Но тщательно работающий филолог М. Л. Гаспаров в обстоятельном исследовании "О. Мандельштам. Гражданская лирика 1937 года", прослеживая движение поэта от "Стансов" 1935 г. ("Я не хочу средь юношей тепличных…") до "Стансов" 1937 г. ("Необходимо сердцу биться…"), где, как и в "Оде", воспет Сталин, со всей основательностью доказал: во-первых, что "ни приспособленчества, ни насилия над собой в этом движении нет" [15, с. 66]; во-вторых, теснейшую связь "Оды" "со всеми без исключения стихами, написанными во второй половине и феврале 1937 года, а через них - как с предшествующими и последующими циклами, так и со всем творчеством Мандельштама" [15, с. 111-112].
      Словом, "приятие" Сталина органически выросло из творческого развития поэта. В "Стансах" 1935 г. он писал:
      …как в колхоз идет единоличник, Я в мир вхожу…
      Не столь давно, в ноябре 1933 г., поэт говорил о коллективизации как о вселенской катастрофе, а тут очевидно определенное примирение с "колхозной" Россией. В связи с этим следует сказать об одном не вполне точном суждении М. Л. Гаспарова. По его мнению, в процитированных выше строках поэт выразил "попытку "войти в мир", "как в колхоз идет единоличник… " А если "мир", "люди"… едины в преклонении перед Сталиным, - то слиться с ними и в этом" [15, с. 88].
      Суждение исследователя, увы, можно понять в том смысле, что поэт изменил свое отношение к Сталину не благодаря тем изменениям в бытии страны, которые он видел и осознавал, а в результате бездумного присоединения к всеобщему культу или лукавства поэта. Но ведь Осип Мандельштам еще в 1933 г. безоговорочно выразил свое отношение к трагедии коллективизации и, соответственно, вождю. Кто-либо, вероятно, скажет, что Мандельштам крайне идеализировал увиденную им жизнь. Однако, в сравнении с началом 1930-х, жизнь деревни, как подтверждают действительные, а не выдуманные факты, бесспорно изменилась в лучшую сторону. И, конечно же, поворот в отношении поэта к Сталину (пусть и "неадекватный") был порожден не самодовлеющим стремлением "слиться" (по словам Гаспарова) с многочисленными воспевателями вождя (их было немало и в 1933 г. - в том числе и среди близких Мандельштаму людей: Б. Пастернак, Ю. Тынянов, К. Чуковский,
      И. Эренбург… Но Мандельштам тогда противостоял им), а поворотом в самом бытии страны, в которой созидание шло на смену разрушению.
      Впрочем, М. Л. Гаспаров в другом месте своей книги дает - в сопоставлении с антисталинистским памфлетом 1933 г. - совершенно верное определение исходного смысла мандельштамовской "Оды":
      "В середине "Оды"… соприкасаются… прошлое и будущее - в словах "Он (Сталин. - В. К.) свесился с трибуны, как с горы. В бугры голов. Должник сильнее иска". Площадь, форум с трибуной… это не только площадь демонстраций, но и площадь суда. Иск Сталину предъявляет прошлое за все то зло, что было в революции и после нее (разумеется, включая коллективизацию.- В. К.); Сталин пересилил это светлым настоящим и будущим… Решение на этом суде выносит народ… В памятной эпиграмме против Сталина поэт выступал обвинителем от прошлого - по народному приговору он не прав… " [15, с. 94] - надо думать, "не прав" именно теперь, в 1937-м, когда безмерно трагическое время коллективизации уже стало "прошлым".
      К сожалению, нынешние "либералы" стремления глубже понять ход истории в сталинские времена чаще всего клеймят как попытки реабилитации вождя. Лишь немногие люди этого круга способны подняться над заведомо примитивными представлениями, исходящими из попросту вывернутого наизнанку "сталинизма". Так, поэт Давид Самойлов написал о "повороте", который, как правило, толкуется в качестве чисто личного "злодейства" вождя:
      "Надо быть полным антидетерминистом1, чтобы поверить, что укрепление власти Сталина было единственной исторической целью 37-го года, что он один мощью своего честолюбия, тщеславия, жестокости мог поворачивать русскую историю, куда хотел, и единолично сотворить чудовищный феномен 37-го года. Если весь 37-й год произошел ради Сталина, то нет бога, нет идеального начала истории. Или, вернее, бог - это Сталин, ибо кто еще достигал возможности самолично управлять историей! Какие ж предначертания высшей воли диким образом выполнил Сталин в 1937-м году? ‹…› После якобинской расправы с дворянством, буржуазией, интеллигенцией, после кровавой революции сверху (был страх, но не было жалости), произошедшей в 1930-1932 годах в русской деревне, террор начисто скосил правящий слой 20-30-х годов. ‹… › Тех, кто вершил самосуд, постиг самосуд" [40, с. 344, 443].
      Существенно, что даже либеральный идеолог увидел в драматических событиях 1937 г. смысл возмездия: вот, мол, те люди, которых "скашивают" в 1937-м, ранее, начиная с 1917-го, сами беспощадно "скашивали" других людей, и поэтому получили столь беспощадное наказание.
      Самойловское толкование событий 1937 г. подразумевает, что в истории действует неотвратимый закон, благодаря которому насильники и палачи сами, в конце концов, подвергаются репрессиям и казням. Вообще-то вера в реальность такого закона существует. Но проблема, если вдуматься, гораздо сложнее. Ведь в 1937-м погибли или оказались в заключении многие и многие люди, которых ни в коей мере нельзя отнести к категории "палачей", и уж только это ставит под сомнение "закономерность", каковую вроде бы можно проследить в казнях вчерашних палачей,- не говоря уж о том, что далеко не всех палачей настигло заслуженное возмездие.
      Словом, представление, согласно которому люди, принимавшие участие в массовом терроре периода гражданской войны и затем коллективизации, именно поэтому или, выражаясь попросту, именно "за это" были подвергнуты репрессиям, едва ли может быть обосновано "практически", реально.
      Но есть и другой аспект проблемы: ведь именно те люди, против которых прежде всего и главным образом были направлены репрессии 1937 г., создали в стране "политический климат", закономерно породивший беспощадный террор. Более того, как свидетельствуют многочисленные факты,
      именно этого типа люди - в основном партийцы, комсомольцы - всячески раздували пламя террора, а его противниками были люди, как правило, не причастные к власти.
      Сегодня многие повторяют слова Анны Ахматовой, произнесенные вскоре после смерти Сталина: "Теперь арестанты вернутся, и две России глянут друг другу в глаза: та, что сажала, и та, которую посадили"1.
      Анне Андреевне принадлежит немало метких суждений, но приведенное явно упрощает реальность 1937-го и позднейших годов, когда "две России" сплошь и рядом совмещались в одних и тех же людях. Вот достаточно типичный пример: в 1960 гг. немалой популярностью пользовались сочинения ныне забытого Бориса Дьякова о пережитой им судьбе заключенного, но позднее - по архивным документам - выяснилось, что до того, как его "посадили", будущий литератор Дьяков сам "посадил" десятки людей…
      Думается, в истолковании темы "возмездия" важнее осознать другое: к середине 1930 гг. жизнь страны в целом начала постепенно нормализироваться, и деятели, исповедующие идеологию классового "интернационализма", нацеленные на раздувание "мирового пожара", готовые ради него пожертвовать собственным народом, стали просто ненужными и даже "вредными": они явно не годились, как писал отнюдь не питающий большой любви к нашей родине американский политолог Роберт Такер, - для построения "великого и могучего советского русского государства" [46, с. 494] и тем более не годились для ведения назревающей великой войны, получившей имя "Отечественной" - войны народной, а не классовой. Поэтому массовая замена "правящего слоя" (сверху донизу) в 1937 г. была не только закономерна, но и необходима (как, например, позднее: в 1956-1960-х или 1990-1993 гг.). Страшное "своеобразие" того времени состояло в том, что людей отправляли не на пенсию, а в лагеря или прямо в могилу. И в связи с этим мне бы хотелось в "Памятных записках" Д. Самойлова выделить следующее. Их автор полагает, что драматические события 1937-го предначертала "высшая воля" - то есть как бы воля Бога. Но эту "волю" едва ли уместно осознавать в христианском духе. Речь может идти о языческих или ветхозаветных богах. И именно в этом моменте Д. Самойлов смыкается с теми нынешними прозападнически настроенными "либералами", которые проклинают Сталина не столько за его решения как таковые, сколько за то, что он их, по словам Самойлова, осуществлял "дикими", "чудовищными" методами. Но этим Сталин вряд ли принципиально отличался от своих предшественников - Троцкого, Каменева, Зиновьева, Бухарина и других "выдающихся вождей" русской революции2. Увы, насилие, террор, готовность пойти на любые жертвы ради "великой цели", способность ради нее оправдать любые преступления - порождение не козней каких-либо "злодеев", а всей атмосферы беспощадности, образующейся в условиях революционного катаклизма.
      Но Самойлов, безусловно, прав, говоря о том, что движение истории определяется не замыслами или волеизъявлениями каких-либо лиц (пусть и обладающих громадной властью), а, скажу от себя, сложнейшим и противоречивым воздействием различных общественных сил. В действительности вожди, в конечном счете, только "реагируют" - причем обычно с определенным запозданием - на объективно сложившуюся в стране - и в мире в целом - ситуацию. И несомненно то, что в самом ходе истории есть "высшая воля", смысл которой, правда, трудно выявить, но который значительней всех наших рассуждений об истории. Никто до 1941 г. не мог ясно предвидеть, что страна будет вынуждена вести колоссальную - геополитическую - войну за само свое бытие на планете с мощнейшей военной машиной, вобравшей в себя энергию почти всей Европы. Но вполне уместно сказать, что сама история страны (во всей ее полноте) это предвидела,- иначе и не было бы великой Победы 1945 г.
      В свете вышеизложенного обратимся к поставленной в самом начале этого сочинения проблеме деления идеологов на "патриотов" и "либералов". Как уже было сказано, оно только запутывает и затемняет общественное сознание: в частности, "патриоты" преподносятся в СМИ (средствах массовой информации) как консерваторы или "реакционеры", стремящиеся восстановить ушедший в прошлое СССР, либо даже Российскую империю, а "либералы" - как "прогрессисты", которые, в конечном счете, стремятся повести страну по пути, намеченному западниками Февраля 1917 г., но, мол, из-за тогдашних неблагоприятных обстоятельств быстро прерванному.
      Нельзя не сказать, что идеологи, сопоставляющие Февраль 1917 г. с переворотом рубежа 1991-1992 гг., с поистине странной наивностью закрывают глаза на коренное различие: Февраль вызвал долгую цепь бунтов и восстаний и полномасштабную гражданскую войну, а в 1990-х ничего подобного не было (за исключением глубоко специфичной ситуации в Чечне). Естественные объяснения этого способного удивить и вызвать недоумение различия заключаются в сохранении основ прежней экономики, а также и основ политического строя. Ярчайшее выражение последнего - разгон российского парламента в октябре 1993-го и последующее полное лишение представительной власти реальных полномочий, возвратившее ее, по существу, к тому положению, в каковом находился Верховный Совет СССР. То есть действительного переворота - в отличие от 1917-го - не произошло, и именно поэтому не было ни мощных бунтов, ни гражданской войны.
      Да, Великая Отечественная война закономерно заставила воскресить многое из прошлого России. Но очень многое, и имеющее первостепенную ценность, осталось или полностью забытым, или по меньшей мере тенденциозно искаженным. Так, в творениях русской классической литературы постоянно пытались усматривать прежде всего, и главным образом, "беспощадную критику" дореволюционной России, - невзирая на то, что едва ли в какой другой литературе XIX века имеется такое богатство истинно прекрасных образов людей и самого бытия.
      Но гораздо существенней другое. Революция целиком и полностью отвергла отечественную философскую мысль (о религиозной - уж и говорить не приходится), - исключая тех ее представителей, которые подвергали российское бытие критике и так или иначе "готовили" революцию (декабристы, Белинский, Чернышевский и другие). Наиболее глубокие мыслители, раскрывавшие истинный смысл отечественной истории и культуры - Иван Киреевский, Аполлон Григорьев, Николай Данилевский, Константин Леонтьев, Николай Страхов, Владимир Соловьев и многие другие, - долгое время находились в полном забвении, а люди, развивавшие их традиции, были либо погублены (Флоренский, Чаянов, Кондратьев), либо высланы из страны, либо сами эмигрировали (Карсавин, Бердяев, Франк, С. Булгаков, П. Сорокин), либо подвергались гонениям и почти не имели возможности публиковать свои сочинения (М. Бахтин, А. Лосев).
      И это, конечно, только одна сторона дела. Революция разрушила то, без чего вообще невозможен подлинный патриотизм. Она отвергла не только самосознание России, но и то ее бытие, которым и было порождено это самосознание. В хрущевское время с его "левизной" разрыв с дореволюционным прошлым только усилился. Если в годы Второй мировой войны и некоторое время после нее предпринимались те или иные попытки для преодоления разрыва с многовековой историей страны, то образование - в результате Победы - "соцлагеря" востребовало отброшенную Сталиным во второй половине 1930-х гг. идеологию классового "интернационализма". Страна жила так, будто она в самом деле "родом из Октября", а ее молодежь - "дети XX съезда". И это вело - и привело - к самому тяжкому итогу. Обещанный "земной рай" - коммунизм - отодвигался в неопределенное будущее, а разочарование в том, чем жили и во что верили, постепенно нарастало и нарастало. В результате масса людей поверила крикливым "идеологам", утверждавшим, что Россия, дескать, не принадлежит к странам "нормальным", "цивилизованным", "культурным" и т. п., и началась волна поистине патологического низкопоклонства перед Западом, у которого мы, мол, должны учиться с нуля
      жить и мыслить1. Короче, то, что происходит сейчас, назревало давно, хотя и подспудно. Тем не менее необходимо со всей определенностью сказать: 75 лет - жизнь трех поколений - невозможно выбросить из истории, объявив их "черной дырой". И те, кто усматривает цель в возврате в дореволюционное прошлое, не более правы, чем те, кто считает своего рода началом истории 1917 г. Истинная цель заключается в том, чтобы срастить времена.
      Правда, в нынешней России вроде бы строят капитализм. Однако тот "капитализм", который процветает сейчас в стране (даже многие из поборников рыночной демократии определяют его как в огромной степени криминальный, паразитический, то есть занятый перераспределением и проживанием накопленных при советском строе запасов), - это вовсе не капитализм в западном значении слова, а легализованная теневая экономика, существовавшая еще и при Сталине и тем более при Брежневе, когда было множество уголовных дел о фактически находившихся в частной собственности предприятиях с так называемой "левой продукцией" - хотя, разумеется, масштабы подобного рода явлений были тогда неизмеримо менее значительными, чем теперь.
      Теневая экономика в тех или иных формах существует во всем мире, но в развитых странах она отнюдь не принадлежит к рыночной демократии. И есть все основания утверждать, что социалистическая экономика, так или иначе соблюдавшая общепринятые правовые нормы, была все-таки ближе к капиталистической, нежели очень значительная часть нынешней российской экономики, "деятелям" которой уже не раз запрещали въезд в страны Запада или даже арестовывали в этих странах.
      Правда, в нынешней РФ в той или иной степени наличествует свобода слова, но слово это никогда не переходит в дело и к тому же вызывает серьезный интерес у весьма небольшой части населения страны - у идеологически активных "патриотов" и "либералов".
      Что касается последних, их стремление делать страну по западному образцу после семидесятилетней эпохи социализма ныне более утопично, чем в Феврале 1917 г. В высшей степени показательно то, что оказавшиеся у власти "либералы", имея крайне поверхностные представления о "рыночной демократии", постоянно прибегают к поучениям и рецептам западных "советников", причем особенно показательно, что часть самих этих советников уже убедилась в тщетности попыток переделать Россию в подобие Запада (так, один из главных советников, Дж. Сакс из США, еще в 1998 г. справедливо констатировал, что у реформируемой России при ближайшем рассмотрении "оказалась другая анатомия" - другая, понятно, чем в странах Запада, и, следовательно, сделать ее подобием последнего никак не возможно).
      Словом, деятели, которые много лет находятся у власти и уверяют, что они создают в России рыночную демократию западного типа, ни в коей мере не создали (да и не могли создать) нечто подобное, и их нельзя именовать "демократами" в истинном значении этого слова, хотя среди них наверняка есть люди, искренне любящие свою родину.
      Говоря об этом, я отнюдь не считаю, что все идеологи, которых причисляют (и которые сами себя причисляют) к "патриотам", исповедуют "правильные" и перспективные взгляды. Во-первых, действительное восстановление СССР и, тем более, Российской империи, о чем мечтают многие из них, - это опять-таки заведомые утопии, - в частности, потому, что идеологические основы, во многом определявшие поведение людей в России до конца XIX в., а затем (в 1920-1980-х гг.) в СССР, воскресить невозможно. Во-вторых, деятельность "патриотов" крайне ослабляется их расколом на "советских" и "имперских". Последние, между прочим, уподобляются тем большевикам, которые до середины 1930-х гг. считали неприемлемой и проклятой дореволюционную Россию. Единственно перспективный путь - опора на всю историю страны, несмотря на все противоречия, и рождение на этой основе новой патриотической идеологии.
      Ага! - скажет читатель. - Ты все же за "патриотов", хотя вроде бы демонстрировал "беспристрастную" оценку славянофилов и западников. Но истинный патриотизм (тот, который исповедовали обладавшие высшим духовным уровнем люди России) основан на утверждении не превосходства своей страны над другими (в частности, странами Запада), а на признании равноценности - пусть хотя бы "потенциальной", долженствующей обрести свое воплощение в будущем времени - цивилизаций и культур.
      Утверждение превосходства - это не патриотизм, а национализм, шовинизм, идея своей избранности и т. д., - но ничего подобного нет ни у Пушкина, ни у Гоголя, Достоевского и Толстого и других корифеев нашей великой литературы и культуры, которые в то же время - чего никто не сможет опровергнуть - являют собой подлинных патриотов.
      А тот, кто считает свою страну второсортной (скажем, в сравнении с Западом), сам обречен на второсортность. Это, разумеется, вовсе не означает, что патриотизм сам по себе возвышает человека, но без патриотизма нельзя достичь высшего духовного уровня.
      И последнее - но далеко не последнее по важности, - о чем я считаю необходимым сказать. Истинный патриотизм - это любовь и преданность своей стране - и в целостности ее истории и в ее современном состоянии. Между тем ныне к патриотам причисляют людей, которым дорога только дореволюционная, монархически-православная Россия (Россию после 1917 г. они так или иначе отрицают), а с другой стороны - людей, которые дорожат только советско-коммунистической Россией.
      Если вдуматься, станет ясно, что все эти люди являются патриотами не России, а того или другого общественного строя, и в этом - еще одна причина их несостоятельности как подлинных патриотов.
      Наконец, многие так называемые патриоты полностью отвергают и даже проклинают сегодняшнюю Россию и ее терпящий свое положение народ. Напомню в связи с этим слова, написанные за несколько лет до 1917 г. одним из гениальных русских мыслителей - Василием Розановым: "Счастливую и великую родину любить не велика вещь. Мы ее должны любить именно тогда, когда она слаба, мала, унижена, наконец, глупа, наконец, даже порочна. Именно, именно когда наша "мать" пьяна, лжет и вся запуталась в грехе, - мы не должны отходить от нее…. Но и это еще не последнее: когда она наконец умрет и… будет являть одни кости, тот будет "русский", кто будет плакать около этого остова, никому не нужного и всеми плюнутого" [39, с. 409].
      Уместно сказать, что Россия являла собой только "остов" и после монгольского нашествия XIII в., и в Смуту начала XVII века, и после Февраля 1917 г. Но каждый раз находились истинные патриоты - и они, конечно, не только "плакали", - хотя и создавали такие сочинения, как "Слово о погибели Русской земли"…
      Впрочем, сегодня многие - и в том числе вполне серьезные - люди полагают, что в третьем тысячелетии Россия будет только деградировать. Как человек, если очень мягко выразиться, далеко не молодой и не склонный к розовому оптимизму, я не могу заявить со стопроцентной уверенностью, что Россия и на этот раз воскреснет. Но, исходя из того, что ее воскрешения совершались неоднократно, столь же - или даже еще более - неуместно впадать и в черный пессимизм.
      Да, история России - откровенно трагедийна и катастрофична, но единственно достойно воспринимать ее так, как завещал нам в конце своей жизни Пушкин: "…ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал." [37, с. 875].
      ЛИТЕРАТУРА
      1. Айтматов Ч. Т. Буранный полустанок. М., 1980.
      2. Агурский М. С. Идеология национал-большевизма. Paris, 1980.
      3. Бахтин М. М. О методологии гуманитарных наук // Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.
      4. Бахтин М. М. Ответ на вопросы редакции "Нового мира"// Бахтин М. М. Литературно-критические статьи. М., 1986.
      5. Бахтин М. М. 1961. Заметки // Собрание сочинений в семи томах. M., 1996. Т. 5.
      6. Бердяев Н. А. Душа России // Бердяев Н. А. Судьба России. М., 1990.
      7. Бернштам М. С. Стороны в гражданской войне 1917-1922 гг. М., 1992.
      8. Бунин И. А. Окаянные дни. М., 1990.
      9. Бухарин Н. И. Избранные произведения. Путь к социализму. Новосибирск, 1990.
      10. Валентинов Н. В. Наследники Ленина, М., 1991.
      11. Военно-исторический журнал, 1989, N 2.
      12. Вулф Вирджиния. Русская точка зрения // Писатели Англии о литературе XIX-XX вв. М., 1981.
      13. Газета "Северная коммуна", Петроград, 1918, 17 сентября.
      14. Гайдар Е. Т. Государство и эволюция. М., 1995.
      15. Гаспаров М. Л. О. Мандельштам. Гражданская лирика 1937 года. М., 1996.
      16. Герцен А. И. О развитии революционных идей в России // Сочинения в девяти томах. М., 1956. Т. 3.
      17. Герцен А. И. Московским друзьям // Сочинения в девяти томах. М.,
      1958. Т. 9.
      18. Гоголь Н. В. Женитьба // Художественные произведения в пяти томах.
      М., 1961. Т. 4.
      19. Достоевский Ф. М. Преступление и наказание // Собрание сочинений в десяти томах. М., 1957. Т. 5.
      20. Достоевский Ф. М. Дневник писателя. М., 1989.
      21. Думова Н. Г. Кадетская партия в период Первой мировой войны и Февральская революция. М., 1988.
      22. Золотоносов М. "Мастер и Маргарита" как путеводитель по субкультуре русского антисемитизма (СРА). СПб., 1995.
      23. Иллерицкая Е. В. Аграрный вопрос: провал аграрных программ и политики непролетарских партий в России. М., 1981.
      24. Карлейль Томас. Французская революция. История. М., 1991.
      25. Киреевский И. В. В ответ А. С. Хомякову // Избранные статьи. М., 1984.
      26. Киреевский И. В. О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России // Избранные статьи. М., 1984.
      27. Кожинов В. В. Россия. Век ХХ-й. 1901-1939. Опыт беспристрастного исследования. М., 1999.
      28. Куняев С. Ю., Куняев С. С. Растерзанные тени. М., 1995.
      29. Ленин В. И. Пророческие слова // Полное собрание сочинений. М.,
      1974. Т. 36.
      30. Ленин В. И. Новая экономическая политика и задачи политпросветов // Полное собрание сочинений. М., 1974. Т. 44.
      31. Ленин В. И. Письмо съезду // Полное собрание сочинений. М., 1975. Т. 45.
      32. Леонтьев К. Н. Избранное. М., 1993.
      33. Мандельштам О. Э. Сочинения в двух томах. М., 1990.
      34. Мы и планета. М., 1969.
      35. Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. Нью-Йорк-Иерусалим-Париж, 1983.
      36. Пушкин А. С. Капитанская дочка // Полное собрание сочинений в десяти томах. М., 1964. Т. 6.
      37. Пушкин А. С. П. Я. Чаадаеву // Полное собрание сочинений в десяти томах. М., 1966. Т. 10.
      38. Rancour-Laferriere D. The Slave Soul of Russia. N. Y. and L., 1995.
      39. Розанов В. В. Опавшие листья (1-ый короб) // Розанов В. В. Сумерки просвещения. М., 1990.
      40. Самойлов Д. С. Памятные записки. М., 1995.
      41. Семенов Ю. Н. Социальная философия А. Тойнби. М., 1980.
      42. Сергий Радонежский. М., 1991.
      43. Спирин Л. М. Классы и партии в гражданской войне в России (1917-
      1922 гг.). М., 1968.
      44. Сталин И. В. Сочинения. М., 1951. T. 12.
      45. Станкевич В. Б. Революция // Страна гибнет сегодня: воспоминания о Февральской революции 1917 года. М., 1991.
      46. Такер Роберт. Сталин у власти. История и личность. 1928-1941. М., 1997.
      47. Толстой Л. Н. Война и мир // Собрание сочинений в двенадцати томах.
      М., 1958. Т. 7.
      48. Толстой Л. Н. Живой труп // Собрание сочинений в двенадцати томах.
      М., 1959. T. 12.
      49. Троцкий Л. Д. К истории русской революции. М., 1990.
      50. Троцкий Л. Д. Литература и революция. М., 1991.
      51. Троцкий Л. Д. Преданная революция. М., 1991.
      52. Успенский Г. И. Праздник Пушкина // Ф. М. Достоевский в русской критике. М., 1956.
      53. Уэллс Герберт. Россия во мгле. М., 1958.
      54. Фадеев А. А. Разгром. Против течения. Разлив. М.-Л., 1928.
      55. Федотов Г. П. Империя и свобода. N. Y., 1989.
      56. Федотов Г. П. Лицо России // Вопросы философии, 1990. N 8.
      57. Федотов Г. П. Судьба и грехи России. СПб., 1992. Т. 2.
      58. Хаксли Олдос. Прекрасный новый мир. М., 1985.
      59. Хейфиц М. Наши общие уроки // Двадцать два, Иерусалим, 1980. Сентябрь, N 14.
      60. Чаадаев П. Я. Отрывки и афоризмы // Статьи и письма. М., 1989.
      61. Чаадаев П. Я. 1851 // Сочинения. М., 1989.
      62. Ш а ф аревич И. Р. Социализм как явление мировой истории // Сочинения в трех томах. М., 1994. T. 1.
      63. Шенталинский В. Рабы свободы. В литературных архивах КГБ. М., 1995.
      64. Энциклопедия "Гражданская война и военная интервенция в СССР".
      М., 1983.
      Публикация Е. В. Ермиловой и А. Ю. Большаковой
      17 "Наш современник" N 7

ЕЛЕНА КОЛОМИЙЦЕВА,