную сеть, подталкивает к поступку, тихо уступает ласкам.
Жила Галинка с матерью в старой приземистой хате на краю улицы. Хату под крышей из шифера они купили без огласки. Кто-то знакомый порекомендовал, узнав, что в Пологах хиреет без присмотра домик с огородом и вишневым садом. Новые хозяева объявились в селе скрытно. Спешили сельчане по делам и останавливались в удивлении, увидев, как из трубы пустующей еще вчера хаты тянется к небу дым от плохого топлива.
Мать Галинки, еврейка, устроилась работать фельдшером, людей сторонилась, ничего о себе не рассказывала. И люди не лезли к фельдшерихе с расспросами - женщина городская, образованная, ногти красит. Но главная причина отчуждения крылась в другом: худая фельдшериха много курила. В селе на мужиков покрикивали и выгоняли на улицу, а тут женщина тянет папиросу за папиросой, голосом басит прокуренным. Люди богомольные, у кого в чистом углу под рушниками иконы, фельдшериху в дом не приглашали.
Огородом и садом фельдшериха не занималась, жила на зарплату. Земля под окнами пустовала. Казалось, возьми лопату, вскопай грядку под огурцы, капусту или помидоры посади. Труда особого не требуется. Под солнцем каждый росток к свету потянется и зацветет. Но фельдшериха равнодушно смотрела на землю, а огурцы и помидоры покупала.
Уродились в саду вишни - нарвет миску для удовольствия. Или компот сварит. Остальное расклюют скворцы. Налетают стаей, усядутся на ветках и с криком клюют ягоды, разбрызгивая сок на листья.
Двор фельдшерихи тоже пустовал: ни кур, ни поросенка хозяйка не держала. Словом, существовала, как перелетная птица: задумала и снялась с места, ни о чем не печалясь, ничего не жалея. Да и жалеть было нечего: хата в зарослях мальв и бурьяна доживала свой век. Уедет человек, и забудут вскоре: разве старое подворье напомнит о житье-бытье, какое теплилось здесь, чуждое и непонятное деревенскому укладу.
Знакомство Галинки с Павлом оказалось случайным. Парень только прибежал с выгона, где играл в футбол, ополоснул под рукомойником руки, сел обедать. В дверь постучали.
- Входите, входите! - пригласила Лаптеиха, нарезая хлеб.
В комнату вошла Галинка, её Павло давно приметил в школе на переменах.
- Здравствуйте, тетя Наталья, - сказала Галинка. Увидев за столом Павла, покраснела, но тут же взяла себя в руки. - Мама послала к вам за палочкой дрожжей…
- Может, пообедаешь с нами? Борщ я сварила с курятиной, - сказала Лаптеиха.
- Ой, спасибо. Я только что поела дома… - И снова бросила на Павла мимолетный взгляд.
Так они познакомились, а со временем и подружились. После девятого класса Галинка расцвела на зависть подругам: статью выделялась, грудь высокая, а глаза… Темно-карие, в изломе черных бровей, они сияли, излучая притягательную силу. От взгляда парни столбенели, потом спохватывались и выкидывали такие штучки, что многие потом долго обсуждали и удивлялись.
?ерные, как смоль, волосы у Галинки слегка вились на висках, завитками спадали на чистый лоб. Губы у Галинки алые и сочные, как спелые вишни, никакая помада не требуется. Завидуя, девчата чего только ни делали, чтобы добиться сходства, - в теплой родниковой воде волосы мыли, добавляя отвар чабреца и любистока, но проку мало.
К Павлу Галинка относилась с полным доверием, приглашала к себе в гости, позволяя себе порой такое, от чего Павло краснел и терялся до крайности. Сославшись на духоту в хате, она сбросила однажды кофточку и осталась сидеть в лифчике, который едва удерживал полную грудь. Онемев, Павло боялся одного: как бы нежданно не заглянул кто в окно.
То Галинка усядется напротив и, позабыв одернуть платье, раскачивает ногами, показывая бедра и узкую полоску трусиков. Павло готов бежать из хаты, но неведомая сила удерживает, сжигает, повелевает терпеть сладостную муку! Да и куда бежать, если стараешься выглядеть мужчиной, если жаждешь подчинить себе девушку, но необъяснимое чувство оберегает от необдуманного, очищает разум, когда готов ради дорогого тебе человека на любые испытания. И эта первая любовь останется в памяти на всю жизнь. Останется незамутненным, романтичным воспоминанием и будет волновать, маня из невозвратного далека, и очищать душу.