Хрононавигаторы

Уве Ланна в это время, нумеруя, перечислял причины прилёта пришельцев.

Первая причина — авария. Повреждение хронодвигателей забросило иновременников в поток времени, куда они не собирались проникать. Эта причина недостоверна, ибо ротонное просвечивание не показало и намёка на какие-либо разрушения в хронолете.

Вторая причина — желание вмешаться во вражду дилонов и рангунов. Очень маловероятно, ибо от рангунов чужой корабль увернулся, а от дилонов пытался опасливо экранироваться силовыми щитами.

Третья цель — попытка завоевания Дилоны для колонизации её людьми или киборгами, народом искусственников, по всему, ныне более многочисленному на их далёкой Земле, чем люди. Такую цель нельзя исключить, хотя неисполнимость её очевидна и разуму, далёкому от Высшего.

В-четвёртых, похвальное желание, которое на примитивном языке людей называется «поучиться уму-разуму». Цель осуществима, но трудна в силу интеллектуальной ограниченности людей.

Остальные четырнадцать возможных причин появления пришельцев, приведены в сводной таблице, где каждая дана с вероятностью до тысячных долей — более точная оценка недостижима из-за расплывчатости исходных данных.

На потолке засветился экран, на нем вспыхнули знаки и цифры. Бах деловито поинтересовался у Ронны, почему среди восемнадцати причин прилёта не упомянуто стремление к знанию, потребность распознать неопознанное.

Ронна разъяснил:

— Этой цели приписана нулевая вероятность. Она включена как теоретический довесок в практическую потребность «поучиться уму-разуму».

— Это не одно и то же, — возразил Бах.

Заключение Уве Ланны было пессимистично. Люди мало пригодны для общения. Чрезмерность конструктивных недоработок в их организмах и несовершенство интеллекта не позволяет им встать вровень с дилонами. В качестве временных гостей их принять можно, в качестве постоянных сожителей — нет. Кораблю, странствующему в разных потоках мирового времени, надлежит покинуть планету.

Ланна сел. Старейшина Гуннар Гунна возгласил:

— Поблагодарим молодого Различника за воодушевляющее сообщение. Второй доклад сделает Сын Стирателей Различий и Брат Дешифратор Рина Ронна. Пожелаем успеха и Рина Ронне.

Рина Ронна, встав, преобразился. Огонь лился из его глаз — они, как и у Старейшины Старейшин Гуннара Гунны, уже не только светились, но и освещали. В каждом движении удлинившихся рук, в каждом резком повороте головы на свободно крутящейся шее ощущался огонь. Тут и Бах, и Аркадий узнали, как развито у дилонов искусство спора и как мастерски пользуются им называющие себя Стирателями Различий. Ронна не отвергал фактов, отмеченных Уве Ланной, только ограничивал их — смягчал выводы, а не исходные положения. Конструктор Различий безошибочно установил десятки отличий людей от дилонов, Стиратель Различий столь же безошибочно доказывал, что они не могут стать препоной для дружеского общения людей и дилонов.

— Да, конечно, люди и конструктивно недоработаны, и силой интеллекта уступают дилонам, и их передача мыслей несовершенна, и срок их жизни печально невелик. Но что из того? Разве мы обречены общаться только с полноценными представителями Высшего Разума, подобными нам самим? Разве наши дети интеллектуально и физически равноценны взрослым дилонам? И разве жизненный срок детства не меньше вдесятеро полного времени бытия дилона, включающего в себя и краткое детство, и продолжительную взрослость, и непродолжительную старость? Так примем людей как существа, пребывающие в нашем интеллектуальном и физическом отрочестве. Пусть они станут для нас нашими инодетьми из дальних миров. Ибо ни одно из справедливо очерченных различий людей от дилонов не способно стать причиной вражды.

— И последняя проблема, — продолжал Рина Ронна, — цель прилёта иновременников на Дилону. Мы узнали восемнадцать мотивов их появления у нас. Но общая сумма вероятностей всех целей прилёта составляет всего ноль целых шестьдесят одну сотую. Лишь немногим больше половины достоверности! Предлагаю поэтому Дешифраторам и Различникам продолжить свои глубокие изыскания, а Старейшинам не класть в основу своих решений мало достоверные предположения о целях появления пришельцев.

Рина Ронна, закончив доклад, продолжал стоять. Встал и первый докладчик. Аркадий поглядел на Баха — не следует ли теперь встать и им? Бах сказал, что пока дилоны прямо этого не велят, он и не подумает подниматься. Трое землян продолжали сидеть, ожидая приговора Высокого Суда, а над ними, молчаливые и неподвижные, возвышались во втором ряду четвёртого амфитеатра два докладчика — Различник Уве Ланна и Стиратель Рина Ронна.

В зале простиралось каменное молчание. Все Старейшины пребывали в неподвижности. Люди понимали, что молчание только кажущееся, реально Старейшины в это время обмениваются мыслями и, возможно, спорят, только людям не переводят свои соображения и споры.

И когда, по мнению Аркадия, молчание слишком уж затянулось, до них донеслись слова Гуннара Гунны. Вещий Старец все так же недвижно сидел в первом ряду первого амфитеатра, ни малейшее движение не трогало его губ, а в сознание людей внедрялся приговор:

— Считать отличия пришельцев от дилонов второстепенными и принять иноплеменников как дорогих гостей. Предлагаю также двум пришельцам, оставшимся на хронолете, выйти в город для радостного знакомства с нами. Благодарю докладчиков и Высоких Судей.

Даже в бесстрастном переводе мысли на человеческий язык было явно, как обрадовался Рина Ронна:

— Теперь вы — наши друзья! Поняли мощь мысли Верховного Воплотителя Высшего Разума? Как он постиг вас! Как постиг!

К удивлению хронавтов радовался решению Высокого Суда и Уве Ланна, предлагавший изгнать людей с Дилоны. Он все повторял, вдруг изменив своей молчаливости:

— Я так счастлив, иновременники! Я боялся, что Высокий Суд согласится с моими доказательствами — и изгонит вас. А он не согласился — большей удачи я и не желал себе!

Бах обратился к Ронне:

— Не мог бы я поговорить со Старейшиной Старейшин Гунной?

Ронна подвёл хронавтов к Вещему Старцу.

— Хотел бы задать несколько вопросов, — начал Бах.

— А не кажется ли тебе, что ты мог бы, поразмыслив, и сам высчитать ответ на интересующий тебя вопрос? — дружелюбно поинтересовался Старейшина Старейшин. — Ведь выспрашивание вместо самопостижения унижает Высший Разум.

Бах ответил с живостью:

— У людей выспрашивание не считается зазорным. Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо. Итак, мой первый вопрос. Почему так разделены функции Различников и Стирателей? Разве для познания любой истины не достаточно её отличия от всех других истин, тем более от заблуждений? Если дважды два четыре, а четыре — это не три, не десять, не козёл с рогами и не сапоги всмятку, то зачем ещё подвергать такую непреложную истину дополнительной проверке на достоверность?

Старейшина Старейшин ответил, что ему не совсем ясна разница между козлом с рогами и сапогами всмятку, о чем так красиво сказал иноплеменник, эта разница требует особого размышления. Но отличие четырех от трех и, тем более, от десяти нестираемо и потому должно быть утверждено. Но далеко не всегда возможны такие простые решения. Бывало в истории Дилоны, когда поверхностно установленные причины приводили к вредным действиям. Так возникла ужасная война между дилонами и рангунами, а ведь её могло бы не произойти, если бы проанализировали на стираемость разделившие оба народа расхождения. Без утверждения стираемости ни одно различие не может быть принято, как реальное.

— Критический подход, достойный Высшего Разума. Вы назвали войну между дилонами и рангунами ужасной, а мне объясняли, что существование без врагов на Дилоне считается аморальным, ибо без этого нельзя обострить разум и утвердиться в собственном достоинстве. И что изобретение врагов является одной из прерогатив Конструкторов Различий…

Баху показалось, что на какую-то земную минуту Гуннар Гунна испытал замешательство. Но он не без основания считался Верховным Воплотителем Высшего Разума.

— Да, враги нужны. В смысле — противники. Именно такими противниками предстают между собой Различники и Стиратели. Их противоборство высветляет глубину познания. Но заметь, иновременник: противоборство, а не война. Борьба, а не истребление. Опровержение, а не убийство. А наша война с рангунами, когда-то начавшаяся как взаимное противоборство мнений, давно преобразовалось в схватку на гибель. Ужасная война! Ты был свидетелем, как рангуны пытались резонансными ударами через толщу всей планеты разрушить наш город. Что в этом хорошего? Меня охватывает глубокая печаль, пришелец, когда я думаю о том, что рангуны непрерывно совершенствуют свои резонансные механизмы, а ведь никакому совершенствованию нет предела. А если им удастся поставить себе на службу околополюсные хроновороты? Поразмысли, иновременник: хроноворот, выпущенный из своих диких пустынь! Да он же истребит все живое! Моя должность — провидение. Провидца не может не терзать страх перед грядущим. Этот страх — единственная гарантия того, что ужасы не выйдут за узкие межи возможностей, ибо страх принуждает искать средства опровержения его.

Даже в словесном переложении этой мысли ощущалось, что сердце Вещего Старца поражено великой печалью. Бах испытывал сочувствие к нелёгкой доле Главного Провидца. Ему, однако, показалось, что есть вариант, которого не нашёл Старейшина Старейшин.

— Итак, война длится долго и приносит массу горя обеим сторонам, но разве нельзя завершить многолетнюю распрю миром?

— К сожалению, невозможно. Чтобы установить мир, нужно стереть причины войны.

— Так сотрите их, черт возьми! Я хотел сказать — с вашим разумом, с вашим умением пренебрегать несущественными различиями…

— Я понял твой благородный порыв, иновременник. Но опровергнуть причины, вызвавшие войну, мы не можем при всем своём, так справедливо тобой оценённом, искусстве Стирания.

— Они так глубоки, эти причины?

— Этого мы не знаем.

— Не знаете причин войны?

— Не знаем. Все было так давно, что и мы, и рангуны забыли, из-за чего началась война. И теперь не способны точно установить, заслуживают ли эти причины сохранения или их можно стереть.

— Вот и отлично! Раз вы не знаете причин войны, то и войны не должно быть. Это же так очевидно!

Старейшина Старейшин протелепатировал с укоризной:

— Иновременник! Как же мы можем прекратить войну, если не опровергнуты породившие её причины? И как можно опровергнуть их, если не знаем, каковы они? Неужели тебе непонятно, что нельзя уничтожить то, чего нет? А ведь все так просто!

— Та самая простота, которая хуже воровства. Нет, нет, не спрашивайте, что такое воровство, вам этого не понять, у вас этого нет.

— У нас все есть, — с достоинством отпарировал Вещий Старец. — И мы никого не спрашиваем, ибо до разгадки любой тайны доходим мощным усилием своего разума. И легко сами уясним, что такое воровство, о котором ты сказал, что оно лучше простоты, а ведь простота так прекрасна! У тебя ещё есть вопросы?

— Последний. При такой мощи мысли вы никогда не пробовали высчитать, сколько ангелов может поместиться на острие иглы? У нас когда-то подобный подсчёт считался наилучшей проверкой интеллекта.

Вещий Старец, поразмыслив, объявил:

— Об ангелах я знаю из ваших мыслей. В них дешифраторы обнаружили хорошие слова: «ангельские голоса», «ангельская доброта», «машет крыльями, как заблудившийся ангел», «ангельская наивность». Дешифраторы сделали заключение, что ваши ангелы — крылатые домашние животные, которых вы опекаете и над которыми иногда дружески посмеиваетесь. Но что такое игла — не установлено. Трудная проблема иглы потребует размышления.

— Не трудитесь! Вот игла!

И Бах показал вынутую из куртки иглу. У Старейшины Старейшин засверкали глаза от воодушевления.

— Великолепная загадка! Давно мы не анализировали столь увлекательных секретов мироздания. Ручаюсь, иновременник, что только мы способны найти удовлетворительное решение мучительной для людей тайны, сколько ангелов можно разместить на острие иглы. Ты вскоре это узнаешь для всех пород ваших домашних ангелов — двукрылых и четырехкрылых. По некоторым расшифровкам у вас водятся и шестикрылые.

— Водились в сознании древних народов. Их называют серафимами. С тех пор как мы ликвидировали старинные мифы, серафимы перевелись, а вместе с ними и все другие ангелы.

Гуннар Гунна радостно кивнул львиной головой — взметнувшаяся грива закрыла его лицо. Могучая копна волос, так сильно отличавшая его от гололобых дилонов, очень шла всему его мощному облику.

— Понимаю. Мифы были у вас вроде загончиков, где вы содержали своих крылатых друзей. В общем, не тревожься, иновременник, наши вычисления будут достоверны. А теперь возвращайтесь на свой корабль вместе с Различником Уве Ланной и Стирателем Рина Ронной. Пусть наши посланцы осмотрят ваш хронолет и разберутся, насколько люди отстали в использовании и опровержении законов природы от воплотителей Высшего разума.

9

Аркадий жестоко бы соврал, если бы сказал, что его обрадовало веление Старейшины Старейшин вести обоих дилонов на хронолет. Такие экскурсии мог разрешить только капитан корабля. Аркадий соединился с Кнудсеном и Марией.

— Вас ждут в гости на нашем корабле, — сказал Аркадий обоим дилонам после разговора с Кнудсеном.

На этот раз они шли по пустой улице. Авиетка стояла где-то в её конце. Аркадий удивился, что нигде не видно дилонов, и хотел было спросить у Ронны об этом, но вспомнил, что дилоны считают интеллектуально неполноценными тех, кто пристаёт к ним с вопросами, и промолчал — только высказал своё недоумение Асмодею. Киборг ответил, что чувствует какой-то непорядок и в себе, но не может разобраться, что к чему, — его приёмники ничего существенного не фиксируют. Бах заметил, что неплохо бы киборгу позаимствовать остроту восприятия у дилонов, тогда бы он смог без специальных приёмников и датчиков самостоятельно вычислить смысл любых непорядков. У киборгов обидчивость не была запрограммирована, но Асмодей вдруг огрызнулся, что самоусовершенствованием надо заняться людям, а не ему — все восприятия у него на порядок острей, чем у человека.

Аркадий бросил взгляд на склонившего голову Ронну и споткнулся. Ронна так вытянул шею и так склонил голову налево, что она почти падала с плеча. Нижняя челюсть отвисла, глаза потускнели, безволосая голова побелела. Он путался в шаге, что-то тихонько вывизгивал. Но ещё больше испугали Аркадия руки дилона. Он удлинял их, когда хотел в два обвива охватить свою грудь, а сейчас они волочились по грунту, когти на десяти пальцах каждой руки сухо постукивали по камням.

Аркадий схватил Ронну за плечо и заорал:

— Что с тобой?

Ронна приподнял голову. Ретрансляция мыслей в слова шла неровно, через каждые несколько слов прерывалась. И каждую фразу сильней обычного сопровождало повизгивание:

— Не понимаю… У меня ломит кости… Мутит… Иновременник, постоим… Уве Ланна, где он? Пусть он…

Уве Ланна плёлся позади, так глубоко погруженный в мысли, что непорядок в окружающем мире до него не дошёл. Он вздрогнул, когда посмотрел на обессилевшего Ронну, и стал тревожно оглядываться.

Аркадий взглянул на небо. С двух сторон зенита сияли по-полдневному роскошная Гаруна Белая и нежная Гаруна Голубая — Аркадию почудилось что-то зловещее в её ласковом блеске. Аркадий перевёл взгляд на ручной передатчик. На экранчике возникло встревоженное лицо Кнудсена.

— Торопитесь к авиетке! Что-то нехорошее вокруг вас, но наши анализаторы пока не дают однозначного ответа.

Аркадий потянул каменно застывшего в трудном размышлении Ронну, но тот лишь с трудом пошевелился. Бах, присоединив свои усилия к усилиям Аркадия, энергично приказал дилону:

— Двигайся, дружище! Бери ноги в руки! Да не толкуй мои слова так буквально, это образное выражение. До чего же вы друзья, неповоротливы и неоперативны!

Асмодей в эту минуту возился с Ланной. Молодой Различник, уяснив себе какую-то опасность, вдруг, как и его старший друг, впал в бессилие. Асмодей взвалил на себя Уве Ланну и побежал вперёд. Аркадий с Бахом тянули Ронну, в полной прострации волочившего по камням и ноги и руки. Бах крикнул Аркадию:

— Спеши к авиетке и готовь её в полет. Я как-нибудь дотащу этого слабака!

Аркадий оставил Баха с Ронной и быстро обогнал Асмодея.

Авиетка стояла на том же месте, в сторонке покоились два шара дилонов, недавно конвоировавшие хронавтов. Аркадий заколебался — пятерым в авиетке не разместиться, дилонов нужно сажать в их шар. Но смогут ли они, обессиленные, управлять своим летательным аппаратом? Аркадий включил ручной передатчик и услышал приказ командира «Гермеса»:

— Пусть Асмодей с Ланной сядут в шар. Страхую охранным полем. Скорей, скорей!

— В шар сяду я с Ронной! — крикнул подоспевший Бах и подтащил Ронну к одному из шаров.

Ронна, протянув длинные руки, ощупью, как слепой, цеплялся за раскрытый зев шара, но не мог впихнуть своё тело. Сильным толчком Бах вбросил дилона внутрь и впрыгнул сам. Асмодей проворно влез в авиетку, положил Ланну на скамейку. Аркадий вскочил следом и мигом задраил дверь. Голос Кнудсена прокричал:

— Ко мне!.. — и прервался, не договорив.

То, что совершилось в следующую минуту — Аркадий это сразу понял — должно навеки остаться страшной картиной в его памяти. Приникнув к окну, почти не дыша от негодования, он все же не мог оторвать глаз от того, что совершалось на поляне.

Оба шара — и пустой, и тот, в каком укрылись Бах с дилоном — вдруг затряслись, завибрировали, зазвенели живыми голосами и покатились от авиетки. Отдалившись на десяток метров, пустой шар заметался в траве и стал распадаться на части. В воздухе не было ветра, ни одна травинка не шевелилась, а шар разбрызгивало, как взрывом. Не прошло и десятка секунд, как по земле катились, подёргиваясь, лишь осколки летательного аппарата.

Второй шар взлетел, но на первых же метрах полёта распад настиг и его. Из шара выпал Ронна, его подбрасывало и катало по траве, он судорожно хватался обеими руками за стебли и камни, но не мог удержаться: какая-то мощная сила крутила и несла его.

Шар, в котором оставался Бах, беззвучно распадался в воздухе. Аркадий судорожно хватал рычаги, нажимал на кнопки — надо было немедленно взлететь и мчаться за гибнущим шаром, чтобы выхватить Баха, пока тот ещё боролся за свою жизнь в разваливающемся аппарате. Но авиетка не слушалась команд: трижды, четырежды, десятки раз давил Аркадий на кнопку взлёта, а взлёта не было, и остатки шара медленно уносились от авиетки.

Шар повернулся в воздухе, и Аркадий снова увидел Баха. Археолог распластался всем телом по боковине шара, руки вцепились в какие-то обнажившиеся тяги и провода, ноги впились в неровности бывшего пола. Человека трясло вместе с шаром, бросало то вверх, то вниз, то вправо, то влево, а он не отрывался от тех обломков, за которые так отчаянно цеплялся. Остатки шара пропали между деревьями, а затем в чаще синего леса вспыхнуло багровое пламя и донёсся грохот. Ещё спустя мгновение пламя погасло, а крутящиеся остатки двух шаров, словно гонимые бурей, все уносило и уносило в безветренном воздухе, не способном пошевелить и травинки. И вдалеке от авиетки, на самом краю поляны, смутно чернело уже неподвижное тело Рина Ронны, да в древесной чащобе расплывалось светлое облачко — дымное свидетельство взрыва.

До Аркадия наконец дошло, что кто-то рвёт его руки, судорожно закоченевшие на пульте.

Аркадий услышал молящий голос Асмодея:

— Аркадий! Пусти к пульту! Мы гибнем!

Часть вторая

В ФОКУСЕ ХРОНОБОЯ

Аркадий Никитин

1

Аркадий снял руки с пульта. Асмодей быстро заменил его у кнопок управления. Только теперь Аркадий понял, что таинственная вибрация, разметавшая оба шара дилонов, уже терзает и авиетку, но защитный щит с «Гермеса» амортизирует налетающее волнами чужое поле. Асмодей крикнул, что одна волна отражена, вторая нейтрализуется, но охранное поле «Гермеса» слабеет. Усевшись вместо Аркадия у пульта, киборг ввёл полную мощность собственной защиты авиетки — беснование внешних полей немного притихло, однако в кабине все содрогалось и звенело. С трудом передвигая трясущиеся ноги, Аркадий подобрался к Ланне. Дилон лежал на скамье, жалко приоткрыв зубастый рот. Ни одной осмысленной передачи от него не шло. Аркадий сказал Асмодею:

— У парня памороки отшибло. Я постараюсь привести его в чувство, а ты налаживай чёткую связь с «Гермесом». Анатолий почему-то закричал: «Ко мне!..» Миша Бах погиб, с ним и с Ронной так подло расправились! Неужели и на «Гермес» напали?

Асмодей хмуро ответил, не поворачивая головы:

— Связи с хронолетом нет. Ни чёткой, ни нечёткой.

— Как нет связи? Разве может отказать связь, если действует силовая защита «Гермеса»?

— И силовой защиты «Гермеса» больше нет. Мы противоборствуем нападению одним своим полем.

Аркадий схватился за ручной передатчик. Рука подрагивала. Передатчик казался целым, а связи не было. На экранчике не появилось даже размытого изображения корабля. Ни при каких вариантах аварии, кроме больших повреждений корабельных генераторов, не могло произойти столь полное отключение.

— С хронолетом беда! — закричал Аркадий. — Срочно курс на «Гермес»! Чему ты ухмыляешься?

Асмодей и вправду улыбался, но то была ухмылка не радости, а замешательства. Аркадий часто видел киборга радостно хохочущим — растерянным он был впервые.

— Не могу определить курса. Все приборы отказали.

— Летим визуально. Держи на большую рощу. Скорей, Асмодей!

Металлический голос киборга прозвучал глухо:

— Не могу! Мир пропадает. Аркадий, скоро не будет мира!

Два дилона, недавно задававшие авиетке направление полёта, посадили её на полянке неподалёку от города. Аркадий запомнил синествольные деревья с оранжевыми кронами — удивился их густоте, когда вылезал из авиетки. И трава поражала: она была сумрачно-фиолетовой, от неё струился терпкий аромат. Точно такой же предстала эта полянка, когда они впятером: трое людей и двое дилонов — выбежали на неё, спасаясь от неведомой опасности, заставившей обоих дилонов так внезапно потеряться и ослабеть.

Сейчас все переменилось. В закрытую авиетку ароматы извне не доносились, но траву можно было бы увидеть — а травы больше не было, ни густо фиолетовой, ни обесцвеченной — её всю словно вырвали до последнего стебелька. Почва, на которой покоилась авиетка, слагалась из одних камней и песка — однотонно сероватых камней, однотонно сероватого песка. И деревья, замкнувшие полянку в свой круг, вдруг потеряли листву и окраску — они были без оранжевых крон, стволы из синих стали грязно-серыми. Лишь силуэты прежних могучих растений проступали как бы в мареве. Стёрся и труп Рина Ронны на краю полянки — тёмный и неподвижный, он посерел, расплылся и исчез. Уве Ланна, обретя потерянную было способность мыслить, что-то протранслировал Аркадию, с трудом поднимаясь со скамейки. Аркадий подбежал к дилону. Трясущийся Различник показывал на пропадающий лес и путано телепатировал, что рангуны поймали их в прицел своих хронобойных орудий, надо немедленно бежать!

— Куда бежать? Покажи — куда? — крикнул Аркадий.

— Бежать! — твердил дилон. — Поскорей! Подальше! Нас здесь разбросает по прошлому и будущему. Скорей, скорей!

Киборг быстро проверил ходовые генераторы. Они работали. Авиетка взмыла. Стирающийся лес обесцвеченных, потерявших листву деревьев, почва, лишившаяся своей травы, падали вниз. По курсу сверкала Свирепая Белая Гаруна, другая Гаруна томно сияла левей. Авиетка повернула на Гаруну Голубую. Асмодею показалось, что он сам задал направление, — и до него не сразу дошло, что полётом теперь командует чужая сила, и она гораздо мощней его собственных решений.

— Мы в фокусе хронобоя! — горестно телепатировал Ланна. — Нас скоро разорвёт на прошлое и будущее.

Аркадий сообразил наконец, чего страшится дилон. Рангуны, похоже, владели искусством путать течение времени — замедлять одни процессы, ускорять другие: то самое, что испытывал в первых своих хроноустановках творец хронистики Чарльз Гриценко. Автор науки о трансформациях физического времени академик Гриценко создал на Урании, соседке Латоны, специально оборудованную хронолабораторию. И там впервые экспериментально осуществил разрыв физического времени в материальных телах. Для биологического объекта это означало гибель, но на минералы и металлы не действовало. А среди сотрудников Гриценко был и нынешний капитан «Гермеса» Анатолий Кнудсен — по собственному признанию создателя хронистики, самый даровитый из его учеников. Но разве Анатолий не говорил, что для «Гермеса» не опасны местные разрывы времени? Мощные хроногенераторы, хронотрансформаторы и хроноэкраны сумеют противостоять любому разрыву связи времён. В лабораторных условиях Латоны и он, Аркадий Никитин, хроноштурман «Гермеса», неоднократно испытывал надёжность корабельных аппаратов в любом режиме хроноразрывов. Один из хронотрансформаторов, преобразующих искривлённое и пульсирующее время внешнего мира в прямое, смонтирован и в авиетке — небольшой аппарат, вон он покоится на полу у ног Асмодея! Пока он действует, можно не опасаться ни разрывов времени на прошлое и будущее, ни замедлений, ни убыстрений.

И Аркадий стал успокаивать ополоумевшего от страха Различника.

— Возьми себя в руки, Ланна. Нет, не обхватывай себя руками, а перестань трястись. Разрыв времени нам не страшен. Мы унырнем в фазовое время — как раз на точке, где рангуны устроят разрыв.

Асмодей все снова и снова, на разных каналах, выискивал связь с хронолетом. Но для приёмников авиетки"Гермеса» больше не существовало. И города дилонов не существовало. С высоты он должен был открыться — но не открылся. На все стороны простиралось скопище сероватых песков и камней, лишённое признаков жизни. А над авиеткой, почти в зените, сверкала Гаруна Белая, и скромно сияла в сторонке Гаруна Голубая. Был точный астрономический полдень — все хронометры показывали глухую ночь. Асмодей захотел изменить курс и повернул на Гаруну Белую. Авиетка затряслась, завибрировала, завизжала каждым сочленением. Ланну швырнуло со скамейки на пол. Аркадий вцепился руками в поручни кресла и крикнул:

— Асмодей! Ты решил вытрясти из нас душу?

— Хочу узнать, крепко ли завладела нашей душой чужая воля, — ответил Асмодей. — Держись, Аркадий!

Он крутанул на прежний курс. Тряска прекратилась. Выждав несколько секунд, Асмодей снова бросил авиетку вправо, и она снова затряслась и завибрировала. У Аркадия сводило каждую жилку, зубы стучали, руки рвало с поручней. Дилон тихо постанывал на полу. Аркадий еле выговорил сквозь дребезжащие зубы, когда Асмодей обернулся посмотреть, не нужна ли срочная помощь:

— Продолжай!

Асмодей поднял вверх обе руки, показывая, что больше не командует движением. Авиетка, медленно поворачиваясь, сама ложилась на прежний курс

— на Гаруну Голубую. И так же медленно стала затихать тряска. Авиетка, потеряв разбуженные в ней голоса вибраций, молчаливо мчалась по предписанному ей направлению. Аркадий усадил дилона в кресло позади своего и сказал Асмодею:

— Поворачивать нам запрещают, а как с высотой? Не меняй курса, чтоб нас не разнесло на кусочки, но опустись пониже.

Асмодей плавно устремил авиетку вниз. Неведомая сила, командовавшая движением, противодействия не оказала. Из марева стали выплывать очертания гор, потом показался и лес, безжизненно серый, как бы ободранный, — хлысты и сучья, ни один листочек не оживлял этого мёртвого леса. Аркадий толкнул дилона, отрешённо сидевшего с закрытыми глазами:

— Очнись! Что говорит тебе этот пейзаж?

Ланна глянул вниз. Даже со стороны было видно, что его охватил ужас.

— Назад! Скорей назад! Иновременник, нас несёт в разнотык времён!

— В разнотык времён? Я правильно услышал?

— Самое страшное место на планете! Здесь природа сошла с ума, здесь она хронобуйствует. Такие хроновороты! Такие хронобури! Живому здесь нет спасения. Назад, назад!

— Наши двигатели заблокированы, мы не можем повернуть назад.

— Тогда сесть! Может, выберемся пешком.

— Снижение не воспрещено, — ответил Асмодей на взгляд Аркадия. — Попытаюсь идти плавно вниз, будто отказывают двигатели.

Вскоре стало ясно, что тех, кто гнал авиетку в область хроноворотов, обмануть не удалось. На высоте в сотню метров снова появилась вибрация. Асмодей вывернул авиетку на горизонтальный полет.

— Посадку тоже не разрешают, — констатировал Аркадий. — Но смогут ли воспретить падение? Асмодей, проверь защитные поля. Дилона я возьму в своё поле. Веди авиетку вниз, пока она не начнёт распадаться. Я выброшусь с Ланной, ты за мной.

Асмодей снова начал снижение. На этот раз вибрация появилась сразу. Аркадий обнял дрожащего дилона. Асмодей распахнул дверцу и крикнул:

— Внизу площадка. Прыгаем!

Аркадий, не отпуская дилона, полетел вниз. Защита сработала — на почву и Аркадий, и Ланна не свалились, а встали. Неподалёку опустился киборг. Распавшаяся авиетка грудой лома умчалась за горизонт. Асмодей топал ногами и орал:

— Провели их! Ещё минуту — вытрясло бы мозги! Всех рангунов надул — я такой!

По лицу молчаливого Ланны было видно, что он не разделяет ликования киборга. Аркадий скомандовал:

— Теперь шагать! За горизонт этой околополюсной пустыни, подальше от проклятого разнотыка времён и убийственных хроноворотов.

2

Он показал рукой на юг — так в древности полководцы повелительным жестом бросали свои войска в поход. Асмодей остановил его.

— Аркадий, ты хорошо продумал план спасения?

— Я не способен сосредоточиваться на размышлении, как Различник, но простым человеческим соображением понимаю — спасение там, где нет угрозы. Здесь грозят хроновороты, на юге их нет. Значит, на юг!

— Аркадий, надо на север. Туда улетели остатки нашей авиетки.

— Для чего тебе эта груда лома?