Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник 2007 #7

      Третья же бабка, маленькая, как девчонка, Нина Тихоновна, все время, слушая своих подруг, то ли смеется, то ли плачет, не поймешь, голосок тоненький…
      - О чем вы спорите? Давайте поговорим о любви… - и снова хихикает.
      "Гостиница" Аллы Митрофановны стоит в центре села, рядом со сгоревшим магазином (от него лишь кирпичный черный фундамент сохранился). Окна у Аллы Митрофановны чистые, наличники с узорами по краю вроде птичьих хвостов, крашены голубой краской, крыша железом крыта красным, ворота и калитка не падают, во дворе мотает головой корова Нюра, единственная на все село, мычит и жует комбикорм.
      Сама Алла Митрофановна говорит весьма негромко, значительным баском. Скажет фразу, улыбнется и некоторое мгновение молчит, словно ждет, оценил ли собеседник всю глубину ее слов, или нет. Она когда-то была женой председателя лесхоза, председатель давно помер, еще до того, как распался СССР и все колхозы-лесхозы с молотка пустили…
      Вечерами эти четверо старух поют.
      Летят утки, летят у-утки И два гуся…
      Кого люблю, кого люблю, Не дожду-уся…
      Если миновать соседний огород с заколоченной вертикальными досками, как забором, избушкой, то можно увидеть совсем рядом с овражком добротный домик с топориком и ведром, подвешенными к стене, которая смотрит на улицу, над крышей стрекочет флюгер. Здесь обитает Софья Григорьевна, язвительная и умная старушка в очках, с сургучной родинкой на щеке. Мать Героя Соцтруда, который до сих пор что-то строит в далекой дружественной Индии.
      У нее вечерами подолгу горит керосиновая лампа - старушка, усмехаясь, читает книги. У нее их - сотни на прогнувшихся стеллажах.
      Это она и включает порою очень громко свой радиоприемник на батарейках, выставив его на подоконник, чтобы знало село, что происходит в стране и мире.
      - …чтобы еще выше поднять благосостояние народов Российской Федерации… На этом совещание закончилось. А теперь слушайте музыку.
      А по другую сторону овражка, прямо за провисшим деревянным мостиком, который на ветру шатается и скрипит под ногами, если вы решитесь здесь пойти, на серо-зеленой поляне, среди пней и рогатых выворотней, можно сказать, в выкорчеванном лесу, таится новая избенка старика с козлиной бородой по имени Петр Павлович.
      Изба не совсем новая - старик с приезжавшим в июле сыном разобрал ее (она стояла у самой воды) и перевез на тракторе дорожкой через дальнее поле, докуда не достает овраг, на новое место.
      - Поживу подальше от женщин, - сказал дребезжащим голосом Петр Павлович. Впрочем, Софья Григорьевна, посмеиваясь, уверяет, что раньше он откликался и на Павла Петровича…
      А герой нашего рассказа - молодой парень Михаил Честнов, он же и есть тракторист, человек приезжий - устроился, не побоявшись ничего, в избе на берегу, среди ивняка, возле вертлявой речки Беглянки.
      Жилье оказалось дешевым, поскольку вода в каждую весну подмывает глину и вот-вот унесет халупу. Но пока что изба цела, даже не накренилась, не поползла, однако до яра всего метра полтора…
      4*
      Конечно, Михаил мог бы занять в селе любую пустующую избу с заколоченными окнами - хозяева лет десять как не появлялись, да и живы ли… А если бы и появились, вряд ли бы осердились. Дерево без человека гниет. Да и Михаил наш - парень, кажется, хороший, не пьет, по-черному не ругается. У него крепко вылепленное лицо сибиряка, правда, иногда с растерянной улыбкой на губах, как у человека, который умнее своего лица…
      Он эту избенку у реки купил у бывшей продавщицы Калерии Потаповой, ныне проживающей в Поселке геологов, та брякнула - назвала сумму, не подумав, из жадности, а брать деньги уж и стеснялась. Деньги, по правде говоря, маленькие, но она думала: ей и этих не предложит бывший горожанин.
      А он дал. Дело еще в том, что сама-то изба крепкая, с лиственничным фундаментом и полом, с четырьмя широкими нестандартными окнами, и вид красивый - на плес, на дальний синий бор. В речке внизу рыба какая-никакая, а в бору - грибы да ягоды.
      Если Настя приедет, они тут заживут, как в сказке.
      2
      Только вот не едет случайная его зазноба. Та самая зазноба, что довела его при первой же встрече, вот привязалось слово, до озноба. "Зазноба до озноба" - так и окрестил ее приятель Михаила, артист городского театра Артем, приятель по армии. Он хороший парень, уже сам женатый, он горячо одобрил выбор Михаила.
      - Зазноба до озноба, блин!.. До гроба, блин!..
      И познакомились-то случайно - в парке, возле колеса обозрения. Стояли Михаил, кучерявый Артем, жена Артема Зоя и их дочка Нюся, ели мороженое и вдруг слышат - наверху, над деревьями, девичий голос визжит и хохочет:
      - Ой, не могу, ой, упаду… ой, держите!..
      Как увидел ее уже на земле Михаил, так и сказал себе: красивая какая! Волосы соломенные во все стороны, а личико маленькое, сама тоненькая и смеется по любому поводу. Веселый такой одуванчик! Это ничего, что работает официанткой, хорошо, что не в ресторане, где пьянь и где пристают, а в кафе "Чайнворд". Название, конечно, дурацкое…
      - Дурацкое!.. - смеясь, соглашается Настя. - Но чай там зеленый пьют. А хочешь - и синий заварим.
      - Откуда же синий? - удивляется Михаил. - Чернила, что ли? - И показывает левый кулак, где синие буквы выколоты: МИХА.
      - Да ну тебя!.. - отталкивает Настя Михаила ладошкой. - Ежевичный! Смородинный! - И вдруг: - А почему Миха, а не Миша?
      Михаил смутился, не сразу нашелся, как объяснить.
      - Так пацаны звали… ну, вроде клички.
      И не сразу, только через месяц или два, признался Михаил, что он отсидел по глупости два года в колонии, лес пилил и больше с водкой знаться не будет никогда.
      - Это ты правильно! - согласилась Настя. - А что сидел, забудь. Сейчас кто только не сидит! Даже депутаты. - И девушка снова хохочет и ладошкой отталкивает Михаила, хотя он и не напирает на нее, просто рядом стоит. Привычка забавная у девушки.
      Все хорошо складывалось у Михаила: и поцеловались они, и переспали на даче у Артема, пообещали быть друг другу верными… и работа у него появилась, и жилье в общежитии… да только вот стала приставать к нему знакомая по лагерю шпана: пойдем на дело.
      - Я завязал, - горячась, шипел Михаил на улице, когда парни уже в третий раз подловили его у ворот шиномонтажки. - Я жениться хочу.
      - И женишься! - убеждал со стоячими, как у рыбки, глазами Коля-колокольчик, главарь шпаны. - Чё тебе сейчас жениться? Ни хаты своей, ни колес.
      "Мы уедем!" - чуть не вырвалось у Михаила, да вовремя язык прикусил.
      Вяло пообещав подумать, он в тот же день рассказал об этих встречах Насте. И та впервые не смеялась, даже переменилась в лице, и ладошкой в грудь больше не толкала.
      - Ой-ёй-ёй, - сказала Настя. - Они тебя заставят. Вот меня в ресторане "Якорь" воровать заставляли тетки… я сбежала в чайную. Денег всем надо, но ведь стыдно… мама меня крестила в четвертом классе…
      "Что же делать?" - хотел было спросить Михаил у подруги. А та уже отвечала:
      - Тебе надо уехать. А я к тебе приеду. Вот заработаю тысяч двадцать и приеду.
      - Я сам заработаю! - смутился Михаил. - Я и механик, и водила, и плотничать умею. Давай сразу уедем.
      - Нет, я сейчас не могу. Да и должно же быть приданое у невесты! - снова зазвенел ее смех. - Ты найди, куда, напишешь мне, и я к тебе приеду, Мишенька!
      Так и договорились. Она жила с матерью в маленькой квартирке на улице Щорса, Михаил записал адрес вместе с индексом и на междугородном автобусе рванул на Север искать пристанище.
      И вот нашел - позабытое если не Богом, то уж начальством точно - старое село. Здесь от водки помер тракторист Игнат, а трактор во дворе остался ржаветь, хоть и под пленкой. Вдова Игната из районного центра приезжала, где у дочки живет, старые шубейки забрала (мыши могут зимой из-нахратить), она и разрешила Михаилу взять механизм в аренду. Только чтобы каждый месяц пересылал ей по ее нынешнему адресу треть заработка. А бабки из села проследят. Ведь вся работа здесь - это им же огороды вспахать да дров из лесу привезти. А живут они на пенсию. Ни одного рубля не упустят женские глаза.
      - Согласен, - сказал Михаил. - Всё по уму.
      Конечно, много тут не заработаешь. Но постепенно нашлись и другие заказчики, из города: то пару кедровых хлыстов попросят притартать им до шоссе для столярного дела, а то охотнички или горе-рыбаки завязнут в своих низкозадых машинёшках на болоте, только вытащи - денег не пожалеют…
      3
      Михаил в первых же письмах похвастался, рассказал своей милой невесте, какой у него замечательный трактор.
      "Настенька, это как бы старый "Кировец", но лучше, зверь! К-701, весь желтый, будто под лаком, краска хорошая. Только в одном месте отбита, поржавела… Движок 235 лошадиных сил, представляешь? Длина - шесть с половиной метров, ширина - три, а высота - почти четыре! Слон! Трансмиссия с постоянным зацеплением шестерен с гидромуфтами… Число передач переднего хода - не угадаешь!.. 16! А заднего - 8! Рулевое управление с гидравлическим приводом… даже ты сможешь одним пальчиком управлять!"
      Настя ответила: "Я очень рада, что у тебя такой трактор! Такой широкий, большой. Наверное, когда ты едешь по тайге, все медведи разбегаются!"
      Может быть, она медведей боится?.. Михаил немедленно ответил, что медведей в округе давно уж нет. Даже следов не видать. Только лось недавно проходил мимо… кричал…
      Но где же Настя? Вот уже лето миновало, осень вопит птицами над землей, а она все не едет. Михаил пишет ей, что кое-что заработал, даже отложил. А милая невеста в ответ: пусть Михаил подождет еще немного… мать заболела… у подружки беда - квартиру обокрали… а деньги ей тоже удастся хорошие подзаработать - осенью много свадеб играют в кафе, проводятся всякие корпоративные вечеринки…
      Раз в неделю Михаил ходит за ее письмами в Поселок геологов, пешедралом, экономит горючее - здесь недалеко, около десяти километров. Правда, не каждую неделю получает ответы, но получает…
      "Милый, - пишет она, - кудрявый мой (хотя Михаил вовсе не кудрявый), я соскучилась по тебе, как птичка по лету!"
      Не умея красиво сочинить, он отвечает ей, что тоскует по ней, как революционеры в царское время тосковали по свободе… или как мужики в ледоход - по другому берегу…
      В селе гадают: что привело здорового, молодого парня в этакую глушь. Прячется от суда?
      Но если бы Михаил прятался от суда или следствия, он бы писем своих с обратным адресом и фамилией на почту не носил. Почта - учреждение государственное, если ищут - она всегда поможет. А чужую фамилию на конверт не поставишь - письма до востребования выдают, если только паспорт предъявишь.
      От призыва в армию хоронится? Михаил прекрасно понимал подозрения старух. Он как бы ненароком, но с умыслом, конечно, показал военный билет Алле Митрофановне, к которой заходил по ее просьбе, переданной через маленькую, с тоненьким голосом Нину Тихоновну:
      - Алла просит дверь смазать… поднять ее сил у нас нету, а скрипит… - И хихикает старушка, словно имеет в виду не смазку двери, а что-то другое.
      Конечно, Михаил сбегал (он быстро ходит) в "избу-гостиницу" с баночкой машинного масла, смазал шарниры и в доме, и в сенях. И как бы случайно выронил на пол свой военный красный билет со звездой на обложке, поднял и - в карман. В знак признательности старуха подарила ему трехлитровую банку засоленной капусты.
      - Да у меня своя есть!.. - побагровел от смущения Михаил. Он всегда сильно краснеет. - Я ж купил, солил… и огурцы есть…
      - Знаем, знаем, - басом отвечала Алла Митрофановна. - Ты мужик с руками, да все равно в этом деле новый. Тут и с чесночком, и с укропом…
      Михаил брел к своей избе, прижав к груди банку, пряча глаза. Зачем?! Да ведь не откажешься. А ему уже Софья Григорьевна подарила такую же огромную. И все другие бабули из своих погребов подоставали: Нина - брусницу замоченную, Ольга - помидоры миниатюрные ("фонарики"), а Клавдия - компот из черноплодной рябины, давление понижает.
      - Не перестарайся, - хмыкнула старуха. - Не то приедет твоя краля - да и уедет.
      Давно уже поняли сельчане, что Михаил не случайно здесь живет, а человека ждет. Да и как не понять - зайди в его избу: справа, в красном углу, где иконы у добрых людей стоят, сверкает в рамочке фотография Насти. Смотрит городская девица с пышными белыми волосами на деревенских людей и зубы скалит..
      Так теперь и прозвали Михаила: "Михаил, который ждет".
      Конечно, к ее приезду он и сам кое-что подготовил по хозяйству. Первым делом утеплил окна - купил в районном центре поролоновые ленты, аккуратно наклеил поверх щелей и на внешних, и на внутренних рамах. Затем нарубил дров и занес в сени - получилась в два ряда и в рост Михаила поленница из отборных березовых поленьев. Грянет метель - можно и во двор не выходить. Одна неприятность - уборная далеко, внутри клети. Общую крышу Михаил, конечно, обновил, привез унитаз, поставил, ковриками пол устлал. Лампочку на три вольта подвесил, тонкие провода к батарейке провел, выключатель привинтил к боковой доске. Нажмешь - свет загорается.
      В избе, конечно, электричества нет, только фонарик, для длительного пользования батареек не напасешься, но зато имеются две керосиновые лампы.
      Под избой - глубокий подпол с крышкой, там выстроились банки с припасами. И в деревянном отсеке купленная у старух картошка - посадить и вырастить свою Михаил не успел. И морковь, и свекла там хранятся. И в новых женских чулках, специально купленных Михаилом, висят репчатый лук и чеснок. Мы не боимся тебя, зима!..
      Ах, не едет, не едет невеста…
      4
      Но почему же в селе так мало народу? Еще не весь лес в округе изведен… брусники-черники-клюквы по холмам и логам море… И рыба в реке большая ходит… недавно городские парни, которым Михаил помог вытащить из тины "Ниву", поймали трех осетров… На вопрос Михаила, почему же народу здесь мало осталось, Алла Митрофановна только усиками шевелит да львиной лапой машет.
      - В чужую душу не залезешь…
      Не сразу понял Михаил, что местные старухи не хотели бы спугнуть его. Еще снимется с места да уедет молодой человек, совсем скучно тут станет.
      Все объяснила Софья Григорьевна, бывший директор школы, которую давно разобрали на дрова из-за отсутствия детей:
      - Радиация, Миша… Если выйдете на северную околицу, ну, где домик без окон и дверей, углубитесь в лес километров на семь, то увидите на полянке, там, на земле, большой цементный блин.
      - Блин? - улыбается Михаил.
      - Блин. В диаметре метр, а то и пошире. Под ним - скважина.
      - Артезианская?
      - Если бы. Для геофизиков ее сверлили. Ну и спустили туда маленькую бомбочку… взорвали. Вы же знаете, Миша, звуковые волны, волны сжатия расходятся в разные стороны, а потом, отразившись от плотных слоев, от коренных пород, возвращаются.
      - Это как эхолот, - понимает Михаил. - В армии мы, помню, обследовали одно озеро. И что, там урановая руда оказалась?
      - Если бы. Бомба сама была урановой. Или плутониевой, не важно. Маленькая бомбочка.
      - Как?! Прямо возле живых людей?! - удивился Михаил. - Я слышал, в пятидесятые годы в Оренбургской области шарахнули прямо над землёй, рядом с войсками… испытывали, так сказать, советского солдата.
      - Да, да, - сверкая очками, сурово кивала гостю бывший директор школы. - Ну, там понятно, преступление из-за невежества и наплевательского отношения к людям. А тут… уже в восьмидесятые годы… генералы приезжали, академики… заверяли, что скважины сверху залиты и никакой радиационной грязи не будет.
      Старуха помолчала, достала из коробки "Беломора" папиросу, закурила, пуская дым в сторону.
      - Вы не курите?
      - Курю, но не хочу…
      - Какой вы деликатный. Вы мне нравитесь. Так вот, молодой человек, собственно, радиоактивной грязи не было. Говорят, кое-где была на других скважинах… а тут она не вылезла. Но всякие изотопы, как выяснилось, про-цедились в нашу речку. И рыбу отсюда есть нельзя. - Увидев изумленные глаза Михаила, пояснила: - Ну, не рекомендуется. И грибы тоже собирать не стоит. Вы же знаете, они абсорбируют все, что есть вокруг.
      - Вот все и уехали отсюда?
      - Да. Перебрались выше по течению. Там, считается, вода хорошая. Хотя рыба, вы понимаете, не знает границ. Вот почему мы сразу вам посоветовали брать воду из колодца по эту сторону села. Любые соли, любые яды диффундируют вниз. Здесь я измеряла радиацию - не больше восемнадцати.
      - Микрорентген в час? Но это тоже много. - Михаил немного разбирался в радиационной безопасности.
      - Это немного. Нормальный фон. Если вы измерите радиацию любого мха, будет больше. - Старуха, морщась от дыма, погасила папироску в тарелочке с желтыми пятнами на дне. - А уехали… тоже из невежества. В конце концов, испарения… дожди… нет на земле места, где был бы чистый зеленый рай. Я из принципа осталась. В городах, между прочим, радиация повыше - ГРЭС и ТЭЦ топят углем. А уголь "фонит", только все молчат об этом. Вы сами родом откуда?
      - Из Ачинска.
      - Родители живы?
      - Да. Папа - инженер на глиноземном.
      - Что такое глинозем, знаете?
      - Ну, да. Оксид алюминия. Его из нефелиновой руды выпекают.
      - Правильно. А далее по цепочке алюминий, так? А сопутствующие бя-ки какие? Фтор, бензопирен… А это что такое? Рак легких… туберкулез…
      Вспомнив, как отец уже много лет кашляет (правда, и курит!), Михаил молча сидел, опустив голову.
      - Когда все в городах начнут задыхаться от дыма, слабеть от токсичных веществ, народ побежит к природе.
      - Вы думаете, и сюда вернутся? - с недоверием хмыкнул Михаил.
      - Думаю, вернутся. Это же для кого-то родина. Тут могилки наших близких. По западной окраине тайга чистая. Ну, рыба, да… с красными язвочками… так не надо ловить налимов и осетров, они жуют ил… но щука, например, бегает вверх-вниз… да и слышала я, в теле этой хищницы радиация не задерживается, потому что она кормится верховой мелочью.
      - Вы всё знаете… - удивленно пробормотал Честнов. - А вот ко мне Настя не едет… наверное, ей рассказали про наше село.
      - Да вряд ли, - покачала седой головой с собранной на затылке шишкой волос Софья Григорьевна. - Таких деревень в наших краях много. А у нашей и название потерялось. Была Андреевна, потом Сталинка (говорят, тут проходил вождь народов в начале прошлого века), потом Новая Андреевна, потом село Тихое… а теперь уж тише некуда.
      И старуха сипло рассмеялась и встала.
      - Так что вы на этот раз хотели попросить? - Михаил к ней приходил время от времени за хорошей книгой. Ту, которую он читает, он обертывает в старую газету, и это очень понравилось бывшей учительнице. - Вот, не желаете ли воспоминания маршала Жукова?
      - Я читал, спасибо.
      - А воспоминания генерала Гудериана?
      - Это немецкого генерала? - удивился Михаил.
      - Да. Купила на вокзале, когда в город ездила к внуку. Умная книга. И о русском солдате хорошо говорит. Он же учился в СССР, в Академии генерального штаба…
      Михаил слышал об этом в армии. И наверное, мемуары фашистского генерала очень интересны. Но ему бы сейчас что-нибудь про любовь…
      Старуха догадалась - протянула парню томик Бунина, "Темные аллеи".
      5
      Но почему же не едет милая Настя?
      Пишет снова, что мать хворает… что сменщица заболела и никак нельзя оставить работу в кафе…
      "Миша, я тебя часто вижу во сне и целую, целую, целую… А ты вспоминаешь обо мне?"
      "Конечно, вспоминаю. Даже не то что вспоминаю - все время помню. Вот нашим бабулям сухостой везу - а о тебе думаю, у нас-то березовых полешек полные сени. Если даже мороз до мая - хватит".
      "Милый Миша! Сегодня проснулась, а в окно стукнулась синица. И смотрит, и смотрит. Думаю, не от тебя ли привет? А мама говорит: синица не к добру, даже к смерти бывает она. Я вся в тревоге: как ты там? Говорят же: закон - тайга, медведь хозяин. У тебя ружье-то есть? Береги себя. Настя".
      "Милая Настенька! Медведей сто лет здесь не видели, а и зайдут - у нас целая артиллерия. У старика Петра Павловича двухстволка-переломка, у меня от прежних хозяев берданка, жаканами заряжена, да у Аллы Митро-фановны "тозовка" со старых времен в сенях висит. Так что никто сюда не сунется. Когда же ты приедешь? У меня припасены и малосольные огурцы, и помидоры, и всякая ягода… Одна бабуля кутенка мне подарила, белая
      пушистая лайка, ну прямо как шар. Я учу его разговаривать, а иногда перед горящей печкой мы песенку про тебя и меня сочиняем… он подпевает…"
      "Я очень тронута, что ты с собачонкой песенку про нас сочиняешь. Значит, по-настоящему любишь. А как зовут песика?"
      "Милая Настенька, до твоего приезда я решил ему имени пока не давать… вот как ты назовешь, так и будет… "
      "Я так рада, что у тебя есть друг…"
      Наверное, рада. Но письма-то все короче. Да и реже. Иной раз за две недели одно письмо. И тяжелые сомнения начинают одолевать Михаила. Упрекать Настю за нерешительность он не может - что же поделаешь, если у матери ноги больные… вон у Аллы Митрофановны в деревне вены какие на ногах, Михаил случайно подметил, когда ей шарниры на калитке смазывал (скрипят), а хозяйка на крыльцо вышла босая. И с тех пор мерещится Михаилу, что у Настиной матери точно такие же ноги - в буграх и синих выпуклых трубках вен…
      И если сменщица захворала, ОРЗ подцепила, хрипит, то, конечно, до работы с клиентами ее допускать нельзя! Здесь, в деревне, у Клавдии Петровны, например, тоже нос красный и в груди клекот, холодной воды с утра попила… а может, радиация попала, как она объясняет соболезнующим.
      И все кажется Михаилу, что сменщица у Насти ну точно такая же, как Клавдия Петровна, только моложе, понятно, но у нее нос такой же багряный и губы обметало… Тут бы и самой Настеньке надо подальше от нее держаться…
      А время идет, рано смеркается, ноябрь. В прежние времена в эту пору, говорят старухи, свадьбы игрались, из деревни в деревню нарядные люди ходили с гармошками и пели.
      Птиц давно уж нету, улетели на юг. Но снег до сих пор не выпал, на Сибирь не похоже. В ведрах за ночь вода разве что тонкой ледяной пленкой покрывается. Тепло! Временами сильнейший ветер с юга мчится, как поезд над тайгой, доносит запах гари… где-то лес горит…
      И песик скулит на крыльце. Тревожно ему, и у Михаила тревога на душе. И решился Михаил: надо, пора съездить в город, повидать любимую. Долго колебался - не обидится ли? Толкнет в грудь и без всякого смеха воскликнет: ты меня подозреваешь в неверности?!
      Последней каплей на невидимых весах сомнений стали слова Нины Тихоновны. Проходила эта маленькая старушенция в красном платке, в ватной фуфайке и драных "канадках" мимо ворот Михаила, а он стоял на крыльце, уныло глядя за речку, за холмы и сизые леса.
      Старушка остановилась, прохихикала:
      - Не уследишь отседа, милый дружок, мы, женщины, народ лукавый… - И дальше прошастала, Баба-Яга подковерная.
      Вот и двинулся в дорогу Михаил - пешком до Поселка геологов, оттуда на попутном грузовике до райцентра, а дальше - на вполне еще не старом, длинном немецком автобусе до самого города…
      Понятное дело, оставил собачонке без имени хлеба и костей. И прихватил у бабуль письма детям и внукам - перед отъездом всех обежал, и все ему торопливо конверты надписали, кроме старика Петра Павловича - обиделся на сына, больше не приезжает сын…
      Михаил обдуманно оделся - на него с уважением поглядывали попутные женщины. На парне новый пуховик пепельного цвета, под пуховиком - сизый шерстяной костюм в мелкую полоску, на голове шляпа чуть косо нахлобучена (знай наших!), на ногах ботинки бразильские на протекторах.
      6
      Город после трех месяцев жизни в глуши показался Михаилу чужим, слишком шумным и бестолковым. Один только здесь был человек, которому Михаил доверяет абсолютно, - артист Артем Ильин. Прежде чем пойти в кафе "Чайнворд" или домой позвонить Насте, с матерью ее переговорить, надо все же с другом посоветоваться.
      Уже подошло послеобеденное время, половина четвертого. У Артема работа в театре (спектакли) - с семи вечера. Утром - с одиннадцати до обеда репетиции. Сейчас самый момент его дома заловить.
      Михаил позвонил в дверь, из-за двери послышался голос жены Артема:
      - Кто там?
      - Это я, - радостно ответил Михаил. Он страшно волновался. - Я, Миша Честнов.
      - Артема нет дома… - сказала чужим голосом жена Артема. - А у меня голова болит.
      - Извините… - стушевался Михаил. От волнения он забыл, как ее зовут. Кажется, Зина. Или Зоя? Конечно, Зоя. - Извините, Зоя. Я тут проездом. А где он может быть?
      Помолчав, женщина ответила:
      - Кто его знает. Наверное, в театре.
      Недоумевая, Михаил вышел из подъезда и направился к театру. Во двор, к служебному входу не стал пробираться, стукнул пальцем в окошко кассы - появилось лицо женщины с накрашенными сердечком губами.
      - Вам на какой спектакль?
      - Извините. Не подскажете, мне бы найти Артема Ильина… артиста. Это мой друг.
      Вскинув вверх глаза - видимо, на репертуарную афишу, - она ответила:
      - Сегодня он не играет. Послезавтра.
      Михаил постоял в оцепенении на улице и наконец побрел в кафе "Чайнворд". В эту минуту он сам себя ненавидел за малодушие, Настя будет права, если обидится на него. Что за инспекция? Да если еще шпана его снова увидит в городе?! И уже не отцепится от него.
      Вот и крыльцо кафе, черные полупрозрачные стекла на высоких окнах. И дверь сама тоже из черного полупрозрачного толстого стекла.
      Михаил вошел - за столиками обедает народ.
      К Честнову подошла, улыбаясь, симпатичная девчушка в зеленой униформе (цвета чая, как весело комментировал летом Артем):
      - Вы один? Гардероб внизу.
      Михаил, все более угнетаясь сомнениями, пробормотал, что просит извинить его, нельзя ли позвать официантку Настю.
      - Настю? Она у нас не работает.
      - Что с ней?! - испугался Михаил. - Неужели заболела?
      - Ничего, - девушка, видя как он волнуется, тихо пояснила: - Все нормально. Она теперь в ресторане "Соболь". Это на Ленина.
      "В ресторане?!. - Михаил брел по улице и недоумевал. - Как в ресторане? Может, с недавней поры? Надо бы спросить. Наверное, еще не успела мне отписать".
      Подойдя к роскошным, из красного дерева дверям ресторана со сверкающими медными позументами и ручками, он увидел висящую за стеклянным овальным оконцем картонку с золотистой надписью: "СПЕЦОБСЛУЖИВАНИЕ".
      Михаил, опасаясь хамства со стороны швейцара и от этого сам наглея, достал синенькую денежку (50 рублей) и грубо постучал в дверь. С той стороны двери замаячило высокомерное курносое лицо со сталинскими усами. Швейцар качнул пальцем картонку - мол, не видишь? Михаил поднял повыше, показал ему денежку. Тот поморщился. Михаил достал розовую - сотенную.
      Шевельнулся левый ус, правый ус, швейцар открыл.
      - Чего тебе?
      - Настю-официантку. Я ее муж.
      - Муж? - хмыкнул швейцар. - Сколько же у нее мужей?
      - А что, еще один есть? - вдруг все захолодело в груди Михаила. Швейцар был все-таки, наверное, человек сердобольный. Увидев, как
      изменился в лице Михаил, впустил его за порог. Не забыв при этом вытянуть из его пальцев защемленную сотенную бумажку вместе с синенькой.
      - Их сейчас никого нет. Представление начнется через час. Если хочешь глянуть, я тебя впущу. Только заплатишь билет за вход. Пятьсот рублей.
      - Заплачу, - ответил Михаил. Может, Настя здесь не та? Другая? А спросить фамилию Насти Михаил не смог - страшно стало. Неужели обманывала?
      - Хорошо. Я через час подойду…
      И, выйдя из ресторана, Михаил потащился в сквер напротив. Там, конечно, не тайга, но хоть какие-то деревца, обронившие листву, родные все-таки существа. И высится на постаменте окрашенный серебряной краской маленький памятник художнику Сурикову, и скамейки стоят вокруг.
      Михаил посидит часик и все увидит.
      7
      Душа наливалась тоской, как тяжелым ядом.
      Михаил подумал, что ближе к шести в ресторан начнут входить люди и среди них, наверное, и Настя. Или она со двора, через служебный вход?
      А вдруг да и старые знакомые появятся, они вполне могли за эти месяцы круто разбогатеть, очень уж бесстрашные парни. Если, конечно, снова не попали за решетку.
      Если они появятся и заметят Михаила Честнова, то как Михаил поведет себя? Из-за них, сволочей, он вынужден был уехать и, может быть, навсегда потерял свою Настю.
      До него вдруг дошло: из-за страха перед их темным беспощадным миром Настя и не поехала к Михаилу. Сплавила его подальше от себя.
      Коля-колокольчик хмыкнет: "Дунь, плюнь, глянь, все бабенки дрянь!" От злобы на них и на себя у Михаила зубы заныли. И как он только влип в их компанию? По глупости, по легкомыслию.
      Однажды зимним вечером знакомые парни из шиномонтажной (а сам Михаил работал тогда в автомастерской) анекдоты рассказывали на улице, Мишу подозвали, и он с ними тут в сумраке похохотал. А потом оказалось - стоял вместе с ними на стрёме. Кто-то из компании в это время киоск с аппаратурой ограбил.
      Они тоже ачинские, жили на одной с Михаилом улице. Если бы они не из Ачинска, Михаил туда и увез бы невесту. Отец помог бы комнату снять, он на заводе в авторитете и зарабатывает неплохо. Да и сам Михаил дело бы нашел, у него руки правильно пришиты.
      Что же за анекдоты парни тогда рассказывали? Что затянуло к ним серьезного парня? А говорили они, гогоча, всякую смешную хреновину на букву "о": "Однажды отец Онуфрий, обходя огромный околоток, обнаружил около озера остроносую Ольгу. Ольга, отдайся, озолочу… - окликнул Ольгу отец Онуфрий, однако Ольга оттолкнула отца Онуфрия… "
      - Продолжай, - кивнул Коля-колокольчик смешливому Михаилу. И Михаил тоже что-то придумал в продолжение этих слов на букву "о".
      Когда он позже рассказал Насте об этой дурацкой игре и как неожиданно милиция их повязала, девушка рассмеялась и долго смеялась как заведенная.
      - Ты такой же!.. как я!.. Палец покажут - смеюсь. - И вдруг ласково толкнула Михаила ладошкой в грудь. - А давай сами придумаем. На другую букву.
      - А на какую ты хочешь?