— Теперь ясно. Но, Тильво, не стоит видеть во всем только плохое. Ты ведь даже не знаешь этого человека. И потом, неприятности у нас могут возникнуть только потому, что человек просто-напросто может испугаться.
      — Знаю ли хозяина замка? Может, и знаю, — вздохнул Тильво.
      Когда к нему вернулась память, то вместе с ней постепенно стали просыпаться и прежние способности. Вернее сказать, они были не совсем прежними. Они менялись. Вековой опыт владения оружием, который впервые проявился еще тогда, когда прежняя личность спала, должен был скоро уйти. Тильво это чувствовал, чувствовал настолько остро, что даже иногда думал, что просто всегда знал это. Но другие способности должны возвратиться к нему в полной мере. Одна из них: практически безошибочно определять настроение людей. Даже не так. Не просто настроение, а сущность человека. Молодой господин был надменен и тщеславен. И упивался абсолютной властью над своими слугами. А разве, будучи бессмертным, Тильво не вел себя так по отношению ко всем людям?
      — Что ты вдруг замолчал? — Лайла тронула певца за плечо.
      — Да так, задумался.
      — О чем?
      — Неважно. Пошли в замок, коль приглашают.
      По дороге к замку, как и перед любым другим выступлением, Тильво обдумывал репертуар. Местный землевладелец был птицей невысокого полета, несмотря даже на то что изо всех сил пытался изобразить из себя терикского вельможу. Но до столичной знати он явно не дотягивал. Та хоть внешне была любезна с певцами.
      Замок был довольно старым. Однако было видно, что за ним следят. Кое-где была даже обновлена кладка. Мост через крепостной ров был опущен. Вероятно, хозяин сказал страже, что ждет гостей.
      — Вы, значица, комедианты будете? — спросил стражник у ворот.
      Тильво, прищурившись, поглядел на стража. Кольчуга и шлем начищены до блеска. Да и перегаром от него не несло. Рачительный, видно, хозяин. И замок в порядке, и стража во всеоружии.
      — Мы, — ответила за Тильво Лайла.
      — Тогда проходь. Оружия с собой чай нету?
      — Оружия нет, — улыбнулся Тильво.
      И тут же ему в голову пришла мысль о том, как бы к нему отнесся хозяин замка, если бы при нем был меч и он назвался бы рыцарем. Или, например, как бы повел себя хозяин замка, приди к нему Тильво такой, каким он был до того, как стал человеком. Лебезил бы небось…
      — Чего встали? Проходь, я сказал, — пробурчал стражник и легонько подтолкнул Тильво в спину.
      Оказавшись во внутреннем дворике замка, Тильво услышал, как заработал подъемный механизм моста. Удивительно, но он даже не заскрипел. Почему-то Тильво вдруг неожиданно подумал, что бежать из замка будет очень не просто. Но тут же отогнал эту мысль. Главное, ничем не злить хозяина и побыстрее удалиться куда-нибудь в людскую, когда господа окончательно захмелеют.
      Пиршественный зал поразил великолепием даже Тильво. Во-первых, он был очень ярко освещен. Помимо факелов на стенах, на длинном столе в серебряных канделябрах горели не сальные, а восковые свечи. Стены, как водится, были увешаны оружием, доспехами и охотничьими трофеями. Но в украшении зала не было обычной аляповатой безвкусицы, особенно свойственной провинциальным господам. Все было расположено со знанием дела и, главное, с большой любовью к пышности. Так, например, оленьи рога и клыки на кабаньих мордах были позолочены. А возле места хозяина над столом прямо на стене было нарисовано древо, на котором вместо плодов были, пусть и грубовато выполненные, портреты предков господина с соответствующими подписями. Такого Тильво еще в этом мире не видел, но достаточно встречал в других мирах. Как показывал его опыт, эта мода быстро будет перенята другими благородными.
      Тильво стоял посреди зала и ощущал на себе внимательные, изучающие взгляды пирующих. А позади него, опираясь на посох, стояла Лайла. Тильво чуть ли не силком пытался заставить ее подождать в людской, но девушка уперлась. Хоть она и по десять раз слышала все песни Тильво, но ей не хотелось ни на минуту остаться одной с незнакомыми людьми. И после недолгих уговоров Тильво все-таки сдался.
      — Привет тебе, бродячий певец. Я, Арэн Варэн, сын Атейрана Варэна, хозяин и полноправный владелец замка и прилежащих охотничьих угодий и земель! улыбаясь, сказал хозяин. Тильво заметил, что к трапезе он переоделся и выглядел еще более пышно.
      — Привет и вам, радушный Арэн Варэн. Я бродячий певец. И мое имя Тильво. Могу я посметь скрасить этот вечер старинными песнями и балладами?
      — Мы будем рады их слышать.
      Что ж, по крайней мере на людях он блюдет полагающийся в таких случаях этикет.
      — Твоя спутница может присесть за наш стол, Арэн сделал едва заметный жест, и кто-то из слуг, подойдя к Лайле и взяв ее под руку, помог дойти до стола.
      При этом хозяин замка проводил Лайлу каким-то очень уж странным взглядом, который не понравился Тильво. Не то чтобы он приревновал к какому-то захудалому землевладельцу. Нет, Небо побери, дело было совсем в другом. Он, Тильво, ввязал ее в эту историю и поэтому отвечал за нее.
      В это время другой слуга принес Тильво табурет. Тильво сел и прокашлялся.
      — Вина певцу! — сказал кто-то из гостей. И все тут же подхватили: — Вина! Вина!
      «Ясно, намек они поняли хорошо», — усмехнулся про себя Тильво.
      Слуга поднес Тильво золотой кубок. Певец поклонился хозяину и принял его. Кубок был действительно хорош. Певец вдруг вспомнил, как хитростью выманил у одного хозяина замка серебряную чашу. Как раз в эту Ночь он и познакомился с посвященными. Тильво вдруг стало невообразимо грустно. Там, в Терике, в гостинице «Пропащая душа», осталась та самая чаша, а еще вся его прежняя, хоть и взбалмошная, но привычная жизнь простого бродяги, свободного как ветер. А теперь он идет незнамо куда, и груз воспоминаний о прожитых веках отяготил душу. И нет ни покоя, ни исцеления души. Тильво до дна выпил кубок и отдал слуге. Он провел пальцами по струнам дайлы. Пора было начинать выступление.
      — Я рад, что меня удостоили чести петь перед Арэном Варэном. Проходя его земли, я видел, что крестьяне живут в достатке, увидев его древний замок, я поразился, с какой заботой он относится к цитадели, доставшейся от древних предков. Но едва я вошел в этот зал, как меня буквально ослепило великолепие его убранства.
      Произнося эти слава, Тильво практически не покривил душой. Певец лишь сделал свою речь немного напыщенней. Расположить к себе слушателя тоже было искусством певца. И глядя на хозяина замка, Тильво понял, что он этого добился. Другой хозяин замка прервал бы его на полуслове и пробурчал: «Кончай стелиться, пой давай!». Но только не молодой Арэн. Он был весь внимание, и Тильво предвкушал неплохой заработок. Теперь можно было петь о чем угодно и как угодно. Но певец в этот раз решил отработать на совесть и по всем канонам ремесла. И он начал. Сначала он спел: «Пусть горит огонь в очаге», как бы приветствуя кров, который на время обрел. Затем; когда гости выпили по первому кубку вина, он затянул: «Наполним кубки, господа». Господа не заставили себя ждать. Затем Тильво исполнил: «Храбрый рыцарь собирался в край далекий». Искусству распознать настроение публики бродячие певцы учились под ругань господ и нередко даже их тумаки. Так что опытный певец всегда слушал не себя, а зал.
      Длинные баллады сегодня не намерен был слушать никто. Тем более это касалось молодого господина. Поэтому, исполнив еще две не очень длинные песни и дождавшись, пока гости окончательно захмелеют, Тильво запел: «Рыцарь и колдунья». Песня эта ему очень не нравилась, в особенности потому, что рыцарю справиться с колдовством помогло Небо.
      — А ты благочестив, Тильво! — сказал после этой песни Арэн. — Давай продолжай, мы тебя все внимательно слушаем.
      Тильво вздохнул. Нет, господам никогда не понять, как урчит в желудке у голодного певца. Он лишь скосил взгляд на Лайлу, проверяя, все ли с ней в порядке. Но с девушкой, похоже, все было хорошо. Она сидела и улыбалась. Ее слепые глаза были неподвижны, но Тильво вдруг на мгновение показалось, что они смотрят на него. Всего лишь на мгновение.
      Тильво спел еще две баллады и, увидев, что пирующие созрели, перешел на веселые кабацкие песни, которые на острове не чуралась петь и знать. И когда чей-то пьяный голос заорал: «Певец, давай «Служанку рыцарь полюбил»!, — Тильво понял, что публика созрела. Это была, безусловно, самая известная и любимая песня как простого люда, так и господ. Тильво заиграл, и песню тут же подхватили пьяные голоса. Певец бросил взгляд на хозяина. Внешне он казался всем доволен. Но что-то таилось в его смеющихся глазах и еще юношеском лице. Тильво понял, что Арэн что-то замышляет, и поэтому решил быть настороже.
      — Достаточно! Пусть певец отдохнет, — сказал хозяин. — Садись за стол рядом со своей спутницей и угощайся. Вина певцу!
      Угощаться, в общем-то, было особенно нечем. Пока певец развлекал публику, пирующие практически все съели. Но кое-чем все-таки поживиться было можно. Тильво не ожидал, что его пригласят за стол. Обычно это случалось в замках крайне редко. Но, видно, Арэн хотел показать всем, какой он великодушный. «Интересно, кончится ли его щедрость на приглашении за стол господ», — подумал Тильво, отхлебнув из кубка вина.
      Тем временем пирующие окончательно перепились.
      В зале звучал громкий хохот. Кто-то изредка пытался завести песню, но без помощи певца тут же путался в словах. Тильво посмотрел на хозяина и столкнулся с его холодными глазами. Арэн был практически трезв. Увидев, что певец смотрит на него, он сделал еле заметный жест, приглашающий подойти. Тильво улыбнулся в ответ. Видимо, хозяин соизволил-таки его отблагодарить. Тильво подошел к Арэну и поклонился.
      — Ты хорошо поешь. Тебе бы в придворные певцы податься.
      — Я люблю странствовать.
      — Бродяжничаешь, значит, — Арэн улыбнулся. — Присядь со мной.
      Тильво еще раз поклонился и присел рядом с хозяином замка. Он огляделся по сторонам. Все были увлечены беседой и окончательным уничтожением выпивки, и того, что певец оказался в такой близости от хозяина, практически никто не заметил.
      — Нравишься ты мне, певец, поэтому я хочу тебя как следует отблагодарить.
      — Я с радостью приму любую награду за свои сегодняшние труды.
      — Ты не понял, — поморщился Арэн. — Конечно, за сегодняшнее выступление ты получишь хорошее вознаграждение, но я хочу для тебя сделать еще более щедрый подарок.
      В голову Тильво тут же закралось нехорошее предчувствие. Господа просто так никому ничего не делают.
      — Я вижу, как ты мучаешься со своей спутницей. Ведь ты не можешь усидеть на одном месте, ты все время в дороге. А она… Как ее зовут?
      — Лайла, господин, — ответил Тильво, уже начиная понимать, о чем идет речь.
      — Так вот, Лайла слишком хрупкая для жизни странствующего комедианта.
      — Но ей нравится со мной путешествовать. Когда она жила со своими родичами, то сидела целыми днями дома.
      — Все равно, — непререкаемым тоном ответил Арэн. — Я думаю, ей будет лучше здесь.
      — Где?
      — В моем замке. Она ни в чем не будет знать нужды.
      — Но зачем вам слепая девушка? Вокруг столько красивых благородных дам.
      — Понимаешь, приглянулась она мне. Там, еще на дороге, когда я вас в первый раз увидел. Ну что? Отдашь ее мне?
      — Вы хотите на ней жениться?
      — Что ты такое несешь? — повысил тон Арэн. — Где это видано, чтобы Варэны женились на увечной простолюдинке.
      — Тогда зачем? — Тильво тоже чуть повысил голос.
      — Ну, ты же тоже мужчина. Не понимаешь? Я же говорю: нравится она мне. Да я понимаю, что с убогой легче найти приют в ненастную погоду, и потом, она хоть и родственница, но все-таки дальняя. Тоже небось согревает тебе место холодными ночами. Да ты не бойся' — Арэн похлопал по плечу остолбеневшего Тильво. — Я щедро тебе заплачу. Серебром.
      Но молодой хозяин замка неверно истолковал поведение Тильво. Певец остолбенел не от страха или смущения, он застыл от ярости. Тильво чувствовал, что входит в то самое состояние, которое испытал, убивая Слуг Неба в Терике, а затем и на большаке, где погибли его друзья. Но пока он мог держать себя под контролем. Пока.
      — Вы хотите, чтобы я продал вам своего друга? — На лице Тильво появилась странная улыбка, которая на мгновение даже напугала Арэна.
      — Да как ты смеешь, щенок? Скажи спасибо, что я тебя вообще спрашиваю. Нет, правильно мне говорил покойный папаша, нельзя говорить с чернью на равных. Она сразу наглеет. Ты на моей земле, а значит, и в моей власти. Бери деньги, пока даю, и убирайся.
      То странное чувство, что уже дважды одолевало Тильво, когда его память бессмертного еще спала, теперь возвратилось. Гнев и желание убивать все и вся захлестнули его. И ни опыт бессмертного, ни тысячелетняя память тут никак не могли помочь. В голове пронеслось, что все еще можно решить миром. Но холодный рассудок бессмертного отступил, оставил смертному лишь свою силу и опыт владения оружием.
      Арэн полетел на пол от сильного удара. На его лице отразилось удивление. Он никак не ожидал, что простолюдин поднимет на него руку, да к тому же в его собственном замке. Но удивление мгновенно сменилось яростью, он вскочил и, выхватив из ножен меч, кинулся на Тильво.
      Едва уловимым для взгляда движением Тильво перехватил руку с мечом за запястье и выкрутил ее так, что хватка ослабла, и певец свободной рукой тут же взял оружие. Между тем увидевшие потасовку пирующие мгновенно повыхватывали мечи. На певца нацелилось больше десятка клинков. Отступив на шаг, Тильво поудобнее перехватил меч, отнятый у Арэна, и приготовился зачищаться.
      — Стойте! — раздался громкий женский голос. На мгновение все забыли о драке и обернулись. — Остановитесь! — прозвучало еще громче.
      Тильво не ожидал, что в голосе его хрупкой и безобидной Лайлы нашлось столько властности. Она могла слышать, как зазвенело оружие, но как она догадалась, что в драке замешан он?
      — Это все из-за тебя, девчонка! — потирая ушибленную скулу, прошипел Арэн. — Я попросил Тильво, чтобы ты осталась у меня погостить, но ему, видно, вино ударило в голову, и он ни с того ни с сего накинулся на меня.
      По-видимому, Арэн еще не терял надежды завоевать расположение Лайлы.
      — Нападение на господина на его земле, в его замке, — процедил Арэн. — Все знают, что за это полагается по королевским законам. Да и законы Неба он тоже нарушил. Ибо сказано, что власть высшая, Небом определенная, священна и непререкаема.
      — Арэн, отпусти нас по-хорошему. Иначе я выстелю себе дорогу трупами твоих людей.
      — Да что ты можешь, певец? — В голосе хозяина замка на миг проскользнуло сомнение. Воспоминание о том, что его, с детства тренировавшегося с оружием, обставил какой-то комедиант, обожгло сердце обидой. — Ну-ка взять его!
      Дружинники Арэна стали медленно надвигаться на Тильво. Но в бой пока никто не бросался. Все видели, как певец легко справился с хозяином. Тильво отступил на пару шагов. Одно дело — убивать Слуг Неба, его личных врагов. Другое дело — дружинников хозяина замка, чья вина лишь в том, что они подчиняются приказу своего господина. В остальном же это были обычные люди. И из-за таких, как они, он и идет в башню Темных.
      — Стойте! — крикнула Лайла.
      — Ладно! Подождите! — поднял руку Арэн. — Я взываю к твоему благоразумию — как бы ни был искусен твой друг во владении мечом, ему все равно не справиться сразу со всеми моими дружинниками. Но я готов отпустить его, если ты…
      — Держишь ли ты слово, хозяин замка? — Тильво еще раз поразился той властности, которая вдруг неожиданно обнаружилась в Лайле.
      — Ну да, — пожал плечами Арэн. — Варэны всегда были верны слову, королю и Сыну Неба. — Я могу отпустить его, если…
      — Достаточно ли сильны твои воины? — Лайла будто не слушала его и находилась в каком-то необъяснимом трансе.
      — Не сказал бы, что они самые лучшие на острове, но в округе им нет равных.
      — Если я спою песню и твои воины при этом удержат в руках мечи, то мы беспрепятственно уйдем из замка. Ты готов пойти на такое условие?
      — Отчего же нет?
      — Ты готов поклясться В этом?
      — Я, Арэн Варэн, сын Атейрана Варэна, клянусь, — хозяин замка поднял вверх правую руку с зажатой в кулак ладонью, — что если после песни Лайлы мои воины не будут в силах держать в руках оружие, то я не буду чинить препятствий к вашему уходу. А также не буду посылать погони за вами. И если я нарушу эту клятву, то пусть Небо покарает меня.
      — В свою очередь я, Лайла, дочь Гильена, клянусь тебе, что если после моей песни твои воины все еще будут крепко держать в руках оружие, то я останусь в твоем замке. Останусь, если Тильво спокойно сможет уйти.
      — Идет! — усмехнулся Арэн.
      И едва он это сказал, как Лайла начала петь. С первых звуков Тильво пронзило какое-то странное чувство. Вся его ярость, напряжение перед будущей схваткой куда-то ушли. Будто на него вылили ушат воды, чтобы он немного остыл. Между тем песня разносилась по залу. Хотя песней эти звуки было сложно назвать. Таких человек просто не мог издавать. Так гудит ветер в каминной трубе холодными вечерами, так шумит трава в поле, так шепчут волны, облизывая берег острова. Треск насекомых в поле, шелест листвы, капли дождя, барабанящие по крыше, шорох шагов по дороге и пение птиц. В этой песне были все звуки мира под Небом. И одновременно это была песня. Тильво пытался уловить в ней слова, но слов не было, только звуки. Странные завораживающие и будоражащие сознание. В этой песне Тильво чудилось что-то очень знакомое. Но он никак не мог вспомнить, что. Память бессмертного отказывала ему в помощи, и он лишь заворожено слушал.
      Пение на мгновение нарушил звон меча, упавшего из разжавшейся ладони, затем второго, третьего. Мечи падали на каменный пол. А затем люди, стоявшие в оцепенении, стали медленно оседать на пол. Дружинники падали на пол и застывали в неестественных позах. А Лайла все продолжала петь. И Тильво тоже стало овладевать некое удивительное спокойствие. Но спать ему почему-то не хотелось. Наоборот, его рассудок сделался необыкновенно ясным, даже детали пиршественного зала стали какими-то слишком уж яркими и четкими. А потом зал куда-то исчез. Тильво парил в безбрежном море сверкающих в черноте огней, а самой яркой из них была зелено- голубая точка.
      Видение, возникшее лишь на миг, исчезло. Тильво снова был в пиршественном зале. Вокруг валялись спящие люди. А в центре зала стояла Лайла. Ее незрячие глаза были широко распахнуты, и она улыбалась. Такой улыбки у своей спутницы Тильво не видел никогда. Так могут улыбаться лишь бессмертные.
      — Что это было, Лайла?
      — Это была колыбельная этого мира. — Голос у Лайлы изменился. Она словно бы произносила уже ранее заученную речь. — Идем, пусть спят. Во сне приходит очищение души.
      — Идем, — пробормотал Тильво.
      Весь замок спал. Спали слуги и стражники у ворот. Даже собаки валялись на земле и даже не скулили во сне.
      — И как мы выйдем? — спросил Тильво. — Я боюсь, что мне в одиночку не осилить подъемный механизм.
      — Доверься мне, — Лайла улыбнулась, и эта улыбка напугала Тильво.
      Когда они подошли к воротам, Лайла попросила подвести ее к спящим стражникам. Подойдя к ним, она присела и легонько дотронулась до каждого. Стражники медленно встали, но глаза у них были по-прежнему закрыты.
      — Откройте ворота! — очень тихо сказала Лайла. Стражники медленно, словно во сне, подошли к подъемному механизму и стали его вращать.
      Когда Тильво и Лайла вышли за ворота, то они оказались в непроглядной темноте. Но к привычной беспросветной ночи под Небом добавилась еще одна странность. Не было слышно ни единого ночного звука. Замолкли насекомые, перестали петь ночные птицы.
      — Как будто все умерло, — прошептал Тильво.
      — Они спят, — прошептала Лайла, словно стараясь не потревожить их сон.
      — И долго они будут спать?
      — Я не знаю.
      — Тогда нам надо поторапливаться. Не верю я в слово хозяина замка. Проснувшись, он объявит тебя ведьмой и пошлет погоню.
      — Не пошлет. Наш приход в замок будет для него сном.
      — Кто ты, Лайла?
      — А кто ты? Ты сейчас можешь точно сказать, кто ты есть?
      — Нет, — тут же ответил певец.
      — Вот и я тоже. До этого вечера, до этой песни я была Лайлой, дочерью Гильена. Теперь я не знаю, кто я.
      — Но как к тебе это пришло?
      — Я просто почувствовала, что тебе нужна моя помощь. Вот и все. А слова, сказанные в замке, и песня, они пришли сами. Будто кто-то нашептал их мне на ухо.
      — Темень-то какая! Фу ты, Небо побери, — выругался Тильво, споткнувшись обо что-то в темноте.
      — Так ты спой. Пускай нам святят звезды и луна.
      — Действительно. Все равно все спят. А не нарушит ли моя песня силу твоей?
      — Думаю, что нет.
      — Ладно.
      Тильво запел на языке бессмертных, и Лайла тут же начала видеть. Луна светила с небес, а вокруг все застыло в странном колдовском сне, вызванном песней слепой девушки.

ГЛАВА XIV