Хрононавигаторы

Она помнила Анатолия — доброго паренька, так смешно смущавшегося, когда над его неуклюжестью подшучивали друзья; помнила мужчину, подавленного их общим великим несчастьем — гибелью её сына и мужа; знала и знаменитого хроноконструктора, создателя первых кораблей времени — спокойного, невозмутимого при осложнениях, равнодушного к своей славе, к учёным почестям… Этого, собранного и натянутого, сурового, почти жестокого — таким он глядел из панельного зеркала, — ещё не знала. Таким, наверное, был древний бог Хронос — недаром он повесил в каюте образ грозного бога.

Он уловил её взгляд в зеркале, ответил рассеянным взглядом, и тут же забыл о ней. На панели вспыхивали и погасали красные и зеленые огоньки, они вытягивались в линии, складывались в запутанные фигурки — схемы взаимодействия аппаратов. В их метании ощущался хаос, пальцы Кнудсена нажимали на кнопки — каждая красная и зелёная вспышка была ответом на приказы с пульта. Пальцы нервничали и сердились, они чего-то добивались, у них что-то не выходило. Правая рука разбрасывалась пальцами по всему пульту, левая била в одни и те же точки — как бы вызывая что-то из бездействия. И вскоре у Марии сложилась ясная картина — правая рука обеспечивала координацию, она создавала общий фон, она трудилась сосредоточенно и хладнокровно. А левая взывала: каждый палец, нажимая на свои кнопки, чего-то настойчиво требовал и раздражался, что требование не исполняется. Марию захватила живая речь левой руки, она хотела проникнуть в скрытое её значение, но смысл оставался вне её понимания. Мария не вынесла и сказала очень тихо:

— Не получается…

Кнудсен услышал и сердито ответил — сердился не на неё, а на разлаженные автоматы, она это поняла:

— Получится!

Он продолжал с той же быстротой и настойчивостью манипулировать с клавиатурой, и она вскоре определила, что картина вспышек меняется. Зеленые и красные огоньки складывались в правильные сочетания, стали повторяться одни и те же фигурки. Повторяющиеся фигурки, видимо, образовали схему, какой добивался Кнудсен. Его пальцы успокаивались — уже не раздражённые, просто властные, они приказывали, а не взывали. Из рук исчезало живое чувство, так поразившее Марию: они только что были самостоятельными личностями, со своими мыслями и знаниями, теперь снова стали только руками — работали, как и полагается рукам, исполнителям воли хозяина.

Кнудсен хмуро сказал:

— Выскользнули в фазу. Теперь буду определяться, где мы и когда мы в этом «где» и что нас ждёт?

Она спросила:

— Опасаешься нового нападения?

— Вряд ли. У рангунов нет хронопреобразователей. Мы в другом времени и в другом месте — стало быть, недоступная цель.

Она знала, что любой отход во времени от пути в будущее или в прошлое невозможен без смены места в пространстве. Таков кардинальный закон хронистики — начатки её она усвоила. Но тот же закон утверждал, что и малый выход в хронофазу иногда сопровождается несоразмерным броском в пространстве. Как далеко от прежнего места это их новое «где»? Не столкнутся ли они при перемещении с крупным материальным телом? Не унесло ли хронолет с Дилоны? Может быть, они снова в межзвёздном пространстве? И, словно отвечая на её молчаливые вопросы, Кнудсен сказал:

— Далеко не унесёт. И автоматы следят, чтобы перемещение в пространстве было такое же незначительное, как и во времени. Снимаю оптический экран.

Стены кабины стали прозрачными. Хронолет лежал на голой скале в долинке. Вокруг высились горы.

— Мы по-прежнему на Дилоне, это главное. Сейчас выйдем и определимся. Но перед этим я должен кое-что сказать тебе. Не время для выяснения отношений, но ты сама вызвала меня на это.

— Слушаю, Анатолий.

Он глядел строго и печально.

— Ты сказала, Мария, что простила мне гибель сына, но гибели Аркадия не простишь. Я хочу, чтобы ты знала: сам себе я гибели Алексея никогда не прощал. А товарищей мы спасём, если они ещё живы. И горе тем, кто будет мешать нам!

Она молча смотрела на него. Она все более убеждалась, что он иной, чем она всегда думала о нем.

2

Если это и была Дилона, то неизвестный её уголок. Дилоны обитали на лесных равнинах, рангуны укрывались в лесистых горах. Здесь тоже вздымались горы, но один голый камень, и травинки не росло на склонах. Мария читала в отчётах астронавтов, что на всех планетах, где есть воздух, вода и тепло, трава и деревья заполняют любые закоулки. Здесь этот закон нарушался. На Дилоне было вдоволь воздуха, воды и тепла — и в этом мёртвом уголке тоже; на Дилоне — не так уж далеко отсюда — шумели величественные леса, везде гнездилась жизнь.

Различие было лишь в том, что в иных местах эта жизнь на какое-то время сокрушалась хроноворотами, чтобы опять возродиться и снова быть сокрушённой. А здесь и намёка не было на жизнь — существующую или погибшую: какая-то абсолютная внежизненность. Мария вытащила «индикатор жизни» — маленький приборчик, с которым не расставалась. Не то что высокоорганизованных клеток, даже бактерий не показывал индикатор.

— Ты знаешь, почему здесь так голо? — спросила Мария.

— Знаю, — ответил Кнудсен.

— Результат хроноворотов, о которых Старейшина Старейшин рассказывал Мише?

— Не думаю. Здесь не кладбище погибшей жизни, а изначальное её отсутствие. Ничто живое здесь не возникает и сюда не добирается.

— Но почему?

— Погляди на свой наручный передатчик.

На ручном передатчике ярко светилась красная точка — индикатор опасных излучений. Кнудсен сказал, что хронолет, выскользнув по фазовому времени, попал в район интенсивного распада атомных ядер. Здесь все пронизано альфа— и гамма-лучами, здесь свирепствуют нейтронные бури — природа тут казнит саму себя, так можно определить это невесёлое место. И, по всему, характер этого страшного уголка сложился таким задолго до того, как на Дилоне народилась жизнь.

— Значит, хронолет вышвырнуло в жерло природного ядерного реактора, так?

— Не в жерло, а на поверхность его. Но нам это самодурство природы не опасно. Конструкторы скафандров постарались, чтобы мы оставались в живых не только в раю, но и в аду.

— Я не поклонница рая, но хотела бы поскорей убраться из ада.

— Тогда возвращаемся на корабль.

— Ещё постою здесь несколько минут, если не возражаешь.

Мария осматривала горы, никогда не знавшие жизни, и думала, что если Аркадий прав и где-то существуют могущественные геноинженеры, то и всего их разума не хватит устроить полигон жизнерождения в таких вот гибельных местечках. «А почему бы и нет? — думала она. — Надо лишь создать живую ткань, так же противостоящую смертоносному излучению, как наши скафандры. Вот ещё аргумент против Аркадия: существуй такие высшие геноинженеры, они бы сконструировали жизнь всезащитней, чем она реально вышла. Природа, слепая природа — и без Высшего Разума в себе!»

Мария вспомнила, что новых аргументов Аркадию не узнать, ибо, возможно, Аркадия уже нет. Анатолий обещает вызволить товарищей, если они живы. А если нет? Будет мстить за них?

— Обратная синхронизация с временем, в котором мы находились в момент нападения, прошла хорошо, — сказал Кнудсен, когда Мария возвратилась на корабль. — Сдвиг был всего в одно или два столетия вперёд, пустяк для наших хронотрансформаторов.

— Будем возвращаться на прежнюю стоянку?

— Поищу другое местечко. Прежняя стоянка под прицелом рангунов.

«Гермес» пронёсся над крутогорьем, превратившимся в природный ядерный реактор, и вскоре оказался над лесом. Кнудсен высмотрел извилистую долинку среди крутых холмов. От прицельного обстрела место было защищено надёжней, чем прежняя стоянка, а нападения с зенита корабельная защита отражала автоматически. Кнудсен сказал:

— Вывожу на поиск планетолёт.

— Авиетка для поиска удобней, Анатолий.

— Но защищена хуже. Планетолёт — боевой корабль.

— Ты допускаешь возможность сражения?

— Не отвергаю такой возможности.

Планетолёт, космическая ракета на ядерных аккумуляторах, взмыл над лесом. Спустя короткое время Кнудсен приземлился на полянке, где недавно стояли авиетка и два разведочных шара дилонов.

— Вот здесь выпали Рина Ронна и Миша Бах, — Кнудсен показал на примятую траву полянки.

Мария наклонилась над тёмным пятном, широко разлившимся по оранжевой траве. Кровь, куски одежды, раздроблённые кости, клочья кожи и тканей… Несчастного дилона не разбило о почву при падении с высоты, а ещё в воздухе разорвало и разбросало.

— Какая ужасная сила в резонансной вибрации! — Мария обернула к Кнудсену побледневшее лицо.

— Во всяком случае, много больше той, какую способно вынести незащищённое тело.

— А следов расправы с Бахом не видно, — сказала Мария.

— Поищем дальше.

Осмотр окрестностей полянки нового не принёс.

— Миша не погиб, — сказал Кнудсен. — Вспомни: он цеплялся за прутья развалившегося шара, потом вывалился, но не упал на почву, а пронёсся над ней, как если бы его несло вихрем, и пропал в лесу. В лесу его нет, вихря не было — ни один кустик не повреждён. Миша в плену у рангунов.

— Будем искать авиетку, Анатолий?

Кнудсен ответил не сразу.

— Нет, Мария. Что авиетка сразу не погибла, мы знаем. Знаем и то, что её унесло на север. Я хочу раньше посоветоваться с дилонами.

Хронавты воротились на планетолёт. Кнудсен направил корабль к столице дилонов. Внизу показался город. Кнудсен сделал над ним несколько кругов.

С тяжёлым чувством люди смотрели вниз. Города не было. Ещё не так давно они вглядывались в высокие цилиндры жилых зданий, удивлялись, что ни на одном не видно окон, веранд и балконов. А потом наблюдали на своём экране, как эти здания противостояли искусственному недротрясению — раскачивались, нагибались, но ни одно не обрушилось, даже трещин не появилось на стенах. А сейчас, сколько хватало взгляда, простирался ландшафт разрушения — улица, забитая обломками зданий, неусмиряемая пыль, тонким туманом, как куполом, заволокшая Столицу.

Планетолёт медленно проплывал над обломками, стали видны и дилоны: и недвижные тела на камнях, и живые, подбиравшие убитых и раненых, — и транспортные шары, куда складывали тех, кого поднимали. Шары, полные тел, уходили за пределы города.

— Ужасная картина! — Мария содрогнулась. — Сколько погибло! Половина зданий разрушена.

— Да, многое погибло! — с какой-то нарочитой бесстрастностью отозвался Кнудсен: ещё никогда она не слыхала у него такого голоса. Впрочем, никогда ни ему, ни ей не приходилось видеть таких варварских разрушений. Она понимала, что он лишь с великим трудом сдерживает негодование.

Планетолёт опустился перед Ратушей. Правая половина прекрасного здания превратилась в холмик камней, на левой половине слетела крыша и на стенах змеились трещины. Но главный вход сохранился, около него стояла охрана. Два рослых охранника преградили людям путь. В отличие от быстро раскодировавших человеческую речь Рина Ронны и Уве Ланны эти два дилона телепатировали что-то невнятное. Но оскал ртов и угрожающее движение рук недвусмысленно объясняли происходящее. Несколько дилонов встали поодаль, жестикулируя и повизгивая — по-видимому, готовились помогать охране.

— Дай мне поговорить с ними, — сказала Мария. — Код их мысленных передач я подучила на «Гермесе». Возможно, они поймут меня.

Не было сомнений, что и охрана, и прохожие хорошо разобрались в том, что протелепатировала Мария при помощи наручного передатчика. Но враждебная встреча не преобразовалась в дружественную. Кнудсен шагнул вперёд, схватил обоих стражей за плечи и отодвинул.

— Проходи, я за тобой, — сказал он, не отпуская вырывающихся охранников.

Она вошла в туннель, по которому недавно двигались Бах, Аркадий и Асмодей. И намёка не было на торжественность той процессии дружеского прибытия хронавтов во Дворец Старейшин. Позади топотала, возмущённо повизгивая, охрана; у зала Проникновения с десяток дилонов пытались остановить людей. Они, казалось, не знали, как повести себя с нежданными посетителями — одни показывали назад в туннель, а двое захотели усадить на кресло перед проникновенным зеркалом: и кресло, и зеркало, неповреждённые, стояли на том же месте, где их видели на экране оба хронавта. Кнудсен, не тратя времени на объяснения, размеренно шагал дальше — и все, кто хотел задержать его силой, быстро уступали силе человека: даже лёгкого толчка ему хватало, чтобы отстранить с дороги любого.

— Ты уверен, что идёшь верно? — спросила Мария, стараясь поспеть за широким шагом капитана хронолета.

— Уверен, — ответил он, не оборачиваясь.

— Но Гуннар Гунны здесь может не быть.

— Тогда зачем охрана у входа, зачем нас — уже в здании — стараются не пустить дальше? Нет, все Старейшины здесь. Совершились чрезвычайные события — где ещё быть руководителям, как не на общем сборе?

После зала Предварения противодействие людям прекратилось. Дилоны, толпившиеся на дороге, дружно убежали вперёд — в самосветящемся туннеле виднелись лишь спины и хвосты.

— Торопятся предварить правителей, что нашего визита не избежать, — проворчал Кнудсен.

Тем же размеренным широким шагом он вошёл в зал. На трех амфитеатрах в строгом порядке, как они предстали Баху и Аркадию — отдельно Различники, отдельно Стиратели и, компактной кучкой, Дешифраторы и Опровергатели, — сидели правители страны. Только четвёртый амфитеатр — в нем усадили тогда хронавтов — пустовал. Но Старейшин было много меньше, чем при первом приёме людей.

Катастрофа внесла сумятицу в ритуал торжественных заседаний: присутствовало пять Отцов Конструкторов Различий в малиновых плащах, всего три фиолетовых Отца Стирателя, два зелёных Дешифратора и два жёлтых Опровергателя. В первом ряду амфитеатра, среди Отцов Стирателей, выделялся одинокий — по виду погруженный в глубокую печаль — Старейшина Старейшин Гуннар Гунна. И, не обращая внимания на остальных, Кнудсен направился к Вещему Старцу, готовясь произнести заранее продуманную фразу:

— Ты пригласил нас двоих прийти на радостное знакомство с вами. Хоть в знакомстве теперь будет мало радости, но мы пришли.

Но ещё до того, как он произнёс первое слово, в мозгу обоих хронавтов прозвучало горестное восклицание Старейшины Старейшин:

— Пришельцы! Чем мы заслужили несчастье, принесённое вами?

Кнудсен знал, что каждое его слово преобразуется в мысль, понятную всем дилонам, — надо следить, чтобы оно было недвусмысленно точным.

— Мы не считаем себя, Гунна, причиной вашего горя.

— До вашего появления не было таких разрушений!

— И до нашего появления дилоны воевали с рангунами. Или рангуны воевали с дилонами — так, наверно, точней.

— Да, не мы воевали с ними, а они с нами: мы только давали отпор. Огромная разница в этих двух понятиях — нападение и отпор; неплохо, что ты её постиг. Но до вашего посещения Дилоны война шла по-иному. Что она так страшно переменилась, виноваты вы. Столько разрушений, столько смертей! Никакой враг не сделал нам столько зла, сколько сделали вы, назвавшие себя друзьями! Не будешь же ты возражать против очевидности?

— Буду, — твёрдо сказал Кнудсен. — Взываю к твоей проницательности, надеюсь на твою глубокую мысль, уверен в твоей выдающейся способности постичь даже непостигаемое, хотя буду говорить о простом и понятном… Прошу меня выслушать, Гуннар Гунна.

— Говори, — разрешил Вещий Старец. — И если даже от простого и понятного уклонишься в глубины непостигаемого, не смущайся: любой из нас, как ты справедливо заметил, постигает и непостижимое.

Хронавты ещё на площади, вступив в перепалку с наружной охраной, поняли, что причина того, что отношение дилонов к людям сменилось на враждебное, — в варварской жестокости рангунов. Даже не видя Гуннар Гунны, Кнудсен не сомневался, что Старейшина Старейшин поставит в вину людям все новые бедствия. Но одновременно Кнудсен не сомневался, что переубедит Старейшин, если использует их любовь к рассуждениям, их привычку докапываться до отдалённых причин любого события, не останавливаясь и перед уходом в дальние абстракции.

— Ты не будешь возражать, Великий Провидец, — так начал Кнудсен, — что рангунам надо было заранее хорошо подготовиться, чтобы нанести такой мощный удар? Подразумеваю материальные средства — орудия, боевую обслугу…

— Не буду возражать, — промолвил Вещий Старец.

— И что для такой подготовки требуется время? И время немалое! Простым нахрапом, с бухты-барахты… я хотел сказать — без умелой мобилизации всех ресурсов, без длительного их накопления, без сохранения подготовки в тайне…

— Ты и прав и неправ, пришелец, — промолвил Вещий Старец. — Конечно, накопление ресурсов, использование резервов… Тут твоя мысль проницательна — даже удивительно, что человек способен на такое непростое рассуждение. Но тайны для нас не было.

На мгновение Кнудсен растерялся.

— Вы знали, что совершится такое страшное нападение?

— Вот ты и показал несовершенство человеческого понимания сравнительно с нашим, — не то упрекнул, не то просто установил печальный факт человеческой интеллектуальной отсталости Старейшина Старейшин. — Ты не ощущаешь неодинаковости двух разных понятий: возможности свершения и реального свершения. У дилонов даже дети не путают так грубо этих категорий.

— У нас тоже стараются их не путать, — сделал попытку оправдаться Кнудсен. — Но мы ведь не представители Высшего Разума.

— До Высшего Разума вам далеко, — согласился Гуннар Гунна. — Поэтому мы и предлагали вам использовать наши великие успехи и возможности. Но сейчас…

— Сейчас мы должны исправить то, что ещё поддаётся исправлению. Итак, тайны в подготовке рангунов к решающему удару не было?

— Тайны не было, я уже объяснил. Но почему ты назвал ужасный удар рангунов решающим? Он ничего не мог решить.

— Как не мог? А победа в затянувшейся войне — разве не решение? Такой удар, они могли подумать, принесёт им долгожданную победу.

— Нет, — с грустью промолвил Старейшина Старейшин. — Вашей слабой мысли не проникнуть в глубины наших взаимоотношений с рангунами. Вы не сосредоточиваетесь и мыслите… как это ваше хорошее определение? — нахрапом, с бухты-барахты, так? Очень выразительная формула! Иногда у вас такие прекрасные и благородные выражения! Такие глубокие проблемы… Например, та мучительная проблема, о которой так красноречиво повествовал пришелец Бах — сколько поместится…

— Черт возьми! — не удержался Кнудсен. Его охватил страх, что хитродвижение спора уведёт Вещего Старца далеко от темы. Он поспешно поправился: — В данном случае «черт возьми» означает вопрос: как вы проникли в тайну подготовки рангунов к большому наступлению?

— Понял, пришелец. Итак, «черт возьми»— в смысле постижения великой тайны подготовки рангунов к большому наступлению… Но ведь в среде рангунов много дилонов. Один из них — глубокий Кун Канна, великий мыслитель Кун Канна — я его прочил в свои преемники. Этот выдающийся стратег Кун Канна с момента его похищения хавронами трагически раздвоился: душой он по-прежнему с нами, а искусные руки и мудрая голова верой и правдой служат рангунам. Он провёл подготовку того наступления, которое ты неправильно назвал решающим и которое, тем не менее, ужасно и губительно, и, естественно, сообщал нам по секрету, что делает.

— Но удар по дилонам провёл, конечно, не он?

— Конечно, он, кто же ещё? Неужели ты думаешь, рангуны сами могли провести такую операцию? Разве хоть одного Бессмертного можно сравнить с самым неудачным из дилонов? Понимаешь меня, пришелец?

— Стараюсь понять, но мне трудно. Позволь возвратиться к термину «решающий удар». Значит, рангуны не стремятся к победе?

— Рад, что до тебя дошла эта простая истина. Они воюют ради войны, а не ради победы. Что им делать, если они победят? Тем более, если уничтожат нас? Чем тогда они заполнят своё бессмертие?

— Но если так, им было не нужно наносить такой удар.

— Совершенно не нужно. Подготовка к удару — это деятельность; рангуны деятельны. Но удар, уничтожающий нас, прекращает их военную хлопотню — так, кажется, на вашем языке? И они нанесли этот бессмысленный удар лишь потому, что вы появились на планете. Вот почему мы утверждаем, что вы принесли нам великое горе.

— Бессмысленный, ты сказал? Позволю себе не согласиться. Смысл в нападении был. Надумали расправиться с нами и не посчитались, что погибнет и множество дилонов. Это ведь уже третье нападение на нас. Они обстреливали наш корабль при посадке, хотели уничтожить нашу авиетку при помощи искусственного недротрясения, а теперь применили средства помощней. Мы тоже можем сказать: дружба с вами сделала людей объектом мести рангунов. Мы потеряли трех наших товарищей.

Кнудсен не сомневался, что его контраргументы вызовут растерянность среди дилонов. У этого странного народа рассуждение, которое нельзя опровергнуть, по одной этой причине возводилось в истину. Они не изучали школьной логики, как люди. Они и не подозревали, что об очень многом можно высказать противоположные мнения и ни одно не опровергнуть, потому что в каждом будет истина. Такая словесная диалектика им чужда, хоть в диалектике реальной дилоны сильней: каждый практически опровергает незыблемые законы природы — то есть находит условия, при каких закон лишается действенности.

Но в следующую минуту Кнудсен убедился, что недооценивает Вещего Старца. Гуннар Гунна, поразмыслив, опроверг Кнудсена — и таким опровержением, которое было радостней согласия, дороже признания в дружбе. Старейшина Старейшин протелепатировал:

— Очень сильное соображение, пришелец, очень сильное: проклятые рангуны нападали на людей, а не на дилонов, а дилоны погибали от случайности соприсутствия при ударе, направленном против вас.

— Именно это я и утверждаю. Хотели уничтожить людей.

— Но ведь все было по-другому, — продолжал Старейшина Старейшин. — Погибали мы, а вы невредимы.

Кнудсен не сдержал возмущения:

— Если ты считаешь гибель трех хронавтов…

Вещий Старец не дал ему договорить:

— Почему гибель? Все трое живы. В плену, но живы.

У Кнудсена на миг перехватило дыхание. У Марии засияли глаза. Кнудсен медленно проговорил:

— Твои сведения верны?..

— Дилоны не лгут, — с достоинством ответствовал Гуннар Гунна. — Мы ненавидим неправду.

— Такое радостное для нас известие!.. Вы узнали, что наши товарищи живы, глубоким усилием мысли? Или есть иные доказательства?

— Мы видели их в плену. Конечно, изображение примитивней рассуждения. Мысль можно тысячекратно проверить, рассуждение сто раз повторить, а картину достаточно один раз подделать… Понимаю твои сомнения, пришелец. Будет ли для тебя доказательным изображения твоих друзей после атаки рангунов?

— Будет, будет! — поспешно заверил Кнудсен.

Гуннар Гунна повернул львиную голову к амфитеатру, где восседали зеленые Дешифраторы и жёлтые Опровергатели. Один Дешифратор поднялся. Гуннар Гунна что-то повелел, не перетранслировав приказ в человеческие слова. Зато ответ Дешифратора ясно донёсся до людей:

— Канал на Клаппу, командира отряда хавронов. Связь через Уве Ланну. Нечёткость передачи вызвана болезненным состоянием Конструктора Различий высокочтимого Уве Ланны.

Стена позади Дешифраторов вспыхнула. На ней замелькали тени и силуэты. Кнудсен и Мария разглядели Аркадия, с трудом выбиравшегося из сооружения, похожего на древний человеческий фургон. Аркадия поддерживал Асмодей. В стороне хаврон могучего телосложения показывал мохнатой рукой на тёмное отверстие в скале: туда один за другим входили вооружённые хавроны, туда же вели ослабевшего Аркадия.

— Расшифруй! — дошло до людей веление Вещего Старца.

Дешифратор свободно вносил в сознание людей свои пояснения. Хронавтов и дилона Уве Ланну забросили в хроноворот аппараты рангунов. Пришельцы выскользнули из губительного хроноворота. Их взял в плен отряд хаврона Клаппы. На Клаппу сфокусирован разведывательный луч, связь с Клаппой тайно создана Уве Ланной. И пленные, и охрана скрылись в пещере от нового хроноворота. Из пещеры связь не действует.

— Теперь канал на бедного Кун Канну, — велел Гуннар Гунна.

Экран озарился новой картиной. По улице городка, окутанной пылью и сотрясаемой грохотом механизмов, вели Баха под конвоем хавронов. Коротышку Баха сопровождал, умеряя широкий журавлиный шаг, бочкообразный рангун. Человек и рангун беседовали.

— Бессмертный No 29, Кагула, любимец Ватуты, — бесстрастно докладывал Дешифратор. — Ватута хочет казнить пришельца. Основание для казни такое — никаких оснований. Вполне в обычае Ватуты, передаёт Кун Канна. Созывается ассамблея Бессмертных, там согласятся с Ватутой, что пришельца хорошо бы умертвить. Казнь совершится в полдень следующего дня. Ватута предложит пришельцу самому выбрать форму своего умерщвления — знак уважения и высокого почёта. У Кун Канны нет возможности вызволить пленника. Почётных казней у рангунов ещё не совершалось. Ватута гордится, что первым из Властителей Рангунии совершит такой выдающийся акт.

Картина на экране погасла.

Кнудсен обратился к Старейшине Старейшин. Дилоны мудры и справедливы. Великим укором будет, если они оставят в беде своего гостя. Не допустить беспричинной и преступной казни! Что бы ни предприняли дилоны для вызволения хронавта, они — капитан хронолета Кнудсен и геноинженер Вильсон-Ясуко — добавят своих усилий. Дилоны могут рассчитывать на всю мощь механизмов корабля.

Гуннар Гунна, поразмыслив, заверил хронавтов, что они сделают все возможное, чтобы спасти пленника. И, не дав порадоваться, с печалью констатировал, что никаких возможностей нет и поэтому спасение нереально.

Кнудсен настаивал: оборона дилонов — разве нельзя превратить её в орудие нападения? Охранные башни, это ведь могущественные крепости — ударить из них по берлогам рангунов! Собрать смельчаков, он сам возглавит такой отряд, вооружение найдётся — и грянуть на город Ватуты! А если и это невозможно, то вступить в переговоры с Ватутой, пообещать ему золотые горы и хрустальные замки — не может же быть, чтобы не существовало чего-то такого, что было бы для рангуна ценней, чем наслаждение от бессмысленной казни человека, не сделавшего ему вреда!

Гуннар Гунна, впадая в кратковременные размышления, поочерёдно отвергал все планы человека. Защитные орудия дилонов не способны поразить другую сторону планеты, зона действия охранных маяков тоже невелика. И ни один дилон не согласится войти в отряд для нападения на рангунов — агрессия принципиально чужда дилонам. И переговоры с Ватутой неосуществимы: он твердит, что ему ничего не нужно, ибо он презирает всякую пользу, — а какие могут быть переговоры без того, чтобы выговорить что-то полезное? Дилоны, так страшно пострадавшие от гибели своих близких, всей душой разделяют страдания пришельцев, у которых должен завтра погибнуть друг, но, кроме сочувствия, им нечего предложить.

— Постарайтесь сами спасти товарища, — закончил Вещий Старец.

Нахмуренный, злой капитан хронолета размышлял ещё дольше, чем дилон, впадающий в трудную сосредоточенность.

— Хорошо, принимаю — собственными усилиями, — снова заговорил Кнудсен. — Совет глубокий и дельный. Но нашего друга казнят завтра. Для серьёзной подготовки мало времени.

— Завтра — это очень скоро, — высказал очередную глубокую мысль Гуннар Гунна. — Времени для спасения товарища, ты верно это грустное явление определил, решительно не хватит.

— Послушай меня, великий Гуннар Гунна, — продолжал Кнудсен. — Вы народ глубоких мыслителей. Вы знаете свою планету, знаете все её законы и свойства, все её особенности и процессы. На что нам нужно воздействовать, какой местный закон опровергнуть, чтобы хоть немного задержать казнь? Без подготовки, требующей времени, мы не сумеем спасти нашего друга.

— Подожди, пока мы поищем ответ на твой очень непростой вопрос, — сказал Гуннар Гунна.

На этот раз Вещий Старец со Старейшинами пребывал в молчаливом раздумье так долго, что Мария успела перекинуться с Кнудсеном несколькими фразами.

— Анатолий, у тебя не появился план спасения Миши?

— Даже отдалённо не представляю себе, что можно сделать.

— Неужели отказываешься выручать его? — Мария не сдержала негодования.

— Отвечу в стиле дилонов. Ты путаешь разные понятия, Мария. Хотеть — хочу! Что сделать, чтобы исполнить хотение, — пока не знаю.

В мозгу людей зазвучали слова Вещего Старца:

— Мы рассмотрели все физические процессы на планете и не нашли ни одного, воздействие на который помогло бы вам спасти товарища. Конечно, если бы в Рангунии могли остановить течение времени… Но задача эта самой природе непосильна. Пришелец, мы не сможем тебе подсказать никакого решения.

— Немного мы услышали от них, — грустно сказала Мария.

— «Немного» — все же лучше, чем «ничего», — возразил Кнудсен. — Теперь скорей на корабль, Мария!

— Ты же сказал, что у тебя нет плана спасения Миши.

— Уже есть. Скорей, Мария, скорей!

3

В планетолёте Кнудсен объяснил свой новый план. Почему он твердил Старейшине, что нет времени для спасения Баха? «Гермес» не только ещё не виданный корабль, свободно плывущий в разных потоках мирового времени, но и могучая крепость, надёжно защищённая от атак извне. Но он сконструирован для миссии мира, а не для завоеваний. Конечно, и на нем можно напасть на рангунов и принудить их выдать пленника — и времени на подготовку такого рейда не потребуется. Но сколько тогда погибнет рангунов и хавронов? Ватута без сопротивления не выдаст Баха. В рейсовом задании не предусмотрены войны с другими народами — тем более, их уничтожение.

— Все это я знаю сама, — прервала Мария. — К чему ты клонишь? Ты сказал, что обдумываешь план спасения Баха. Пока я вижу, что надёжного плана не существует.

— Нет, план есть — и вполне надёжный! И выполнишь его сама, Мария. Миша когда-то сказал, что ты схожа обликом с валькириями, девами-воительницами северных мифов. Пришёл час проверить, только ли внешностью напоминаешь ты валькирию. Те девы отважно сражались на поле боя и вызволяли своих воинов из беды. Ты прибудешь к рангунам и выручишь Мишу. Но чтобы подготовиться, нужно время — то самое время, которого в запасе нет. Понятна идея плана?