Рандис проснулся в это утро необычно поздно. Он открыл глаза и огляделся по сторонам. Комната, в общем-то, была неплохой, хотя и небольшой по размерам. Однако здесь никогда не водились клопы и блохи. Гостиница «Белый волк» всегда держала свою марку. Из Тарбана Рандис уехал почти сразу же после разговора с ренегатами. Уехал на коне, при оружии и с приличной суммой денег. Еще в свою бытность наемным убийцей он, не пожалев ни сил, ни средств, договорился с Гильдией наемных убийц, чье влияние давно вышло за пределы острова. Суть договоренности заключалась в том, что Гильдия окажет ему помощь в любое время и практически в любом месте острова и даже за его приделами. Деньги тогда были заплачены немалые, и вот отдача. Вообще-то просто удивительно, как Гильдия существует под прессом Слуг Неба. Хотя удивительного, если разобраться, мало. Гильдия, как поговаривали, платила изрядную мзду в виде добровольных пожертвований на нужды Небесной обители, к тому же с завидным упорством уничтожала одиночек, не желающих с ней сотрудничать.
      Конечно, все можно было устроить гораздо проще.
      Например, принять помощь ренегатов или, войдя в любой храм Неба, всего лишь показать медальон с мечом. Но Рандис не хотел этого делать по многим причинам.
      Основная из них заключалась в том, что он уже скорее всего официально признан мертвым. Слуги Неба наверняка уже нашли остатки повозки и трупы. Хотя его труп и не нашли, но не надо быть великим мудрецом, чтобы понять: если Меч Неба попал к Людям Леса, то его смерть лишь вопрос времени.
      А быть мертвым очень даже неплохо. Тебя никто не ищет и ничего не требует. Тем более что за провал операции в Терике с него запросто могли спустить шкуру. Хорошо, что он вовремя пустился в погоню. Хотя по большому счету ничего хорошего в этом не было, и если бы не Тильво, то ждала бы его смерть, страшная и мучительная. Рандис сам не заметил, как мысли, в какое бы русло он их ни пускал, плавно возвращались к певцу.
      Меч Неба тут же вспомнил о Путеводном камне.
      Вчера вечером он настолько был измотан дорогой, что не стал его снова проверять. Ощущение полной всеобъемлющей тьмы при взгляде в кристалл было не из приятных. Но он на самом краю подсознания чувствовал, что Тильво обязательно выберется из того места, что лежит за границей мира под Небом. Он пришел в этот мир для какой-то определенной цели. Он словно меч, созданный для убийства, или дайла, призванная веселить пьяных посетителей таверны. А Тильво и то и другое. И еще что-то третье. Но что — Рандис так и не мог понять. Это следовало обязательно выяснить. А потом он или убьет певца, или… А что или? Пока другого выхода Рандис не видел.
      Он стоял за порядок, установленный в этом мире Слугами Неба. Если кто-то попытается этот порядок уничтожить, то может случиться все, что угодно. Крестьяне перестанут выращивать хлеб, ремесленники делать горшки и подковы. Что тогда станет с островом? Да что с островом! Со всем миром под Небом. Нельзя, ни в коем случае нельзя показывать простым людям, что есть другой путь, другая жизнь. Пусть это будет мир без Неба, да что угодно. Тогда хозяин таверны возомнит себя Слугой Неба, а крестьянин — хозяином соседнего замка. Нужен всего лишь повод. И тогда все недовольство, копившееся в человеческих душах, выйдет наружу, и само Небо ужаснется. Нет, во всем нужен порядок, и только так и никак по-другому.
      Рандис не спеша оделся, умылся из кувшина, заботливо оставленного хозяином, и спустился вниз, чтобы позавтракать. Привычный зверский аппетит куда-то испарился. Рандис решил, что тому виной нервотрепка последних дней. Если внешне в плену у Людей Леса он оставался спокоен и невозмутим, то внутри все кричало от страха. Да и кто бы не дрожал на его месте, зная, что на самом деле представляют собой эти чудовища, не признающие ни закона, ни Неба.
      Покончив с завтраком, Рандис вернулся в свою комнату. Он тут же достал из мешочка Путеводный камень, зажал его в руке и сосредоточился. Рандис снова ожидал увидеть беспросветную темноту, но на этот раз ему повезло. Его внутреннему взору предстала вполне обычная картина.
      Двое брели по дороге. В одном из них Рандис тут же узнал Тильво. С ним была дайла, и одет он был в зеленый плащ. А рядом с ним, опираясь на посох, шла молодая девушка. На вкус Рандиса, весьма симпатичная. Только что-то было с нею не так. Понаблюдав за ними еще какое-то время, Рандис понял: девушка была либо слепа, либо очень плохо видела. Изумлению Меча Неба не было предела. Зачем певцу понадобилось тащить с собой увечную? Нет, этого он решительно не понимал.
      Стоп! Какая разница, зачем и почему? Ему был нужен только певец. Рандис сосредоточился и через мгновение увидел остров с высоты птичьего полета. Некоторое усилие воли, и он смог с очень высокой точностью определить, где сейчас находится певец. Вот только от того места, где они в последний раз встретились, его отделяло изрядное расстояние. Рандис прикинул: даже если скакать день и ночь, то он не смог бы так быстро перемещаться. Отсюда следовал весьма странный вывод. Какая-то сила смогла перенести его на много поприщ. Возможно, что это как-то связано с тем местом, где побывал Тильво. Скорее всего так оно и было.
      Как ни странно, Рандис двигался в том же направлении. Да, предстояло покрыть немалое расстояние. Но что делать? Он должен был найти певца, прежде чем он… Рандис в который раз поймал себя на странной мысли: певец, несомненно, что-то должен был сделать, и слепая девушка, вероятнее всего, тоже нужна была ему для определенных целей.
      Рандис оторвался от Путеводного камня. Сделать предстояло очень многое. Да, певец двигается пеше, к тому же у него есть обуза — слепая девушка. Но его от Рандиса отделяет немалое расстояние. Значит, скакать придется день и ночь. Но у него теперь был Путеводный камень, и догнать Тильво — лишь вопрос времени.
 
      В келью к Матери-предстательнице заглянули. Она почувствовала взгляд вошедшего еще до того, как он решился заговорить.
      — Я вся внимание, Тарис, — сказала она и повернулась к вошедшему.
      Тариса передернуло от взгляда Матери. Может, так великая наша мать Бездна, пришедшая К нам через Небо, смотрит на людей сверху.
      — Я слушаю тебя, Тарис. — Голос предстательницы был сух и скрипуч.
      — Так ведь ты звала меня, Мать.
      — Да, — улыбнулась она, и от этой улыбки лоб Тариса покрылся потом.
      Хотя он и встречался с Матерью каждый день, но все равно чувствовал огромную Силу, заключенную в ней. Ей, наверное, можно было бы двигать горы. Но Мать предпочитала двигать не горы, а людей. А это иногда было гораздо труднее.
      — Я снова говорила с Небом, — сказала старуха.
      — И что же оно поведало тебе?
      — Беда, огромная беда грозит всем нам.
      У Тариса глаза полезли на лоб. Что может случиться под вечным Небом такого, что всегда спокойная Мать вдруг всполошилась?
      — Боги вернулись! — попыталась крикнуть старуха, но получилось у нее лишь злобное шипение.
      — Так мы же знаем, что один бессмертный до сих пор живет под Небом в башне к северу от Терика.
      — Да, он изрядно мешает нам, хотя Великое Небо и сдерживает его Силу. Но теперь появился второй.
      — Второй? — удивленно воскликнул Тарис. — Как же он мог пройти сквозь Небо?
      — А он и не проходил, — старуха улыбнулась. — Ты присядь, Тарис, — сказала она вконец побледневшему сыну Великой Матери.
      Тарис послушно опустился на табурет и стал тупо смотреть на пламя чадящих сальных свечей, освещавших келью.
      — Он родился под Небом.
      — Как это? Ведь боги, они же бессмертные, они не рождаются и не умирают. Они просто есть, и все.
      — В том-то и дело. Это особенный бог. Он дал клятву самому Творцу.
      — Врагу нашей Великой Матери? — ужаснулся Тарис.
      — Ему самому. Небо не дало мне знать, что произошло. Оно поведало лишь, что некий бессмертный бог пожелал стать человеком. И было так: он родился в нашем мире в теле простого смертного. Конечно, он теперь не обладает той Силой, что и бессмертный, сидящий в башне. Но его Сила в другом.
      — Сколько ему лет?
      — Он уже прожил под Небом два десятка.
      — Так почему же раньше, когда он еще был младенцем, Небо не дало приказ уничтожить его?
      — Ты сомневаешься в мудрости Неба? — Старуха так зыркнула на Тариса, что тот чуть не упал с табурета.
      — Нет, Мать, не сомневаюсь!
      — То-то же, — усмехнулась она. — Небо давно следило за ним. Ты знаешь, что оно действует через людей, преданных ему. Все дело в самом человеке, если бы он сам не открыл в себе Дара, то Небо оставило бы его в покое. Его тело состарилось бы, и он, как и все, попал бы на Небо. Повзрослевшим он был бы более ценной добычей.
      — Так в чем его сила? — спросил Тарис.
      — Он с помощью песни может показывать людям мир за Небом. Вот в чем его Дар. И люди могут усомниться в том, что Небо вечно.
      — Этот человек очень опасен.
      — Несомненно. Но Небо понадеялось на своих Слуг, дав им понимание случившегося. И певец должен был погибнуть. Так решило Небо.
      — И что же?
      — В эту историю вмешалось провидение, а быть может, сам Творец, что гораздо страшнее. Певец остался жив, хотя дважды побывал в руках у Слуг Неба.
      Тарис замер, жадно ловя каждое слово.
      — Более того, певец попытался проникнусь в башню последнего бессмертного. И это ему удалось. Что случилось в башне, Небу неведомо, ибо, как ты знаешь, башня стоит за пределами власти Неба. Но певец вышел оттуда другим. Нет, он не обрел новую Силу, случилось более страшное. Он понял, кто он есть на самом деле. Он осознал в себе бессмертного.
      — И что же он теперь намерен делать? — спросил Тарис.
      — Он идет ко второй башне.
      — Зачем?
      — Это одному Небу ведомо. Но было мне откровение, что он не должен в нее войти. И воспрепятствовать этому должны Дети Великой Матери.
      — Если ты говоришь, что он один из богов, пусть даже и в человеческом обличье, то не лучше ли нам обратиться за помощью к Сыну Неба?
      — К Сыну Неба? — прошамкала старуха. — Тарис, ведь восьмой Сын Неба практически уничтожил нас. Помнишь, я не раз рассказывала всем об этом?
      — Я помню это, — вздохнул Тарис. — Но времена изменились.
      — Но не изменилась суть. Лишь только мы истинные дети Неба, Дети Великой Матери Бездны. Остальные — это ничто. Они думали, что мы хотим власти над миром. Глупцы, — старуха усмехнулась, — мы хотим места на Небе. Но места иного, чем получит даже Сын Неба. Нам даровано знание, которое не было ведомо Ранде, первому Сыну Неба. Чья душа, чье сердце бьется в такт помыслам Неба, тот не просто сольется с Великой Матерью. Нет! Он получит иную жизнь как часть Бездны. В ином мире, в ином времени. И будет могуч, могуч и силен, как боги. Ты знаешь это.
      — А ренегаты? — пытался возразить Тарис. — Они пока не слишком сильно зависят от Сына Неба, мы могли бы воспользоваться их Силой.
      — Ренегаты — глупцы. Они поливают свои головы из кувшина Силы. Они упиваются своим могуществом, но они всего лишь обычные люди. А мы, мы с тобой, Тарис, знаем больше, и в этом наша Сила. Дети Великой Матери обладают не только силой меча, но и Силой Неба. Разве этого мало? А, Тарис? Мы победим и без них.
      — Это рискованно, — попытался возразить Тарис.
      — Ты же мой ближайший помощник, — старуха схватила его за плечо, — ты и никто другой будешь иметь право назначить следующую Мать-предстательницу. Разве ты не понимаешь, что нам нельзя пользоваться ни Силой ренегатов, ни Силой Слуг Неба?
      — Но почему?
      — Провидение, Тарис, провидение. Если Слуги Неба ошиблись дважды, то они могут помешать исполнению планов Неба и еще раз. Мы все сделаем сами. У меня уже готов план. Жаль, очень жаль, что нас не так много. Ты и еще четверо пойдете навстречу певцу. Ты ведь справишься? А, Тарис?
      — Думаю, что да. Нам всего лишь надо будет убить певца.
      — Да, и тогда он будет во власти Бездны. Как обычный смертный, он попадет на Небо. Ведь он сейчас практически человек. Вы выходите сегодня же. Возьми, кстати, с собой и Ранама, того мальчишку, что убил при посвящении Олева.
      — Хорошо. Теперь и вся Сила Олева перешла к нему.
      — Именно так. Хотя Олева мне жаль. Но он уж слишком был стар.
      Мать- предстательница вспомнила обряд посвящения и облизнула сухие, сморщенные губы. По обычаю новообращенный должен был слиться с Великой Матерью через нее. Это было прекрасно! Да и сам новообращенный видел и ощущал руками не горбатую сморщенную старуху, а прекрасную Великую Мать Бездну. И она на это время становилась ею, пусть, кроме нее и новообращенного, этого никто не видел. Но все смотревшие знали, ибо уже проходили этот обряд.
      — Так вот, за певцом отряд поведешь ты, Тарис. Я же выведу всех остальных Детей на поверхность, мы оденемся как обычные люди и небольшими группами пойдем ко второй башне. Ведь самое интересное заключается в том, что путь к ней не так далек. Даже пешими мы одолеем его за несколько дней. Ты же иди навстречу певцу и не думай, что за тобой все Дети Великой Матери. Мы лишь последнее препятствие. Ты должен победить.
      — Да, Мать. Но как я узнаю этого певца?
      — В нем Сила, противоположная нашей. Подойди ближе.
      Тарис сделал несколько нерешительных шагов и остановился в локте от Матери-предстательницы.
      — Закрой глаза, — приказала старуха.
      Тарис почувствовал, как на его плечи опустились ее руки. Через мгновение голова пошла кругом, ему захотелось сесть, но цепкие руки Матери-предстательницы держали его за плечи. Перед ним пронеслась череда образов и видении, каждое из которых навсегда отпечаталось в его памяти. А вместе с видениями в его разум вливалось понимание. Понимание всего того, о чем говорила Мать-предстательница. И теперь он знал, где и как ему искать певца, посмевшего восстать против Неба, а значит, и против Великой Матери Бездны. Но ничего, скоро он будет на Небе.
      — Я пойду собирать Детей Великой Матери, что пойдут со мной, — открыв глаза, произнес Тарис.
      — Иди. И пусть Бездна хранит тебя.
      Она осталась одна. В голове у нее было множество мыслей, но они никак не складывались во что-то конкретное. Ей казалась, что разговор с ее ближайшим помощником лишь пустая трата времени, что все будет именно так, как должно быть, и не иначе. Пусть Небо действует через преданных ему людей. Но и оно должно как-то покарать того, кто встал на его пути. Эта странная и простая мысль пришла на ум Матери-предстательнице. Но оно почему-то действует через людей. Неужели Небо, истинное воплощение Бездны в этом мире, не всесильно? Но ведь и всемогущий Творец, как его называли бессмертные боги, Дай-мэ-рак, до сих пор не разорвал плоть Неба. Значит, и он действует через бессмертных или даже людей. Что ж, получается, что это игра на равных? Тогда у Детей Великой Матери есть реальный шанс победить.
 
      На Небе стали проявляться яркие, кричащие краски. Значит, совсем скоро стемнеет. Тильво подумал, что опять ночевать в поле ему почему-то не хочется. Но его порядком уставшая спутница едва переставляла ноги. Ей слишком долго пришлось идти вслепую, опираясь на посох и его плечо. Сначала они прошли небольшую деревеньку, затем хутор, а теперь впереди показались башни замка. Поэтому петь, чтобы ускорить путь, он не стал. Люди были слишком близко.
      Да и вообще, лучше бы они заночевали в деревне.
      Денег у Тильво даже прибавилось. В городе, который они проходили два дня назад, ему удалось немного подзаработать, спев на свадьбе у главы гильдии кузнецов. Конечно же, слепая, странствующая с бродячим певцом, привлекала всеобщее внимание. Но вместе с Лайлой они придумали легенду о том, что Лайла его двоюродная сестра, чей дом сгорел вместе с родичами. И теперь она вынуждена странствовать вместе с Тильво.
      Силу песни на языке бессмертных Тильво больше на людях не являл. Он лишь пел для Лайлы, чтобы она могла хоть изредка видеть и радоваться этому. К тому же это значительно сокращало дорогу, а им надо было как можно быстрее добраться до второй башни. А там будь что будет.
      Ему на редкость повезло со спутницей. Она просто шла, смиренно перенося время слепоты. После того разговора на хуторе, где жила Лайла, речь о природе песен Тильво ни разу не заходила. Его спутница просто радовалась тому, что может хоть изредка видеть, и все. Хотя Тильво чувствовал, что ей очень хочется рассмотреть обстановку пусть даже самого захудалого городишки, в котором они останавливались. Ведь она всю жизнь прожила на хуторе отца. Но, к большому сожалению, Лайла обретала способность видеть только в местах, очень далеких от городов и деревень. И Тильво очень сильно мучился из-за этого. Он чувствовал себя ответственным за этого маленького человечка, который, не будь на то его воли, спокойно бы жил у себя дома.
      — Я чувствую, что скоро стемнеет, — сказала Лайла.
      — Да, на Небе сейчас расцвели вечерние краски.
      — Это красиво? — в который раз задала этот вопрос Лайла.
      — По мне, так все, связанное с Небом, безобразно. — усмехнулся Тильво. — Но если говорить честно, то в этом что-то есть.
      — Что?
      — Что-то страшное и одновременно завораживающее.
      — Я хотела бы взглянуть на это.
      — Ты же знаешь, что никогда не увидишь Неба.
      — Да, но это так странно. Может, я единственная, кто видит мир таким, каким он должен быть, а Неба не видит.
      — Может. Похоже, нам придется скоро остановиться на ночлег.
      — А впереди есть какое-нибудь селение?
      — Впереди замок. — Тильво поморщился.
      Будучи бессмертным, он редко останавливался в домах простых людей. А останавливаясь, вел себя гордо и надменно, почти никогда не скрывая, что он бог. Но уж если на его пути попадался замок, то он буквально ставил его вверх ногами. Да, он никогда не унижал людей, подчеркивая этим свое превосходство. Но он всегда считал себя одним из хозяев мира, где велась Великая Игра между бессмертными.
      Так было до определенного времени. До тех пор, пока он не поставил один мир и живущих в нем людей выше великого замысла. И тогда он стал человеком. Так человек он или бессмертный? Память прожитых веков теперь стала для него обузой. Он уже не мог думать, а главное, действовать как бессмертный Шай-Ама. Теперь он был Тильво, нищим певцом, а не вечным участником Великой Игры. Хотя он и чувствовал, что память иной жизни никогда не даст ему покоя.
      Размышления Тильво нарушил стук копыт, донесшийся откуда-то позади. Певец остановился и оглянулся назад. К ним приближалось несколько всадников. У Тильво тут же возникло нехорошее предчувствие. Однако, приглядевшись к одежде всадников, певец понял, что это не Слуги Неба, а скорее всего хозяин замка и его свита.
      — Кто там скачет? — спросила Лайла.
      — Похоже, что хозяин замка со своей свитой. Давай отойдем с дороги. Может быть, они проскачут мимо и не обратят на нас внимания.
      Однако всадники, едва увидев путников, плетущихся по обочине дороги, осадили лошадей. Хозяина замка Тильво узнал сразу. Это был молодой человек лет двадцати пяти. В нем чувствовалась порода. Это было видно сразу. Узкие скулы, орлиный нос. Длинные светлые волосы перехвачены серебряным обручем, украшенным драгоценными камнями. Да и свита была под стать хозяину, все были добротно одеты и неплохо вооружены.
      — Кто ты такой и что делаешь вблизи моего замка? — спросил хозяин.
      Голос у него был еще совсем юношеский. Но держал он себя спокойно и надменно, как и подобает человеку его происхождения.
      — Я бродячий певец. Зовут меня Тильво. Я странствую из города в город и пою песни. Этим и зарабатываю себе на жизнь.
      — А это кто с тобой? — перевел хозяин замка взгляд на Лайлу.
      — Это моя родственница. Она слепа от рождения, родители ее погибли, и теперь о ней забочусь я.
      — Благие дела не забываются Небом, — улыбнулся благородный, но эта улыбка не понравилась Тильво. Будешь услаждать мой слух песнями за вечерней трапезой, — добавил он и, пришпорив коня, поскакал в сторону замка. Свита отправилась вслед за ним.
      — Вот так, — поморщился Тильво. — Господа никогда не спросят тебя о том, хочешь ты чего-то или нет. у них есть только такие доводы, как «будешь» и «должен».
      — Зато у нас будет ночлег, — Лайла улыбнулась. А замок, он большой?
      — Да, не маленький, — проворчал Тильво, по-прежнему озабоченный приглашением «радушного» хозяина. — Видать, столько людей угробили свою жизнь на его строительстве.
      — Он красивый?
      — Он величественный. Замки нужны, чтобы вселять страх в подданных, а не вызывать мысли о красоте.
      — Ох, — вздохнула Лайла. — А что ты думаешь петь для господина?
      — И пришел певец с волшебной дайлой, и спел он для господина. Раскрылись тогда глаза его, и увидел он все, как было прежде, и сердце его наполнилось добротой и надеждой, что когда-нибудь прежний мир под луной и звездами вернется, — стараясь придать своему голосу возвышенны и тон, на одном дыхании сказал Тильво.
      — Ты собираешься петь хозяину замка песни, пронзающие Небо? — удивилась Лайла.
      — Нет, что ты, — рассмеялся Тильво, — я же не самоубийца. Я просто хотел сказать, что так бывает только в сказках. Понимаешь?
      — Нет.
      — Ну, там все благородно и красиво. А в жизни грязь, — сказал Тильво и поморщился.