Воставший против Неба

      По долгу службы ему приходилось ездить по всему острову и даже нередко бывать за его пределами, поэтому постоянного места проживания он не имел. Останавливался обычно в неприметных гостиницах. В Терике Рандис бывал довольно часто, в основном с докладами к Сыну Неба. В подобных случаях он останавливался в «Оленьем роге», прочно закрепившем за собой славу борделя и притона для воров. Это место он облюбовал еще до того, как его завербовали в Мечи Неба. Среди воровского мира Рандиса знали хорошо. Менять свои привычки — значит вызвать подозрение. К тому же место это ему всегда нравилось, в особенности девочки.
      Рандис являлся редким исключением из своей среды: он не пил. Дело было не в здоровье или каких бы то ни было моральных принципах. Просто, по его глубокому убеждению, Меч Неба всегда должен быть настороже: в любое время дня и ночи его могли поднять с постели. А принимать глобальные решения, выслушивать сверхсекретные донесения и решать судьбы людей на пьяную голову было просто невозможно. Поэтому Рандис не пил и не поощрял это пагубное увлечение среди подчиненных. Что же касается женщин, то Рандис был большим охотником до слабого пола и частым гостем многих самых известных борделей, где хорошо платил и нередко делал щедрые подарки своим подругам. Семьи у него не было, и заводить ее он не собирался. Какой в этом смысл? Завтра тебя могут убить или даже казнить, если чем-то не угодишь Сыну Неба.
      Рандис проснулся с первым же стуком, но пока что не спешил открывать дверь, пытаясь понять, кому же он понадобился среди ночи. Еще с вечера его не покидало нехорошее предчувствие, и он даже собирался самолично присутствовать на операции «Певец», но по некоторым только ему понятным соображениям отказался от личного участия.
      Стук в дверь стал более настойчивым. Девушка, лежавшая с ним в постели, перевернулась на другой бок, пробормотав что-то сквозь сон. Рандис достал из-под подушки ножны с кинжалом и, стараясь ступать как можно тише, направился к двери.
      — Кого это принесло среди ночи? Пошли прочь! У Рандиса очень хорошо получилось изобразить сонный подвыпивший голос. Хотя он после нескольких минут бодрствования чувствовал себя так, словно спал всю ночь.
      — Это я, Вили, зашел пожелать тебе спокойной ночи, — в тон голосу Рандиса ответили за дверью.
      Рандис похолодел. Он ожидал всего, что угодно, только не этого. Вили — это условный сигнал, предупреждающий о больших проблемах. У Мечей Неба даже была поговорка «Вили придет, беду принесет».
      — Что, Вили, не спится?
      — Сна ни в одном глазу, — ответил за дверью веселый голос.
      — Тогда пошли пропустим еще по кружечке эля на сон грядущий. Подожди меня внизу.
      Агент, разбудивший Рандиса среди ночи, был молод. Рандис мог бы ему дать от силы лет двадцать. Какими судьбами его занесло в Мечи Неба — непонятно, да и не представляло сейчас особой важности. Ночь, как и все ночи под Небом, была темной. Единственным источником света на заднем дворе «Оленьего рога» осталась тоненькая полоска света, выбивавшаяся из-за приоткрытой двери. В таверне было шумно, веселье здесь обычно не прекращалось до самого утра. Это к лучшему: чем больше шума, тем меньше вероятность, что тебя подслушают.
      Молодой агент явно волновался, но, рассказывая, тем не менее не повторялся и ни разу не сбился. Рандис молча слушал, теребя свою маленькую бородку. Если бы эта беседа происходила при свете дня, то молодой агент был бы весьма удивлен, заметив, как отхлынула краска с лица Рандиса. Когда при шедший закончил свой монолог, Рандис некоторое время просто молчал, продолжая терзать подбородок, а затем, без лишних слов, зашагал по улице. Молодой агент, обождав, пошел в противоположном направлении: свою задачу он выполнил.
      Рандис прекрасно ориентировался практически в любом из городов острова даже ночью. Что уж говорить о столице? Он шел, стараясь не ускорять свой шаг, хотя мучительно хотел сорваться и побежать. Но выигранные бегом мгновения ничего не решали. Тем более все нужные распоряжения были отданы и без него. Такого провала один из ведущих агентов Меча Неба еще не знал за всю свою жизнь. Он был не из тех, кто в подобных ситуациях в ярости начинает рубить головы направо и налево, — люди для него были слишком ценным материалом. Также он не привык задаваться вопросами типа «Почему это случилось?» и «Кто виноват?». Как это получилось, он уже знал, а «почему?» был сейчас несвоевременным вопросом. Что же касается того, кто виноват, то прямых виновных теперь не было в живых. Но если копать глубже, то они — всего лишь исполнители, агенты, девствовавшие по его точным инструкциям. Он не предусмотрел всех вариантов, и ответственность за происшедшее целиком и полностью лежала на нем. Насчет того, что сейчас нужно делать, у Рандиса твердых планов пока не было. Все зависело от того, успел ли певец выбраться из города. Но Рандис, будучи человеком здравомыслящим, понимал, что перекрывать все выходы из города бесполезно: если он справился с тремя агентами, то и в Терике певца давно уже нет. В случайности Рандис не верил.
 
      Тильво проснулся от ноющей боли в раненом плече. Последнее, что он помнил из событий прошлого вечера: куча грязного тряпья в фургоне и бесконечная тряска. Не открывая глаз, Тильво прислушался к своим ощущениям. Ощущения же в свою очередь подсказали ему, что то место, где он сейчас находится, вот уже долгое время остается неподвижным. Тильво тут же открыл глаза и увидел грязный матерчатый потолок фургона. Повернув голову и оглядевшись по сторонам, певец окончательно убедился в том, что он действительно до сих пор находится внутри фургона. Женщины, которая спала в другом углу, он не увидел. Прислушавшись, Тильво сделал вывод, что находится далеко за пределами города.
      Утренний ветер разносил запахи цветущей зелени, слышались голоса птиц. Также к звукам пробуждающейся природы примешивался стук топора. Тильво попытался встать, тут же сморщился от ударившей в плечо боли. Странно, вчера рана казалась ему пустяковой и совсем не беспокоила. Очевидно, эликсир, которым его снабдили посвященные, помимо своей основной функции, нейтрализации ядов, также обладал обезболивающим действием. Теперь действие эликсира закончилось, и вместе с этим Тильво стал ощущать боль в плече. Помогая себе здоровой рукой, Тильво приподнялся и сел. Повязка, которую он второпях сделал в подвале дома Райманда, развязалась. На том месте, где была рана, на одежде он увидел внушительных размеров кровавое пятно. Кроме того, кровью была пропита и огромная тряпка, в которую он завернулся ночью. Снимать плащ и рубаху Тильво пока не решился: это подождет. Перед ним стояла более важная задача: выяснить, кем же являются его спасители и почему они не разбудили его, чтобы выяснить, как он оказался в их фургоне.
      Морщась от боли, Тильво вылез из фургона. Снаружи было позднее утро. Трудно сказать, сколько проспал певец. Тильво сделал несколько шагов и сразу почувствовал легкое головокружение: сказывалось ранение и потеря крови. Тильво не знал, что если бы не все тот же эликсир, то крови он потерял бы гораздо больше. Фургон стоял на обочине широкого, наезженного тракта. Вероятно, они ехали всю ночь, потому что Терика не было видно даже на горизонте. С правой стороны от дороги тянулась опушка леса, а с левой, сколько хватало взгляда, холмистая равнина, поросшая травой и полевыми цветами. Невдалеке паслись лошади. Около фургона какой-то человек рубил валежник, готовясь разжечь костер, к Тильво он стоял спиной. Певец подошел чуть ближе и, не придумав ничего более удачного, пожелал доброго утра.
      Человек даже не вздрогнул. Он обернулся к Тильво и, широко улыбнувшись, ответил:
      — И тебе того же. Надеюсь, что ты выспался.
      — Да, — сказал несколько ошарашенный певец.
      Во-первых, само по себе было удивительно, что хозяин фургона относился к присутствию Тильво, как к чему-то само собой разумеющемуся. Во-вторых, и это было большой удачей, хозяином фургона оказался тот самый бродячий кукольник, с которым он накануне познакомился за завтраком в «Пропащей душе». Этот факт несказанно обрадовал Тильво, так как молодая чета, составляющая труппу бродячего кукольного театра, с первых же мгновений приглянулась певцу. У Тильво сразу же появилась куча вопросов, и он, переминаясь с ноги на ногу, стоял, не зная, с чего начать. Не дожидаясь ответа, Эльвин продолжил заниматься костром.
      — Я прошу прошения, что так бесцеремонно влез в ваш фургон вчерашним вечером.
      — Не стоит извиняться. Все мы рано или поздно можем оказаться в подобной ситуации, — Эльвин отвлекся от работы и стал разглядывать Тильво. — Когда моя супруга проснулась и увидела тебя в крови, она хотела тут же обработать рану, но я убедил ее, что лучше всего дождаться момента, когда ты проснешься.
      — А где же сейчас Тэли? — полюбопытствовал Тильво.
      — Тэли пошла за водой. За этим холмом, — Эльвин показал пальцем, — протекает небольшая речушка. Это недалеко. А я вот пока принес дрова и занялся костром. Ты голоден?
      — Как волк, — ответил Тильво, приветливо улыбнувшись.
      — Если хочешь, то потом расскажешь мне о своих приключениях.
      — Это невеселая история.
 
      — Надо думать. — Эльвин посмотрел на кровь, засохшую на одежде.
      — А что это тебя вместе с Тэли вдруг ни с того ни с сего по несло ночью из города?
      — Это тоже не очень веселая история. Хочешь послушать, пока еще не готов завтрак?
      — Было бы любопытно. — Тильво присел у начавшего разгораться костра.
      — В тот день, когда мы с тобой познакомились в «Пропащей душе», — начал Эльвин, — у нас должно было состояться представление на площади. Номер у нас уже был готов, но, послушавшись твоего совета, мы решили немного изменить сказку, благо до вечера еще оставалось много времени. И вот, когда стало вечереть, мы отправились на площадь. Ведь кукольный спектакль лучше всего смотреть, когда смеркается — тогда кажется, что фигурки действительно живые…
      Мы натянули ширму, развесили несколько фонарей и начали готовиться к спектаклю. Постепенно собралась толпа зевак. И вот представление началось. Прекрасный рыцарь, сделанный из тряпок и кусочков блестящей бумаги, отправился освобождать принцессу.
      Много всего он встретил на своем пути: доброго великана, который не съел рыцаря, а помог выбраться из глубокой трясины. Честного разбойника, который хотел увести у рыцаря коня, но, узнав, что тот идет освобождать свою любимую, показал ему самую короткую дорогу.
      Много еще чего приключилось с рыцарем, только все же он наконец добрался до замка злобного колдуна. И что же? Бедный колдун не знал, куда деваться от капризной принцессы. Он уже давно пожалел о том, что похитил ее. Она все время кричала, топала ногами и требовала от колдуна то одного, то другого. А если он не успевал выполнять ее прихоти, то она так сильно начинала реветь, что сотрясались стены колдовского замка. Когда же приехал доблестный рыцарь, то колдун чуть ли не на коленях умолял его поскорее забрать принцессу у него. Он сулил рыцарю горы золота и самоцветов. Когда же принцесса узнала, какие сокровища прячет от нее колдун, то она пришла в такую ярость, что превратилась в ужасного огнедышащего дракона, так что рыцарю вместе с колдуном пришлось поскорее уносить из замка ноги.
      Эльвин настолько увлекся рассказом, что совсем забыл о том, что находится не на представлении, а на обочине тракта. Его руки беспрестанно двигались, пытаясь изобразить то рыцаря, то великана, то превратившуюся в дракона принцессу. Эльвин говорил на разные голоса и постоянно менял выражение лица, стараясь изобразить того или иного героя сказки. Тильво заворожено слушал, стараясь даже не шелохнуться, чтобы не сбить Эльвина. Певец настолько был увлечен разыгравшимся перед ним действом, что даже забыл о боли в раненом плече. Когда же сказка кончилась, Тильво заметил, как Эльвин смотрит чуть выше плеча сидевшего на траве Тильво. Оглянувшись, певец увидел Тэли, которая давно уже принесла воды и, встав за спиной Тильво, слушала своего мужа.
      — Доброе утро, — поздоровался с девушкой Тильво.
      — Здравствуй… — Тэли улыбнулась, и певцу вдруг показалось, что все его проблемы отступают на задний план. Тэли была просто прекрасна: у нее были длинные, цвета меда волосы и пронзительные голубые глаза. Ничего не скажешь, повезло Эльвину.
      — Эх ты, — сказала Тэли, теперь уже смотря на мужа. — Не видишь, что ли? Человек ранен и к тому же, наверное, очень голоден.
      — Я костер уже разжег, — виноватым голосом ответил Эльвин.
      — Извини. — Тэли снова улыбнулась.
      Тильво тут вспомнилась мысль, которая впервые посетила его в «Пропащей душе». Эти двое были взрослыми детьми. Они относились друг к другу с искренней теплотой и старались не омрачать жизнь даже бытовыми спорами. Это было большой редкостью. Но Тильво стало почему-то грустно: доверчивым и добрым людям нелегко будет прожить под Небом среди человеческой жестокости и равнодушия. Тем более, что они избрали для себя нелегкий хлеб бродячих актеров. Тэли поставила котелок с водой на огонь и уселась рядом с мужем и Тильво около костра. Она с сочувствием посмотрела на рану певца и вздохнула.
      — Сейчас вода вскипит, И я тебе ее обработаю, не вздумай отказываться, — сказала она Тильво.
      Певец улыбнулся и кивнул в ответ.
      — Я сразу поняла, что это ты к нам в фургон залез.
      — Как? — спросил Тильво.
      — Очень просто, дайла тренькнула, И меч в ножнах звякнул.
      — Мало ли кто по ночам бродит с мечом и дайлой? — возразил Тильво.
      — Ты сам нам говорил, что ты певец. Правильно?
      Тильво согласно кивнул.
      — Когда же мы тебя видели, то на поясе у тебя висел меч. Согласись, не так уж часто можно встретить певцов с мечом. К тому же, — Тэли хитро прищурилась, — не забывай про женскую интуицию.
      Эльвин и Тильво рассмеялись. С первых минут общения с этой парочкой Тильво чувствовал себя легко и непринужденно в их обществе. Так же как и с посвященными, только посвященные более серьезно относились к жизни и смеялись не так уж часто.
      — Когда мы стояли у ворот, — продолжила Тэли, я не решилась сказать мужу о тебе, потому что рядом была стража. Если бы с тобой не приключилось ничего страшного, — при этих словах Тэли нахмурилась, — то ты не стал бы незаметно залезать в наш фургон. А когда мы достаточно далеко отъехали от ворот, то я и сама не заметила, как уснула под стук колес. Рано утром меня разбудил муж, чтобы я его сменила на козлах. При свете мы убедились, что это действительно ты, и решили не будить. Тем более ты так крепко спал, завернувшись в ширму. Хотя мне очень хотелось поскорее обработать рану.
      При этих словах Тильво смущенно опустил глаза:
      — Простите, я испачкал ширму кровью.
      — Ничего страшного, у нас есть запасная, — ответил Эльвин.
      — Но что побудило вас на ночь глядя уезжать из города? Эльвин мне начал рассказывать о представлении…
      — Так вот, — продолжил комедиант, — когда мы за кончили наш спектакль, толпа долго стояла в оцепенении. Вероятно, никому из них никогда не приходилось Видеть подобного представления. Всем знакомая с детства сказка была перевернута с ног на голову. Люди в изумлении молчали. Наконец, кто-то из толпы крикнул: «Позор! Это не спектакль, а издевательство!» — и все в таком же духе. Толпа, не знавшая, как ей реагировать, услышав призыв, тут же подхватила его.
      — Сначала раздались возмущенные крики, сказала Тэли, — а затем в нас полетели тухлые яйца и раздался злой смех. Я плакала…
      Эльвин подсел поближе к жене и обнял ее за плечи:
      — Все уже прошло, все прошло, любимая. — Он поцеловал Тэли.
      — И вы решили ни минуты больше не оставаться в Терике?
      — Именно так, Тильво.
      — Мне знакомо это. Порою зрители бывают неблагодарны. Но чаще всего ими движет страх. И потом, это страшно, когда люди становятся частью толпы, которая за них решает, что хорошо, а что плохо.
      — А что случилось с тобой, Тильво? — спросил Эльвин.
      — Подожди, Эльвин, не видишь, вода закипела в котелке.
      Тэли зачерпнула ковшиком немного воды из котелка, а в оставшуюся насыпала крупы.
      — Снимай рубаху, — не терпящим возражения тоном сказала она певцу.
      Тильво снял перевязь с мечом, нехотя стянул плащ, а затем начал аккуратно снимать рубаху. В том месте, где была рана, ткань прилипла. Отдирая прилипшую рубаху, Тильво поморщился.
      — Сейчас тебе станет полегче. — Тэли бросила в ковшик с горячей водой какие-то сушеные травы и начала размешивать ложкой.
      В воздухе распространился терпкий запах. Тэли смочила в отваре тряпицу и начала аккуратно протирать плечо Тильво. Рана была не очень глубокой, но немного воспалилась. Отвар жег невыносимо, но Тильво мужественно терпел, не проронив ни звука. Затем Тэли перевязала плечо пропитанной в отваре тряпицей. После этого Тильво снова надел рубаху и плащ.
      — Может быть, тебе дать чистую одежду? — спросил Эльвин.
      — Нет, спасибо, — улыбнулся Тильво, — пятно не очень большое. Тем более рана какое-то время все равно будет кровоточить.
      — Не будет, — с уверенностью сказала Тэли.
      — Так что же с тобой приключилось? — не унимался Эльвин.
      — Как тебе не стыдно, — укоризненно посмотрела на мужа Тэли, — может быть, Тильво не хочется об этом вспоминать.
      — Я подумал, может быть, ему нужна наша помощь? — смущенно ответил Эльвин.
      — Спасибо, вы и так помогли мне, чем смогли, — поблагодарил супругов Тильво. — История, что со мной произошла, действительно неприятная. Но началась она гораздо раньше, чем я имел счастье познакомиться с вами. Я не могу всего вам рассказать, поскольку это знание слишком опасно. Могу только сказать, что чудом спасся из Терика.
      — И куда же ты теперь? — спросил Эльвин.
      — Мне нужно встретиться с одним человеком…
      — Это по дороге с нами? — спросил Эльвин.
      — Вообще-то да, но… — Тильво замялся. — Мне необходимо как можно быстрее покинуть вас, чтобы не подвергать опасности.
      — Но куда же ты пойдешь — вокруг только поля да леса? — возразил Эльвин.
      — Ты ранен, — добавила Тэли. — Сам посуди: откуда твоим врагам знать, из каких ворот ты вышел? К тому же, возможно, они еще ищут тебя в городе.
      — Все равно я подвергаю вас большой опасности.
      — Вот что, Тильво, — сказал Эльвин, — давай мы довезем тебя до ближайшего селения. Согласен?
      Немного подумав, певец согласился. Тем более, что, по словам хозяина фургона, до ближайшего постоялого двора было не так уж и далеко. Позавтракав, Тильво и чета бродячих актеров собрали вещи и тронулись в путь, но на душе у певца все равно скребли кошки. Он чувствовал: так просто его в покое не оставят — и поэтому твердо решил, что когда доберется до ближайшего селения, как можно быстрее расстанется со своими новыми друзьями, чтобы не подвергать их опасности.

ГЛАВА VI

      Терик медленно погружался во тьму. В зале горели десятки свечей, освещая усталые лица посвященных.
      Совет шел с раннего утра, лишь на короткое время прервавшись на обеденный перерыв. Иеронимус сидел со скучающим видом и с большой неохотой слушал выступление очередного докладчика. Посвященный Догариус, глава одного из светлых орденов, сокрушался о внутренних междоусобицах, которые, по его мнению, и являются основной причиной сложившейся ситуации.
      Два предыдущих докладчика говорили приблизительно о том же, только немного другими словами. Как и следовало ожидать, Совет не пришел ни к какому конструктивному решению. Безусловно, все до единого члены Совета считали, что необходимо как можно скорее принять меры против все разрастающегося могущества Слуг Неба, но, к сожалению, ни у кого не было четкого плана. Все понимали, что посвященные слишком слабы, чтобы в открытую выступить против Сына Неба. Тем более что с каждым днем их Сила становилась все менее могущественной.
      Единственную здравую мысль высказал посвященный Тириариус. Это был давний друг Иеронимуса. Во время обеденного перерыва Иеронимус и Бротемериус успели с ним поговорить. Они вкратце пересказали Тириариусу историю о казни. В свою очередь, Тириариус выступил с докладом после перерыва. Посвященный обладал гораздо большей информацией, нежели многие другие. Он подробно изложил Совету о ренегатах и природе их Силы. Безусловно, многие посвященные давно уже знали о своих коллегах, перешедших на сторону Служителей Неба. Темные и светлые посвященные равно относились к подобным перебежчикам с презрением, хотя некоторые втайне завидовали вновь обретенному могуществу ренегатов. После доклада Тириариуса Иеронимус выступил с ответным словом. Он предложил объявить негласную войну ренегатам. Для открытой борьбы, конечно же, сил не хватит, но если уничтожать предателей поодиночке, то власть Слуг Неба значительно уменьшится.
      Затем выступил друг Иеронимуса, светлый посвященный Бротемериус. Со свойственной старому посвященному последовательностью и неторопливостью он говорил о причинах появления ренегатов. По мнению Бротемериуса, ренегаты появляются из-за противоречий внутри самих орденов. Светлый посвященный настаивал на внедрении специальных воспитательных мер, направленных на формирование устойчивых взглядов у юных соискателей их ремесла. Как впоследствии понял сам докладчик, эти слова были серьезной ошибкой. Тут же вспомнились старые обиды между посвященными. Кто-то кого-то когда-то оскорбил, кто-то у кого-то переманил ученика, и так далее и тому подобное.
      Первый день Совета подходил к концу, но не принес никаких результатов. Звук гонга возвестил о конце заседания, и посвященные стали медленно расходиться. В коридоре Бротемериус и Иеронимус подождали Тириариуса. Посвященный Тириариус вышел из зала последним. Рыжая борода была всклокочена, а в голубых глазах сверкали искорки гнева.
      — Безумцы, — проворчал посвященный, — нашли время выяснять между собой отношения.
      — Ты ожидал чего-нибудь другого? — усмехнувшись, ответил Иеронимус.
      — Нет, — вздохнул Тириариус.
      Тириариус считался одним из самых могущественных и авторитетных посвященных на острове. Про него ходило множество разных противоречивых слухов. Многие посвященные старались избегать его общества. Но Бротемериусу и Иеронимусу Тириариус был явно по душе. Он отличался рассудительным нравом, излагал свои мысли обстоятельно и никогда не повышал голоса, даже если был сильно рассержен. Несмотря на высокое положение в Совете, собственной школы или ордена у него не было. По слухам, у него занималось всего лишь несколько учеников. Еще одной странной чертой его поведения было то, что он всегда носил серый балахон. Другие посвященные обычно носили либо черный, либо белый цвет, в зависимости от того к какой Силе они прибегают. Нередко также они носили цвета своих орденов. Но серый цвет не носил никто. Конечно же, это была всего лишь традиция, которая не имела особого значения, и такой уважаемый посвященный, как Тириариус, мог позволить себе носить балахон любого цвета. Тем не менее для многих поведение их уважаемого коллеги оставалось непонятным.
      Что же касается Иеронимуса и Бротемериуса, то они никогда не придавали значения подобным вещам. Сам факт того, что они являлись адептами двух враждебных друг другу начал, уже говорил о многом. Под властью Неба многие старые ценности утратили первоначальный смысл.
      Утомленные Советом посвященные стали разбредаться по многочисленным тавернам Терика, чтобы за кружкой эля, не торопясь, обдумать полученную информацию. Иеронимус и Бротемериус пригласили Тириариуса отужинать вместе с ними в «Пропащей душе». Посвященный с радостью принял это предложение.
      Зала «Пропащей души» была полна людьми. Торговцы и ремесленники из соседних домов, а также бродячие актеры наполнили таверну громкими разговорами и звоном кружек. Посвященные уселись за самый дальний от двери стол. Обслужить их пришел сам Бромир. Он считал большой честью, что сразу три уважаемых посвященных решили отужинать в его скромном заведении. Остальные посетители бросали на посвященных косые взгляды, но никто не смел ни словом, ни действием выказать им свое неуважение. Люди посвященных пока еще побаивались.
      — А где наш друг? — спросил Иеронимус, имея в виду Тильво.
      — Он ушел, как стемнело, — ответил Бромир, — наверное, отправился выступать на пир к какому-нибудь господину.
      — Понятно. Будем надеяться, что его выступление пройдет успешно, — сказал Бротемериус. При этих словах в его памяти тут же всплыл эликсир.
      — Хозяин, еще эля! — прозвучал пьяный голос с противоположной стороны зала.
      — Господа, если что-нибудь нужно, то я к вашим услугам. — Бромир удалился.
      — А кто это самый Тильво? — спросил Тириариус.
      — О-о-о, — улыбаясь, протянул Иеронимус. — Тильво замечательный молодой человек.
      — Он посвященный? — недоверчиво спросил Тириариус.
      — Он певец. — На лице Бротемериуса тоже появилась добрая улыбка. — Если бы ты только слышал, какие песни он поет. — Бротемериус поймал хитро прищуренный взгляд Иеронимуса.
      — Буду счастлив познакомиться с вашим другом, кивнул Тириариус.
      — Правда, у нас есть некоторые опасения за него. Иеронимус давно знал Тириариуса и поэтому не считал нужным скрывать от него что-либо. — Мы даже дали ему эликсир.
      — Эликсир? — Тириариус удивленно посмотрел на темного.
      — Это очень долгая история… — Бротемериус отхлебнул из кружки.
      — Так расскажите мне ее, — в глазах Тириариуса читалось любопытство, — хотел бы я знать, что это за человек, которому посвященные отдают свои эликсир.
      — Понимаешь, — Иеронимус дотронулся рукой до плеча Тириариуса, — он может пронзать Небо.
      — Пронзать Небо?
      — Именно так, — подтвердил Иеронимус.
      — Как это?
      — Боюсь, что тебе трудно будет в это поверить, но он поет на языке учителей, правда, при этом не понимает слов. И когда это происходит, Небо исчезает, и мы видим сверкающие огни в вышине.
      — Поразительно. И он не боится Слуг Неба?
      — Все мы чего-нибудь боимся. Но он может преодолевать свой страх. Конечно же, он скрывает свой Дар. Но иногда его способности выходят из-под контроля и становятся неуправляемыми.
      — Но откуда у него этот Дар? Язык учителей… Его же невозможно выучить, — не унимался Тириариус.
      — Вот это и есть самая большая загадка. — Иеронимус допил остатки эля. — Он… Он ведь человек. Но у него есть Сила, я это чувствовал на протяжении всего пребывания с ним. Я посвященный и такие веши ощущаю остро. Это Сила Света.
      — Я чувствовал то же самое. — Бротемериус начал немного волноваться. — Однако мне кажется, что парню явно грозит опасность. Не могу ничего объяснить, просто чувствую, и все тут.
      — Успокойся. Пока ничего страшного не случилось, — стал успокаивать его Тириариус. — Так что вы там говорили об эликсире?
      — Когда мы вместе с Иеронимусом собирались утром на Совет, то решили оставить Тильво эликсир. Да, ты не ослышался. Я могу понять твое удивление. Но если отбросить в сторону смутные предчувствия, то все равно нашему другу может угрожать опасность от Слуг Неба.
      — Тогда почему же они еще раньше не прикончили его? — спросил Тириариус.
      — Мы все время были рядом с ним. — Иеронимус нахмурил брови.
      — Да, не отходили ни на шаг, — добавил Бротемериус. — Но все равно мы постоянно чувствовали, что за нами следят. Мы, конечно же, не хотели пугать нашего юного друга. Посвященный, а тем более если он посвященный высокого ранга, может сам за себя постоять. А эликсир… Безусловно, это очень полезная вещь, но сейчас она гораздо нужнее нашему другу, и не спрашивайте меня почему.
 
      Десять всадников во весь опор мчались по большаку. Оранжевые одеяния Воинов Неба развевались на ветру. По чисто выбритым головам скатывались капельки пота. Но всадники, казалось, не замечали этого. Они гнали лошадей во весь опор. Впереди Воинов Неба скакал человек в сером плаще. Несмотря на то, что всадники скакали уже очень долго, они едва поспевали за лидером. Рандис не жалел лошади: чувствовал, что осталось совсем немного. Далеко он уйти не мог.
      Меч Неба не мог вспомнить, когда он в последний раз был так зол. Да это, собственно, и не было особенно важным для него. Самое главное: он допустил ошибку. И какую… Столько лет он был Мечом Неба. За это время он десятки раз изъездил остров вдоль и поперек. Множество человеческих судеб было в его руках, и он, не задумываясь, использовал их по своему усмотрению. Таковы были приказы, и он их всегда выполнял. Но на этот раз приказ не выполнен, и само осознание это факта приводило Рандиса в бешенство. Несмотря на бессонную ночь и бешеную скачку, ход его мыслей оставался по-прежнему ясным.
      Снова и снова, прокручивая в памяти происшедшие события, он силился понять: как такое вообще могло случиться? На первый взгляд дело не стоило и сгоревшей свечки: молодой человек, посягнувший на самое святое — миропорядок, должен был умереть. Безусловно, как и в любом деле, порученном Мечам Неба, здесь имелись определенные сложности. Во-первых, этот самый певец путешествовал вместе с двумя влиятельными посвященными, а во-вторых, по некоторым данным, он был каким-то образом связан с легендой о бессмертных. Но, несмотря на это, певец был самым обычным человеком из плоти и крови. К тому же, что существенно облегчало выполнение задачи, он был юноша, не имеющим весомого жизненного опыта, а значит, подверженным многим желаниям и страстям. А страсти и эмоции, как известно, губят в человеке здравый смысл. План был предельно прост. Все должно было случиться, как в старой, всеми давно забытой легенде. Добренький музыкантишко, приглашенный на пир, не выдержав лжи и фальши, должен спеть «правдивую песню», а затем злой хозяин дома должен одарить его чашей с отравленным вином.
      Один из Мечей Неба отлично справился со своей задачей, сыграв роль прикормыша. Это должно было разозлить певца и вынудить его исполнить что-нибудь эдакое. Ведь Тильво, так звали певца, в сущности еще мальчишка. К тому же, как и все бродячие актеры и певцы, воображает о себе невесть что. Кто из нас не мечтал в молодости о героической смерти? Рандис не мечтал, но он не в счет. Но не это было главным. Главное — произвести должный эффект на публику. Терик — большой город, и убить музыканта не представляло большого труда. Но, как назло, в это время в Терике проходил Совет посвященных, и двое его влиятельных членов были друзьями певца. В их глазах все должно выглядеть предельно ясно: их дружок сам нарвался на неприятности, и Служители Неба к этому не имеют никакого отношения. Конечно же, посвященные не дураки. Только вот доказательств у них никаких не будет.