Леонид Словин, Зорик Шохин
      Победителям не светит ничего ( "Не оставь меня, надежда...")
      В проеме двери незванным гостям открылись выхваченные нерезким светом ночника мужские ягодицы. Они двигались как мощный поршень: туда -обратно... В разные стороны от них, по бокам, были распахнуты длинные женские ноги, ритмично вздрагивавшие при каждом толчке.
      Двое обладателей кожаных курток - "косух" появились в квартире неслышно.
      За несколько минут перед тем к бровке тротуара лихим рывком подкатила машина. И водитель, и пассажир рассеянно посматривали на здание напротив. Их движения отдавали ленцой и подчеркнутой самоуверенностью.
      Потом один из них вышел наружу, прошел, похрустывая снежком к светившемуся киоску по-соседству и что-то купил там. Но, явно, не сигареты: оба стали сосредоточенно жевать.
      С дома напротив они не спускали глаз.
      Когда в одном из окон на шестом этаже там погас свет, они зашевелились и легкой рысцой потрусили в подъезд. Лифта вызывать не стали, по-видимому, не хотели лишнего шума. По лестницам поднимались неслышной, кошачьей походкой.
      Оба полагались на капризную удачу киллеров.
      На площадке перед дверью тот, что повыше, достал из кармана два женских чулка, один натянул на голову сам, другой передал партнеру и замер, опершись спиной о стену в напряженной позе наблюдателя.
      Второй - чуткой рукой в перчатке вставил ключ в замочную скважину, подождал с полминуты, и так как никто изнутри не обратил внимания на легкий щелчок, медленно, закусив губу, выдавил дверь.
      На пороге оба замерли: на столе, распахнув полные голые ноги, полусидела зажатая в крепких мужских руках молодая девица. Спальне они почему-то предпочли гостиную.
      Пока один из вошедших наблюдал, второй, видно, старший, прошел по квартире. Она была стандартной: две комнаты, небольшая кухня, раздельный санузел.
      Кроме занимавшихся любовью, в квартире никого не было.
      В кухне работало два мощных холодильника. Кроме того, был еще третий, маленький.
      Бытовая техника явно заинтересовала гостя. Но он оставил ее на "потом". Вернувшись к проему двери, подал знак напарнику: "Начинаем!.."
      Девица увидела их первая и истерично взвизгнула.
      Мужчина отстранился и резко обернулся к двери.
      Это был невысокий китаец в очках: безусое лицо, непонятного цвета глаза за толстыми линзами. Даже не верилось, что субтильный шкет может обладать такой мощью.
      Обалдело уставившись назад он сначала увидел две тени на стене. И лишь потом - скрытые черными женскими чулками лица. Со стороны они выглядели, как маски в театре теней, только в прорезях для глаз сверкали зрачки.
      В руках одного из проникших в квартиру тускло блеснул пистолет. Второй зашел к столу сбоку, хрястнул девицу кулаком по физиономии...
      Получив свое, та мгновенно смолкла. Сползла со стола.
      Глядя на непрошенных гостей преданными глазами, она спряталась за штору. Роста она была высоченного, голова виднелась на уровне верхней фрамуги...
      Китаец в это время внезапно пришел в себя. Бросок его сухонького, но сильного тела мог бы свалить с ног быка, но выстрел прозвучал прежде. За ним второй. Звуки были такими, словно кто - то клацал разбитыми зубами. Пистолет был с глушителем.
      Сделав лишь еще одно слабое движение, китаец рухнул на пол. Это была агония. Из под обрушившегося на пол тела стыдливо выползала струечка крови, которая неторопливо расширилась в лужицу.
      Убийца приставил дульный срез к виску жертвы, сделал еще выстрел. Контрольный.
      С китайцем было покончено.
      Перешагнув через мертвое тело, второй киллер подошел к девице.
      - Хочешь остаться живой?
      - Д-да... - в ней все тряслось. Она стояла в чем мать родила, забыв обо всем.
      - Будешь базарить - ляжешь рядом с ним, - голос - под чулком отдавал надоедливым зуммером.
      Глаза девицы расширились от ужаса. Она готова была снова взвизгнуть, но мгновенно и трезво оценила обстановку и плотно закрыла ладонью в дешевых кольцах рот.
      Убийцы оставили труп. Сняли со спинки стула пиджак, облегчили карманы, бросили все на пол. Потом перешли к письменному столу, один за другим выташили ящики.
      Содержимое вывалили туда же на пол. Затем стали шарить в бумажках: на валявшееся здесь ожерелье и горстку иностранных монет не обратили даже внимания.
      - Смотри в книгах, - глухо, из - под чулка прозвучал голос старшего из киллеров.
      Второй стал срывать с полок книги с иероглифами, трясти над полом. В разные концы полетели марки, какие - то открытки, реклама. Открытки убийцы взяли, на марки не польстились.
      Киллер с пистолетом прошел в кухню, принялся тщательно осматривать холодильники. Металлические полочки серебрились инеем, их давно не открывали. Внутри царила медицинская стерильность.
      Продукты находились в третьем - маленьком холодильнике. Китаец вел скромный образ жизни: рисовые концентраты, какая-то рыба с загнутым хвостом на манер конька-гробунка.
      Старший был явно разочарован. Вернулся в комнату.
      - Сваливаем, - прогундосил он раздраженно, через чулок.
      - Сейчас. Эй, овца! - голосом - зуммером приказал другой киллер. Раньше чем через десять минут не смей шевелиться.Усекла ?
      Убийца, наконец, решил, что может безбоязненно расстаться с оружием. Он протер концом шарфа ствол и рукоятку, бросил пистолет на пол в лужицу крови. Это был "макаров".
      Они направились к двери.
      Шагов их девица не слышала. Только, когда они были уже у двери, заметила, что сверху на них наброшены камуфляжные с серыми искусственными воротниками куртки.
      Дверь за ними закрылась.
      Девица поднялась с дивана минут через десять. Быстро оделась. Теперь она выглядела вполне пристойно. Этакая современная проститутка на базе медицинского или педагогического училища или кулинарного техникума.
      С минуту растерянно оглядывала комнату. Китаец на полу по-прежнему не шевелился. На секунду подошла к трупу. Тронула пальцем липкую струйку крови на голове убитого...
      Но тут к горлу что-то подкатило. Вскрикнув, она бросилась в ванную. Руки мыла долго, поднося их к самым глазам, словно рассматривала, вся ли сошла с них кровь ?
      После этого достала из сумочки сотовый телефон и, сбиваясь, стала лихорадочно набирать номер. Через минуту тот ожил, и она, всхлипнув, бросила:
      - Гони машину, Александр Борисович! Вы где?
      - Да тут мы, у дома! Еще пятнадцать минут...
      - Здесь мертвяк...
      - Охренела ! - встревоженным хрипом откликнулась трубка.
      - Кто охренел ? Вы меня сюда привезли, теперь выворачивайтесь... А я спускаюсь...
      Почему - то высоко задирая ноги, девица кинулась к столу, но трофеи, какие она нашла там, ее не очень вдохновили. Снова нервно оглянувшись, она бросила взгляд на дверь, потом наклонилась над вываленными киллерами на пол документами и деньгами.
      Подняла вывалившийся из заднего кармана брюк китайца бумажник, не глядя, сунула в свою сумочку. Туда же полетели и оставленное киллерами ожерелье и бензиновая зажигалка "Zippo".
      Потом, словно опять что - то вспомнив, она кинулась в ванную, намочила большую тряпку и стала энергично вытирать ею мебель и вещи, каких она, как ей казалось, могла коснуть ся. Скорей всего, ее подвигнули на это своим поведением пристрелившие китайца киллеры.
      Уходя, она подняла еще лежавший в лужице крови пистолет, вытерла тряпкой и тоже отправила в сумку.
      Лишь после этого девица на цыпочках приблизилась к двери, приоткрыла ее, и зыркнула острым и быстрым взглядом вокруг. На лестничной площадке было пусто и тихо.
      Прикрыв дверь и выждав пару-тройку секунд, она снова осторожненько подала ее вперед и, даже не закрыв за собой, на цыпочках сбежала вниз.
      Шел легкий снег, и она заглатывала его большим горячим ртом, словно хотела успокоить обожженное горло. Перебежав на другую сторону улочки, она туже запахнулась в шубу, подождала. От соседнего дома уже катила новенькая, цвета "мокрый асфальт" тачка.
      Только тут девица позволила себе расслабиться - втиснулась на заднее сиденье и умоляюще заорала:
      - Быстрее, блин! Куда-нибудь ! Вот суки проклятые...
      Кому были обращены ее ругательства понять было невозможно. Машина взбрыкнула колесами и плавно врезалась в проторенную колею дороги.
      Милиция появилась быстро.
      Вместе со "скорой", которая тут же уехала - врачам нечего было делать с покойником.
      Теперь здесь, на месте происшествия, толпилось примерно два десятка ментов. Присутствие большинства из них, исключая следователя с судебно-медицинским экспертом, криминалистом и пары розыскников, было совершенно излишним.
      Но все остальные были начальством.
      Дежурный следователь - молоденькая девчонка, вчерашний стажер городской прокуратуры, несколько раз для вида просила лишних уйти, но ее не слушали.
      Старший опер РУБОПа - Регионального Управления по борьбе с организованной преступности - невысокий, гладко выбритый, с выдавшейся вперед нижней челюстью и водянистым взглядом, - майор Ловягин, взял ответственность на себя, гаркнул:
      - А ну быстро всем на лестницу...
      Он был известен как слегка причекнутый то ли после Афгана, то ли после Чечни.
      Его пихали в каждую дыру, но он снова возвращался, живой и невредимый, только еще более дурковатый. Надевал свой висевший в шкафу выходной костюм, галстук, из тех что продают в киоске на каждой станции метро, брал своими непропорционально большими, не по росту, руками любимый кейс "джеймс бонд" и ехал в министерство на Житную отмечать командировку...
      - Лейтенант, закрой квартиру и никого не пускай!
      Держался Ловягин намеренно угловато, с почти блатным шиком, отличающим истинных розыскников-фанатов.
      Девчонка - следователь, чувствуя поддержку, тоже вякнула что-то мало убедительное...
      - Да, давайте, товарищи... - сказал кто-то из высокого начальства. не будем мешать...
      В квартире, кроме соседей-понятых, все равно осталось человек шестьиз самых твердых придурков. Против таких - хоть в рукопашную. Этого даже агрессивный Ловягин не мог себе позволить.
      Обстановка, если бы не мертвый китаец на полу, была вполне мирной. Даже домашней. Судмедэксперт негромко надиктовывал в протокол детали осмотра трупа, следователь быстро писала красивым разборчивым почерком...
      Старший опер ходил по квартире, цеплял глазом все, что по его логике могло сопутстствовать преступлению - мелкие бумажонки на полу, номера телефонов, записанные на обоях у телефонной тумбочки.
      В кухне его заинтересовали холодильники - вместительные, не из дешевых, с компьютерной программой, обеспечивавшей заданный режим.
      Он открыл их один и другой: "пустота..."
      Ловягин не расставался с блокнотом и все чиркал там карандашиком.
      - Знаете его? - Ловягин показал одной из женщин- понятых на труп. Женщина показалась ему бойчее.
      Та словно ждала - запричитала быстро-жалостливо, на всю комнату:
      - Леша- студент! Ой, да он такой смирный... Мухи не обидит! Мы все ему невесту искали, хотели женить... Да нет уж! Своя узкопленочная там у него, на родине. Брат еще есть. Приезжает...
      - Брат?
      - Малость постарше... Крупный такой китаец. Метра два ростом. Тоже вежливый очень. Мать у них в Китае. Девять человек детей. А учиться у них там тяжело. Вот и приезжают. Там у них российские дипломы ценятся...
      - На кого он тут учился?
      - Ой, да на этого! На хирурга! Кто же этого его так?! И одежу забрал...
      - Одежа висит, - вмешалась в разговор вторая понятая. - Вон на стуле. Видать сам разделся...
      В дверь постучали.
      - Кого еще черт несет?! - крикнул старший опер.
      Лейтенант уже открывал дверь.
      - Товарищ полковник...
      Замначуправления кивнул. Высоченный, крутой мужик, родом из ближнего Подмосковья. Биография его была известна. Попал он в милицию по чистой случайности. После дембеля. Рядовым. Закончив тогдашнюю Высшую Школу МВД, сразу пришел в ГУВД и оказался ко двору. А дальше - попер и попер... Без блата, на одном умении жить. Да еще на увлечении, которое, как никакие другие, даже легче, чем теннис, открывает путь в общество избранных, обеспечивает продвижение по службе - на страсти к охоте...
      Полковник теперь курировал раскрытие преступлений, имеющих общественный резонанс.
      - Ловягин. Иди-ка сюда.
      - Вот он я!
      Они уединились в кухне.
      От полковника слегка потягивало перегаром.
      Косивший под дурня или под юродивого, с которого нет спроса, старший опер мгновенно уловил его, спросил фамильярно:
      - Коньячку откушали вчера, Семен Иванович? А, как насчет опохмелиться? А то здесь есть. Но только китайская. С жень-шенем...
      - Да ну с их отравой... Как дело? Зацепки есть?
      - Пока нет. Собака потеряла след недалеко у подъезда. Скорее всеего, тут стояла машина...
      - Свидетели?
      - Пока нет. Участковый и оперативники обходят соседей. Может, кто-нибудь видел...
      - Это мы уже проходили.
      - Участовый очень надеялся на одного. Тот ему уже помог однажды. Инвалид. У окна все время сидит...
      - У тебя есть что?
      Ловягин один за другим продемонстрировал пустые холодильники.
      - Не для продуктов же такие камеры...
      Старший опер говорил намеренно хрипло. Отрывисто. Таким, как этот мужик, надо подавать себя нахрапистым, сильным. Демонстрировать, что знаешь, чего ты добиваешься: иначе, конец... Потом про тебя и не вспомнят!
      Полковника тоже заинтересовала необычная для кухни техника с программным компьютерным обеспечением.
      - Ты прав.
      - Я думаю, тут хранили медицинские препараты! Для пересадки органов. Убитый - ведь он медик...
      - Я что-то не догоняю тебя Ловягин! Яснее можешь?
      - Тут китайская мафия поработала.
      - Ты имеешь в виду "триады"?
      Чень - по китайским меркам настоящий великан - около 190 сантиметров ростом - вытянулся в громоздком, как ванна кресле пятидесятых годов и включил похожий на сгорбившегося лакея торшер.
      Он любил эту свою московскую квартиру. Она была большой и слегка потертой. Как дорогая плюшевая игрушка, которой много лет никто не играл. Но, вместе с тем, - производила впечатление не только своей вместительностью, но и видом, который открывался из окна на самый центр Москвы - гостиницу "Метрополь" и Центральный Телеграф.
      Все в квартире было крупным, тяжеловесным, добротным. И хотя повидал он на своем веку немало роскошных аппартаметов, она, как бы поднимала его в своих собственных глазах. Может потому, что помнил себя в раннем детстве в квартире отца -одного из сановников Мао, снесенного культурной революцией с олимпийских высот в тюремное подземелье.
      Придвнув к себе старомодный, но хорошо сохранившйся телефон, он набрал номер справочного бюро.
      - Как мне позвонить мистеру Лань У, корреспонденту из Гонконга. Он аккредитован в Москве...
      Выяснив нужный номер, он неторопливо набрал его. Трубку сняли на четвертом гудке.
      - Хеллоу! - приятный мужской баритон был вкрадчив.
      - Господин Лань ? - Чень кашлянул.- Это близкий приятель Ли. Вы уже слышали о его судьбе?
      - Я ничего не знаю...
      Похоже, звонок застал корреспондента врасплох.
      - Он убит. Его застрелили...
      Чень немножко промолчал и продолжил:
      - Я собираюсь найти тех, кто это сделал. Как вы понимаете, ни в какую милицию я обращаться не стану. Вы меня слышите ?
      Он сознательно дал почувствовать собеседнику, насколько решительно настроен, но тот все еще молчал.
      Чень досадливо поморщился и продолжил:
      - Я не хотел бы приезжать к вам домой: у вас жена, дети! Единственно, что мне хотелось бы знать: имя той фирмы, где Ли заказывал для вас девочек...
      Он тут же почувствовал: стрела попала в цель. Мистер Лань спросил, где и когда он может видеть прятеля Ли .
      - Я живу напротив Центрального Телеграфа. Тут мы и встретимся...
      Мистер Лань оценил форму, которая была использована для приглашения, торопливо спросил
      - Когда именно ?
      Чень насмешливо поджал губы: ох уж эти гонконгские китайцы! Любой нажим, и они уже тают от ужаса, как мороженное! Что бы не говорили, а Запад обезоруживал: права человека, демократия, цивилизованность! А когда наступал час "икс", человек в ужасе зарывал голову в песок..."
      У Ченя на родине, таких бесхребетных слизняков не встретишь. Там все с хребтами...
      - Сколько вам нужно, чтобы доехать ?
      Он вежливо дал понять, насколько все срочно.
      - Минут сорок...
      - О кей, через сорок минут. Буду ждать вас на лестнице у Центрального Телеграфа. У входа... Надеюсь, меня вы не перепутаете: я не просто говорю по - китайски, я еще и настоящий китаец...
      Через сорок минут Чень увидел поспешно взбегающего по лестнице китайца.
      Чем-то Лань У напоминал его самого. И не только ростом и поджаростью. Оба были одеты в подобранные со вкусом европейские костюмы, и оба выглядели, как иностранцы, выбравшие для встречи в незнакомом городе место, которого не могло не быть - Центральный Телеграф.
      - Лань, - протянул руку журналист.
      - Чень, - ответил тот не без иронии. Он хорошо сознавал свою силу и знал, что, хотя она и невидима и неслышима, как радиация, дозиметры инстинкта ее тут же улавливают.Звонят, как взбесившеся счетчки Гейгера Мюллера.
      Лань лихорадочно рылся в своих записных книжках. Их у него было две. Перелистывал страницы, нервно цокал, возвращался назад. По-видимому, хотел показать Мистеру Ченю насколько готов выполнить любую его просьбу.
      - Это все, что вам нужно ? - он почти плакал.
      Чень презирал слизняков, но знал, что если их напугать, они становятся опасными. Поэтому ответил терпелво.
      - Все... - И ободряюще улыбнулся.
      - Может, еще что-то ?
      Он выглядел так жалко, что Чень еле сдержался, чтобы не сплюнуть от отвращения.
      - Если вы имеете в виду деньги - нет ! Я могу еще вам одолжить. И не шпион я тоже, Мистер Лань У. И вы, и я теперь - граждане одного и того же Отечества- Китайской Народной Республики. Континентального Китая...
      Его собеседник не мог скрыть облегчения. Чень достал платочек из кармана пиджака и слегка почистил лацкан, как будто тот испачкался.
      - Нашел ! - встрепенулся вдруг журналист.
      Чень изобразил на лице вежливое внимание.
      - Вот... Фирма "Нарцисс", цветочное название...
      - Телефон... Адрес...
      Лань У перегнул записную книжку и лихорадочно выдернул из нее миниатюрную авторучку.
      - Пожалуйста, Мистер Чень...
      Мистер Чень одобрительно кивнул.
      - Это все... Впрочем, есть. Ма-а-ленькая просьба...
      Журналист изменился в лице. Вот - вот придется вызывать "скорую".
      - Мистер Лань, - Чень укоризненно взглянул на него и, на всякий случай, взял его крепко за плечо, - нечего так волноваться! Я - не шантажист. Я - бизнесмен, и одного из моих людей здесь застрелили. Как бы вы себя повели на моем месте ?
      Это звучало, издевкой - как бы Лань У, этот слезливый червяк, себя повел? Но в то же время давало повод соблюсти хоть минимум мужской чести.
      - Единственно, о чем я вас прошу, - разрешить мне позвонить туда от вашего имени...
      Лицо журналисто сникло еще больше, но Чэнь тут же поправился:
      - Я скажу, что получил от вас только номер...
      Лань облегченно вздохнул.
      - Сделайте одолжение, Мистер Чень... Поверьте, я этого никогда не забуду. Буду вечно вам благодарен...
      Чень сухо и церемонно раскланялся, но руки не подал. Журналист исчез, бросив вслед ему умоляющий взгляд.
      Была среда. День, когда его старая хозяйка, дочь сталинского министра приезжала с дачи. Там она жила постоянно, сдавая квартиру иностранцу.
      Чень и вправду нашел ее дома, пьющей в гостиной чай с его помощником.
      Седые букли хозяйки затряслись от удовольствия, а физиономия стала умильной, когда он протянул ей аккуратно перевязанную коробку с небольшими сувенирами.
      Визит завершился к обоюдному удовольствию.
      Оставшись один, Чень, не теряя времени, позвонил в фирму "Нарцисс". Представившись другом гонконгского корреспондента попросил прислать к нему девицу.
      - Какую ? - спросили у него. - Блондинку ? Брюнетку ? Полную там? Худую ? А как насчет английского ?
      - Нет... - Новый клиент ни минуты не раздумывал. - Ту, что обслуживала Мистера Ланя и его друга...
      Кто-то там помолчал в трубке, спорить не стал.
      - Сегодня ?
      - Через неделю я буду уже в другом полушарии...
      - Куда... Адрес...
      Чень коротко объяснил: вход со двора. Два звонка длинных и один короткий. Чтоб он знал, кто...
      - Через час будем... - заверила трубка.
      В проеме двери стояли двое.
      - Хау ду ю ду ? - с тяжеловатым акцентом спросил один из них.
      Это был коренастый хорошо накачанный малый лет 25-ти без головного убора в короткой расстегнутой дубленке. Под ней виднелся дорогой итальянский костюм и итальянские же отличные туфли, не оставившие мокрых следов: было ясно, что гость передвигался по залитой снежными лужами Москве исключительно в машине. Волосы его были подстрижены коротко - под модный бандитский "ежик".
      Второй был выше ростом, моложе и наглее. Похоже, не москвич, из спортсменов, что успели подсесть за рэкет и уже освободиться. Этакий неповзрослевший еще юноша с пожилым лицом, одетый в распространенную униформу, лишавшую носящего индивидуальных примет - кожаную куртку и черную вязаную шапку-бандитку.
      Однако старшим в их группе был, безусловно, коренастый.
      - Гостью ждете?
      Потом обернулся к спортсмену:
      - Займись! - распорядился он отрывисто.
      Тот уважительно оглядывал лепные потолки с висящей -чуть не в полтонны - люстрой и застывшие, как флотская армада перед выходом в море огромные плюшевые кресла.
      - Да - а - а ! - присвистнул он, - как в театре, жили! Неплохо устроился, Мистер...
      Чень высился над ним, как отлитая из чугуна статуя. На скульптуре был элегантный костюм, под которым чувствовались стальные мускулы тренированного каратиста.
      Слегка ежась под взглядом китайского монумента, но стараясь этого не показывать, юноша с пожилым лицом танцующей походкой обошел квартиру. Делал он это тщательно, профессионально, останавливаясь перед каждой дверь и прираскрывая ее. Чень следил за ним нерусскими равнодушными глазами.
      Позади китайца работал невыключенный, с большим экраном телевизор. Тут предпочитали максимальные габариты.
      Слегка насвистывая для форсу, спортсмен прошел на кухню, сунул нос в ванную и, исподтишка, сбоку, взглянув на Ченя, втянул в себя воздух носом.
      - Кильватер открыт.
      Коренастый, с прической "ежиком" босс достал из дубленки сотовый телефон, набрал номер.
      - Давай, Марианна...
      Втягивая в себя воздух, словно у него был насморк, а он не хотел ежесекундно пользоваться платком, босс оперся спиной о стену, подогнул ногу и молча принялся ждать.
      Минуты через три дверь приоткрылась и в прихожую вошла высокая - метр восемьдесят - модель в длинной дорогой шубе до пят.
      - Хау ар ю, бой?..
      Чень наблюдал за ними со смесью любопытства и брезгливости на лице. Оказывается, даже у чугунного с узкими щелочками глаз монумента могут быть чувства...
      Спортсмен не без тревоги следил за ним. Он даже отказался от понятного всюду жеста: не протянул вверх ладонь и не пошевелил пальцами: деньги, мол, господа, на стол!
      Медленно, словно испытывая их терпение, Чень достал бумажник, на который тотчас же с любопытством воззрились все трое его гостей. Он достал одну банкноту, положил на стол, потом присоединил к ней другую.
      Рукав кожаной куртки спортсмена всосал их со скатерти, как пылесос. Босс сделал знак рукой, молча направился к двери. Спортсмен за его спиной фамильярно мигнул клиенту и, все еще пританцовывая, двинулся следом.
      - Чао! - ухмыльнулся он напоследок.
      Китаец закрыл дверь на замок. Девица все еще стояла у стены. Только теперь между полами расстегнутой шубы были видны ноги - длинные, в черных чулках на бордельных застежках - и кружевные трусики.
      Чень подошел к ней. Глянул сверху вниз. Остановил взгляд на трусиках, потрогал белую нежную полоску кожи выше чулок.
      Девица пользовалась шведской косметикой "орифлэйм", ее недавно помытые волосы пахли дыней...
      Она с любопытством разглядывала обстановку.
      Чень провел рукой по ее лицу, и два пальца оказались у нее во рту. Она забулькала. Вздрогнув, Чень, как знаменосец, вытаскивающий знамя из чехла, расстегнул ширинку. Девица слегка подалась назад. Но он схватил ее за волосы и резко пригнул книзу.
      На лбу его обозначилсь острые капельки пота. Теперь он был похож на акробата, которому предстояло совершить смертельное сальто.
      Девица зачмокала, но времени не теряла. Глаза ее были устремлены к телевизору,там в это время показывали очередной сериал. Она чуть скосила голову, чтобы лучше видеть экран...
      Через пару минут Чень рывком поднял ее вверх, и сразу стало видно: они одного роста. Девица вытирала платочком губы. Или делала вид, что вытирала. Знамя снова возвратилось в чехол.
      Неожиданно знаменосец достал плетку...
      - А теперь... Кто убил Ли ?
      В глазах у девицы заполыхал ужас.
      - Ты что, оглохла ? Кто убил Ли ?
      Девицу трясло от ужаса.
      - Не знаю...
      Стальная рука Ченя, как многотонный портовый кран опустила девицу книзу. Она очутилась на коленях. Китаец повернулся к буфету, достал острую знаменитой золингеновской стали опасную бритву.
      - Хочешь, я тебя сделаю красавицей ? - усмехнулся он голосом, а не губами.
      Девицу било в конвульсиях страха.
      Чень схватил ее сумку, лежавшую рядом на столе, вывалил содержмое на пол. Внезапно взгляд его стал острым, как шило. Он увидел зажигалку. Это была дорогая бензиновая игрушка, которую он подарил Ли. На ней его рукой был нацарапан иероглиф - "Жизнь".
      - Сука! - Он сунул ей зажигалку к глазам.
      Рука Ченя втянула в себя лицо девицы, как спортивное ядро для метания. Девица всхлипывала, мешала слезы с соплями, с собачьей преданностью смотрела на своего мучителя, готовая тут же, на месте выполнить любое его желание.
      - Христом - Б-гом клянусь, не знала я ничего! - Теперь, на коленях, она глядела на него снизу вверх.
      - Александр Борисович меня, как сегодня, привез. Все посмотрели и вот также ушли. Десяти минут не прошло - дверь приоткрылась, и двое в чулках на голове вошли. На цыпочках. И пистолет - короткий такой в руках...
      Чень не произнес ни слова.
      Девица заторопилась еще быстрее.
      - Китаец этот сам повернулся, я - в сторону, а тот, в чулке, в него тык - тык - тык ! Это все. Клянусь...
      Она перекрестилась. Чень молчал. Молчание его было густым и тяжелым.
      - Да я, я все вам отдам ! Ничего мне не неужно. Баксов у него, я не взяла...
      Чень не сводил с нее взгляда.
      - Да, и еще искали там чего - то. Стол обшарили..
      Глаза Ченя напоминали теперь ружейный прицел: вот - вот раздастся залп.
      - Что искали ? - не спросил, а как бы клацнул затвором.
      - Я без понятия... - всхлипнула девица.
      - Деньги?
      - Кто их знает ?! Книги перетряхивали...
      - Потом что? Когда они ушли...
      - Сказали, пришьют если раньше чем через десять минут я вылезу...
      В глазах Ченя зияла пустота.
      - Ну, я подождала, Александру Борисовичу вниз позвонила - они там в машине ждали, и вниз сиганула по лестнице... Трясло меня... Как добежала не знаю...
      Чень рывком поднял ее с колен: понял - ничего больше не добьешься. Усадив девицу на стол, он раздвинул ей ноги и въехал в нее на полной скорости, как локомотив в туннель. Разверзнутые ноги девицы дергались за его спиной, словно по ним бил ток высокого напряжения.
      Чистая механика дешевого секса...
      Через несколько минут Чень достал из бегемотоподобного буфета две хрустальные рюмки и бутылку желтой мексиканской водки с червячком внутри.
      Он разлил водку по рюмкам, лизнул соль.
      - Будем...
      Привычно опрокинул в себя рюмку. Глаза его повлажнели. Оказалось, и чугунные памятники тоже могут проливать слезы.
      Девица проделала то же самое...
      Чень жестом показал ей:
      " Нравится? Можешь принять еще!"
      Девица повторила, но порция на этот раз была куда внушительней: вместо рюмки она хватила стакан. От алкоголя на душе стало легче.
      - Звони! - услышала она команду.
      - Кому? - напряглась она.
      - Этому... Борисовичу!
      Ни слова не говоря, она набрала номер.
      - Александр Борисович! Это я, Марианна! - Она не спускала с Ченя преданного взгляда.
      Такая преданность встречается, наверное, только у собак. А может, она в одной из прошлых своих жизней и была собакой?
      - Ну чего ? - устало и недовольно откликнулся босс.
      - Поднимитесь сюда сейчас... Вас приглашают.
      - А на хера?
      - Они просят. Пожалуйста...
      Александр Борисович появился минут через пять. Сначала послышался свист его партнера-спортсмена, но тот только проводил его, а сам остался на лестнице. Босс приоткрыл дверь, ничего подозртельного не обнаружил. Вошел.
      Дубленка была по-прежнему расстегнута, в углу рта припеклась сигарета. Он сразу и не сообразил, что произошло, но рука его уже оказалась закрученной за спиной, а лицо скрутило от боли.
      Чень прошелся рукой по всему его телу, вытащил, еле улыбнувшись, у него из-под брючины нож... Пистолет в надплечной кабуре он оставил сутенеру.
      - Садись, - он отпустил его. Предварительно закрыл дверь на замок.
      - Падла ! - сверкнул Александр Борисович глазами в сторону проштрафившейся проститутки.
      - Я, что ль тогда китайца этого приглашала? - взвизгнула она. - Сами меня тогда привезли, а его там пришили. Вот теперь давай объясняйся! Я при чем? Ты и отвечай, держи ответ...
      Сутенер недобро зыркнул взглядом. Передние зубы у него оказались мелкими, частыми, как у хорька.
      - Заказ есть заказ. Нам заказали - мы выполнили. В другое мы не вмешиваемся...
      Он следил, не вытащит ли сидящий против него китаец пистолет. Но тот вместо него достал из кармана бумажник. Небрежным движением извлек из него пять стодолларовых банкнот.
      - Это задаток...
      Физиономия Александра Борисовича выразила недоумение. Он недоверчиво молчал - ждал ловушки. Девица стреляла взглядом с одного на другого.
      И вдруг осмелела настолько, что снова сунула в рот жвачку и заработала ею вовсю. Как заводная.
      - За хорошую информацию - еще столько же... - бросил Чень.
      На гостя он не смотрел. Только поигрывал на столе банкнотами. Тассовал их...
      - А что я знаю ? - нерешительно пожал плечами Александр Борисович.
      - То, что знаешь, - банкноты на столе шевелились как крысы в сене.
      - Где вы были потом, когда привезли девицу к Ли?
      - К китайцу-то? Как обычно. В машине ждали.
      - Куда-нибудь уезжали от дома?
      - А куда? Тут и были...
      - Долго ?
      - Марианна освободилась и поехали...
      - Кого - нибудь заметили на улице ?
      Александр Борисович подумал, пожал плечами.
      - Да нет, по-моему...
      Взгляда Ченя он не выдержал, уставился в пол, но тут же дернулся вроде припадочный.
      - Думаешь, я, что ли, подослал ?
      Китаец саданул его туфлем по голени, и тот, буквально, окаменел от унижения. В такие минуты уголовный люд становился весьма опасен. Но мафиози из китайской "триады" и не шелохнулся.
      - Ты с кем говоришь ? Я что? Друг тебе ? - глаза Ченя были отлиты из олова. А может, из свинца.
      - Да какие дела-то?!
      - Если б ты подослал, - открылись, как дверцы сейфа губы китайца, - я бы не тебе не доллары выдал... Пулю...
      Он улыбнулся, но коренастый сутенер от такой улыбки только глаза прикрыл.
      - Народ был у дома? - как ни в чем не бывало продолжил китаец.
      Он что? Без нервов, что ли, этот косоглазый ?
      Александр Борисович почувствовал угрозу. Было самое время осторожно и как бы невзначай дотянуться до надплечной кабуры...
      Но он удержался. Если только потом, когда не будет другого выхода...
      - Не помню. Может, народ и был. Ни к чему вроде... А, вобщем, не обратил внимания. Скорее всего, вздремнул. Он ведь Марианну на полтора часа заказывал, дружок твой. Не как все - на час или два: а всегда на полтора... Полуторный у него размер, что ли... - сострил.
      Но Чень не улыбнулся.
      - Кажется, еще за сигаретами отъехали...
      - А когда вернулся ?
      - А чего, когда вернулся? Все как и было, так и осталось.
      - Никто не входил? Не заходил?
      - Никто...
      И вдруг вспомнил:
      - Пьяный прошел...
      Китаец напрягся, но когда услышал, что тот зашел в дом напротив, перестал им интересоваться.
      - Разве что... Но это, когда мы только еще приехали...
      - Ты о чем это? - спохватился китаец.
      - "Скорая" там на углу стояла, - пожал плечами сутенер. - Два мужичка в ней сидели.
      - А когда снова возвратился ? - Не было ее уже...
      - Что за "скорая"? - не сводил с него тяжелого взгляда китаец.
      - Новая. "Амбуланс". На базе "мерседеса".
      Стукнув по столу кулаком, Чень достал кошелек. Отсчитал еще пять сотенных баксов и щелчком пальцев придвинул сутенеру.
      - Если это китайские "триады", тогда все сложнее и одновременно проще...
      Полковник мигнул старшему оперу. Выход был найден.
      Выдвинув вперед тяжелую челюсть, Ловягин в ответ только осклабился.
      - Мы свалим это убийство Интерполу. Давай, подбери материал, Ловягин. Сейчас ты поймешь...
      В высших сферах МВД уже циркулировала поступавшая в порядке обмена из-за рубежа конфиденциальная оперативная информация, которая не доводилась до среднего звена.
      - Тут дело для полиций минимум четырех государств...
      Видя, что Ловягин все еще никак не сообразит, в чем дело, объяснил.
      - Россия - только транзитная территория. Китай- это трансплантанты. Плюс Эстония - с ее операционными... И еще Израиль.
      - А эти причем?
      - А у них хирурги рукастые...
      Вопрос решался в тот же день на уровне заместителя начальника Центрального управления по борьбе с организованной преступностью - ЦУБОПа.
      Сотрудники за глаза называли его просто Димой. Не потерявший к пятидесяти годам ни одного волоска в густой жесткой шевелюре, отличный теннисист, кандидат наук, Дима пришел к нынешней своей должности из Научно-исследовательского института.
      Как ученый он смотрел дальше других, потому и защитился по редкой и непопулярной в свое время теме - "борьба с организованной преступностью". Позже это пошло ему в зачет.
      Докладывал Диме полковник -заместитель начальника Регионального управления. Тот приехал прямо с места происшествия вместе с начальником отдела. Оба знали обстоятельства дела не по наслышке. Их выводы и аргументы в окончательной формулировке Дима и собирался, переосмыслив, доложить шефу.
      - Мы сами видели холодильные камеры... В них черта можно заморозить! Стоят стерильные, чистенькие. А еда - полковник хохотнул. - Рыбки, паучки, водка ихняя с жень-шенем - все отдельно, еще в одном, в маленьком...
      - С Китаем нам неудобно говорить о трансплантантах, проблема слишком деликатная...
      Разговор велся официальный, несмотря на то, что Дима и тот, кто ему сейчас докладывал, накануне вместе крепко поддали рядом за столом на проводах однокашника по Академии МВД СССР - министра соседнего, теперь уже независимого государства.
      Такое вот пришло время.
      С кем раньше сидели на семинарах, на совещаниях всесоюзных, пили водку в одних санаториях, стали вроде уже иностранцами. Свои еще, но уже чужие.
      Впрочем, в одни и те же санатории ездили и сейчас. И знакомых устраивали на работу друг к другу. Но с этим стало сложнее, хотя дружеские связи не исчезли, остались. А это всегда главное.
      Министр улетал из Домодедова. Проводы состоялись в бывшей депутатской комнате, теперь она носила новое замысловатое название. Пили коньяк марочный, золотистый, "Армению..."
      Как водится в таких случаях, баб не было. И разговоры - полный мазохизм! - только о делах.
      Чем больше пили, тем яснее становилось, как обеспечить порядок и взаимодействие в борьбе с преступностью. Головы горячели, мысли оставались холодными. Приводили цифры, предлагали решения. Языки не заплетались, только лица краснели. Слабаки по этой части сюда просто не могли попасть...
      При этом соблюдалась положенная субординация. Никакого амикошонства или фамильярности.
      - Позвольте сказать, товарищ полковник...
      - Я с вами согласен, товарищ генерал.
      Почти ничего из тех разговоров не запомнилось. Их как и не было. Сейчас говорили о другом.
      - О Китае забудь... - "Дима" посмотрел на собеседника долгим со значением взглядом . Глаза у него были глубые, с тонким начальственным ледком.
      Заместитель начальника Регионального управления окинул внимательным взглядом своего вчерашнего соседа - интересно: головка у него сегодня не болит?
      Сам он не знал никогда, что такое головная боль.
      - Пришлют еще один пустой вежливый ответ. А дальше что? - пожал плечами "Дима". - Стены что ли ими обклеивать? С эстонцами будет по-проще. С Артуром я каждый год встречаюсь в Хаапсалу, грязи принимаем вместе...
      - А с израильтянами?
      - Я думаю договоримся, - махнул рукой "Дима". - Их представитель тут - ничего парень. Водку вот не пьет...
      - Чем же он занят?
      - Больше по культурной части: архитектура, история. В Большой ходит...
      - Делать ему не хера...
      - Наверное. Это - его трудности... - "Дима" приоткрыл завесу над ближайшими планами ГУОПа. - Предлагается создать оперативную группу Интерпола под крышей туристического агентства в Москве. Несколько стажеров и все такое. Он обещал согласовать со своим начальством...
      - Мы предлагаем примерно то же. Тут все расписано... - начальник отдела, не произнесший в течение всего разговора ни слова, внезапно прорезался. Открыл папку, передал бумаги.
      "Дима" посмотрел с недоверием, но протянутые документы взял. Пропустив преамбулу, начал читать сразу со средины. Лицо его оставалось непроницаемым.
      - Люди легче идут на контакт, когда нет официоза... - начальник отдела не был обескуражен. Утечку информации все равно доказать было нельзя. - Туристическое агенство - это поездки. Тут и Китай, и Эстония, и Израиль...
      Перешли к выработке конкретных решений.
      - Хорошо, что мнения совпали, -"Дима" откашлялся. - Думаю, руководство нас поддержит. Парочку человек возьмем у тебя, одного даст израильтянин. Китайца брать не будем. Они- заинтересованная сторона... Теперь вот кандидаты...
      Начальник отдела ждал этого вопроса:
      - Одного я могу назвать с хода. Чернышев.
      "Дима" задумался.
      - Вообще-то он ничего парень. Впечатление производит хорошее. Но ведь придется работать с иностранцами. С израильтянами уж точно, если мы пробьем этот проект...
      - В этом смысле нам лучше не найти. Он ведь писательский сынок. Английский свободный. Афганец... Правда...
      - Что правда? - встрепенулся хозяин кабинета. Но ответа на свой вопрос получить не успел. Сам внезапно вспомнил:
      - Постой, это ведь он в Новый год стрелял на Малой Брон ной?
      - Он, - вздохнул начальник отдела. - Инспекция и сейчас таскает. Я бы убрал его с глаз...
      - Эти все равно найдут.
      Оба вспомнили: у своего дома, рядом с подъездом, была ограблена пожилая супружеская пара. Грабитель угрожал пистолетом. Чернышев, оказался рядом соучайно - направлялся по своим делам в 108- ое отделение.
      Преступник пытался скрыться, старший опер бросился следом и произвел три выстрела, в том числе один - предупреждающий. Какой из них был в воздух - первый? последний? - сказать трудно...
      Грабитель тем не менее все же завернул за угол - на Малый Козихинский. Чернышев побежал за ним.
      Долго преследовать не пришлось. Тот лежал на снегу уже в начале переулка. В каждой его лопатке сидело по пуле. Чернышев вызвал скорую, но спасти раненого не удалось.
      Следствие установило: убитый - молодой, несудимый работяга. Раньше ни в чем предосудительном замечен не был.
      Возможно, решился на такое в первый раз. Газеты и телевидение ведь твердили изо дня на день, что менты нынче бессильны, сидят по своим отделениям, боятся высунуть нос на улицу, а, если и возникают, то только за тем, чтобы получить на лапу от бандитов...
      Вот и решил воспользоваться. Пистолет, которым он угрожал старикам, оказался игрушечным...
      Бедолага- преступник, неудачник - детектив.
      - Лучше бы, Виктор, ты дал ему убежать... - посетовал Чернышеву его прямой начальник. - Старики эти еще заработали бы то, что он у них отобрал. А так... Инспекция затаскают теперь тебя.
      Случилось все первого января. Никто не верил, что накануне, зная, что у него с утра дежурство он выпил всего лишь две рюмки шампанского, советовали запастись соотвестствующей справкой насчет остаточного алкоголя...
      Он послал всех.
      Теперь его таскала Инспекция. Впереди маячила еще городская прокуратура.
      "Дима" все же решился. Даже сморщился от напряга.
      - Ладно! Давай. Он, действительно, подходит. С ним в паре должна быть женщина...
      - Мы уже думали. Лейтенант Гончарова...
      - Если шеф согласится, израильтянин, скорее всего, тоже не будет против - свяжется со своими... - " Дима" взглянул на часы, точнее, на вделанный в циферблат календарь. - Смотришь, на той неделе и начнем!
      Старший чином возглавлял в Израильской полиции отдел по расследованию особо важных преступлений. Два других - были больше администраторами, один занимался кадрами, второй - связями с заграницей.
      Если задача была сложной, и решить ее одному оказывалось не по плечу, они собирались на своего рода военный совет. Старая армейская привычка: ведь в полицию все они пришли из армии. Подозрительность тогда уступала место доверию, а ревность - снисходительности: ведь перед ними снова был общий враг.
      - Ну ! - сказал генерал - майор и прищурился. Когда он мог озадачить двух других, он выпячивал нижнюю губу вперед языком. - Если кто - то из вас догадается для чего мы здесь, я зову всех в ресторан на обед...
      Его мощная, с борцовской шеей голова с короткой стрижкой откинулась на спинку кресла.
      - Амос, - ухмыльнулся один из бригадных генералов, занимавшийся связями с заграницей, - повыше ростом и с породистым интеллигентным лицом, - ты был бы неподражаем в роли составителя кроссвордов...
      Генерал - майор пропустил шпильку мимо ушей.
      - Эй, - мгновенно скривился он, глядя на другого, мужиковатого вида коллегу- кадровика, - убери свою сигару ! Когда - нибудь я начиню целую коробку порохом и пошлю тебе на день рождения...
      В полиции за ними закрепилось прозвище "три туза". Два бригадных генерала и генерал - майор.
      Как и всегда в коридорах власти, чем ты выше чином, тем ты более одинок. Здесь нет и не может быть дружбы: есть лишь интересы. Однако, в профессии, как и в политике, интересы порой совпадают, и тогда, даже если люди рвутся к вершине, обиды и свары отходят на второй план, а на первый выходит служба.
      Профессионал подобен жрецу, профессия - Богу. И ей служат. Рьяно и истово. Может, еще и потому, что ей, и только ей под силу вознести к вершине или столкнуть в пропасть.
      Голос у него стал куда суше:
      - В Штатах по подозрению в торговле человеческими органами арестованы несколько китайцев. Предметы сбыта - почки, печени, легкие. поджелудочные железы, роговые оболочки глаз, кожа...
      Оба других молчали. Видимо, еще не успели еще переварить услышанного. Где Китай, где Америка, а где Израиль?
      - В Нью Йорке, - продолжал генерал - майор, изредка заглядывая в бумаги, - агент ФБР представился потенциальным покупателем и сумел кое что выяснить. Трансплантанты идут из китайских тюрем. Там ежегодно расстреливаются четыре - шесть тысяч человек..
      - Не тяни душу, Амос: какое это все имеет отношение к нам ?
      Хозяин кабинета испытующе оглядел присутствующих, немножко помолчал и продолжил:
      - В Эстонии, а может, и в других республиках бывшего Союза, производятся операции по пересадке трансплантантов. Если состоятельный клиент платит деньги, большие деньги, -он господа, и получает новое сердце или печень, селезенку или почки. А те берутся у казненного. Кстати, - один из арестованных в Америке - сам бывший палач. Участвовал в приведении смертных приговоров в исполнение...
      - Амос, а яйца они тоже пересаживают ? Одни или с...
      Мужиковатый гость посмотрел на хозяина кабинета невинным взглядом васильковых глаз.
      Борцовская шея генерал - майора налилась бураковым цветом.
      - Даже у терпения есть границы ! - сдавленно произнес он.
      Кадровик поднял вверх руки: ладно - ладно, я - пасс !
      - Операцию в Эстонии проводит хирург из Израиля...- продолжил генерал-майор.
      Наступило долгое молчание. Вялое и неприятное.
      - Кто ? - коротко спросил Интеллигент.
      - Хирург из Тель - Авива. Профессор Бреннер. Двадцать пять лет в стране. Пользуется международным авторитетом...
      Любитель пошутить присвистнул:
      - В Пекине вовсю открещиваются от обвинений, официально заявляют, что никаких органов казненных не продавали и не продают...
      - Ты уже вышел на врача, Амос ? - спросил кадровик.
      - Да. Послезавтра он летит в Таллинн. Через Москву.
      - То-есть, мы теряем его из вида...
      - Не совсем. А, если по порядку... - Интеллигент, ответ ственный за связь с иностранными полициями, рассказал о своих контактах с МВД России через израильского эмиссарара в Москве. - Есть пара русских сотрудников, которая на него вышла. Оба работают в турбюро. Брат и сестра... Нам предоставится возможность контролировать их отношения с хирургом...
      В кабинете снова воцарилось молчание.
      - Это все, Амос ? - спросил кадровик, наливая себе из графина аппельсиновый сок и тут же отставляя стакан.
      Он не забывал о роли "мужика", какую играл всю свою жизнь. Она давала ему, кстати, немало преимуществ, и прежде всего, - он мог позволить себе то, чего не могли другие.
      - Почему ты держишь эту искусственную дрянь ? Хочешь нажить себе язву ? Пей натуральный...
      Хозяин кабинете почесал нос и, подумав, добавил.
      - С хирургом нашим болтается из Израиля куда-то в Азербайджан и в Эстонию некто Панадис. Есть сведения, что он привлекался к уголовной ответственности за незаконные комбинации. Скользкий субъект. Он у того на роли импрессарио...
      - Не хочешь вспугнуть ? - поднял брови Интеллигент. Темные, с поволокой глаза его вопросительно смотрели на старшего по чину.
      - А ты бы на моем месте поступил иначе ?
      - Предлагаешь внедрить в русскую группу своего человека?
      Хозяин кабинета быстро кивнул. Борцовская шея его обрела прежний нормальный цвет.
      - Легенда и связь - за мной, кандидат в жертву - за ним, Интеллигент, ухмыльнувшись, показал на кадровика.
      Амос, раздумывая, тер висок.
      - Когда начинать ? - спросил кадровик.
      - Вчера, - бросил старший по чину. - Есть у тебя на примете какой-нибудь малый? Что знает русский, но родился здесь. Чтоб ностальгия не заедала и вдруг не прорезались родственные связии с подследственными. И, еще, - генерал - майор изучающе поглядел на кадровика, - знаешь там, - без баб и прочего шантажа...
      - Придется к врачам обращаться, - цокнул языком кадровик.
      - Это еще зачем? -Зыркнул на него Амос.
      - Так ты, ведь, импотента ищешь ищешь... - шумно втянул носом воздух кадровик.
      Генерал - майор обезоруженно развел руками: Ну что с него возьмешь ?!
      Но тот уже заговорил серьезно.
      - Есть один парень. Мы ему недавно очередное звание присвоили. Только русский у него не блестящ, и к тому же акцент...
      - Неважно внедрять его будем в качестве туристского гида к этим двум русским. Сестре и братцу. Готовьте факс. Документы прикрытия, инструктаж... - зазвонил телефон. Хозяин кабинета снял трубку, подал знак: это ненадолго...
      - Что за парень ? - спросил он, повесив трубку.- Хоть парочку деталей...
      - Морской десантник. Ну знаешь, - из тех, что в огне не горят, и в воде не тонут.
      - Как зовут? Я знаю его?
      - Алекс Крончер. Детектив Центрального отдела.
      Алекс Крончер шел по вызову как на плаху. Он не любил высокого начальства и был уверен, что ничего хорошего его не ждет.
      Переступив порог кабинета он вытянулся по стойке смирно.
      На взгляд его деда - офицера бывшей советской армии строевая выправка в Израиле просто ужасна. Что бы он сказал, увидев его сейчас ?
      Однако, то, что произошло через несколько секунд, ошело мило его. "Туз" вышел из-за стола, подошел к нему и запросто протянув руку, повел к креслу.
      - Алекс, - сказал он, - сынок, есть дело...
      Инстинкт подсказывал, что начальственная фамильярность - еще более скверный признак, чем гнев.
      - Ну, - сказал генерал, усаживаясь в кресло рядом, - Как вчера? Отметили?
      Алекс изобразил непонимание.
      Его смуглое, овальное лицо с почти черными глазами лицо можно было бы назвать красивым, если бы не нос, слека напоми нающий картошку. Но когда он улыбался, устоять перед его обаянием было просто невозможно.
      "Туз" ухмыльнулся.
      - Ты что, сынок, думаешь я - старый дурак, что ли ?
      Он по - мужицки шмыгнул носом и ласково погрозил Алексу указательным пальцем:
      - Вы, молодая поросль, рано еще нас в землю закапываете...
      - Вас закопаешь, - в тон ответил Крончер, обведя взглядом широкую коренастую фигуру генерала и его кулаки с пивную кружку величиной - А что, уже доложили ?
      "Туз" озадаченно почесал щеку возле носа: видно, решал - оборвать этого наглеца или смолчать ?
      - Хочешь съездить в Россию ?
      Алекс бросил на начальство быстрый и недоверчивый взгляд.
      - Ты вот был там хоть раз за свои двадцать шесть ?
      Алекс отрицательно покачал головой:
      - Не привелось пока...
      - Сразу после армии в полицию ?
      Алекс кивнул.
      - Да, - протянул генерал,- я бы вот на твоем месте прыгнул от восторга в свое время. А вы сейчас... Потеряли вы, молодые, вкус к жизни, вот как это называется...
      - Ну почему же ? - удивился Алекс. - Просто вкусы стали иными...
      - Философ ! - ухмыльнулся генерал. - Ладно. Выбрали тебя. Задание сложное. И опасное: вы ведь после всех этих стычек с "Хизбаллой" только спите и видите как бы снова риска понюхать. Мои болваны после армии махнули с друзьями на целый год - кто в джунгли, кто в Гималаи...
      - Не, я хороший... - во взгляде Крончера мелькнула усмешка. - Только на три месяца укатил. В Австралию...
      - Дело вот в чем, - крякнул генерал.- Через Россию из Китая на Запад переправляются человеческие органы для переса док: почки, сердца, печени, кожа... Доноры, если их можно так назвать, - казненные преступники...
      Алекс даже не заметил, как увлекся сам: он ведь о чем - то подобном и мечтать не мог. Гигантская страна... Преступление, которое может взволновать все человечество...
      - Часть операций проводится в Эстонии. В частной клинике. И оперирует там профессор Бреннер из Тель Авива. Ско рее всего, он и не знает, откуда трансплантанты. В туристской фирме, куда ты поедешь, кто-то вошел в контакт с посредником, чтобы пройти такую операцию у Бреннера в Эсто нии. Как твой русский?
      - Сильный акцент, - с замиранием сердца: а вдруг из-за этого все полетит к чертям, - довольно глухо сказал Алекс.
      - Не помеха, - пренебрежительно махнул рукой "Туз". - Ты едешь туда, как практикант туристической фирмы. Будешь про ходить подготовку в качестве гида для туристов из Израиля. Твоя задача - ознакомиться с достопримечтельностями, посмот- реть, как все налажено и действует, а потом - будто бы сопровождать группы отсюда...
      Он достал из ящика несколько фотографий и протянул их Алексу.
      - Смотри: вот это - "АнастасЬя".
      Он так и произнес - с ударением на последнем слоге.
      Алекс не стал поправлять.
      - Ей-то как раз и должен будет Бреннер делать операцию. Она там гидом. Это вот - ее братец Виктор...
      - А как я туда явлюсь? Вот так: "Здрастьте, я ваша тетя"?
      Генерал поморщился: ну что за смена пошла: ни мне почета, ни вам уважения...
      - "Как", "как" ?! Маленький, что ли ? Я уже звонил нашему представителю при Министерстве внутренних дел России. Он там второй год, все знает. Обеспечит тебе мягкую посадку. Ты ведь и на землю, и на воду прыгал, а? А тут тебе хорошая гостиница, приличные командировочные.
      Алекс кивнул: нет проблем, все будет сделано тип - топ...
      - Да, и еще - вытащил "Туз" новую пачку фотографий. - Здесь уже снимков по-больше: вот это - профессор Бреннер, а это - его посредник, который все там ему организовывает: скользкий такой хомячок из Баку. Фамилия, правда, у него греческая: Панадис. Но кто он и что на самом деле пока никто не знает. Здесь, в Израиле, мы за ним следим...
      - Когда отлет ? - бодро спросил Алекс.
      - Как когда? - Генерал, чувствовалось, израсходовал боль шую часть приветливости, положенной для отправляемого в Рос сию капитана полиции. Вопрос прозвучал раздраженно. - Завтра...
      - А я успею ? - ошалело спросил Алекс.
      - Успеешь, как миленький, - вот билет на самолет! Рейс "Эль-Аль". Сейчас топай в бухгалтерию, получай деньги. Ключ от сейфа оставь у секретаря. Пистолет...
      - Понятно.
      Алекс встал. "Туз" подошел к нему, обнял за плечи:
      - Крончер, мы возлагаем на тебя большие надежды. Смотри не подкачай... Дополнительные инструкции получишь в Москве. У нашего представителя...
      Виктор Чернышев начал традиционно.
      С места происшествия.
      Китаец снимал квартиру в многоподъездной "восьмиэтажке" - лежачем небоскребе, протянувшемся внутри квартала. Со всех сторон вокруг его закрывали другие дома. Разнокалиберные, разноэтажные. Свободная застройка семидесятых.
      В стороне виднелась аптека, несколько магазинов. Окна домов смотрели друг на друга. В часы "пик" нескончаемая череда людей тянулась отсюда к автобусам, к метро.
      Чернышев приехал к дому поздно вечером.
      Сейчас здесь было пусто и тихо. Виктор постоял у подъезда.
      Короткоостриженный, не очень высокий, сухощавый крепыш лет 35, даже по виду, малоразговорчивый, жесткий, уверенный в себе, каких много в Москве.
      Теперь на таких все больше обращали внимание, скорее всего, из-за скрытой угрозы, исходившей от них, хотя они и старались не выделяться, раствориться в безликой толпе.
      Поднявшись на восьмой этаж, Виктор подошел к окну.Пейзаж был знакомый: " Ночь, улица, фонарь, аптека..."
      Окна квартиры, в которой был убит Ли, тоже выходили на эту сторону. По меньшей мере, из десятка окон в доме напротив могли заглянуть в тот вечер к нему в комнату, не задерни он предусмтрительно шторы.
      Кто-то мог, случайно глянув вниз, увидеть и киллеров, входивших в подъезд. Или выходивших из него...
      Во многих окнах в доме напротив и сейчас еще горел свет.
      Чернышев принялся внимательно просматривать их одно за другим, пока не нашел то, о котором писал в своем рапортие участковый...
      На звонок в дверь долго никто не отвечал, потом раздался глухой мужской голос:
      - Кто ?
      Виктор назвался.
      Непродолжительное молчание: там, по - видимому, переварили внезапное вторжение.
      - Подождите... Сейчас...
      Дверь открылась, и перед Виктором предстал человек его возраста в инвалидной коляске. "Телеглаз", как назвал его участковый.
      Лицо инвалида, как у всегда у тех, кто мало бывает на воздухе, светилось желтовато - серым налетом, но глаза под бритым черепом смотрели настойчиво и яростно..
      Виктор непроизвольно отвел взгляд.
      В прошлой своей жизни, ничего кроме брезгливости, не мог он испытывать к человеку, подглядывавшему в оптический прибор за соседями.
      Но в т о й его, Чернышева, жизни "хорошее" было четко и бескомпромиссно отделено от "плохого".
      На этот счет существовали категорические высказывания любимых авторов. В доме родителей продолжался бесконечный интеллигентский треп о совести, которая либо есть, либо отсутствует.
      " Это как же! Читать чужие письма! Позор!.."
      Но теперь Чернышев признавал интерес к чужой жизни. Правда, только при наличии профессиональной сверх-задачи. Если речь идет о борьбе с уголовной преступностью, в разведывательных и контрразведывательных целях...
      Многое он отдал бы сейчас за то, чтобы нашелся человек, подсматривавший за квартирой китайца в момент, когда там орудовали киллеры...
      - Это вы по поводу китайца ? - спросил человек в инвали дной коляске.
      Виктор кивнул. Инвалид развел руками:
      - Да что еще я могу сказать ? Ведь говорил уже, что не видел ничего особенного...
      - Ничего?
      - Абсолютно.
      В принципе на этом можно было ставить точку.
      Человек в инвалидной коляске ждал.
      Виктор подумал немного, потом спросил, стараяь не показа ться полностью бестактным:
      - А вы бы не могли дать мне взглянуть в вашу подзорную трубу ?
      Инвалид на мгновение дрогнул. Его словно застали за чем-то постыдным. Но все же, вздернув брови, решился:
      - Коли надо - так надо !...
      Он отъехал в угол, открыл дверцу шифоньера и достал оттуда подзорную трубу. Потом, пошарив за шкафом, - штатив.
      Установив штатив и приспособив к нему трубу, Виктор вни мательно вгляделся в открывшуюся перед ним перспективу. По- том сменил угол зрения в поисках оптимального варианта.
      Дом напротив был виден ясно и четко: скорей всего, увеличительная способность трубы была наредкость высокой. Но вширь поле зрения ограничивал размер оконного проема.
      Виктор представил себя инвалидом, заглядывающим в чужую жизнь. Вот мелькнула вышедшая из ванной женская фигура. Торопливо кинулась друг другу в объятья истосковавшаяся парочка...
      Но одно дело - истекающий слюной импотент перед замочной скважиной или перед глазком "пип - шоу", когда где - то на сцене уже просто автоматически трахаются за деньги партнеры.
      Другое - этот наблюдательный пост у окна...
      Что чувствовал в такие минуты, человек в инвалидной коляске.
      Тут была не только своя логика, но и своя правда.
      Потому что у того, у кого есть все, правда, она, совсем не та, чем у того, кто лишен всего.
      Благоприобретенная внешняя шероховатость так и не удалила до конца его внутренней деликатности, поэтому Чернышев даже не поинтересовался, живет ли хозяин квартиры один или с кем- нибудь из родственников, есть ли у него семья.
      - Так вы говорите, - никто не выходил и не заходил ? - спросил Виктор задумчиво.
      - Да поздновато уже было. И холодно...
      Виктор нацелил трубу на квартиру Ли. Шторы на окнах были задернуты. " Милиция постаралась..."
      - А сутенер, который привел к китайцу девку, был один ?
      - Двое... - удивленно откликнулся инвалид. - Они всегда вдвоем ходят...
      - Они ведь не в первый раз с ней приезжали?.
      Инвалид кивнул:
      - Я его тут уже видел и раньше.
      Виктор вздохнул:
      - Может хоть какая еще мельчайшая деталишка...
      Он всегда испытывал неловкость перед инвалидами.
      Мужчина в коляске задумался.
      - Тетка еще одна выходила. С собакой...
      Но тетки Виктора не интересовали.
      - Хотите чай ? - спросил вдруг хозяин квартиры. Чем-то ему нравился этот приехавший на ночь мент, а чем - он объяснить бы не смог.
      - Да нет, спасибо !
      - Пива ? - поинтересовался тот снова.
      Отказываться было неловко и Виктор кивнул.
      Инвалид подъехал к холодильнику, достал две бутылки, открыл и пододвинул к Виктору стакан, а свой взял в руки.
      - Вот так и живем, - вдруг ни с того, ни с сего сказал он. - Хреново, а что поделаешь ? Кому - то надо было это делать...
      И так как Виктор уставился на него непонимающе, жестко и нервно бросил:
      - Это Афганистан...
      Виктор сморщился, с силой сжал губы. Представил себя на его месте. Вот здесь, в этой квартире, в инвалидной коляске. С длинной подзорной трубой в руках, разглядывющим чужие окна...
      - Сороковая армия?
      - Кандагар.
      - А меня в Кабуле ранило...
      Теперь Виктор не мог вот так просто встать и уйти.
      Во рту ощущалась хинная горечь, глаза резало. Он чувствовал, как снова переполняет его волна даже не столько сочувствия, сколько поднимающейся из самой глубины сознания ненависти... К тем, кто это все тогда начал. Закрутил. Всех подставил. Искалечил. Для чего это было все надо? Кому?!
      Пейджер Чернышева внезапно включился.
      Его просили позвонить в РУОП дежурному.
      - Чернышев. Слушаю...
      - Завтра в девять быть у заместителя начальника Управле ния...
      - В курсе, что там?
      - Летит израильский хирург со своим импрессарио. Генерал вызывает тебя вместе с "сестрой"...
      Надо было идти.
      - Ладно, кореш, - выдавил он из себя. - Если я хоть чем-то могу тебе помочь, быть полезным, - вот тебе мои теле фоны. Этот домашний. А вот в к о н т о р е...
      День был тяжелый - операционный, который отбирает обычно много нервов и сил.
      Перед тем, как уехать домой, профессор Бреннер все равно провел введенный им же обязательный вечерний обход.
      Ни с временем, ни с усталостью он никогда не считался, и в свои шестьдесят работал, фактически, на износ.
      Он вышел улицу.
      Зима в Тель-Авиве стояла мягкая. Это не Иерусалим, снега здесь и раз в пять лет не увидишь. Еще за несколько минут до ливня могут, как ни в чем не бывало, ярко светить звезды.
      Бреннер сел в машину, подвел к контролеру автостоянки, шутливо откозырял...
      У него были ловкие руки и цепкий взгляд. И тот особый инстинкт, который превращает врача в целителя.
      Его побаивались и не только больные, но свои же коллеги тоже. Одни приписывали ему талант, другие гипнотическую силу. Но все это была мистика. На самом деле все решали упорство и тяжкий труд.
      Бреннер одним из первых в Израиле перешел на метод перекрестного взаимообмена органами для трансплантации. Зачинателем был еще покойный Дан Шмуэли - блестящий хирург и философ.
      Закон разрешал пересадку органов лишь внутри семьи. А что, если близкие родственники нуждающегося в пересадке, не могут стать его донорами из-за биологического несоответ ствия? Оставить без помощи?
      Шмуэли нашел выход:
      Известно: если пересадка не связана с деньгами и носит альтруистический характер, никто против нее возражать не будет. А коли так - кто-то из близких родственников одного из больных может пожертвовать свою почку другому,а родственник того, в свою очередь, первому. Обе операции при этом следовало производить одновременно...
      Сам этот метод, естественно, при всем его стерильном соответствии морали, революции, однако, произвести не мог. Ведь только в Израиле в очереди на пересадку стояли около девятиста человек, и еще по двести прибавлялось к ним каждый год.
      Операций же производилось максимум сто сорок.
      Но за границей существовали другие правила. И те, у кого было достаточно денег, могли произвести пересадку в любой точке земного шара, где имелся трансплантируемый орган, соответствующая клиника и достаточный уровень сердечной хирургии.
      Этим-то как раз ему и предстояло скоро заняться в Эстонии.
      Нельзя сказать, чтобы это не вызывало у него угрызений совести. Ведь он закрывал глаза на весьма щекотливое обстоятельство: не знал и знать не хотел, откуда берутся трансплантанты ? Его, как врача, интересовало только одно: он может и должен спасать человеческие жизни.
      Правда, полезное при этом сочеталось с приятным. После каждой такой операции он клал в карман приличную сумму...
      Все брали на себя какие -то посторонние люди, с которыми он ни разу даже не встретился.
      Впрочем, он предпочитал об этом не думать. Зато после Эстонии его ждала интересная поездка на научную конференцию в Сидней, где он должен был сделать доклад о методе перекрестного взаимообмена.
      Бреннер припарковал машину рядом с виллой.
      В ней было три этажа, но она спускалась вниз по склону, и на уровне улицы оставались лишь крыша и первый этаж.
      Жена ждала его.
      Женат Бреннер был в третий раз: сейчас - на своей медсестре, которая была моложе его на тридцать лет. Взрослые дети его разлетелись по свету, жили своей жизнью.
      - Офра, - бросил он жене, тщательно моя руки, - хочешь слетать в Эстонию ?
      Та чмокнула его в реденькую, с розоватыми просветами кожи шевелюру.
      - Лучше бы куда - нибудь в другое место. А что с Ав- стралией ?
      - Через месяц, - зевнул он.
      Когда в двери прозвенел звонок, он пошел открывать сам.
      - Могу?
      В двери лучился улыбкой "посредник" или как тот себя с улыбкой величал "импрессарио". Некто Панадис. Врач откуда -то из Баку, довольно шустрый и неутомимо говорливый, он все устраивал, все утрясал, улаживал и повсюду расплачивался наличными. Тем не менее всякий раз, когда он видел его, Бреннер ощущал наплыв брезгливости.
      - Как вы? Как здоровье Офры?
      Панадис нашел его еще днем в больнице. Бреннеру с пульта позвонила старшая сестра:
      - Вас тут спрашивает по - английски какой - то человек с сильным акцентом.- У него странная фамилия.
      Бреннер взял трубку.
      - Маэстро ? Это я - ваш верный поклонник и импрессарио.
      В его восточной лести Бренеру чудилась тонкая насмешка. А может, ему только казалось ?
      - Скоро концерт, - мелко рассмеялся тот. - Срочные гастроли...
      - Что это означает ? - сухо и даже раздраженно спросил Бренер.
      - Заскочу к вам домой и все объясню...
      Бреннеру хотелось возразить: пожалуйста, не надо ! Но он почему-то не стал это делать.
      Его неприязнь и брезгливость по отношению к этому человеку были пронизаны легким налетом опасения. Бреннер не решился бы грубо оборвать его и попросить больше не появляться на его горизонте.
      Что-то было в болтливом бакинце такое, что настраживало - какая-то невидимая метка, которую, между тем, нельзя не заметить.
      Перед обедом было совещание у директора больницы,и Бреннер забыл о нем.
      И вот...
      - Маэстро ! - вычурно стелился вкрадчивый голос гостя, - Я счастлив: мы летим вместе. Вы - настоящая мировая величина, и для меня это большая честь. Надеюсь, я вам не помешал ?...
      Бреннеру хотелось послать его к черту: конечно, помешал...
      Но вместо этого он буркнул:
      - Нет -нет, что вы...
      Панадис- упитанный сорокалетний мужчина с узкой полоской усов на круглой и мучнистой физиономии- оказался большим любителем женского пола: каждую встречную он провожал долгим оценивающим взглядом.
      Импрессарио начал еще в прихожей:
      - Профессор, вы волшебник. Предстоят три операции. Кого вы хотите вызвать ? Доктора Крюгера из Швейцарии или Волчека из Чехии ? Сестры в Гамбурге уже предупреждены. Они возьмут отпуск...
      Говорил он с нажимом, вычурно, жестикулировал и красовал ся перед собой.
      Сам Бреннер был из Риги, откуда уехал четверть века назад. Там царил другой стиль: строгие бесстрастные мане
      ры, тихий неторопливый разговор.
      - Крюгер...
      До начала их сотрудничества бакинец обхаживал его в течение года. Прилетал, улетал, произносил взволнованные тирады о страданиях больных и о долге врачей, рассказывал о новой клинике в Прибалтике.
      Однажды он все же, убедил профессора, они слетали в Таллинн. Клиника поразила даже видавшего виды Бреннера.
      Она была частной, оборудована по последнему слову медицинской техники. В ней можно было делать любые оперции, а, если нужно, и приглашать коллег из-за рубежа.
      Медсестры были из Германии, их привозили всякий раз, когда назревали несколько операций. Ассистенты - один из Швейцарии, другой из Чехии - там в последние годы жить стало туговато..
      Впрочем, Бреннеру никто не был нужен. Так -для роскоши.
      Панадис заговорил раньше, чем они устроились в кабинете хозяина.
      - Профессор, я заказал билеты. Отъезд через три дня.
      Бреннер уселся в кресло и положил ногу на ногу. Прошла Офра, его жена, с чашками с кофе.
      " Этот тип не смотрит, а раздевает, - подумал он, - интересно, а что сами женщины чувствуют, когда его видят ? Впрочем, у них никогда не поймешь..."
      - В день приезда - концерт Цукермана, потом - кабаре. Там хорошие кабаре, в Таллине, "маэстро". Пальчики оближете. А может, - ночной клуб ?
      - Нет- нет, наутро операция. Не стоит... Может, после, перед отъездом... А почему вы не открыли клинику в Баку, Панадис ? - вдруг спросил Бреннер.
      - Знаете, - залился тот тонким смехом. - У людей даже в наше время много предрассудков: они считают, что все, что связано с Востоком - второго сорта...
      - Я когда - то бывал там, - бросил Бренер, - и должен вам сказать, что город этот произвел на меня совсем неплохое впечатление.
      - Вы правы, - поддакнул Панадис, - Совершенно правы ! Это особый город. Сейчас, правда, многие уехали, все изменилось. Но когда - то... Интеллигенция... свой юмор... Добродушие... Я уверен, - есть города злые, а есть добрые... Как люди...
      Бреннер кивнул, Панадис стеснял его.
      - Офра ведь поедет тоже ? - спросил тот, уже вставая, с какой - то оперетточной грацией.
      Бреннер не успел ответить.
      - Вы разрешите мне спросить ее самому ?
      Он галантно повернулся к бреннеровской жене:
      - Можно надеяться, вы летите с нами ? - спросил он на чудовищном английском, но совершенно при этом не стесняясь.
      Бреннер с инетересом наблюдал за этой сценой.
      Сквозь пушистые и хорошо выделенные косметичкой ресницы та посмотрела на Панадиса.
      - Вы советуете ? - не без насмешки в голосе спросила она.
      - Я? - переспросил Панадис.
      Он посмотрел на нее чуть более пристально, и она смутилась.
      Но сразу после этого мучнистое круглое лицо его с узенькой полосочкой усов расплылось в добродушной улыбке. Это был снова галантный кавалер и добряк...
      "Такое впечатление, будто он провел долгие годы без женщины, подумал Бреннер. -Где же это его могло носить? На необитаемом острове? В тюрьме?"
      Второе показалось куда более логичным.
      " Не в израильской, конечно. Тут с режимом по-мягче...И в тюрьме, и в полиции..."
      То, чем его импрессарио занимался, находилось на узкой грани между дозволенным и запрещенным.
      Бреннер оперся руками о подлокотнки кресла и привстал. Таким был его способ намекнуть не очень желанному гостю, что хозяин больше не расположен к беседе.
      Новоиспеченный капитан израильской полиции Алекс Крончер еще при посадке в самолет в аэропорту имени Бен Гуриона заметил крупного, лет шестидесяти мужчину в модной и дорогой спортивной куртке и альпинистской шапочке.
      Рядом с ним семенил круглолицый с мучнистой физиономией живчик, лицо которого надвое делила узенькая полосочка усов. В руках у каждого было по атташе -кейсу.
      Не узнать обоих было нельзя: профессор Бреннер и тот самый его посредник, о котором рассказывал "Туз".
      Чтобы не обратить на себя внимания, Алекс старался не очень смотреть в их сторону.
      Места обоих в салоне оказались впереди него.
      На экране телевизора забавные зверюшки показывали прави ла пользования спасательным жилетом...
      Прикрыв глаза ладонью и делая вид, что дремлет, Крончер слушал их болтовню. Впрочем, иногда в ней проклевывалось и кое-что существенное.
      - Доктор Панадис, - где-то на пол-пути спросил Брен- нер, - вы -грек ?
      Тот ухмыльнулся. Его круглая мучнистая, с узенькими усиками физиономия напомнила Крончеру улыбающегося китайско го идола.
      - Один из моих дедушек действительно был греком: его фамилию я и ношу... Меня, наверное, можно было бы назвать человеком без национальности. Во мне, кроме греческой, текут армянская, азербайджанская, еврейская, русская, немецкая кровь. Так кто я по - вашему ?
      - Да, - пошутил Брненер, - вы - американец...
      В голосе Панадиса зазвучала ирония:
      - Вы почти угадали, я жду "грин - карту". Получу ее по расчетам моего адвоката года через полтора максимум...
      Крончер хотел пить и остановил проходящую стюардессу - хорошенькую блондиночку с русой косой вокруг головы. И вдруг почувствовал, как у него пересохло в горле:
      " На каком языке обратиться к ней - по-английски или по - русски?"
      Он впервые застеснялся своего акцента. Решил, все же по - русски.
      Та и глазом не моргнула, приветливо улыбнулась...
      Паспортный контроль в Москве он прошел довольно быстро. Подумал: а, может, это связано с его командировкой? Но гадать об этом было бессмысленно. Женщина-пограничница за стеклом своего КПП священодействовала в полном молчании.
      Минута, другая, третья... И вот его израильский паспорт - даркон ему уже возвращен...
      - Спасибо... - Без всякой надежды услышать ответ небожительницы. И неожиданное - милое по-женски:
      - Пожалуйста.
      Небольшой зал получения багажа. Таможенный контроль. Толпа на выходе...
      Алекс поискал глазами плакат и нашел его:
      "Алекс Крончер, гид из Израиля!".
      Плакат держала в руках девушка в короткой меховой шубке и длинном платье. Короткая прическа, большие серые глаза. Похожа и не похожа на ту, что он видел на фото графии, показанной ему в Иерусалиме.
      - Алекс, - сказал он, подойдя.
      - Анастасия, - окинула она его отчужденным взглядом.- Пошли ?
      Крончер закинул за плечи рюкзак: обычный багаж израильского солдата. По весу и объему казалось, ему предстояло сплавляться на лодке по бурной реке.
      - Одну минуту, Алекс - вдруг услышал он, - подождите здесь, мне надо сказать кое - кому пару слов...
      Девушка отошла в сторону и приблизилась к маленькой группке из трех человек. Он заметил там Бреннера в его супермодной спортивной куртке, верткого живчика Панадиса в распахнутом желто-кремового, вызывающего цвета пальто с меховым воротником и еще какого-то человека с жестковатым лицом и неторопливыми, полными скрытой силы движениями.
      Сомнений не было: " Виктор Чернышев! Брат Анастасии!"
      Крончер огляделся.
      Неподалеку, за колонной столпилось кружком несколько человек. Проходившие заглядывали поверх голов. Алекс подошел тоже. Такое он видел впервые.
      Худощавый малый в солдатской куртке с серым бесстрастным лицом, присев на корточки, меланхолично, словно для собственного удовольствия, показал окружающим три карты: две десятки и короля. Потом, подчеркнуто равнодушно, почти не перетассовывая, вверх рубашкой бросил карты перед собой на пол. Угадай, мол, где король.
      Желающих поймать жар-птицу удачи почти не находилось.
      Играющую публику представлял смуглый, цыганского вида красавец, присевший на корточки рядом.
      Играли на доллары.
      Красавец-цыган бросал пятидесятки. Выигрывал, проигрывал. Центровой в солдатской куртке жевал, не поднимая глаз, следил за мельканием карт.Опытным взглядом он сразу вычислил иностранца.
      Алекс достал стодолларовую банкноту. В этот момент "ко роль" лег точно на край. Цыган замешкался. Алекс протянул руку и показал на карту.
      - Кинг. Король.
      Малый в солдатской куртке, не моргнув глазом, даже, как бы и не заметив проигрыша, бестрепетно выбросил стодолларовую купюру.
      Алекс увидел стоявшую рядом Анастасию. Она прикрыла от досады глаза и прикусила губу: только этого не хватало, говорил весь ее вид.
      - Пошли. - услышал Алекс решительный голос своей спутницы.
      - Еще немного. Это интересно. Ничего подобного у нас я не видел... откликнулся он.
      - Вы - миллионер ? - прозвучало рядом теперь уже по- английски. Это подошел брат Анастасии. - Будем знакомы. Чер нышев, Виктор...
      - Очень приятно...
      Чуть ниже его, Алекса, ростом, сухощавый высокий крепыш с острым, как скальпель, взглядом и четко-вылепленным скуластым лицом.
      Он был без головного убора, коротко острижен. Виски у него были седые, а в движениях не было и намека на жестикуляцию, так распространенную на его, Крончера, родине. Так выглядели обычно люди, привыкшие приказывать и подчиняться.
      - Может потратишь пару сот баксов на что-нибудь более дельное... Чернышев уже перешел на русский.
      - Это же экзотика! - кинул Алекс, словно отрубил. "Отцепись, мол!" Я сейчас...
      Он прекрасно понимал: перед ним жулики. Но неужели они так вот запросто смогут обвестит вокруг пальца и его, полицейского?!
      Чернышев, хмыкнув, отошел. Красавец со смуглым, цыганского типа лицом теперь все больше выигрывал. Алекс наблюдал.
      Удобный случай снова войти в игру представился скоро. Алексу была видна планирующая на землю карта. Он рискнул. И снова выиграл. Малый в солдатской куртке будто и не заметил проигрыша. Меланхолично бросал карты. Проиграл, выиграл. И опять продул.
      Внезапно король снова, как и в первый раз, лег на то же место.
      Алекс резко подался вперед.
      - Кинг! - показал он рукой на карту. В другой руке у него были зажаты стодолларовые банкноты.
      - Пятьсот...
      Малый в солдатской куртке на мгновение прекратил жевать. Реакция его была молниеносной. Он, вроде бы, и сделать ничего не успел: разве что в то мгновение, когда Алекс взглянул на деньги в другой руке...
      Алекс перевернул карту: короля на месте уже не было. Он пристально посмотрел на владельца передвижного казино - тот даже глазом не моргнул. Продолжал играть со смуглым красавцем.
      - Все ? - спросила его новая знакомая.
      Он небрежно кивнул.
      - Русская пословица говорит: за битого двух небитых дают...
      Они вышли наружу.
      В сухой прозрачной атмосфере нежными колокольчиками позванивал мороз. У лица клубились струйки теплого воздуха. У Крончера перехватило дыхание: сухой жесткий воздух застревал в груди.
      Они прошли к машине. Виктор Чернышев ждал, покуривая за рулем. Сели молча. И также молча поехали в неизвестном направлении. Ремни безопасности не пристегнули...
      В Москве Алекс был впервые. Дорога из Аэропорта "Шереметьево" тянулась бесконечно - невыразительная, равнинная, плохоосвещенная...
      Столица началась мостом через широкую заснеженную реку. Темным лесом. Сугробами, подходившеми к берегу.
      - Волга? - спросил он, ни кому не обращаясь..
      Чернышев промолчал, Анастасия буркнула:
      - Канал...
      Москву, о которой ему рассказывали родители, он в этот вечер так и не увидел.
      Потом была гостиница.
      Виктор Чернышев снова остался в машине, закурил сигарету. Анастасия и Алекс с его рюкзаком направились внутрь.
      Гостиница тоже мало походила на те, какие он видел, когда ездил за границу с семьей или путешствовал сам.
      В холле, у входа в отель, дежурили накаченные секьюрити в камуфляжах. Каждого входившего подвергали опросу. Это было совсем не похоже на израильские отели, куда может свободно войти всякий желающий выпить чашечку кофе. Впрочем, он еще не успел ни в чем разобраться.
      Анастасия взяла его заграничный паспорт, сама договори лась обо всем с портье. Высокий субтильный малый - тот разговаривал с ней сидя...
      Потом Анастасия подошла к Алексу и протянула ему ключи. В номер с ним она и не подумала подняться.
      - Встречаемся послезавтра. Выедем в пять тридцать. Постарайтесь не проспать.
      - Скажу, чтобы разбудили.
      - Договорились. Первая поездка у нас в Кострому. Бай...
      - Бай, - машинально ответил он.
      Итак, завтра он свободен. И завтра же сможет встретиться с аккредитованным в Москве представителем израильской полиции.
      От метро "Академическая" Алекс прошел пешком.
      По тротурам в обе стороны двигалась людская лавина. Растаявший снег хлюпал под ногами.
      Нужный дом он увидел издалека.
      Легкая сетка вокруг, какие-то прирученные дети, степенные собаки, машины с красными номерами. На окружающем фоне все это казалось привнесенным, яркой театральной декорацией.
      Крончер показал человеку в камуфляже рядом с воротами свой израильский паспорт и вошел в дом. Внутри все вновь повторилось, только теперь уже с женщиной - дежурной.
      Алекс поднялся на пятый этаж.
      Дверь ему открыл дверь высокий худой человек с седым венчиком на голове, прикрытым на макушке вязаной шапочкой - "кипой". Несмотря на то, что Крончер стоял против света, он немедленно узнал открывшего дверь.
      "Ну и ну! Бывший начальник отдела по расследованию особо -опасных преступлений..."
      В предпенсионном возрасте полиция старалась спровадить своих генералов на синекурные должности, дать дорогу более молодым.
      - Входите...
      Генерал провел его внутрь, в кабинет. Здесь светила лишь крупная напольная лампа, вырисовывающая светлый круг на изящном журнальном столике. Рядом стояли низкие мягкие кресла. Вдоль стен висели крупные цветные фотографии. Застекленные книжные полки были забиты книгами.
      Алекс успел заметить: на фотографиях -горы. А книги, в основном, по искусству- театр и архитектура.
      Хозяин квартиры опустился в кресло и знаком предложил сделать то же самое Алексу.
      - Прошу прощения, - извинился он, - я сейчас один. Жена поехала навестить детей. - Будете есть ?
      - Я только час назад обедал.
      - Тогда - ерунду, - он подвинул к Алексу вазочки с финиками, орешками, миндалем.
      У Алекса было странное впечатление: казалось, пожилой генерал смотрит и на него и еще куда - то вдаль, словно про веряет, что или кто там, за его спиной. Ощущение не из самых приятных...
      - Вы уже что - то успели, капитан ?
      - Нет, господин генерал. Только вышел на "турбюро" и познакомился с девушкой оттуда - гидом. Ну, с той, о которой мне говорили в Иерусалиме. Что нуждается в пересадке почки. И с ее братом...
      Генерал никак это не комментировал. Только вздохнул:
      - Ситуация скверная. Об операциях в Эстонии уже извес тно "Интерполу"...
      Он снова устремил на Алекса взгляд. Но направлен он был и за его спину тоже. Алекс инстинктивно обернулся: кого он там высматривает за его спиной ?
      Генерал прикрыл глаза и, помолчав, бросил:
      - Глаз, капитан, я потерял в боях с сирийцами в семьдесят третьем. Поэтому вам и кажется, что я смотрю мимо. Не обращайте внимания...
      Алекс покраснел.
      - Наша задача, - спокойно продолжил он, - предотвратить крупный международный скандал... Для страны, если хотите, это - главное. Хотя и все остальное не менее важно...
      - В аэропорту Бреннера встречали. Эта гидесса и ее брат... - сообщил Алекс.
      Генерал кивнул. Повидимому, это не было для него новостью.
      - Бреннер не тот тип, который ставит на ноги полицию. Но выпускать его из поля зрения нельзя. И вот почему...
      Он немножко помолчал и продолжил:
      - Знаете, капитан, первую университетскую степень я получил по биологии. Может, поэтому меня всегда тянет к срав ниям из этой области. Бактерии под микроскопом обычно мало отличаются друг от друга. Но в природе они делятся на вредные и безвредные. Бреннер сам по себе - бактерия безвредная, но обитает она в среде очень вреденых...
      Алекс внимательно посмотрел на своего собеседника. В полиции генерал считался блестящим профессионалом, но уж слишком оригиналом. Таких не очень любят. Не поэтому ли он здесь?
      - Вокруг Бреннера, - продолжал тот, - важно, чтобы вы обратили на это особое внимание, крутится крайне странный и подозрительный тип. Вроде посредника. Некто Панадис. Но у меня подозрение, что он не просто посредник...
      - Они сидели передо мной в самолете.
      Генерал меланхолично заметил:
      - Амос в своем амплуа...
      Генерал поднял брови кверху, потер подбородок и, отпив колы, добавил:
      - Китаец, через которого Панадис получал материал для хирурга, убит. Есть оперативные данные, что трансплантантов в настоящее время у него нет. Операция на почках, которую должен был делать Бреннер, отложена...
      - Что он из себя представляет, Панадис?
      - Комбинатор. Его привлекали за финансовые махинации в Баку, но, видно, откупился. Между прочим, партнер, с которым он время от времени вместе работал, специалист по антиквариату, он убит. В традиционной манере. Ножом. И убийство это не раскрыто. Не исключено, что Панадис каким - то образом к этому причастен. Но улик - никаких...
      Во взгляде Алекса блеснул огонек интереса.
      - Эй-эй-эй, капитан! - встрепенулся старый полицейский, словно поймал молодого коллегу на недопустимом грехе. - Мы не вмешиваемся в криминальные проблемы, как и во внутренние дела чужого государства. Пусть и дружественного...
      Алекс бросил на него быстрый взгляд. От всей генральской меланхолии и следа не осталось. Перед Крончером сидел совсем другой человек. Собранный, жестковатый, даже чуть надменный.
      Генерал поморщился, провел взглядом по фотографиям на стене, спросил:
      - Вы путешествовали с друзьями после армии по Индии ?
      Алекс отрицательно мотнул головой.
      Он явно не понимал, кчему тот клонит.
      - Таиланд, Непал? Горы? Скалы ? - не сводил он пристального взгляда с Крончера.
      Лицо Алекса вытянулось. Ноздри слегка раздулись. Теплые, крупные, как чернослив глаза стали совсем антрацитовыми. Весь его вид должен был продемонстрировать боссу: его умничанье никакого восторга у Алекса не вызывает.
      - Значит, после армии сразу в полицию ? - скрипуче спросил тот.
      - Почему же ? Полтора месяца в Австралии...
      - Понятно, - жестковато сказал генерал. - Ну, а теперь слушайте и мотайте на ус! Теперь каждый в вашем возрасте, попробовав вкуса пороха, уже воображает, что он - настоящий мужчина. Шварценегер... Риск ему подавай. И опасности. Чтобы адреналин в крови как оглашенный бурлил...
      Алекс смотрел на него исподлобья. Пристально, словно бросал вызов.
      - Если вы полагаете, что здесь вам американский полицейский сериал забудьте. И езжайте домой. Обойдемся без вас...
      Алекс поднялся:
      - Когда брать билет ?
      Он был "саброй", уроженцем страны, и вел себя так, как повел бы любой другой его сверстник: перед начальством не прогибался.
      Одно дело - приказ, его приходится выполнять. Но мириться с чужой блажью, пусть даже генеральской? Идите-ка все вы подальше !
      По - видимому, эмиссар понял это, потому что тут же дал задний ход. В достаточной степени резкий и скорый.
      - Вы всегда такой обидчивый, капитан ? - спросил он миролюбиво, будто ничего не произошло.
      " Знает кошка, чье мясо съела..." - подумал Алекс.
      Генерал собрал в щепоть три пальца правой руки, поднял их на уровень лица Алекса и слегка потряс ими иронически. Чисто израильский, простонародный жест: есть у тебя терпение, милок? Так он, по-своему, попросил прощения.
      Алекс улыбнулся: кипевшая в нем злость сразу пропала. Жест зеленщика с иерусалимского рынка в обиходе генерала ? Впрочем, - тот слишком много лет проработал в полиции.
      Теперь он, видимо, вознамерился прочитать Крончеру лекцию на тему об организованной преступности.
      - Вы что-нибудь слышали о китайских "триадах" ? - прищу рился он.
      Алекс ответил кивком.
      Настроившийся, на пространное объяснение, тем не менее продолжил:
      - Это самый опасный вид мафии. Опаснее сицилийской и даже русской. Действуют три человека, связанные между собой узами крови, а иногда - самой кровью. Раскрыть, обнаружить и обезвредить "триаду" крайне трудно. От жестокос ти таких банд вздрогнул бы пещерный канибал. На Западе с ни ми уже столкнулись...
      - Вы думаете, с убитым Ли должны быть второй и третий китайцы ?
      - Без сомнения. Уверен также, что Ли будет отомщен. Там, где "триада" - кровь дешевле воды, а слабость - промах, кото рому нет оправдания.
      - Ну, я, скажем, сталкивался с террористами...
      По лицу генерала проскочила пренебрежительная гримаса: эти сопляки всегда и все знают лучше других. Он продолжил инструктаж, словно боялся, что ему не дадут закончить.
      - Террористы, в своем большинстве, фанатики. В основном, от религии или идеи. У "триад" же, как и у других мафиозных группировок, "мото", двигатель, - совсем иной. Это хищники. И добывают они свою добычу не во имя идеалов, а для пропитания...
      - У террористов тоже это присутствует...
      Но генерал его не слушал.
      - Первыми движет мысль, мозг, пусть даже искаженный. Вторыми, если хотите, только аппетит, желудок. А это разные вещи. Инстинкты- не идеи, их контролировать невозможно...
      Какого черта он его воспитывает?! Что это ? Возраст ? Характер ? Самолюбование ?
      Генерал откашлялся.
      - Традиционный криминал изживает себя, капитан. Он и уступает место различного рода мафиям...
      Есть люди, для которых один слушатель даже предпочтитель нее, чем аудитория. Не вожди, а гуру.
      - Наша совместная цель с русской полицией - воспрепятствовать свободному передвижению трансплантантов через национальные границы. А, следовательно, и в Израиль. Над этим вы и должны здесь поработать. Куда сейчас вас повезут, ваши экскурсоводы?
      - В Кострому...
      - Я был в там. Древний город, интересный... Между прочим... - Теперь это снова был офицер полиции. - Именно в Костроме был убит напарник Панадиса. Они оба приезжали туда по своим делам. Правда, это может быть и простым совпадением...
      Генерал покопался в бумагах на столе.
      - У меня есть список городов, в которых проживают люди после частных трансплантаций почек. В нем есть и Кострома. Вот адрес...
      Израильский эмиссар и впрямь интересовался в Москве не только архитектурой и театрами.
      - Записывайте: Натан Гольдштейн. И его мать - Вера
      Злотник.
      - А, если они меня спросят, откуда я получил адрес?
      - Сошлитесь на их бывших соотечественников. Сегодня в Израиле почти миллион выходцев из стран СНГ. И у каждого остались здесь родственники и друзья... У вас еще вопросы?
      - Господин генерал! Эта пара - Виктор и Анастасия - подо зревают, что я - полицейский?
      Генерал качнул головой, и на Алекса снова глянули как бы два человека. Но теперь он уже не обратил на это внимание.
      - А что вы думаете по этому поводу?
      - Не знаю.
      Генерал пожал плечами.
      Старший опер Регионального Управления по организованной преступности Ловягин получил указание руководства полностью проинформировать Чернышева о всех материалах об убийстве китайского студента -медика.
      Перпективы по делу не предвиделось.
      Ловягин так и не понял, огорчаться ему или радоваться: обошли ли его снова, отстранив от участия в громком деле или спасли - и теперь, вместо него, голову начальству, подставит другой.
      - Получай, Чернышев... - Речь шла о подробной обзорной справке и плане оперативно-розыскных мероприятий. - Пиши: "Копию получил"...
      Гладко выбритый, невысокий, с выдавшейся вперед нижней челюстью и водянистым взглядом он откровенно следил за реакцией коллеги. Чернышев был, похоже, явно удручен оказан ным ему доверием. И майор, заметив, сразу повеселел:
      - Забирай, капитан. Расписывайся. Все...
      Ему нравилась собственная крутость. С ней легче жилось, да и не напрягали лишний раз.
      - Бутылка с тебя.
      - Я тебе три поставлю, - хмуро бросил Чернышов.- Только оставь себе.
      Согласились обсудить все ближайшего 21-го числа, в традиционный "День чекиста" - а, попросту, в день получки. С тем Чернышов и вернулся на Хорошевку, в офис частной туристической фирмы " Полина- Турс", где им была выделена небольшая комнатка с сейфом и компьютером.
      Анастасия ждала его.
      - Звонил этот грек... Панадис. Он готов встретиться. Я сказала, что должна поговорить с братом...
      - Похвальная послушность.
      Настя подыграла ему:
      - Девушка совсем растаяла от комплиментов...
      - Давай, назначай на вечер, - сказал Виктор.
      Настя набрала номер, в голосе ее теперь преобладали бархатные тона:
      - Господин Панадис?..
      Она сразу ощутила, что ее звонок приятен ему.
      Руководство Управления не зря остановило на ней свой выбор: кандидаток, слава Б-гу, хватало.
      - Хэллоу!..
      - Это я, Настя. Вы все еще готовы со мной встретиться? - В ее голосе звуал оттенок игривости.
      - Еще бы, Настенька!
      Она услышала явственный всплеск воды. Панадис, повидимому, разговаривал с нею, лежа ванне.
      Голос его расплывался, а потом и растаял вовсе. Анастасия представила его тоненькие - стрелочкой усики и липкий сироп улыбки.
      - Но у вас, должно быть, совсем нет времени...
      - Для вас? Вы шутите...
      Неслышно усмехнувшись, она подмигнула Чернышову:
      - Сейчас мы проверим...
      Уж она-то прокачает этого бабника, будьте спокойны! Он сделает для нее все что в его силах!
      - Как у вас со временем сегодня?
      - Мечтаю о встрече.
      - Когда?
      Еще один всплеск воды в ванной и энергичное:
      - Хотя бы через час. Вы сможете приехать ко мне в отель?
      На свидание с импрессарио они отправились вдвоем: нового израильского партнера с собой не взяли.
      Чернышов предоставил себе и Анастасии полную свободу действий. Единственное ограничение: бакинский посредник не должен был ни ухом, ни рылом не ведать, с кем имеет дело.
      Панадис остановился в отеле "Москва", на шестом этаже. Обоих пропустили по служебным удостоверениям.
      - Открыто...
      Слегка подтолкнув вперед себя Анастасию, Виктор вошел в номер. Здесь пахло лосьонами и чуть увядшим цветами.
      - Настенька ! - Панадис стоял в кокетливой позе посреди большой уютной гостиной. Желтые глаза его отражали яркий электрический свет. Лицо лоснилось от бритья и втираний. - Входите - входите ! Господи, да вы прямо молодая богиня..
      Он почти неосязаемым движением руки коснулся ее плеча и пропустил в вперед. Чернышев прошел вслед и сразу сел в пред ложенное ему кресло у стола.
      Анастасия постояла, разглядывая номер, но, главным образом, подставляя себя взгляду Панадиса.
      Чернышев готовился к нелегкому разговору.
      На своем веку он повидал немало таких людей, как Панадис, и представлял себе, с кем имеет дело. Они обычно довольно быстро и верно угадывали характер собеседника. В основном, - его слабости...
      Но сейчас Панадис был в трудноме положении: пожаловавший к нему в номер новый русский мог быть одновременно и выскочкой-бизнесменом, и рэкетиром, и даже из этих... бывших гебешников.
      От Чернышева не укрылось то, что Панадис старается незаметно наблюдать за ним. Расплывшееся в обворожительной улыбке, обращенной к Анастасии, лицо было лишь маской.
      Он освободил место для легкого угощения.
      Тонкие щеголеватые усики его лищь подчеркивали жестковатый абрис рта, глаза прищурились, а холеные руки хлопотали, передвигая на низеньком столике то пепельницу, то цветы.
      - Чувствуйте себя, как дома, друзья ! Как дома !...
      Голос его журчал, как теплая водичка, слегка позванивающая о фаянсовый борт раковины.
      Анастасия, улыбаясь, все еще оглядывала номер.
      - Вы неплохо устроились, - кинула она взор в окно, где в призрачной предвечерней дымке тонула Москва. - У вас неплохой вкус...
      Панадис наградил ее благодарным смешком.
      Чернышев взглянул на часы.
      - Ладно, к делу ! - мрачновато начал он.
      Он еще плотнее устроился в кресле. Буквально, оккупировал его. Говорил резковато, но по-деловому. Как человек, который не привык тратить время на пустую болтовню.
      - Нельзя ли быть поточнее? В частности, в какой мере мы с сестрой можем рассчитывать на профессора Бреннера?
      Все было обозначено четко и недвусмысленно.
      - У меня очень хороший и выдержанный коньяк, друзья ! Армянский ! Пять звездочек ! Советую не пренебрегать, - Панадис попытался разрядить слегка наэлектризованную Чернышевым атмосферу. - Простите, - ваше имя-отчество ?
      Виктор на эту удочку не поддался. Ждал ответ на свой вопрос.
      Панадис вряд ли догадывался:в той среде, где Виктор вырос, словами ловко умел жонглировать с детства, наверное, каждый второй. Здесь же он предпочел выглядеть "отмороженным".
      - Простите, - ваше имя и отчество? - еще раз самим своим тоном рискнул на интимность Панадис.
      От него вело дружелюбием и интеллигентностью.
      "Дали бы мне тебя допросить потом..." - Подумал Чернышев. Брови его дрогнули.
      - Зовите меня просто Виктором.
      Вышло у него это довольно угрюмо.
      - Очень приятно, Виктор... Я - доктор Панадис, хотя мы с вами уже знакомились...
      Чернышев кивнул.
      - Итак, вы спрашивали меня...
      Панадис, буквально, лучился уютом и благожелательностью. Но Чернышев подчеркнуто отверг сантименты.
      - Сколько мы вам в результате будем должны? - спросил он сухо и решительно.
      Он играл роль старшего брата: из тех, кому приходится за все платить самому и кто не собирался дать себя одурачить.
      Панадис явно старался выиграть время.
      - Я не вполне понимаю...
      - Во сколько обойдется операция? - Слова Виктора прозвучали еще резче.
      - Дорогой Виктор,- голос у Панадиса был мягок и нетороплив, - сумма, конечно, может отпугнуть...
      - Это от чего же ? - без всяких церемоний перебил Виктор. Он держался в образе. - Вы продаете - мы покупаем. Вы же не приходите в магазин, если у вас нет денег ?! В особенности, в дорогой...
      - Уверяю вас, - устремил на него взгляд своих внимательных глаз Панадис, - вовсе не в такой дорогой...
      - Ну уж нет... - помахал перед своей физиономией указательным пальцем Виктор, - в дешевый мы бы не пошли ! В дешевом пусть другие покупают . В особенности, - почки.
      Последние слова он произнес так, словно собирался схватить Панадиса за шиворот перед тем как нанести скуловоротный удар.
      Панадис энергично запротестовал.
      - Вы меня не поняли. Я хочу сказать, что у нас вы получите высочайший профессионализм и скромную цену. Мы воспринимаем свою деятельность,прежде всего, как миссию. Благородную и гуманную...
      На лице у Виктора, как аляповатая вывеска, засветилась ироническая ухмылка.
      - Я так и не услышал, сколько ? - одернул он Панадиса.
      - Я сделаю все для вас и вашей сестры, - сказал Панадис, словно погладил тигра по шкуре и обволакивающим взглядом желтых глаз охватил ладную фигурку гостьи, - поверьте мне...
      - Верю ! - хмыкнул Виктор - Сколько ?
      - Пятьдесят. Для вас. Это стоит для всех других вдвое больше...
      Узенькие щегольские усики на круглом, ухоженном лице Панадиса собрались в острую щеточку. Ему не нравился этот тип: слишком крут. Из тех, что не церемонятся. Но и Панадис был не из трусливых.
      Чернышев бросил на него колючий взгляд.
      - Дороговато они стоят, ваши гуманность и благородство...
      Панадис поморщился и поспешил улыбнуться, прикрыв неловкость шутливым тоном.
      Виктор остановил на Панадисе немигающий взгляд.
      - В баксах, естественно?!
      Тот деликатно приподнял и опустил белесоватые брови.
      - А гарантии ? - Виктор проговорил хрипловато. Слова вылетали у него из рта, как булыжники.
      Панадис разочарованно развел руками: на его лице возникло выражение мягкого и деликатного упрека:
      - Ну, зачем же так ?- Поза и тон его были образцом интеллигентной терпимости.
      Панадис не то, чтобы боялся - не любил таких людей. На них его манеры интеллигентного щеголя и пижона действовали скверно, и он платил им той же монетой, но по-своему: скользкой неуловимостью.
      Он вздохнул:
      - Дорогой Виктор, я уже говорил вам: у нас работают иностранные специалисты. Не только хирурги и анестезиологи, но и патологи и лаборанты. Все , все, все будет сделано на самом высшем уровне ! Перфектно...
      И потом добавил торопливой скороговоркой:
      - Да поймите же вы, наконец ! Мы заинтересованы в успехе, а не в скандале. Представляете, чем все это может кончиться, если последует хоть один провал?! Это говорю вам я, доктор Панадис...
      Чернышов всем видом показал, что его это не убедило, не доверчиво покачал головой.
      - Когда и где операция ? - спросил он коротко.
      Панадиса передернуло от неприязни, но он все еще пытался сохранить за собой роль светского человека, перед которым стоял хам и простолюдин.
      - В Таллинне. Я извещу вас за два дня.
      Густую от напряжения тишину грубо прорезал телефонный звонок. Панадис поспешно, словно чтобы успокоить себя, поднял трубку и лицо его снова приняло светское выражение.
      - Да, профессор ! Конечно, профессор ! Нет - нет, я сейчас немножко занят, - голос его слегка оплавился от симпатии, - У меня здесь близкие друзья !
      Кокетливо улыбнувшись, - каков я ? - он лукаво взглянул на посетителей и тут же отвел взгляд.
      - Мы с вами обсудим это за ужином. Я знаю очень неплохой ресторан, куда не прочь забрести даже такие гурманы, как вы...
      - Извините, - сказал он, гася улыбку, как автомобильный фонарь и переходя на несколько усталый тон разочарованного сноба.
      Виктор наморщил лоб, словно вспоминал что - то очень важное, и, наконец, его осенило:
      - А, если, скажем, трансплантант достанем мы сами?
      Панадис смешался.
      Интеллигентному человеку всегда трудно с простолюдином: такие работают не мозгами, а кулаками. И он еще раз убедился: как не шлифовать питомца городских трущоб, аристократа из него не сделаешь.
      - У вас связи еще с кем - нибудь ? - осведомился он.
      Чернышев его успокоил:
      - Зачем же ? Есть и другие способы...
      Он подошел к вешалке, полез во внутренний карман своего пальто и достал свернутую газету. Развернув, показал Панадису отчеркнутое флоумастером объявление:
      "Срочно ищу донора для пересадки почки. Заинтересованных просят связаться..."
      Ниже был номер телефона.
      Панадис мгновенно впился в него взглядом.
      - Или, может, вы орудуете только своими ? - сверкнул взглядом Виктор.
      Панадис посерел. Узенькие щегольские усиики обвисли, в желтоватых глазах запестрели еле сдерживаемые пятна гнева. Чудовищно, как матерщина в светском салоне, звучало само это слово -"орудуете". Зловещим приставленный, как нож под ребро, вопрос. Но тут вмешалась Анастасия. Застенчиво улыбаясь, глядя на Панадиса, извинилась.
      - Давайте, останемся друзьями...
      Она просительно смотрела на Панадиса, и весь ее вид говорил, насколько она огорчена таким поворотом событий.
      - Не обращайте на него внимания, доктор. Он стал таким после Афганистана. Везде видит врагов, засады, подвохи...
      Она ласково притронулась к руке брата и, наклонившись, чмокнула его в щеку.
      Щупальцы гнева медленно оставляли вышедшего из себя Панадиса, лицо обретало прежний цвет.
      - Ладно, доктор, - извиняющимся тоном произнес Чернышев, - мы будем держать вас в курсе дела. Между нами - я не очень верю, что кто - нибудь откликнется на наше объявление...
      Глядя на Анастасию, Панадис умильно развел в стороны руки и, чувствуя привычную уверенность, предложил.
      - Я, все - таки, хотел бы поднять тост. За успешную операцию. И - за очень приятную встречу, - добавил он игриво.
      Панадис открыл бар, вытащив оттуда бутылку и рюмки, и небрежным жестом иллюзиониста разлил по бокалам желтую смолу коньяка.
      - Ваше здоровье, милочка ! - растроганным голосом произнес он.
      Чернышев проглотил коньяк сразу. Анастасия, сделав неско лько коротких глотков, поставиа рюмку. Панадис посасывал жид кость как обжигающий своим холодом лед.
      - Мы с вами сразу созвонимся.
      - Вы уезжаете ? - встрепенулся Панадис.
      - Это здесь, в Подмосковье, - улыбнулась Анастасия. - И не надолго...
      У гостиницы они появилсь чуть раньше срока.
      Трудовая жизнь столицы уже началась.
      Молодые энергичные парни - новые дворники, гордость мэра Москвы Лужкова, быстро счищали снег с тротуара.Сбоку, у края мостовой медленно ползла снегоуборочная техника.
      Худой и высокий израильтянин - как его там, Крончер? - капитан израильский полиции в штатском - уже ждал у входа. На этот раз он был без своего рюкзака.
      Чернышев посмотрел на него внимательно.
      После "Шереметьева" они еще так и не разговаривали.
      - Давай, садись, Алекс... -он приспустил стекло на двери.
      Чернышев и Анастасия сидели в обычной "девятке". Он - рядом с водителем, она - сзади. Машину вел опер, приятель Чернышева, они были однокашники, вместе пришли в ментовку, сидели в одном кабинете.
      Виктор предпочел не связываться с дежурным по Управлению и не заказывать транспорт. Тогда бы наверняка опаздали...
      Алекс бухнулся на заднее сидение рядом с Анастасией.
      В зеркальце над головой Виктору было видно смуглое, с черными углями глаз лицо Крончера и нос, напоминавший картофелину.
      Опер рванул машину.
      Время было раннее и не располало к разговорам. Гнали через Новый Арбат. Выпавший за ночь снежок уже успел смешаться с грязной мокрой кашей на мостовой. Но на газонах, между рядами не открывшихся еще магазинов, платных стоянок и проезжей частью он лежал чистый, нетронутый и отдавал голубизной...
      Экскурсионный автобус в Кострому уже ждал у бывшего здания СЭВа Совета Экономической Взаимопомощи. Сейчас здесь были новые хозяева и другая атмосфера.
      - Приехали, - удовлетворенно крякнул опер за рулем.
      - Ты настоящий к о р е ф а н, - Перед тем, как хлопнуть дверцей, Чернышев сунул под сидение бутылку:
      - Сохранишь?
      - Не обещаю.
      - Ну и черт с вами. Пейте.
      Группа в автобусе подобралась серьезная и не очень молодая, экскурсия была анонсирована зараннее. Чернышев и предполагал нечто подобное. Все профессиональные гиды, исключая его самого, Анастасию и Крончера, из Москвы и подмосковных городков.
      Народ поднялся рано и теперь досыпал положенное. Чернышев сразу оценил ситуацию.
      - Всем спать. Отбой, - объявил он, откинул спинку кресла и первый закрыл глаза.
      Осмотр достопримечательностей начали с единственного сохранившегося еще с 17-го века посадского храма - "Воскресения на Дебре".
      - Построенный на средства купца из посадских людей, он и сегодня поражает своим обликом, проникнутым жизнерадостностью и приветливостью. Сейчас прошу всех выйти...
      Чернышев не слушал - у него были иные заботы. Анастасия спала.
      Экскурсовод - миниатюрная девица в шубке и в лисьей шапке под купчиху смотрела в их сторону с явным неудовольствием.
      Виктора это мало заботило. Вскоре ему и Анастасии предстояло покинуть автобус.
      Он глянул назад, на израильтянина. Тот что-то быстро чиркал в блокноте, пряча от своего соседа, беспрестанно задававшего вопросы экскурсоводу.
      После Воскресения на Дебре поехали к Молочной Горе.
      Виктор посматривал на дорогу. Он знал Кострому: в свое время не раз приезжал сюда с бригадой министерства.
      Вот дореволюционное здание Присутственных мест, потом в нем разместился Горисполком. Бывшая Гауптвахта - изящная архитектурная игрушка. Сбоку - убегающие аркады Торговых рядов, лавки, колоннады, витрины...
      Управление внутренних дел находилось чуть в стороне от центра в невыразительном и безликом здании, построенном в конце пятидесятых. На фоне живописной старины оно выглядело, как чеховский человек в футляре на красочном маскараде.
      Завидев круглый центральный сквер - "Сковородку" и дальше знаменитую, начала прошлого века пожарную каланчу, Чернышев потормошил спутницу.
      - Настя, просыпайся...
      И сразу повысил голос, чтобы водитель мог его слышать.
      - Командир, останови-ка здесь. Мы выйдем...
      Экскурсоводша в лисьей шапке была явно шокирована его беспардонностью, но Чернышев уже вставал, пропуская вперед Анастасию.
      Алекс хотел тоже подняться, но Виктор остановил его жестом руки:
      - Встретимся перед ужином. В гостинице.
      Сверху он случайно заглянул в блокнот Крончера: и как они потом там разбирают свои крючечки и к тому же еще справа налево...
      Гостей из Москвы принял предупрежденный Москвой полковник: он курировал уголовный розыск. Чистюля, с гладким, чистым лицом и тщательно ухоженными волосами, он старался говорить по-деловому и бесстрастно.
      Анастасия перехватила на себе его цепкий мужской взгляд и безошибочно, чисто женским чутьем усекла: " Ни одной юбки не пропустит..."
      Полковник был человеком действия, искусством разговора владел не особенно.
      - Как я понял, вас интересует убийство Бутрина, напарни ка Панадиса?
      Чернышев кивнул.
      - Это случилось в декабре...
      Полковник говорил лаконично, но точно и понятно. Как водится среди тех, для кого выезд к трупу - дело повседневное и привычное, место присшествия обрисовал скупыми бесцветными мазками.
      - Нам позвонили, что человек замерз. Где-то уже часов в семь утра. Люди как раз пошли на работу. Мы выехали. Нашли. Прямо на тропинке, в снегу...
      Обращался он как бы к Чернышеву, но Анастасия без труда ощутила настоящий адрес, хотя полковник на нее больше уже и не смотрел.
      Чернышев долгое время проработал на з е м л е, в низовых подразделениях и легко представлял себе, о чем говорил полковник.
      Погибших зимой находили в типичных позах: съежившихся, свернувшихся "калачиком". Особенно часто это бывало с теми, кто замерзал пьяный: такие лежали на спине или на боку, подняв плечи, лицом вниз...
      - А тут, - полковник голосом выделил главное, - сидит на корточках, обхватил себя руками. Голову уткнул в колени. Я сам выезжал...
      Полковник помолчал, взглянул на Чернышева: пока понятно?
      - Когда труп увозили, судмедэксперт подозвал меня: кровь под одеждой.
      Кто-то позвонил, полковник поднял трубку. Разговаривал недолго, потом без объяснений отключил телефон.
      - Еще много крови оказалось в обуви. Он был в теплых сапогах... Я дал команду: "Ищите кровь вокруг. Где-то хоть капля да пролилась..."
      Чернышев не проронил ни слова и полковник его зауважал: значит, разбирается!
      - Оперативники разошлись по близлежащим улицам. Нигде ни одного пятнышка...
      Чернышеву все это было знакомо.
      - Первую каплю обнаружили в метрах в ста пятидесяти от трупа. Крошечную! С булавочную головку! Она сразу и дала направление...
      Он многозначительно вздернул брови.
      - Всех послали в ту сторону. Следующую каплю нашли метрах в пятидесяти. Так и пошли...
      Чтобы намекнуть, что они не байки слушать пришли, а по делу здесь сидят Анастасия воспользовалась паузой:
      - Кто он, этот Бутрин?
      Но полковник был тертым калачом и, чтобы поставить ее на место, сделал вид, что не слышит.
      - Вышли на улицу Симановского, к ресторану. За углом нашли целую лужу замерзшей крови. Видно, тут ему и нанесли удар ножом.
      - И все же, что он представлял из себя, убитый? - настойчиво повторила Настя.
      Полковник отвел взгляд от Чернышева.
      - Бутрин? Коллекционер. Торговал раритетом. Разъезжал по стране...
      - А что его связывало с Панадисом? - теперь уже спрашивал Чернышев.
      - Их видели в тот день вместе в ресторане. Правда, Панадис ушел в гостиницу раньше и из номера не выходил. А Бутрин не вернулся вовсе.
      Полковник сухо поджал губы. Он был раздасадован.
      - Ночью кто-то звонил в скорую, в областную больницу, разыскивал Бутрина. А ведь у него в Костроме никого знакомых нет...
      - А откуда он сам?
      - Жена живет в Нижнем Новгороде. Рассказала, что
      примерно за неделю кто-то позвонил ее мужу. Сообщил, что подвернулось что-то интересное. Бутрин сказал ей, что едет на пару суток. Наш опер был там в командировке. Похоже, жалеть там о Бутрине особо некому: дети взрослые, жена молодая. Вторая или третья...
      Полковник мельком окинул взглядом Анастасию и, давая понять, что разговор подощел к концу, спросил:
      - Вы приехали вдвоем?
      Чернышев кивнул. Сейчас это не имело значения. Его интересовало другое: что связывало Панадиса с любителем антиквариата, убитым ударом ножа неподалеку от ресторана, где они вместе ужинали...
      - Из Москвы звонили о троих... - недоуменно окинул их взглядом полковник. И Анастасия невольно смутилась.
      - С нами действительно еще один, иностранц. Мы его отпус тили. У него свои дела в Костроме...
      Полковник посмотрел на часы:
      - Как вы отнесетесь к предложению пообедать?
      Чернышев досадливо мотнул головой.
      - Мы не кайфовать приехали. Пусть нам сначала покажут розыскное дело. А там уж решим, что делать...
      Обедали поздно вечером. Вместе с Крончером, остановившись возле первого же попавшегося по пути кафе.
      Ни шиком, ни славянской экзотикой оно не отличалось: больше того, само название его теперь звучало здесь, в центре России, неожиданно актуально: "Кавказ".
      Собирались тут, в основном, завсегдатаи: одна и та же, приезжающая с далекого Юга публика. По стенам были развешаны репродукции и цветные фотографии заснеженных гор и ущелий. Зато чеканка на стенах была воистину отменной.
      Вряд ли, Анастасия с Виктором это заметили, но Алекс оценил сразу:
      - Я таких у нас и в черкесских селах не видел.
      - А черкесы-то у вас откуда?
      - С Кавказа, в прошлом веке бежали от царя.
      - Поди ж ты... - удивился Чернышев.
      Народу в кафе было не то, чтобы много. Так: фон без особых всплесков. И только за столиком, в углу, выделялись подчеркнутой развязностью несколько явно подвыпивших южан.
      Оттуда слышались громкие взрывы смеха, гортанная чужая речь.
      Расхаживавший по небольшому залу хозяин - былобрысый, веснущатый русак в кавказском бешмете с газырями на груди кидал на них беспокойные взгляды. Кампания явно ему не нравилась.
      Из музыкального автомата в углу слышалась заунывная восточная музыка.
      Заказ у приезжих принял официант, на нем тоже был бешмет с газырями.
      - Что желаете? Сегодня у нас кюфта-бозбаш, бозартма из баранины, люля-кебаб...
      - Кебаб, - решительно ответил за всех Виктор.
      - А что это? -заинтересовался Алекс.
      - Азербайджанское блюдо. Баранина, пропущенная через мясорубку и обжаренная в виде сарделек на курдючном сале...
      Все трое были голодны.
      - Мне суп, - попросил Алекс.
      - Пусть так. Холодная закуска есть у вас? Минералки захватите. И бутылку водки. Что-нибудь приличное есть? - втянул в себя воздух от нетерпения Виктор.
      - Найдем.
      Вскоре перед ним замерцал маленький, запотевший, из морозилки графинчик водки. Виктор не без усмешки, вопросите льно взглянул на Крончера, но тот ответил взглядом: пить не будет.
      Когда мелодия закончилась, один из сидевших в углу под нялся, подошел к автомату и поставил ту же песню заново. Потом еще раз.
      - У вас что, других нет? - спросил Виктор проходившего рядом хозяина.
      Русак в бешмете бросил тревожный взгляд на кампанию в углу и покраснел. Было видно: не рвется с ними связываться.
      - Гости выбирают...
      - А мы - не гости? - посмотрела на него с вызо вом Анастасия.
      Алекс поднялся - мелодия уже заканчивалась - и напра вился к музыкальному ящику. Для этого ему пришлось пройти мимо загулявшей кампании.
      Наклонившись к автомату, он ткнул почти наугад в одно из названий. Это был популярный в свое время " Квин".
      Когда возвращался назад, он едва не полетел. Ему подста вили ногу. Крончер споткнулся, но словно бы и ничего не заметил - вернулся на свое место, сел. На губах Виктора заиграла глумливая усмешка, Анастасия, сморщившись, отверулась.
      Приезжий - в кожаной куртке и в свитере - встал из- за стола и под смешки приятелей поставил прежнюю песню.
      Официант принес Крончеру суп с лапшой и горохом.
      Презрительно хмыкнув, Виктор налил себе водки, чуть по-меньше плеснул Насте. Когда он поднял взгляд, Алекса уже на месте не было. Он снова шел к музыкальному автомату. Шея его была чуть согнутой, походка пружинистой.
      Южане уставились на высокого и нескладного, но настырного парня с явным любопытством. Они даже перестали жевать. Эта рыба была в их заводи чужой.
      Алекс остановил музыкальный автомат и сменил песню.
      - Эй, друг! - раздался хриплый голос сидевшего в углу. Своей бесцветностью он был опасней остальных. - У тебя гости какие - то невежливые ! Плохо это !
      Костромич в кавказском бешмете затравленно оглянулся, кивнул, не зная, что предпринять. Публика ему на помощь не спешила.
      Во взгляде Виктора появилось настороженное выражение. Ситуация ему явно не нравилась.
      Сидевший с кавказцами малый с прилепившейся к губам размокшей сигаретой устремил на Алекса Крончера взгляд белесых глаз. Возможно, он отрабатывал свой нелегкий хлеб.
      - Ты, козел, - сказал он громко. - удавлю !
      Не реагируя, Алекс направился к своему к столу.
      Малый поднялся. Не вынимая изо рта сигарету, он со всего размаха шлепнул Крончера по шее. В кафе на минуту стало тихо. Звон был такой, словно разбилось стекло.
      Южане за угловым столом, буквально, рыдали от хохота. Зал безмолствовал. На хозяина ресторана жалко было смотреть. Он явно не знал, как поступить.
      Алекс сел на свое место, но малый с сигаретой не отвязал ся. Изображая из себя гомика и виляя задом, он подошел к столу, где сидели Виктор с Анастасией и Алекс, взял солонку и выпотрошил ее в тарелку с супом, стоявшую перед Алексом. А потом еще и плюнул туда.
      Приезжие в углу выли от хохота.
      Виктор наливался злобой, смотрел вниз. Но не вмешивался. Ждал.
      По лицу Анастасии плыли пятна.
      Малый возвратился к автомату. Последнее, что заметил перед тем, как подняться со своего стула Виктор, был стоявший у музыкального автомата Алекс, который ждал, пока его обидчик сменит песню.
      Когда малый увидел за своей спиной Алекса, изо рта его вырвался поток ругани. Глаза помутнели от бешенства, в руке блеснул нож.
      Рванувшийся к автомату Виктор обомлел: нож валялся на полу. Малый, уже без сигареты в зубах, скорчившись, сидел на полу, держась за плечо. Крончер, повидимому, вывернул ему руку в суставе.
      Онемевшая лишь на долю секунды чужая братва повскакала с мест. Растерянный, едва не плачущий хозяин в бешмете раскинул в сторону руки...
      Врубаясь в свалку, Виктор со злостью думал об этом израильском болване, который навлек на них настоящую беду...
      Еще в проходе между столами на Виктора навалилось сразу двое. Прорубая себе дорогу бутылкой, он сквозь белое бешенство взгляда, успел заметить прижавшегося к стене Алекса, на которого накатывали рассвирипевшие кавказцы.
      Затем раздался грохот опрокинутого стола, звон посуды и рев здоровенного дяди - наиболее авторитетного члена кампании - которому в пах угодила нога долговязого, пританцовывающего на месте Алекса.
      Ворвавшиеся в ресторан милиционеры во всю заработали дубинками. Сопротивление приезжих было немедленно подавлено. Всю компанию вместе с Виктором и Алексом, намяв предвари тельно бока, повели к милицейскому "газику".
      - Давай, по одному. Быстро. Но аккуратно! Видишь?
      У решетки, между водителем и скамейками вдоль кузова, сидел кинолог со здоровенной овчаркой. Зверь устрашающе зевал, открывая огромную пасть.
      Виктору, показавшему удостоверение, посоветовывали идти в городской отдел милиции своим ходом.
      - Ты не очень там, - бросил Виктор старшему лейтенанту, садившемуся рядом с водителем, показав на Алекса, - это не наш человек...
      - А, - в глазах у того тут же зажглись недобрые огоньки, - тоже кавказец ?!
      - Тот еще тебе кавказец. Из Израиля!
      Офицер бросил на Алекса подозрительный взгляд.
      - Разберемся. А ну, лезь !
      При посадке менты быстро шмонали каждого и придавали ему ускорение.
      Первым чуть ли не в пасть псу полетел авторитетный здоровяк. Зачинщик скандала, оказался в середке машины, Крончер - рядом. Вслед за ним, матюгаясь, поднялись остальные. Их, буквально, вдавили внутрь.
      Один из ментов сел у задней дверцы. После чего ее заперли снаружи.
      Сквозь зарешеченное окно "газика" виднелись заснеженные улицы, здания в стиле русского провинциального классицизма, о которых еще утром пол-дня рассказывала девушка - экскурсовод. И даже великая русская река, о которой он столько слышал от родителей...
      Посреди дороги блатной малый - любитель восточной музыки, из-за которого все началось, решил снова обратить на себя внимание.
      На этот раз - прямо в милицейском "газике", благо ни для кинолога, сидевшего с собакой у самой кабины, ни для высокого курносого мента в штатском с обветренным лицом у самой дверцы, он был практически недосягаем.
      Кинолог держал собаку за морду, чтобы она не искусала ближайшего к ней кавказца, а опер контролировал дверь.
      - Эй, ты! - громко обратился к Крончеру все тот же малый, выплюнув сигарету изо рта. Физиономия его в ссадинах и синяках- была похожа на лоскутное одеяло. - Хочешь я тебе глаза выну?
      Он соорудил из двух пальцев вилку и поднял их на уровень лба повидимому, не привыкшего к таким номерам израильского полицейского.
      - Говори: хочешь? Что молчишь?!
      Все в "газике" теперь уставились на него.
      Он уже не мог взять свои слова назад. Б а з а р состоялся. А за базар надо платить!
      Алекс поколебался. Сказать: "Только попробуй!" - ударит! Смолчать? Трусость его только подстигнет...
      Курносый опер, с обветренным лицом рядом с дверцей, попытался что-то сказать. Но малый только отмахнулся:
      - А ты молчи, козел...
      Он зарвался окончательно. Менты не прощают такое. Опер уже считал последние заснеженные повороты. "Газик" подъезжал к горотделу.
      - Ну! Че молчишь? - Два пальца угрожающе качнулись перед лицом.
      Опасность подсказала Крончеру нужную линию поведения. Выиграть время.
      Сказал спокойно, глядя в бешенные глаза:
      - Да, ладно. Чего заводиться?! Смотри, какой пес здоровый... На нас глядит.
      Малый еще дергался, но интерес братвы к нему был уже утерян. "Газик" въехал во двор горотдела. Все смотрели в окошки. Куда поедут? Слевадежурка, с Изолятором временного содержания за выбеленной стеной, забранные железом окошки. Справа - двухэтажное длинное здание: собственно Костромской городской отдел внутренних дел...
      Во дворе уже ждали. Дверцу открыли снаружи.
      - По одному в дежурку! Руки за голову!..
      Курносый опер, приехавший в воронке, сразу же тяжеловато посмотрел на "отмороженного", выступавшего по дороге, и на Крончера, этот был как бы потерпевшей стороной.
      Малый мгновенно протрезвел, он все понял. За б а з а р придется платить. Теперь он старался держаться в срединке, между кавказцами.
      - Я беру этих двоих к себе... - опер показал дежурному на обоих.
      - Забирай...
      - Никуда не пойду. Я вас... Что мне сделаете?
      Малый оказался бывалым. С ходу спустил с себя штаны, трусы, скинул пальто, куртку. Стоял голый, в носках и ботинках. Одежда ваялялась рядом.
      Женщина, сунувшаяся, было, к дежурному с жалобой то ли на соседа, то ли на мужа, выскочила из кабинета как ошпаренная.
      - Ничего, - опер позвал кого-то из коллег. - Разберемся.
      Вдвоем они накинули хулигану на плечи пальто и крепко взяли под руки.
      - Я сам. Пусти...- вырывлся тот.
      - Ничего, милок, мы поможем...
      Они повели его к двери. Крончер двинулся сзади.
      - Кстати: про какого там козла ты говорил по дороге?! поинтересовался опер.
      На дворе стоял звонкий от тишины, звездный вечер. Полная луна светила в небе куском ослепительного чистого льда. Крончер уже понял: снега в Костроме больше, и тут он значительно чище, чем в Москве. К вечеру морозец окреп.
      Двор был безлюден.
      Проходя мимо сугроба, курносый опер словно нечаянно поша тнулся, подшиб ногу шагавшего рядом скандалиста. Голой зад- ницей тот плюхнулся в снег.
      - Извини, милок, нечаянно. Впрочем тебе полезно чуть поостыть... Опер придержал его, не давая подняться. - Больно ты горяч... - Потом внезапно дернул того за руку. - Ладно, хватит рассиживаться. Пошли...
      Известие, что в уголовном розыске горотдела находится детектив израильской полиции произвело впечатление разорвавшейся бомбы.
      Американцы и англичане здесь уже бывали. А вот израильтянин впервые.
      Иностранные к о р о ч к и рассматривали, переглядыва- лись, передавали из рук в руки.
      - А ты кто по должности? - спросил курносый блондин с об- ветренным лицом, приехавший вместе с ним в "газике".
      Алекс полжал плечами.
      - Инспектор...
      Курносый развел руками.
      - Офицер ?
      - Офицер, - кивнул Алекс. - Но инспектор у нас не обяза тельно офицер. И следователь тоже может быть и сержантом...
      Такого рода ответ не удовлетворил.
      - Следователь- сержант? Ты всерьез?
      - Всерьез.
      - А по званию? Ну вот я, скажем, - старший лейтенант, любопытствовал он, - а ты ?
      - Капитан. У нас все звания до генеральского, как у вас, только лейтенантов не три, а два: младший и просто. А потом капитан...
      - Фью, - присвистнул один из любопытных в капитанских погонах, молод...
      На вид тому было лет тридцать пять, и форма сидела на нем довольно неуклюже.
      - Да не! Я еще в армии офицером был, - как бы извинил ся Алекс. - А потом полицейскую школу кончил. Поэтому и быстрее капитана присвоили...
      - А что за дела вели ? - обращаясь на "вы", спросил другой опер молоденький лейтенантик. Он явно гордился своим званием, а манерами напоминал больше студента, чем мента.
      - Марихуана, таблетки "экстази", кокаин...
      - Наркота, - усмехнулся уже знакомый курносый из "газика".
      - А вы ? - спросил Алекс у лейтенантика.
      - Я ? - несколько стушевался тот. - У нас линейно- зональный принцип. Территория плюс линия работы. Я, вообще-то, после университета...
      Из дежурки позвонили:
      - Тут капитан Чернышев из Москвы разыскивает своего друга, его привезли из кафе...
      В кабинете посовещались. Дежурному объявили:
      - Скажи "отпустили"! Поехал в гостиницу. Пусть встречает.
      - А что это мы, собственно, здесь, в отделе? - вдруг заторопился, захлопотал курносый блондин с обветренным лицом. - Рабочий день кончился. Еще человек подумает, что мы гостей не умеем принимать. Эй, Федор, кончай... - оборвал он лейтенанта. - Тут и замерзнуть можно. Поедем, разогреем ся...
      Алекс почувствовал себя, как дома.Он перестал стесняться акцента, неправильных ударений. Все офицеры были в штатском. Если бы не капитан с его формой, можно было представить, что знаешь этих парней долгие годы...
      - Мы тебя приглашаем, - сказал русский капитан, оглядываясь на коллег. - Ну так, на стопочку...
      - Не согласен. Я - вас... - авторитетно произнес Алекс.
      Разве мог он допустить, чтобы кто - то перещеголял его ?
      Лица новых знакомых стали мягче. И он знал, почему. По сравнению с ним, они работали за гроши.
      - В "Охотничью избу", что ли ? - таровато спросил старший лейтенант из "газика".
      - В нее, - поддержал грубоватый капитан.
      Во все тот же "газик", в котором Алекса привезли в горотдел, снова набилось человек девять... Все громко говорили, перебивая друг друга: впереди их ждали приятные минуты! "Газик" гнал по выпавшему снежку, оставляя два черных аккуратных следа. Водителя выделил дежурный, услышавший, что в горотделе иностранец.
      С темного, сбивающего дыхание мороза улицы все ввалились в зал. Стены здесь были увешаны еловыми вевями и чучелами зверей. Воздух - сиз от табачного дыма. Алекса стегануло по глазам, как во время песчаной бури в пустыне.
      - А что с тем малым будет? -спросил он у курносого. - Ну с тем, который в машине...
      - А ничего! Завтра проспится - посмотрим. Может в помощники себе возьму. Понимаешь?
      - Еще бы! У меня вначале у самого было восемь агентов.
      Вновьприбывшим тут же освободили кабинет. Минут через пять стол был уставлен бутылками и снедью. Алекс ревниво следил, чтобы гора провизии на столе росла непрерывно.
      Появился хозяин - мордастый, с прокуренными усами крепыш с перебитым, повидимому в боксе, носом.
      Алекс подозвал его и что-то спросил шопотом. Но курносый опер все слышал.
      - Доллары примете ?
      Хозяин замешкался, бросил взгляд на представителя власти.
      - Примет, примет ! - ухмыляясь, заверил тот.
      Хозяин радостно закивал: конечно, примет...
      Когда Алекс увидел, что водку льют прямо в стаканы, он прикусил губу и отвел глаза. Но новые его друзья, раскрасневшись, с мороза, только потирали руки.
      - Ну, за дружбу полицейских, за тебя ! - откашлялся и поднял стакан капитан. - Ты у нас герой дня. Капитан...
      - Алекс Крончер, - подсказал он, поднимая свой стакан.
      Все уставились на него. Ждали.
      Он похолодел: не хватало, чтобы они поняли, что это его первый стакан водки в жизни...
      Водка лилась через край стакана на шею и за воротник. Курносый усмехнулся и почесал висок. Он все понял.
      Ошпаренный сбивающим дыханье духом и горечью Алекс браво оглянулся. Проверял: уже в доску пьян или что-то еще соображает. Со всех сторон ему уже тянули - кто огурец, кто кусок селедки... Вобщем, никто ничего не заметил.
      Дальше все, однако, пошло кувырком.Новые друзья что-то рассказывали, хохотали, перебивали друг друга. Что - то ели. Алекс не совсем понимал, что происходит: как в замедленной киносъемке, когда каждый жест и слово вдруг становятся невыносимо длинными, вялыми, а тебе хочется, чтобы они уже, наконец, обрели привычный смысл.
      - Больше капитану не наливать, - сказал в какой-то момент курносый.
      Рядом с Алексом вдруг оказалась девица: здоровенная халда с рыжей челкой и белесыми глазами. Из -под миниюбки, которая выглядела на ней особенно похабно, вылезали белые, с голубоватым отливом ляжки. Алекс пощекотал их по тыльной стороне, девица захихикала.
      Он потянул ее танцевать. Она охотно откликнулась, но предварительно, склонившись к столу, оперативно всосала в себя заряд водки и воткнула в рот редиску. Он ее вел, а она с удовольствием хрумкала ею вслух.
      Проститутка была не особо высокого пошиба. Просто еще не успела растерять былую непосредственность и живость харак тера. Покончив с редиской, принялась за жвачку и больше уже ни на секунду ее не оставляла.
      Танцуя, она несколько раз стрельнула в Алекса белесым, как презерватив, пузырем жевательной резинки и, радуясь произведенным эффектом, беззвучно рассмеялась:
      - Гы-ы-ы...
      Лицо у нее было в веснушках, нос слегка курносый. Самой впечатляющей деталью внешности был изрядных размеров рот.
      Спьяна Алекс и сам принялся хохотать. В такой ртище - не то что ложка - огнетушитель бы поместился. Его бы на обложку порнографического журнала.
      Между губ у нее снова возник еще больший пузырь- презерватив, но и он лопнул с мокрым треском, рассыпавшсь мельчайшими брызгами слюны.
      - Ты хорошенький, армян ! Не глаза, а глазищи ! И улыбаешься как.. Ну, артист, вот артист...
      Потом последовал второй стакан. Алекс ощупал девице сиськи и сказал, что они похожи на дыни. Коллеги делали вид, что ничего не видят и не слышат. У них, наверное, таких телок пруд пруди.
      - Давай трахнемся, - предложил он ей.
      - Здесь, что ль ? - гмыкнула она.
      - А что ? - сказал он и стал расстегивать штаны. Девица, поглядывая на милиционеров, зашлась от хохота,
      В глазах ее блеснули озорные искорки, а ртом она издала неприличный звук:
      - Где это такие кукурузы выращивают ? У армян, что ль ?
      Но капитан в форме их жестко одернул, и Алекс на минуту опомнился.
      Коллеги тихо пели. Хорошо пели. Или, может, так ему казалось? Песня была старинная, по-русски протяжная и печальная.
      У него закипело в глазах. Хотелось обнять всех и выплакаться. Голова его упала на плечо капитана. Тот погладил его по волосам. Как отец - сына.
      Алекс отключился...
      Он уже не видел, как подошел к столу хозяин ресторана и, протянув счет, понимающе глянул на полутруп на плече капитана:
      - А, может, посмотреть? Может, где снаружи лежат ...
      - Да нет...
      Прилично разогретые костромские коллеги, пошатываясь, полезли по карманам, потянули из заначек... Внезапно проснувшийся израильтянин стукнул кулаком по столу:
      - Всем назад! Кому из нас платят получку долларами?!
      Он достал кошелек.
      Снова появился "газик". Новые друзья воодрузили израильского коллегу на сиденье, словно хрупкий, из хрусталя сервиз, и погнали к гостинице.
      Вводили его вместе с хихикающей девицей.
      Виктор и Анастасия сидели в фойе: они уже связались по телефону с милицей и выяснили, где их подопечный.
      Девица пела и размахивала сумкой. Милиционеры демонстрировали абсолютную трезвость, что им не очень удавалось.
      Виктор сморщился, словно угодил в блевотину. Анастасия, закрыв глаза и сжав до боли губы, отвернулась.
      На лицах у регистраторш плавали сонными рыбами понимающие ухмылки.
      - Чего, - твердо сказал им милицейский капитан в форме. - В первый раз видете, да ?
      Выражение его лица ничего хорошего не предвещало, и гостиничные сразу же успокоились.
      - Давай лифт, - бросил жестко капитан одной из них.
      Она послушно пошла вызывать лифт. Потом Алекса проталкивали в его узкую дверь. Лифт сотрясался от усилий доброхотов.
      - Правей, ну ! Да куда же ты? Правей ,сказал тебе...
      Ключ в двери крутился и никак не мог попасть в замок. В конце концов, дверь отворилась и все ввалились в открывшийся проем.
      - Клади на кровать ! - раздался срывающийся от напряжения голос курносого. - А ты, чтоб здесь осталась. - Приказал он слегка притихшей девице. - Пока не проспится. И не давай ему ложиться на спину: сразу переворачивай...
      - Наклюкался, - с омерзением бросила Анастасья.
      Виктор пожал плечами. Он эту историю близко к сердцу не принимал. Да какое ему, в конце-концов, дело до этого идиота?!
      Они сидели в номере Анастасии. Она - перед зеркалом, он - уставившись в телевизор.
      Виктор снял телефонную трубку.
      - Далеко звонишь?
      - В турбюро. Вдруг что-нибудь проклюнулось...
      - Напрасно торопишься: тише едешь, дальше будешь, - выдавила она, не разжимая губ. В них была кисточка: она подкрашивала ресницы.
      Виктор не среагировал и снял трубку. Он набирал номер. Сначала было несколько гудков, потом - записанный на автоответчике и чуть дребезжащий из - за расстояния голос.
      - Я по объявлению! Мог бы вам помочь. Свой телефон оставить не могу. Сами понимаете. Позвоню завтра. Перед обедом...
      Виктор свистнул и выразительно посмотрел на Настю. Что это она там сейчас говорила?
      На ее лице застыло выражение напряженного ожидания.
      Вот и красивой ее не назовешь, мелькнуло в голове Виктора, а есть что - то такое, что не во всякой женщине обнаружишь, что не даст пройти. Невольно взгляд но бросишь.
      Он еще раз оглядел ее: медные пряди волос, ясные серые глаза, правильно очерченные губы...
      Она подошла к нему. Смотрела настороженно, словно спрашивала: неужели началось?
      Виктор позвонил вниз, спросил, когда поезд. Положил трубку.
      - Пошли будить заморского дружка. Возвращаемся в Москву через два часа. Полно дел еще.
      Анастасия пожала плечами и отвернулась.
      - Ну уж нет, сестрица ! - насмешливо бросил он.- Пойдешь со мной. Его, может, еще приводить в себя надо: поможешь...
      По ее лицу пробежала гримаса.
      - Там эта блядь...
      - Вот уж не думаю, - недобро усмехнулся он. - Не до нее ему...
      Дверь в номер Алекса не была закрыта на замок. Девица, свернувшись калачиком, лежала на софе. Из под смятой миниюбки белыми похабными прожекторами светили здоровенные ляжки: таких только запрягать. А потом пахать, и пахать.
      Вымазанный в рвоте израильтянин валялся на полу.
      - А ну пошла ! - толкнула деваху туфлем Анастасия.
      - Че, - протянула та, спросонья. Еще не очухалась.
      - Сказала, пошла, давай ! - грубовато подтолкнула ее рукой Анастасия, и рукой и стала стягивать с софы.
      Продрав глаза, девица тряхнула рыжей чолкой:
      - Что я, дура, что ли ? Плати прежде! Без денег не тро нусь !
      Скривив рот и прищурившись, Виктор сунул руку Крончеру в нагрудный карман, вытащил и брезгливо протянул ей пятидесятидолларовую банкноту.
      - Мало ! - моргнула белесыми глазами деваха и втянула в себя воздух. - Давай еще столько же...
      - Чего ? - взбесился Виктор. - Сейчас я ментов приглашу. С ними будешь торговаться...
      Он взялся за трубку телефона.
      Девка поспешно схватила сумку и, подпрыгивая на ходу - туфля плохо оделась - рванула к двери.
      - Эй ! - Виктор принялся тереть в ладонях уши израильтянина. Очнись, мудила !..
      Крончер выворачивался. Не давался.
      Виктор стянул с него куртку, освободил одну руку и повернул Крончера на бок. Стал расстегивать одежду.
      Алекс не открывал глаз.
      - Эй, - начал закипать Виктор,- сказали тебе? Вставай, еврей!
      - Ну да, еврей! Не араб ! - подтвердил пьяно Алекс. - Можешь документы проверить. - Израильтянин...
      Лишь дважды в жизни он почувствовал, что оба этих
      понятия сливаются воедино. И оба раза это было связано с уничтожением гитлеровцами еврейского населения Европы.
      Впервые - когда еще в первом классе школы, услышав о шести миллионах погибших, горестно, со слезами на глазах спросил у отца:
      - А где же была израильская армия?
      А еще раз, когда ему и его сверстникам, старшеклассникам, приехавшим в Освенцим по программе школьного обучения, пришлось участвовать в массовом побоище с местными бритоголовыми - неонацистами со свастиками на куртках.
      Чернышев стащил с него брюки и махнул рукой в сторону Анастасии:
      - Давай в ванную его...
      Они втащили его в ванную и открыли кран. Напор гудящей ледяной струи обрушился на обалдевшего Алекса.
      - Зубур... - забормотал он. - Зубур!
      - Чего он там ? - спросил Виктор у Анастасии, но она пожала плечами.
      - Черт его знает, на иврите, наверное, что - то значит...
      Алекс задыхался, отряхивался, фыркал. Наконец, слегка протрезвевшими глазами взглянул на Виктора и Анастасию.
      Попытался прикрыться рукой - не вышло. Он был совершенно мокрым. Короткие темные волосы посверкивали, по смуглому лицу стекали струи. Он уже приходил в себя.
      Анастасия, пожав плечами, величественно удалилась.
      - Через полтора часа поезд, - объяснил Виктор. - Может, хочешь остаться с костромскими ментами ?
      - С кем, с кем ? - не понял Алекс.
      - Ну, как их у вас там называют? С местными полицейскими...
      - Едем !
      Он начал одеваться.
      Рубашка сразу прилипла к телу накрепко, словно ее приклеили столярным клеем и ее надо потом отдирать вместе с кожей.
      Выйдя из ванной и стряхивая с себя капли, обратился к Анастасии.
      - Есть у вас сушилка для волос ?
      Ни слова не говоря в ответ, она вышла и через пару минут вернулась с электроприбором.
      - Что это на иврите у вас "Зубур - Зубур" ?
      Алекс обалдело уставился на Виктора.
      - Да ты сам - то и вопил...
      Алекс досадливо зажмурился.
      - Это сленг. Армейский... Когда получаешь звание. И тебя в грязь голого, а потом еще из шланга поливают...
      Виктор с усмешкой глядел на смуглого иностранца: темные, цвета круто заваренного кофе глазища, длинные ресницы. Хмыкнув, бросил:
      - Головка бо-бо? Во рту ва-ва... Денежки тю-тю?
      Крончер скривился.
      - Хорош ты был! У вас чего? Не пьют, когда звания отмечают?
      - Это почему же? Я только недавно обмывал "капитана". Перед самым вылетом...
      День этот выдался долгим и беспокойным.
      Он чувствовал себя в своей полицейской форме не очень к месту в уличном калейдоскопе карнавальных масок.
      О командировке в Россию еще и речи не шло, хотя оставалось до нее чуть больше суток.
      В Иерусалиме праздновали Пурим. Вокруг, взявшись за руки, разгуливали коты и жирафы. Дракула с омерзительной рожей и кривыми зубами в пасти, держал под руку Принцессу Диану. Петух флиртовал с кокетливой лисой...
      Есть в этом дне что-то дерзкое, пьянящее, что сбивает с толку. Под ногами крутятся дети, визжат дудки, хлопают хлопушки, безостановочно трещали трещотки.
      Обычно отдающая легким снобизмом улица Бен Йегуды, куда нет въезда транспорту, а магазины, кафе и пиццерии выставили наружу свои столики, чтобы посетители могли видеть фланирую щую толпу, превратилась в огромную сцену.
      Кто-то стукнул Алекса пластиковым, полым изнутри молотком по фуражке: то ли счел, что он - тоже участник карнавала, то ли были у человека свои счеты с полицией.
      Буквально, продираясь через толпу вниз, к Нахлат Биньямин, Алекс обратил внимание на то, что в связи с праздником как смело уличных музыкантов и певцов. В таком шуме иартеллерийской канонады не услышишь.
      Здесь, рядом с парикмахерской "Марсель", еще недавно довольно скверно пел оперные арии лысоватый, в очках математик, из Санкт-Петербурга: его фотографию даже поместил популярный американский географический журнал. Голоса у бывшего петербуржца не было, но зато зарабатывал он больше, чем двое его коллег-математиков.
      Чуть наискось - играл на настольном,но не электрическом, органе Баха и Генделя способный парень из Сан Франциск. Иногда похаживал в белой хламиде с золотой короной из картона на голове Давид - царь иудейский с лирой в руках - тоже неплохой доход.
      Сейчас карнавал оставил всех без работы. Ну да ладно. Это ведь только один день...
      Алекс внимательно приглядывался: среди завсегдатаев улицы Бен Йегуда у него были свои люди. Отсюда он черпал информацию и здесь заводил знакомства. Сравнительно узкая и короткая, она, как магнит, стягивала сюда силовые линии человеческих лиц и характеров.
      На площади, у высокого, нафаршированного оффисами здания стояли "джипы" с пограничниками. Темно-зеленая форма, автоматы за плечами: с праздником террористы не поду мают считаться.Очаровательная брюнеточка в солдатской куртке с сержантскими нашивками сделала ему глазки, и Крончер подми гнул ей в ответ: так в старину переговаривались флажками сближающиеся корабли.
      Но Алекс двинулся в один из ее боковых присосков, в Нахлат Биньямин, еще лет десять назад - район полутрущоб. Сейчас здесь на вес золота был каждый квадратный метр: полузаброшен ные, в трещинах, с обсыпавшейся штукатуркой дома принаряди лись, наполнились жизнью и смыслом и щеголяли перед, как артисты в новом и ярком спектакле и сейчас щеголяли перед иностранцами экзотикой: странной, почти немыслимой смесью Востока и Запада.
      Тут в одном из бесчисленных ресторанчиков, Алекс Крончер заказал стол на четырнадцать человек. Он пригласил их обмыть присвоенное звание.
      И фон, и публика в Нахлат Биньямин, были другими. Тон задавали пабы и дансинги. Маленькие, но очень уютные ресторанчики и кафешки. Да и разгуливали здесь не образумившиеся обыватели с семьями, а расхристанная и шумная молодежь. Большинство - с пивными кружками в руках и замысловатыми, иногда вызывающе-ярко раскрашенными прическами. Парни в масках были одеты с нарочитой небрежностью и держались дерзко: я, мол, такой, хочешь останавливайся, хочешь - проходи ! Девушки - больше без масок, но с лихо разрисованными к Пуриму лицами, в довольно смелых нарядах.
      Алекс свернул в один из ресторанчиков.
      - Никто не приходил ? - спросил он хозяина, с которым был давно знаком.
      - Да ты же явился на час раньше...
      Рядом с его метром восьмидесятью пятью тот смотрелся, как маленький кустик возле телеграфного столба. Не помогали даже туфли с высокой подошвой. На затылке ресторатора болталась стянутая серебрянным обручем коса.
      - Гони меню...
      - До пяти у нас цены значительно ниже, - сказал хозяин: "деловой ланч". Только - чтобы потом меня не взяли за жабры: я, мол, делаю полицейскому скидки ! Этого мне еще не хватало...
      Официанты сдвигали столы и расставляли приборы.
      - Крончер, - послышались в двери голоса.
      Пришла первая троица, в основном, - такие же молодые офи церы полиции, как и он сам.
      - Может, вспомнить армию ? Вымазать тебя сегодня голенького в грязи...
      В течение двадцати минут подвалили еще люди: в форме и без нее. На столе появилась бутылка водки и еще две - вина.
      - На салат не нажимать, - провозгласил Алекс с первым тостом. Впереди стейки.
      Пили лихо: двое налили по маленькой рюмке водки, осталь ные - по полбокала вина.
      - Если ты в таком темпе будешь получать звания, Алекс... - поддел кто-то.
      - Так ты - лопнешь от зависти, - пообещал другой.
      - Это правда, Крончер, что ты начал заочно учиться на юридическом ?
      Алекс утвердительно кивнул.
      - Украсишь потом своим дипломом уборную... Его тебе также признают, как мне - графское звание... Кстати, - мой прапрадед был русский князь, толстовец. Приехал в Палестину еще до революции...
      Алекс пожал плечами:
      - Я все равно решил кончать очный: а так у меня хоть ба- за будет...
      - Сноб ! - завопило сразу несколько голосов.
      Потом перешли на профессиональные темы.
      - Этого парня, который пропал, так и не нашли? Крутой был малый: за свои двадцать лет - шесть арестов... Слушай, что нового с этим юношей, которого ты ищешь?
      - Спроси сержанта, он - эксперт...
      - Испарился.
      - На запчасти коллеги разобрали, - сострил кто-то.
      - За столом, о таких неаппетитных вещах ? - сделал гримасу здоровенный малый с рыжими усами.
      - Ладно, не пижонь, тоже мне....
      - Человечество идет к катастрофе. Когда у людей есть все, они начинают сходить с ума, - мрачновато заметил блондин с русским акцентом и налил в рюмку новую порцию водки.
      - Почему это все русские - философы ? Каждый - Толстой и Достоевский вместе...
      - Пошел к свиньям: зато румыны - не нация, а профессия...
      - Началось ! - криво улыбнулся один из гостей.
      - До чего дошло?! Почти каждые двое суток убийство! Две с лишним сотни убийств и большинство - на криминальной почве...
      - Каждую неделю разборка...
      - Перестреляют друг друга - нам же легче будет,
      - Бардаки, сутенеры, подпольные игорные дома...
      - Стоп, жеребцы ! Слыхали анекдот?..
      - Есть новость, слышали?- перебил его сосед.
      - Неужели свежая?
      - Как твои анекдоты,- отомстил тот.
      - Ты о чем это ?
      - Назначено совещание в верхах...
      Все взоры сразу примагнитило к рассказчику.
      - Говорят... - ощутил тот особую гордость: он знает, а они - нет. Встретились "Три Туза". На этот раз - у Амоса. Много я бы дал, чтобы пронюхать, чем это все для нас пахнет ?
      - Неужели снова все сверху до низу пертряхивать станут?
      - Крончер, там же куколка, с которой ты воркуешь, работает...
      - Мне чихать, у меня - праздник.
      - Как бы его тебе не испортили.
      - Не каркай, - зевнул в ответ Алекс.
      В заднем кармане его надрывался сотовый телефон.
      - Этого еще не хватало. Да! - рявкнул он у трубку и тут же сбавил тон. - О кей !...
      Звонил его непосредственный начальник из Генерального Штаба полиции.
      Крончера вызывал один из "Тузов". Тот, что занимался ка драми. Настроение у Алекса сразу испортилось. Разносы "Мужи- ка" были хорошо известны всем в полиции. Что за свинство - делать втык сразу после присвоения звания?
      Приятелям он ничего не сказал. Да, в общем, - они уже лениво потягивались. Вот - вот разойдутся.
      Минут через десять они остались вдвоем с блондином с рыжими усами: экспертом - фотографом.
      Официанты убирали посуду. В одной из бутылок еще видне лось на дне немного вина. Другая буталка была пуста: всю выпили.
      Водка тоже еще осталась. Грамм сто, не больше. Рыжий вызволил ее из рук официанта, вылил в рюмку. Залпом выпил. Официант даже отставил поднос, смотрел на него. Рыжий положил в рот большой кусок лепешки -" питы", смазав ее предварительно в тарелке с хумусом.* ( * хумус - сдобренная прянностями гороховая паста).
      - Оставь его, - сказал Крончеру подоспевший хозяин, и коса с серебрянным кольцом на его затылке многознчительно зашевелилась.- Сколько вас здесь, "русаков" ? Трое? Но толь ко из вас троих он один настоящий...
      Возвращаясь, Крончер думал о генеральном звонке.
      Все было непросто.
      Почему это шеф спросил его, слышал ли он о хирурге - профессоре Бреннере...
      Днем в Костроме он покинул группу гидов-стажеров сразу же после осмотра Ипатьевского монастыря. Сюда всегда привозили иностранцев. На площадке перед входом стояло несколько экскурсионных автобусов, слышалась английская речь.
      Алекс Крончер просигналил проезжавшему такси.
      Бывалый водитель немедленно признал в нем иностранца. Об служил по повышенному тарифу: рейс Ипатьевский монастырь - улица Шагова обошелся капитану Крончеру в 20 долларов, вместо пяти.
      Не без труда, но он все же нашел адрес, который ему передал эмиссар израильской полиции в Москве.
      Звонок верещал довольно долго и нудно. Потом послышался голос:
      - Кто ?
      Алекс был уверен, что там, за дверью, его пристально рассматривают в глазок. Ему показалось, он даже слышит хриплое дыхание.
      - Я из Израиля, моя фамилия Крончер... Алекс Крончер... - сказал он.
      - А что вам нужно? - подозрительно и тревожно спрашивал все тот же женский голос.
      - Поговорить с вами...
      - О чем ? -Дверь ему все еще не собирались открыть.
      Ему вдруг стало тоскливо. Он не знал, что сказать еще. Потом вспомнил совет эмиссара:
      - Если придешь к евреям, скажи несколько фраз на идише... Так быстрее поверят...
      - Но я не говорю на идише, - изумился Алекс.
      - Выучи ! - раздосадованно сморщился генерал.
      Алекс тщательно проговорил заученную фразу: " Я должен с вами поговорить..."
      За дверью сразу забеспокоились:
      - Тише, тише... Сейчас открою...
      Дверь приотворилась, и на Алекса с беспокойством взглянула крепко за шестьдесят женщина с неаккуратно причесанными седыми волосами в допотопном черном шерстяном платье.
      Она, буквально, затащила его внутрь, словно он был подпольщиком, который пришел на конспиративную квартиру не во время и не соблюдая мер предосторожности.
      - Что вы хотите ?
      - Мадам Злотник ? - спросил Алекс.
      - Ну ?! - полуспросила - полуответила женщина.
      Казалось, дальнейшая судьба ее и ее зависит от этого ответа.
      - У вас есть сын, Натан...
      - Толя, - не менее подозрительно откликнулась она.
      - И ему недавно сделали операцию... Пересадили легкое...
      - Кто вам сказал ? - намертво защищала она бастион своей неприступности.
      Он хотел ответить слышанным десятки раз от матери "сорока на хвосте принесла", но сдержался.
      - Вы мне не разрешите с ним встретиться?!
      - Его нет дома, - твердо и решительно ответила та.
      Алекс уже повернулся к двери спиной, когда послышался мужской голос:
      - Мама, кто это там ?
      Хоть бы она покраснела, эта старая карга!
      - А я знаю?! Говорит, что из Израиля...
      Теперь она обратилась к Алексу на идиш с тяжелым украинским акцентом, и ему стало неловко. Он ведь понял только пару слов.
      - Вы что, проверяете меня ? - сделал он вид, что разозлился. - Вот мой паспорт... - он вытащил и показал темносинюю книжицу с тесненными буквами на иврите и на англи йском.
      И это ему тоже велел сделать эмиссар: ни в коем случае не полицейское удостоверение.
      Из темноты вышел чернявый, с вьющимися волосами человек лет сорока.
      " Ему бы пейсы, черный костюм, и шляпу и был бы типичный "дос" обитатель "Меа Шеарим"- иерусалимского квартала, населенного ультрарелигиозными пуританами.
      Алексу снова пришлось представиться.
      - Можно мне поговорить с вами?
      - Идемте, - тот повел его за собой.
      Старуха шла следом за ними. Взглянув на Крончера, сын остановил ее:
      - Ну я прошу тебя!..
      Старуха отстала. Ее сын привел Алекса в комнату.
      Затхлость, старая и неуклюжая мебель.
      Алекс уселся на стул. Он уже понимал, что разговор предстоит нелегкий.
      - Вам ведь пересадили почку, господин Гольдштейн ?
      - А если да?
      - Профессор Бреннер, не правда ли ?
      - А почему вы отвечаете вопросом на вопрос ? - настороженно спросил старухин сын.
      - А что я, не еврей, что ли ? - усмехнулся Алекс.
      - Нет, - твердо заметил тот, - вы - израильтянин...
      - Это правда, - пожал плечами Алекс, - но мои родители из Москвы...
      - Нет, - покачал тот головой, - мы с Украины...
      Алексу стало тоскливо. Ему нехватало воздуха, детского гама, шума телевизора.
      - Можно у вас узнать, кто вам его порекомендовал?
      - Чего вы добиваетесь, господин Крончер ? - с явной опаской спросил Гольдштейн. - Зачем все это вы выспрашиваете ? Я простой инженер. Работаю на заводе...
      Алекс молчал. Пусть выговорится. Такие люди не могут глядеть опасности прямо в глаза. Они пытаются обойти ее.
      Чаплиновская ситуация, из которой исчез весь юмор, и оста- лись лишь боль и унижение.
      - Если вы имеете ввиду, на какие деньги я это сделал, то знайте: я их не крал и не присваивал. Это деньги моих близких - отца и матери...
      Старуха просунула голову внутрь. В глазах ее раненым зверем метались огоньки страха.
      - Оставьте нас в покое! Что вам надо ? Мы всю свою жизнь жили тихо и скромно. Мой муж был продавцом в магазине. Все, что скопили за жизнь, я отдала Толе...
      - Меня не интересуют ваши деньги: я не из налогового управления, терпеливо объяснял Алекс.
      Но ему не верили.
      - Все, что было, все ушло... - словно сдирая с раны окровавленный и засохший бинт, - трясла головой старуха. - Миша умер десять лет назад. Кто - Толя мог на свою инженерскую зарплату что - нибудь откладывать ? Я ? Его жена ? - показала она с укором на сына.
      Алексу казалось, он попал в омут семейных горестей и разочарований.
      Жалкие беды - жалкие люди ! Их не хватает не только на самоуважение и сдержанность - даже на отчаянье , не говоря уже о бунте, взрыве возмущения.
      - Жена ему их дала ? - волосы старухи были похожи на всклоколченную паклю. - Я ногтями вцепилась! Крохи, что после Миши остались, не дала тронуть ! Конечно, я - жидовка поганая, клоп, кровосос ! А несчастье пришло, она его выручила ? Детей взяла, и - за дверь ? "Он мне их еще переза разит", - сказала...
      Алекс прикрыл глаза. На него накатывало что-то клейкое, холодное, мокрое.
      - Два года Толя страдал... К кому мы только не обращались ?... Как только не лечились ?... Врачи - бессовестные: один говорит одно, другой другое, третий - третье. И все попробуй, все найди, все купи...
      Сын впился ногтями в несвежую скатерть на столе, хотя наверняка слышал эту историю десятки раз...
      - Ничего не осталось, - кольцо обручальное продала - то, что Миша мне на свадьбу подарил... Он был мне мамочкой. Он был мне папочкой... На пятнадцать лет старше... Кто мне помог ? Государство? Вы ? Или ваш Израиль ?
      Алекс почти точно знал, что сейчас будет: она начнет жаловаться и рассказывать о своих несчастьях. Но жалоб он не услышал, история ее была короткой и унылой. Жестокой. Как сама безнадежность...
      Голод... Холод... Эвакуация... Отец, погибший где - то под Ростовом он и воевать не умел: винтовки никогда в руках не держал... Ей с сестрой и матерью еще повезло: другим, - не так. Те, что не успели - остались. Смерзлись с землей, с зале деневшими лужами...
      А потом она встретила Мишу. В чиненной и перечиненной гимнастерке и стоптанных солдатских сапогах: две медальки на груди, знак ранения. Тоже всех потерял. Но он так хотел выжить ! Так хотел продолжить ! Так хотел завести семью! Вот он их и спас. Рубил мясо в магазине и всех потихонечку кормил. Не зарывался, не вылезал, не высовывался. Только уже много лет спустя поехал на Украину и там вырыл в лесу сундучок, а в нем - старинный свиток Торы, который из поколения в поколения передавался в семье.
      - Толика Бог спас... - слезились у старухи глаза. - Тора... Когда мне сказали, что без операции ему не жить, я стала искать, кто бы ее сделал. Поехала в Москву. Там один добрый человек у синагоги сказал, что знает кого - то, кто может нам помочь...
      - Вы ему дали деньги?
      - Конечно! А как вы хотите? Бесплатно?! Я рассказала ему про Тору. Он привез сюда, в Кострому, специалиста по таким вещам. Они пришли сюда. И тот, второй, взял Тору. А Толю повезли на операцию. В Таллинн...
      Алекс поперхнулся: тут были отзвуки истории, которую он слышал от московского эмиссара израильской полиции.
      " Убитый в Костроме от ножа партнер, специалист по антиквариата... Вот зачем они приезжали сюда!.."
      Ярость кипела в нем вместе с жалостью.
      Сомнений у Алекса не было: это Панадис!
      - Узенькие усики на круглом лице? - вырвалось у него.
      Старуха вонзилась в него ожесточившимся взглядом животного, у которого вот - вот отнимут единственного детеныша, и стала за спиной сына.
      Она его спасет. Она его никому не отдаст...
      " Импрессарио" заработал на этих несчастных дважды: и на операции и на продаже музейной редкости. Он же мог и заказать убийство партнера, чтобы не делить навар...
      Но если эту старуху свести с Панадисом лицом к лицу, она никогда и ничего не подтвердит... А, кроме того, не это - цель его презда в Россию!
      - У меня к вам просьба. Это очень важно... Вы что-нибудь знаете о вашем доноре? Кто он? Откуда?
      Старуха, еще не дослушав, принялась качать головой:
      - Что мы можем знать?! Оставьте нас в покое...
      Может ей пришло на ум, что почку могут отобрать, вернуть тому, кому она прежде принадлежала?!
      Сын снова вывел из комнаты мать и прикрыл дверь.
      Похожий на религиозного оротодокса Толик-Натан, удалив - шийся к сеье, приоткрыл дверь:
      - Я слышал, что-то про Китай. Трансплантанты везли самолетом через Ташкент... Человек, который все устроил, перед операцией звонил в "Домодедово". Рейс Ташкент - Москва опаздывал...
      - Натан... - старуха что-то быстро прокричала на идиш.
      Крончер разобрал лишь одно слово "рахамим", оно залетело из иврита и означало одно: "милосердие".
      " Пожалей мать?!"...
      - Вы помните день, когда вам сделали операцию?
      - Еще бы! Двадцать второго...
      Старуха готова была валяться у сына в ногах, только бы - он не раскрывал больше рта.
      Уходя, Крончер оставил на старом ящике для туфель в передней несколько стодолларовых банкнот. Не мог не оставить...
      Панадис ждал связного Ли в баре гостиницы "Космос". Но китаец опаздывал.
      Панадис нервничал. Такого еще никогда не случалось.
      Он допил коктейль до конца и лишь потом взглянул на часы. Ожидание длилось уже тридцать восемь минут.
      Панадис заказал второй коктейль.
      В сущности, бакинец и не собирался допивать его до конца: он следил не только за количеством спиртного, которое себе позволял, но и за калорийностью еды. Полнеть больше он не хотел. Как врач он хорошо знал, к чему приводят излише ства.
      Чтобы не вызывать подозрений, он потихонечку тянул сквозь пластиковую трубочку розоватую жидкость, в которой переливались тающие кусочки льда.
      Минут через десять Панадис расплатился, щедро оставив на чай, вышел из бара в холл, к телефону-автомату. У него было несколько жетонов. Медленно, успокаивая себя, вращал диск. Три, пять, семь... Он был уверен, что никто не ответит.
      Внезапно зуммер прервал незнакомый мужской голос:
      - Кого вам ?
      Панадис переждал пару секунд и спросил:
      - Могу я переговорить с господином Ли ?
      - А кто его спрашивает ? - тут же осведомился незнакомец.
      - Знакомый, - поспешил ответить Панадис.
      - Его нет сейчас. Что-нибудь передать ?
      - Нет, нет, спасибо, я позвоню позже...
      - Вам срочно ? - продолжил голос в трубке. - Он скоро бу- дет звонить. В принцмпе, если хотите, его можно найти. Что передать ? Кто его спрашивает ?
      Панадис понял: его хотят как можно дольше удержать у телефонной трубки. Так обчно поступают менты, когда хотят засечь, откуда говорят. Он осторожно положил трубку и тут же, чтобы спутать ментам карты, перезвонил по первому пришедшему в голову номеру.
      - Квартира Мухиных ? - осведомился он. - Простите, пожалуйста, ошибка...
      Дойдя до метро "ВДНХ", он спустился вниз на эскалаторе, всегда казавшемся ему здесь особенно длинным. Сел в подошедший состав и поехал в сторону "Медведкова".
      Все это даже не столько, чтобы запутать возможного топ туна, сколько, чтобы успокоить нервы. Ли исчез, сомнений никаких не было.
      Не доезжая до концевой, Панадис вышел. Поехал в обратную сторону.
      Ответивший ему по телефону говорил по-русски без всякого акцента.
      " Явно русский..."
      Он не сомневался: в дело вмешались те, кого следует опасаться...
      Кто это мог быть - рекетиры, милиция?
      Ему не дано было этого знать.
      Связующая с китайцами нить оборвалась. В лабиринте неизвестности было темно и остро пахло опасностью.
      Искать самому концы, значило бы не просто рисковать: самому лезть в петлю...
      Пусть его ищут теперь китайские партнеры. Найдут. Должны найти. В конце - концов, он нужен им нисколько не меньше, чем они ему. Конечно, и он сам тоже сидеть без дела не собирается.
      Не может быть, чтобы в Москве, где и раньше-то жило ни как не меньше десяти миллионов, никто не предлагал бы трансплантанты для пересадки...
      Панадис вышел из метро. Снова позвонил. На этот раз Бреннеру.
      - Профессор ? Мне ужасно неловко, но операцию придется перенести. Да - да, не прибыл материал. Я вам потом все объя сню. Вы куда -то собираетесь? Приглашены коллегами? Куда, если не секрет? В Дом Кино? Прекрасная идея! Может мы даже увидимся...
      Человек, откликнувшийся на объявление Чернышева в газете с просьбой помочь в приобретении органов для трансплантации позвонил в турагентство перед обедом.
      Виктор и Анастасия были уже на месте. Алекса они оставили отсыпаться в гостинице.
      Рассыпалось несколько коротких звонков.
      Виктор снял трубку несразу. Звонящий, на другом конце, должен был почувствовать, что здесь не торопятся. Поймет, что у них и без него есть немало разных предложений.
      - Слушаю вас...
      Определитель на аппарате показывал, что звонят, скорее всего, из телефона-автомата.
      - Вы давали объявление ?
      Голос был негромким, но густым и вкрадчивым, Так обычно говорит старый и добрый знакомый, которому предстоит убедить разнервничавшегося собеседника.
      - Речь идет о моей сестре...
      Виктор показал Анастасии на дверь. Он не хотел, чтобы во время разговора она находилась рядом.
      Ему предстояло сыграть не простую роль:
      "Заботливый старший брат, чья сестра нуждается в сложнейшей операции... Куча денег, которая будет выброшена на ветер, если он и сестра попадут в лапы мошенника..."
      А актером он был не очень способным. Может быть, даже в пику всей писательско-актерской братии, которая в его детстве так часто собиралась у них дома.
      Ему все же удалось передать чувство тревоги, потому что абонент на другом конце провода сказал:
      - Поверьте, я сам врач и понимаю, что чувствует и переживает человек, которому предстоит такая операция...
      Виктор с интересом прислушивался. Он предствлял себе продавца несколько иначе
      - Во - первых... - мягко излагал тот, - нельзя не полагаться на того, с кем имеешь дело. Трансплантант донора должен соответствовать всем анализам пациента. Поэтому я и звоню вам с такой срочностью.
      Виктор не произнес ни слова.
      Человек на другом конце провода, решил он, в состоянии снять напряжение с того, кто в самом деле рассчитывает на его посредничество.
      - Надеюсь, у вас все анализы на руках ? - Телефонный собеседник словно счищал пылинки с костюма Виктора. - Они нам будут необходимы...
      - Да, конечно.
      - Вам надо будет их мне привести...
      Похоже, птичка сама рвалась в клетку.
      - Обязательно!..
      - Кстати, вы читаете по - английски?
      - Не очень, - Виктор дал понять, что смутился.
      - Не страшно, - успокоил его голос,- их можно перевести. У вас, наверное, уже есть хирург - уролог для этой операции ?
      - Безусловно, - подтвердил Виктор.
      - Тем лучше, - окутывал его теплотой и заботой голос на другом конце провода. - Впрочем, если вам надо будет, я и в этом плане могу помочь...
      - Сколько это будет стоить? - спросил Виктор как можно мягче, чтобы не вспугнуть незнакомца.
      Собеседник помолчал и, словно призадумавшись, произнес:
      - Двадцать пять тысяч баксов...
      - Ого! - Виктор изобразил испуг и удивление. Инстинкт подсказал ему, что поступить надо именно так.
      - Я вас понимаю, - заторопился тот.- Знаете что: для вас я собью цену до двадцати? Сейчас я позвоню одному человеку, а потом вам.
      Виктор вздохнул. Во всем этом чувствовался ужасающий непрофессионализм...
      Звонивший положил трубку.
      Телефон зазвонил через пару минут.
      - Я обо всем договорился. Двадцать вас устроит? Да? Рад, что хоть чем - то смог помочь...
      Виктор помолчал пару секунд, как бы пережевывая приятную новость, и вернулся к делу:
      - И когда вас можно увидеть?
      - Если вам подходит - сегодня. В восемь вечера...
      Глухо екнуло сердце: события начинали обретать слишком ощутимое ускорение.
      - Где вам удобнее? - спросил он.
      Собеседник почувствовал, что что-то не так, поспешил объяснить, чем вызвана спешка.
      - Трансплантант нельзя оставлять надолго в растворе. Если результаты вашего анализа подойдут, операция должна состояться быстро.
      - Где же мы встречаемся ? -Виктор придал голосу оттенок облегчения.
      - На Новобасманной. У Красных ворот...
      - Номер дома...
      - Скажу. У меня лишь одно условие: приехать должна женщина.
      Виктор смешался. Такого поворота он не ожидал.
      - Женщина? - переспросил он.
      Телефонный собеседник объяснил:
      - Дело деликатное, и рисковать мне нет никакого смысла. Я готов встретиться только с вашей сестрой. Не беспокойтесь: ей ничего не грозит...
      Виктор едва не выругался в трубку.
      - Кстати, - перебил его незнакомец, - не надо привозить с собой всей суммы: двух тысяч баксов достаточно. Чтобы я знал, что имею дело с серьезными людьми, а не с мошенниками. Это задаток.
      - Вы не сказали еще номер дома...
      - Пожалуйста... - Он назвал. - Я буду ждать в подъезде. Даму. Только даму...
      Они припарковались недалеко от пункта междугородной телефонной связи. Высадили Анастасию.
      - Ни пуха...
      - К черту.
      После костромского позора в сторону Крончера она вообще не смотрела...
      Анастасия шла метрах в пятидесяти впереди. Они проводили ее пешком к подъезда, на который им указали.
      Алекс полагал, что им надо остаться поблизости, но Виктор сказал твердо:
      - Будем ждать на почте...
      Пункт междугородной телефонной связи был полон ожидающи ми. Спертый воздух, духота. О вентиляции никто не позаботился. Искаженный микрофоном голос телефонистки каждые несколько минут громогласно объявлял:
      - Орск! Абонент не явился... Семипалатинск на линии. Кто просил Семипалатинск ? Пятая кабина...
      Закутанная в тулуп бабка прошла в кабину.
      - Мурманск - вторая кабина... Мурманск - второая кабина... Екатеринбург - первая кабина... Екатеринбург...
      В тускловатом, неживом свете растекались по кабинам- карцерам человеческие фигуры.
      Виктор и Алекс сидели у окна. Снаружи трусил легкий снежок. Снежинки касались гладкой поверхности стекла и падали вниз.
      - Я узнал печальную для Анастасии новость...- с похмелья Алекс был настроен элегически. - Этот ваш Панадис большой проходимец. Он привозил в Кострому специалиста по антиквариату...
      Его вдруг поразило внимание, с каким Чернышев прислушивается к его словам. Тот старался не пропустить ни одного слова из сказанного.
      Крончер не сразу нашел этому объяснение.
      - Выманил у одной старухи очень дорогую вещь...
      - А что за вещь?
      - Иудаика. Древний свиток... В обмен на пересадку китайской почки...
      Чернышев задержал дыхание.
      - Давно? - Виктор произнес это абсолютно равнодушно, но безразличие совсем не вязалась с его внезапной сосредоточенностью.
      - Да нет. В конце прошлого года...
      У Чернышева в голове сошлись и заискрились две пары проводков, по которым передавалась информация: Бутрин был убит в декабре, а тут еще упоминание о почке...
      Зацепка серьезная.
      Чернышев не собирался вводить израильского полицейского в курс своих ближайших планов. Тем более для Крончера он - не старший опер, а лишь экскурсовод. Потому осведомился уж совсем безучастно:
      - И что ты будешь делать?
      - Я намекну Панадису на то, что мне известны его проделки. Поговорю с ним... - Алекс пожал плечами. - Может он все-таки поможет Анастасии...
      Чернышев кивнул:
      " Панадис постарается отделаться от израильтянина. Может, что-то сообщит... Потом костромичи смогут тряхнуть его по - крепче. Надо только выудить из Крончера данные об этой стару- хе..."
      - Спасибо, Алекс...
      Крончер тем временем уже полностью переключился на Анастасию. Виктор послал сестру на это свидание одну. А если это рэкетиры?
      - Может, проверим, что там происходит?
      Мрачноватое спокойствие Виктора раздражало Алекса. Человек без нервов опасен...
      Он слышал, что есть такая болезнь, когда не чувствуешь боли. Можно сунуть руку в огонь и не за метить даже, как она обуглилась. Боль и нервы это своего рода предупреждение, сигнал: осторожнее, рядом опасность !
      Конечно, скверно, когда нервы раздрызганы. Но не намного лучше, если они из льда или железа ?...
      - Есть там второй выход ?
      - Нет, - отмахнулся Виктор.
      Но Алекс не отставал:
      - Ты уверен, что ничего ей не сделают?
      Виктор не ответил
      - У нее есть муж ? - внезапно спросил Алекс.
      - Был, - буркнул Виктор, - да сплыл...
      - Она ведь не с вами живет, нет ?
      - Нет, - посмотрел на него внимательно Виктор.
      - А у вас ? - полюбопытствовал Алекс. - Семья ? Или разведены ?
      - Двое пацанов, - пожал плечами Виктор: ему неприятно было такое путешествие по его биографии.- Жена...
      - А родители ваши живы?
      - Бомжи они. Уголовники.
      Он откровенно врал.
      Они молчали довольно долго. Алекс смотрел в окно, из него было видно здание, в котором скрылась Анастасия.
      Виктор, развалясь на неудобной деревянной скамейке, при крыл глаза. Когда он открыл их, Алекс, чтобы поддержать раз говор, спросил:
      - Я смотрю - вы не курите. Что, в России, сейчас, как в Америке, объявили войну никотину ?
      - Мне нельзя, - коротко отрезал Виктор. - Ранение в легкое. Афганские дела...
      - А меня в ногу задело, - хмыкнул Алекс, - нет сейчас все в порядке. Шрам только небольшой остался.
      - Это где же ? - с удивлением уставился на него Виктор.
      - Да, - в Южном Ливане.... - пожал плечами Крончер.
      - Там что, тоже моджахеды ?
      - Вроде того. "Хизбалла", - Алекс поднялся, сплюнул в стоявшую рядом урну.
      - А это что ? - уже с любопытством поглядывал на него Виктор.
      - Террористы - шииты. Течение такое в исламе.
      - Что у вас там постоянно мира не хватает? - спросил уже с явным интересом Виктор. - Воюете, воюете...
      - Долго объяснять...
      - Да ладно. Время-то у нас есть...
      - Они у иранцев как наемники. Деньги получают. Вот и палят по нашим поселениям. А мы - в ответ. Потери у них большие. Бои - каждый день...
      Для Виктора все это было странно и неправдоподобно, вроде той войны в Африке, что показывали по телевизору. Тутси и хуто. Убивают друг друга, а разберись - за что?
      Крончеру же все виделось по-другому. Это была и х, израильская жизнь. Повседневная реальность. Там - на и х войне гибли его друзья, однокашники...
      - Сначала они засады устраивали на патрулей, - продолжал он, - а потом, поняли, что своих больше теряют, чем мы, и перешли на мины. Подкладывают, где только можно, и издалека взрывают. И сразу разбегаются по деревням. А там женщины, дети. Не очень - то и постреляешь...
      - Знакомо, - мрачновато усмехнулся Виктор.
      - Вы и в Чечне были ? - интересовался Алекс.
      Виктор отрицательно покачал головой.
      - Бог миловал: возраст не тот...
      - У нас матери сейчас сорганизовались, требуют убрать солдат из Ливана...
      - Но я так понял, что у "Хизбаллы" потерь куда больше?
      - Мы считаем по-разному, - пожал плечами Алекс, - их десятки миллионов, нас пять. Да и цена жизни другая... У них смертников- самоубийц невпроворот...
      Виктор кивнул: он и сам этому дивился в Афгане.
      - Вам вот скажи: пожертвуйте собой во имя Аллаха и сразу в рай попадете! Семьдесят гурий станут вас услаждать. Вы же не поверите!
      - И все - целки, - усмехнулся Виктор, - Это мы еще там, в Афганистане, слышали... Ты в каких частях служил? Пехота?
      - Сорок и сорок на сорок...
      - Это еще что ? - стрельнул по нему взглядом Виктор.
      - Морские десантники. Сорок килограмм на спине, сорок километров впереди и сорок сантиметров воды под ногами...
      Внезапно он резко резко подскочил к окну и весь напружинился.
      - Там милиция приехала...
      В окно было видно, как из "газика" выскочило несколько милиционеров и бросились в подъезд. Алекс, было, рванулся, но Виктор крепкой хваткой остановил его:
      - Не лезь, сами разберутся !
      Алекс глянул на него с явным недоверием. Что-то в поведении Виктора его озадачивало. Для обычного экскурсовода слишком уж много резкости, тайн и загадок.
      "Да и выправка соответствующая..."
      Первые смутные подозрения запали ему в голову еще в Костроме, когда менты не втолкнули Чернышова в "газик" вместе со всеми задержанными.
      " Черт его знает. Может из КГБ или как это сейчас называется. ФСБ, что ли ?"
      Но вслух ничего не сказал. Только бросил на него изучающий взгляд.
      - Но она ведь там одна...
      После своих пьяных похождений в Костроме Алекс испытывал неловкость перед Анастасией, а теперь и вовсе проникся к сестре Чернышева состраданием...
      Но Виктор мгновенно погасил его пыл.
      - У тебя что дел других нет? - Оказывается, он все это время помнил о бакинском импрессарио. - По-моему, ты хотел поговорить с Панадисом... Кстати, фамилия мужика, любителя антиквариата, с которым он приезжал в Кострому, Бутрин. Его убили... Мне твои друзья - костромские менты рассказали... - Он выдержал направленный ему прямо в глаза короткий испытующий взгляд Крончера. - Ладно, езжай. Здесь я сам разберусь.
      В парадном пахло плесенью и кошачьей мочой.
      Когда-то это был купеческий дом, потом - на целых три четверти столетия - советская воронья слободка. Сейчас тут доживали век несколько стариков. Большую часть квартир бывшая Жилищно-эксплуатационная контора сдала под склады, и дом зиял пустотой и заброшенностью.
      Прислушиваясь к тишине, Анастасия неспеша поднялась по первому пролету широкой лестницы. Выше, на лестничной площадке ее уже ждали.
      От стены отделилась тень. В полусумерках, созданных усилиями жиденькой электрической лампешки, она увидела человека лет тридцати двух тридцати трех одетого как типичный интеллигент: небогато, но аккуратно.
      Возникнув из темноты, он прежде всего извинился.
      - Простите, если вас напугал. Меня зовут Валерием Павловичем. - Он подал руку. - А вас?
      Она не протянула руку в ответ, и он отвел ладонь.
      - Анастасия.
      Валерий Павлович был лысоват и солиден. У его ноги стоял объемистый "кейс".
      - Давайте сюда, к окну.
      Щелкнув замком, он достал из кейса пачку листов.
      - Настенька... Я могу вас так называть? - он говорил с легкой наставительностью в голосе, но вместе с тем мягко и убедительно. - У меня здесь вся документация. Мы работаем с людьми со степенями, известными врачами. Хотите посмотреть ? Вы читаете по-английски?
      - Сама - нет! - созналась Анастасия. - Но мне переведут.
      - Проблема в том, что я не могу дать их вам с собой, они взяты из научно - исследовательского института, и я обязан их сегодня же вернуть. Ничего, если я закурю ?
      Он достал из "кейса" пачку "Мальборо" и стегнул пальцем по крышке зажигалки, которая тут же распахнулась.
      - Будете? - он протянул в ее сторону пачку.
      - Я не курю. Спасибо.
      - Я разговаривал с вашим братом... Интеллигентный чловек, утвердительно закивал головой Валерий Павлович. - Сразу видно...
      - Слышно, - улыбнулась Анастасия.- Вы же с ним не встречались.
      - Между прочим, - на полном серьезе возразил тот, - по голосу можно судить о человеке так же, как и по его манерам и лицу... Но сейчас не об этом. Я сказал вашему брату, чтобы вы захватили с собой часть суммы. Мне надо удостовериться в том, что вы серьезны в своих намерениях. Надеюсь, вы не станете подозревать меня в том, что я хочу вас ограбить...
      Выше этажом, в одной из полупустых квартир стукнула дверь, там выталкивали за порог детскую коляску. Еще через минуту здоровенная бабища с коляской, тяжело дыша, появилась на лестнице.
      - Чего вылупился ? - не очень вежливо окрысилась она на Валерия Павловича.
      Коляска была полна какого-то тряпья. Одно колесо у нее было сломано, и каждый поворот его отдавался ржавым скрипом и стуком.
      - А ну дорогу дай, - сунула баба коляску между ним и Анастасией.
      Валерий Павлович не успел податься в сторону, и коляска шарахнула по его кейсу. Он брезгливо его отдернул, но баба озлилась еще пуще. Глаза ее просто остатанели от злобы.
      - Подумаешь, интеллигенция вонючая!
      Отстраняясь, Валерий Павлович отодвинулся в сторону и инстинктивно отряхнул рукой край пальто. На бабищу это прои звело скверное впечатление. Ее аж перекосило. От ее вопля они вздрогнули оба - Валерий Павлович и Анастасия.
      - Эт чего вы сюды чемоданов понатащили, а ?! Что глаза повылупили? По что пришли ? Может, бонбу подкладываете ?
      - Не просто бомбу, - не очень удачно сострил Валерий Павлович, - а нейтронную!
      - Чего ? - в злобе зашлась бабища. - Мишань, а Мишань, у них бонба здесь нетронутая! Ой, Мишань, это, может, чечен- цы! Пусть Зойка звонит в 69-ое, а сам давай сюда...
      Дверь из квартиры вверху открылась,и на лестницу в одном нижнем белье выскочил Мишаня - мужик косая сажень в плечах, кулаки - как гири пудовые. А за ним еще один - посубтильнее, в свитере и ушанке. Но уж очень решительный.
      - Кто такие ? Откуда ? - грозно вопрошали подоспевшие. - А ну, документики ! Я вот тут дворник, - угрожающе двинулся на Валерия Павловича Мишаня. - А ну, открывай чемодан !
      Он сграбастал "кейс", а Валерий Павлович, улучив секун ду, когда руки Мишани ухватились за черные кожаные бока его чемоданчика, проявив непостижимую лихость, внезапно бросился через несколько ступеней вниз.
      - Милиция ! - взвыла баба. - Милиция ! Да куда же вы провалились...
      Анастасия подумала, что будь рядом беременная женщина, у нее от такого вопля произощел бы выкидыш. Тут вам и абортная ложка не нужна, таким гласом все наружу выскребешь.
      А внизу, в парадном, уже стучали сапогами. Топали по лестнице...
      Валерия Павловича держали цепкие и властные руки.
      - Ваши документы ! - послышался начальственный окрик. - Не двигаться ! Руки на стену! Малышев, а ну, зови сапера ! Кейс будем проверять...
      Подошел сапер. Его можно было узнать по бронежилету и каске.
      - Ваш ? - в голосе прозвучала угроза.
      Эта зима принесла Москве не один взрыв. Милиция работала оперативно.
      - Мой. Там только бумаги.
      - Вот и открывай. Отойдите все...
      - Погоди, я уйду! - крикнула баба.
      Валерий Павлович не дал ей уйти, набрал шифр. Откинул крышку. В кейсе лежали какие - то бумаги, чековые книжки и печати. Целая куча печатей...
      В Шестьдесят Девятом отделении, которое провело комбинацию с задержанием в подъезде на Большой Басманной, Виктора уже ждали.
      Валерий Павлович - лысоватый, без шика, но с достоинством одетый- не вызвал у Чернышева ни брезгливости, ни отчуждения.
      Только интерес.
      Он посмотрел в глаза задержанного, но ничего кроме стыда и усталой робости, в них не увидел.
      - Как вы вышли на вашу клиентку?
      Задержанный глубоко вздохнул:
      - По объявлению, гражданин следователь...
      - Вы читаете их подряд? Или интересуетесь только трансплантами?
      - Да нет, подряд.
      Чернышев снова оглядел арестованного. Что-то во всей этой истории было не то, но что именно, он еще понял. оставил ответ без внимания.
      - И давно вы уже по линии трансплантантов?
      - Это первый мой опыт... - Чернышеву снова бросилась в глаза затравленная улыбка на лице задержанного. Явный отпрыск интеллигентной столичной семьи в роли мошенника...
      - Вы москвич?
      - Потомственный.
      - А какое отношение вы имеете к медицине?
      - Прадед мой был профессором, дед - физиолог, работал с Иван Петровичем Павловым, отец умер рано кан дидата не перерос...
      - Вы тоже увлекались биологией...
      - Я больше по приборам медицинским работал. Шесть патен- тов. Между прочим, вы знаете, - невольно похвастал он, - два из моих приборов используются в Европе: один в Швейцарии и другой в Германии... - и сразу погас, - да кому они теперь нужны...
      Чернышев, не желая того, ощутил сочувствие к неудачнику.
      - Все зависит сейчас от вас. Расскажите честно обо всем.
      - Гражданин следователь...
      - Можете называть меня Виктор Анатольевич...
      Задержанный застенчиво и благодарно кивнул.
      - Виктор Анатольевич, вы не поверите. Но я в милиции впервые в жизни. До этого ее только в кино видел. В отечественных детективах...
      Лицо его исказила гримаса отчаянья. Чернышеву показалось, он вот-вот заплачет.
      - Но как же вы думали все организовать ? Ведь перед тем, как отдать деньги, клиентка наверняка потребовала бы какие- то документы...
      Задержанный закашлялся, в глазах у него все-таки выступили слезы.
      - Ну, бумажки... Это ведь сегодня не проблема... Наш институт слили с другим, и все бланки валялись по мусорным ящикам. Я там и печати взял. Со свалки...
      Он замолчали, в безнадежности развел руками.
      - Нам в институте не платили зарплаты полгода. Я никогда прежде не знал, что значит нет денег! Мне сказали: хочешь, - езжай за границу, делай со своими приборами, что хочешь...
      - Чего ж вы не поехали ? Трудности с языком? - Чернышев хотел его легонько поддеть, но тот и не заметил.
      - Нет, язык в порядке, - вздохнул Валерий. - Я ведь перед институтом английскую спецшколу кончил...
      Виктор подождал объяснения.
      - Вы знаете, - нас ведь в интеллигентских семьях учили, что бизнес, торговля, ловкачество - стыдно все это, недостойно, отвратительно... Вот и научили...
      - Вы женаты ?
      - Да, жена и дочь. Ей шесть лет...
      - А что жена ?
      - Она художница. Но сейчас рисует этикетки. Не просто все это: надо ходить, искать заказы, льстить, задабривать... Она не очень к этому ко всему по своему характеру подходит...
      - И поэтому вы решили обмануть человека, для которого пересадка почки - его последняя надежда?! И кто во второй раз никогда уже не соберет больше такую сумму...
      Сейчас он шел самым коротким и самым простым путем допроса: "вверх-вниз" - от надежды к отчаянию и снова к надежде...
      Задержанный поискал сигарету. Ему их не оставили при обыске.
      Чернышов взял пачку с соседнего стола, положил перед ним. Тот бросил на нее растерянный взгляд, но не посмел притронуться.
      - Да я же для вас положил, - с досадой сказал Чернышев
      Тот протянул руку к пачке сигарет, вытащил одну и потянул ся за зажигалкой. Потом несмело взглянул на Виктора и тихо поблагодарил.
      Чернышев махнул рукой: когда по телефону настаивал, чтобы, кроме женщины, никого не было в подъезде, тот держался куда уверенней...
      - Вы ведь тоже из интеллигентной семьи ? - вдруг спросил тот, и Виктор поперхнулся.
      - Не совсем, - неожиданно ответил он, - я больше из подворотен московских...
      Валерий Павлович закивал в ответ. Он понял: ему указали его место.
      И сразу погас, замкнулся в себе.
      Виктор прикурил и затянулся сам, хотя после того, как дал себе зарок не курить, делал это крайне редко. Потом подвинул зажигалку к сигаретам.
      - На что же вы все - таки надеялись ? - не отрывая глаз от от задержанного, спросил Чернышев.
      - Я ведь и не расчитывал на всю сумму, - вдруг оправдывающимся голосом сказал тот, - думал - аванс получу и исчезну... Пару сотен долларов, может, тысячу...
      - Пару сотен, - скривился Виктор, - а потом ?
      - Жене большой заказ обещали, - смутился Валерий Павлович. Перебились бы...
      Чернышев понял: тот говорит правду.
      " Перебились бы..." Вот она - единственная звезда слабых - надежда! Только вот загорается она, несмотря на все мольбы, не чаще, чем выигрываешь по лотерее..."
      И снова "вверх-вниз"...
      Он подошел к двери, позвал.
      - Страшнов! Можешь организовать нам перекусить? - В коридоре появился младший инспектор уголовного розыска. - Сообрази, чтобы есть можно было...
      Он и не спросил, голоден ли Валерий Павлович.
      Страшнов принес еду по своему вкусу: "хот доги", две баночки с салатом, печенье. И еще пару банок "спрайта". Чернышев подвинул все это задержанному.
      - А вы? - спросил тот.
      - Нормально, - себе Виктор взял печенье. - Я терпеть их не могу...
      Он тверже уселся на стуле. Сидел, сжав губы, и лишь глядел, как деликатно тот ест.
      " Еще одна жертва эпохи..."
      Но настоящей жалости он не испытывал. В конце-концов, хребет дан человеку для того, чтобы ходить и стоять, а не ползать. Интеллигенное сюсюканье оскорбительно: трудно не одному, а всем...Не можешь помочь - не показывай и вида, что страдаешь...
      Задачей милиции была борьба с преступностью. А дальше вступал в действие Закон.
      Ностальгии по отошедшим временам у Виктора не было. Он еще в детстве увидел разницу между тем, как живет мальчишка из подворотни, и как - дети номенклатуры.
      Заметив смущение задержанного, он махнул рукой:
      - Мне ведь домой, а там наверняка спросят: где наел ся? - он состроил смешную гримасу. - Что ж я скажу? На рабо- те? Так мне и поверят...
      Он дал Валерию Павловичу еще сигарету и вернул пачку назад, на соседний стол. Сидел, думая о своем, пока вдруг не заметил, что тот вздремнул.
      Чернышеву стало тоскливо: хотелось запустить стулом в окно. Жаль было зря потраченного времени. Комбинация с задержанием не принесла никакой пользы.
      Внезапно задержанный испуганно приоткрыл глаза.
      - А что со мной будет? - робко спросил он
      - А ничего: доедите "хот доги" и поедете домой.
      - Вы отпускаете меня? - вздрогнул Валерий Павлович. Он смущаясь извлек из кармана лист чистой бумаги, аккуратно завернул остатки еды. - Я могу быть свободен?
      Чернышев уже поднимался.
      - Только пусть это будет вам уроком...
      - Виктор Анатольевич, да... - он заплакал.
      Чернышев не собирался ничего объяснять.
      Зашел в соседний кабинет к начальству отделения и криво ухмыльнувшись, бросил:
      - У меня к нему все. Пусть напишет объяснение и может идти.
      - Ну ты, Чернышев, даешь... - разочарованно откликнулось начальство. - Мы надеялись с твоей помощью все по окладу отхватим. А, может, чего-нибудь все же придумаешь, а?
      - Чего уж тут...
      Оба понимали то, что не в состонии был уразуметь Валерий Павлович. Хотя формально в действиях лже-продавца , в роли которого выступил задержанный, и содержался состав преступления - попытка мошенничества - все происшедшее было не больше чем оперативная комбинация милиции. Анастасия не могла выступить в качестве потерпевшей, поскольку, в действительности, не собиралась ничего приобретать, объявление в газете адвокат обвиняемого наверняка назвал бы провокацией...
      С трансплантантами у созданной ГУВД международной оперативной группы все было по-прежнему глухо.
      До поездки в Дом Кино, где он рассчитывал увидеть профессора Бреннера с коллегами, Панадис решил понежиться в ванной.
      Вспенив воду до того, что она стала похожей на кружево, он названивал по сотовому телефону абонентам из своего блокнота.
      Все это были женщины. Однако, на этот раз Панадису не везло: кого-то не было дома, кто-то не мог разговаривать. Набрав последний номер, он, вообще попал не туда.
      Дав отбой, позвонил еще раз.
      Ему ответил женский голос, и в желтых глазах Панадиса рассыпались блики удовольствия.
      - Здравствуйте, это я... Вы дома ?.. Да - да, на несколько дней... У меня родилась мысль пригласить вас в Дом Кино. Не возражаете? Где мы встретимся ? Когда ? Лучше всего - где-то через пару часов...
      Он поднялся, направил на себя сильную струю душа, закрыл воду и растерся гостиничной простыней. Потом натянул на себя светлозеленый махровый халат, который возил с собой.
      Перед зеркалом он внимательно и придирчиво оглядел себя. Включил фен. Взбил не очень густые волосы гребешком, направ ляя на них сильную струю горячего воздуха. Затем тщательно выщипал тоненькие волоски на скулах. Еще минуты две энергично массировал электрической бритвой щеки, и закончил туалет новым путешествием в зеркало.
      Красный смокинг, желтый, с коричневым рисунком галстук, темные очки...
      Он нравился самому себе: мужчина под сорок. Ухоженное лицо. Крутой волевой подбородок. Длинные, с хорошо отлакированными ногтями руки.. .
      К назначенному часу он был тщательно одет...
      Но внезапно неожиданная мысль всплыла из глубин подсознания: а что, если Бреннера у него уведут?! Ведь возможно, даже очень вероятно, что в Москве есть человек или группа людей, которые тоже достают трансплантанты Причем из такого источника, который не зависит от стихийных поставок китайского рынка?! Разве они сами не могли выйти на Бреннера?!
      2.
      Коллега и компаньон Игоря Рындина - Аркадий, а для своих просто "Аркан" позвонил ему в офис сразу после обеда.
      - Помнишь профессора Лукова с кафедры урологии? Стари чок - старичок, а оказался полезым: он ведь был официальным оппонентом, когда Бреннер защищал докторскую...
      - Зацепил?! - Игорь Рындин, глава Медицинского Центра "Милосердие-96" в первый момент даже не поверил.
      - Еще как ! Пообещал старику оплатить поездку на Между- народный конгресс в Вену...
      - За счет расходов спишем...
      - Я об этом подумал. А он - устроил нам встречу с Бреннером.
      - Когда ?
      - Как когда ? - усмехнулся довольный произведенным впеча тлением Аркан-Аркадий. - сегодня вечером.
      Рындин присвистнул: где?
      - Как где ? Знаем ведь твой размах, твои вкусы...
      Рындин был тщеславен. Поэтому даже деловые встречи он назначал не в самых дорогих и шикарных ресторанах Москвы, а в самых престижных местах, где можно было вдохнуть в себя запах "звездного" дождя и, промокнув под его сверкающими струями,ощутить себя частью окружающей среды.
      - В Доме Кино. Улестил?
      - Улестил. Сюрприз, - согласился Рындин, - но и у меня для вас с Генкой тоже кое - что припасено. Как сказал бы Кар лсон из детской книжки не просто сюрприз, а с начинкой...
      - Ну да ! - хихикнул Аркадий.
      - Сейчас, подожди ! Лобанов покопался в бумагах на своем дорогом, антикварном столе и, наконец, нашел газету, где отчеркнул розовым флоумастером объявление. - Какой-то чудак ищет почку...
      Аркадий остался доволен. Даже очень.
      - Итак, в девять... То - есть мы-то пораньше, поговорить надо...
      В свои тридцать три, как у Христа, года, Игорь Рындин добился всего, чего бы мог пожелать человек в его возрасте.
      Денег, положения. Ему многие завидовали...
      Билеты на любые спектакли и концерты, приемы, званные вечера. Ночное казино. Наконец, - серебристый "Мерседес", купленный в Германии. Собственная СБ -Служба Безопасности.
      Рындин жил в огромной квартире в центре Москвы: переселил жильцов двух больших коммуналок, произвел евроремонт и пользовался всеми благами столичной жизни.
      У него была прекрасная жена и восьмилетняя дочь. Два раза в году он выезжал за границу - в Австрию походить на лыжах зимой и в Ниццу летом. Да кто, - многие ли из его сверстников-врачей добились чего-то подобного?
      Было у него и что ответить таинственному Богочеловеку из Иудеи, на которого, как все говорили, он был похож внешне.
      Встреться тот ему однажды и спросив:
      " - Вот и волосы у тебя, милый человек, как у меня, и бородка с усами, и весь облик свой ты под меня строишь, а что вот сделал ты в жизни, кого осчастливил, кому помог ? "
      Он бы подумал и смиренно ответил:
      " - Жертвую, по мере сил, слабым и обделенным, даю работу многим, кто в ней нуждается. Сиротский дом отремонтировал. А, главное - в моем медицинском центре возвращаю людям здоровье. Есть матери и жены, которые молятся за меня Тебе же... "
      Не хватало ему, пожалуй, только славы, восторгов и обожания. Но и здесь он надеялся на успех.
      За пятнадцать минут до назначенной встречи они уже сиде ли за столиком. Скатерть была белее снега. Фужеры, рюмки тонко вызванивали, отзываясь на голоса вокруг...
      Ресторан заполнялся...
      Столики хотя и были отделены подобием барьеров позволяли увидеть: кто? С кем? Звезды сегодня шли косяком
      по случаю состоявшейся презентации...
      Некоторые, проходя, с любопытством оглядывали стол молодых бизнесменов - " новых русских."
      - Мы должны заполучить Бреннера себе, - пощелкал по инкрустированной вилке Рындин. Он и в правду был похож на Христа, решившего снова стать человеком и облачившегося в модный дорогой костюм с галстуком-бабочкой.
      В этой кампании он был генератором идей, и компаньоны это признавали. Взгляд его придирчиво прошелся по двум ближайшим друзьям-однокашникам.
      В их деловом трио, у каждого была своя, строго и точно очерченная роль.
      Невысокий живчик с актерскими замашками - в свое время не приняли в ГИТИС, и слава Б-гу! - Аркан был центром притя- жения. Огоньком, на чей приятный и не режущий глаза свет слеталась разного рода мошкара.
      Красавчик Генка, сохранивший грузинскую фамилию отчима, свободно объяснялся на восьми языках - прирожденный лингвист - и для чего только во врачи подался? Этот производил впечатление на иностранцев. Есть такие люди - самим своим видом и манерами вызывают доверие.
      - Чтобы привести этого Бреннера сюда, - состроил подходящую гримасу Аркан, - старика Лукова хватило. Но вот дальше...
      - Слушай, - с нарочитым кавказским акцентом подхватил Геннадий. - А можэт, его кто в Тбилиси знает ? Я провэрю...
      - А что, если предложить ему место консультанта в нашем медицинском центре? - вслух размышлял Рындин.
      - Сначала выясни , сколько он стоит... - рассудил Аркан.
      - Мы должны выйти на новый уровень. И сделать это очень скоро, тихо, но со значением бросил Рындин.
      - Вон он!.. - снизил голос Генка.
      - Поднялись.
      Метрдотель вел к их столу импозантного - лет за шестьде сят, мужчину в явно на заказ сшитом костюме.
      - Эммануэль Бреннер ! - протянул он каждому лощеную, ухо женную руку.
      Компаньоны представились.
      - Доктор Олег Рындин.
      - Доктор Аркадий Павленко.
      - Доктор Геннадий Кавтарадзе.
      Бренер рассеянно процедил взглядом изысканный натюрморт на фоне скатерти и с любопытством оглянулся.
      - Это что, московский Голливуд? - голос у него был невысокий, слегка капризный.
      Аркан с его актерскими замашками заразительно захохотал.
      - Попали в точку, профессор...
      Бреннер, несколько озадаченно посмотрел в его сторону и улыбнулся.
      Весь вид его говорил, что ему все здесь крайне любопытно: он- то ведь сам совсем из другой галактики. Медицинской...
      - Вы здэсь надолго, профессор ? - спросил Геннадий.
      Его акцент обычно подкупал собеседников.
      Вот и Бреннера тоже.
      - На несколько дней, - Бреннер приблизил к себе недопитый фужер, но пить не стал, отстранясь, разглядывал на свет.
      - Дела ? Отдых ? - тут же заинтересовался живчик с актер скими замашками - Аркан.
      Бреннер неопределенно повел бровями: это дело личное.
      После небольшой артиллерийской разминки против него была двинута главная ударная сила. Вступил в разговор Рындин.
      - Мы слышали, вы проводите операции не только у себя в Израиле, но и за границей тоже. И, кажется, довольно часто...
      Повернув к нему свою крупную, седую, с розоватыми просве тами между редкими волосами голову,Бреннер посмотрел на него более внимательно.
      - И сейчас у вас тоже должна была состояться операция? Не так ли? полюбопытствовал Рындин. - Она уже позади?
      - Отложена, - неприязненно откликнулся гость.
      Трое компаньонов обменялись быстрыми взглядами.
      - Если не секрет, профессор: вы связаны с медицинскими центрами или с частными лицами ?
      - Видите ли.. - начал Бреннер, но не закончил.
      Он отвел взгляд в сторону. По всему было видно, что вопросы эти ему крайне неприятны.
      В поле его зрения оказалась молодая элегантная женщина за соседним столом.
      - Это известная телеведущая... - негромко подсказал Аркадий.
      - В вашей области, профессор, ведь всэгда есть дэфицит, не правда ли ? - В разговор снова вступил Генка.
      Бреннер оставил фужер в покое и слегка поежился.
      - Я имею в виду трансплантанты, - словно не заметив его реакции, продолжал тот.
      - Господа,- закусив губу, сухо и нервно оборвал его Бреннер, - я полагаю, это - не допрос ?
      Все трое мгновенно переглянулись и разразились хохотом. Неудержимым, заразительным.
      На них оборачивались..
      Рындин сквозь смех объяснил:
      - Профессор, - мы не из ФСБ. Даже не из МОСАДа ! Мы - врачи, на паях создавшие в Москве самый крупный медицинский центр "Милосердие, 97"...
      Бреннер понял, что попал впросак.
      Он досадливо прикрыл глаза и слегка изменился в лице. С ним это случалось крайне редко.
      Коллеги оказались людьми легкими в общении, любознательными в вопросах профессии, и, повидимому, рвались вывести свой
      медицинский центр на международный уровень.
      Их беседа была прервана появлением Панадиса. Он, как маленький буксир - огромный океанский лайнер, вел крупную яркую даму лет тридцати пяти в декольте и с таким "мейк-апом" на лице, какой достигается долгими часами, проведенными в косметическом кабинете.
      Троица разглядывала ее с откровенным любопытством, куда меньше внимания уделяя ее спутнику.
      - Я вас разыскиваю, профессор... Доктор Панадис, дорогие друзья... Очень рад... Очень рад...
      Красавчик -Геннадий, знавший здесь всех - от директора до швейцаров сделал знак официанту, тот услужливо подоспел со стульями.
      Ресторан все больше наполнялся знаменитостями: актеры, режиссеры, тележурналисты...
      По возросшему уровню звукового фона можно было заключить что под влияние выпитого общение за столиками переходит в следующую - более эмоциональную стадию.
      В голове Панадиса вдруг мелькнула любопытнпя мысль:
      " А что если теперь, после таинственного исчезновения Ли, эти трое с их медицинским центром могут представлять для него интерес?"
      - Господин Рындин, - он сразу усек, кто из этих троих - главный, - вы специализируетесь в урологии ?
      - Нет, почему же ? - светским тоном ответил тот, - у нас широкопрофильный центр.
      - Крайне интересно, - изумился Панадис. - И уже на- лажены зарубежные связи ?
      Рындин изобразил на лице иронический вопрос. Весь его вид говорил: вы могли предположить обратное? Если речь идет о серьезных людях, иначе и быть не может.
      - В наши дни, - поддакнул Панадис, - медицина подобна кино... - Он показал на соседние столики. - Если вы не знаете, где и что делается,"Оскара" вам никогда не получить. А это значит, не будет ни рекламы, ни пациентов...
      Рындин показал улыбкой, что оценил удачную метафору.
      Панадис напряг лоб и, подняв вверх указательный палец, - словно вспомнил неожиданно интересную деталь, - сказал вдруг:
      - Мне звонили из Портленда, это на Тихоокеанском побережье, неподалеку от канадской границы. Они разыскивают органы для трансплантации. Вас не может это заинтересовать?
      Рындин улыбкой прикрыл некоторое замешательство.
      - Трудно сказать, - он колебался.
      - Да - да, я понимаю, - прикоснулся успокаивающе к его рукаву Панадис.
      - А вас интересуют трансплантанты ?- словно бы невзначай спросил Рындин.
      Панадис сжал губы в трубочку.
      - Мир, господин Рындин, воистину стал одной большой деревней. Телевидение, радио, а теперь еще "Интернет"... Моя область - маркетинг, а здесь - все двери открыты...
      - Чтож, - Рындин посмотрел на него внимательно, - свяжи тесь со мной. Что-нибудь придумаем...
      И он протянул Панадису свою визитную карточку...
      Панадис вернулся в гостиницу поздно.
      Еще в дверях услышал звонок.
      " Кому это угораздило в голову звонить в такое время? Двадцать минут двенадцатого ночи..."
      Он подошел к телефону, снял трубку, ответил ледяным то- ном:
      - Доктор Панадис у телефона...
      Голос, прозвучавший в трубке, сразу же заставил его нас торожиться. Акцент был явно китайским.
      - Я - друг Ли.
      - Понимаю... - почему-то почти шопотом ответил он.
      - Нам с вами надо встретиться...
      Сделав глубокий вздох, Панадис постарался придать своему ответу деловой тон.
      - Конечно - конечно... Завтра же... Только в котором часу ?... Дайте подумать... Днем, вечером? Когда вам будет удобней...
      Трубка слегка помолчала, а потом изрекла равнодушно:
      - Не завтра - сегодня !...
      - Сегодня ? - Панадис ухитрился произнести так, чтобы в голосе его прозвучала только озадаченность и никак не страх, который его сразу сковал.
      " Черт их знает, китайцев с их триадами..."
      Но в трубке, как удар молота по свае, раздалось:
      - Прямо сейчас...
      Мгновенно проворачивая в голове неожиданную и мало приятную для него ситуацию, Панадис дал задний ход:
      - Куда я должен приехать ? - Словно и не было у него перед тем никаких сомнений.
      Ему показалось, человек на другом конце провода улыбнулся. Не просто опасный - очень опасный тип...
      - Никуда. Я сижу внизу. В фойе. Жду вас...
      Ощущение было такое, словно он читает даже не мысли - биотоки. Так чувствует себя человек, когда видит на экране дисплея свои собственные живущие и дышащие внутренности.
      Панадис надел шляпу, которую перед тем успел снять и, застегивая, на ходу пальто, пошел к лифту.
      Внизу, в холле, навстречу ему церемонно, по-дальневосточному, поклонившись, поднялся китаец лет тридцати восьми - сорока. Волосы у него были гладкие, иссиня черные, скуластое лицо непроницаемо. Очки меняли цвет в зависимости от падавшего на линзы света. Взгляд за ними был холодный, вязкий.
      На китайце был темный, с иголочки, костюм, который подчеркивал литые мускулы и борцовскую шею его обладателя.
      - Чень, - представился он, и Панадису показалось, что его продуло сквозняком.
      Этот, несомненно, был главным в их "триаде". Таинственная и многозначащая вершина, которая связывает все три угла треугольника, придавая ему размер и форму.
      Церемонно улыбнувшись, Панадис указал рукой на дверь, полагая, что и китаец, в свою очередь, предложит ему пройти первым.
      Ничуть не бывало: тот вел себя так, словно почет, ока зываемый ему Панадисом, полагался ему по чину. Не оборачива- ясь прошел вперед.
      Они вышли на улицу.
      Китаец коротко сделал знак ладонью, даже не подняв руки, и тут же, взвизгнув тормозами, остановился какой-то частник.
      - В сторону "Аэропортовской".
      Водитель назвал цену. Китаец не слушал.
      Усаживаясь в машину, Панадис спросил подчеркнуто интимным и беззаботным тоном:
      - Куда сейчас ?
      - В "Шанхай"...
      Частник нырнул в светящуюся струю машин.
      Ночная Москва в мелкой штриховке снега выглядела притихшей. Она отходила от тяжелого и нервного дня. Опустевшая, освещенная ярким ночным светом сцена: храмы, звонницы, колокола.
      Разговор в машине не клеился. Панадис пытался разрешить неразрешимую задачу: что от него хочет этот мрачноватый китаец...
      Остановились под темными, тщательно зашторенными изнутри окнами. Ни одна ниточка света не проникала наружу.
      Секьюрити в камуфляжном костюме и высоких ботинках, узнав Ченя, тут же впустил его вместе со спутником.
      Внутри пахло добротным ужином и теплом, сдобренным дорогим коньяком. Чень вложил в ладонь малого у входа банкноту, и тот, не выразив эмоций, переправил ее в карман брюк.
      Потом такой же жест размягчил душу немолодого швейцара в галунах и генеральской шапке, сразу переглянувшегося с метром. Тот почему-то нервничал. Оказалось, ждут "высокого гостя".
      Их посадили за дальним столиком рядом с большим аквариумом. Морды беспрестанно двигающихся экзотических рыб напоминали карнавальные маски. На арктической белизны скатер ти застыли канделябры с электрическими свечами.
      Чень щелкнул пальцами, и тут же возникший официант поставил на стол чашечки с курящимися дальневосточными благовониями.
      Вкусы Ченя, видимо, здесь знали.
      Гости заказали блины с черной икрой и выпивку.
      Но Чень, вместо водки, попросил себе "текилы".
      Ему принесли ее вместе с ломтями лимона. Выпив, Чень положил в рот ломоть лимона, и произошло нечто невероятное: чугунный обелиск заплакал настоящими человеческими слезами.
      - Где вы это пробовали? - восторженно спросил Панадис.
      - В Мексике. Чем проще ресторан, тем вкуснее там еда и питье.
      Он изъяснялся по - русски правильно - как говорят те, кто долго и старательно учил грамматику, - но в самом строе речи слышалось что-то искусственное. Впрочем, как и в
      акценте...
      Поразмышлять над этим Панадис не успел.
      В зале появились охрана "высокого гостя", неожиданно почтившего ресторан своим присутствием.
      Вначале в дверях показалось четверо коротко стриженных молодцов в костюмах с галстуками - бабочками. Лица их украшали темные очки. Задачей Службы Безопасности было убедиться в том, что ничто здесь не угрожает "охраняемомму объекту". Разделившись по двое, они прошествовали по залу бесцеремонно разглядывая посетителей.
      Разговоры за столиками сразу смолкли. Все взгляды были направлены на вошедших.
      Всех - кроме Ченя. Китаец продолжал спокойно есть.
      Охранникам не могло это понравиться. Двое из них направились к столику, за которым сидели Чень и Панадис.
      Поравнявшись с ними, один из молодчиков как бы ненароком толкнул, спинку стула, на котором сидел китаец. Извиниться он и не подумал.
      Что произошло в течение трех секунд, последовавших за тем, Панадис разглядеть просто не успел: наглеца согнуло в дугу. Он окаменел в неестественной и явно причинявшей ему боль позе. Заломив ему локоть за спину, Чень глядел на него тяжелым взглядом чугунного обелиска. Одна из ножек стула, на котором он сидел, упералась в ступню незадачливого рэкетира.
      - Икскьюз ми, - побелевшими губами произнес молодчик. - Не узнал...
      Отношения между самими охранниками, видимо, были непростыми. Его коллеги застыли каждый на своем месте явно оценивая обстановку. Ни один из них не тронулся с места, чтобы помочь.
      Сцена приковала к себе взгляды всех сидевших в зале.
      Метр прикрыл глаза, официанты застыли с блюдами на поднятых руках, ввинченный в зал вакуумом тишины швейцар держал в руке сотовый телефон, имитируя желание позвонить.
      Чень галантно привстал, освободив ногу и руку наказанного и церемонно поклонился.
      Немая сцена завершилась, словно ее и не было.
      Каждый моментально возвратился к тому, чем он перед тем занимался. К такого рода событиям тут уже привыкли за последние годы: "Шанхай"! Никто ни намеком не выдал ни удивления, ни любопытства или страха.
      Чень налил еще "текилы" себе и Панадису. Сам он выпил до конца, Панадис - только до половины.
      Молодчики вышли, но вскоре замаячили снова: сопровождали впереди и сзади маленького, лениво двигавшегося лысеющего человека с потертым лицом. Рядом шествовала длиноногая дива в шубе и бриллиантах, тянувших ценой на нефтяную скважину.
      Сопровождающих снова было четверо, но виновника инцидента среди них не оказалось. Его сменили.
      Скучающий живой ледокол и сопровождавшие его буксиры свернули в сторону, обойдя при этом угол, где сидели Чень и многое почерпнувший для себя из этой ситуации Панадис.
      Придав физиономии соответствующее выражение, Панадис, взглянул на Ченя. Он нащупывал подходящую стезю для нелегкого разговора и потому, помолчав, бросил:
      - Вы - отважный человек, господин Чень: все могло кончиться куда хуже...
      Чень снисходительно улыбнулся.
      - Это ошибка - так думать. В девяносто девяти случаях из ста - ничего бы не произошло. Знаете почему ? Они - профессионалы, и я - профессионал ! Зачем же нам убивать друг друга без цели, если не мешаем один другому? Пройдем мимо, извинимся: каждому своя дорога...
      Это "текила", подумал Панадис, развязала ему язык...
      - Но ведь вы... - Панадис подыскивал наиболее обтекаемые и подходящие формулировки, - профессионалы... В разном смысле этого слова...
      Черт бы драл этого китайца: он читал мысли, буквально, находу !
      - Ли убит. Вот вам один из ста когда все оборачивается иначе...
      Панадис застыл от удивления.
      - На днях я лечу в Ташкент. Впредь все будет " О кэй".
      - Надеюсь, - Панадис сделал над собою усилие. Язык не слушался его.
      - Я не бандит, доктор, - Чень раздвинул губы в улыбке, словно открывал большие и тяжелые ворота. - Они - не милиция. Мир меняется. И преступления тоже. Знаете, какое из них самое тяжелое сегодня?
      Панадис изобразил на лице интерес.
      - Измена. Если начал с кем-то вести дела - продолжай. Коней на переправе не меняют!
      Намек был больше чем понятен.
      Этого человека легко было представить себе не только за столиком ресторана, но и с автоматическим пистолетом в руках. Вряд ли он при этом вел себя более нервно...
      Счастье, что китаец не знает о его сегодняшней попытке завязать дела с Рындиным и его Центром...
      Утром его разбудил внезапный звонок сотового телефона. Голос был молодой, мужской, незнакомый. С каким-то странным акцентом.
      - Кого вам? - спросил Панадис.
      - Вы доктор Панадис?
      - Предположим.
      - Говорит Крончер, Алекс Крончер. Я приехал в Москву из Израиля и хотел бы с вами встретиться...
      - По какому вопросу, если не секрет ?
      Голос Панадиса был официален, как вывеска на правительственном здании.
      Чуть помолчав, прежде чем ответить, абонент туманно бросил:
      - Мне бы не хотелось говорить об этом по телефону...
      - Вы меня удивляете, - суховато начал Панадис, - хотите со мной встретиться и при этом не желаете объяснить ни кто вы, ни о чем вы собираетесь со мной говорить...
      - Я приехал из Костромы. От Гольдштейна. Продолжать?..
      - Пожалуй, действительно, не стоит. Как вы меня нашли?
      - Ну, это - пустяк... Обзвонил несколько отелей.
      Разыскать Панадиса в гостинице не стоило никакого труда.
      - Я готов вас принять... Когда бы вы хотели приехать? Дело в том, что мое время в Москве расписано.Через пару часов я уйду и приеду поздно...
      - Я буду через час...
      Панадис еще попытался вздремнуть, но сон больше не шел: Кто этот Крончер? И что ему надо?!
      Еще через несколько минут, поняв, что уже не уснет, он поднялся, начал быстро одеваться.
      - Доктор Панадис, - поздоровался он с ним.
      - Прошу, - Панадис протянул руку в сторону кресла рядом с балконной дверью, но Алексу ее не подал. Не та птица... Не его полета...
      Сел в кресло у стола, постучал по столешнице. На нем был блестяший голубой тренинг, плотно облегавший его в меру упитанную фигуру.
      В номере тонко пахло парфюмерией.
      Крончеру предлагалось, не мешкая, изложить свою просьбу, которая, бес сомнения, и привела его к всемогущему импрессарио доктора Бреннера.
      Алекс, тем не менее, не спешил начать разговор.
      Панадис устремил взгляд на его светлокофейные американ ские ботинки с выложенными по внутренней стороне носков мета ллическими пластинами. Такой обувью пользуются, в основном, альпинисты в горах. В любом другом месте она сразу бросалась в глаза.
      Посетитель все еще молчал, Панадис объяснил это робостью - заговорил первый. В голосе появились хорошо отработанные нотки участия:
      - Никто не берется помочь? Почка? Легкое? Вас зовут... - Он взглянул на гостя.
      - Алекс Крончер, - ответил тот, сметая с коротких волос снежную пыль.
      - Так вы из Израиля! Я часто у вас бываю, у меня там друзья...
      - У меня тоже, - скромно хмыкнул Алекс.
      - Я себе представляю, - широко улыбнулся Панадис и мелко рассмеялся. - Вы из Тель Авива ?
      Впечатление было ткое, будто он его допрашивает.
      - Нет, я из Иерусалима...
      - Здесь - случайно ? - вопросы лились, как водичка из крана.
      - На практике, - сдул с носа капельки растаявшего снега Алекс.
      - Вы - врач ? - если это был допрос, то светский и вполне приятный.
      - Нет, - гид, Должен буду возить по центру России израильские туристические группы...
      - Хотите пригласить меня в экскурсию?
      - Я по поводу свитка Торы, - Крончер подвигал похожим на маленький танк ботинком.
      - Не понял... - вздернул удивленно брови Панадис, - о чем это вы?
      Алекс усмехнулся и поджал губы.
      - Ну, по поводу того старинного еврейского манускрипта из Костромы, который вам вручили...
      Панадис бросил на него быстрый острый взгляд, но продолжал игру.
      - Какого манускрипта ? - голос его отдавал теперь благородным негодованием.
      Алекс расположился в кресле по-свободней и развязно положил ботинок, которым поигрывал, на край журнального столика.
      Дал понять: дорогуша, вы обмишурились, надели не ту маску...
      - Свиток Торы семьи Гольдштейн, которую вы осматривали вместе с господином Бутриным...
      Панадис не спускал взгляда с ботинка.
      Даже сейчас голос не изменил ему, был ровным, спокойным и даже несколько высокомерным.
      - Кто вы в действительности, господин Крончер ?
      - Я ? - хмыкнул Алекс насмешливо. - Инспектор Крончер из Всеизраильского Штаба Полиции.
      Не выпуская из рук, он продемонстрировал импрессарио свое удостоверение.
      Панадис всматривался довольно долго. Дольше, чем требовалось для того, чтобы с ним ознакомиться, не зная иврита.
      Бакинец пытался сообразить, как ему себя вести дальше.
      Наконец, он решился:
      - Чем могу служить?
      - Я бы хотел узнать судьбу манускрипта?
      - А вам не кажется, инспектор Крончер...
      - Мне кажется только, доктор Панадис, что согласно российским законам, вы совершили не одно, а несколько преступление...
      И он многозначительно кашлянул.
      Узенькие щегольские усики на лице Панадиса слились почти в ниточку, по глазам пробежала тень усмешки.
      - Не спутали ли вы Москву с Тель-Авивом, инспектор? По какому праву вы допрашиваете меня?
      Этот тип был скользок, как карп, только что вытащенный из пруда.
      - Известно ли вам, что меня уже допрашивала костромская милиция? Не знали? - от него не укрылась первая реакция Крончера.
      Алекс был действительно удивлен. Но ему тут же пришло в голову: костромская милиция могла не знать про свиток Торы и наверняка, не знала про трансплантацию почки...
      - У вас есть разрешение МВД России на то, чтобы вести следствие на ее территории? - насмешливо спросил Панадис.
      Крончер ответил вопросом:
      - Вас в Костроме допрашивали о манускрипте и о трансплан тации почки господину Гольдштейну?
      Панадис погрузил Алекса в закулисное пространство своего взгляда. Израильский полицейский что-то слышал, но не знал подробностей. Иначе бы он сформулировал вопрос грубее и определеннее.
      Бакинец слегка успокоился. Настолько, что и Крончер это заметил, и перешел в атаку.
      - Вы предпочитаете, чтобы я действовал через Региональное управление по организованной преступности?
      - Инспектор Крончер, - вы меня ловите ?
      - Конечно. Это - моя профессия...
      Панадис прошел к бару и вытащил бутылку белого "мартини" и два бокала.
      - Будете пить?Только не воображайте, что я вас подкупаю, - с мягкой иронией заметил он.
      - Нет, что вы, - также иронично ответил Алекс, - Кроме того я не пью...
      Панадис плеснул "мартини" в похожий на шар бокал на крохотной рахитичной ножке, бросил дольку лимону и пару кубиков льда.
      - Вы умный человек, - Панадис как бы сдался и даже смущенно поднял руки, - давайте без обходных ходов...
      Алекс не перебивал его.
      - Чего вы хотите ?
      Он делал вид, что предлагает Крончеру честную игру.
      - Трансплантанты...
      - О чем вы?! - Панадис энергично замотал головой.
      - Как они попадают к вам?
      Бакинец сморщился, заново открыл глаза, поднял кверху бокал с красным расплавом вина, посмотрел внимательно сквозь него и обреченно вздохнул.
      - Ладно... - перевел он взгляд на Алекса, - я вам помогу. Мы с Бреннером - врачи. Любая пересадка - это спасенные жизни. Вы не представляете себе, как чувствует себя врач, когда ему удается возвратить обреченному на смерть надежду...
      Алекс его не перебивал. Ради своей цели Крончер согласен был выслушать любую его галиматью...
      - И если приходится идти на некоторые, ну, скажем, - компромиссы, то ведь связано это с гуманнейшей и
      благороднейшей целью...
      Когда-нибудь переполнявший Панадиса пафос должен был, наконец, исчерпать себя...
      - Все брал на себя некий китайский студент с большими связями. Трансплантанты мы получали от него...
      - Вы хотите сказать, что профессор Бреннер тоже был зна- ком с Ли ?
      Панадис бросил на него быстрый и злой взгляд и поставил бокал на журнальный столик.
      - Вы говорите загадками...
      - А вы подсовываете мне вместо живого кролика - дохлую кош ку. Ли застрелен...
      Теперь Крончер чувствовал себя куда уверенней.
      - Если профессор Бреннер узнает, что вы представили мне его как вашего с Ли соучастника, вряд ли, он продолжит с вами сотрудничество.
      При слове "соучастник" Панадис вздрогнул. Пытаясь выкрутиться, он впутал человека, которого ему ни при каких условиях подставлять не следовало.
      Крончер размышлял и действовал как израильский полицейский, так, как в подобном случае никогда не поступил бы его российский коллега, предпочевший бы прежде закрепить сделанное Панадисом признание документом или магнитофонной записью.
      - Конечно, вы бы нашли замену Бреннеру. Но во-первых, это бы заняло немало времени. А во -вторых, профессор бы выложил в полиции такие детали, какие бы могли вывести на вас Интерпол...
      Панадис стоял к Алексу спиной. Даже такому ловкому и скользкому типу нужно какое - то время, чтобы оправиться и, сделав вид, что карты - не крапленые, продолжать игру.
      - Я могу задать вам, инспектор Крончер, прямой, а не наводящий вопрос ?
      - Естественно, - подбодрил его Алекс.- Хотите, я облегчу вам задачу и спрошу сам ?
      Панадис, не спуская с него взгляда, кивнул:
      - Что я, инспектор Крончер, хочу от вас, доктора Пана- диса?
      - Предположим, что так, - искательно улыбнулся Панадис.
      Алекс заложил руки за шею и несколько раз потянулся.
      - У меня тут друзья. Брат и сестра. Они обращались к вам. У нее больная почка. Ей необходима пересадка.
      Панадис ухмыльнулся. В игре - полицейские и воры - полицейские порой меняются местами с ворами. Неподкупны только фанаты. Так было и на этот раз.
      - Да. По-моему, я знаю, о ком вы говорите. Брат, кстати, весьма неприятный субъект...
      - Помогите им. Вот телефон. Девушка потеряла надежду.
      - И тогда?
      - Обещаю,что лично вы меня больше интересовать не будете. За других, естественно, я ручаться не могу...
      Вышагивавший по номеру Панадис остановился и, энергично потерев лоб он давно готовил эффектную развязку - крякнул:
      - Ладно... Но это должна быть честная сделка... Надеюсь, вы меня не подведете... Вы что - нибудь слышали о медицинском центре доктора Рындина?
      - Нет.
      - Я сведу вас с ним.
      Сверкающий огнями и подснеженный Большой Театр напомнил Анастасии корону на подушке с узорными вензелями. Такую она видела еще девчонкой, когда отец- заслуженный мастер спорта по конному спорту выступал в Англии и победил в стипл-чейзе.
      Родители взяли ее тогда в первый раз в лондонский Тауэр. Маленькую Настю так поразил тогда этот знак королевского величия за пуленепробиваемым стеклом, что она долго еше потом видела его во сне и думала о нем. Наверное, это было связано с детскими сказками о королях и принцессах, кото рыми она зачитывалась.
      Чернышев еще издали заметил Панадиса и тут же показал на него Анастасии. Она кивнула.
      Панадис их тоже заметил. Двинулся навстречу.
      Виктор постарался придать лицу выражение радостного удивления, что, впрочем, так никогда ему и не удавалосмь.
      - Увы, друзья. Очень жаль, очень жаль, но мне еще ничего не удалось для вас сделать...
      Панадис улыбался, но улыбка получилась колкой и холодной.
      Короткая, чуть ниже пояса, беличья шуба его с редкими серыми прочесами несколько толстила его и пахла тонкими духами. Он поцеловал руку Анастасии, бросил быстрый, цепкий взгляд в сторону Виктора и жеманно протянул ему руку.
      - У меня еще четверть часа... - Он взглянул на часы. -Обожаю балет. Полет скрипок... Призрачный цвет сцены... Грациозные феи на пуантах...
      - Вы - поэт, - кутаясь в шубку, грубо польстила Анастасия.
      - Вы не ошибилсь, - с налетом гордости произнес Панадис, - у меня вышли две небольшие книжки стихов.
      Он готов был говорить обо всем, но только не о том, что их свело в сквере Большого.
      - А что, - метнул в его сторону рыжеватый шальной взгляд Виктор и мотнул короткоостриженной, без головного убора головой. - Врачи вон ведь как в литературе вымахали: доктор Чехов, доктор Булгаков, доктор Вересаев, доктор Аксенов, теперь - доктор Панадис...
      - Ваш брат просто поражает своей литературной эрудицией, - явно обозлившись, бросил Панадис, - Откуда она у него ? Из афганских далей? Из Чечни? У вас там работали литературные кружки ?
      У Анастасии вытянулось лицо.
      - Виктор, - укоризненно бросила она, - ну когда ты, наконец, угомонишься ? Для чего все это ?...
      Панадис плотно сжал губы и повернулся к Анастасии.
      - Увы, милочка, при всей своей симпатии к вам ниче - гошеньки не могу сделать...
      Со стороны могло показаться, что это относится не столько к Анастасии, сколько к Виктору. Маленькая месть большому нахалу. Он словно забыл о своем обещании израильско му полицейскому.
      Анастасия поднесла к глазам платок.
      - Ради Б-га простите, что мы вас задерживаем...
      - Вы же врач, - обратился к Панадису Чернышев. Это можно было рассматривать как косвенное извинение. - неужели вы не можете что - то хотя бы подсказать?
      Панадис кивнул : хорошо, его уломали, он подскажет.
      - Почему бы вам не обратиться в Медицинский центр?
      Панадис тянул, не договаривал, уводил в сторону. Наконец, сочтя, что коиент спекся, поджал губы. Решился.
      - Недавно я познакомился с очень продвинутыми в области хирургии и трансплантации жизненноважных органов специалистами...
      Панадис вопросительно взглянул на клиентов, достал из заднего кармана брюк кошелек и, покопавшись, вытащил визитную карточку.
      "Доктор Олег Анатольевич Рындин, председатель Медицинского центра "Милосердие-97", Москва".
      Виктор скосил взгляд в сторону, смотрел, как, выташив из перчаток длинные, холеные руки, Панадис сжал ими похолодвшие пальцы Анастасии.
      - А вы сами обратились бы в этот Центр? - спросил Чернышев.
      Панадис мог промолчать, но на этот раз он решил наказать наглеца подчеркнул его плебейские замашки.
      - Интересно, где вы воспитывались?!
      Старший опер РУОП Виктор Чернышев вырос в писательском кооперативном доме, в нескольких поворотах от метро "Аэропорт". На небольшом пятачке вокруг правления Литфонда в домах высшей категории обитали многие из живых литературных классиков. Здесь можно было запросто встретить увешанных орденами и медалями литературных вельмож.
      Впрочем, и его отец был тоже таким. Поэт - песенник. Лауреат. Член парткома, комитетов и комиссий.
      Виктор был настоящим писательским сыном. Ходил в детский сад Литфонда, рядом, через двор. Дни рождений его справляли в ресторане Центрального дома литераторов, в Дубовом зале.
      С раннего детства учил с репетитором английский. На школьные каникулы зимой всей семьей уезжали в Дома
      Творчества - в Малеевку или в Переделкино - ходили на лыжах. С мая все лето сидели в Крыму, в Планерской. Рядом с музеем Максимилиана Волошина. Читали стихи, слушали музыку.
      Он рос послушным воспитанным мальчиком. Слушал разговоры взрослых, когда за рюмкой они начинали бесконечные разговоры о литературе, о войне, о начальстве.
      От него ничего не скрывали.
      Однажды совсем маленьким еще он сказал отцу:
      - Не бойся! Я не Павлик Морозов! Я тебя никогда не выдам!
      Отец испугался.
      С чего началось его отчуждение ? Ах да, - мимолетное видение детства ! Мать в постели с молодым и порочным парнем из Литинститута.
      Они внезапно возвратились тогда с отцом с дачи: отец хотел сделать матери сюрприз. Тихо открыл дверь и прокрался внутрь.
      - Блядь! Домработница! Пригрел змею на груди! Нашел в провинции невиннную девочку ! Вывел в люди ! Дамой сделал! Не дама ты, шлюха!..
      Голос отца полоскался, как простылое белье на ветру...
      Мать была степенной русой красавицей. А может, так ему казалось ? Сама русская степь - ласковая и просторная - разгуливала по дому. К ней хотелось прижаться, вдохнуть ее запах.
      Впрочем, как Виктор потом убедился, что многие писательские жены были созданы по тому же образу и подобию.
      Потом, позже, он нашел для себя объяснение этому: да зачем же нужен творцу повседнвно рядом с тобой кто-то, кто так же рафинирован, талантлив, ярок?!
      Кроме того, каждый художник - актер. И ему так нужно перед кем - то красоваться. Кто-то должен ему поклоняться. Смотреть на него восторженными глазами. Млеть. А ведь чем проще зритель, тем легче это достигнуть.
      Проблема в том, что и зритель тоже обретает навык. Он ведь и сам все время в театре, среди актеров, и сам ищет своих зрителей. Богема! Потому, наверное, так часты измены в этой среде.
      Ночью он слышал как мать продолжала ругаться с отцом.
      - Ты - импотент ! - тихим, но истеричным голосом причитала мать.
      - Я импотент ? Идиотка ! У меня было столько баб, сколько тебе мужиков за всю твою жизнь не приснится. Да ты что думаешь, - сейчас на меня не вешаются ?
      - И песни твои - сплошная импотенция, и стихи...
      - Знаешь кто, ты? Ты... Ты... - шипел отец. - С твоим аттестатом тебя в кулинарный техникум не приняли, а я тебя в университет послал...
      - Плохо сделал ! - давилась ненавистью мать: иначе бы не знала, какое ты ничтожество вонючее. Сколько жоп ты вылизал, чтобы все свои значки лауреатские достать?! Скольких коллег продал ? На скольких доносы настрочил. Сколько талантов загубил ?
      Детство Виктора кончилось в ту ночь. Ему было тогда 12 лет.
      Внешне отец и мать относились друг к другу по - прежнему. Называли один другого "зайчиком" и "кисанькой". Умильно целовалсь. Ходили по концертам и выставкам. Но Виктору казалось, что они играют какую - то сюсюкающую и отталки вающую игру. И он презирал их настолько же, насколько любил. Его просто разломало надвое. Виктор и Анти-Виктор. Подросток и старик. Преданный сын и язвительный чужак. Он не разлюбил их - слишком был для этого нормальным и психически устойчивым мальчишкой. Но дом и родители потеряли для него ту подкорковую притягательность, какая только и превращает сожительство в семью.
      Виктор стал груб, часто пах табаком. И ни затрещины отца, ни слезы матери не могли ничего изменить. Все, к чему он привык и что еще недавно было для него нормой и средой, потеряло свою ценность и авторитет.
      Он начал хуже учиться: не потому, что запустил учебу или перестал что-то понимать - он еще с детства удивлял своими способностями, - а потому, что учиться хорошо ему стало стыдно. Он отталкивался от всего, что еще недавно играло важную роль в его жизни.Крушил идолы, занимался подростковым богоборчеством.
      В шестнадцать Виктор увлекся гитарой. Почти сутками просиживал с ней, покуда совершщенно отчаявшаяся в единственном сыне мать не взяла ему учителя.
      Потом связался с крутыми. По ночам пропадал. Время проводил в кругу таких же отброшенных центрифугой обстоятельств парней и девчонок, как и сам, и пел песни на стихи, которые сам же сочинил...
      Потом, уже став взрослым, он понял, что по чувству и искренности писал их не хуже, а может быть, лучше чем трижды лауреат - отец.
      И все-таки было в нем что - то такое, что отличало его и от тех, к кому он пристал. Вот и острижен так, словно вчера освободился, и одет, как они, и манеры крутого, а все равно даже там, в этой среде, он чувствовал себя как прибившийся к чужой стае...
      Однажды, когда его прятелей замели, к ним в дом пришел молодой офицер милиции. Виктор был один.
      - Поговорим ? - спросил мент и невесело улыбнулся.
      Виктор безразлично кивнул.
      - Я знаю: ты в налете на склад не участвовал, но ты с ними, поэтому я здесь... Есть в этом доме что - то выпить ? Вино или пиво? Водку пить не буду...
      Виктор выпотрошил холодильник, выставил на стол батарею пивных бутылок, колбасу и сыры.
      - Я ведь не очень чтобы милиционер... - Улыбнулся гость. - Я психолог... МГУ два года назад закончил...
      Виктор молчал.
      - В тебе что - то есть, парень. Знаешь, они сами подтверждают: ты среди них - белая ворона. Но вот говорят о тебе хорошо. Как-то уважительно. Это то, что называют иногда "харизмой", задатками лидера. Ты ведь не только на гитаре играл. Еще разговаривал с ними, делился. А они нутром чуяли: ты умнее, опытнее, не исключено - талантливее...
      - Они сядут ?
      - Сядут, - сокрушенно мотнул головой молодой офицер. - Не могут не сесть: заслужили !
      - А я ?
      - Что -ты ? Что-ты ? Ты сдашь экзамены на аттестат зре лости и пойдешь в вуз...
      Офицер покачал головой, внезапно заговорил о другом:
      - Я организовал студенческий кружок: для работы с трудновосптуемыми подростками. Ты смотри сколько их вокруг. Это же динамит, когда - нибудь взорвется. Хочешь примкнуть к саперам ?...
      И Виктор примкнул.
      Сначала - осторожно: слишком свежи были еще рассказы о ментах, чья цель - надеть на свободного и гордого человека ошейник порядка и рабства...
      Впрочем, и его личные контакты с ментами были тоже негативны: сержант, врезавший ему по ребрам, участковый из лимитчиков, звонивший отцу...
      Но однажды с ним разобрались совсем другие - "трудновоспитуемые", состоявшие на учете в детской комнате милиции. Те с кем он взялся работать. На голову накинули чью-то куртку. Связали руки. И били. Крепко били...
      - Мент ! - слышал он. - Пес...
      Ненависть давилась в нем вместе с кровью. Жизнь уходила с дыханием...
      Уже потом, на больничной койке, он увидел перед собой расстроенное лицо начальнка отделения:
      - Вот ты и стал нашим, парень. Давай-ка поезжай ты в Высшую школу милиции... Окрестили тебя в менты. Ты не думай, не так уж это плохо. Если б не они - я о настоящих говорю, о фанатах, - как тот, который тебя привел, джунгли вокруг были бы. Пещеры каменные, где людоеды правят...
      Но Виктора ждало еще одно, куда более страшное испытание.
      Это произошло уже после окончания Омской высшей школы милиции.
      Афганистан!
      Когда Руководство Управления в числе других решило послать туда и его, ни у кого не было сомнений: его-то родители все устроят! Как же...
      Предположения были не лишены оснований.
      Отец,действительно, не сказав ему ни слова, при всех регалиях отправился на прием к ответственному Секретарю Правления Союза Писателей, мать решила действовать через подруг...
      Но, отвергнув родительскую ложь еще в детстве, Виктор не собирался смиряться с ней, став взрослым. Умыние отвертеться от всех передряг, послать вместо себя другого вызвало в нем отвращение...
      Так он оказался в Афганистане. В чемодан с вещами он бросил том из "Библиотеки всемирной литературы" - "Стихи английского романтизма". Открыл он ее только потом, уже в госпитале.
      Он хоронил товарищей, курил анашу, проклинал генералов и политиков, трясся от страха, шел в бой и ненавидел себя не меньше, чем моджахедов. Война поставила знак равенства между противниками, из освободителей сделала убийц, а из убийц - освободителей. А моджахедами там были каждый камень, каждый поворот, каждый не выросший шкет.
      Раненного его привезли в Ташкент, а потом в Москву, в Центральный госпиталь МВД, на улицу Народного Ополчения. Там как в детстве, мамы водили по аллеям под деревьями своих повзрослевших мальчиков, потерявших зрение и заново учившихся ходить...
      Туда, к нему тоже приходили родители, двоюродный брат. Но настоящей близости не было.
      Другое дело "афганцы". Раненные пили водку, приводили девчонок, общались только друг с другом. Никого со стороны не пускали в свой тесный и горький круг...
      Потом это прошло, но горечь осталась, как осадок, кото рый не смыть и не уничтожить ничем.
      Он вернулся назад, в Региональное управление по организованной преступности, где ждало его подобие той войны, от которой ему было уже не уйти.
      К тому времени отец слегка полинял, - песни его подзабы лись, лауреатские значки потеряли прежний блеск и ценность.
      Однажды у него на столе Виктор увидел четверостишье:
      "Нас долго Партия вела,
      Но мы идти не пожелали,
      Тогда сама она пошла,
      Туда, куда ее послали..."
      Сам ли он придумал эти строчки или откуда-то переписал, было неясно, но сомневаться не приходилось:тут чувствовались новые настроения...
      А мать превратилась в томную и требовательную даму. Она рассуждала о безнравственности эпохи, жаловалась на бевреме- нье и, целуя отца в большую плешь на макушке, сокрушалась:
      - Виктор, такой умный и такой способный, стал всего лишь милиционером...
      Израильский эмиссар при МВД Российской Федерации снова назначил аудиенцию Крончеру у себя дома.
      Генерал все еще жил один, без семейства.
      - Как успехи, капитан?
      - Все в порядке...
      Алекс пожал плечами, вспомнив драку в костромском ресторане, пьянку, и сцену в ванной, где его приводили в чувство Виктор и Анастасия...
      - Отношения в Турбюро налаживаются?
      Взгляд его и на этот раз был устремлен и на Крончера, и как бы сквозь него. И снова Алекс почувствовал себя под ним довольно неловко.
      - Вполне нормальные.
      Крончер коротко, как положено, отчитался о встрече в Костроме. Ему пришлось рассказать также о старинном свитке, который заполучил Панадис в качестве платы за операцию по пересадке почки...
      Генерал слушал, не перебивая. Только один раз уточнил:
      - А насчет партнеров убитого Ли? Молчок?
      - Да. Панадис будто бы с ними незнаком.
      - Дерьмо...
      Алекс рассказал о любителе антиквариата, который посетил семью Гольдштейн вместе с Панадисом.
      - Повидимому, речь идет о Бутрине, об убитом напарнике бакинца.
      Генерал, ни о чем не спрашивая, подвинул к нему вазочки с орешками, но Алекс не притронулся.
      - Я попытаюсь узнать у наших русских коллег... Если Панадис связан с "триадой", он мог сам заказать убийство своего напарника, - генерал вздохнул. - В любом случае вам ни за что нельзя действовать самостоятельно. При первом же опасном симптоме - свяжитесь со мной. Мы подключим главное российское управление по борьбе с организованной преступностью...
      Алекс не нуждался в советах такого рода. Ему требовалась совершенно конкретная помощь.
      - Я бы хотел, чтобы вы по своим каналам проверили вот это. - Он положил перед генералом исписанный на иврите лист бумаги. - Когда Гольдштейну делали пересадку почки, транс- лантант доставили сначала самолетом из Ташкента в Москву, а потом уже дальше, в Таллинн. Вот дата... Возможно для китайцев - это узаконенный бизнес...
      Генерал подвигал указательным пальцем.
      - По тону китайских опровержений видно, что это не так... Я думаю, они в конце - концов, задействуют и свою полицию...
      Крончер прочитал дальше:
      - " Находились ли среди пассажиров самолета китайские граждане? Кто из экипажа мог иметь связи в интересующей нас среде?..." Хотелось бы получить ответы, как можно скорее.
      Алекс поднялся: беседа подошла к концу.
      Генерал тоже встал.
      - Постараюсь, чтобы этому был дан ход уже сегодня.
      Поздно вечером, дома, Виктора отловил майор Ловягин, старший опер Регионального Управления, выезжавший на место убийства Ли.
      Это ему пришла в голову удачная мысль связать убийство Ли с торговлей человеческими органами для трансплантации.
      - Чернышев! Наконец-то... - Он уже звонил несколько раз. Не мог застать. - Срочное задание начальства!..
      - Они чего? Забыли, что я турбюро занят?
      - Ты им это и скажи! Не мне! Записывай! - Он загремел в трубку. - " Немедленно заняться аэробусом рейса "Ташкент- Москва"... Вот дата... Это за прошлый год.
      - Ты даешь, Ловягин! Не хрена себе!
      - Записываешь? - оборвал тот. - " Проверить, находились ли среди пассажиров на борту аэробуса китайские граждане?"
      - Что еще?
      - "Кто из экипажа может быть причастен к транспортировке внутренних органов из Китая?"
      - Записал...
      - Между прочим, вопросы передали прямым ходом из Министерства, у кого-то там очко играет...
      Ловягин над ним явно глумился.
      - Передохни. Дальше чуть легче, Чернышев..." Вместе с известным нам гр-ном Панадисом... Инициалы... В декабре прошлого года в город Кострому приезжал эксперт по и-у-да-и-ке... Язык сломаешь... Из Нижнего Новгорода..."
      Виктор с силой сжал желваки. По всему было видно, что по задание предварительно никем не было проработано. "Прогулки фраеров..." Иначе бы фигурировала фамилия Бутрина, убийство которого расследовала Кострома...
      Язвительный голос в трубке продолжил:
      - ..." Последний участвовал в приобретении у гр-ки Х., также проживающей в Костроме,ценной реликвии в виде древнего свитка Торы... "
      " Сначала китайцы. Теперь Тора. Все ясно!"
      Он уже догадался, откуда ветер.
      " Израильский сыщик..."
      - Все у тебя?
      - Тут еще о медицинском центре "Милосердие-97"...
      - Он меня и самого интересует..
      - На словах велено передать: " Готовься лететь в Ташкент!"
      Следующие два дня Чернышев в турбюро не появлялся. Был
      занят. Алекс провел их, шатаясь по Москев или в турбюро, просматривая проспекты во множестве, разбросанные по полкам. Иногда разговаривая с Анастасией. Все его попытки косвенно что-нибудь выведать ни к чему не привели.
      Наконец, тот появился.
      Скуластый, короткие волосы слегка припорошены снегом - он всегда ходил без шапки. Глаза замкнуты на тяжелый амбар ный замок. Как обычно уверенный в себе, бескомпромиссный.
      Как-то по-особенному внимательно взглянул на Крончера.
      Тот довольно уныло разглядывал гигантскую карту стран СНГ на стене, потом обратился к Виктору.
      - Слушай, - сказал он, - есть новости...
      Чернышев обидно не среагировал.
      - Валяй...
      Алекс уселся в кресло для посетителей, поднял ногу на
      ногу, - он ходил в мощных ботинках со стальными пластинами - и положил их перед носом Виктора на стол.
      - Ты что, очумел ? - взвинтился тот.
      Крончер не понял причину.
      - Почему же ? Нисколько !...
      У Виктора в глазах закипало бешенство. Этот израильский наглец ему уже порядком надоел. Сначала устроил бардак в кафе в Костроме, потом, как свинья, перепился с ментами, подкинул ему эту работенку через министерство, а теперь еще ведет себя вызывающе...
      - Знаешь, с кем связан Панадис?..
      - С кем ? - мгновенно взвился Виктор.
      - О кей. Я отвечу, но при одном условии...
      - Никаких условий, мудила ! Еще ты мне их будешь ставить...
      - А что это "мудила" ? Производное от "мутило ?"
      Виктор посмотрел на него с подозрением, убедился, что никакой подковырки в вопросе нет и скверно ухмыльнулся.
      - Ладно, что за условие ?
      - Если ты сейчас поедешь куда-то, то я еду с тобой...
      Виктор шарахнул ногой по ножке стола:
      - Черт с тобой...
      По идиотскому замыслу организаторов международной комбинации, расшифровка участников не была двустронней. Он, Чернышев, и Анастасия, знали, что работают с полицейским, а тому легендировали брата и его больную сестру, гидов, заинтересованных в пересадке почки...
      - Убитый китаец был связан с кем-то, кто привозил ему трансплантанты из Ташкента...
      - Откуда ты знаешь?
      - Я обязан тебе отвечать ?... - посмотрел на него Алекс с усмешкой.
      Он снова озадачил Виктора. Этот малый вообще себя странно ведет. Что они, - все такие - эти израильтяне ?...
      Анастасия вышла, не желая участвовать в пикировке.
      - Как дела у нее? - Крончер мотнул головой вслед.
      Виктор бросил на него цепкий взгляд.
      - Спроси сам... Чего ко мне обращаешься?
      Анастасия вернулась с бутылкой из под "колы", в ней была вода. Принялась поливать герань на окнах.
      Крончер исподтишка взглянул в ее сторону. После Костромы, она вовсе не обращала на него внимания.
      - Если ты имеешь в виду Нижний Новгород, как планировали, процедил Виктор. - то я туда не собираюсь...
      - У тебя вдруг изменились планы ? - в голосе Алекса про- скользнула ирония. Чем больше он к ним приглядывался, тем больше убеждался, что на брата с сестрой мало походят.
      - Угадал, - деловито откашлялся Виктор. - Нам предложили для ознакомления новый регион.
      - Далеко?
      - В Центральной Азии.
      - Ташкент?!
      У него исчезли последние сомнения в том, кем являются в действительности его напарники.
      - Угадал.
      Два дня, проведенные Виктором в архиве международного аэропорта "Шереметьево" с ментами московской воздушки принесли результат. Указанным Чернышеву рейсом в Москву действительно прилетел пассажир с китайской фамилией.
      Его опекал в самолете один из членов экипажа. Чернышев еще не знал, кто он. Было известно, что этого человека часто видели под Ташкентом - в Янги-Юле.
      Они помолчали. Каждый занимался своим делом. Виктор что - то записывал в блокнот. Алекс разглядывал карты новых азиатских республик.
      - Интересные ведь места, а ?!
      Виктор сделал вид, что не понимает.
      - Сестра поедет тоже? - демонстрируя равнодушие, втянул в себя носом воздух Алекс. Они, наверное, принимали его за идиота, который всему верит.
      - Почему ж нет ? - небрежно спросил Виктор.
      - Я так и понял. Когда выезжать?
      - А чего рассиживать-то?! Я думаю, завтра. Билеты и визы я беру на себя...
      Ташкент встретил мелким накрапывающим дождем. Туман оседал. Над взлетными полосами поднимались испарения.
      Паспортный контроль прошли быстро, без проблем. Но расп роститься с аэропортом также быстро не пришлось.
      Вдоль главного здания тянулись аллеи. Чернышев привел невыразительному мрачноватому строению. Судя по вывеске тут размешалось Линейное отделение милиции, обслуживав шее аэропорт.
      - Тут у меня знакомый...- буркнул Виктор, - посиди те...
      Анастасия пожала плечами.
      - Полезные знакомства, - хмыкнул Алекс.
      - Постараюсь недолго...
      Алекс и Анастасия уселись на деревяные неудобные скамейки: их ставили теперь во всех аэропортах и вокзалах мира, чтобы пассажиры, не дай Б-г, не укладывались на них спать.
      Чернышев прошел мимо дежурной части, сделал несколько полувиражей в глубине помещения, наконец, найдя указатель размещения начальства, подался по длинному коридору.
      Алекс с Анастасией остались сидеть на скамейке. Пока Алекс решал, с чего начать разговор, она, зевнув, стала задавать ему вопросы сама.
      - Семья из России ? - лениво спросила Анастасия.
      - Родители...
      - А ты? Родился в Израиле ?
      - Да, я - сабра, - ответил он.
      - А что это значит ?
      - Цветок кактуса...
      - Чего ? - она не поняла.
      - Кактус ведь снаружи колючий, не тронь ! А цветы - нежные. Так нас, урожецев Израиля, называют. Характер колючий, но это только внешнее. Если доберешься внутрь, под колючки, до сути...
      - И долго добираться ? - она явно насмехалась над ним.
      Алекс отшвырнул ногой в тяжелом ботинке пустую банку из-под "колы", пожал плечами.
      - Но ты же еврей, нет ?
      - Да. Но еще - израильтянин...
      - А в чем разница? - усмехнулась она.
      - Я, среди своих. Как все. Не чужой.
      Ей было странно слышать.Ему- не менее странно объяснять. Все ведь казалось каждому таким само собой разумеющимся...
      - Ты бывала за границей?
      - Да. В Англии, во Франции... В Чехословакии. Я много ездила.
      - Как туристка?
      - Нет, - мотнула она головой, - я мастер спорта по конному спорту...
      Самое яркое воспоминание детства: гудящий, переполненный ипподром, непохожая ни на какую другую, заполнившая трибуну, яркая возбужденная толпа, стартовый колокол...
      "И лошади, лошади..."
      А первый впереди, на "Дункане", ее отец...
      Трибуна дышит! Поднимается, когда всадники скрываются за поворотом. Садится, когда лошади впереди. Снова срывается с места навстречу приближающейся кавалькаде...
      Она, Настенька, на руках у мамы, тоже наездницы, мастера спорта...
      Диктор гудит утробным голосом что-то непонятное. Половины слов не слышно...
      - ... Мастер спорта Сергей Гончаров... На коне "Дункан"...
      В конюшне они кормят "Дункана" сухариками... Отец сажает Настю в седло.
      Отец на десять лет старше матери. Когда они поженились, ему уже стукнуло тридцать. И всю спортивную карьеру матери он был рядом.
      Родители были труженниками. Тренировки, выводки. Зимой - в крытом помещении, летом - на ипподроме. Постоянный уход за лошадью, большим четвероногим членом семьи. А болезни? Ночные бдения на конюшне? И все - на скрываемом от окружающих, а в особенности от животного пределе, все - на напряге. Не выпотрошишься весь, не добьешься результатов! А
      не будет побед - ни медали тебе, ни награды, ни славы, ни заграницы.
      Не то, что бы тебя вышвырнул кто - то за это: просто перестанут тобой интересоваться, и ты уже никто.
      Ноль. Серость. Аутсайдер...
      Главное быть первой. Не в середине, а впереди. Тогда - все под силу, а удача, как собачонка, послушно бегает где - то неподалеку.
      Настю начали тренировать, когда ей не исполнилось и трех. Посадили на коня, повели по кругу...
      Сначала это доставляло только удовольствие. Но чем дальше, тем больше становилось работой. Трудом. Каторгой. Той, какую ненавидишь, но боишься в этом признаться...
      Отец и мать выбиваются из сил, а ты ?
      Поездка с родителями в Англию. Соревнования по стипл-чей зу. Лондон. Музей восковых фигур. Раскачивающаяся нога женщи ны, утопленной убийцем-мужем в ванной... Корона на подушке с узорными вензелями в Тауэре...
      Хочешь чего - то добиться в жизни ? Ездить на чемпионаты, повидать мир? Понавезти добра? Борись, выкладывпйся!
      Упирайся! Иначе - быть тебе рядовым инженером, медсестрой, училкой...
      Конь вывихнул ногу... Дом - в трауре. Тихие, чтобы не впугнуть птицу-удачу - голоса. Осторожные кивки и обращенные к небу взоры: надежда! Семья не то, чтобы религиозна, сплошные суеверия. Под лестницей не пройди, что-нибудь забыл дома - не возвращайся, пожелал вслух - по дереву постучи. И, желательно, снизу...
      Книги ? О конном спорте. О соревнованиях, первенствах, достижениях.
      Фильмы ? Герои и супермены. Все остальное - хлябь. Болото.
      Хочешь застрять - застревай ! Но не мы ! Мы из тех, кто не сдастся. Из тех, кто через все трудности пройдет и себя жалеть не станет.
      Сколько ей было, когда она получила первый юношеский разряд на выездке? Одинадцать ?
      Родители гордились ею. Она была крепкой, гибкой, спортив вной. Не то что ее старшая сестра - кваша флегматичная, больше всего на свете любившая кошек и собак.
      Дальше - больше. Мастер спорта по конному спорту. Член российской команды. Приглашение выступить в Англии. В Нью- -Маркете...
      Спорт закончился внезапно и окончательно, как прерван ный сон.
      В шестнадцать она жестоко простудилась, схватила воспа- ление легких, а потом - туберкулез. И пошли к свиньям все напряги и все старания.
      Когда болезнь прошла, оказалось, что время утеряно.
      Даже школа, которая прежде где надо и не надо трубила о своей ученице -чемпионке, показала свое новое лицо.
      Наступили будни: суровые,и безрадостные. Теперь, чтобы настичь одноклассников, ей надо было прилагать вдвое, а то и втрое больше усилий. Анастасия была самолюбива и первые неудачи ранили больно и жестоко.
      Оказалось, в жизни бывают не только удачи и везения. Куда чаще отчаянье и самоедство.
      В семье ее не то что бы стали меньше любить - перевели в разряд неудачниц. И все в ней кричало, все бунтовало...
      И вот тогда появились совсем другие книжки и фильмы, друзья и интересы. Ей надо было себя не только утвердить - заново найти.
      Влиться в струю "новых русских", как стали называть - теперешних хозяев жизни, сменивших "номенклатуру", ей не светило. Да она и не была на это нацелена. Опускаться же на дно жизни не хотелось: слишком была сильна в ней чисто спортивная закваска: " Я преодолею, я добьюсь!"
      Жесткий каркас упрямства и воли требовал выхода, и она нашла его неожиданно и там, куда причаливать свою лодку ни когда не думала.
      На конюшне, куда она продолжала приходить, познакомилась с ребятами из Полка конной милиции. Эти смотрели на нее с любопытством и восхищением: мастер по конному спорту...
      Однажды познакомиться с ней приехал заместитель командира полка, сам тоже спортсмен -конник...
      Весной с новыми друзьями она уже патрулировала верхом в зоне отдыха "Тропарево". Под обрывом, внизу, жарили шашлыки. По другую сторону виднелись сцена и пруд, вверх к конникам долетал острый запах жареного.
      Ее поставили в график.
      Через месяц-другой она стала смотреть на эти дежурства не как на случайное баловство или увлечение, а как на возмож ную цель.
      Дома были ошарашены. Настя заявила, что хочет работать в милиции и всерьез принялась готовиться к экзаменам в Юриди- ческий институт МВД.
      Занятия походили на тренировки. Экзамены - на чемпионат мира, где без медали нельзя было обойтись.
      Родители молчали. У них уже был неудачный опыт со старшей дочерью, которая вопреки их советам подалась в логопеды. Специальность, оказалась хоть и редкой, но нужной, дающей возможность заниматься частной практикой.
      В институте, на одном из дежурств, одетая в милицейскую форму, в бронежилете, поверх куртки, она обратила на себя внимание инструктора по вождению. Парень - тоже спортсмен, стал впоследствии ее мужем.
      Вобщем, он был неплохой малый. Подрабатывал каскадером на "Мосфильме". Несколько раз ломал ребра. Горел...
      Весельчак, умеющий выпить и потанцевать, и не очень ту- жить в жизни.
      С ним было легко. Красиво. Прочно.
      Потом обнаружилось: что-то во всем этом не то. Что-то фальшивило, резало ухо. Может быть, это было связано с разочарованием в интимной жизни.
      Свадьба не только не покончила со всем этим, но наобо- рот, выпятила еще больше. Все чаще Анастасия слышала:
      - Ты - чурбан в постели, пойди к врачу и проверься...
      Она пыталась притворяться, но и это ничего не дало. По - видимому, она так запоздала в любви и сексе - до знакомства с будущем мужем она была девственницей, - что приняла желан ное за действительное.
      - Попробуй с другими, - подсказала сестра, - Смотришь, наберешься опыта...
      Но Анастасия была слишком цельной, слишком требовательной к себе. Теперь в свободное время, которого оставалось не так уж много, она все чаще приходила в Полк, На четвертом курсе Анастасию, по ее просьбе, направили туда на практику.
      Дома это, кстати, не принесло ни облегчения, ни мира.
      А потом случилось то, что, наверное, не могло не случиться: вернувшись не во время днем с работы, Анастасия застала мужа в постели со своей лучшей, со школы еще, подружкой.
      Она не заплакала, не стала устраивать скандал. Просто ушла.
      Муж крикнул ей вслед:
      - Слышишь, Ноннка стонет от удовольствия, а ты... Как бревно с конюшни...
      Начальника розыска ташкентской в о з д у ш к и звали Марс. Как римского Бога Войны.
      Завидев Чернышева в дверях, Марс поднялся из-за стола, пошел навстречу. В лице его не дрогнул ни один мускул, ничего не изменилось. Как и положено Богу Войны, лицо было из абсолютно непроницаемых для посторонних. Бесстрастный, медлительно -спокойный индеец. Скрытая усмешка в глазах. В верхней челюсти несколько блатных фикс - следы жестоких драк за лидерство среди пацанов в районе Алайского базара.
      Неторопливым, внимательным взглядом он оглядел Виктора, обнял. Они еще постояли посреди кабинета, молча, не отпуская друг друга.
      Каждый знал: другой в эту секунду вспоминает 15 Пехотную дивизию, горящие бронетранспортеры, жестокий бой у Трех мостов в провинции Гильменд...
      - У тебя есть, что выпить, Марс?
      Тот взглянул на Виктора, шагнул к сейфу. Из ящика появилась бутылка французского "Наполеона". Марс взял стоявшие на тумбочке пиалы, осторожно разлил коньяк. В столе нашлась коробка шоколадных конфет, Марс сорвал с нее ленту.
      Выпили, не чокаясь.
      - Чтобы земля была им пухом...
      Марс посмотрел на телефон.
      - Я просил дежурного ни с кем пока не соединять. Но скоро начнут звонить... - Он вернулся за стол. - Тебе нужен адрес члена экипажа, который помогает китайцам? Мне звонили из министерства, я уже подготовил... Это стюард - Мустафа Раджабов...
      - Отлично. Теперь мне надо выйти на китайца, который ведет с ним дела...
      Начальник угрозыска кивнул:
      - Попробуем...
      Он снял трубку и набрал номер. Движения у него были литые, неспешные, но тяжеловесности в них не было и в помине. Одна лишь внутрення сила, что гнет не пятаки - чужую волю.
      Виктор подумал: интересно, как там с ним начальству?
      От одного его взгляда окаменеть можно: ты - кролик. Он - удав...
      - Хурсан? - неторопливо спросил Марс в трубку. - Узнал ? Да, я! Спокойней - спокойней ничего не случилось !..
      Виктор хмыкнул: любопытно, как себя сейчас чувствует этот Хурсан после того, как ему позвонил сам Марс...
      Разговор шел неспешно.
      - Как ты? Как семья? Жена? Дети ?
      Начальник угрозыска поправил у уха телефонную трубку.
      - Как настроение? Совсем меня забыл... Ничего, случается...
      Бывает сверхплотность в веществе, но бывает и во взгляде, констатировал Виктор.
      - Мы тут со старым другом сидим, коньяк попиваем... - Марс оглянулся, посмотрел на Виктора тяжеловатым взглядом. Подмигнул.
      Так, наверное, всесильный шах говорит со своим слугой. И тот благодарит и кланяется ему до дрожи в ногах, хотя шах его почти не замечает.
      Дрожит, потому что не знает, что в действительности тот задумал? Чем обернутся слова Всемилостливейшего?! Не зря же он вспомнил и позвонил ничтожнейшему из рабов своих...
      Время тянулось, как лапша, которую десятки раз раскатывают на Востоке,: пока та не порвется. А когда порвется, снова скатывают и раскатывают. "Дунганская лапша..."
      Марс сверкнул золотой коронкой, кивнул Виктору на пачку сигарет на столе - будешь ? Нет ? Ну, ладно тогда уж прости, он покурит один...
      Он прикурил, зажал в зубах сигарету.
      - Я рад за тебя. Здоровье семьи - это самое важное. Важнее не может быть...
      Виктор незаметно поглядел на часы: прошло уже пятнадцать минут.
      Марс и не думал спешить.
      Только искусный собеседник, выросший здесь, точно ощущает границу вежливости, после которой уместно обратиться с просьбой не только неожиданной, но и весьма деликатной.
      Восточная неторопливая манера вести дела. Мощная хватка в сочетании с внешней обходительностью и приятельством.
      Виктор этой границу не чувствовал. Он снова взглянул на часы. Марс демонстрировал Хурсану свое полное расположение. Выслушивал уважительно, не перебивая. Не торопил и не напоминал о времени...
      " И впрямь, удав..."
      Такому человеку никого и просить ни о чем не надо. Его самого попросят, чтобы он попросил...
      А тот достал новую сигарету, затянулся. Терпеливо выжидал момент для предложения, от которого собеседник уже не сможет отказаться.
      - Младший твой, наверное, уже в школу пошел, Хурсан...
      Вот уже почти сорок минут сидел Виктор в кабинете у этого человека и старался взять в толк, где связь между тем флегматичным советникам-"мушеваром", которого он знал в Афганистане и этим бесстрастным золотозубым колоссом, сидящим перед ним, который, казалось, придавит и не обратит ванимания, что наступил на кого-то. Ну, может, поднимет ногу и посмотрит: кто это там ?
      - Я тебе верю...
      Начальник розыска слегка отвел трубку от уха, и до слуха Виктора донесся голос того, с кем он разговоривал.
      На другом конце провода находился такой же Марс - крепкий медлительный политик, только принадлежащий к криминальной структуре. Он, должно быть, с самого начала ломал голову - во что ему обойдется благоволение сиятельного мента.
      - Мне нужен адрес китайца, - бросил, наконец, Марс.
      После долгой паузы из микрофона донесслось обдуманное:
      - Какого, Марс- муаллим ? - Он прибавил к его имени уважительное "учитель".
      - Того, кто иногда встречается с твоим стюардом с Мустафой. Пишу...Он прижал трубку плечом, чтобы освободить руку.
      На том конце провода снова надолго замолчали, по- видимому, взвешивали, с кем опаснее ссориться, с китайцем-мафиози из "триады" или с могущественным начальником розыска в о з д у ш к и...
      Последний перетянул. В его руках были связи со всеми, кто пользовался аэропортом "Ташкент" - министрами, бизнесменами, рэкетирами, политиками... Не говоря уже о ментах и бандитах.
      - Пиши. Янги-Юль, улица... дом... Спросить Ченя.
      - Спасибо,- Марс не стал больше тянуть. - Можешь звонить мне. Телефон знаешь. - Он уже клал трубку.
      Марс сделал знак глазами Виктору: все в порядке...
      Едва он кончил говорить, телефон тут же залился звоном. Кто-то пробивался почти час и не мог дозвониться. Б-г знает, что там произошло... Взятие заложника? Захват самолета?
      Прежде, чем поднять трубку, Марс снова сверкнул фиксой в верхней челюсти...
      - Ну, кореш, доволен ?
      Виктор благодарно кивнул:
      - Если будешь в Москве...
      - Может когда - нибудь... Теперь это заграница... - покачал насмешливо головой индеец.
      Он встал из - за стола, вновь обнялся с Виктором и похлопал его по плечам:
      - Будь осторожнее... В наших краях все может случить ся... Дать пистолет? У меня тут есть нетабельный "макаров".. Нигде не значится...
      В ответ Виктор отрицательно покачал головой.
      - Я - за границей, Марс.Если что, тебе придется выручать меня из тюрьмы.
      Бывший советник афганского коммунистического режима озадаченно развел руками: ты выбираешь сам, говорил весь его вид. Мое дело было предложить, твое - отказаться.
      Марс поднял трубку - погрузился в беспросвет мелких и больших хлопот начальника розыска низового подразделения.
      Виктор вышел из кабинета, по коридору, мимо дежурного, прошел к выходу.
      Дождик закончился. Было по весеннему тепло. Где-то поблизости шел на посадку турбовинтовой лайнер. Казалось, гудит огромный сварочный аппарат.
      Мимо прошли оперативники в о зд у ш к и - похожие внеш- не на таксистов. Те же варенки, кроссовки, куртки, та же независимая манера держаться...
      Отерев липкий пот с шеи, Виктор нашел скамейку, где оставил Анастасию и Алекса. Те оживленно болтали.
      - Ладно, - состроил он строгую мину, - хватит трепаться - начинаем действовать. Следующий пункт - Янги-Юль...
      До небольшого городка под Ташкентом - Янги-Юля можно было добраться поездом и автобусом. Чернышев выбрал автобус.
      Ехать пришлось недолго. Вокруг шоссе простирались поля.
      Алекс посматривал по сторонам. Анастасия молчала. Чернышев откровенно спал.
      Городок оказался небольшим, скучноватым. Невысокие дома, разбитый асфальт. Размоченная дождем глина по обочинам.
      Рядом со скромной автостанцией висел выцветший плакатик, оставшийся еще с прошлых времен:
      "Золотые руки создают белое золото!"
      Трехэтажная гостиница располагалась в самом центре Янги- Юля, такая же безликая и непритязательная, как и все вокруг.
      Администратор - молодая крупных габаритов матрона с косой, уложенной венком поверх головы - сидела за маленьким окошком в просторном пустом коридоре, который язык не поворачивался назвать "холлом".
      - Хуш келибсыз. Добро пожаловать... - Подошедшего к окошку Чернышева она встретила не очень профессиональной, но искренней улыбкой.
      - Надолго к нам?
      - Еще не решили. Пока заплатим за сутки.
      - Как вы хотели бы расположиться? В двух номерах? В трех?
      - В двух. Это моя сестра. У нее будет отдельный номер, а мы, мужчины, вместе...
      Комнаты оказались рядом, на первом этаже. По скромности убранства они могли сойти за монашеские кельи. Железные кровати, застиранное постельное белье. Стол, тумбочка. Репродуктор...
      Окна выходили во двор. Где-то поблизости слышался смех. На низкой завалинке? У соседей?
      Чернышев осмотрел запоры на окнах.
      - В номерах ничего не оставлять. Я не удивлюсь, если к нам залезут сразу, едва мы уйдем...
      Он еще раз подозрительно оглядел запоры на окне. Потом выглянул в коридор.
      - Если нам тут ночевать, надо, чтобы они поставили третью кровать. Настю одну оставлять нельзя... - покачал он головой.
      - Я могу перейти в номер Насти, - предложил Алекс.
      - Нет, останемся тут все трое.
      Когда они проходили пустым коридором, заменявшим отелю холл, администраторши уже не было. Молоденькая, в цветных штанах, узбечка водила по полу мокрой тряпкой на швабре...
      День заканчивался. Тянуло холодком.
      Дом был, как все по соседству. С высоким дувалом, железными воротами, выкрашенными в ярко-голубой цвет. По краске гвоздем чья-то рука процарапала арабские буквы. Скорее всего, он принадлежал прежде крымским татарам или туркам- месхитинцам, покинувшим здешние места.
      Улица вокруг была пуста, если не считать нескольких узбекских пацанов, занятых игрой.
      Чернышев качнул створки - они оказались закрытыми. Подождал. Потом несколько раз с силой ударил рукой по железу. Ответом было молчание.
      Он застучал снова. И снова - тот же эффект. Виктор уже подумывал о том, не двинуть ли чем по-крепче.
      - Погоди, - остановила Анастасия. - Идут.
      Калитку открыла старуха - китаянка. Маленькая, плоская, чистенькая с длинной серой от седин косой позади; на ней было длинное платье и деревянные башмаки.
      Чернышев качнул головой, показав, что разговор недля посторонних ушей, и они не могут его вести в виду всей улицы.
      Старуха молча отстранилась.
      Все трое прошли за ворота. Дворик кончался ступеньками на террасу скрытого за деревьями дома.
      - Что надо? - с сильным акцентом спросила старуха.
      - Ченя, - просительно ответил Виктор.
      - Кто такие? - последовал еще более бесцеремонный вопрос.
      - Прилетели из Москвы, - кивнул Виктор на Анастасию. - Из-за нее. Специально...
      - Зачем Ченя ?
      Чернышев взглянул в сторону дома за деревьями.
      Старуха не собиралась приглашать их внутрь.
      - Моя сестра больная, - Чернышев снова показал на Анастасию, - она устала. Тяжелый перелет.
      - Что с ней ? - старуха, прищурившись, приглядывалась к незванным посетителям.
      - Почки, - глубоко вздохнул Виктор.
      Анастасия стояла, уставившись в землю.
      - Мы уверены: Чень сможет помочь...
      - Кто сказал , что он может помочь ? - не унималась старуха.
      - Доктор. Он работает с профессором из-за границы, - Виктор подстраивался невольно под старухину лексику.
      - Какой профессор? Что он сказал ?
      - Нам ничего не жалко... - Виктор старался уйти от прямого ответа. Любые деньги дадим... Речь ведь о жизни идет... Молодая еще...
      Старуха подслеповатым, но быстрым взглядом перебегала с одного на другого. Казалось, где-то там, внутри ее седой головы, четко работал детектор лжи.
      - Зайдите...
      Они поднялись на крыльцо. Прошли вслед за старухой в небольшую, чисто прибранную комнату. На полках вокруг повсюду стояли большие и маленькие керамические тарелочки и сосуды. На столе - деревянная доска с тестом и скалка, в углу - на маленьком треножнике в дымке ароматных палочек фарфоровые фигурки божков.
      В носу защекотало от странного, незнакомого и тревожащего запаха.
      Вот сколько лет не будут они жить вдали, - мелькнуло в голове Виктора, - все равно воссоздадут свой Китай в миниатюре вокруг себя...
      Позади снова негромко хлопнули ворота, которые старуха успела за ними закрыть. Стало понятно, почему старуха не сразу пригласила их в дом. Кто-то, кто был у нее, когда они пришли, невидимый прошел под деревьями к воротам.
      Здесь не афишировали свои связи. И старались не обращать на себя внимание. Тем более, если речь шла о гостях, прибывших издалека.
      - Садитесь, где стоите... Такая молодая, - путанной скороговоркой произнесла старуха, - жить нада...
      - Ты права, мать, - вздохнул Виктор, - когда спа сать надо, люди на все готовы... Чень один может помочь!
      - Не знаю, где он, - снова прищурилась старуха.- Услышу - передам...
      Ничего определенного. С одной стороны, обещание, с дру гой - просто удобная отговорка.
      - Спасибо, мать, - Виктор вытащил из внутреннего кармана куртки бумажник, не спеша отсчитал несколько двадцати долларовых купюр.
      Старуха наблюдала за ним молча, с подчеркнутым безразличием. Из такой ничего и клещами не вытянешь.
      - Мы будем ждать его два дня здесь, - теперь он уже намеренно подражал ее манеое разговаривать. - В гостинице. Пусть найдет нас. Мы пошли.
      Китаянка даже не кивнула.
      Слышала ли она?
      Старуха смотрела вслед неожиданным гостямй долгим немигающим взглядом. Так, наверное, глядел бы на них один из ее многочисленных фарфоровых божков. Они вышли из ворот со странным чувством: словно побывали на другой планете.
      - А может, он там внутри сидел и все слышал ? - вдруг спросил Алекс, когда они отошли метров на пятьдесят от дома.
      Виктор дернулся и глянул на него бешенными глазами.
      - Может быть... Ты готов пойти поискать ?...
      - А почему бы и нет ? - колко усмехнулся Крончер.
      - Потому что ты гид, а не полицейский, - гаркнул на него Виктор, - и к тому же достаточно наглый...
      Тот не ответил.
      Пешком, думая каждый о своем, они возвратились в гостиницу.
      Приближались сумерки. Где- то недалеко надрывно пел муэдзин. В гостинице было по-прежнему тихо и пусто.
      Невидимая женщина под окном объясняла кому-то на русском:
      - "Че? Че?" Потому что х а р о м это - нечистое! Когда режешь курицу, надо вытащить язык и держать левой рукой в клюве, а большим пальцем придерживать шею... Если язык провалился внутрь, значит х а р о м!
      Вокруг в окнах бетонных коробок - домов зажигались огни.
      - Почему так здесь все уныло ? - поморщился Алекс.
      - Ты хотел бы, чтобы здесь были небоскребы с барами и фешенебельными магазинами на первых этажах ? - язвительно прозвучал голос Анастасии.
      - Зачем ? - удивился Крончер, - ведь чем - то можно было один дом от другого отличить ? Хоть цветом! Что стоит бетон выкрасить ? Или угол скруглить?
      - Раньше хоть дома тут цветом и не отличались, а люди жили лучше, зло бросил Виктор. - И в рэкетиры не записывались...
      - Ты прав, - в том же ключе продолжила Анастасия. - даже в лагерях, и то было чем брюхо набить. Хоть баландой. И тоже рекетиров не было. Хорошо! Одни- зеки, другие - конвойные... Порядок!
      - Из личного опыта?! - иронически отозвался Виктор.
      - Ну, почему ж ?! Из дедушкиного. Он у меня десять лет в лагерях отбарабанил...
      Алекс бросил удивленный взгляд сначала на Анастасию, а потом на Виктора. И здесь тоже политика лезла из всех щелей, и спрятаться от нее было, увы, некуда....
      Вечер в гостинице был скучен, как гриппозный сон.
      Крончер включил маленький радиоприемник на тумбочке - там передавали обзор на узбекском...
      Легли спать рано, Виктор разделил ночь на три смены.
      - Раньше на Руси их называли "стражами". Предутренняя, третья считалась самой серьезной...
      - Я беру ее себе, - сразу вызвался Крончер.
      - Третья - моя, - решительно отрезал Виктор.
      Вторая досталась Алексу, и он уже с утра взвыл:
      - Это хуже тюрьмы... Давайте резделимся: полдня я сижу и жду, полдня ты, - сказал он Виктору. - А вечером вместе. Так хоть окрестности разглядим.
      - На Бухару в бинокль посмотришь, - усмехнулся Виктор. Но тем не менее согласился.
      - Черт с тобой: я сторожу вторую половину дня, а вы - первую. Делите между собой, как желаете... Я пошел. Желаю приятно провести время... Ты как, Анастасия?
      - Я с тобой. Пройдусь по магазинам...
      Ни в какие магазины Анастасия не попала. Не сговариваясь, отправились на почту: первым делом надо было доложиться начальству.
      Новое кирпичное здание междугородней располагалось недалеко от базара. Желающих звонить было немного, все местные. Разговоры заказывали тоже на небольшие расстояния - Ташкент, Маргелан, Джизак...
      Телефонистка принимала заказы и сама дозванивалась до абонентов:
      - Чирчик, вторая кабина...
      - Возьмите Джизак. Кто заказывал?
      На Виктора и Анастасию с их заказом она бросила любопытствующий взгляд. Международные разговоры теперь случались здесь не так часто. Со столицей соседнего государства связывались через Ташкент...
      - Скоро дадите Москву?
      - В течение часа.
      - А если срочно?
      - Сейчас спрошу Ташкент...
      Анастасия взглянула на часы.
      - Я думаю, ты отчитаешься за обоих. Я пошла.
      - Вот так! Все на старшего брата...
      - Ты выдюжишь. Вон ты какой. Встретимся в гостинице...
      Москву дали минут через сорок.
      Когда его вызвали, Виктор плотно прикрыл за собой дверь.
      Внутри нельзя было продохнуть: пыль, спертый воздух. Помещение не вентилировалось.
      - Говорит Виктор... - доложил он. - Племяш. Мы в Янги -Юле, час езды от Ташкента. В гостинице. Здоровье сестры удовлетворительное.
      На том конце провода некоторое время соображали. Звонок, а, главное, форма обращения застали врасплох. Наконец, поняли, что к чему...
      - Слушаю тебя, племяш...
      - Друзья обещали, что свяжут нас с кем следует. Мы решили остаться здесь на два дня. Подождать. Дальше решим, что делать.
      - Смотри. На месте виднее... - Д я д я в Москве совсем пришел в себя. - Свяжемся с Ташкентом. Нам обещали содействие...
      Пыль щекотала в носу. Виктор дотронулся пальцем до переносицы, чтобы не расчихаться.
      - Сейчас мы ждем г о с т я. Может, появится...
      - Вполне возможно. Будь осторожен, береги сестру...
      Ничего толкового за три тысячи километров от этих мест в Москве предложить не могли.
      - Понял...
      Виктор повесил трубку, подошел к телефонистке.
      Расплатился. Она вручила квитанцию.
      - Автоматическая связь с Ташкентом работает?
      - Попробуйте...
      Напротив дверей висело два телефона-автомата, работавшие от удара кулака.
      Чернышев набрал номер. На этот раз - в о з д у ш к и в Ташкенте. Для верности двинул еще сбоку по аппаратной коробке. Это дало результат.
      - Алло, Марс?
      - Да, - как дверца стального сейфа придавил невидимого собеседника голос откликнувшегося.
      - Это я, Виктор. Мы- в Янги-Юле.
      Но дверца стального сейфа словно держалась на упругой пружине, теперь ее вес почти не чувствовался.
      - Есть новости?
      - Мы ждем г о с т я.
      - Хорошо, что позвонил. На твоего г о с т я пришла бумага из "Интерпола".
      - Известно, кто он в действительности?
      - Нет, у него куча паспортов... Ты надолго решил остаться?
      - Пробудем здесь два дня. Не знаю, увижу ли его.
      - Увидишь. Он в тебе заинтересован не меньше, чем ты в нем. Почки в морозилку не положишь, как я понимаю. Дорог каждый час. А у него оборвалась цепочка...
      - Я вижу, тебя тоже задействовали...
      - Да, я же отвечаю за воздух, и транспортировка идет по воздуху. Ночью в Янги-Юль направили оперативную группу. Правда, по другому делу. Но ты можешь обратиться к ним за помощью... Я предупрежу командира группы...
      - Думаю, обойдется.
      - Будь осторожен. Может зря не взял мой подарок ?
      Виктор хмыкнул:
      - Ты даже не представляешь, как я рад, что сообразил отказаться. Не знаю насчет Ченя, а уж меня оперативная группа запросто постаралась бы уложить...
      Он перекусил на базаре в корейской чайной чем-то остро наперченным, с непривычным названием... "Кукси"? В качестве приправы тоже было национальное блюдо - мелко натертая длинная корейская морковь, нашинкованная проперченная капуста...
      Виктор возвратился в гостиницу около двух. Коллеги были на месте. Он бросил на них косой взгляд.
      Худой смуглый парень со смазливым лицом и похожими на чернослив глазами, а рядом крепко сбитая шатенка с пламенеющей медью волос.
      " Твикс" - сладкая парочка"...
      Вот и одета во все импортное - ничего отечественного, и держится дай Б-г каждой, а все же сразу заметишь: она - здешняя, а он иностранец.
      В чем тут дело?!
      - Держите, - Чернышев на всякий случай прихватил для них на базаре пару свежих, еще горячих лепешек домашней выпечки.
      - Спасибо, - Крончер с хода разломал лепешку, предложил Анастасии. А кафе тут тоже есть?
      - Да. У базара.
      - Пойдешь? - Он обернлся к Анастасии.
      "Уже на "ты" перешли..." - В душе у Виктора шевельнулось ревнивое чувство.
      - Пожалуй.
      Он поднялся, чтобы запереть за ними дверь.
      Попытался читать ташкентскую газету на русском, принесенную Анастасией, но не смог: напомнила такую же, но, советскую, прежних времен. Тот же пафос, наигранная бодрость и изрядная порция лести в адрес руководства.
      Он даже не заметил как закрыл глаза. Но дрема была чут- кой: услышав осторожные шаги в коридоре, он вздрогнул, уставился на дверь.
      Кто-то сначала осторожно надавил на нее, потом, убедившись, что дверь закрыта, отказался от первоначального плана.
      Раздался короткий энергичный стук.
      - Кто ? - как можно более непринужденней спросил Чернышев, поднимаясь.
      - Чень...
      - Сейчас!
      Чернышев повернул ключ в замке, сразу и широко открыл дверь. Китаец был его роста, широкоплечий, без малейшего следа растительности на лице.
      Секунду- другую они рассматривали друг друга.
      У Ченя оказались жесткие, с синеватым отливом, короткие волосы, тонкие, решительно сжатые губы. Скулы прикрывали
      большие темные очки.
      Одеждой он напоминал банковского служащего где-нибудь на Новом Арбате, в Москве: все в приточку, швы стрелкой, тонкий галстук. Но, если это и был служащий, то работавший в азиатском, а не в российском банке. Во всем его облике не было и намека на легкую небрежность. И цвета - чуть ярче.
      - Входите, пожалуйста...
      Гость хмыкнул в ответ, но прошел в номер.
      Движения выдавали в нем знатока восточных единоборств: мягкий стремительный шаг боевой птицы...
      " Цапля ловит рыбу..." - Виктор вспомнил название известной позы тхаэквондо.
      Китаец обвел номер быстрым, цепким взглядом. Так мгновенно осматривается спецназовец, штурмующий дом, подвал, самолет...
      По диагонали и снизу вверх...
      От оставленной незакрытой двери быстрый проход к совмещенному с ванной туалету...
      Когда Чень оказался сбоку, Виктор мгновенно заметил у него на бедре выпуклость: нож.
      Чень тем временем с силой толкнул дверь в ванную. За ней
      никто не стоял.
      Пусто.
      Теперь он мог начать говорить. Коротко, конкретно:
      - Чего хотел?
      - Моей сестре надо переседить почку... - Чернышев сделал шаг к столу. - У нас была предварительная договоренность с доктором Панадисом... Он обещал устроить профессора из-за границы. Но что-то расстроилось...
      Надо было объяснять как можно пространнее. Вязнуть в деталях, в необязательных мелких подробностях. Тогда все выглядело убедительнее, правдоподобнее. Отчаявшиеся родственники только так и могли изъясняться...
      Китаец смотрел на него неподвижным тяжелым взглядом. Для него, казалось, не существует тайн. Он словно проникал в самую суть тщательно вынашиваемых Чернышевым козней, направленных против триады.
      - Почку... - сказал он с сильным акцентом. - А оперативной группе, которая ночью прибыла в Янги-Юль - тоже почки ищет?!
      Плечи у него напряглись. Виктор боковым зрением это тут же отметил. Но пока их разделял стол, Чень не мог броситься на него.
      - А с Ли?! И ему тоже?! Ты кто ? - китаец широко и прочно расставил ноги.
      - Я тебе сказал: у меня больная сестра... Я экскурсовод - москвич. Мы прелетели вместе с ее женихом. Богатый парень - иностранец. При деньгах...
      - Еврей... - Разведка Ченя была в курсе дела.
      - Израильтянин.
      - Почему же по-русски говорил?!
      И без того плоское лицо китайца стянуло в застывшую маску. Он нутром чувствовал подвох, и доказательства, увертки только все запутывали. Чень вышел из-за стола. Рука скользнула к бедру.
      - Ты мне все сам скажешь...
      Чень резко выкинул ногу вперед и вверх.
      Виктор успел увернуться. Еще мгновение и мощный ботинок Ченя угодил бы ему точно в горло. И схватка на этом закончилась бы, по сути, так и не начавшись.
      Но вышло по-другому. Это было только началом.
      Они сошлись один - на один: российский мент и китайский мафиози. Московская милиция и пресловутуя "триада".
      Чернышев с силой двинул стоявший впереди стол на китайца. Всеми четырьмя ножками пробороздив крашенный неровный пол, тот ударил в стену. Чень успел отскочить. Убогие полки у двери тут же рухнули, разлетелось на куски здоровенное тусклое зеркало. К осколкам прибавились и обломки разбитого телефона...
      Чернышева и Ченя носило, как вырванные ураганом деревья. По комнате полетели стулья. Содрогнувшись от удара, наклонился и обреченно рухнул на груду сломанной мебели шкаф.
      О том, что происходило снаружи, за стенами номера, в раже схватки никто из них уже не думал.
      Это было уже неважно.
      Хрипели вывороченные рамы.
      Со звоном разлетелись оконные стекла.
      Китаец выхватил нож и приготовился его метнуть. Собрав силы, Чернышев успел поднять тяжелый черно-белый телевизор. Нож угодил в кинескоп...
      В тот же момент комнату наполнило слезоточивым средством. Милицейская традиционная "чермуха"... Вслед в номер вломились люди в масках.
      Группа захвата, о которой предупреждал Марс...
      Сильная режущая боль пронзила глаза, добралась до корешков зрительных нервов...
      Сзади на Чернышева навалились несколько бойцов в камуфляжах. Он сжался, как мог, стараясь укрыться от ударов их высоких десантных ботинков...
      - Стоп!
      Высокий узбек в бронежилете, очевидно - офицер, бросился между Виктором и добивавшими его бойцами, поднял руку, но Чернышев уже ничего не соображал...
      Обливаясь слезами и растирая глаза , он краем глаза уви дел, как китайца тоже сбили на пол и теперь приводят к порядку ребрами натренированных ладоней. Чень выглядел так, словно на него только что наехал грузовик...
      Посмотреть, кого задержали при штурме гостиницы, сбежалось больше сотни любопытных. Чернышев и представить себе не мог, что в маленьком полупустом городке, днем, можно собрать столько зевак.
      Три милицейские автобуса с закрытыми занавесками окнами двигались через через плотно сбившийся коридор местных бездельников.
      Первая группа спецназовцев вывела Чернышева. Он был в наручниках, с трудом заставил себя разлепить глаза.
      Отношение молчаливой толпы было неясно: преобладало любопытство, но были и косые взгляды. А в некоторых читалась и жалость...
      Позади, мимо окошка администратора, протопала вторая группа штурмовавших номер. Она вела китайца.
      Лицо Ченя, словно отлитое из чугуна, было бесстрастно. Глаза прикрыты, губы сомкнуты...
      Китаец, как мог, уже успел привести себя в относительный порядок. К нему даже вернулось прежнее, не покидавшее его, выражение самоуверенности.
      Толпа молча и напряженно вглядывалась.
      Задержанных почти волокли.
      - Быстрее, быстрее... Не задерживаться...
      Полиции во всем мире стремятся сократить время, когда они выглядят непривлекательно в глазах законопослушных обывателей и налогоплательщиков...
      - Быстрее...
      Виктор разглядел в толпе Анастасию и Крончера. Анастасия присматривалась к ментам, пытаясь найти среди них старшего. Вопросительно взглянула на Виктора.
      Он резко помотал головой - " Не возникай!" Поднести палец ко рту "Молчи!" - не удалось: его держали.
      Крончер не понял:
      - Чего он?
      - Дает нам понять, чтобы не вмешивались.
      - Почему? У вас ведь есть здесь свои представители? Это ведь СНГ или как там...
      - Потому что нас могут задержать вместе с ним. А мы ему нужнее на воле. Самое важное сейчас - узнать, куда его отправят. Где он будет находиться...
      - А если встретиться с адвокатом?! Адвокатская контора, я думаю, тут должна быть.
      - Какой адвокат?! О чем ты говоришь?! Знаешь, куда милиция пошлет твоего адвоката?!
      Крончер чувствовал себя последним идиотом.
      - Все тут не так. Даже руки у вас сковывают сзади, а не впереди, как у нас...
      Рядом какой-то мужчина в национальном ватном чапане поверх костюма громко поздоровался с ментом из арьергарда:
      - Привет, Аскер! - и что-то спросил по-узбекски.
      Тот, кого назвали Аскером, ответил негромко и сел в автобус.
      Анастасия тут же обернулась к мужчине в чапане:
      - Здорово работают! Ташкентская милиция приезжала ?
      - Зачем?! - Тот даже обиделся. - Янги-Юльская! Ташкентцы были и уехали! У них свои дела! - Он неожиданно оказался в курсе дела.
      - Все равно молодцы!
      Он расплылся в улыбке.
      - Аскер - мой младший брат. Начальник инспекции по несовершеннолетним...
      - Вы тоже в милиции? - Анастасия послала ему ослепительную улыбку.
      - Нет! Я в "Галантерее" сижу. Против базара. Заходи! Кимсан, меня зовут...
      Чернышева и Ченя тем временем сунули в два разных автобуса. Милицейские машины развернулись. Зеваки, не торопясь, покидали площадь.
      - Слушай, - сказал Крончер, - я свяжусь с нашим эмиссаром в Москве. Может у него здесь есть связи...
      - Алекс, - она посмотрела на него куда теплее, чем прежде. - Давай не торопиться. Я осмотрюсь и скажу, что надо делать.
      Анастасия послала Алекса к дежурной части Янги-Юльской милиции.
      - Если Виктора выведут, чтобы посадить в машину, запиши номер. Возможно приедет из Ташкента большое начальство... Никуда без меня не уходи. Если спросят, скажешь: жду сестру...
      Он вдруг заметил, что они говорят, как давно и коротко знающие друг друга люди.
      Что-то в лице Крончера заставило ее приглядеться к нему внимательнее: спросить:
      - О чем-ты?
      Алекс смутился:
      - Как ты себя чувствуешь?
      - В смысле...
      - Я слышал: если почки больны, надо пить много жидкости...
      Она усмехнулась.
      - Очень трогательно. Спасибо.
      - Ты далеко?
      - Звонить. Ладно, с Б-гом! - отрывисто бросила она.
      - С каким? - он озорно улыбнулся.
      В изолятор временного содержания Чернышева не отправили. Он сидел в небольшом гадюшнике при дежурной части и на него составили обычный акт об опьянении.
      Синяки и ссадины, полученные в схватке с Ченем, красноречивее, чем, что бы то ни было, свидетельствовали в пользу обычной пьяной драки. Понятые - два прикрепленнных к отделу дружинника - тут же с готовностью поставили под ним свои не очень ловкие подписи.
      Никого из начальства на месте не было. Всем заправлял ответственный дежурный.
      Спорить с ним было бесполезно, как и что-либо доказывать.
      Из гадюшника Чернышев мог следить за действиями наряда. Все было годами отработано и знакомо. Даже не понимая языка, по реакции милиционеров можно было догадаться, что вокруг происходит.
      Всем заправлял толстый, с симпатичными ямочками на щеках майор из породы любителей пожировать. Он не составлял никаких документов, ничего не записывал. Большую часть времени простаивал у окна, глядя на улицу.
      Обед ему принесли из кафе, может из ресторана. Майор ел, не торопясь, со вкусом. Рассеянно работал вилкой и ножом, часто вытирал жирные губы и потное лицо аккуратно расстеленной на коленах салфеткой.
      Виктора он ни о чем ни разу не спросил.
      Чернышев с ходу угадал в нем опытного и нечистого на руку ленивого добряка, ветерана советской милиции.
      Подстать ему был и помощник - худощавый, с плутоватым темным лицом малый. Этот - ни на минуту не оставался без дела: принимал факсы, обыскивал пьяных, считал изъятые у них деньги, составлял протоколы. Понятые, не глядя, подмахивали подсовываемые им бумаги. И то не сразу - потом, когда накапливалась пачка бланков.
      Виктор прикинул, что к концу смены наряд запросто соберет себе на кабак. А дежурному к утру просто отстегнут его долю...
      Спустя короткое время после того, как его и Ченя доставили в отдел, в дежурке появилась уже знакомая Виктору старуха- китаянка.
      - Салам-алейкум, господин майор...
      Она по-прежнему была в длинном простом платье и деревяных башмаках. Грязно - серая коса ее болталась сзади на спине.
      - Я могу с вами поговорить?
      Дежурный окинул ее равнодушным, хотя и подобревшим после обильного обеда взглядом, однако все же поднялся, провел в служебку.
      Поравнявшись с клеткой, где сидел Чернышев, китаянка молча и безразлично прошлась по нему взглядом. Словно ничего не увидев, кроме пустоты, повернулась в другую сторону.
      Через несколько минут так же бесстрастно она прошла к выходу.
      Дежурный теперь следовал позади. Движения его утратили прежнюю уверенность и отдавали неожиданной суетливостью.
      Старуха даже не оглянулась.
      Дежурный сразу же принялся кого-то разыскивать по телефону. Чернышев напряженно прислушивался.
      Майор созванивался с коллегами. Несколько слов в разговоре были произнесены по-русски, но они мало о чем говорили: "понимаешь", "блин"...
      Слова-паразиты, перекочевавшие из чужой лексики, теперь, видимо, надолго приклеились к узбекскому, хотя в нем, без сомнения, существовали и свои собственные аналоги. В Афгане Марс как-то рассказывал, что в тюркских языках у одного только слова "красавица" существует 24 синонима...
      В конце-концов, майор дозвонился до своего начальства. Все разговоры в дежурке сразу стихли.
      Чернышев снова ничего не понял.
      И вдруг...
      Ключевое слово оказалось латинским. Оно вонзилось в мозг, как заноза, и сразу все объяснило.
      "Депортация..." - проскочило в одной из фраз.
      Произнес его кто-то на другом конце провода, майор только повторил. Он весь сиял от удовольствия. Старуха, видимо, об этом и просила. И приходила, надо думать, не с пустыми руками...
      Положив трубку, майор что-то громко сказал по-узбекски.
      "Отработал гонорар... - зло выругался про себя Чернышев. - Итак, депортация. Высылка из страны, как мера уголовного или административного наказания..."
      Воспользовавшись моментом, он спросил у помощника, случайно оказавшегося рядом с его клеткой:
      - Че? Китайца назад? Обратно в Китай?
      Тот возразил машинально:
      - Зачем? Он из России приехал...
      В кирпичном здании Междугородней неподалеку от базара клиентов на этот раз было больше. Очередь двигалась медленно.
      Телефонистка поминутно отвлекалась:
      - Кто заказывал Джизак 5-76-22. Абонент не отвечает...
      - Маргелан, вы слышите меня, Маргелан...
      Анастасия, наконец, протиснулась к стойке:
      - Срочный! Можно без очереди? Я уже была у вас...
      - Пожалуйста, женщина.
      Ожидание оказалось достаточно долгим и изматывающим, но Анастасия даже не присела.
      Наконец, вызвали ее:
      - Москва, вторая кабина...
      Свет в этом гробу связи не горел. Она приоткрыла дверь в коридор, нащупала трубку.
      Слышимость, против ожидаемого, оказалась хорошей. На проводе был первый заместитель начальника РУОП.
      Требовательный баритон был слишком знаком.
      - Слушаю...
      Отстранив от себя трубку, она закусила губу. Ей вдруг стало ясно, что ничего этим звонком она не добьется. Незачем он, ни к чему...
      Она представила себе все, что может последовать.
      Начальство любит, когда ему докладывают об успехах, а провалы пусть неудачники оставляют себе. Если бы разработка Ченя закончилась успешно, сообщение из Янги-Юля оказалось бы желанным и вдохновляющим, а так...
      Самим фактом своего задержания Виктор подставлял первого зама. Теперь тому придется выкручиваться, хитрить, оправдываться перед " Димой" вышестоящим боссом. Кроме того между министерствами внутренних дел двух сопредельных государств наверняка существуют свои сложные взаиморасчеты...
      Все увязнет в болтовне. Затянется. Придется выслушивать глупые вопросы и на них отвечать..."
      Она это уже все проходила на своем тернистом пути неудавшейся чемпионки:
      " Почему у вас эта лошадь? А с чего вдруг она не в деннике?" Варианты могли быть разными: " Почему не стоит?" "Не лежит?"" Не танцует?.."
      Анастасия повесила трубку, тихо вышла из кабины.
      Вслед ей усиленное динамиком раздалось:
      - Кто заказывал Москву? Москва на проводе...
      Хозяин "Галантереи" сидел у входа на вынесенном из магазина легком пластмассовом стуле.
      На нем был все тот же ватный стеганый чапан, надетый поверх костюма, в каком Анастасия увидела его у гостиницы, когда янги-юльские менты и его брат, Аскер, выводили оттуда Чернышева вместе с Ченем.
      Магазин оказался тесным, душным, без единого покупателя внутри.
      Было ясно: в таком много не заработаешь. Не пуговицы, не расчески составляют тут основную статью дохода. Должно быть что-то другое. Обмен валюты? Наркотики?
      Узбек узнал ее, поднялся навстречу.
      - Будем чай пить?
      - Спасибо, в другой раз... - Анастасия качнула головой. - У меня дело к вам...
      Хозяин "Галантереи" посматривал на нее, пытаясь понять, с кем имеет дело. Короткой прической и манерами она напоминала комиссаршу из старого советского фильма. Недоставало лишь кожаной куртки и нагана. Но одета она была вполне современно и модно, так что легко могла оказаться женой или дочерью очень богатого и влиятельного человека. Их называли сейчас "новыми русскими".
      - Ты можешь проводить меня к твоему младшему брату? Мне надо с ним поговорить.
      - Сначала объясни, в чем дело? Аскер меня обязательно спросит...
      - Русский парень, которого сегодня задержали, мой брат. Мы вместе прилетели.
      - Подожди, я позвоню. Узнаю.
      Инспекция по делам несовершеннолетних располагалась в стороне от отдела внутренних дел, позади гостиницы.
      Анастасия быстро нашла небольшой коттедж, о котором говорил хозяин "Галантереи".
      Тут было оживлено. В обе стороны двигался автотранспорт, тротуары полны людей, а рядом начинался огромный детский парк.
      Вход в Инспекцию никто не охранял. Встретившаяся ей в коридоре женщина в форме лейтенанта милиции молча взглянула в ее сторону, прошла к выходу.
      Кабинет начальника Инспекции был угловым. Анастасия, не раздумывая, постучала.
      - Можно?
      Она с ходу открыла дверь и уткнулась в сидевшего за столом черноволосого капитана милиции. Помещение было крохотное, много раз перестроенное - часть комнаты позади была грубо отхвачена и прирезана к соседнему кабинету. Сбоку, абсолютно ассимметрично располагалось узкое окно с пышной геранью на подоконнике.
      - Прошу... - он указал на стул.
      Капитан выглядел моложаво и необычно для узбека: черные волосы и голубые глаза.
      - Чем могу быть полезным?
      Секунда была решающей. Если она ошиблась, ночь ей придется провести в изоляторе временного содержания - Янги - Юльском ИВС...
      Широко улыбнувшись, Анастасия пропела:
      - Ну и ну! Какой у вас прекрасный русский язык!
      Более приятный комплимент она даже при желании не могла сделать.
      Капитан сразу расцвел:
      - Я заканчивал академию МВД СССР...
      - Улица Зои и Александра Космодемьянских?! Так мы коллеги!. - Она все-таки решилась назвать себя. - А я из Юридического института МВД...
      - У меня сын туда рвется... - Капитан размяк. - Но теперь это невозможно, наверное.
      - Ну почему же, - многообещающе откликнулась Анастасия, - только для начала его надо прописать в Москве. А дальше психологический тест, вступительные экзамены...
      Капитан встрепенулся:
      - У меня там родная сестра, в Москве!
      Улыбнувшись еще ослепительнее, Анастасия кивнула:
      - Кстати, мой отец работал там на кафедре боевой и физической подготовки...
      Капитан заулыбался:
      - Значит мне повезло, - с намеком заметил он.
      Анастасия кивнула и лицо ее стало строже.
      - Я могу сказать то же... У вас задержали капитана Чернышева - моего коллегу - из Регионального управления по организованной преступности. Надо срочно связаться с воздушной милицией в Ташкенте. И сообщить результат Чернышеву...
      Гонца Анастасии в дежурную часть Виктор определил сразу.
      Молодая подтянутая женщина в погонах лейтенанта, в которой угадывался инспектор по делам несовершеннолетних, двигалась по дежурке как-то не очень уверенно, даже робко. Похоже, ей что-то понадобилось в журнале регистрации заявлений. Она взяла его, прошла к окну. В сторону Виктора лейтенант старалась не смотреть.
      Выбрав удобный момент, проходя мимо, она пробормотала себе под нос, но достаточно внятно:
      - Марс уже в дороге...
      Чернышев мгновенно среагировал. Все это время он ждал любой оказии, чтобы связаться с Анастасией.
      - Спасибо.
      - Уголовное дело не возбуждалось... - услышал он, когда она несла журнал назад. Это означало, что их дальнейшее содержание здесь является незаконным.
      - Китайца уже отпустили...
      Вслед за лейтенантом в дежурке появилась администратор из гостиницы. Почему она снова возвратилась, было неясно. Всего минут десять назад она уже была здесь.
      Дежурный обменялся с ней несколькими фразами на узбекском. Оба улыбались.
      Виктору уже не надо было ничего объяснять. И с ней тоже майор ненадолго уединился в служебке. Там у него находилась комната для конфиденциальных переговоров.
      Возвращаясь, администратор увидела Чернышева за решеткой и по-приятельски улыбнулась. Красный свет на светофоре вдруг сменил зеленый.
      Улыбка была дружелюбной.
      Внезапно Виктор понял:
      "Гостиница отказалась от своих притензий к нему..."
      Механизм фабрикации уголовного дела - создание из мухи слона, так же как и обратный процесс - прекращение уголовного преследования - были ему одинаково известны.
      Какие-то силы на воле были введены в действие.
      Но это не Марс! Он бы не стал действовать через гостиничную обслугу. Это не его путь. Анастасия? Ей нечего было им предложить. Крончер?!
      Внимание Алекса, наблюдавшего за входом в райотдел, внезапно привлекла уже знакомая ему крупногабаритная матрона из гостиницы. Узнал он ее по туго заплетенным, уложенным вокруг головы тяжелым косам. Под пурпурного цвета бархатной курткой на ней было надето такое же яркое тяжелое платье из бархата.
      Она степенно прошла внутрь.
      Уж не думала ли янги-юльская милиция выставить ее в качестве потерпевшей? Ведь мебели Виктор с Ченем наломали немало.
      Вскоре она вышла, величаво двинулась в сторону Алекса - прямо классическая колонна, затянутая в тяжелый пурпур.
      Алекс исподтишка наблюдал за ней.
      - О-о!..
      Она узнала его, подошла улыбаясь.
      - Ждете своего друга?
      Насурьмленные - одной широкой чертой через переносье высокие брови ее сдвинулись, на смуглых щеках дрогнули крупные ямочки.
      - Вы его видели? Как он? - Алекс впился в нее взглядом.
      - Все в порядке... - Она пожала покатыми плечами. - Я только что оттуда.
      - А что -тот? Который напал на него?
      - Господин Чень? Думаю, его сейчас выпустят...
      - До суда?
      - Совсем.
      - А то, что с мебелью в номере, телевизор...
      - У нас нет к ним претензий: пусть почаще ломают...
      Глядя в широко распахнутые от удивления глаза Алекса, она поспешила объяснить:
      - Друзья господина Ченя уже возместили все убытки. Даже моральный ущерб. Я принесла справку Гостиничного Треста...
      Кокетливо тряхнув уложенной вокруг головы тяжелой косой, она улыбнулась.
      - Как там сейчас у вас в Москве?
      - В Иерусалиме?!
      Женщина взглянула на него, слегка опешив.
      Тем временем из дверей райотдела вышли двое. Невозмутимая старуха-китаянка с болтающейся в разные стороны сероватой косой, и широколицый с могучим торсом китаец, в черном мятом костюме без галстука. Там, у гостиницы, когда Ченя забирали, Крончер не успел его, как следует, рассмотреть.
      Старуха с Ченем прошли к ждавшей их у тротуара иномарке с тонированными стеклами. Прежде чем сесть сзади, Чень обернулся. Крончеру бросились в глаза черные, с синеватым отливом, короткие волосы и скрывающие глаза и скулы большие темные очки.
      Машина тут же отъехала.
      Крончер обернулся к матроне из гостиницы:
      - А как с моим другом? Если надо, я готов внести его часть в счет компенсации...
      Черт возьми! Ему ничего неизвестно о здешних правилах! Выходит возмещение ущерба тут происходит до рассмотрения дела в суде, без формального искового заявления... Впрочем, даже если это взятка, которую ему, полицейскому, приходится дать, чтобы выкупить коллегу, он готов: "Восток есть Восток..."
      Матрона оживилась.
      - А вы еще ничего не вносили?
      - Не успели, - он отрицательно покачал головой. - Я ничего не знал...
      - Вы иностранец, я помогу... Сейчас я схожу в дежурную часть - узнаю сумму...
      - Буду очень благодарен.
      - Подождите меня здесь.
      Матрона неожиданно ловко развернулась, зашагала в сторону райотдела. Вернулась она действительно быстро.
      Крончер еще издали по выражению ее лица догадался, что она уже обо всем договарилась.
      Администратор спешила. Уложенные вокруг головы могучие косы тяжело подрагивали. Если бы не люди вокруг, она бы, наверное, еще издалека, через дорогу, прокричала ему об успехе своей миссии. Крончер двинулся ей навстречу.
      - Вам надо внести 500 долларов...
      Крончер обжег ее недоверчивым взглядом, но все же потянулся к кошельку.
      - Не здесь, - быстро остановила она. - Давайте отойдем... И не беспокойтесь. Все так делают...
      Ни одна фраза не звучала в ушах Алекса Крончера еще с детства так часто, как эта: "Быть, как все !"
      Для Крончера-отца это было мечтой еще в России. И внешность, и фамилия сразу же выделяли его среди других. На него косились, иногда обижали. Бывало, и защищали. Но "как все" ему не удавалось чувствовать себя никогда.
      Алексу все эти эмоции были невдомек.
      Он родился в Иерусалиме, встречал Новый год в сентябре и праздновал не 9 мая, а День Независимости.
      В отличие от отца, в детстве у Алекса, были совсем другие герои и стремления. Во втором классе он начал учить "Библию", и она стала для него, как и для большинства сверстников, - не священной книгой, а учебником истории.
      Израиль- маленькая страна. Все здесь - как на сцене кукольного театра. На том, к севере от Иерусалима, холме пророк Самуил помазал на царство юного Давида. Там, чуть ниже, полководец Иисус Навин, чтобы закончить битву, воскликнул: "Остановись солнце и стань луна над доли ной Ездрелонской !" А недалеко от Ашкелона ослепленный и прикованный филистимлянами к колонне храма библейский Самсон обрушил на себя и врагов многотонную каменную громаду...
      В крохотном и перенапряженном пространстве, в каком Алекс жил, люди делились на туристов и израильтян. А те, в свою очередь, состояли из евреев и арабов.
      "Быть как все!"- значило для Алекса: по-возможности, недурно играть в футбол и баскет, таскать тяжеленные рюкзаки на школьных экскурсиях по стране, втихую покуривать и бравировать самостоятельностью, чтобы потом, когда придет его время, служить только в самых престижных боевых частях Армии обороны Израиля.
      Его школьный аттестат тоже был "как у всех": не хуже и не лучше. В авиацию, куда он мечтал попасть, его как и многих других, не взяли: результаты тестов оказались средние.
      И все-таки, пройдя через частое сито препятствий, Алекс сумел попасть в морские десантники. "Сорок на сорок, на сорок!" " С сорока килограммами на спине сорок километров по шельфу, где сорок сантиметров - глубина воды..."
      Дома плакали, но гордились.
      Никто из домашних никогда не знал, где и в каком море он со своим аквалангом и какая ему грозит опасность. А он - не рассказывал...
      Иногда домашние слышали его разговоры по телефону с друзьями, и стихийный разряд страха разжигал воображение.
      Засады, минные ловушки, артобстрелы, ночные рейды во вражеские порты, атаки на базы террористов. Но с ним на эту тему беседовать никто не смел: табу!
      В девятнадцать лет Алекс привел ночевать подружку: она служила с ним в одной части.
      - Ты на ней женишься ? - стараясь, чтобы это выглядело, как можно будничней, спросила мать, учительница музыки.
      - С чего ты взяла? - удивился Алекс.
      - Но ведь вы - вместе... Ты ее любишь ?
      - Она мне нравится, - пожал плечами Алекс. - А я - ей. Мы ничего плохого не делаем. А что будет через несколько лет - кто знает ?
      Сестра Алекса, на два года моложе, устроила родителям разнос:
      - Какого черта вы лезете ? Хотите, чтобы он ночевал с ней во вшивом отеле, куда шлюхи приводят клиентов ?..
      Она не дала ни отцу, ни матери произнести ни слова.
      - Почему родители его подружки не вмешиваются, а вы лезете со своими вопросами ? Это дело Алекса и ее, а не ваше...
      И здесь тоже срабатывал комплекс:
      " Быть - как все!.."
      Отец - инженер давил на Алекса, чтобы после армии он поступил в технический вуз. Но Алекс делал все, что хотел ни к кому не прислушиваясь.
      Вначале - прошел офицерские курсы, и из-за этого отслужил в армии лишние два года. Потом, получив свое дембельское пособие, отправился, не как принято, побродить по миру, - ненадолго съездил в Австралию, а, вернувшись, отослал документы в полицию.
      Романтике странствий он предпочел другую, куда более опасную ее ипостась: борьбу с преступностью, с террором, с транзитом наркотиков...
      Марс вошел в дежурку неожиданно.
      Бесстрастный, медлительный, неотвратимый, как Бог Войны.
      И сразу словно что-то переменилось в дежурном помещении.
      По другому, словно актеры на сцене под пристальным взглядом режиссера, задвигались милиционеры. Помощник, считавший деньги одного из доставленных, мгновенно малозаметным движением пальца подозвал понятых. Теперь он внятно и громко называл каждую купюру. Ну, просто образцовый страж порядка...
      Дежурный майор буквально расцвел, увидев начальника розыска Аэропорта. Могучий зад его ловко задвигался, из улыбки можно было выдавливать сахар, а руки взметнулись широко в стороны от восторга и радости. Формально, конечно, янги-юльский дежурный Марсу не подчинялся, но он отлично знал, кто поставил Марса на его место и чьим человеком он является.
      Чернышев с интересом наблюдал за происходящим.
      Там, в аэропорту, Марс предложил свое покровительство в обмен на янги-юльский адрес Ченя. Протекция эта стоило дорого: Марс ведь не был держащим нос по ветру ловким министерским вертухаем. За начальником розыска в о з д у ш к и можно было чувствовать себя, как за каменной стеной. Долги за такими не пропадали. Поэтому, взвесив все, его собеседник и сдал Ченя.
      Сейчас, в дежурке, Марс только давяще молчал.
      На Востоке все выглядело нагляднее, откровеннее.
      Быстро и заискивающе лебезя говорил только майор. Он чуть не захлебывался от счастья видеть такого гостя у себя в дежурке. Это ведь такая честь, такая удача... Сколько раз он мечтал принять желанного гостя...
      На бесстрастном, как у индейца, лице Марса нельзя было ничего прочитать.
      Эйфория выходила из майора, как воздух их проколотой шины.
      В голосе появились просительные ноты. Интонация стала глуше.
      Наконец, он и вовсе умолк.
      Марс удостоил его всего нескольких фраз. Но и их было достаточно. Дежурный явно повеселел. Напряжение в дежурке сразу спало.
      Майор крикнул помощника.
      Гадюшник, в котором находился Чернышев, был немедленно открыт.
      Дежурный наполнил пиалу свежезавареннм чаем, приблизился к Виктору мелкими шажками, положив руку на сердце. " Кто старое помянет..."
      Чернышев, не останавливаясь, обошел его по кривой.
      Марс шел впереди, он был уже у дверей.
      Гуськом вышли на улицу. За ними обоими трусил дежурный. Он должен был выполнить до конца все, о чем ему сказал Марс.
      У здания РОВД их ожидали Анастасия и Алекс Крончер.
      Майор вынул из кармана конверт. Шагнул к Крончеру.
      - Тут ваши пятьсот долларов... - он улыбнулся. - Произошла досадная ошибка. Я очень сожалею...
      Он пожал руку ничего не понявшему Крончеру. Надо было спешить. Симпатичный узбекский истукан, выручивший их из беды, уже садился в машину.
      Ближайшим аэробусом Марс отправлял их в Москву.
      Китаец, как он успел шепнуть Чернышеву, улетел предыдущим рейсом.
      3.
      Вечером следующего дня Чень уже сидел с импрессарио профессора Бреннера Панадисом во все том же "Шанхае".
      Вышколенная обслуга ни словом, ни жестом не выдала, что видит обоих не впервые.
      Их снова усадили за дальний столик рядом с аквариумом.
      Как и в прошлый раз, Чень лишь щелкнул пальцами, и тут же возникший официант, как и тогда, поставил на стол чашечки с курящимися дальневосточными благовониями.
      - Вы мой гость... - объявил Чень, против обыкновения не удостаивая импрессарио даже взглядом. - И заказывать буду я...
      Что-то в лице китайца привлекло на этот раз особое внимание Панадиса. Он пригляделся: вон оно что- ссадина над бровью! Темная полоска, аккуратно зашпаклеваная тональным кремом. " И вам, выходит, приходится получать по морде, мистер Чень?! - злорадно подумал он. - Это даже приятно!"
      Проявляя деликатность, он повел разговор о столичных новостях.
      - Увы, - скорбное движение бровей должно было подчеркнуть его крайнее огорчение. - Москва становится все более криминальной...
      Панадис любил порассуждать:
      - Кто он сегодня, нынешний преступник? Тот же вор, грабитель... Ну квартиру очистит: и много возьмет?! А что завтра? Опять воровать?
      Чень отмахнулся от него, как от назойливой мухи.
      - Сейчас уголовник - другой. Перестал быть профессионалом. Был инженером - стал рекетиром. Вчера - врач, сегодня преступник. Врачам ведь мало платят...
      Панадис оценил намек, натянуто усмехнулся. Узенькая полоска его усов от этого стянулась в ниточку.
      Если этот китаец разбирается в психологии, он должен понять, что с ним, Панадисом, такие шутки даром не проходят. Бывший фарцовщик и удачливый спекулянт Бутрин, который приезжал с ним в Кострому оценивать старинный свиток, на его беду, не был физиономистом, потому и остался лежать там в снегу...
      - Напрасно обиделись, доктор. - Прикурил от свечи на столе Чень, - Я тоже - преступник. Мы оба - преступники. Но разные...
      Чень взялся объяснить. Современная преступность, по его словам, нашла новую форму. Ее совершеннейшая наивысшая ступень - китайская мафия! В ней все организовано, все
      действуют вместе под единым началом...
      - Зачем воровать, грабить, когда можно сказать: "Иди и сам принеси!" Рекетир отдает приказ, и понимающий человек идет и сам приносит. Строгая иерархия...
      Китаец играл колечками дыма, как мячиками. У Панадиса зарябило в глазах. Он даже не очень вслушивался.
      "Философ - мафиози, и еще - китаец? Ну и ну !"
      Однако, сама по себе схема пришлась Панадису по вкусу.
      Как это не печально, с точки зрения высшей морали, Чень по сути прав.
      С одной стороны - исполнители, толпа, с другой - подлинные бароны и князья криминала. Хозяева жизни. Своего рода аристократия. Кое-где они уже слились с государственным аппаратом.
      Одни, в связи с этим говорят о "коррупции", другие вводят специальное понятие - "организованная преступность". Простой люд предпочитает называть это "мафией". На службу ей поставлены депутаты, журналисты, жрецы правосудия. И, конечно, стражи порядка: эти, вообще, продажны, как шлюхи...
      Панадис был спокоен: Чень слегка перебрал, а он, как обычно, сохранил ясность ума...
      - А теперь, доктор, - глаза Ченя вдруг сузились, зрачки стали похожи на дырки от пуль. - Кому Ли стоял поперек дороги?
      Панадис знал: вопрос этот будет задан.
      Отвечать надо было так же коротко и убедительно. Юлить означало рисковать жизнью.
      - Вы подозреваете меня ? - он поднял глаза на китайца, спокойно встретил направленный на него пристальный взгляд.
      - Пока нет, - китаец отвернулся. - Я взвешиваю. Вы тоже - думайте...
      - О чем, мистер Чень?
      Чень строил и перестраивал на скатерти из вилок и ножей какие - то фигуры. Панадис не мог отвести взгляда от его рук: короткие пальцы с аккуратно подстриженными ногтями
      двигались плавно и спокойно, и вдруг - даже не движение, а незримый импульс, и фигура исчезала, оставляя вместо себя рваные контуры.
      Наконец, китаец поднял голову.
      - Я сказал вам еще в прошлый раз. В триаду вступают один раз и уже навечно.
      Панадису стало вдруг холодно от этих слов. Если бы мог, сбежал бы сейчас к себе в номер, заперся, укрылся теплами одеялами.
      - Ли больше нет. Нет триады, - постучал ногтем по столу Чень, Остался человек, который перевозит трансплантанты и его охранник. И еще вы и ваш профессор.
      Чень снова поднял на Панадиса тяжелый и пристальный взгляд.
      - Что теряют они, а что - вы ? Давайте считать! Курьеру новых хирургов не найти, операционных тоже. Кто ему доверится? Правда, что и вы на этом много теряете: уже намеченные операции, трансплантанты, деньги.
      Он на мгновение остановился и многозначительно кашлянул:
      - Но органы для пересадки можно найти и в другом месте, и тогда деньги придут снова...
      - Это что - обвинительное заключение ? - спросил Панадис далеким, не своим голосом. - А когда суд и приговор ?
      Чень снова поиграл дымом от сигареты и помахал указательным пальцем: нет - нет, он, Панадис ошибается.
      - Пока - лишь игра!
      Панадис кивнул. Если он не возьмет себя в руки, он пропал. После обвинительного заключения у "триад" сразу следует суд. И он уже идет.
      Собрав всю силу воли, Панадис немедленно начал защиту.
      - Вы правы. Но ошибиться может каждый. Какой смысл был бы мне на это идти ? Налаженный конвейер , и вдруг - сбой?! Должна же быть причина...
      - Я вам назову ее: конкуренты...- мгновенно оборвал его встрепенувшийся Чень.
      Он слегка раскачивался на стуле, выбросив вперед ногу в модельном ботинке.
      - А вы не думаете, что у вас за плечами могла действовать российская или китайская полиция ? - выпустил когти Панадис.
      Чень пристально посмотрел на него и усмехнулся.
      - Я вам открою маленький секрет, доктор. Мой отец был сановником Мао. В культурную революцию отца арестовали. Послали в исправительный лагерь. Перевоспитывать. Он там умер. Когда культурная революция закончилась, мне сказали: " ты должен стать разведчиком ! Родина требует." Я учился в разведшколе. Потом работал и сгорел. У вас говорят "засветился". Но я много и многих знаю. Такие люди, как я, нужны. Я разговариваю по- русски, по-английски и по - японски. Меня нашли и пригласили. И теперь я контролирую этот конвейер, где сейчас важный узел вдруг вышел из строя. Можно ли его заменить? Да, конечно! Но если завтра все повторится снова?!
      Перед Панадисом сидел умный, ловкий, опытный и на все готовый экземпляр человеческой породы. Хищник в элегантном костюме. Продукт эпохи, которая, как гигантская мясорубка перемолола миллионы людей. В живых после нее оставались лишь те, кто без хрящей. Или те, кто был так остер и опасен, что мясорубка просто его отталкивала, чтобы не сломать ножи.
      Чень разбирался в законах выживания. Там, где другой бы подорвался, он выходил живым и невредимым.
      - Вы кого - нибудь убили в жизни? - Теперь он забавлялся Панадисом, как прежде с колечками дыма.
      Панадис сокрушенно развел руками.
      - Слава богу, нет!
      - Я вам не верю. Но это неважно. Со мной это было... - Чень словно сознался в маленьком и невинном грешке.
      Он усмехнулся и внимательно посмотрел на Панадиса.
      - Сказать вам, что я это люблю ? Нет ! Но если бы я не сделал это, тут, с вами, сидел бы другой. Не я.
      Обед подходил к концу, Панадис так почти ни к чему не притронулся.
      - Вы удивились, когда я сказал, что из триады невозможно выйти?
      Слегка прикоснувшись к плечу Панадиса, он прошелся по нему бесстрастным взглядом.
      - Что ? - внутренне холодея, спросил Панадис.
      - Вы меня прекрасно слышали.
      - Да, - Панадис сглотнул комок в горле.
      - Я объясню. Ли был хорошим учеником. Он отлично изучил вашу биографию. Все про вас узнал. И даже о ваших невинных шалостях сначала в Баку, а потом и в Костроме...
      У Панадиса закоченели кончики пальцев.
      - Будем откровенны, господин Чень...
      - Откровенны ? - глумливо переспросил его Чень. - Да, - будем откровенны !.. Я вам скажу, в чем ваша беда, доктор. Вы думаете, что вы всех умнее и всех перехитрите...
      Панадис поперхнулся. Если Чень действительно допускает, что он, Панадис, мог сдать покойного Ли, остающиеся ему дни можно сосчитать по пальцам.
      Выход был один: направить китайца по любому более или менее вероятному следу. А за это время, обдумав ситуацию, отыскать верное решение.
      - Я работаю с известным урологом из Израиля -профессором Бреннером. Он, кстати, бывал и у вас в Пекине. Консультировал кого-то из высоких сфер...
      Китаец не сводил с него взгляда.
      - В последнее время его начали обхаживать хозяева одного из московских медицинских центров. Может, это как раз те конкуренты, о которых вы говорили ?
      - Как вы об этом узнали?
      - Случайно встретил профессора Бреннера в их компании в ресторане Дома Кино...
      - Сколько их там было?
      - Трое. Все врачи... Правда, - это только предположение. Не больше, поспешил предупредить он. - Доказательств у меня никаких нет. Если хотите, это - не наблюдение, инстинкт..
      По легкому движению плеч Ченя он понял, что пробный шар достиг цели.
      - Как они находят трансплантанты ?
      Панадис развел руками: уж это ему неизвестно...
      - Уверен, вы поможете мне их найти. - Китаец не спрашивал утверждал.
      Преодолев секундное колебание, Панадис вытащил из внутреннего кармана смокинга объемистый кожаный бумажник, приоткрыл его и, поискав, протянул Ченю визитную карточку.
      - Я оставляю себе, - Чень спрятал визитку в верхний карман.
      Панадис кивнул, хотя его не спрашивали:
      - Разумеется...
      - Мы хорошо поговорили, доктор Панадис, - Чень сделал знак официанту. - Я надеюсь, вы послали меня по верному адресу. Лучше, чтобы вы оказались правы...
      Чень положил на тарелку со счетом кредитки, прикрыл их маленькой вазочкой с гвоздикой и поднялся из-за стола.
      " Поразительно, как он все перевернул..." - подумал Панадис. Вышло так, словно именно он сдал ему этого гавнюка с внешностью Христа - Олега Рындина...
      - Алло! Медицинский центр "Милосердие-97"?
      По возвращению из Янги-Юля на общем совете решили, что звонить в ведомство Рындина будет Анастасия.
      - Слушаю вас, - женщина на другом конце провода была немногословна.
      - Я нуждаюсь в квалифицированной консультации опытного хирурга...
      - Что у вас? - голос секретаря звучал сухо.
      - Речь идет о пересадке почки...
      - Минуточку...
      Секретарь с минуту-другую отсутствовала на линии.
      - К сожалению, мы этим не занимаемся... - Она уже готова была положить трубку.
      - Речь идет идет только о консультации...
      Секретарь неожиданно смилостивалась:
      - Могу записать вас на 20-ое...
      - Но это почти месяц!
      - 23 дня, - решительно прервала секретарь .
      Анастасия, а с нею и Чернышев, и Алекс, теперь уже знали, что ожидает клиента " с улицы", обращающегося в Медицинский центр. Теперь пора было воспользоваться рекоменндацией.
      - Извините, девушка... Я волнуюсь и поэтому не сказала главное. Я получила ваши координаты от доктора Панадиса, а сама я - пациентка профессора Бреннера...
      - Вам следовало с этого начать... Подождите, пожалуйста, у телефона... Панадис и Бреннер? Я правильно записала?
      - Да, да...
      Анастасия прикрыла микрофон ладонью и озорно подмигнула парнерам...
      Через минуту в трубке послышался густой интеллигентный баритон.
      - Доктор Рындин слушает...
      - Олег Алексеевич, мне дал ваш телефон доктор Панадис... - Анастасия удачно имитировала дрожащий от волнения голос.
      - Мне передали... Как у вас со временем завтра? Скажем в одиннадцать пятнадцать...
      - Вполне устраивает, спасибо.
      - Вы знаете наши координаты?
      - Да. Мы приедем вместе с братом.
      - Удачи вам! - Рындин не сразу положил трубку. Спросил как бы не придавая этому большого значения. - Когда вы видели доктора Панадиса?
      - Три дня назад. У них там возникли какие-то проблемы. Он посоветовал обратиться к вам...
      Чернышев и Анастасия были на месте уже в 10.45.
      Вели себя, как провинциалы, которые боятся заблудиться в головоломной паутине переулков Старой Москвы и потому попада ют в нужное место неприлично рано.
      С полчаса месили ногами жидкую кашу из снега и грязи неподялеку, уклоняясь от мокрого мессива, летевшего веером из под колес проезжавших машин. Оглядывались на крохотное КПП рядом с высокими воротами.
      За забором виднелись верхний этаж и крыша здания Медицинского центра.
      Металлические ворота так и не открылись ни разу, пока Анастасия и Виктор маячили на тротуаре.
      За пять минут до назначенного им срока, они уже стояли перед плотно прикрытой дверью КПП.
      Чернышев нажал кнопку. В "интеркоме" раздался щелчок и суховатый мужской голос осведомился:
      - Вам кого ?
      - Доктора Рындина. Назначено на 11.15... - Анастасия назвала свою фамилию.
      - Входите.
      "Интерком" заглох.
      Кто-то изнутри привел в действие дистанционное управление - дверца в металлических воротах щелкнула. Анастасия и Виктор прошли внутрь.
      Дверца за ними автоматически закрылась.
      Впереди был трехэтежный особняк. Заново отшлифованные кирпичи, европейские современные окна с зеркальными стеклами... Крыша здания отливала медью...
      Анастасия и Виктор ни о чем больше между собой не говорили. Если они действительно вышли на след медицинской банды, ее боссам ничего не стоило прослушивать разговоры своих потенциальных клиентов.
      Между КПП и зданием Центра внутри двора вилась асфальтированная, чисто выметенная дорожка. Сбоку виднелось аккуратное помещение гаража или склада с новеньким "амбулансом" перед дверями.
      Когда они подошли к зданию, кто-то изнутри открыл перед ними дверь...
      Плотный малый в серо - голубой сорочке с короткими рукавами и черным галстуком, подчеркнутым посередине узкой брошью под золото, уже ждал их. На кармане сорочке у него был приколот жетон - " Охранное Агентство, Милосердие, 97", на поясе оттопыривалась американская кожаная кабура с "макаровым".
      Чернышев незаметно огляделся. Небольшой современный офис. Обшитые деревом стены. На экране монитора перед секьюрити одна и та же картинка площадка перед воротами, где он и Анастасия только что находились. На столе - пульт электроники и телефоны, на стуле - пятнистая армейская куртка.
      - Туда, пожалуйста...
      Широкой каменная лестница вела наверх, на второй этаж.
      В приемную.
      Стены и здесь тоже были обшиты деревом, только посветлее, янтарного оттенка. Картины современных художников на них были со вкусом подобраны: повидмому хорошо поработал дорогой дизайнер. Никаких люстр - подсветка. Удобные, модных расцветок кресла, черные офисные шкафы с аккуратными фирменными классерами "Корона". Какие-то почетные грамоты и дипломы в стеклах на стенах. Хрустальная ваза на столе перед креслами ожидающих приема.
      И на двери красного дерева - табличка на английском:
      "M.D. RINDIN OLEG".
      Симпатичная, восточного типа женщина-секретарь с наушником, у компьютера - кому-то отвечала, с кем-то связывалась и кроме легкого кивка не удостоила посетителей ни словом. За минуту до четверти двенадцатого какой-то человек вышел из кабинета. Секретарь, словно только что заметив Виктора и Анастасию, приветливо им улыбнулась. Точно в назначенный срок они получили полагающуюся им порцию сервиса вместе с задушевной чуточку печальной улыбкой. Секретарь словно ждала этого мига всю свою отнюдь не легкую жизнь.
      Но - увы! - на большее времени уже не было.
      Она нажала какую-то кнопку.
      В 11.15 они прошли в кабинет.
      За хорошо отреставрированным, большим явно антикварным столом сидел худощавый, со впалыми щеками красивый мужчина, похожий на Христа с картин эпохи Ренессанса. Только одет он был не в хитон, а в модный дорогой парижский костюм.
      Рындин не встал, не протянул им руки, а знаком пригласил
      "брата" и "сестру" сесть и слегка оперся на ладонь правой руки.
      - Слушаю вас...
      Поза его была отрешенной и в то же время интимной.
      - У меня сорвалась операция по пересадке почки, - глухо, с легким для убедительности надрывом произнесла Анастсия.
      Рындин внимательно на нее посмотрел.
      - Кто вам должен был ее делать ?
      - Иностранный специалист... Профессор Бреннер.
      - Где ? Здесь, в Москве ? - в его взгляде явно читалось любопытство.
      - Нет, - нервно тряхнула головой Анастасия.
      Она подождала несколько мгновений, словно ожидая, что он повторит свой вопрос, но так как он этого не сделал, продолжила:
      - В Таллинне...
      Ей показалось, во взгляде человека за столом мелькнул и исчез какой то лучик.
      - Мне все время вынуждены делать диализ... Я просто устала... Не в состоянии продолжать... У меня нет личной жизни... Я не могу работать...
      - Проблема в том, что мы этим не занимаемся...
      - Олег Алексеевич, - в голосе Анастасии зазвучали умоляющие ноткии... - Прошу вас... Поставьте меня на очередь. Помогите мне...
      - Что у вас за профессия?
      - Я работаю гидом и очень люблю свою специальность...
      Почти неслышный телефонный звонок прервал ее.
      Он кивнул Анастасии, прося извинить, снял трубку.
      - Рындин, нет, я сейчас занят. Перезвоню через десять минут...
      Похожий на оживший портрет глава Центра безаппеляционно и очень точно дал посетителям понять, сколько им еще находиться в его кабинете.
      - Даже если бы я мог вам помочь, госпожа... - сжалился он над несчастной и посмотрел на листок перед ним, - Гончарова... Это стоило бы очень дорого...
      - Я понимаю, - тихо произнесла она.
      - Десятки тысяч долларов, - почему - то опустил взгляд долу доктор Рындину. Наверное потому, что человеку с внешно стью Христу, исцеляя, негоже разговаривать о деньгах.
      Виктор сделал резкое движение, словно намереваясь встать.
      Анастасия коснулась его рукой, прося подождать.
      - Олег Алексеевич, у меня есть друг, израильтянин, Алекс! Если вы позволите, он станет моим гарантом...
      Рындин поколебался. Чем-то эта пара не внушала ему доверия. В их поведении ощущалось что-то искусственное. Не хватало какого-то привычного штриха.
      Чернышев это почувствовал.
      Когда-то в школе он участвовал в самодеятельности, и говорили, получалось неплохо.
      Он немедленно включился в представление. Теперь он играл роль простоватого старшего брата, который еле сдерживается после того, что услышал: " Смотри на нее! Совсем рехнулась! Да брат он ей или кто?! Сейчас он ей покажет..."
      - Ты не много ли берешь на себя, девка?! - он вскочил, как ужаленный.
      Анастасия не осталась в долгу. Поднялась. Стала перед ним в распахнутой шубке - стройная, в элегантном брючном костюме. Этакая аристократка рядом с проштрафившимся мужиком, глаза светились недобро.
      - Может, мне даст их наше обожаемое начальство ? Предложит на блюдечке с голуболй каемочкой: вот вам, дорогая Анастасия Сергеевна, сделайте одолжение - только возьмите...
      - Ты, девка, зарвалась... А ну, дай задний ход...
      Чернышев сжал с силой челюсти, и скулы тотчас вырисовались еще выразительнее.
      - А, может, ты сам готов достать тридцать-сорок тысяч долларов, мой щепетильный братец?! Откуда? Из своей зарплаты? Из папочкиной пенсии?! Она пренебрежительно тряхнула головой. - Алекс только рад будет дать мне денег...
      - Может, еврей этот, принесет их тебе за красивые глаза, да ? Или, может, еще за что ? Не дороговато ли ?
      Они остановились сразу оба. Одновременно. Словно выдохлись:
      "Переиграли!.." - Мелькнуло в мозгу.
      Рындин слегка побарабанил пальцами по столу и, расправившись в кресле, махнул рукой:
      - Приходите все трое примерно в это время во вторник. Оставьте ваш телефон секретарю. Если у нас что-то изменится, мы перезвоним. Да! Если меня не будет, вас примет доктор Аркадий Павленко...
      Возвращались тем же путем, каким и вошли сюда. Во дворе снова не было никого посторонних. Новенький "амбуланс" стоял теперь ближе к тропинке. Виктор и Анастасия прошли рядом. Двое работяг усердно работали мокрыми щетками, готовили машину в рейс. В пустой кабине "амбуланса" над баранкой болтался маленький смешной крокодильчик...
      Проводив злополучную пару, Рындин поднялся к окну, проследил их маршрут через двор.
      В их присутствии ему пришлось сделать вид, будто его шокировала только что разыгравшаяся перед ним сцена.
      Дело, в действительности, было в другом: она его не убедила, и, наоборот, чем-то встревожила...
      День был сложный - со множеством хлопот.
      Переговоры, посещение мэрии и супрефекта...
      Но неприятное ощущение - осадок, оставшийся от утренней встречи с новыми пациентами, не оставляло.
      Освободившись, он взглянул на свои часы "роллекс" и присвистнул: уже пол-седьмого!
      Набрал номер дежурного:
      - Бригада со "скорой" на месте?
      - Михалыч и санитар, - поспешно отрапортовал секьюрити. - Оба в порядке...
      По распоряжению Рындина весь воспомогательный состав перед заступлением на службу проходил медицинскую проверку. Артериальное давление, запашок...
      - Когда приступают ?
      - В 20.30, Олег Алексеевич...
      - Скажешь, чтобы перед концом смены Михалыч связался со мной. Сообщил результаты.
      Внезапно он понял причину своей тревоги: еще один иностранец! Почему Панадис ни словом не обмолвился о втором, помимо профессора Бреннера, израильтянине? Ведь если этот... Алекс, как его назвала эта посетительница утром, заинтересован в пересадке ей почки, он, наверняка, не стал бы искать хирурга на стороне! Кому они компостируют мозги?!
      Комфортабельный, купленный на доллары "амбуланс" - "скорая" Медицинского центра" Милосердие, 97" - выехал за отошедшие в сторону металличесие ворота, легко и свободно сразу погнал дальше по улице.
      На ветровом стекле приветливо покачивался старый мультфильмовский "Крокодил Гена".
      Рындин приказал убрать эту особую примету, но водила - человек основательный и суеверный, каждый раз тайно восстана вливал статус-кво.
      " Скорая" плавно проехала к перекрестку, свернула, пере секла один светофор, за ним второй, третий, выруливая все дальше на окраину.
      Спешить было некуда. Экипаж - водила и санитар - лениво переговаривались.
      - Третьего дня подсек меня один. Сволочь! Я крутанул баранку , но не успел. Помял край, блин...
      Высоченный, подстриженный под бандита спортивного вида малый в белом халате поверх пятнистого камуфляжа - санитар насмешливо покосился:
      - А ты, Михалыч?
      - Ну, вышел я: " Давай, братан, говорю, разбираться будем!" А рядом сразу "джип"останавливается и " вольво". Оказывается, они цугом дули. Рулила выходит, здоровый амбал. А сзади секьюрити с пистолетом...
      - И сильно он тебя ?
      - Да ты что, не видел ?
      Санитар, взглянул на здоровенную шишку на затылке водителя, снова усмехнулся:
      - Производственная травма. Начальству доложился ?
      - Да ты что, не знаешь его? Спросил: "Номер-то машины запомнил?" Губы поджал: "Проверим !" - говорит...
      - У него все ГАИ в кармане...
      К вечеру слегка приморозило. Гололедь.
      По шумным перекресткам проскакивали быстро. На сонных, плохо освещенных улицах без светофоров и реклам, дрейфовали долго и основательно. Потом был еще рейс по Ярославке, попытка закинуть трал у трех вокзалов, снова окраины...
      Пригнали на Павелецкий.
      Водила остался в машине. Санитар скинул халат, накинул кутку, прошел по перрону. Интервалы между электричками из-за позднего времени становились все длиннее. В Москву поезда тянулись полупустые, из столицы - более полные, но все равно не такие, как в часы пик.
      Люди возвращаться поздно боялись. Милиция поезда не сопровождала. Пьяного могли запросто кинуть...
      Санитар снова вышел на площадь.
      Кружком тусовались таксисты, попыхивали сигаретами: ждали запаздывавший пассажирский из Дебальцева. До него оставалось еще полчаса, вот и базарили, поддевая друг друга. Из дверей вокзала по-двое, по-трое выскакивали на мороз москвичи. Пассажиры, но не с поезда, а из метро, что внутри. И сразу разбегались. К трамваю, к троллейбусу на Садовое. К таксистам почти не подходил никто. Те - не дураки, свою цену крепко знали. Кого - кого, а их не разжалобишь...
      "Леваков"-частников к вокзалу не подпускали. И морду могли набить и фары раскурочить, и резину порезать... Следили за этим бдительно.
      "Амбуланс" сразу же взяли на заметку: " Чего тут встал? Что надо?!"
      Служебный транспорт - он самый конкурент частному извозу.
      Такие вот "санитарки", машины "линейного контроля", не говоря уже о "персоналках" - все так и норовят урвать у таксистов. Отвезут хозяина и ездят, куски сшибают.
      - Пора отсюда линять, - вернулся санитар. - Что-то не то сегодня. И таксисты уже косятся. Может заправимся?
      - Время только к десяти. Основная- то охота начнется ближе к полуночи...
      Возле палатки "бистро" притормозили.
      Бородатый добряк в комбинезоне, в клетчатом платке на лбу принял заказ:
      - Баночку супа, "биг маки", "чипс", кофе. Все дважды.
      Суп и кофе оказались огненно-горячими: кипяток...
      Подкрепившись, поехали снова, настроение уже было получше.
      - А, Михалыч ?
      Санитар выразительно подмигнул водиле и кивком показал на бардачок.
      - Подождешь, - строго пресек тот. - Дела не сделали, и уже ?
      Похожий на бандита санитар разочарованно вздохнул: прав, чего там!
      Сразу заткнулся.
      И опять начались поиски.
      Со светлых, уличных магистралей давно съехали, погнали Варшавским шоссе к Чертанову. Вокруг смотрели внимательно, оглядывались, чтобы не пропустить, кого весь вечер искали.
      Новый продовольственно-оптовый рынок, занявший огромный когда-то пустырь от Кировоградской до Красного Маяка, был уже закрыт. Ни души не было видно вдоль всего длинного забора.
      - Сворачивай на Бирюлево, - санитар когда-то жил тут в общаге.
      Проехали железнодорожный мост над поездами Курского напра вления: тут и вовсе было пусто.
      Впереди светилось огнями Бирюлево. В стороне остались и Мусоросжигательный завод, купленный где-то на Западе на валюту, Покровское кладбище, Плодоовощная база, в свое время - имени Леонида Ильича Брежнева...
      Бирюлево началось с мрачного, покрытого вечной копотью здания ТЭЦ.
      Одну за другой проезжали улицы.
      Возле угрюмых пустынных проездов, замедляли ход. Сильным прожектором высвечивала уходящие вглубь тропинки.
      Ритмом и скоростью передвижения "амбуланс" напоминал некрупную хищную акулу, охотящуюся за рыбешкой помельче.
      В кабине включили магнитофон, всю дорогу надрывавшийся хриплым голосом Высоцкого. Мужички в кабине подустали. Причалили к бровке тротуара у длинного здания, напоминавшего лежащий небоскреб. Свет горел в нем не во всех окнах, и дом выглядел как челюсть с выбитыми зубами.
      - Не люблю город, - крякнул водила, открывая бардачок, - вот обоих девок своих выучу, пристрою - махну к себе в Можайский район. В Москву и не приеду ни разу. Гори она синим пламенем... Давай стакан...
      - Нашел о чем тосковать, Михалыч! Ну, будем...
      - Стоп !...
      На автобусной остановке внезапно возникла фигура в давно исчезнувшем с улиц тяжелом, с меховым воротником, пальто, в матерчатой ушанке.
      Глаза водилы - волчьи щелки - зажглись напрягом охоты. Яркими пучками света заколыхались фары.
      Нет, не то! Рядом второй такой же... Их здесь пара, а охотничкам одного нужно! Одного... Единственного...
      - "Охота на волков" ! - хрипит Высоцкий...
      От такого надрыва и сам себя уже не охотником, а зверем почувствуешь. Да выключи ты его!.. - не говорит - рычит водила.
      Снова дрейф. Дремотный, замораживающий... Но это так -кажется! На самом деле глаза все видят, мозг все подмечает.
      Станция Биррюлево-Пассажирская, тоннель под железнодорожным полотном...
      Выше, на платформе, навес от дождя, половина стекол давно выбита. Парочка целуется в ожидании поезда. Одинокая женщина цокает каблуками от билетной кассы. Мужик, пошатываясь,идет...
      "Не тот!" Слишком направленно курс держит. Значит, знает, куда и зачем..."
      Такой не для них.
      - Э! А ну стой ! Только фар не включай, проверю...
      Санитар выскочил из "амбуланса", осторожно перебежал через дорогу. Телефоны-автоматы. Половина трубок сорвана. Попробуй позвони, если надо, в "скорую", в милицию...
      В одной из будок на полу - бесполая фигура в желтоватой, словно прокуренной шубе. Ясно: бомж! Отдохнуть прилег! Дымчатая кроличья шапка одета задом наперед, надвинута глубоко на лоб. В насвистывающем рту чернеет металлический зуб...
      Дальше все идет по накатанному сценарию.
      Санитар в белом халате открывает дверцу.
      - Живой ? - участливо, но с хохотком спрашивает он. А рукой делает знак - водителю "амбуланса".
      - Жи - вой, - не очень внятно откликается пытающаяся приподняться фигура внизу. Пьян, но лыко еще вяжет.
      - Э, да ты, браток, руку отморозил... На пальцы, глянь -ка на свои... Ампутацию хочешь ?
      - Где ? - нетвердо спрашивает бомж. - Чего ? - но уже с тревогой и удивлением.
      - Где, где... На руку свою посмотри!
      А "Амбуланс" уже тут, рядом. Притормозил и " Крокодил Гена" на ветровом стекле, качнувшись, застыл.
      - Михайлыч... А ну, сюда ! Клиент есть, в больницу надо доставить...
      Клацает дверь "скорой". Михалыч - мужик постарше, в самом соку, лет сорока, из них восемь - в конвое по лесным лагерям, - легко выскакивает из кабины в темноту.
      - Ну ! - санитар уже сжимает нос в омерзении, - при такой работе с противогазом ездить надо...
      - Да ты всех больных тогда распугаешь...
      - Рас... спу... г... ешь, - зацикливается на трудном слове клиент.
      - Зовут-то как? - помогая приподняться бомжу, с напрягом спрашивает крутой санитар.
      - Как... как... а никак... Ты что, легавый, что ль ?
      - Да нет. Медицина...
      Михалыч тем временем осторожно огядывается. Вокруг никого. Но ручаться нельзя. Быстро надо сваливать.
      - Чего ты у человека имя спрашиваешь? - обрушивается Михалыч на санитара за бестактность.
      Бомж от этих слов оттаивает душой. Вдвоем, поддерживая, они ведут его к машине.
      - Компресс на руку... К завтрему заживет...- успокаивает водила. Он посолидней, ему и верится больше. Не то, что санитару - то ли бандиту, то ли легавому...
      Они открывают дверцу, вволакивают бомжа внутрь и заботливо укладывают на носилки.
      - Ты здесь - как кум королю, сват министру, - заверяет его Михалыч. И глотнуть дам. Небось, хочется, а? Ладно. И не отраву какую предложу... Виски настоящий...
      Он оставляет бомжа на санитара, который уже подсел в кузов, и появляется по другую сторону стекла, в кабине, на водительском месте. Лезет в бардачок, достает начатую бутылку "виски", протягивает в окошко санитару. Тот передает ее бомжу.
      - Вообще-то это для растирания...
      - Т-ты че об-о-рзел... Р-р-а-сти-рания! - Тянет бомж.
      - Ладно пей. Все пьют... Доволен? Пей, сколько влезет... Мы люди добрые, понимаем, что хорошему человеку нужно...
      Дверцы кузова запираются изнутри. На крыше начинает свой тряский танец красный фонарь. "Амбуланс" пускается в обратный путь. От пустых безлюдных проездов Западного Бирюлево вдоль промышленной зоны не менее пустого в этот час Варшавского шоссе - к центру города.
      Большая и хищная рыба сглотнула маленькую: теперь оставалось ее только переварить...
      Пьяный бомж сосет из горлышка и но часть жидкости, все же, проливается, стекает по щеке. Бомж крякает от досады, матюгается на носилках...
      В последнюю минуту Михалыч вдруг замечает прокол, да поздго уже! Еще один бомж, спустившийся с платформы, растерянно оглядывается, в руке бутылка. Пока бегал, дружка подобрала "скорая". Да еще какая!..
      Ладно, авось не станет искать! Мало ли еще бомжей? Водила прибавляет газку. Найдет себе!..
      Часы показывают начало двенадцатого. Подъезжая к Окружному мосту, Михалыч протягивает в кузов напарнику сотовый телефон.
      - А ну, набери хозяйский...
      Рындин ужинал в " Савойе" со швейцарским фармацевтом, которого он и его компаньоны по очереди обхаживали уже несколько дней. Вечер прошел хорошо, Рындин швейцарцу все больше нравился. Расстались почти друзьями.
      Из "Савойи" Рындин поехал на дачу, на Николину Гору.
      За руль сел его личный телохранитель, отлично чувствовав ший настроение шефа.
      Машина шла легко. Рындин любил свой новенький "Мерседес". Обширная и комфортабельная кабина его напоминала ему своим внутренним дизайном кабину пилота. Рындин любил дорогие машины, иногда разгонял их до бешенной скорости и платил астрономические взятки инспекторам ГАИ.
      Они узнавали его машину. Иногда просто так останавливали после собачьей своей службы на дорогах:
      - Дай, доктор, на выпивку! Мерзкая погода...
      И он давал. Никогда не отказывал...
      Выбравшись из Центра, гнали с ветерком.
      Позади, не отставая от него, всю дорогу двигался "джип- "чероки" со Службой Безопасности, которую он организовал в своем Центре.
      Он знал, что почем в этой жизни, - Олег Рындин. И любил ее, может, не сознавая даже, что относятся его чувства не столько к ней самой, сколько к тому комфорту и удобствам, каких ему так не хватало в детстве и юности.
      Он ведь был не маменькиным сынком, которому все, как по заказу, плывет в руки, а голодным и нелюбимым волчонком. Таким, который должен сам выбивать себе место за столом у постылой мачехи -судьбы: Не дашь - возьму!
      Мать его - ткачиха с тонкосуконной фабрики имени Петра Алексеева приехала в Москву по лимиту из Мордовии. Девка шебутная, но добрая. И мужиков меняла своих не столько из-за женской ненасытности, сколько из чисто деревенской тяги к дому, хозяйству, к детям.
      Но не везло ей на мужиков: может, печать на ней стояла проклятая, а, может, среда была: как смола, - пойди отдери ! Ни того, ни другого, ни третьего так и не нашла. И стала, как положено, попивать. Сначала для настроения, а потом - до полной отключки...
      Отца своего Рындин не знал, к материным причудам относил ся вначале со страхом, а позже - с тихой ненавистью.
      Став постарше гнал, бывало, ее кавалеров так, что те боль ше не появлялись. Правда, и бит бывал за это не раз. Покуда сам не научился бить...
      Бить зло. Безжалостно. Всякий раз получая даже какое-то удовлетворение от того, что причинил кому - то из них боль.
      Детства своего он старался не вспоминать, а если и приходилось, сразу же пытался все оттуда задвинуть подальше, в подкорку.
      Одно вынес он из тех нерадостных и постыдных для него времен: все, как в логике, доказывать "от противного", иначе - каюк. Мать пила? А он до двадцати двух лет устроил себе сам "сухой закон" - в рот не брал. Школу не столько способностями своими пробил, сколько усидчивостью и железной волей. Мать в порядочный дом бы никто не пустил? А он на настойчивости своей мужицкой, на упрямстве, границ не знающем, в медицинский институт пробился. На "скорой " санитаром гонял, в морге служителем работал. В психлечебнице смирительные рубашки надевал, уколы делал. Во всей группе, а может, на всем курсе он был единственным, кто вламывал с таким воловьим упорством.
      Было два пути. Либо он уступит и удовлетворится тем, что само в руки идет, и светит ему тогда не далекая звезда, а тусклая элект рическая лампочка "Ильича" в коммунальной квартире. Либо выдюжит и здесь.
      Примерно в то время на "Скорой", где он подрабатывал, отчаянным от безисходно сти вечером подобрал на Патриарших Прудах ограбленного и избитого до полусмерти старого г е я. Внес в машину окровавленного, обработал раны и ссадины, перевязал и даже отвез домой.
      И началась его вторая жизнь.
      Новый его знакомый - обедневшего еще до революции дворянского рода и незавидной судьбы - артист московского Театра оперетты - учил его, как щенка.
      Есть и пить. Держаться и двигаться. Разговаривать и улыбаться. Примерял ему взятые из гримерной костюмы, водил на спектакли и концерты, разучивал повадки и, наконец, создал новый образ, ничего общего не имеющий с угрюмым и, вечно ощеренным волчонком. .
      Он умер у Рындина на руках, предварительно переписав на него по завещанию большую свою комнату в коммунальной квартире на Цветном Бульваре, напротив Цирка.
      Не то чтобы дряхлый старик, не очень что бы больной...
      Соседи нашептывали что-то участковому, но там, в милиции, ничего подозрительного не нашли. Слух шел, что Рындин то ли участкового упоил, то ли подкупил: поди знай...
      Женился Олег довольно рано. Семью будущей жены подбирал исподволь: сначала ее, потом - саму кандидатку. Система принесла плоды. Единственная дочь номенклатурной семьи. Дача в районе Ни колиной Горы. Квартира в Центре. Отец - заместитель начальник управления крупного министерства, мать - прокурор общего отдела городской прокуратуры.
      Когда собственная его, Рындина, родительница через год после свадьбы спохватлась повидать родившегося внука, сын ей жестко сказал:
      - Ты, мам, не чуди ! Плохо все может кончиться...
      Сказал так, что больше не появлялась.
      А вот деньги он ей давал исправно. Сам. Приезжал и оставлял. С возрастом та ударилась в религию, и не в привычное православие, а притянула ее к себе Новая церковь - без икон, с американскими пасторами и их русскими женами, с общиной, которая заботится о каждой сестре и брате и живет дружно, как одна семья.
      Сына она видела нечасто, и, встречаясь с ним, заливалась слезами. То ли от вины своей, то ли от страха...
      Секьюрити за рулем погнал Рублевским шоссе. Впереди было Крылатское. На перекрестке махнул жезлом знакомый офицер ГАИ. Он пропускал мимо какое-то шествие - в карнавальных киверах, коротких шубках - российский вариант бродвейского шоу:ну прямо Нью Йорк!..
      Оркестр, двигавшийся впереди ряженых, не умолкая, повторял бравурный знакомый марш из "Аиды".
      Еще работали супермаркеты, светилась реклама: благопристойная пара на цветном табло призывала посетить кабаре, открытое всю ночь. Рука неонового молодого человека на покоилась на бедре спутницы, может самую малость ниже места, где это принято...
      Здесь гуляли, показывая себя и на других поглядывая. Рындину приятно было, что он такой же, как все: ничем не отличишь. Что ровня они ему, а он - им. Что он с ними, и по- -настоящему живет, а не влачит поддонное существование, как вся та рвань, дрянь и срань, которую он с детства ненавидел...
      А ненавидел ее потому, что она напоминала о том, что было предначертано ему самому и от чего он - нет, не бежал - а на брюхе, отдирая с кожей куски мяса, уполз.
      Тут же, между супермаркетами, торгующими всю ночь, коммер ческими ларьками со спиртным тусовались не особо удачливые проститутки, приезжие искатели приключений - провинциальные рекетиры.
      Странное чувство - необоримый зов инстинкта самозащиты - охватывал его, когда он видел опустившихся алкашей и вонючих бродяжек, крысиномордых попрошаек и готовых обобрать умирающего и беспомощного христопродавцев-барыг из обоссанных подворотен.
      На него накатывало бешенство, белели глаза, знобилось в носу, сухо становилось во рту.
      Они сами по своей лени и безволию погрязали в болоте свинства и грязи. Сами! Виной ли тому была праздность или алкоголизм, слабость или болезнь, - они находили в этом не только утешение, но и мазохистское удовольствие. Хлюпали соплями и сивухой, рыгали добытой в мусорных ящи ках пищей и отбросами...
      Заканчивались такие поездки для него всегда одинаково. Где - нибудь на границе Москвы неизбежно приходило на ум, что вся не- чисть эта не просто излишня - вредна и не имеет права на существование. Поганна не только самой своей сутью, но и тем ядом, которым пропитывает здоровые клетки общества.
      Постепенно все эио складывалось в своего рода систему взглядов. Как врач он всегда восхищался поразмтельной практичностью природы: ничто не пропадает, для вчего находится применение. И если здоровому организму сопутствует сгнившпая душа, надо спасать не ее, а организм. Подбирая человеческие отходы, утилизировать их и превращать в банк исправно функционирующих органов жизнедеятельности. Разбирать на запчасти. Почки и печени, сердца и роговые оболочки, селезенки и яички. Грязь оборачивалась стерильностью, никчемность и бесполезность - пользой и смыслом.
      Бомжей находили на опустевших улицах и свалках, в подвалах и забытых богом окраинах. И то, что лишь гадило воздух, - давало жизнь. Что гнило и разлагалось, оборачивалось спасением...
      Зуммер сотового телефона вернул его к действительности.
      - Слушаю...
      Звонил водила, старший на машине "скорой помощи".
      - Возвращаемся в клинику. Все в порядке...
      "Готовься!" - гулко стучат виски и ускоряет бег сердце.
      Он ощущает, как напрягаются мышцы и равномерно вздрагивает пульс. Но нет, нет вот, не ощущает он того чувства удовлетворения, какое должно бывло бы придти, отпустить избыточное напряжение.
      - Спасибо, понял ! - резковато бросает он в микрофон.
      - Минут через сорок будем на месте, - уважительно заверяет водила.
      Рындин старается, чтобы ничто в голосе его не выдало его разочарования в самом себе.
      - Я позвоню в клинику. Скажу, чтобы подготовились к вашему приезду.
      Рындин любил острый запах операционных, мерный тик приборов, приглушенные марлей голоса врачей и сестер. И тот запах риска и секса, какие он ощущал, когда брал в руки скальпель...
      Стоп! Он менял свои планы сразу, круто. И успокоить его могло только одно. Рындин знал это...
      - Заедем в Крылатское...
      Секьюрити не надо было объяснять: Крылатское - значит Карина...
      Секретаршу свою - полноватую брюнетку - армянку Рындин, буквально, спас год назад.
      Муж ее - запутавшийся в долгах способный интеллигентный малый, его знакомый - был пристрелен киллером в своем же подъезде. Карина пришла к Рындину, как к одному из прятелей мужа. Кредиторы теперь угрожали непосредственно остальным членам семьи.
      Рындин был третьим, к кому она обратилась. До него ей никто не помог.
      Он смотрел на плачущую молодую и по-своему симпатич ную женщину, а потом, сжав челюсти, на фотографию ребенка, которую та вытащила из сумки.
      Она осталась без мужа, без денег, без работы. С малолет ней девочкой на руках.
      Рындин первым делом тут же, на месте, предложил ей должность секретаря в своем медицинском центре и тут же был оформлен трудовой договор. Вслед за этим договорился с кредиторами.Точнее с их к р ы ш е й. Иначе он поступить не мог...
      - Это я! - сказал он, открывая дверь в ее квартиру своим ключом...
      Он быстро проходит в комнату. Сбрасывает по дороге дубленку и кашне, пиджак и, галстук. Все летит на пол. Он знает: в доме тут отменная чистота.
      Карина смотрит на него и сразу же прираскрывает рот. Он у нее влажный и глубокий, как пропасть. И горячий. Как кипящий котел. Рындин знает, что она хочет его. Что он ее возбуждает. Открыв рот еще шире, она подходит к нему и приподнимает подол платья. Глаза у нее теперь мокрые, верхняя губа прикусила нижнюю.
      Рындин резко хватает ее за бедро, потом за ягодицы и сжимает ее так, будто ждет, когда она брызнет соком. От боли Карина расширяет глаза и что то мычит. Но на лице не боль, а блаженство.
      Он снимает с нее платье. Рывками. Почти рвет его. Кожа у Карины смуглая, плотная. Ягодицы широкие, выпуклые: ну, прямо два географических полушария. Это ведь здорово, ошалело думает Рындин, вот так - оседлать весь земной шар ! Он гладит ее. Дрожа, взламывает и раздвигает ноги. Грубо, решительно, словно рвет что - то на части. Ноги у нее как колонны...
      - Подожди, я сниму сама... - словно что - то глотает говорит она, и с готовностью снимает трусики.
      Он подводит ее к столу. Выгнув с силой, поворачивает к себе спиной. И снова его обжигает ее шепот:
      - Ты давно уже этого не делал... Целый месяц... - слова ее шипят, как шкварки на сковородке полной масла.
      Рука его, как умирающий от жажды в пустыне, шарит между ее ног в надежде: где, где она вода ?! Дайте ему глоток ! Нет, еще ! Еще...
      Теперь она наклонилась и открыла для него свое пышное, как дверь в горячую сауну. Рындин делает сильный толчок, и дверь захлопывается. Клац.. Мокрый пар. Хлест веника. Взвизги...
      - Еще, - просит она, - еще !
      Он старается. Его колотит.
      - Ну же... - исходит от нее.
      Он вот - вот выйдет из себя. Сука. Блядь..
      - Олег ! - умоляет она, - Олег !...
      Но Олег уже обмяк. Карина сжимает ноги. Кажется, она раздавит сейчас то, что между ними. Изгибается, поворачивается и вся опадает.
      - Ничего, - облизывает она его шею. - Ничего, время еще есть...
      Он садится, словно вывернутый наизнанку, в кресло. Она устраивается на его коленях.
      - Ты много упускаешь, Олег, - ластится она к нему. Губами проводит по светлым волосам на груди, потом став на колени, сползает вниз.
      Он кивает головой: да, он согласен. Конечно, упускает...
      Карина обхватывает его ноги и головой упирается в низ его живота. Как ни говори: восточные женщины умеют это де- лать! И они куда более ласковей и изобретательней...
      Внезапно Рындину кажется, что его обдали кипятком. Хрипящая струя бьет так, что становится страшно, но выс- кочить из - под нее он не в состоянии, не может.
      Это делает она. ..
      Паскуда ! Куда же ты ? Куда, падла ?..
      Его вздергивает дыбом, и в этот самый момент, она выпрямляется и вспрыгивает на него. Как лошадь.
      Наплывает, отплывает. Качели ! Или корабль. Из горла у нее рвется сдавленный хрип.
      - Ну, - умоляет она, - ну, - почти рычит она...- Ну... ну... ну...
      Рындину хочется уже выскочить из этого мокрого пара, но он сдерживается: пусть и другой тоже попарится: ну же !...
      Почему у нее это занимает столько времени ?
      Веник хлещет. Больно. Это не веник - ее пальцы. Впиваются вместе с ногтями в его кожу. Если она не отпустит, - он хлестнет ее. Но она отпускает, вздрагивает и дышит так, как останавливающаяся огромная паровая машина.
      - Успокоилась ? - спрашивает он, но теперь уже по - другому, с довольной усмешкой.
      - Успокоилась, - облизывает она губы. - У тебя что-то произошло?
      - Нет.
      Но она уже знает: завтра - день операций. И ему снова предстоит э т о... "
      Рындин подрулил к Центру рано утром. Ледяные лужи не успели растаять в приятно хрупали под колесами.
      Еще сидя в "мерседесе", он нажал на кнопку дистанционного управления, и высокие и глухие металлические ворота открылись ровно настолько, чтобы пропустить машину. Рындин всегда старался сделать это еще до того, как следящий за экраном дежурный секьюрити спохватится сам. Для него это было чем - то вроде спорта: моя реакция быстрее ! Меня не обгонишь !
      Одно удовольствие было глядеть на этот трехэтежный особняк, который он поднял из разрухи и запустения. На заново отшлифованные кирпичи, европейские современные окна, зеркальные стекла, крышу, отливавшую медью, которой позавидовал бы любой музей.
      Выбить такое место в центре Москвы ?! Он мог гордиться собой и своим детищем. Все они, его ближайшие коллеги и приятели - и живчик Аркан, и красавчик - Генка были стаей, а он - вожаком. Они - машинными узлами, а он - пультом управлния.
      Проект он разрабатывал сам весте с одним из модных архитекторовдизайнеров, итальянцем, приехавшим в Москву по своим делам. Никого из московских халтурщиков не подпустил к реконструкции здания. Год возился с проектом. Здание стало его детищем. Надеждой и удовольствием.
      В половине восьмого утра Рындин уже вошел в свой офис.
      - Вы, как обычно, первый, - доложил дежурный секьюрити.
      Зайдя в кабинет и, переодевшись, Рындин тяжеловато опус тилсяся в кресло. Зажмурил глаза пока не появились в них дрыгающиеся серебристые пружинки. Сосредоточившись, начал постепенно отходить от напряжния, отрешаясь от всего вокруг...
      Сеанс аутотренинга. "Я расслабляюсь и успокаиваюсь, - мысленно повторил он несколько раз. - Я абсолютно спокоен... " Минут через пять он уже набрал номер телефона.
      - Доктора Павленко, - сказал он, - да, я...
      В трубке зазвучал голос его компаньона - балагура Аркана, но на этот раз - без знакомых развязных ноток.
      - Что у вас там ?
      - Готовимся, - словно отчитываясь за проделанную работу, ответил компаньон.
      - Ты что один ? А где Генка?... Нашел время... - в голосе Рындина слова были свнчены, как стальные балки.
      Он вытащил сигарету - в таких случаях Рындин позволял себе выкурить их не больше трех. Повозился с зажигалкой, в которой кончался газ и, затянувшись, спросил:
      - Кто - анестезолог ?
      Услышал ответ, он не удовлетворлся и спросил снова:
      - А ассистенты?
      Рындин кашлянул. От дыма. А может, - от напряжения. Он всегда начинал кашлять в такие минуты. У каждого свой способ взнуздать нервы.
      - Когда наркоз будет сделан, - звони...
      Рындин погасил сигарету и уставился в одну точку. Прошло минут пять. Внезапно явственно послышался шорох. Он вздрогнул и оглянулся, но потом понял: это Карина!
      Если секретарь знала, что он в кабинете один, она вела
      себя тихо, как мышь.
      - Карина, - позвал он, - зайди-ка ко мне...
      Она тут же появилась в кабинете.
      Каждый раз эта женщина выглядела чуточку другой. Сегодня она не казалась крупной: с жирком в теле, но небезобразным. Как фламандцы любили в рубенсовские времена. Темные влажные глаза ее смотрел на него с собачьей преданностью.
      - До каких я свободна, Олег ? Он обвел взглядом всю ее фигуру и коротко бросил:
      - Примерно до часа... Только никуда не уходи, пока я не скажу.
      - Что ты...
      Она вышла из кабинета в приемную. Рындин подошел к двери, выходящей на балкон, отодвинул тяжелую итальянскую занавесь, нащупал руками металлическую перекладину, которую купил в "Селфриджере" в Лондоне. Достал с полочки тальк, посыпал на руки, растер и, крепко обхватив руками перекладину, стал подтягиваться.
      - Раз... Пять... Десятьть... Шестнадцать... Двадцать один... Тридцать...
      Закончив упражнеие, снова уселся за стол. Звонить еще раз в клинику не стал. Друзья и компаньоны - друзьями и компаньонами, но известную дистанцию соблюдать необходимо, иначе себе же навредишь.
      Проснулся телефон. Звонил тихо и успокаивающе. Эту модель привезли из Америки: там умеют играть удобными пустячками. Все для удобства и только для него...
      - Да ! - отрывисто бросил Рындин и встряхнул длинной шевелюрой. Он еще ощущал на пальцах растревоженные мозоли от под тягивания.
      - Наркоз сделан... - Это Аркашка. - Зрачки не реагируют...
      Рындин скрипнул зубами: начинается...
      - Резервуары для органов подготовлены ?
      - Все сделано...
      Он сжал челюсть и резко втянул в себя воздух.
      - Вводите сыворотку...
      - Вводи сыворотку, - как эхо выстрела в горах отозвался где-то там голос Аркана, обращенный к работающей бригаде.
      Молчание. Рындин ощутил запах формалина. Он знал, что ему это только кажется, но ничего не мог с этим поделать. Всегда в таких случаях его преследует тень морга.
      - Ждем десять минут. На всякий случай.
      - Ждем десять минут. На всякий случай... - повторил там, куда не достигал его взгляд, компаньон. И сбился на визг.
      Нервишки погуливают у братишки...
      - Не вздумайте пить, - в голосе Рындина зазвучала угроза.
      Часы на стене были беззвучными, но Рындину казалось, он слышат, как они отсчитывают время.
      Минуты ? Да нет, если судить логично - только секунды.
      Что-то вдруг звякнуло. Металл о стекло...
      Где ? Нет, это там - в операционной. Вот ведь слышимость?
      Еще четыре деления на циферблате, и - шесть минут прошло.. .
      В прихожей опять звонит телефон. Кто - интересно ?
      Теперь уже семь с половной. Еще две с половиной минуты...
      Дыхание в трубке стало более частым: трус, блин!...
      Девять и двадцать секунд.. Девять пятьдесят три...
      " Спокойней!" - дает себе команду Рындин. Ровнее пульс, глубже дыхание - есть !
      "Десять... Минута в минуту..."
      - Начинайте ! - отчетливо произносит, нарочито безразлич ным, как ему кажется, голосом Рындин.
      - Начинаем, - визгливо повторяет Павленко...
      Рындин снова сжал глаза до пятен и боли. Так он достигал равновеся внутреннего спокойствия.
      - Разрез сделан...
      - Продолжайте, - произносит он просто чтобы что - то сказать.
      - Сердце...
      В голосе по другую сторону телефона, звучит плачущая нотка. Не хватает только истерики!..
      Всякий раз с Аркашкой одно и тоже. Идиот ! Приходится успокаивать.
      На этот раз Рындин грубо его одергивает:
      - Спокойней, иначе сорвешься. И сделаешь что - нибудь не так. Сосредоточься. Ну !..
      Тот, наверное, вздрогнул. Интересно бы сейчас увидеть его глаза...
      Рындину мерещится пульсирующее сердце человека, которого он никогда не знал и уже не узнает. Теперь уже не человека даже, а просто - донора. И закон чилась она при неблагоприятном для него стечении обстоятельств только от того, что его жизненный путь и цели доктора Олега Рындина неожиданно пересеклись.
      Сердце запихивают в резервуар с раствором.
      - Уложили! Сейчас упаковываем.
      Теперь надо проверить: готова ли бригада в другой опера- ционной.
      Рындин набирает номер по второму аппарату, там у телефона Геннадий Кавторадзе.
      - Мы готовы, Олег...
      Сколько он им внушал: никаких имен!
      Голос его холоден и бесстрастен:
      - Подготовься... Машина вот - вот выедет...
      Потом приказывает Павленко.
      - Отсылай! Там уже ждут.
      - Отсылай, там уже ждут... - обреченно кидает тот.
      Обоим еще у Рындина учиться и учиться.
      Он ждет, держа в руках обе трубки. Начинает про себя считать. Так обыденней.
      - Почки ! - голос у компаньона такой, словно его выжали, как мокрое белье, а теперь повесят сушиться на веревку.
      Еще полминуты... Минута... Минута и пятнадцать секунд...
      - Резервуар готов...
      Рындин чувствует, что пульс у него набирает скорость. Такое, наверное, происходит с космонавтами во время взлета.
      - Печень... - звучит почти шепот в трубке. Этот сукин сын выводит его из себя своей сопливостью. У Рындина болят мышцы.
      Он так и знал: сейчас высморкается. И тот сморкается. Рындину хочется покрыть его отборным матом.
      - Селезенка...
      От напряженя все сейчас внутри него взорвется. У Рындина начинают дрожать руки, и он двигает ртом, как рыба, попавшая на крючок.
      - Дальше сам, - бросает он. - Продолжай...
      Он вспотел. Вытирает пот.
      Отключает телефоны.
      Выходит к секретарю.
      На него страшно смотреть. И он тоже может смотреть только в сторону...
      Анастасия и Алекс Крончер шли рядом по заснеженной Москве. В столицу пришел мороз. Серебрились от снега крыши, окна расчвечивали цветные абажуры.
      Мимо быстрыми шагами пробежали возвращавшиеся с катка девочки фигуристки в рейтузах и курточках с меховыми опушками...
      Крончер шел, чуть склонив голову и о чем - то думая.
      - Я достану деньги...
      - Какие ? - не поняла она.
      - На операцию...
      Она взглянула на него ошарашенно и тревожно. Помолчала, только чуть глуше стал голос.
      - Ты - миллионер ?
      - Нет ! - акцент его уже не казался ей таким неприятным, как раньше.
      - Твои родители - владельцы крупной кампании ?
      - Пока нет, - улыбнулся он, и ей показалось, что где - то зажегся фонарик, и все вокруг стало веселей и уютней.
      - Где же ты их возьмешь? - слегка придвинулась она к нему и задорно блеснула серыми глазами.
      - Продам машину, - сказал он.
      Она прикрыла глаза и отвернулась. Затем снова приблизилась к нему.
      - Сколько это ?
      - Ну, - шмыгнул он носом. - Тысяч пятнадцать... - А еще пятнадцпть ?
      - Возьму ссуду в банке...
      Она вдруг схватила его за голову и, глядя на него повлажневшими глазами, отчетливо произнесла:
      - Дурак ! Но ты милый и добрый дурак...
      Он не двигался.
      - Почему ? - спросил он.
      - Потому что... Потому что... Потому что я не больна... десяток метров они прошли молча.
      - Ты как будто даже не рад тому, что узнал.
      - Что ты?! Просто я плохой полицейский для России... - он вздохнул. Ведь я должен был сам об этом догадаться...
      - О том, что я не больна? Почему же?
      - Потому, что никакая ты Виктору не сестра...
      - Ты знаешь, что ты похож на ежика, Алекс Крончер?
      - Теперь буду знать...
      - О чем еще ты должен догадаться ? - лукаво улыбнулась она.
      - Что оба вы - работники милиции. У вас говорят - менты.
      Она помолчала, как будто ждала, что он что - то скажет или сделает.
      - Скажи, - ты когда - нибудь по своей инициативе целуешь женщин ?
      - Нет, - ответил он ей на полном серьезе. - Жду, когда они сделают это сами.
      - Тогда ты не дождешься...
      Она метнулась вбок, к краю тротуара, где замаячил огонек такси.
      - Ты большой дурак, капитан Крончер. когда - нибудь ты это поймешь, но будет поздно.
      Она резко открыла дверцу остановившегося такси и вместо
      прощания бросила:
      - Все вы, мужики, - идиоты Где бы не родились и где бы не жили.
      Такси рвануло в снежную пыль...
      Как и следовало предполагать Чень оказался человеком ре шительным и оперативным: не откладывал на завтра то, что можно сделать сегодня.
      На следующий день в полдень Панадис был на улице Горького, у Ченя. Квартира напомнила бакинцу открытый через полстолетия для всеобщего обозрения склад вышедших из употребления старых вещей. Громоздкая мебель, запах перепревшего плюша и бархата, давно не сменявшиеся, словно бы покрытые перхотью обои.
      Чень оставил его одного в гостиной и попросил подожлать.
      Панадиса не оставляло неприятное чувство будто он тоже находится здесь как некий экспонат: вроде примуса или керо синки, и уже не принадлежит самому себе.
      Минут через двадцать в гостиной вместе с Ченем появились еще двое: плотный, с засиывшим неподвижным лицом крепыш - то ли секьюрити, то ли киллер, и, по видимому, местный уголовный авторитет - бледный, с тонким, очень подвижным ртом и острым, свидетельствующим л вспыльчивости взглядом. Он молча посмотрел на Панадиса.
      - Доктор и мой партнер! - с усмешкой бросил Чень.
      Бледнолицый сдержанно улыбнулся и отвел глаза.
      Панадису стало не по себе: ничего худшего нельзя было себе пред ставить. Стать свидетелем "заказа" ?
      Оба сели, помощник Ченя прикатил уже накрытый столик на колесах. Закуски, выпивка. Фрукты.
      Сделав нескольких глотков, Чень протянул "авторитету" визитную карточку Рындина. Взглянув на адрес и название медицинского центра, тот передал визитку киллеру, который сразу же наморщил лоб: особого восторга заказ у него не вызвал.
      - Я знаю эту фирму, - произнес он голосом полным сомнения.
      "Авторитет" взглянул на нено с интересом.
      - Чья там к р ы ш а?
      - Я думаю ментовская. Ну и в префектуре кое-кто...
      - Своя Служба Безопасности?
      - Не только. У них там еще дистанционная система слежения...
      - В Москве делают ? За границей ? А кто здесь ставит ? - деловито осведомился Чень.
      - Сейчас это в Москве делают лучше, чем где бы то ни бы ло. Новейшие разработки комитета госбезопасности...- словно не слыша его продолжал киллер.
      То ли набивал себе цену, то ли и вправду колебался.
      - Что надо, чтобы все выяснить ? - безразлично поинтересовался Чень.
      Гость откинулся на спинку кресла, раздумывая.
      Но он мало интересовал Панадиса. Тот думал о Чене: вот ведь подставил его ! Теперь они с Рындиным по разные стороны поля, и вокруг свистят пули. С белым флагом не поднимешься: пристрелят..
      Он недаром подумал о белом флаге.
      - Схему найти... Заплатить частным сыскарям... Чтобы надежно и быстро, - перечислял киллер.
      - Это мы и без тебя знаем. Вот как эту схему найти ?
      - Какие условия даешь, хозяин ?
      Чень перечислил спокойно:
      - Двадцать тысяч - три дня. Тридцать - если два...
      - Пятьдесят, но завтра.
      Он куда-то позвонил по сотовому телефону.
      Панадис считал, что знает неплохо знает блатную феню. Но тутже убедился в том, что ошибается.
      Он перебросился с кем - то несколькими фразами и Панадис ничего не понял. Потом были еще звонки, и опять все прошло мимо него.
      Даже интонации были ему незнакомы. Киллер то ли кого-то о чем -то спрашивал, то ли отдавал указания.
      Оба бандита действовали оперативно и нестандартно. Кем они были в прошлой своей жизни - студентами спортивных вузов, военнослужащими ? От обычных преступников они, все же, чем - то неуловимо отличались. Не внешними манерами и поведением, а быстротой и точностью реакции, может быть, - тем внутренним, загнанным в подкорку интеллектом, который надо было оставить, как одежду, когда собираешься в дальний заплыв.
      Панадис вспомнил откровения Ченя в ресторане. Теперь граница между законопослушным гражданином и преступником, всегда проходившая вдоль привычных ориентиров морали, стерлась и потеряла свой смысл. Ему пришло в голову, что в смутное время государство сходит с привычных рельс, как поезд, и дозволенным становится все. Выигрывает тот, кто топчет других...
      Зазвонил сотовый телефон киллера. Теперь уже его самого разыскивал кто-то из исполнителей. Услышав первую же фразу, он сразу же закивал головой.
      - Сейчас узнаем... Перезвоню тебе...
      Он дал отбой и, вздохнув больше для понта, повернулся к Ченю.
      - Схема есть, но у нее своя цена...
      - Сколько ?
      - Десять тысяч. Кроме того в о р а м свой процент...
      Чень поморщился и, все же, согласился.
      - Предоплата семьдесят процентов от суммы. Прямо сейчас...
      Чень крикнул пару слов по своему. Тот же молчаливый помощник доставил кожаную внушительных размеров сумку - барсетку.
      - Считайте.
      Киллер быстро посчмиал доллары, передал "авторитету". И тот, уже проверяя, отсчитал часть купюр и сунул в карман. Остальное вручил крепышу.
      Когда деньги были разделены, киллер снова набрал номер на своем телефоне:
      - Ну, здесь согласны... А ?
      И уже Ченю более бодро:
      - Я думаю - завтра. Ночью...
      Чень холодно и беззастенчиво прервал его:
      - В пять тридцать... Днем... Работа кончится, ночь не наступт...
      Самое время... Никто не ждет...
      Лицо его по - прежнему оставалось непроницаемым. Умеют же люди носить сейф вместо головы на плечах, уныло подумал про себя Панадис.
      Бандиты согласились: прав китаец, так лучше будет...
      - Рындина не убивать, но чтобы наука всем и на всю жизнь..
      Чень впервые точно сформулировал при Панадисе заказ.
      - Я договорюсь с электриками. Надо устроить замыкание, сделать чтобы все сгорело, - почесал висок киллер. Обдумывал, как лучше все сделать.
      - Кабель - взорвать ! Собстенной подстанции у них нет, - вставил заказчик, - как - это уже твоя проблема...
      - Выроем канаву в нужном месте, - тут же среагировал киллер.
      Он напряженно и сосредоточенно думал о чем - то.
      - Если есть вентиляционное отверстие, запустим туда газу. Немножко не повредит...
      Панадис думал о том, что с такими гросмейстерами криминала ему и сравниться нельзя. И хотя ему самому пришлось прибег нуть к помощи наемного убийцы в Костроме, - он узнал, что Бутрин решил его замочить, чтобы заполучить древний свиток, - он был не бандитом, а маклером, посредником.
      У него был принцип: минииум насилия, да и то - арендованного ! Другие методы и, наверное, потому - не те масштабы.
      Красивая комбинация, легкий шантаж, подкуп, расчет на продажность одних и слабость других - вот его сфера. Всю свою жизнь он был чистюлей, грязными делами занимались другие. И риск был от этого куда меньший, и люди его окружали другие. Но сейчас - сейчас его закрутило, ввинтило в какой то водоворот и надо было любой ценой из него выбираться.
      Он понимал одно: спокойным можно будет быть только, когда Ченя не станет.
      Вынырнуть из водоворота можно лишь одним путем: нырнуть, зажав глаза и уши, в самую глубину, чтобы тебя вышвырнуло центростремительной силой вон.
      На следующий день в половине восьмого утра трое работяг начали долбить и раскапывать тротуар неподалеку от медицин- ского кооператива "Милосердие-97". В половине десятого электричество в особняке отключилось в первый раз... Вырубились компьютеры, холодильники, факсы. Разом вышли из строя не переведенные на аккумуляторное пита ние системы сканирования и слежения Службы Безопасности.
      Выскочивший из КПП нервный, в камуфляже и черной бандит ке малый отчитал растяп-электриков и связался по телефону с муниципалитетом: работы оказались срочными. Через десять минут все, однако, вошло в норму.
      Во второй раз свет вырубило без двадцати двенадцать, и бригадира работяг, буквально, втолкнули за ворота внутрь, чтобы показать обормоту, что он наделал, а затем снова пин ком вышвырнули вон.
      На возвратившегося к месту работы бригадира жалко было смотреть.
      В двенадцать подача электроэнергии возобновилась.
      В третий раз, - ну, уж это слишком ! - авария с подачей электроэнергии произошла двадцать минут четвертого. Электрикам грозили всеми карами: наказать, разогнать, лишить тринадцатой зарплаты. Но это скорей -для острастки: да и когда это Россия обходилась без головотяпства ? !
      В половине шестого, когда работяг уже след простыл, здание и соседние улицы погрузились в тяжелые сумерки. Самое скверное: отключило не только электропитание, но и телефонные линии.
      Особняк ослеп и оглох прямо на глазах..
      Именно в эту минуту группа людей, подъехавших в микроав тобусе, в камуфляжах в масках, с привычной быстротой, выдававшей бывших сотрудников спецслужб, используя две склад ные лестницы, переправились через высокий забор.
      На мертвых экранах мониторов ничего, естественно, не отобразилось.
      Спеназовцы, обежав здание, появились у тяжелой входной двери. Электронный страж не работал. Дежурного секьюрити, не успевшего соорентироваться и приоткрывшего дверь не во время тут же подмяли, наложили на лицо повязку, пропитанную сильно действующим усыпляющим веществом...
      Справиться бесшумно со вторым охранником не удалось. При свете фонариков на шум из кабинета появился рослый худощавый блондин с длинной шевелюрой, бородой и усами, как у Христа на картинах времен классики.
      Мгновенно оценив обстановку, он бросился назад к дверям. Выбить их штурмующим оказалось не так просто.
      Шестеро в масках, ворвашиесь в здание, сгрудились у две ри. Один из них присоединил к дверному замку небольшой заряд и отскочил в сторону. Движение пальца по пульту, и дверь разворотило...
      Из кабинета раздались встрелы. Один, второй...
      Сквозь развороченную дверь внутрь один за другим влетели слезоточивые заряды - десятое поколение пресловутой "черему хи".
      - Выходи! Быстро...
      Ответом был женский плач и задыхающийся кашель.
      Ворвавшиеся внутрь люди с фонариками выволокли из кабине та яростно трущего глаза главу медицинского центра и его секретаря - заплаканную полуодетую молодую женщину, пытавшуюся промыть себе водой из вазы с цветами...
      Пистолет Рындина выбили у него из рук, а один из нападавщих с кажущейся легкостью мгновенно вырубил и его самого Спа сителя. Теперь он в отключке валялся на полу в приемной.
      - Ну, козел! - сказал старший, - по - видимому, - бригадир, - Ты нас запомнишь ! Мы тебе сейчас такое устроим, всю жизнь будешь вспомиать...
      Железный лом угодил в большой аквариум у окна. Звон стекла, звук хлынувшей воды, колотящиеся в мокрых водорослях рыбки...
      - Понеслась ! - послышался искаженный лихостью голос старшего.
      Первый компьютер, рассыпавшись на куски, испускает свое выключенное электрическое дыхание, как живое сушество. За ним наступает очередь второго...
      Дальше приходит черед факсов.
      - По моджахедам, - огонь! - глухо взрывается голос старшого.
      Автоматная очередь бьет по шкафам, дырявит дорогие карти ны на стенах, в клочья разносит хрустальную чешскую люстру, за которую заплачена тьма денег.
      Нападающие работают сноровисто. Вывернутые из всех ящи ков дискеты исковерканы и изломаны каблуками. Антикварный письменный стол - любовь Рындина и его гор дость -жалобно, в предсмертной тоске трещит тонконо гий всеми костями и узорчатой спинкой: его перевернули и выламывают ножки.
      Вазы и сувениры швыряют о стены. По разбитым факсам и те лефонам шаркают ноги в тяжелых ботинках. Один из малых в маске открывает дверь в туалет с душем и унитазом.
      - Пусть в дырку ходит!
      Слова его вызывают почти истерический хохот. Шутка в такой момент вдесятеро смешнее.
      Малый сгибается, устанавливает миниатюрный пакет со взрывпакетом, поджигает шнур и закрывает дверь в туалет. Унитаз разлетается на куски.
      Это даже уже не хохот: лай. Рычание ?
      Звонит телефон. Старшой берет трубку.
      - Ну ?!
      Явно доволен услышанным.
      - Скажи ему сам...
      Он подносит к уху Рындина трубку своего сотового теле - фона и тот, медленно приходя в сознание, слышит:
      - Мы еще тут попридержали двоих на проходной. Павленко и второй, с грузинской фамилией. К боссу шли. Компаньоны ! Повели себя невежливо. Круто... Думаю, им прямой путь в травматологический путь. Он ведь открыт круглые сутки...
      Рындин пытается вывернуться, достать ногой старшого, но в ответ получает несколько сильнейших, с оттяжкой уда ров. В пах. По голове. По ребрам...
      Стекленея взглядом, старшой мычит:
      - Ну, тварь ! Мы тебя еще перевоспитаем...
      Он показывает рукой на секретаря, Карину.
      Дрожащую и подвывающую, ее подводят к окну. Задирают платье. Стаскивают тоненькие трусики. Раздвигают ноги...
      Плачущая навзрыд женщина, люди в одинаковых масках и камуфляжах. Карнавал жестокости и насилия...
      Граница между зверем и человеком в нем самом. И если он забывает об этом, он превращается в зверя...
      Старшой подходит к неподвижно распластавшемуся на полу Рындину, расстегивает ширинку и начинает мочиться ему в лицо.
      Рындин сжимает глаза, старается отстраниться от едкой, теплой струи.
      Милиция выехала по звонку из травмопункта. Врачи обязаны сообщать о всех случаях, связанных с криминалом...
      Двое обратившихся за помощью врачей-бизнесменов были избиты неизвестными, когда приехали к себе в Медицинский центр. У обоих оказались одинаково сломаны кисти правых рук. Перелом у Кавторадзе был сложный, к тому же прибавилось подозрение на сотрясение мозга: его отправили в 1-ую Градскую. Павленко после того, как наложили гипс, был отправлен домой.
      Картина, которую застали на месте оперативники, была чудовищной. Избитые секьюрити, раскуроченная дорогая техника.
      Менты тут же осмотрели особняк и сразу в тем ноте наткнулись на потерпевших. Ими оказались мужчина и женщина. Глава медицинского центра и его секретарь.
      Ноги и руки их были связаны. Рты залеплены плотной клейкой лентой. Пленников освободили.
      Из КПП притащили имевшиеся там стеариновые свечи Мужчину переложили на сломанную кушетку. Женщина поднялась с пола сама.
      У ментов сразу возникло подозрение, что она изнасилована, но для возбуждения уголовного дела требовалось ее заявление, а она его не спешила сделать. Да и они не были в нем вовсе заинтересованы.
      Секретаря в сопровождении одного из оперов отправили домой. Боссу предложили медицин скую помощь, но он отказался:
      - Я врач, сам знаю, что мне сейчас больше всего необходимо...
      Менты посмотрели на него с любопытсвом. хорошая парилка...
      Рындин с трудом досидел, пока секьюрити вызывал шофера. Сам бы он вести машину не смог.
      С ним оставались два старших опера, оба в гражданском. Молодой и циничный - из райуправления, постарше - из МУРа - подполковник лет пятидесяти: осторожный, уклончивый.
      Оба были заинтересованы в одном: не дать делу о нападении на Медицинский центр "Милосердие- 97" и его председателя дальнейший ход. Заказные преступления такого рода, как правило, не раскрываются, а это детективов не украшает. А тут еще с одной стороны начальство, а с другой потерпевший. Приходилось лавировать, юлить, темнить. У обоих это неплохо выходило.
      Своими успехами они в немалой степени были обязаны науке, в узком кругу специалистов носившей ироническое название "паракриминалистики".
      - Так, все же, кто это по вашему ? - муровский подполковник курил сигарету за сигаретой, причем, как заметил Рындин, каждый раз старался не затягиваться.
      Бросив взгляд на Рындина, он сочувственно перекосился:
      - Может закурите?
      Тот отрицательно качнул головой: не курит.
      - Что вы сами считаете ? - спросил подполковник как можно более мягче.
      - Не знаю, - выдавил сквозь разбитые губы Рындин.
      Лицо его было похоже на посмертную маску.
      - Насколько я понимаю, - оглядел разгромленное помещение розыскник РУВД, - сработали здесь профессионалы...
      - Да уж не фраера, - не без раздраженных ноток в голосе, подтвердил Рындин. Ему нелегко было говорить.
      - Возможно, рэкетиры... - оставляя без внимания эту реплику, продолжил розыскник. - Обычно они навещают тех, у кого не все ладно с законом. Скорее всего, бывали здесь и раньше. Хорошо знали обстановку...
      Они тянули его вдвоем двойной тягой, а еще - намеками и неопределенностью
      Рындину, если бы он полностью пришел в себя, надо было лишь совершенно определенно заявить: "Притензий ни к кому не имею! Посмотрите если эти козлы не унесли, тут где-то должна быть бутылка "Двина". Давайте на посошок..."
      Но он никак не мог сосредоточиться, и менты осторожно подводили его к единственно преемлемому для них решению.
      - Да вы вот сами прикиньте, - размышлял вслух подполков ник, - не так ведь просто - додуматься выкопать канаву, дойти до кабеля, и вот так отключить всю систему оперативного оповещения...
      Подполковник неспешно двигался по комнате, поскрипывал туфлями по осколкам стекла и носком поддавал иногда привлекшие чем-то его внимание осколки. Рындину он был не менее отвратителен, чем те, кто проник в его крепость перед этим.
      - И ни одна сволочь на улице не спросила: а разрешение на земляные работы у вас есть ? Так ведь и под Кремль заряд можно заложить, и ни один мент внимания не обратит...
      - Почему ? Спрашивали ! - отрешенно покашлял подполковник. - И ваши люди, тоже интересовались. Ну, и им тоже показали разрешение. Только вот фальшивое оно было...
      - Беспредел, - продолжал кипеть Рындин. Из - за ссадин, опухоли и боли он говорил заплетающимся языком.
      - Уж это точно ! - согласился подполковник и покачал головой. - Вот мы и стараемся положить ему предел...
      - Что - то успехов, - прервал милицейского избитый глава медицинского центра.
      Он попытался распрямиться и скривился от боли.
      - Три раза они вас проверяли, - вздохнул подполковник, - лишь на четвертый электропитание выключили. Это ведь тоже психологический расчет, и верный...
      - Меня на месте не было: я в офис приехалл только в без пятнадцати четыре...
      - А ваши компаньоны ?
      Рындина перекосило.
      - Можете спросить у них сами...
      - Мы уже спросили...
      Подполковник снова, поскрипывая, прошелся по обломкам. На лице у него отпечатались недоумение и брезгливость: это же надо - такое варварство совершить...
      - Они здесь?
      - Один поехал домой, второго оставили в травматологии...
      Рындин взглянул удивленно.
      - Вы что же не допускаете, что погром учинил кто-нибудь из ваших конкурентов ?
      - Допускаю - не допускаю: что это меняет ?!
      - А многое, - оживился подполковник. - Если это конкуре нты, значит их можно вычислить...
      - Вы и вычисляйте, - огрызнулся Рындин.
      - С вашей помощью, - не обратил внимания на такую вопиющую бестактность подполковник.
      Он затянулся сигаретой, посмотрел себе вниз под ноги, потом - на Рындина и спросил:
      - Кто бы из ваших коллег мог на такое сподвинуться ?
      - Знал бы я... - процедил сквозь зубы Рындин.
      - Давайте думать, - предложил терпеливо подполковник.
      - Хотите честно?
      - Чтож, - усмехнулся подполковник, - я готов.. .
      - Вы мне не поможете... Даже если очень захотите...
      - Это от чего ж?... - поинтересовался подполковник, оглядываясь на коллегу. Впечатление было такое, словно он заранее знал ответ, которым удостоит его Рындин.
      - От того... - оскалился тот, - что наша преступность - у нас все "самое - самое" - самая организованная в мире. И я не хочу, чтобы вы напрасно утруждали себя...
      Он, наконец, созрел для правильного решения.
      Подполковник вздохнул с преувеличенным огорчением и развел руками. Розыскник безразлично водил фонариком - рассматривал стены и потолки.
      Дело было сделано.
      - Вот уж разуверять вас я не собираюсь, господин Рындин, Подполковник поднялся, достал расческу. - И вмешиваться в ваши дела, коль вы этого не хотите, против вашего желания мы не собираемся... Но если вы все-таки решите прибег нуть к нашей помощи, смею заметить, все силы, какие есть в нашем распоряжении мы приложим...
      Он поправил волосы, спрятал расческу в карман и взглянул в окно:
      - Там, внизу, по-моему вас ждет машина..." Амбуланс" - Они уже уходили. - Мы скажем водителю, чтобы он вам помог. Всего доброго...
      - До свиданья, - буркнул Рындин.
      Через несколько минут появилась команда "амбуланса" - во дитель и бандитского вида санитар. На этот раз на нем не было привычного халата армейская камуфляжная куртка.
      - Гсподи! Как они с вами... - вырвалось у водителя.
      Поддерживаемый сзади прибежавшим им на помощь секьюрити, он спустился в машину и коротко приказал старавшемуся не смотреть на его вспухшее лицо охраннику:
      - Оставь мне сотовый телефон. Себе возьмешь дежурного. Я еду в Оздоровительный комплекс, к Марьясину. Сейчас вызывайте электриков, стекольщиков, компьютерщиков... Поставьте в известность Павленко. Пусть едет за мной в баню. Всем за работу... Через полтора часа заедешь ко мне домой, возьмешь одежду. Привезешь. Жене я сам позвоню...
      Пока добирались, Рындин сделал несколько необходимых звонков. Первым он поднял на ноги главу Оздоровительного комплекса - давнего приятеля и партнера. Коротко объяснил ему положение.
      Тот сразу все понял. Ему уже приходилось выручать своих друзей в подобных передрягах.
      - Значит так. Слушай, Олег... Опытный врач-массажит с медсестрой появятся по моему звонку. Врач-косметолог - тоже... Ну, про стол я не говорю. Все будет по высшему разряду...
      Из амбуланса же Рындин связался по телефону с одним из своих высокопоставленных друзей. Он оказался дома.
      - Это я, Андрей. Да нет, ничего... Мне срочно нужно с тобой встретиться... Ты можешь ко мне сейчас подскочить в Оздоровительный комплекс ? Мы как-то в нем были. На Варшавке...
      Горячий пар подействовал на Рындина, как настоящий бальзам. Потом взялся за дело врач - массажист, дока в своем деле. Ловкими и сильными пальцами осторожно коснулся межреберного пространства.
      - О, блин...
      Медсестра уже доставала одноразовый шприц...
      Вскоре в предбаннике появились врач-косметолог - женщина - и Аркан с рукою на перевязи, в гипсе. Под обоими глазами его светились синяки.
      - Асфальтовая болезнь? -подковырнул Рындин.
      Павленко обрадовался: он боялся, что шеф встретит его руганью.
      Больше Рындин не сказал ни слова.
      Женщина-косметолог, закончив свой почти часовой труд, посоветовала:
      - Вам сегодня надо хорошо отдохнуть...
      - Не выйдет, - угрюмо хмыкнул Рындин. - Нам еще надо в 1 Градскую. Навестить одного бедолагу. А кроме того, у меня еще встреча тут, в парилке. Ты меня подождешь в трена жерном зале, Аркан...
      К приезду его сиятельного друга из аппарата администрации президента Рындин был относительно в порядке.
      Человек, которого он ждал, приехал быстро.
      Молодой, как теперь это в моде, стройный, не успевший еще обрасти жиром и обрюзгнуть, он одинаково хорошо смотрелся и в жизни, и на телеэкране.
      - Спасибо, Андрей... - Рындин попытался подняться. Острая боль пронзила насквозь. - О, блин...
      - Что случилось?
      Рындин изложил более или менее правдоподобную версию происшед шего. Тот слушал внимательно.
      - У тебя есть какие-нибудь подозрения ?
      - Как сказать...
      Скажи он, что не догадывается, кто это сделал - и на их доверительных отношениях можно было поставить точку. Больше того: вместо друга и покровителя, Рындин тут же приобрел бы могущественного врага. Умолчание было бы расценено, как подлость, попытка использовать "в темную", подставить....
      Рындин ответил осторожно:
      - Кто-то убил китайского студента - медика, Ли. Через него транзитом в Европу шли трансплантанты...
      Приятель сразу все понял. Подробности его не интерсовали: меньше знаешь, дольше живешь...
      Он был из ментов. В девяносто первом, во время августовского путча вместе с приятелем ушел со службы к Белому Дому, прихватив с собой табельное оружие и рискнул - стал на защиту законного порядка.
      Президентская власть висела на волоске. Верных, а главное вооруженных людей, готовых стоять насмерть, были единицы. И тех, кто переходил на ее сторону не просто с радостью принимали - всячески выказывали свою признательность и, конечно же, запоминали.
      После трехдневного противостояния оба они вернулись к себе в отдел, чтобы сдать оружие и удостоверения. А через неделю уже приступили к новой работе. В верхнем эшелоне.
      - Ты уверен?
      - Не знаю. Кажется других причин нет.
      Пришлось признаться, что пока еще никто, даже его компаньоны, не знали, что с Ли покончили по его прямому заказу. Погром в центре мог быть возмездием за ликвидацию китайца. Только вот, что настигнет оно его так скоро и кончится без пролития крови он не ждал. По-видимому это был только намек, а сам урок еще предстоял. Когда ? Где ? Как ? Этот туман страшил его больше всего. В конце - концов, и у него есть семья. Увезти жену и детей из Москвы за границу, пока все не прояснится?
      - А не могли быть другие конкуренты, кто тоже работает вместе в этой отрасли ?
      Рындин усмехнулся:
      - Ну и словечко же ты употребил " отрасли"...
      Собеседник ответил смешком:
      - А что ? Не подходит ?...
      Он помог Рынлину подняться и стать под холодный душ. Потом они сели к столу. Глотнули коньяка.Рындин почувствовал
      себя свободнее, легче.
      - Знаешь, - он заколебался, - а, может, ты и прав... Ты ведь мент, все - таки... Недавно я обедал с одним израильским профессором - урологом. Он в Эстонии проводит операции по пересадке орга нов где-то в частной клинике... А возле него увивался уж больно скользкий тип, откуда - то из Баку, тоже врач.
      - Чего он тебе вспомнился ?
      Рындин раздумывал:
      - Инстинкт, - он угрюмо усмехнулся. - Доктор этот за несколько дней до этого прислал мне клиентов. Сестра и брат, наши, русские, и с ними еще израильтянин какой - то. Должен был внести деньги за девицу. Мне все это показалось подозрительным. Короче, - сразу не понравилось...
      - Что до меня, - откликнулся собеседник, - я всегда придерживаюсь сталинского принципа: доверяй, но проверяй...
      Они еще выпили.
      - Андрей, - чтобы успокоить ноющую боль, Рындин слегка коснулся угла разбитой губы рукой, - у тебя среди ментов большие связи. По оперативным каналам наверняка проскочит информация. Кто из бандитов на меня наехал ? Чей заказ ? Я за ценой не постою. Тут явно крутые парни поработали...
      Приятель по капле смаковал коньяк.
      - Постараюсь... - Он был немногословен. Но на его слово можно было положиться.
      - Ладно.
      И стал собираться.
      - Может, и ти менты, что на место явились - подполковник там был какой-то из МУРа и еще из нашего отделения что - то будут знать, - высказал предположение Рындин. - Мне они, вряд ли, скажут...
      Приятель был уже одет. На улице его ждала машина.
      - Поправляйся и ни о чем не думай. Я позвоню.
      На его взгляд, говорить больше было не о чем. Все остальное Рындину предстояло решить самому.
      Он протянул руку Рындину.
      - А черт! - локоть отозвался болью.
      - Держись, - потрепал его по плечу пориятель. - Я знаю, кому я поручу твое дело. Есть у меня один майор. Этот из под земли достанет, если ему запла тят...
      - На этот счет пусть не сомневается.
      Майор Ловягин позвонил в дверь. Прислушался.
      - Ну ?! - раздалось за дверью. - что, чокнулся в такую рань ?
      Это рань для нее - двенадцать дня...
      Открыв дверь, девица в накинутом сверху на голое тело кумачовом халате обомлела.
      На пороге стоял милицейский майор. Маленький, глаза стылые, водянистые, нижняя челюсть, как у обезьяны - выдвнута вперед, пятернями, какими он двери касался, можно было вручную локомотивы перегонять...
      - Чего ? - спросила она довольно нагло, но в голосе ее он все равно уловил страх.
      Страх животного перед охотником. Шлюхи - перед ментом.
      Под его колючим взглядом она почувствовала себя не дорогой проституткой Марианной, а прежней Маринкой, начинавшей на шоссе с "дальнобойщиками" и которую один водитель передавал другому на перевалочных пунктах...
      Оглядев ее снизу вверх, а потом сверху вниз, майор усмехнулся: на голову выше его, халат японский кумачовый с крупными черными цветами, ноги - босые, жевательная резинка во рту. Девица аж жевать ее перестала, когда его увидела...
      Веснушчатое лицо ее с курносым носом от испуга просело, а здоровенный, как ящик от комода,рот выдавил от растерянности грязно молочного цвета пузырь, который тут же лопнул с мерз ким звуком.
      - А ничего, - закрыл он уверенно за собой дверь.
      Квартира была однокомнатная, маленькая, уютная, с поли рованным, должно быть, оставленным прежними хозяевами румын ским гарнитуром. На стене висели постеры: "Мадонна", " Квин", две увеличенные фотографии Маши Распутиной, а на огро мном, как баскетбольная площадка, ложе валялась нижняя одежда. Дверь шкафа была тоже настежь открыта. Перед самым приходом Ловягина девица уже собиралась вставать.
      - Ну - ну ! - сказал он и двинулся в обход комнаты. Делал это медленно, обстоятельно, по - хозяйски, словно проводил обыск. Иногда задерживался на чем - то взглядом, ощупывал руками, цокал, переворачивал.
      - Я ведь к тебе не просто так явился, - сказал он, улыбнувшись, и его тяжелая, как у боксера, нижняя челюсть прираскрыла крупные желтоватые зубы. - Помнишь, - к китайцу приходила ?
      Он поддел сапогом легкие кружевные трусики на полу и точным ударом закинул их на кровать.
      Она не произнесла ни слова, только втянула в себя воздух и тоскливо зыркнула по сторонам, словно бежать куда собиралась, да некуда было.
      Майор остановился возле нее и с улыбкой ее рассматривал. Однако, обычно жесткий и гипнотизирующий взгляд его сейчас выражал что-то вроде своего рода сочувствия.
      - Я ведь в осмотре места проишествия принимал участие. Ну, когда прихлопнули его, китайца твоего...
      На секунду она словно остолбенела.
      - С которым ты в тот день трахалась... Помнишь?
      Девица изменилась в лице, рот у нее был раскрыт, глаза бегали по сторонам. Но майор словно бы и не замечал этого: его другое интересовало.
      - Тут вот вопрос у меня один: ты ведь пистолет тогда взяла? Да?
      - Да, - словно булыжник сглотнула она..
      - Я так и понял тогда. И куда дела, а ?
      - Да я...
      - Я ж тебя не спрашиваю, что - ты ?... Я тебе другой вопрос задаю: где пистолет? Он мне нужен. Сейчас.
      Она явно не знала, что сказать и как открутиться. О мог этого не видеть.
      - Ну, слушай, - терпеливо, словно учитель, внушающий непонятливому ученику, продолжал он,- Мы тут двое. Без посто ронних, без шума... Если бы хотел что другое, я бы понятых при влок, всякое другое... Хочешь без неприятностей, - тащи его сюда.Давай по- хорошему...
      Зевнув, он по-свойски слегка похлопал себя по незакрыто му рту:
      - Давай, телись. Что поделаешь, дело житейское. Выпить у тебя чего-нибудь найдется?
      - Вроде было...
      Она все еще не могла решить, как быть. А он не только не помогал ей уселся посреди комнаты на стул, прямо на белье ее там раскиданное и улыбался, как сытый кот., В ответ она махнула рукой: семь бед - один ответ...
      - Подвиньсь...
      Далеко идти не пришлось. Она нагнулась, заглянула под кровать.
      Полы кумачового японского халата с крупными черными цветами разошлись в разные стороны и показались литые и белые крестьянские ляжки...
      Расспрямляясь, гыкнула:
      В руках была картонная коробка из под импортной обуви. Она смахнула крышку.
      Он! "Макаров..."
      - Дай-ка тряпку какую-никакую...
      Она подала полотенце. Ловягин начисто обтер пистолет, достал из кармана носовой платок, завернул в него его и сунул в припасен ный пакет.
      - Вот так - то лучше... А то - опасно... Себе навредить можно... Как тебя звать-то?
      - Маринка...
      - Так вот, Марина..
      Он почесал висок, подумал и ласково даже обяснил:
      - Раз ты так, Марина, то и мы так ! Долг платежом красен ! Следствию помогла, и оно тебе поможет. И кто бы те бя не спросил: брала ли ты пистолет и отдавала ли кому- ни будь, смело говори - нет! В деле будет записано: " орудие убийства найдено под окнами в снегу при повторном обыске..."
      Она снова приоткрыла проем между полами халата. Это уже был чисто профессинальный жест. Майор удовлетво- ренно вздернул брови: а ничего! Впечатляет!
      Он откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу.
      - Это ты правильно скумекала, подруга, - улыбался он добородушно, делу - время, потехе час...
      Татьяна глубоко вздохнула и опустилась подле него на корточки.
      - Котик - то голодный у тебя ? - снова гыкнула она.
      Он сидел на стуле, а она, елозя по полу коленками, приближалась к нему. Глаза у нее были озорные - сейчас такое устроит !...
      И устроила...
      Руки ее расстегнули ему брюки, здоровенный - горшки туда ставить рот отверзся, и майор на стуле дернулся будто его кипятком обварили. Хрип как пар, валил из его челюстей. Его колотило, как напоровшегося на высоковольтную линию: туда - сюда, сюда - туда !
      Что ж она делает, паскуда ?! И как...
      Он стонет, глаза повытаращил...
      Отппал, легкими работает, как паровая машина. Громоздкая, неповоротливая...
      Потом приходит в себя.
      - Успокоился ? - спршивает она, облизывая губы.
      Он кивает и хлопает ее по выпроставшейся из халата груди. Ну и здоровые они у нее...
      Он смотрит на нее: крупную, дебелую, всю налитую здоровьем. Деревенская девка ! Своя ! Как он сам ! Будь такое лет сто назад, он бы посватялся к ней. В хозяйство взял. На такой ведь пахать можно ! И ни тебе болезней, ни причитаний, ни капризов. Все свое - здоровое, крепкое. Настоящее...
      Да и что если ему сорок пять ?! А она что, - тоже не маленькая. Лет двадцать шесть поди. Вся то разница - восемнадцать лет ? Тю... Его дед, прежде, чем выселили - и в шестьдесят такую вот взял: баба умерла. И еще детей двоих нажил.
      - Давно в Москве ? - спрашивает он.
      - Восемь лет, - громко шмыгает она носом и улыбается. - Рязанская я. В деревне жила, по лимиту сюда приехала.
      - И я из деревни, - улыбается он, и уже не таким безобразным кажется и руки как - то помягчели. - Из Сызрани...
      - А че в ментовку пошел?
      - Че да че, - смеется он от души в ответ.- После дембеля ехал через Москву. Вербовщик на вокзале подошел. "Давай, парень. У нас зарплата, общага... Раз в год билет бесплатный в любую точку Союза...""
      Так они сидят и беседуют. Простые люди куда быстрее общий язык находят. Без кривляний там интеллигентских, гримас кислых. И по той улыбке, какой она его, уже не боясь, одаряет, видно, что и он в ней чего - то там выскреб из души.
      Его разморило:
      - Ты, Марина, сбегала бы... - достает он бумажник. - Бутылолчку ""кристалла" там, или ""Привет"". Нарезки какие-ни будь с красной рыбкой, с ветчиной... Хлебца...
      Спокойно ему здесь. Не то что дома. Последние годы жена как с цепи сорвалась. Ни в грош не ставит, на каждому шагу задеть да унизить старается. И дочь на свою сторону перетя нула...
      Маринка эта мигом все схватывает: одной они выпечки, караваи, тех же дрожжей...
      Пять минут, и стол накрыт. Бутылка водки на нем солнечны ми зайчиками пляшет. Вон оно - выглянуло, все же, несмотря на снегопад из окошечка. И огурчики свежие, помидоры, картошечка, хоть и холодная, - но в самый раз. Нарезки ветчины, балычка, хлеб горячий- из пекарни напротив - францу зский батон...
      - Ты, Маринка, молодец, - говорит он. - Уважила... И я тебя уважу...
      И он широким жестом, словно гармонист, приглашающий к танцу, положил на стол две зеленые бумажки по пятьдесять долларов.
      - И ты, я гляжу, профура тот еще...- смеется она заливисто и пузырь из резинки жевательной выдувает.
      - И я, - мелко - мелко подрагивая смешочками, отвечает он. - А что ? Фраеров, что ли, нашли ?
      И хорошо им обоим, весело. Поднял он ей халат, шлепает по ляжкам белым, домашним, деревней отсвечивающим.
      - Ну и Маринка, - доволен, - ну, девка! Образование -то хоть какое получила...
      - А как же...
      Оказывается, что и она малость подыгрывает ему:
      - Кулинарный техникум...
      Внезапно что-то цепкое, от чего не отмахнуться вдруг приходит на ум и он, чтобы скорее с этим покончить, спрашивает:
      - Небось, друзья этого китайца тоже потом тебя спрашивали как и что...
      Словно сбегу наталкнувшись на внезапное препятствие, она отвечет почти машинально:
      - Один только. Чень...
      - Спросил, кто тебя привез. А ты что ?
      - А че мне? Сказала: ребята из охранного агентства. Из ""Саламандры"... Смена Александра Борисовича!...
      Алекс снова вышел на станции метро "Академическая". Дорога ему была уже хорошо знакома. Ресторан с южноазиатской кухней кухней справа, слева универмаг...
      Тот же дом с сеткой, машины с красными, дипломатическими номерами, дежурный секьюрити с борцовской шеей в пятнистой куртке.
      А вот и шестой этаж, уже знакомая дверь.
      На звонок дверь открыл генерал, улыбнулся и пропустил гостя вперед...
      Алекс прошел в кабинет, бросил взгляд накнижные полки и все те же фотографии на стене, уселся в кресло и вздохнул.
      Отчет о результатах командировки в Янги-Юль не занял у него много времени.
      - Чень в Москве,. Не исключено, что Чернышев и Анастасия на него снова выйдут. Может, даже через медицинский центр.
      Генерал, как и в первый раз, смотрел на Крончера и одно временно сквозь него. Теперь, когда Алекс знал, что один глаз у него - стеклянный, ему уже не хотелось оборачиваться и проверять: кто там, сзади ?
      - Господин генерал, а что с профессором Бреннером ? Он еще здесь ?
      Хозяин дома вздохнул. Потом поморщился и испытующе поглядел на Алекса:
      - Не люблю таких птиц. Наверное потому, что для нас, полицейских, черное - это черное, а белое - это белое. Ну, а если у тебя на белом непонятные темные полосы ?..
      - Его вызовут в полицию по возвращении ?
      - Он уже там, Алекс. В Израиле... Допросят - то его допросят, но ни нам, ни ему это ничего не даст... Он ничего не знает. Точнее - не хотел ни знать, ни слышать...
      Хозяин квартиры задумчиво раскачивался в кресле.
      - Вначале я думал - его сооблазнили деньги. Теперь понимаю, что не они для него главное... Он, видишь ли, разрабатывал новую идею: изменял ход пересадки. Кажется, - не без успеха... Когда я загнал его в угол, заявил, что если бы не поиск, медицина и сегодня была бы на уровне
      Парацельса...
      Он следил за реакцией Алекса своим единственным глазом, который замечал все не хуже обоих. А может быть, даже лучше.
      - Я заварю кофе...
      Он вышел на кухню, и Алекс остался один. Посверкивая отражениями электрической лампы, лорнировали стекла полок с книгами. С журнального столика, как с темного зеркала, глядело его собственное изображение.
      Вернулся генерал с туркой с дымящимся кофе, прошел к холодильнику и достал из фризера торт - мороженное. Резать его ножом было тяжело: тот скользил, отрезая слишком тонкие ломти.
      - Он что, брал на работе отпуск ? - навел Алекс своего собеседника на нужный след.
      - Да, для операций в Эстонии - брал... Впрочем, все врачи его ранга делают в таких случаях то же самое...
      Это и надо было Крончеру. Алекс кивнул: он как бы дал знать, что понял и сразу осведомился:
      - Как вы думаете, по выполнению задания... Если моя работа в Москве признана будет удовлетворительной...
      Генерал смотрел на него удивленно.
      - Я могу расчитывать на недельный отпуск, господин генерал ? Крончер бросил на него кроткий, спокойный взгляд и пошевелился в кресле.
      - Полагаю, что да... Кстати, - спросил генерал, - если это не секрет: а где бы вы хотели провести свой отпуск ? Дома ? В Европе ?
      - Нет, здесь...
      - Вам так понравилось в Москве ?
      - Я еще не был ни в одном музее...
      - Ах да, - ни в одном музее ! - пробормотал про себя генерал. - Ну чтож, я договорюсь, чтобы вам предоставили музейную неделю, - добавил он.
      С минуту молчали оба, а потом последовал вопрос, который несколько озадачил Алекса.
      - Как у вас с Чернышевыми? Знакомство формальное? Или проклевывается что- то вроде личных отношений ?
      Теперь, когда они трое - он, Чернышев и Анастасия - разузнали все друг о друге и, снюхавшись, втроем дурачат начальство, все для него упростилось.
      Алекс и глазом не моргнул:
      - Сегодня еще трудно что-то сказать...
      - Не здесь ли живет лауреат литературных премий, поэт Анатолий Чернышев ? - спросил Виктор, когда за дверью раздал ся голос отца. - Ну тебя...! - послышалось в ответ. Дверь открылась,и маленький, с редким седым хохолком на голове пожилой мужчина энергично запечатлел на небритом лице сына отцовский поцелуй.
      - Знакомьтесь, Алекс Крончер... - подтолкнул впереди себя коллегу из Израиля Виктор.
      - Крончер ? - спросил, словно что - то припоминая, Чернышев- отец, отступая в прихожую. - Скажите, это не ваш род ственник - известный немецкий...
      - Не его, папец! - перебил Виктор. - Его - родственники молятся у Стены Плача в Иерусалиме.
      Отец несколько озадаченно посмотрел на сына, но что - то подсказало ему, что на этот раз его не разыгрывают.
      Алекса провели в большую комнату, всю обставленную полками с книгами и обкленную фотографиями: Чернышев - старший со знаменитостями. С Гагариным. Ивом Монтаном. Евтушенко в голубой шубе. Со Славой Зайцевым. С Фиделем Кастро.
      - Брежнева и Андропова мы убрали, - иронически кинул Алексу Виктор, не ко времени...
      Отец не обижался. Встречаются же люди с таким характером...
      В принципе, подумал Алекс, здоровый и необидный юмор - гарантия хороших взаимоотношений. Если люди относятся друг к другу слишком серьезно,любая соринка в глазу рано или поздно обязательно вырастает в бревно. А тогда ничего хорошего не жди.
      - Давно ли вы знаете нашего Витеньку ? - подыгрывая сыновьему тону спросил отец. - Он у нас из -за повышенного романтизма стал завзятым циником.
      - Я этого пока не заметил, - улыбаясь ответил Алекс.
      - Тогда у вас все впереди. Если будете стоять на голове, как он, лучшего и более верного друга не найдете...
      Чуть прикрытая насмешкой нежность - лучший рецепт для решения проблемы отцов и детей. Каждый видит в другом ребенка, которому надо обяза тельно прощать его шалости.
      Минут через десять в квартиру зашла и всю ее заполнила своим телом и голосом крупная, шумно охающая и хлопотливая женщина: мать Виктора, как оказалось, - единственного инфанта в семье.
      Каждый ее жест и шаг были заряжены непосредственностью и добротой. Теми, что даются Б-гом, как талант, при рождении.
      Любое зло рядом с такими людьми тает, как ледяная сосулька в рукаве теплой шубы.
      - Витек ! - запричитала она. - Как же ты не предупредил? ! Почему не сказал, что придешь с товарищем? Отец, собирайся в магазин...
      - Оставь, мать, - Виктор загородил дорогу отцу. - и без того у вас холодильник - как елисеевский магазин. Тащи, что есть...
      - Ну, как вы этим обойдетесь ?...
      - А вот так, - подмигнул он Алексу.
      Крончер не чувствовал той неловкости, какая обычно возникает в первый раз в чужом доме. Царившая здесь атмосфера была снисходительной и миролюбивой.
      - Когда споры и конфликты отгорят, обиды ржавеют от времени, расхохотался, глядя на озадаченную физиономию гостя Виктор. - Это очень полезно для сохранения здоровой психики.
      - Все зависит от возраста, - по-прежнему подыгрывая тону сына развел руками Чернышев-старший. - Амбиции разбивают об него, как об стенку, не только лоб, но и душу, и остаются только маленькие удовольствия: увидеть сыночка и внуков, чокнуться бокальчиками на днях рождений..
      Вскоре их уже звали к столу.
      Хозяйка накрыла его, как в дорогом и модном ресторане. Когда в доме появлялись гости, Чернышев-старший становился неумолим: из глубин буфета извлекались старомодные столовые приборы, на столе принимая парад рюмок и бокалов потел от усердия, хрустальный генерал - графин, а обилие блюд и закусок доказывало, что хотя придворная поэзия и обанкротилась, кое - что в ее сундуках все же еще осталось.
      Крончера усадили по правую руку от хозяина, напротив увели ченных фотографий, на одной из которых молодой парень в форме десантника, удивительно похожий на Виктора, был снят рядом со знаменем части.
      Чернышев - старший проследил за взглядом Крончера и напы жился от гордости, но сын тут же испортил ему праздник.
      - Мой папа в детстве переживал, что не участвовал в боях против немцев: не пришлось по возрасту. Кстати, - если бы пришлось, он бы не относился к войне так романтично...
      Но отец тут же взял реванш. Откуда-то сбоку, из секретера, появился альбом со стихами, которые писал Виктор в юности.
      Алекс с удивлением узнал, что Виктор закончил английскую спецшколу и до седьмого класса еще играл на рояле. Что его любимыми писателями были американец - Хемингуэй и русский, о котором Алекс слышал впервые, -Андрей Платонов. К тому же, ока залось, что Виктор был дружен с теннисной ракеткой и даже участвовал в республиканских соревнованиях.
      - Вообще, уверяю вас, Виктор наделен недюжиным литературным даром. И если бы не наша страсть делать все наоборот, мы бы давно прославили себя не как сыщик, а как писатель или поэт...
      По всей видимости, хозяин дома перешел запретную линию, потому что его тут же постарался вернуть назад бдительный пограничный надзор:
      - Папа у нас считает, что его профессия - самая-самая... - мать Виктора положила мягкую крупную руку мужу на ладонь.
      Но сам Виктор воспринял родительскую эскападу более чем мирно и даже ухмыльнулся:
      - Для одних, отец, литература - корова священная, а для других дойная. А я никогда не рвался быть дояром...
      Сказано все это было с насмешливой ленцой, а главное - без нервозности и злости. Да и сам поэт-песенник воспринимал все более чем спокойно, даже доброжелательно.
      - В папины времена, - зубоскалил Виктор, - ценилась, в основном, жирность продукции: чем больше пафоса и патетики, тем выше гонорары. Сейчас все изменилось, - в чести уже не жирность, а величина надоя...
      - А у вас, в милиции, что - не так ? Мелких стервецов ловите, а крупные - банками заправляют ! Ведь какие времена пошли: есть деньги можешь купить хоть депутата, хоть прокурора...
      Виктор добродушно хмыкнул:
      - Видал, Алекс, на какие философские темы спорят в нашем семействе ?
      - Ты почему детей не привел, Алку дома оставил? - свела мать разговор на куда более безобидную тему.
      - А кто ваши родители? Они работают?
      Чернышев-старший заботливо добавил Алексу в рюмку ледяной водки, на что гость, однако, реагировал без особого воодушев ления.
      - Отцу осталось пять лет до шестидесяти пяти - он инженер. Мама учительница музыки. Она может и в семьдесят преподавать, дома, конечно.
      - Ну хорошо, а вот по родине - не скучают ?
      Ласковая и крупная ладонь хозяйки квартиры прикрыла сухонькую ручку не в меру любопытствующего мужа.
      Алекс пожал плечами.
      - Я ведь - израильтянин, - поразил он ответом хозяина, - и для меня что английский, что русский - языки иностранные. Один учил в школе, другой - отец вбивал дома. За что, сейчас понимаю, - большое спасибо ему ! Вот с Виктором познакомился, с вами разговариваю...
      За столом наступила смущенная тишина. Чернышев - старший завозился в тарелке с салатом, его жена повернулась, чтобы что - то положить на стол, и только Виктор глухо хмыкнул: ему вся эта ситуация явно нравилась своей остротой.
      - У них там, пап, в Израиле, нет времени ни на носталь гию, ни на охи да ахи. Места мало, а врагов много...
      Он подмигнул Алексу и сделал ему знак поднять рюмку. Тост должен был смягчить неловкость за столом и проложить путь в новое и более надежное русло беседы.
      - А похож Иерусалим на тот, что описал Михаил Булгаков в "Мастере и Маргарите" ? - спросил , неожиданно загораясь, Чернышев - старший ?
      - Я читал на иврите, по-русски мне трудно, - ответил Алекс, думаю,что нет. Но это неважно: ведь глвное, - что так красочно описана Москва...
      - Вы никогда не поймете этого... Для моего поколения Булгаков - это возвращение Христа в Россию...
      - Мой папа, Алекс, - ухмыльнулся Виктор, - в свое время искренне верил в то, что ему вбивали в голову власти, а теперь не менее искренне убежден в том что никогда в это не верил...
      "Господи! Кто это?!"...
      Генка Кавторадзе невольно струсил, когда дежурный врач неожиданно зажег свет в палате и подвел к кровати двоих посетителей. Может ожидал увидеть совсем не тех?
      - Вы? Слава Б-гу! Я думал, эти добивать идут...
      Вслед за Рындиным шагал Аркан Павленко...
      - Спасибо, коллега, - поблагодарил он дежурного врача.
      Материальную часть благодарности он еще раньше
      переправил в карман его халата.
      - Выйти в ординаторскую сможешь? - спросил Олег.
      - Постараюсь...
      Разговор повели в пустой ординаторской.
      Рындин глядел на виноватые лица компаньонов, и его заливал бурлящий вал бешенства. Весь этот день никого из них не было в медицинском центре.
      - Ублюдки! - выдавил он.
      Свой парень и шутник, Павленко виновато захлопотал вокруг Рындина.
      - Ну чего ты кипятишься?! - его первым желанием всегда было все превращать в шутку. - Не ты ли послал меня улещивать этого мужика в Мин здраве? Да я пол дня в приемной кис! Потом крутился вокруг этой овцы , его секретаря...
      Павленко, считавший себя правой рукой Рындина, оправдывался первым.
      - И что же?! Ведь дали, все-таки, разрешение...
      - Не вспомнить ни разу об оффисе? - колотило Рындина. - Не позвонить даже ?
      Генка смотрел куда-то в сторону и нервно грыз ногти.
      - А ты ?! - Рындина развернуло, как орудийную башню, в сторону красавца.
      - Да ты сам вспомни, Олег ! Кто просил меня встретиться со специалистами по фармацевтике ?
      Он обиженно шмыгал носом.
      - И, между прочим, я после травмопункта уже с ребятами из Солнцева связался. Просил оказать содейсивие ...
      Внезапно голос его стал тише.
      - Если ты не прочь, Олег, я могу поговорить с кавказцами. Их здесь боятся не меньше, чем солнцевских бандитов. У меня в Тбилиси дружок есть: у него неплохие связи с полевыми командирами из Грозного... Но без тебя я ничего начинать не хотел. Может, у тебя свои соображения...
      - Связывайся, - коротко бросил Рындин. - Я им больше верю. Они здесь чужие, и связи их с местной мафией куда слабее. Не так друг с другом пересекаются...
      Генка в знак согласия прикрыл глаза писанного красавца.
      - Продавать нас они, во всяком случае, не станут...
      В ординаторскую заглянула дежурная сестра. Увидев незнакомых мужчин, удивилась, - кто такие, зачем ? - но, ничего не спросив, тут же исчезла. Голоса и ругань, какие она перед тем услышала за дверью ее напугали...
      - Там у нас конфеты... - Рындин покосился в сторону Аркана. - Дашь этой... - Он кивнул на дверь. - Успокой девушку.
      Павленко достал из кейса коробку шоколадных конфеты, положил на стол.
      - За голову этого старшого, что там у нас командовал, - по лицу Рындина пробежала судорога, - я плачу отдельно. Это моя будет добыча...
      - Что ты с ней делать будешь, Олег ? Высушишь, как индейцы в Южной Америке ? Чтоб стала маленькой, с апельсин, и повесишь ее над камином ?
      - А что ? - сверкнул зловещий огонек в глазах Рындина. - Тоже мысль...
      - Только контроль над собой не надо терять... - Генка приложил затылок к стене. У него болела голова.
      - Слышал, что изрек наш кавказский философ ? - попытался шуткой вымести осколки вдребезги разбитого настрое ния верный рындинский компаньон.
      Но ему это не очень удалось. Рындин был далеко: погружен в свои мысли.
      Генка, решил он, из дела уйдет, и очень скоро. Вся бушевавшая в нем в течение этого злополучного вечера ярость, внезапно вытекла из него, как воздух из проткнутого воздушного шара. А еще раньше - Карина...
      А еще он подумал, что если как и тогда, с Ли, он снова предпримет неожиданный, сбивающий с толку и решительный ход, он сорвет им все планы.
      Ведь пока что его конкуренты пересадки прекратили...
      Рындин весь ушел в ремонтные работы.
      Вызванивал строителей, говорил с дизайнером, договорился с реставратором. Как он и предполагал, компаньоны после случившегося малость поостыли. Аркадий сидел дома. Генка выписался из больницы, уехал в деревню, не давал о себе знать.
      О ночном разговоре с приятелем из президентской администрации в Оздоровительном комплексе на "Варшавке" Олег начисто забыл. И когда в его сотовом телефоне раздался неожиданный звонок, сначала даже не мог сообразить, кто звонит и о чем идет речь...
      - Ну ? - грубовато осведомилась трубка.
      - Что - ну ? - с досадой бросил Рындин. Такого рода фамильярность его выводила из себя.
      - Когда встречаемся ? - голос был хриплый, хамский, прокуренный.
      - Это с кем я должен встречаться ?- экранируя угрожающую холодность, бросил Рындин.
      Голос в трубке злобно оборвал его:
      - На Варшавке в Оздоровительном комплексе заказывал, а теперь и забыл ?!
      Рындин проглотил слюну, как застрявший в горле ком. Таким тоном мог говорить только старый милицейский волк: грубый, наглый, жестокий, которому его приятель передал заказ...
      - Ах это ты ?
      Ему показалось, тот харкнул, и так, чтобы он, Рындин, слышал.
      - У меня все готово: возникай !.
      - Не сейчас. Я пока занят. В пять... - Рындин взглянул на часы.
      - Ишь ты, - крутой какой... - с недобрым хохотом откликнулся неведомый собеседник.
      - Где ? - коротко обрезал его Рындин.
      Еще один харкающий звук в трубке и издевательский ответ:
      - Да, хоть в зоопарке...
      - Что ? - обалдело переспросил Рындин.
      - В зоопарке, сказал! На Красной пресне! У хищников. Я в штатском, с газетой, с "МК", - и тут же дал отбой. Явно издевался...
      Брезгливо протерев трубку платком, словно волчье дыхание передается по проводам, Рындин отодвинул аппарат.
      Менты мало чем отличаются от уголовников, кипел Рындин. Те же преступники,только одеты в форму и находятся на службе самого государства... Но и тут они о своих собственных интеерсах не забывают...
      Ровно в пять Рындин переступил порог зоопарка.
      Он попал сюда впервые после реконструкции. Высокие арочные ворота венчали вход. Посетителей было мало. На камнях серебрился снежок.
      Он улыбнулся: ему почему - то пришло в голову, что неплохо было бы приехать сюда с Кариной. Он почему - то не вспомнил о своем решении отделаться от нее.
      Но романтика погасла, как сигарета под ногами пьяного сержанта. Мент не пришел.
      Семь минут... Десять... Пятнадцать...
      Чувствуя, как его трясет от бешенства, - это так вот уни зить, и кого ! - Рындин направился к выходу. И в этот самый момент откуда - то из темноты возникла маленькая, сухощавая, вся как на шарнирах фигурка в штатском. В непомерно большой кисти была смятая и свернутая трубкрй газета. Человек развернул ее: "Московский комсомолец".
      - Ждешь? Знал, что будешь ждать...
      Нижняя челюсть у незнакомца глубоко выдавалась вперед, водянистые глаза смотрели, словно примеривались, как надежней навесить наручники.
      Рындин окинул сверху вниз взглядом это неказистое существо и брезгливо усмехнулся.
      - Так вот вы какой ?...
      Интеллигентское пренебрежение, сквозившее в его голосе, буквально, взбесило незнакомца. Он как бойцовский петух придвинулся к Рындину: вот вот начнет драку !
      На Рындина дохнуло гнилостным запахом водочно го перегара, несвежей пищи и больного желудка.
      Он решил донять этого мента холодным тоном аристократа, которому приходится разговаривать с мразью.
      - Мы ведь, милейший, встретились не для того, чтобы оскорблять друг друга, а по делу. Я плачу деньги, а вы исполняете заказ, - Рындин прошел вперед, не обращая внимания на семенившего за ним злобного мента...
      Полы дорогой шубы, которую он надел, колыхались на ходу, как судейская мантия. За ней, исходя злостью, как надутый шар воздухом, спешил невысокий сухощавый человечек, успевав ший сделать два шага, пока Рындин делал один.
      В водоеме, который обогнул Рындин, вдруг показалась спина гиппопотама: теперь, из - за мерзости преследовавшего его ощущения, она казалась огромной и черной ягодицей, нежащейся в болотной жиже.
      - Ты, козел ! - забежал вперед малорослый незнакомец с "МК" в руке. Ты кого из себя строишь,а !? Да, я - мент, и горжусь этим ! А ты вот бандюга ! И не забывайся!..
      Рындин резко повернулся. В клетке рядом взвыл павиан. Он издал непотребное хрюканье, потом подмял под себя спиной к себе самку: та слабо сопротивлялась и жалобно повизгивала.
      Их головы - Рындина и Ловягина - были построены по разным схемам. Один сам себя распалял, другой, наоборот, как и всегда в случаях настигающей его опасности, каменел.
      Возможно, срабатывал все еще живущий у нем инстинкт маленького зверька: верткого, осторожного, хищного. До точно рассчитанного прыжка он себя не проявит, не выдаст. Будет только пламенеть микросветофорами глаз: желтый, красный, зеленый ! Иначе он не только не схватит добычу, - окажется добычей сам.
      Оскалившись в ледяной улыбке, Рындин снова измерил незнакомца уничтожающим взглядом и вальяжно произнес:
      - Ну, коли так, - нам и разговаривать не о чем. Простите за беспокойство...
      У мента с газетой в руке, которую он не собирался бросать, отвисла выступающая вперед нижняя челюсть, а водянистые глаза пошли болотными огнями. Он нервно закусил губу и выдавил с ненавистью:
      - Ладно, пахан ! Твоя взяла, деньги мне нужны. За дом платить надо. Взяли, суки, за жабры ! Но ты не думай, что меня купил. Ты инофрмацию покупаешь...
      Они находились рядом с загоном. Высоким неуклюжим провинциалом выглядел в нем жираф. Медленно, вразвалку, приминал землю своей плененной тяжестью бурый медведь. А за забором - сеткой мельтешили гиены. Рындин уставился на них, не в состоянии отвести взора. Что - то гипнотизирующее было в их подчеркнутом безобразии. Они рвали на куски брошенную им падаль, отталкивая друга друга спинами, взлаивали и чавкали.
      Мент этого не почувствовал: он, Рындин, - да ! Сказалось общение со старым педиком из московской оперетты. Наверное, это и отличает интеллигента: он думает не о самих вещах, а об их тайном смысле.
      - Так уже лучше, - без всякого выражения произнес Рындин.
      Дрессировщик опустил плеть и достал кусок сахара. Строптивый медведь послушно стал на задние лапы.
      Рындин достал из внутреннего кармана шубы конверт с день гами.
      - Здесь пять тысяч баксов, - строго проризнес он, - можешь пересчитать...
      - Еще чего, - огрызнулся тот.
      Он затолкал - видно нервничал, - конверт в куртку и шумно втянул носом воздух.
      - Это была "Саламандра". Охранное Агентство, контора в Подольске. Там все знают. Попутно занимается сопровождением. Проституток развозит по вызовам...
      Он весь напрягся, подчеркнуто харкнул под ноги, как тогда, в телефонной трубке. и выдавил из себя, как гной из раны:
      - Ты, падла, горя не нюхал, а он у моджахедов в плену побывал, сбежал...
      Прикрыл глаза, словно очнулся и продолжал уже спокойней.
      - За базар платить надо. Вот я и плачу. И не фальшивыми. Они "Саламандру" вдвоем нанимали: китаец какой - то и тварь эта скользкая из Баку. Морда круглая, усики еще как будто кот ссыт...
      Рындин не успел отреагировать, как тот, словно счищая с себя прилипшую грязь, бросил:
      - Все ! В расчете мы с тобой !...
      - Откуда ты взял это ?
      Человек с " МК" иронически улыбнулся:
      - От верблюда...
      И зашагал быстрыми шагами прочь.
      Гиены занимались сексом.
      Рындин тряхнул головой и отправился к выходу.
      Вечером ему позвонил секьюрити собственной Службы Безопасности, поджидавший его в отдалении..
      - Человек, который к вам приходил, - мент из РУОПа. Майор. Мы вместе с ним доехали до Шаболовки... Между прочим, там, в аллее, я видел женщину, которая к нам приезжала вместе с братом...
      - И тот тоже был? - встрепенулся Рындин.
      - Нет, на этот раз - израильтянин, которого она потом привела...
      Все цепочка немедленно выстроилась: Панадис подослал к нему пару, которая сразу вызвала у него подозрение. А теперь второй израильтянин, связанный с Панадисом и Бреннером, взял его под наблюдение. Но мы еще посмотрим, кто -кого...
      Гуляя неподалеку, Алекс с Анастасией забрели в зоопарк. Здесь он был не таким, как в Иенрусалиме, иным Больше хищников, менее просторные вольеры.
      В лучах зажигающихся фонарей клетки со зверями казались, как в детстве, загадочными. Вызывали странное чувство, - не то, чтобы волнение, а какое - то чуть ли не мистическое ожидание: будто здесь и только здесь могла разрешиться давно, с детства, томившая душу тайна.
      Рассеянно прохаживаясь вдоль вольеров и клеток, Алекс ловил себя на том, что иногда в раздумье останавливается. Что за шифровку шлет в нашу генетическую память этот исчезающий мир когда - то господствовавшей на земле фауны?
      Вот, как экзотический цветок, распушила свой капюшон кобра. Застыла на перекладине акробаткой - мгновенье, и сорвется вниз черноокая обезьяна. Задумчиво, как телескоп, поднял вверх, к звездам хобот слон. Что он видел Африку? Венеру? Весь Млечный путь ?
      Зоопарк срывал с природы детский чепчик цивилизации, ночным ветром и звуками подчеркивал ее пещерную суть, грубой обнаженностью инстинктов размывал воздвигнутую самим человеком границу между его прошлым, настоящим и будущим.
      Из Зоопарка они поехали к Анастасии.
      Он вызывал в ней странное чувство - этот высокий, худой и нескладный парень. Какую - то смесь острого любопытства и удивления.
      Анастасия знала, что его родители были москвичами, но сам он нисколько не напоминал ни своих русских сверстников, ни, тем более, живущих здесь его соплеменников. Ни внутренне - хотя бы уже потому, что не должен был никому доказывать, что он не хуже, чем они, а может быть, даже лучше. Ни внешне - он был смугл и пропитан других солнцем и ветрами.
      Они сели за стол. В серванте у нее нашлась бутылка "мартини". Разлили по бокалам. Открыли коробку конфет.
      Алекс поднял бокал:
      - За тебя, какая ты есть... - и, улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой.
      Она уже не злилась на него. Даже акцент его не отталкивал ее так как раньше.
      Господи, ну почему он так на нее смотрит ?
      - Ты женат ? - вдруг спросила она.
      - Нет, - пригубил он бокал. - Я же не мог сесть на шею матери. Офицер - даже в полиции - это не профессия. Я хочу кончить юридический, а тогда...
      - А я была замужем, - довольно горько усмехнулась она. - Не думала, как ты, - что, да зачем ? Влюбилась, и пошла в ЗАГС...
      - А потом ? - смотрел он на нее так, словно хотел пройти куда - то внутрь, но не решался открыть дверь: а вдруг ему не разрешат ?
      - А потом - суп с котом...
      Он с сомнением покачал головой.
      - А как можно жениться, если не знаешь человека ?
      - Что значит, - не знаешь ?! Он ведь с тобой рядом полгода, год, иногла даже - два ?
      - Ну и что... Сначала ведь надо узнать друг друга... Это же не партнер о квартире: раз - два - три, и разбежались... А если дети ?...
      - К счастью, - детей не было, - допила она вино из бокала. И вдруг неожиданно даже для самой себя сказала, - а может, и к сожалению...
      - Моя подружка ушла от меня сама, - констатировал Алекс таким тоном, словно автобус тронулся, а он не успел вскочить в двери. Ни жалобы, ни горя в его замечании не было.
      Анастасия вспомнила, как страдала она сама, когда застала мужа в постели с подругой. Прошло два с половиной года, но едва она начинала думать об этом, ее ударяла волна обиды и жалости к самой себе. А сейчас вот почему - то она этого не почувствовала.
      - Рассорились ? - спросила она его, сама ругая себя за такое любопытство.
      - Нет, - совершенно спокойно объяснил он, - влюбилась в другого и ушла.
      - А ты ?
      - Я ? - спросил он. - Конечно, мне было тяжело. Но представь себе: а что если бы мы были женаты ? Весь этот развод, свары, суд...
      - Ты так спокойно обо всем говоришь, словно речь идет о чем - то самом обыденном... А где же чувства ? Любовь...
      Алекс смотрел на нее, словно не понимал: да о чем она говорит.
      - Скажи - разве чем больше ты говоришь о своем чувстве, - тем больше любишь ?
      Анастасия покраснела от неловкости.
      Чем больше он смущал ее, - а сделать это было не так - то легко, ведь она не была наивной девочкой и хорошо знала цену жизни, - тем больше ей хотелось понять, что кроется за этим красивым, если бы не неуклюжий нос, лицом, под коротким и жестким ежиком черных волос и глазами, в которые можно было легко войти, но очень трудно выйти ?
      - Слушай, - вдруг просительно произнес он, - я могу попросить тебя потанцевать со мной ?
      - Что ? - спросила она, сначала даже не очень поняв, что он ей предложил.
      - Ну, есть же у вас, наверное, дансинги, клубы, дискотеки... Это тебя ни к чему не обязывает... Если тебе не хочется, - не стесняйся: я все пойму и поеду в гостиницу...
      Анастасия вдруг взяла его за руку и повела за собой.
      - Пошли !...
      - Мне захотелось ощутить тебя чуть ближе, - сказал он, и она покраснела, но почему - то не обиделась.
      - Ладно, - бросила она с улыбкой, - немножко не по возрасту, - ну, да пусть !...
      Он взял ее под руку и она втянул в себя несколько раз ее запах. Глаза его были закрыты.
      "Ты - идиотка !" - обозвала она саму себя, но села с ним в такси.
      Почему она закрыла глаза, когда он слегка провел пальцем по ее шее ? Ласка в этом движении подействовала на нее почему-то еще сильнее, чем объятье и поцелуй...
      - Спасибо ! - сказал он и, осторожно взяв ее руку, поднес ее к своим губам. Они у него были горячие и нежные...
      Рындин из зоопарка поехал к себе.
      Нет, он не ошибался в своих подозрениях: это Панадис ! Именно с ним был связан убитый Ли. И это через него дей ствовала четко налаженная цепочка: китайские курьеры, доставляющие трансплантанты; их московский резидент Ли; посредник и менеджер израильского профессора и эстонских клиник бакинец Панадис; израильтянин, почему - то интересовавшийся системой охраны центра, а сегодня следивший за ним в зоопарке, и босс Ли, отвечающий за функционирование "российского направления"...
      "Итак, теперь он не сомневался: разгром центра заказали Панадис и этот второй китаец.
      Он и не заметил, как подъехал к воротам, которые снова уже работали с помощью дистанционного управления...
      Во дворе его ждали.
      - Олег Алексеевич, - приветствовал его старший бригады, работавшей по восстановлению здания, - Я надеюсь, к утру все работы будут закончены.
      Кандидат наук, старший бригады электронщиков, заверил его, что и с этим задержки тоже не будет.
      Учитывая увеличивающийся спрос на восстановление раз громленных офисов, бывшие жрецы науки и техники были очень предусмотрительно собраны неким предприимчивым гением в одну вспомогательную строительную бригаду. Трудились они, не по кладая рук, все эти классные специалисты- научные сотрудники раз ных НИИ, приспособившиеся к условиям свободного предпринимательства...
      Рындин приветливо кивал и в качестве поощрительного широкого жеста достал из "кейса" коробку настоящих гаванских сигар.
      - Господа ученые, за счет заведения! - шутливо провозгла сил он.
      Представители фундаментальной науки, зарабатывавшие на жизнь ремесленничеством, они на короткое время сталими похожи на сборище американских империалистов со старых карикатур, которые дымя сигарами, вынашивают планы порабощения всей планеты.
      - Олег, - подошла к нему постаревшая и опаленная трауром, как ожогом Карина. - Тебе звонила жена...
      Она так и не ушла от него. Но поговорить с ним по душам после того, что произошло, ей так и не удалось. Рындин был постоянно в заботах, в разездах.
      Она прикрыла влажные кавказские глаза и прикусила губу.
      - Олег, - вымученно произнесла она, - ты меня избегаешь...
      Рындин покраснел: он не любил, когда заглядывают ему в душу, но обижать ее ему не хотелось.
      Карина подошла к нему ближе и дотронулась до его волос. Движения у нее были мягкие, ласковые. Но что - то удерживало его. После того, как ее у него на глазах изнасиловали, его отношение к ней изменилось. И она это чувствовала.
      - Я ни в чем не виновата, Олег...
      - Я знаю, - сказал он с оттенком вины в голосе.
      У нее на глазах появились слезы.
      - Ты не просто мужчина для меня, Олег. Наверное, если бы мы жили в другое время, я была бы твоей рабыней...
      Он привлек ее к себе и нежно поцеловал в висок.
      - Это пройдет...
      - У меня нехорошее предчувствие... Что - то должно произойти... Что то страшное и непостижимое...
      - Ерунда, - пытался успокоить он ее, - возьми себя в руки. Мы еще с тобой отпразднуем нашу победу.
      - Дай бог, - сказала она.
      Но в голосе у нее звучала густая, как сироп, печаль.
      - Тебе звонил Панадис. Спрашивал, может ли он завтра приехать в первой половине дня...
      - Карина, - нахмурился Рындин, но тут же ласково положил ей руку на плечо, - я хочу с тобой поехать завтра по магазинам. Ты и я..
      - Мне ничего не надо, Олег, - голос у нее был погасшим.
      - Кто заказывает музыку ? - делая стргогий вид спросил он.
      Она покачала головой. Глаза у нее были закрыты.
      - Карина, - вдруг подвинулся он к ней, не обращая внимания на то, смотрят ли на него ученые - ремонтники или нет. - Не бросай меня, Карина... Ты даже не знаешь, - что ты для меня...
      Она прижала его к себе: руки у нее дрожали.
      Потом, вдруг встряхнувшись, улыбнулась, как ни в чем не бывало:
      - Что с Панадисом ? - спросила она.
      - Пусть является, - буднично произнес он...
      Главное зло было в Панадисе и в его израильском секьюрити.
      Рындин делил людей на полезных, бесполезных и вредных. В принципе, деление это было не очень жестким: существо вала возможность перехода из одного разряда в другой. Но одно он знал: если такое перевоплощение не происходило, ток сичность становилась невыносимой и требовала противоядия.
      Он видел свою положительную роль в том, что избавлял общество от отбросов. Был санитаром асфальтовых джунглей. Пока ! А в будущем ? В будущем он готовил себя для совсем другой цели...
      Панадиса, а вместе с ним и Крончера он зачислил в разряд не просто вредных, а смертоносных опасных особей, которых следовало беспощадно уничтожать. Как бешенных собак. Боевики Охранного Агентства "Саламандра", о котором сообщил ему этот мент в Зоопарке, конечно, тоже заслуживали жесточайшей кары. Устроить ему такое здесь, в его же детище - медицинском кооперативе ? Так унизить его лично ?
      Все от Панадиса... Он шел в его списке первым. Именно ему и профессору Бреннеру составлял конкуренцию Медицинский центр.
      Узнав о сговоре Панадиса с таинственным китайцем, Рындин сразу отказался от первоначальной своей версии о том, что ему отмстили за Ли.
      Теперь он даже готов был предположить, что приехавший в Москву китаец не знает, кто настоящий убийца.
      Панадис и его подручный !.. Он придумает им казнь... Такую, что палаческие причуды покажутся детским садом. С этой сволочью расправиться так, чтобы и на том свете вздрагивали от ужаса.
      Панадис завтракал в гостиничном ресторане.
      Он надеялся, что избранная им тактика позволит ему проскользнуть между Ченем и Рындином, не вызвав подозрений ни у того, ни у другого. Он даже счел, что у него есть все основания гор диться своими блестящими дипломатическими способностями.
      Яйцо в мешочке, два хрустящих тостика с итальянской горгонзолой, стакан мангового сока. Все было выверено по таблице калорийности. Никаких излишеств в еде он себе не позволял.
      Обстукивая легенькими ударами ложечки яичную скорлупу, - он делал это, надо сказать, просто артистически, - Панадис думал о предстоящем разговоре с Рындиным.
      Этот человек вызывал у него странное, настораживающее чувство. От него исходил острый запах угрозы. Где - то внутри, в непостижимой глубине, за иконописной внешностью и элегантным костюмом, замерла, притаившись, опасность.
      Нет сомнения - это жестокий и опасный хищник. Но он, Панадис, охотник, а охотника отличает не сила, не вес, даже не быстрота - все равно быстрее пули не будешь ! - а интеллект.
      Он задавит его интеллектом...
      Панадис посолил содержимое, набрал в ложечку тягучую и не сварившуюся массу и втянул ее себе в рот. Потом осторожненько, откусил очень небольшой, как учат диетологи, кусочек тоста и стал его тщательно прожевывать.
      Неподалеку сидели две дамы среднего возраста, и Панадис начал строить одной из них глазки. Делал он это почти автома тически, думая совсем о другом.
      Чень недаром сразу же разглядел в нем, Панадисе, глубокий интеллект. Просто так, перед чужим человеком он не стал бы развивать целую философскую концепцию о преступлении, как таковом, и его трансформации во времени. Возможно, китайцы - вообще, склонны к философии, и толкает их к этому буддизм с его миросозерцанием.
      И все - таки, интеллект, если на то пошло, - не только умение разглядывать и сравнивать. Это еще и способность точно рассчитывать. Как шахматист просчитывают ходы противника перед тем, как начать свою выигрышную комбинацию. В чем-чем, а уж в этом с ним, с Панадисом, мало кто сравнится...
      Он подчеркнуто элегантно вытер губы белоснежной салфеткой и отпил манговый сок из стакана. Своим манерам он учился на французских фильмах. Нет - нет, - не на американских, а именно на французских: они более непосредственны и изящны...
      Дамы встали из - за столика, и одна из них даже наградила Панадиса насмешливым взглядом. Это ее личное дело: такими мужчинами, как Панадис, не бросаются. Неизвестно еще, кто потерял. Панадис слегка похлопал в ладоши, подошел верткий официант.
      - Спасибо, было очень вкусно, милый друг, - сказал он, оставив на столе чаевые.
      Оделся, спустился вниз. Здесь не успел он поднять руку, как к нему подъехал таксисит. Панадис не без тщеславия подумал о том, что сам вид его говорит о солидности и надежности. Таксисты в этом отношении - точнейший дозиметр.
      В машине он подвел итог мыслям: философы мыслят абстракциями, однако Чень продемонстрировал недюжиный практический расчет. Нет сомнений: он его засветил намеренно. Чтобы таким образом лишить возможности выбора. Теперь его у Панадиса, просто нет. Рекетиры знают, что он заказывал их вместе с Ченем, а коли так, - нет сомнения, что очень скоро об этом узнает и Рындин. Ведь возможностей получать информацию у этого порочного московского красавца куда больше, чем у пекинца Ченя.
      Чень не станет укрывать какого-то Панадиса своей шкурой: с чего ему рисковать ? А остаться один на один с Рындином, когда он обо всем узнает со стороны - все равно, что прилечь вздремнуть в клетке с тигром...
      Но Панадис уже просчитал все возможные варианты и выбрал наиболее удачный. Возможность ошибки была сведена к минимуму. Риск ? Кто не рискует, тот не выигрывает...
      Остановив такси недалеко от обнесенного оградой особняка медицинского Центра "Милосердие, 97", Панадис вышел.
      Убедившись, что за ним не наблюдают, он подошел к КПП, нажал кнопку "интеркома".
      - Доктор Панадис, - хорошо обкатанным голосом произнес он, - доктор Рындин меня ждет...
      Металлическая дверца открылась, мимо секьюрити и его монитора Панадис прошел внутрь.
      Справа, в углу двора, у гаража, трудились несколько работяг. Шофер "амбуланса", скорой помощи разговаривал с высоким, в белом халате санитаром.
      Панадис поднялся по ступенькам к двери особняка. Несколько мгновений его пристально разглядывали в глазок, наконец открылась входная дверь. Панадис очутился на широкой выложенной мрамором лестнице с темными, хорошо отлакированны ми перилами, и, одолев еще один пролет, оказался в приемной Рындина.
      Стены здесь были заново выкрашены, новая люстра в распечатанной коробке лежала у стола секретаря,а в простенке бросался в глаза огромный аквариум с песком и ракушками на дне. пока - без воды и рыб.
      Вобщем, несмотря на усилия ремонтников, следы разгрома все еще были видны.
      - Разрешите ? - манерно спросил панадис, открывая дверь.
      - Да, да. входите, - Рындин встретил его в дверях. - Тут мы затеяли небольшой ремонт...
      В кабинете не было стола, стояли только новые итальянские кресла: их явно привезли сюда накануне, а, может, и сегодня утром. У окна на картонных коробках покился компьютер.
      - Коньяк ? Кофе ?
      Чай ? - деловито спросил Рындин.
      - Кофе, - томно, с намеком на интимность произнес Панадис.
      Рындин подошел к двери, сказал несколько слов кому-то в приемной. Вернулся к Панадису.
      - Мы уже заканчиваем обустраиваться, - бросил, как ни в чем не бывало, - но все равно придется удовольствоваться пока вот этой тумбочкой...
      Он показал на столик для принтера.
      Панадис замахал руками:
      - Что вы, что вы, какая разница...
      - Как поживает профессор Бреннер ? - небрежно осведомился Рындин. Спасибо ! Вам от него большой привет...
      В дверь в это время постучали. Высокий мрачноватый секьюрити внес чашечки с кофе.
      Несколько минут они молча пили. Кофе оказался натураль ным, отменно заваренным.
      Рындин вел себя так, что Панадис просто вынужден был все время проявлять инициативу.
      - Можно у вас здесь спокойно разговаривать ?
      Рындин кивнул:
      - Мы только вчера проверили...
      - Я бы предпочел выйти... - Панадис старался не выпячивать свою осторожность. В кабинете могли быть установлены скрытые записывающие устройства. - Мы наверняка тут кому-то будем мешать...
      Рындин бросил на него беглый взгляд:
      - Я, к сожалению, должен кое с кем встретиться... Если у вас есть время, вы можете меня немножко проводить.
      Лицо Панадиса излучало озабоченность: им ведь предстоял важный, вполне конфеденциальный разговор.
      Они спустились по лестнице, прошли по дорожке к проходной. По дороге взгляд Панадиса снова наткнулся на машину "скорой" помощи. Она стояла теперь у самой дорожки. На ветровом стекле ее болтался популярный когда-то мультфильмовский зеленый Крокодил Гена.
      - Чего - то снегоочиститель заедает, - озабоченно сказал человек постарше санитару.
      Увидев Рындина, оба вытянулись.
      - Здрасьте, Олег Алексеевич...
      Они остановились в конце двора, рядом с "мерседесом" Рындина.
      - Я думаю, нам лучше поговорить здесь, чем в машине, - вопросительно взглянул на него Панадис.
      - Чтож, - Рындин чуть прищурился. - Как вам угодно...
      - Я хотел вас кое о чем предупредить, - доверительным тоном тоном начал Панадис.
      Рындин развернулся в его сторону, но не произнес ни слова.
      - Мне известно, кто устроил побоище в вашем Центре...
      В глазах Рындина отсвечивали льдистые искорки.
      - Мне нелегко было пойти на это признание, доктор Рындин, но я счел это своим моральным долгом...
      В голосе Панадиса звучали приличествующие моменту сожале ние и скорбь. Рындин по-прежнему молчал...
      - Есть какая-то граница, которую порядочный человек не
      может пересечь...
      Рындин слушал.
      - Это может показаться непорядочным, но когда я узнал обо всех подробностях, я решил, что настоящая порядочность обязывает меня рассказать вам обо всем. Ведь если человек понимает, что он ошибался, он исправляет свою ошибку..
      Опять ни слова в ответ.
      - Вместо того, чтобы скооперироваться с вами, эти люди решили разрушить ваш бизнес. Все сделано в чисто азиатском стиле. Ведь этот китаец - Чень, он...
      - Китаец ? - изобразил холодное удивление Рындин. - Вы ведь говорили, что работаете в Эстонии. С этим израильским профессором...
      - Трансплантанты, которыми мы работали, шли из Китая, - поспешно вставил Панадис.
      - Ясно, - хмынул Рындин и бросмл безразличным тоном, - Не будем об этом...
      Он щелчком на дистанции снял блокировку "мерседеса".
      - Садитесь, я подвезу вас, куда вам надо...
      Уже сидя за рулем, он нажал на кнопку и открыл правую дверцу.
      - Спасибо, я к себе. В гостиницу.
      Панадис, поправив полупальто, расположился в суперудобном кресле. У него с души спал камень: самое неприятное - позади...
      Вечно разгуливать по минному полю беззаконности Олег Рындин не собирался.
      Дело не в риске, - он был бы на него готов, а в отсутствии целей, как таковых. Он ведь не родился преступником, и у него, как он считал, -нормальные вкусы и потребности. Нет - нет, он, Олег Рындин, займется чем-то совсем иным... Хотя бы, той же политикой... А почему,
      собственно, нет ?... И уж он преуспеет в ней: уж будьте уверены ! Потому что ему свойственны воля и дерзость. Жесткие принципы и, что еще важнее, - желание дать другим то, чего лишен был сам.
      Ему бы власть в руки, - он бы быстро прекратил неслыханный бардак, который творится вокруг. Он ведь в асфаль товых джунглях ориентируется как в своих собственных карманах ! Знает их тайные тропы и лазы, а еще лучше их битателей.
      Даже переведя Панадиса, в разряд не просто бесполезных - вредных людей, Рындин решил дать ему своеобразный шанс: пусть оправдается. Но оправдается так, чтобы сам он ничего об этом не знал и не подыгрывал. Игра должна быть честной, без передергиваний...
      Вечером того же дня Рындин получил сообщение собственной Службы Безопасности. Конечно, с Российской щхранно-сыскной ассоциацией "Лайнс ", вошедшей в справочники Всемирной Ассоциации Детективов, ей не сравниться, и все же...
      - Панадис звонил с международного телефонного пункта на углу Большой Бронной и Тверской в Баку. Потом в Израиль. Связывался там с неким Бреннером в Тель - Авиве. О чем говорил - не удалось установить...
      Докладывавший сделал многозначительную паузу.
      - Что еще ?
      - У нашей птички - странные вкусы...
      - А именно ? - спросил Рындин.
      - Сначала увязался за каким - то бабцом, и мы уже думали, что снимем для вас фильм: "Доктор Панадис и молоденькая телка". Но потом оказалось, что он не только бабник, но и и бисексуал...
      - Что ? - переспросил Рындин. Развязный тон его разозлил, и он решил поставить нахала на место. - Я плачу вам не за остроты, а за информацию, отрезал он сухо.
      - Простите, - поперхнулся телефонный собеседник.
      Рындин помолчал пару секунд, а потом спросил своим обыденным тоном:
      - Что вы имели в виду ?
      - С Пушкинской он так и не ушел. Расхаживал по супермаркету на Тверской. Присматривался, ничего не покупал. На часы поглядывал... Кого-то выискивал. В основном, среди мужиков.
      - Ну и что ?
      - Минут сорок ждал, - нашел нужным оправдаться собеседник, нетерпеливо так....
      - И потом?
      - В половине шестого издалека заметил какого - то типа, сделал ему знак рукой и сразу завилял бедрами.
      - Что за тип?
      - Мы его сфотографировали. Вы получите снимок. Лет сорока, одет, как говорится, с иголочки. По виду, - китаец...
      - Китаец?! - переспросил Рындин.
      - Да, Олег Алексеевич...
      Рындин хмыкнул.
      Глава службы безопасности многозначительно кашлянул: щекотливое дельце, порученное ему, он выполнил четко и пунктуально...
      - Удалось его проводить? - не допускающим, что могло быть иначе тоном продолжал расспрашивать рындин.
      - Так точно. Снимает квартиру на Тверской, напротив Центрального телеграфа. Владелица - дочь сталинского министра, живет на даче. Единственный сын - дипломата, аккредитован в Конакри..
      - Сколько времени китаец этот в Москве ?
      - Соседи говорят, что бывает наездами. Его видят тут при примерно с год...
      Рындин подумал:
      - Имя и фамилия, конечно, нам ничего не говорят ?
      - Естественно, - обрадовался собеседник, - здесь он может блеснуть профессионализмом.
      - Их у него, скорей всего, в избытке...
      Рындин опять поморщился: что за манера - выпендриваться на службе ?
      - Это все, Олег Алексеевич.
      - Спасибо, - сказал он суховато..
      Рындин получил нужную информацию: Шанс оправдаться, который он предоставил Панадису, тот не не использовал...
      Теперь не могло быть никаких сомнений: сегодняшний визит Панадиса к нему - лишь хитроумная попытка обвести его, Рындина, вокруг пальца. И предпринята, возможно, по совету того же Ченя.
      С этой минуты судьба Панадиса и его секьюрити - израильтянина, в принципе, была решена.
      Рындин отложил телефонный аппарат.
      Последствия нападения на Медицинский Центр "Милосердие 97" были ликвидированы. Его ждали дела...
      5
      Андрей Станиславович Ковальский принадлежал к редкому типу людей, которые и в огне не горят и в воде не тонут.
      Встретит такой по дороге смерть - весь расплывется, заокает:
      - Кого вижу ! Какая встреча !
      Ну прямо друзья с рожденья - и как за таких не порадоваться ?!
      Пошутит, покалякает, посмеются оба, и, глядишь, смерть растрогается: " Чего ж это я, подумает, плошаю?! Хорош же мужик, чего же его так быстро с собой забирать?! "
      В свои шестьдесят три, он, инженер Ковальский, хоть и на пенсии уже, а со всеми в ладах, всем нужен. Он тебе и починит, и смастерит, из дерьма конфетку слепит и так еще тебе подаст, что съешь и спасибо скажешь.
      Он и в пятьдесят пять еще в горы ходил, на плотах по рекам сплавлялся. Рюкзак на одном плече, гитара на другом, запас анекдотов, который и на вторую, и на пятую ночь не кончится... Всегда ровен, весел, свободен. С женой развелся еще в тридцать пять, сын в Питере доценствует, а сам бабешками иногда балуется: обычно лет на пятнадцать помоложе. Чтоб не слишком и в то же время...
      Всю свою жизнь он так: звезд с неба не хватал, но зато руки! Обе правые и, как говорится, по локоть золотые. Да за одни такие руки человека почитать можно. Цены им нет и не может быть. Все сделают, со всем справятся. И главное - без истерики, нервотрепки, ворчания и жалоб: все со смешочком, с напевочкой, с присвистом.
      Студентом был таким, потом инженером. Все рады были ему. У него собирались, к себе приглашали...
      Пока не женился. Походы, "мальчишники", междусобойчики - все сразу закончилось. Жена попалась - зануда:
      - С туристами не пойдешь!Что я одна с малым буду сидеть?
      Дальше - больше:
      На спевку гитарную, под дым и водочку - "Только попробуй, - я что, домработница тебе?" Рыбку поудить где-ни будь на водохранилише в Подмосковье ? "Ты бы лучше делом занялся, а не глупостями..."
      Он любил из дерева безделушки делать, мебель старинную реставрировал. Все соседи к нему обращались - "видик" вышел из строя, перегорел утюг...
      Помогал, подсоблял, успокаивал...
      Никогда не видели его унылым, и, что бы не случилось, не жаловался и не впадал в отчаянье.
      Таким в молодости был и таким в пенсионном возрасте остался.
      Иных его сверстников взять - да они злобой, как тюбик пастой, переполнены. Только открой: полезет, поползет - не остановишь ! Жалуются, стонут, кряхтят, все на свете клянут и честят.
      А вот он, Ковальский, - нет ! Всегда одинаков: всем доволен, везде нужен...
      Лет пять назад, когда разогнали весь ИТР на заводе, - кого в рабочие, кого на пенсию, кого в отпуск без содержания а кого и просто за ворота Ковальский долго не тужил и не печалился...
      На третий день, когда шел на оптовый рынок за макаронами да за сахаром - так много дешевле получалось - глядит: стоит мужик возле "девятки" на дороге, дверь в машине закрыта наглухо, ключ внутри, а он потеет, парится, пытается внутрь проникнуть. И все не впротык.
      Вот Андрей Станиславович и приткнулся. Попотел вместе с бедолагой минут пятнадцать, пару анекдотов рассказал, запачкался слегка - но ведь открыл все же. Мужик сунул ему пятьдесят тысяч недоминированными...
      - Да ты что, брат ? - изумился инженер.
      - Да я б тебе и три раза больше дал, коли б было...
      Ну, насчет было - не было, это - поди знай ! А вот сама по себе мысль о замочном ремесле: а почему бы и нет ? - в мозгу, как острый гвоздь застряла.
      Пошел, понакупил на развале старых и ржавых замков, неделю повозился, поразбирал и пособирал, глядишь, уже на более сложные нацелился. А потом и за иностранные принялся - турецкие, итальянские, их теперь на все металлические двери в домах ставили.
      И так пошло и поехало. Через полгода у него уже и клиентура своя появилась. Звонки со всех концов города. Днем - один прейскурант, ночью другой.
      - Станиславыч, гони, давай ! Понимаешь, замок у меня, едри его корень... Не могу в квартиру войти. Такси, я тебе в оба конца оплачу...
      На время к мастерской присоседился на Ордынке, где сейфы чинили. И там тоже свое мастерство показал. Но с этим быстро покончил: дело стремное и зачем это ему надо? Этого только ему не хватало! А вот замки автомобильные его продолжали кормить. И довольно неплохо. Себя он сам называл честным и профессиональным взломщиком. Его даже в милицию приглашали: советы давал, консультировал...
      В тот злополучный вечер Ковальский возвращался навеселе. Настроение у него было отличное: шел и пел от переполнявшего его жизнелюбия. Бабешке сорок семь, но вся пухлая, жаркая. Готовит - что надо! На стол "абсолюта" выставила. А ночевать оставаться у чужих он не любил: к своей постели привык. Вот и выбрался - за полчаса до закрытия метро.
      Шел дворами от Дорожной улицы в сторону "Пражской". Темновато, это тебе не центр. Фонари - где горят, а где уж перестали...
      Сразу за аркой на улице Подольских курсантов неожиданно выросла перед ним и затормозила "скорая". Станиславыч осмотрел ее всю. Он и не видел в Москве такие - на базе "мерседеса", массивная, вместительная: туда целый лазарет вместится. В кабине перед водителем болталась игрушка - крокодил. Сзади, на двустворчатой двери висела новенькая запаска...
      "По магистрали, небось, как по взлетной полосе несется, - подумал Андрей Станиславович. - Того и гляди - взлетит! Явно не государственная..."
      Санитар - здоровый молодой малый, в камуфляже под медицинским халатом, открыл дверцу кабины:
      - Ты че поешь, отец ?
      - Домой спешим, - с улыбочкой ответил Станиславыч.
      - Ну, - спросил парень, открывший заднюю дверь, и куда же это ?
      - Стремянный переулок...
      - Повезло! - удивился санитар. - видал солиста? И мы ведь туда рядом... Давай садись!
      Станиславыч постеснялся:
      - Да мне до " Пражской" тут пять минут.
      - Да садись, садись, папаша: веселей будет ! Споешь нам, мы пение просто обожаем. Всю ночь по городу ошиваемся...
      Водитель молчал.
      Санитар пересел вместе с ним в кузов. Тут было чисто, репсовые белые занавески аккуратно задернуты.
      - Одному искусственное дыхание, другому желудок промой, - пожаловался санитар. - Да ведь, считай, вечер еще. Вся ночь впереди...
      Хорошо покатили... С ветерком...
      Не заметил Станиславыч, как прикатили к метро "Варшавская". Еще не много, а там Окружной мост и уже Большая Тульская... До Большой Серпуховской и Стремянного рукой подать...
      Ковальский поглядывал за занавеску на окне.
      В районе Хлебозаводского переулка водитель вдруг свернул вправо, подал в обратную сторону.
      Ковальский не понял:
      - Да вы, ребята, чего? Через Каширу?
      Тут была развилка: от Варшавки отходило Каширское шоссе.
      И санитар, и водитель промолчали.
      Ковальскому стало вдруг отчего-то неспокойно, он приподнялся с места:
      - Шеф, останови тут. Дальше я трамваем...
      - А ну кончай базарить, дед ! - зло бросил санитар. - Целей будешь...
      Он резко задернул занавеску и грубо вмял Ковальского в сиденье. Тот понял, что влип и замолчал, ожидая, как развернутся события далее.
      Молчание было такое, что его можно было разбивать на куски, как лед. Тяжелая рука санитара лежала у Ковальского на плече. Такой - пошевелись только - в миг придушит. И не пикнешь!
      Ехали недолго, все больше крутили. Стекло между кузовом и кабиной со стороны водителя было зашторено. Где они крутят, куда его везут, Ковальский видеть не мог. Потом машина легко остановилась, клацнула дверь.
      Водитель вышел, но быстро вернулся. Открыл дверь.
      - Вылезай давай...
      Теперь Ковальский его лучше разглядел: куда старше санитара, лысоватый. Морда стертая, как старинный пятак. Санитар переложил тяжелую ладонь с плеча Ковальского ему на шею, угрюмо бросил:
      - Голос подашь, козел, удушу! Усек ?!
      Ковальский вылез из машины.
      "Скорая" стояла в освещенном туннеле.
      Его втолкнули в какую -то дверь, они попали на лестницу, спустились вниз. Коридором, залитым мертвенно бледным, больничным светом двинулись по длинному пустому проходу. В конце свернули, опустились еще ниже. Где-то за стеной слышались приглушенные голоса. Но кто и о чем говорил разобрать было невозможно.
      Ковальский ничего не понимал:
      " Были бы грабители - карманы проверили бы! Бумажник с деньгами, а то и инструменты бы его - пилочки с отверточками отобрали бы. Бандюги или медвежатники - сказали бы:"Откроешь сейф - и свободен! Только никому ни слова, иначе замочим!" Но больница? Что же может быть в больнице такого?!"
      Завели в одну из комнат. Шкафы белые с инструментами, кушетка простыней покрытая, стол в углу с папками. Шофер вышел куда- то, санитар за ним дверь на ключ закрыл.
      Минут через десять в дверь постучали три раза.
      Санитар открыл. Ввместе с водителем вошла медсестра лет сорока пяти, и сразу же на санитара наехала:
      - Да ты что это, укол не мог сделать ?
      - Твое дело, ты и делай ! - ворчливо ответил тот.
      - Садись, - бросила досадливо тетка Ковальскому и указала на стул.
      Ковальский рванулся к двери, но перед ним вырос санитар. Не говоря ни слова, железными пальцами обхватил шею сзади, тряхнул. Подвел к стулу.
      - Садись!
      - Да не болит у меня ничего, милочка ! - попробовал как - нибудь улестить медсестру Ковальский. Но та презрительно поставила его на место.
      - Не бзди, я сама боюсь...
      Она подошла к шкафу, достала шприц и ампулы.
      - Давай руку, - скомандовала.
      Собрав всю свою волю, Ковальский улыбнулся, но вышло у него это довольно жалко. И никто этого не оценил.
      Ему воткнули в плечо шприц с желтоватым раствором и медсестра, все еще ворча и переругиваясь, ушла.
      - В другой раз, - сквозь легкий шум в голове слышал Ковальский, - и не пошевелюсь, сами управляйтесь...
      Ему хотелось спать. Он отяжелел, но прилагал отчаянные усилия, чтобы не дать сморить себя сну.
      Последний сполох памяти: вдвоем - санитар с шофером - тащат его к кровати и впихивают в нее, как куль. Потом он чувствует, как кровать начинает двигаться, - а может, ему это кажется ? - и его везут куда - то мертвенно белым коридором.
      Две лампы, три, пять...
      Ковальский очнулся в полной темноте. Она была такая густая, что подавалась под руками как мягкая пуховая подушка.
      Вскочив с кушетки, он стукнулся лицом о стену и разбил бровь, но боли не почувствовал. Стал лихорадочно шарить руками вокруг - одни стены.
      Ему в голову пришли зловещие московские рассказы о пропавших без вести людях, чьи почки, сердца и легкие продавались потом мафией за рубеж. В горле стало горько и сухо, словно его продрали наждаком.
      В голове кружил птичий базар. Собраться с мыслями и обдумать ситуацию он просто не был способен.
      Тогда, еще сам не зная зачем, Ковальский стал сам себя ощупывать. Пальто и шапки нет, но костюм на нем. Мало того - кошелек и часы.
      Оосознав это, он похолодел: из неясного опасения - да кому, собственно, он, Андрей Станиславович Ковальский нужен!? Мысль о том, что его похитили , чтобы заполучить его внутренние органы стала обр/етать реалии...
      Нащупывая каждый шаг и , как слепой, водя вокруг руками, он вдоль стены обошел все помещение. Оно оказалось небольшим квадратным. Никакого другого отверстия, кроме наглухо, как в бомбоубежище, закрытой двери, он не обнаружил. Свет, по всей видимости, включался снаружи. Как он ни старался, он не дотянулся ни до какого-нибудь окна, ни до вентиляционной шахты.
      Ковальскому стало не по себе: на этот раз врожденный оптимизм его застопорило, словно в мозгу заело какой - то моторчик.
      Еле - еле, потратив на это немало времени, он разглядел фосфорицирующие точки на часах:
      " Два часа десять минут ночи..."
      Он не сомневался:
      " Утром придут, а тогда..."
      Что вот делать теперь?! Хоть в голос вой!
      Всю свою жизнь он из любой переделки выходил, а здесь?
      В пятьдесят шестом, например, когда солдатом, девятнадцатилетним парнем, к мадьярам-повстанцам в Будапеште в руки попал: ведь выпутался ! "Поляк я", сказал. Потом начал рассказывать, как всю свою жизнь русских и коммунистов ненавидел..."Ступай на Запад, - посоветовали ему, - добирайся до Австрии!" Но он вернулся в Россию: как стариков мог бросить? Да и боялся, по чести говоря: что он о Западе тогда знал? В части не очень хотели, чтобы стало известно о плене, никакого дела заводить не стали.
      А как он из - под плота перевернушегося выплыл? Приятель - головой о порог намертво, а он - ушибами да ссадинами отде лался...
      Неужели так вот надсмеялась над ним судьба, и нарочно все под конец подстроила?
      Но чем дальше, тем настойчивей, как слабый лучик в пещере стала мелькать у него в голове мыслишка: подвал - то подвалом, но ведь он и дверь в нем нащупал. А раз дверь, значит, есть и замок. А коли замок - то это уж его область, Станиславыча. Если не он, то кто же ?
      Ковальский полез в пиджак, осторожненько прощупал подкладку. Однажды он обнаружил в ней провалившуюся стальную канцелярскую скрепку большого размера. Надо было, конечно, достать, выбросить. Да не сразу нашел дырку в карманах, через которую она завалилась...
      "Господи! А вдруг вывалилась..."
      От волнения на лбу его вздулись жилы, руки не слушались, дрожали, а он все двигал их вдоль полы пиджака, пытаясь унять эту дрожь, сосредоточиться.
      " Есть..."
      Он распрямил скрепку. Перекрестился.
      "Господи, помоги!"
      Сначала на него обрушился шквал надежды, но когда он занялся замком вплотную, шквал пронесло, а он остался. И еще с высоты гребня о каменистое дно шваркнуло. Ничегошеньки у него, холера бы его взяла, не получалось.
      Вспотевшие руки скользили. Скрепка внезапно вырвалась из рук, упала. Ковальский беззвучно заплакал. Как в детстве.
      Минут пять искал, ползал на коленях, смахивая с глаз слезы.
      Надежда и отчаянье, как качели, носили его туда и сюда. Найдя скрепку, он поцеловал ее и возблагодарил Господа, даровавшему еще шанс.
      Потом снова принялся копаться в замочной скважине. Замок оказался обычным врезным цилиндровым: он на своем веку открыл таких не меньше сотни обычной шпилькой. А тут...
      Ему казалось, нервы его лопнут от перенапряжения, а сердце ухнет подстреленной птицей...
      Ковальский начал вести счет. Вполголоса. Потом перестал: это отвлекало. Бросал, начинал, подвывал сам себе.
      Подобрать положение штифтов, осторожно повернуть цилиндр...
      И вдруг! Ригель, как по волшебству, отодвинулся.
      Ковальский осторожно надавил на дверь, и она отошла, словно плита подземелья.
      Молясь про себя и истово крестясь, Станиславыч ступил за порог. Темный коридор. Но слева, сверху сквозь оконце пробивался жиденький тусклый свет. Там, за ним, высился уличный фонарь. Время от времени слышался шум проезжавших машин.
      За окном была свобода. Только вот удасться ли ему выбраться отсюда?
      Ковальский долго прислушивался. У него даже заложило уши. Потом, крадучись, выдавил самого себя за дверь и дополз до окна: боялся, что любой шорох привлечет чье - то внимание, и тогда - пиши пропало.
      Внезапно его охватил ужас: а вдруг на окне решетка?!
      К счастью нет - обычная деревянная рама. Только слишком высоко оно!
      Даже если он и доберется до него, как дотянется, отвернет верхний шпингалет?!"
      Он заставил себя сосредоточиться, и понял: единственно, чем он могжет воспользоваться, чтобы вырваться из своей темницы, - кушетка. Надо было попытаться вытащить ее в коридор и приставить к стене.
      Целых пять или даже десять минут осторожно, чтобы - не дай Б-г не зашуметь, он вытаскивал кушетку -волочить по полу не решился, - и, наконец, поставил около окна.
      Оставалось самое трудное - взобраться! Кушетка была абсолютно гладкой, каждую секунду грозила опрокинуться назад под тяжестью громоздящегося на нее тела...
      Раз пять ему удавалось подтянуть ноги почти до верха кушетки, но в последнюю секунду оказывалось, что ему не за что схватиться руками... Раза три - четыре, он пытался подняться и выпрямиться, но срывался...
      Все у него затекло, болело. Но все же ему удалось одной рукой ухватиться за форточную завертку вверху и подтянуть ноги...
      Окно было двустворчатое. Неимоверным усилием он отворил верхнюю створку. И в этот самый миг за окном раздались шаги.
      Ковальский замер. Кто-то прошел по двору. Потом снова настала тишина. Но уже не та плотная, какую можно было с воздухом вместе резать ножом, когда он находился в подвале, а хрупкая, ломкая,- дотронься и треснет со звоном на всю улицу.
      Переждав пару минут, Станиславыч стал пролезать в образо вавшееся отверстие...
      Он весь исцарапался, разорвал пиджак, в конце-концов, за цепился за что - то брюками. Но распутывать ничего не стал - рванул, и брюки пошли надвое.
      Зато сразу вывалился наружу - в неяркий свет, в холод.
      На свободу.
      Дальше все пошло быстрее. Он весь вывозился в мокром сне гу, но холода не заметил.
      Он оказался в закутке мусорного отсека больницы, между зловонными контейнерами с пищевыми отходами, пустыми коробка ми от лекарств и битым стеклом. Теперь оставалось преодолеть невысокую кирпичную кладку.
      Ободранным, преследуемым собаками котом протиснулся он между мусорными ящиками, уперся в забор. Руки доставали до верха, но зацепиться там было не за что, а подтянуться, снова, как это ему удалось в подвале, уже не было сил.
      Тогда он подтащил один из вонючих ящиков, погрузил в него ноги. Вонь проедала его насквозь, ноги чавкали по мерзкой полужиже. Но все это было ерундой: он поднялся почти на полметра. Лишь бы выбраться, лишь бы спастись...
      Он сел на забор, осторожно стал спускать вниз свое тело, руками все еще опираясь позади о камни и, наконец, прыгнул.
      Впереди простиралась заснеженная территория какой-то большой больницы. Высокие корпуса, свет на всех этажах.
      Утоптанная многими сотнями больных, посетителей, медперсоналом, тропинка вела к отверстие в решетке забора, а оттуда к проезжей части, к проносившимся с шумом машинам...
      Он был на свободе...
      По другую сторону дороги были дома. Ковальский бросился к ним. Дворами, мимо подъездов с заколоченной фанерой выбитыми окнами, котельных...
      Как, куда, зачем - он потом вспомнить не мог. Главное оказаться - как можно дальше от страшного места. Пару раз заходил в пустые подъезды. Прислонялся к радиаторам центрального отопления. Он ведь был без пальто. Но отогреться не удавалось. Страх гнал его дальше.
      Недалеко от какого-то мебельного магазина он увидел какого-то прохожего, бросился к нему, но того шарахнуло от него в сторону, как от привидения.
      Часы показывали пять часов и семь минут утра. Москва досматривала последние сны. Все гуще становился поток машин. Кое-где в окнах уже ярко горели огни.
      Внезапно Ковальский увидел патрульную милицейскую машину и бросился к ней наперерез. Водитель стремительно остановил опустил стекло, зло выругался.
      - У пьяная рожа !
      Выскочил дюжий сержант, схватил Ковальского за шиворот и сразу отвернулся: мерзостью в нос шибануло.
      - Да не пьян я, мужики ! Вот вам крест ! Не пьян, родненькие ! Спасители вы мои !
      От холода у него зуб на зуб не попадал...
      - Ты что, дед ? Ну и воняешь ты...
      Менты смотрели на него с явным недоверием. Но уж больно он был жалок, и на бомжа не походил.
      Пожилой человек, он плакал. Но не как алкаши, гундося что - то невнятное и облиаясь пьяными слезами, а в голос! Ры дал, хватая их за форму.
      Рыданья были такими истерическими, что мужики в форме не выдержали, запихнули его внутрь, дали шинель и - что еще не обычнее - налили в бумажный стакан кофе из термоса.
      Станиславыч, трясясь всем телом, стал плести какую-то околесицу. Про "скорую", санитар которой предложил подвезти до дому, про больницу, куда его под угрозой затолкали. Про укол. Подвал. Скрепку. Про дверь, окно, мусорный ящик... Они, было, решили, что он спятил. Но Ковальский полез в бумажник, достал свои документы, пенсионное удостоверение, показал свой несложный инструментарий, рассказал, чем обычно занимается. Сообщил даже, в какую ментовку его приглашали однажды на консультацию.
      - Капитан один... Вот фамилию забыл...
      Сержант и водитель переглядывались:
      Черт его знает: муть какая-то. Поди - разберись...
      Лучше всего было отвезти в ближайшее отделение - в Тридцать Четвертое - пусть там сами разбираются, что к чему ?
      - Ладно, дед ! Привезем - расскажешь...
      Ковальский залез в машину. Не было на свете человека счастливей его. Заново родился. Воскрес...
      В Тридцать Четвертом с ним занялись не сразу. Усадили в коридорчике на длинной деревянной скамье.
      Он решил пристыдить блюстителей порядка самим своим присутствием. Но они не очень стыдились. Вот когда им нужно, - это другое дело. Тогда ты и друг желанный, и относятся к тебе совсем по - другому...
      Менты проходили мимо него, как будто он был статуей. Каждый со своим делом. Приволакли нескольких пьяных, потом двух проституток. Провели, толкая, нагловатого молодчика в наручниках. Откуда-то донеслись вопли и ругань. Матюгаясь, прошел старшина с огромной бабищей. Интересно, за что это он взял ее ?
      Не раз у него мелькала мысль: плюнуть на все, уйти и здесь больше не появляться.
      Но исходящий от него запах сделал свое дело. Это кто же выдержит вонищу такую ?
      Дежурный позвал, наконец, Ковальского к столу занес в книгу доставленных:
      - Фамилия, адрес, телефон...
      Выслушав сбивчивые обяснения Ковальского, морщась, предложил:
      - Я сообщу о вашем обращении в РУВД. Но, может, вам сейчас лучше бы до дому добраться, отмыться, а потом снова приехать. Метро уже открылось...
      - Да не поеду я в таком виде на метро, - махнул рукой Станиславыч, а такси вот вы можете пригласить ?
      - Это за чей же счет ? - спросил дежурный, усмехаясь.
      - Как за чей ? За мой ! - удивился Ковальский.
      Он достал бумажник, показал деньги в нем и поймал на себе удивленный взгляд дежурного и доставившего его сержанта: да, не пропойца... Дело, видать, серьезное!
      Домой Станиславыч прикатил на такси и первым делом, сбросил одежду. Хотел ее сразу - в мусоропровод. Но потом раздумал, завернул в целофан, сунул за унитаз. А сам - в горячую ванну...
      Приводил себя в порядок, пока за ним не приехали.
      Майор по фамилии Ловягин - невысокий, угловатый - и как только таких недомерков в милицию принимают! - прошел по квартире, пригляделся, что да как? Лет ему было за сорок, может, сорок пять, видно, не одно десятилетие в ментовке отбарабанил.
      Сел к столу.
      - Где тут у тебя розетка?
      Магнитофон включил.
      Ковальский - теперь уже чистенький, аккуратный, успевший заморить червячка - напротив устроился...
      - Что случилось? Давай говори, - предложил Ловягин. Сам приготовился слушать. Станиславыч снова повторил свой сомнительный рассказ. Как возвращался от знакомой, за полчаса до закрытия метро, как остановилась около него "скорая"... Про санитара, который предложил подбросить по пути...
      - Потом в больницу привезли...
      - Где больница ? Какая ? - майор Ловягин прямо вперед подался, вперился взглядом.
      Глаза его были водянистыми, в таких и утонуть недолго: зазеваешься и расшибешься башкой об дно. Сам маленький, а руки - здоровенные...
      - Да где ж мне знать, - изумился Станиславыч, - они же в "скорой" окна занавесками прикрыли...
      - Да ты ж говоришь, - сбежал оттуда...
      - Конечно сбежал, - обиделся Ковальский, - не сбежал бы, с вами бы не разговаривал.
      Майор вытянул вперед нижнюю челюсть в насмешливой улыбке.
      - Ты вот лучше скажи, Андрей Станиславович, - по имени отчеству, но вместе с тем уж больно пренебрежительно спросил майор. - Сколько вот ты хватил, когда у бабешечки своей сидел ?
      - Да ерунду, - обиделся Станиславович. - Сто грамм, а потом еще пятьдесят ?
      Майор постучал пальцами по столу:
      - Сам считал ? Не сбился ?
      - А чего сбиваться то было ? - вдруг почувствовал отчаянье - ему не верят - Ковальский.
      - Ну, а если сбежал, как не посмотрел откуда ? - усмехнулся Ловягин. - Не Берлин ведь, все же - Москва ? Ты сам-то давно в Москве ?
      - Сорок лет!
      - Видал ? - насмешливо кинул майор, - значит город тебе знаком столица наша ?
      Напрасно Ковальский демонстрировал скрепку, которой замок открыл, описывал, как выбрался через окно и, взобравшись на мусорный ящик, перелез через кирпичную кладку.
      - Да подожди ты... Слова не дашь сказать... Ты в инопланетян веришь? Нет? - Ловягин продолжил. - Вот и я тоже.
      Он продолжал демонстрировать недоверчивость, скетициэм, но внутренне был совершенно убежден: все было так, как Ковальский рассказал.
      К нему стекалась вся информация о расчлененных трупах. Но, как опытный оперативный работник, он оставлял себе только те материалы, что не требовали особо долгих и муторных хлопот и могли оказаться перспективными. Остальное - под любыми предлогами тут же, через начальство, шли менее расторопным коллегам.
      Без сомнения, ночью по городу кружил таинственный "амбуланс", подбиравший на улицах одиночек бомжей и пьяниц...
      Это был второй сигнал.
      До этого несколько дней назад в 137 отделение милиции в Бирюлево позвонил некий бомж, а в прошлом москвич, потерявший столичную прописку.
      В сообщении, на первый взгляд, не было ничего тревожного: пока он на несколько минут оставил приятеля, чтобы сбегать за водкой, того увезла необычная по виду "скорая".
      Ни на другой день, ни через неделю приятель так и не появился. На все обращения по "03" и в справочно- информационный Центр ответ был один: никаких сведений об этом случае не имеется.
      Без сомнения, в обоих случаях был все тот же "амбуланс".
      А сколько раз преступникам благополучно сходило все с рук? На этот вопрос никто не мог ответить.
      Тот сигнал, из 137-го отделения, Ловягин не оставил у
      себя - передал напарнику Чернышева: пусть подработает...
      - Ладно, Андрей Станиславович, - он выключил микрофон. - Поехали к нам, на месте будет виднее.
      Снова Ковальского привезли в к о н т о р у уже на ментовской машине после обеда. И не в 34-ое, а на Шаболовку, в Региональное Управление по организованной преступности, в РУОП.
      Майор куда-то звонил, несколько раз надолго исчезал. Потом возвращался,
      Станиславович прождал его у кабинета чуть не час.
      Откуда было ему знать, что майор согласовывает с начальством вопрос кому передать Ковальского с его историей.
      - Брать в производство каждый сигнал - значит связывать себе руки! А нам важнее сейчас общая картина этих преступлений по городу. Пока лишь анализ. Вот, когда процесс внезапно пойдет, мы сразу все и двинем. Все у нас будет под рукой, любая информация...
      Когда Ловягин появился, лицо его светилось довольной улыбкой.
      - Ну вот, Андрей Станиславович! Рассказ твой, оказывается, совсем не про нас...
      Ковальский аж задохнулся от возмущения: это что значит, - не про них ? А про кого же ?
      Но Ловягин, подняв руку, остановил его :
      - Да подожди ты... Слова не дашь сказать. Есть у меня мыслишка полезная...
      И замолчал.
      Ковальский, насторожившись, ждал. Майор, словно отталкивая от себя все сомнения, наконец, произнес:
      - Тут одна группа работает. Я думаю, рассказ твой... Ну, прямо находка для них...
      Станиславыч не верил ни единому его слову. Но майор набрал какой - то номер и спросил:
      - Мне майора Чернышева. Когда будет ?
      Он посмотрел на Ковальского, потом на часы, повесил трубку:
      - Через час -полтора появится. Хочешь ждать или домой поедешь, а мы тебя вызвоним ?
      Но Станиславыч был упрям и домой ехать отказался.
      - Ждать буду...
      6.
      Опыт подсказывал Чернышеву, что их загнало в тупик. Путь из тупика мог быть только назад - снова к месту происшествия, в квартиру где был убит Ли, к его соседям...
      К инвалиду в коляске, что в доме напротив, к "Телеглазу"!
      Чернышев так и сделал.
      Снова поднялся на этаж. Опять, как и в первый раз, постучал в дверь, и перед ним снова возник его сверстник в инвалидной коляске.
      Желтовато - серое лицо. Яростный пристальный взгляд.
      - Я думал уже не появишься?!
      - Некогда, братан. Как ты?
      - Я то в порядке. Не нашел, кто китайца пристрелил?
      - Нет, пока. Думал, у тебя что есть.
      - А ты не ошибся! - он постучал рукой по коляске. - Вспомнил. Может, тебе и сгодится? Когда "коты" , что проститутку привозили, отъехали, минут этак через десять, я заметил на другой стороне "скорую". К кому - то приехала...
      Виктор задумался.
      - "Скорая"? А в ней ?
      - Не видел... Может, упустил...
      Они помолчали.
      "Телеглаз" вопросительно поглядывал на Виктора, тот улыбнулся.
      - Может оказаться важным, может нет. Но все равно спасибо...
      - Это не все. "Скорая"была какая-то необычная. Я таких и не видел. Явно иностранная. Сзади двери двустворчатые, два окошка. Под одним запаска новая.
      - Слушай, а что если я попрошу тебя поездить с нами показать похожую... - решился Виктор. - Сможешь, а ?
      - Думаю, что да, - пожал тот плечами.
      Виктор внимательно на него посмотрел:
      - Не трудно будет ?
      - Из дому выехать ? - почти задохнувшись, спросил тот. - И просить не надо...
      Виктор протянул ему руку:
      - Завтра мы у тебя...
      Он вышел, но еще постоял в подъезде пару минут. Ему надо было отойти. Сбросить с себя груз перенапряжения. Больше ого, - вернуться из той дальней командировки, откуда если и возвращаешься, то начисто разбитый выпотрошенный.
      Утром к "телеглазу" нагрянула вся троица.
      Сначала свезли каляску вниз на лифте, потом подняли в специально взятый с этой целью милицейский "газик".
      Сам герой дня заметно волновался: на короткое время он снова оказывался " в спарке" с напарником - равным и необходимым...
      Каждый из троих уделял ему внимание: даже смуглый симпатичный малый, которого он сначала принялся за кавказца, а потом разглядел - кавказского там ничего нет: оказалось, израильтянин.
      Поехали сначала на Арбат, в Платную перевозку больных. Чернышев, в первую очередь, подумал о ней, услышая об "иномарке".
      Но нет! Прокол!
      В Институте скорой помощи имени Склифосовского - тоже неудача. Подались к метро "Темирязевская" к президентскому Оздоровительному Центру результат тот же.
      По предложению Анастасии поставили "газик" на Садовом, в районе Триумфаальной площади. Стали ждать. Куда там...
      Чернышеву пришла в голову удачная мысль:
      - А не закатиться ли нам позавтракать. У меня, например, с утра ничего ничего во рту не было...
      Подъехали к "Софии". Благо ресторан был в нескольких десятках метров. Вынесли инвалидную коляску, помогли "Телегазу" помогли ему вьехать внутрь.
      На них оборачивались.
      Никто, правда, ни слова не сказал, но все взгляды посетителей были прикованы к ним, к инвалидной коляске, которую они вкатили в зал. К столу.
      На лицах читалось даже - скрытое, но вежливое осуждение, будто эти четверо сделали что - то не соответствующее правилам приличия.
      Кроме израильтянина никто из четверки другого и не ожидал.
      Не выставлять на общее обозрение инвалидов, больных и стариков стало нормой. Только сами странные посетители никакого внимания на это не обращали. Осторожно вытащили "телеглаза" из коляски и бережно усадили за стол.
      С официантом беседовал Крончер: у них, у иностранцев, это лучше получалось. И долларов больше, и язык, соответственно, развязан.
      Потом Алекс принялся рассказывать про то, как проходит реабилитация солдат и офицеров - инвалидов в Израиле...
      Чернышев готов был его сожрать с потрохами: неужели он не видит, что человеку больно, когда ему напоминают о его ущербности?
      Анастасия сидела молча, и вообще словно отсутствовала. " Что это с ней приключилось? - подумал Виктор. Ему казалось прежде, что кроме своих коней, она в упор вокруг никого не видит.
      А Алекс нес свое: армия, видите ли, не только платит пенсию, но и берет на себя оплату учебу в университете. По скидке предоставляет машины со специальным устройством, и парализованные могут перемещаться из коляски на автосиденье сами.
      "Телеглаз" сначала слушал недоверчиво, а потом все более и более внимательно, даже стал расспрашивать.
      Выходило - многие инвалиды занимаются спортом - плавают, играют на своих колясках в теннис, в баскетбол.
      - У нас это тоже начинается...- кивнул "Телеглаз".
      - Наши на международных Олимпиадах инвалидов всегда срывают кучу медалей. Страна ведь крохотная, а за полвека шесть войн...
      - Ну что у вас там за войны...
      - Не скажи. В семьдесят третьем по обе стороны Суэцкого канала билось больше танков, чем под Прохоровкой...
      - Ну да?!
      Из спиртного "Телеглаз" заказал себе только баварское пиво, и кажется, разочаровал этим Виктора...
      Потом все повторилось в обратном порядке. Они усадили инвалида в коляску, погрузили в машину и вновь выехали на Триумфальную.
      И тут им, наконец, улыбнулась удача. Мало того - дважды подряд.
      Едва завидев первый "амбуланс", их попутчик оживился:
      - Вот он... Как раз этой марки...
      Их "газик" рванул следом. Чернышев хотел лучше рассмотреть машину. В это время появился и второй "амбуланс". Лиха беда - начало...
      Чернышев и Анастасия переглянулись: еще бы! Они видели такую машину! В Медицинском центре! У Рындина!
      Они отвезли инвалида домой.
      - Если что снова, - вздохнул "Телеглаз" - я готов...
      - Главное, - не сдавайся ! - пожелал Алекс.
      Виктор незаметно стукнул его в спину.
      - Ты чего там выпендриваешься ? - зло накинулся он, когда они садились в машину. - Что, не понимаешь, что есть вещи, о которых лучше не говорить ? Не колоть глаза несчастьем ?
      Алекс, кажется, в первый раз за все время в Москве, завелся:
      - По-твоему, несчастье от этого исчезнет ? Легче станет кому - то ? он поддал носком колесо рядом стоявшей машины, а, садясь, громко хлопнул дверцей.
      - Слушай, ты, - отчеканил металлическим голосом Виктор, - ты в чужой монастырь со соими порядками не лезь !
      - А это что, твой монастырь, что ли ? - бесцеремонно откликнулся Алекс. - Ты, что ли, в коляске ездишь ?
      Виктор посерел: послать бы сейчас этого наглеца далеко...
      - А ну прекратите ! - вмешалась Анастасия.
      - Я лично прекращать не собираюсь. - окрысился Алекс, - - Если инвалиды живут среди нас, а мы не делаем вид, что они не существуют, они и вправду верят,что такие же, как мы, а мы - как они....
      Раздосадованный Виктор махнул рукой:
      - Да ну тебя... Тоже мне гений психологии нашелся...
      Они уже гнали в сторону Садового кольца.
      В этот момент Виктора окликнули по сотовому телефону.
      - Чернышев, ты?
      - Ну!
      Звонил майор Ловягин из РУОПа, крутой, но уж больно неприятный мужик - маломерок.
      - Тут тебе есть работенка...Начальство уже распорядилось. Приезжай бери... - Он в нескольких словах пересказал происшедшее с Ковальским. Место это, оно где-то в районе Каширки. Давай, жду.
      - Едем в РУОП... - только и сказал Чернышев.
      К разговору об отношении к инвалидам больше не возвра щались. Только Крончер спросил неожиданно:
      - Как ты считаешь, Виктор? Мне что ж лучше по-прежнему делать вид, что мы все- гиды? Или мы все трое все-таки полицейские?
      -Знаешь, - Виктор посерьезнел. - У тебя в Москве представитель полиции. Вот ты ему и задай этот вопрос. А пока все будет по-прежнему...
      - Вон он сидит там, в коридоре. Я попросил подождать.
      Ловягин ничем не выдал своего торжества, в конце-концов, он все-таки сбагрил этого мужика с его дурацкими фантазиями .
      Чернышев отлично понимал разыгрывающееся перед ним действо. Майора Ловягина он давно отделил от фанатов: "темная лошадка".
      Вообще-то, и не он, Чернышев, это первым заметил: чем меньшего роста человек, тем неукротимее кипят в нем амбиции.
      - Тебя представить ему?
      - Я уж сам.
      - Давай. Он - Ковальский Андрей Станиславович. Видимо, поляк...
      Станиславыч отогрелся в "газике" душой. Интеллигентного человека сразу видно. У этого и тон другой, и жесты без приблатнености.
      "Сразу видно, - культурный человек..."
      Напарники Чернышева - мужчина и женщина - ему тоже понравились. С ними он чувствовал себя гораздо увереннее.
      - Да я по запаху это место найду, где я вылез из жижи...
      Он даже хотел рассказать анекдот про ночного варшавского золотаря, ехавшего во главе зловонного обоза на бочке с дерьмом, но раздумал. Пришлось бы вспоминать встретившуюся на въезде в город пани-курву. А тут дама...
      Он закашлялся.
      - Поганое место...
      Как и Ловягин, Чернышев тоже подумал: на Каширку надо, в больницу... Там рядом Онкологический научный Центр.
      Другого похожего места в этом районе не было. Да и милицейский патруль, доставивший Ковальского в Тридцать Четвертое, подобрал его в районе Каширского проезда. По-видимому, выбравшись из подвала, бедолага перебежал Каширку и направился по Старокаширскому шоссе к Варшавке. В одном из домов между обоими шоссе был и мебельный магазин. Возможно, Ковальский говорил именно о нем.
      - Напомните, пожалуйста, описание "скорой"... - попросил Чернышев.
      - Я же говорил...
      За эти сутки со Станославычем беседовало несколько человек, и он уже не помнил, кто и о чем его спрашивал, кому и о чем он рассказал.
      - Я такой не видел. На базе "Мерседеса". Между кабиной и кузовом на окне пестрая шторка...
      О " Крокодиле Гене" перед стеклом у водилы он забыл, а, может, посчитал, что уже упоминал не раз. Но именно Чернышеву и его группе сведения об этом не поступили.
      - Еще запаска сзади...
      Чернышев переглянулся с партнерами.
      Приметы "амбуланса" сходились с теми, что указал инвалид - афганец, и они сами видели на Триумфальной... Машин этих становилось в Москве все больше.
      Такой же "амбуланс" стоял во дворе в хозяйстве у Рындина, да только "Милосердие,97" находилось не на Каширке, а далеко отсюда, в самом Центре!
      Они не заметили, как подъехали к комплексу больничных зданий. К большому разочарованию Ковальского и членов оперативной группы оказалось, что территорию больницы пересекало нсчетное количество тропинок, заканчивавшихся отверстиями в решетке забора. При свете дня все выглядело абсолютно другим.
      Словно потерянный кружил Ковальский между корпусами.
      - Не нервничайте...
      Чернышев знал эту больницу.
      Одно из зданий - наиболее престижное - числилось за Литературным фондом России, и все друзья отца, и отец тоже, не раз укладывался с повышенным давлением в "писательский корпус". Палаты там были просторные, на одного человека. Удобно, можно работать и даже принимать посетителей.
      Длиннющими тоннелями, не поднимаясь на поверхность, тяже лых больных перевозили отсюда в другой - центральный корпус: на рентген, в операционные, реанимацию. Кроме того по этим же туннелям ежедневно развозили еду...
      Виктор со своей командой сразу же направился в центральный корпус, растянувшийся едва ли не на километр. Устрашенная их решимостью гардеробщица, ни о чем не спрашивая, приняла у них одежду. Узнав, где располагается начальство, они мимо киосков с галантереей, книгами и одеждой они прошли к лифту.
      Их принял заместитель главного врача по хозяйственной части. Но рассказывать ему, что произошло, они не стали. Поинтересовались арендуются ли какие-нибудь помещения посторонними коммерческими структурами. Тот что-то промямлил: якобы и сам не полностью в курсе дела.
      - Видитке ли происходит определенная коммерциализация медицины. Необходимость содержать себя. Но лучше, - посоветовал он, - обсудить этот предмет непосредственно с главным. А что, собственно...
      Чернышев, когда у него пропадало настроение, становился весьма невежливым собеседником, и каждый кто лез к нему с вопросами, рисковал напороться на откровенную грубость. Зам главного быстро это почувствовал, потому не продолжил, а только спросил:
      - Могу ли я чем-то быть полезен?
      - Я сам позже скажу вам об этом...
      Тот с улыбкой развел руками.
      Без проводника они лифтом спустились в подвальное помещение. Оно оказалось огромным, с идущими по сторонам ответвлениями, отсеками. Коридоры даже днем были пусты, только время от времени впереди или сбоку мелькала фигура в больничной пижаме или белом халате.
      Станиславыч напрягся, когда вошли, губу закусил. Но ничего вокруг ни о чем не говорило его памяти.
      По указанию Чернышева, и Анастасия и Крончер, каждый в отдельности, набрасывал для себя схему размещения помешений. По большей части они оказались запертыми...
      - Тут дверь не та, а тут замок не врезной...
      Главное же, нигде в конце отсеков они не обнаружили ни одного окна, поднятого над полом настолько, чтобы человек обычного роста не мог до него дотянуться...
      Они повернули назад. Вышли во двор. Зашли с тыльной стороны здания. Дурнопахнущие контейнеры, о которых рассказывал Ковальский, были уже вывезены. Нигде не было видно и коробок от лекарств.
      В конце центрального здания в одном месте виднелась
      кирпичная кладка, но она была значительно ниже той, какую обрисовал Ковальский. Кроме того, рядом не было окон. И это все тоже мало походило на то, что рассказывал Станиславович.
      Мужик просто расстроился:
      - Вы мне верите ? Нет, правда, - верите ?
      Виктор должен был его успокоить.
      - Верю, и еще как, - На него Чернышев не держал ни малейшего зла, был терпелив и покладист. - То, что мы пока еще ничего не нашли - ни о чем не говорит. Разыщем, не сомневайтесь, - и он успокаивающе похлопывал Ковальского по руке.
      Впереди, за забором, высилась огромная, похожая на вытянутую литровую банку, башня Онкологического научного Центра. Они прошли туда.
      Тут тоже был заместитель главврача, ведавший всем сложным хозяйством. Чернышеву показалось, что он отнесся к их визиту с подозрением. К Онкоцентру тянулось немало жучков, зарабатывавших на новых "чудодейственных" препаратах.
      Там, в Онкоцентре, было еще больше помещений в подвальном этаже и обследовать их все в течение одного дня не было никакой возможности.
      Подвалы, описанные Станиславычем, на эти не походили: не было и мертвенно-бледного света, который он видел ночью.
      Снаружи обнаружили мусорные контейнеры с пищевыми отходами, но кирпичная кладка, через которую перелезал ночью Ковальский, отсутствовала начисто. Коробки из под лекарств тут оставляли в подсобном помещении, которого, клялся Станиславыч, там, откуда он бежал, и в помине не было.
      - Нет, похоже, там, где мы были, больше подходит...
      Они снова вернулись в центральный корпус.
      В подвал спустились теперь другим лифтом, попали в другой отсек. Отсюда знакомым ему туннелем Чернышев вывел их в "писательский" корпус, но это им снова ничего не дало.
      Между тем, известие, что в подвале больницы милиция что-то ищет быстро распространилось среди ее обитателей...
      В новом корпусе к ним подошел врач, симпатичный, молодой мужчина в белом халате и шапочке, с рукой подвешенной на бинте через шею. Представился. Фамилия оказалась грузинской,имя-отчество и внешность абсолютно русские.
      - Чем могу служить, друзья?
      Чернышев что-то пробурчал про лекарства, про возможную контрабанду импортных препаратов.
      Врач тонко улыбнулся и благожелательно бросил:
      - Если вы хотите, чтобы я помог вам, а я готов это сделать, но прежде, пожалуйста, поставьте меня в известность об обстоятельствах... Что-нибудь случилось?
      Виктор бросил сквозь зубы, что это его забота - майора милиции Чернышева, и он не собирается никого ни о чем информировать в том числе и его... доктора... Как его ? Кавтарадзе ?...
      - Вы можете полностью на меня рассчитывать...
      - Я, знаете ли, я как-то привык обходиться своими силами, без чьей либо посторонней помощи, - теперь он, улыбался улыбкой змеелова, который приподнял свою раздвоенную на конце острую палочку. - Но за предложение, он ухмыльнулся еще демонстративней, - спасибо...
      Поразительно, но на врача и это не подействовало.
      - Вы тоже - работник милиции ? - спросил он небрежно у Ковальского.
      Тот смутился, покраснел, стал что-то мямлить...
      Нет, он не из милиции, но милиции всегда помогал и помогает...
      Виктор вздернул брови: движением руки остановил Станиславыча. Сказал сухо:
      - Вопросы задаю я. Все отвечают только мне. До свиданья, доктор...
      Кавторадзе ретировался смущенно.
      Настроение Чернышева портилось все больше. Ковалерийским наскоком на больницу нельзя ничего добиться. Надо отступить, чтобы позже вернуться. Требовался толковый информатор, разговоры по душам с нянечками, секьюрити, гардеробщиками... Наблюдение за машинами скорой помощи, списки врачей, административно-технического персонала...
      В конце их долгих проходов с Чернышевым по сотовому телефону связался его постоянный дублер, напарник из РУОПа, сидевший с ним в одном кабинете.
      - Тебе звонил человек по имени Марс. Сказал, что ты в курсе.
      - Да...
      - Из Ташкента вылетает Мустафа Раджабов, бортпроводник узбекских авиалиний. Ты им интересовался. Прилет сегодня в Аэропорт "Домодедово"...
      - Ну время-то прилета ты, по крайней мере, ты сообразил узнать? - он и напарник вели непрекращающуюся игру, в которой Чернышев постоянно наезжал на коллегу, а тот простодушно оправдывался.
      - Обижаешь, начальник! Через два с половиной часа ты должен уже быть в Домодедове...
      - Ну, молодец. Хвалю.
      - Рад стараться, господин майор.
      Чернышев дал "отбой", взглянул на часы, обернулся к своим:
      - На сегодня все. Сваливаем. У нас нет времени...
      Сквозь стеклянную стену вестибюля Кавтарадзе наблюдал отъезд ментов из больницы: их старшего - задиристого грубияна- майора, симпатичной "следовательши", как определил ее для себя Геннадий, высокого смуглого молчуна-секьюрити и еще одного человека, сразу вызвавшего у него подозрения, который не походил на мента ни внешностью, ни возрастом.
      Кавторадзе уже знал о чрезвычайном происшествии ночью: когда из специальной выгородки у подсобного помещения из-под замка сбежал привезенный "скорой" мужик-донор. Примет его Геннадий не представлял, но мужчина, приехавший с ментами, вполне мог оказаться именно им.
      Тут в вестибюле, где, кроме него никого не было, Кавторадзе по сотовому телефону, набрал номер Медицинского Центр "Милосердие, 97" .
      Прямая линия с Рындиным была занята.
      Геннадий положил телефон его в кожаный чехол и забарабанил по столу пальцами: эта ситуация ему не нравилась, совсем не нравилась...
      Вторая попытка через минуту-другую оказалась более удачной. Трубку снял Рындин.
      - Олег ! - Кавторадзе был явно в смятении, Рындин это сразу почувствовал.- Сейчас в больницу приезжала милицейская команда. Во главе какой-то майор с женщиной. Повидимому, сотрудницей...
      Рындин внимательно слушал.
      - С ними еще один - высокий, черноглазый малый. Загорелый, смуглый. Всю дорогу молчал...
      Рындин не перебивал его.
      - И еще какой- то тип лет шестидесяти... Не тот ли это... которого, ну ты сам знаешь?!
      Рындин невольно представил себе гримасу недоумения и досады на красивом генкином лице, однако, сдержался, заметил спокойно:
      - Я тебя не запугиваю... Просто ты должен понимать, что такая возможность тоже существует... Обрисуй мне женщину. Короткоострижена, с серыми глазами...
      - Да. Майор с седыми висками, лет тридцати пяти...
      - Резок в общении...
      - Как в точку попал.
      - Это те самые "брат" и "сестра"... - Рындин разложил все по полочкам - Панадис послал их ко мне, когда у него самого сорвалось с китайцем. Третий с ними - израильтянин, партнер Панадиса...
      Мустафу Раджабова, бортпроводника узбекских авиалиний, притормозили в девятиэтажном "Профилактории летного состава" в аэропорту "Домодедово".
      Стюард - крепкий скуластый парень с выпуклым лбом и квадратным тяжелым подбородком - прошел туда, протиснувшись между десятками расставленных в беспорядке по площади автобусов, такси, частных и служебных машин и по дороге обогнул поднятый на пьедестал первенец межконтинентальных рейсов "ТУ-104".
      Профилакторий размещался в одном из нескольких кирпичных зданий, высившихся на краю небольшой рощи. Раджабова встретила знакомая аптечная тишина выкрашенных в неяркие цвета коридоров, за стенами которых всегда кто-то отдыхал вернувшись из рейса...
      - Мустафа Раджабович... - молоденькая медсестра в окошечке поманила его. - Тут вас ждут...
      Она вышла из своего кабинетика, осторожно шаркая тапочками по ковровой дорожке, чтобы никого не разбудить,
      проводила в одну из комнат...
      Он не ждал неприятных неожиданностей. Был абсолютно чист. В сумке его тоже не было ничего предосудительного.
      Навстречу ему из лифта прошли люди ростовского экипажа.
      - вам сюда...
      Она не зашла туда, неслышно прикрыла за ним дверь.
      По-прежнему ничего не понимая, он остановился. В комнате на четверых кровати были аккуратно застелены, пусты. В средине стоял большой квадратный стол. Напротив окон, на стене, висела карта авиалиний Евразии...
      За столом Раджабова ждали трое. Он видел их впервые. Высокий, лет сорока, с дерзким взглядом; молодая женщина с короткой, медного цвета стрижкой и худой, нескладный малый с крупными темными глазами и натренированной фигурой спортсмена.
      - Ну вот, мы с вами и встретились, - сказал тот, что постраше, представляясь, - майор милиции Виктор Чернышев.
      Он открыл красные корочки, подождал , пока бортпроводник ознакомится со всеми записями.
      - А это - показал он на двух других, рядом с ним - мужчину и женщину, - капитан израильской полиции Алекс Крончер и старший лейтенант милиции Анастасия Гончарова...
      Стюард набычился, не произнес ни слова и, не спросив разрешения, присел на ближайший стул .
      - Это что ж, арест ? - его могучий, почти квадратный подбородок тяжело ткнулся в форменный застегнутый сзади на шее галстук-регату.
      Тот, кто назвался майором милиции Чернышевым, смотрел на него с вызывающей усмешкой.
      - Может статься и так, - ухмыльнулся он, - еще не решили...
      - Вы что, забыли, что я - гражданин другой страны?! - с угрожающим пафосом в голосе произнес пилот.
      - А и так, - вызывающе произнес тот же майор в штатском. - У вас есть возражения ?
      - Тогда зовите консула: ничего я без него вам отвечать не буду...
      Челюсти его были теперь крепко сцеплены.
      Чернышев ответил - он был тут за старшего.
      - Какой грамотный: консула ! Ему хочешь звонить ? Ну, давай ! Сейчас предоставим тебе такую возможность...
      Он позвонил кому-то по сотовому телефону.
      - Помоги выяснить номер телефона узбекского посольства в Москве. И сообщи мне сюда, ладно ?...
      Чернышев дал отбой.
      - Сейчас мне сообщат... Но я должен предупредить, - майор держался чрезвычайно уверенно. - К уголовной ответственности привлекают по месту совершения преступления. И вне зависимости от гражданства...
      Раджабов приподнял тяжелый подбородок, прислушиваясь.
      - Мы пока тут просто разговариваем с вами. Если же появятся дипломаты, - быстро прошлась по нему взглядом спутница майора, - все кончится иначе. Даже при лучшем для вас исходе на международные рейсы вы уже никогда не попадете. Ни здесь, ни в другом месте. Это уж, как пить дать...
      - Это почему же?! - как можно небрежнее спросил бортпроводник.
      - Из-за груза, который вы перевозили Китайцу. Имя "Ли" вам что-нибудь говорит?
      - В первый раз слышу.
      - И вы, безусловно, не знаете, что Ли пристрелен у себя дома. Не всякий такого удостаивается!
      - Я ничего не знаю.
      - Еще бы, - ехидно вставил Чернышев, - в "Ташкентской правде" об этом не напишут...
      Стюард нахмурился: на крупном лице заходили мощные желваки.
      - Да вы о чем это ? Еще пришьете что - нибудь...
      - В его в записной книжке ваши координаты. - сказала женщина. Хотите убедиться?
      Чернышев вмешался в разговор.
      - Думаешь, у нас, в московской милиции никого нет, кто бы по-китайски читал? Держи!
      Майор протянул ему записную книжку. Он блефовал: если бы пилот раскрыл ее, оказалось бы что Ли все свои записи делал по-русски.
      Но бортпроводник нервничал и ее не коснулся.
      - А если даже и знал я убитого ? Это что- основание для ареста ?
      - Ну, зачем так ?! А транспортировка органов для пересадки через Россию! - оборвал Чернышев. - Это ведь по поручению китайца. Как они попали к нему?
      - А, может, у него большие связи на родине...
      - С кем? Он что, на базаре их покупал ? - как ножом полоснул Чернышев.
      Но бортпроводник не обратил никакого внимания на его реплику.
      - Трансплантанты идут из китайских тюрем. Там растреливают по нескольку тысяч человек в году... - пожал он плечами.
      Глаза у Чернышева стали злыми, колючими.
      - Понимаешь, используют люди медицинское утильсырье... - повернулся Чернышев к Насте. - а тут находятся такие, как мы, что им мешают...
      - Хреновина какая-то, - возмутился стюард.
      - Хреновина ? - зыркнул на него Чернышев. Еще какая! В Китае расчленяют трупы людей. Кто они? Почему их жизненно важные органы переправляют в Ташкент, а оттуда гражданин Узбекистана доставляет эту человечину в Москву... Кто это оплачивает? Из каких средств? Разве не хреновина?
      Он обернулся к женщине, своей коллеге.
      - В Интерполе уже давно интересуются этой цепочкой...
      Стюард не произнес ни слова. Выдержке его можно было только позавидовать.
      - Мне лететь обратно...- Он взглянул на часы.
      - Мы вас снимаем с рейса и берем с собой.
      - Зачем? - провис в воздухе угрюмый вопрос. - В чем конкретно моя вина?
      - Это вам объяснят в прокуратуре. Для начала вы будете допрошены о ваших взаимоотношениях с убитым. Вы подозреваетесь в том, что являлись соучастником тяжелейшего уголовного преступления, - вступила в разговор молодая женщина - офицер милиции. - Речь идет о принуждении к изъятию органов человека для трансплантации... Каким же надо быть выродком, чтобы этим заниматься...
      - Это я - выродок ? - желваки на скулах стюарда снова вздулись. - Да если на то пошло, благодаря этим почкам и печенкам сколько жизней людских спасено...
      - Да он, оказывается, благодетель! - Чернышев вскочил, прошелся по комнате.- Жизни спасал! А ты ему судом грозишь?!
      Раджабов следил за ним исподлобья.
      Когда майор возвратился и снова сел за стул, он спросил с вызовом:
      - А что, лучше было бы, если бы трансплантанты свиньям выбросили? Или в мединститутах для студенческого обозрения заспиртовали? Вы что, - налился бураковой синевой бортпроводник. - Не знаете, о ком речь идет ? Что все это - мразь уголовная! Казненные воры и разбойники...
      Майор и женщина-офицер переглянулись.
      - А вам точно известно, кто был там растрелян, в Китае ? - в голосе женщины звучал откровенный сарказм.
      - Ему ведь справки оттуда выдали! - зло отозвался Чернышев и обернулся к карте Евразии с авиамаршрутами на ней. - Из Пекина и Ташкента. Официальные: казненные, они - преступники... И все такое.
      - А если и преступники? - вдруг спросил до сих пор молчавший израильский полицейский. - У вас есть право распоряжаться их телами?
      Аргумент был совершенно неожиданный.
      - Они разве - не люди ? Их и без того наказали самым жестоким образом, а теперь еще и распотрошить надо ?
      Теперь все глядели на него.
      - Ну, если бандит для вас как и праведник - одно и тоже, бортпроводник не закончил фразы, - тогда молчу....
      - Послушайте, вы, - вдруг взъерепенился израильтянин, - это там, показал он взглядом наверх, в потолок, - решать будут: чего заслужил растрелянный, а чего - нет ? А здесь, на земле, ни власти, ни вы телом его распоряжаться не можете. Оно не вам принадлежит, а семье его, родным. И должно быть захоронено...
      Анастасия бросила на него быстрый взгляд. То ли он ее чем-то удивил, то ли застал врасплох.
      - У нас смертной казни нет, но если, кто в тюрьме умер, обязательно тело семье возвращают. А за погибшего, вообще, на любые условия пойдут. За морского десантника, моего однополчанина, он в Ливане погиб - сорок тел боевиков-шиитов вернули и еще шестьдесят живых выпустили из заключения... Человек заслужил вечный покой. Нет прощения,то му, кто лишает мертвого успокоения...
      - Что же и меня тоже судить будут?! За что?
      - Как соучастника. Процесс будет громким... - Чернышев постучал по столу. Опять этот израильтянин высунулся не по делу. - С репортажами в газетах и на телевидении... Твой президент Ислам Каримов тебе еще это вспомнит... Тогда уже загремишь под фанфары и надолго...
      Стюард с силой сжал под собой стула, на котором сидел.
      - Так как ? - жестко осведомился Чернышев. - Будем вызывать представительства посольства Узбекистана...
      - Да чего вы хотите от меня? - со злостью вскинулся бортпроводник.
      - Мы предоставляем вам единственную в своем роде возможность помочь себе и нам... - заговорил майор. На этот раз тон его был сух и официален. Больше того: я могу обещать, что об этом разговоре никто не будет знать...
      Бортпроводник уперся в него тяжелым взглядом.
      - Если вы согласны, мы постараемся, чтобы имя ваше ни разу не было упомянуто в связи с этим делом. Сейчас это еще целиком в наших руках. Материалы будут выделены в отдельное производство и на них будет поставлен крест...
      - Что я должен сделать? - глухо выдавил бортпроводник.
      - Это уже другой разговор...Кто вместо Ли приедет вас встречать, когда?
      - А я почем знаю ? - буркнул он.
      - Может, и не знаете, - согласился майор, - но будете знать. Они с вами свяжутся. Не могут не связаться ! А вы свяжитесь с нами. Когда бы это не произошло: днем, ночью - неважно. Сразу же...
      - Не знаю... - Он все еще колебался. - может быть...
      Чернышев снова прошел по комнате и остановился рядом с ним.
      - Уверен, мы найдем общий язык...
      - Это почему же?
      - О вас хорошо отозвался один мой знакомый...
      - Кто?
      - Марс. Начальник уголовного розыска в о з д у ш к и.
      - Вы знакомы? Откуда вы его знаете?
      - Мы вместе были. В Афгане...
      Панадис сидел в баре на высоком и не очень удобном сиденьи и посасывал коктейль. Он попросил бармена сделать ему покрепче и теперь наслаждался. Не пил, а тянул через пластиковую трубочку.
      В какой-то момент он скосил глаза и замер: роскошная дива с пламенного цвета копной длинных волос в нескольких шагах от него делала заказ почтительно склонившемуся к ней официанту.
      Панадис любил блондинок. Ощутить такую рядом с собой - об этом можно было лишь мечтать.
      Романтикой сегодня отдавало все: полусумеречный фон бара, плавающие в волнах негромкой мелодии голоса, неторопливые движе ния посетителей,а главное - эта вот кино-фотомодель, которую если и увидишь, то только на странице журнала или в телевизионной рекламе.
      Панадис не отводил от нее взгляда. Ему вспомнились газетно журнальные байки будто в каждом человеке скрыты тайные магнетические силы, и поймал себя на том, что лихорадочно ищет их в самом себе.
      Собрав всю свою волю, он послал незнакомке телепатическую команду: "Обернись!" У него ничего, естественно, не вышло. Но когда уже он совсем потерял надежду, фея вдруг повернулась в его сторону и задержала на нем свой взгляд. Случаются же чудеса...
      Панадис очаровательно улыбнулся, приподнял бокал с коктейлем и слегка поклонился, давая понять, что не только заметил ее, но и оценил.
      Фея кивнула, и Панадис, - словно в нем взыграл боевой горн, - сделал ей ручкой и показал на место рядом с ней: мол, можно ему присесть ? Она не возражает ?
      Все сегодня складывалось не так как обычно, словно это был, как говорят игроки, "его день". Ты ставишь, и тебе везет, и все вокруг смотрят только на тебя и суеверно тебе подражают. Потому что, когда так дает, так везет, - нет сомнения, что ты отмечен удачей, и надо держаться к тебе как можно ближе.
      - Доктор Панадис, - представился он, подсев к фее, и фатоватые узенькие усики его вытянулись в стрелочку.
      - Елена, - слегка поклонилась она ему в ответ.
      - Вы кого - то ждете ? - тут же осведомился, чтобы отсечь все возможные неприятности, Панадис.
      Не хватало еще, чтобы на горизонте появился какой - нибудь наглый и насквозь приземленный деляга, а то и гориллы - телохранители рядом с ним, и его, Панадиса, бесцеремонно бы оттеснили в дальний угол, постаравшись как можно ощутимей унизить. А то и просто грубо отшвырнули бы подальше с пути, как нечто неодушевленное и несущественное.
      Женщина его мечты рассеянно улыбнулась и ободряюще покачала головой:
      - Нет !
      И, словно прочтя на его лице, что за мысль мелькнула у него в голове, тут же от души расхохоталась.
      - Уж не приняли ли вы меня за местную жрицу любви ?... Нет - нет, я приехала встретиться с сестрой !... А вообще - то я из Ванкувера...
      - Да ? - все еще недоверчиво проверял эту версию Панадис. - Хороший город...
      - Вы бывали там ? - удивленно раскрыла свои неправдоподобно длинные ресницы фея.
      В Ванкувере Панадис не был, но крупные и богатые города с детства были его страстью, и он знал о них достаточно, чтобы удивить собеседника. Поэтому он небрежно кивнул: знак, не требующий особых комментариев.
      - Что вас там поразило ? - поинтересовалась фея. - Как вам наши свистящие часы, которые выпускают пар, когда отмечают время ?
      Панадис почувствовал облегчение: она верно назвала подлинную ванкуверскую достопримечательность. Чисто английский, кстати, снобизм - ну у кого еще кроме бледнолицых бритов мог бы вызвать сентименты подобный раритет. Может, это дань изобретшему паровую машину Джону Уайту ?
      - Я слышал, скоро название Ванкувер имзменят на Гонкувер, - засиял он очаровательной улыбкой. - Это правда, что треть населения у вас китайцы из Гонконга ?
      Фея моргнула, и Панадису показалось, что ее ресницы дразняще задели его горло. Он вздрогнул. С его стороны это был настоящий сексуальный угар.
      - В последнее время их и правда очень много приехало в Британскую Колумбию. Всем, у кого в кошельке деньги, Канада предоставляет гражданство...
      Перед Панадисом теперь встала другая задача: если она, действительно, та, за кого себя выдает, о как и чем привлечь ее внимание?
      Он стал рассказывать, что часто летает на хирургические операции. Оговорился, что у него есть свой собственный метод, правда, какой и в чем заключается, он предусмотрительно не уточнил. Закончил же тем, что в Баку у него своя частная клиника, но он, в скором времени, собирается перебраться в Соединенные Штаты, в клинику Гарвардского университета.
      Новая знакомая кивала. В ответ рассказала о своем муже: он - канадец, богатый, добрый, очаровательный,
      - Но, знаете, так вот получилось, он намного старше меня...
      Правда, у них великолепные отношения, и он ей полностью доверяет...
      Известие о старом муже подстегнуло Панадиса: адреналин забахал у него в крови, как мотор без глушителя. Он осмелел настолько, что положил руку на ладонь феи, и она не отняла - только улыбнулась.
      Это и вправду был "его" день. День, когда он мог ставить крупные ставки...
      Панадис обожал игру, но рисковал всегда крайне осторожно - проигрыш погружал его в уныние, а он старался всегда, что бы настроение у него было все время ровным и бодрым.
      Как бы случайно он рассказал вдруг, что недавно развелся.
      - Надеюсь, правда, что с женой у нас отношения останутся дружеские и теплые...
      Он сообщил еще, что у них - пятнадцатилетняя дочь, и ее он обожает. Когда он поедет в Америку, он обязательно возьмет ее с собой.
      Он заказал два коктейля, один очень крепкий, еще большую коробку конфет. Выпили за встречу. В какой-то момент новая знакомая предложила поменяться бокалами.
      - Пусть каждый узнает теперь мысли другого...
      Он принял это с восторгом.
      Панадису вдруг стало казаться, что он знаком с Леной много лет и все эти годы мечтал обладать ее прекрасным, сводящим с ума телом...
      Он был в ударе: сыпал анекдотами, которые всегда держал наготове, чтобы блеснуть в обществе. Намекнул, что вместе с одним израильским профессором они должны вскоре полететь в Скандинавию для сложнейшей в своем роде, может быть, первой в истории такого рода операции.
      Ему показалось вполне естественным, что изящная и красивая дама согласилась пойти с ним танцевать и разрешает ему не только прижимать ее, но и касаться - правда, легкими, птичьими движениями - бедер и ягодиц.
      В голове чуть кружилось, но он приписал это внезапно поднявшемуся у него артериальному давлению. Такое уже бывало с ним.
      Когда заиграли "слоу", он, буквально, влип в нее. На секунду ему показалось, что какой-то тип, танцевавший рядом, переглянулся с его спутницей. Панадис насторожился, но сколько не следил потом за Еленой, ничего подобного, не обнаруживал. В конце - концов, решил, что ему просто померещилось.
      Он разошелся до такой степени, что, уже не скрываясь, вжимался набухшей ширинкой в партнершу.
      Между тем, с ним происходило нечто странное, эффект повысившегося давления исчез. Мочевой пузырь у него просто разрывался. К тому же он ощутил резкую слабость, которой, однако, не придал значения.
      Его потянуло на подвиги...
      Когда они сели, Панадис спросил, где живет ее сестра, и фея ответила, что та проживает на проспекте Мира. Но сама она у нее не останется и должна вернуться в "Интурист", потому что каждую ночь ей звонит муж и она после двенадцати предпочитает бывать в номере, чтобы не вызывать у него лишних и никчемных волнений...
      - Я вас обязательно провожу, - с жаром сказал Панадис.
      Новая знакомая не возражала.
      Панадис решил ковать железо, пока горячо:
      - Вы разрешите мне выпить с вами чашечку кофе? Мне бы очень хотелось...
      Она деликатно не ответила. Чтобы разогреть ее, Панадис стал с растущим энтузиазмом принялся рассказывать о тайнах секса...
      Она слегка прикусила губу и старалась не смотреть ему в глаза, но не прерывала. Панадис все больше ощущал слабость, ему приспичило в туалет. Останавливало его лишь опасение, что, если он встанет сейчас со своего места, все вокруг увидят, как вздулись у него брюки.
      Панадис всегда считал, что создан для секса, но ему в этом не очень то везло. Неужели же сейчас, когда ему, наконец, неожиданно подвалила удача, что-то может его остановить...
      - Вы меня раздразнили, - услышал он ее голос.
      Это было чистое безумие.
      Он даже думал о том, что если все сложится так, как он хочет, он уже ее никуда от себя не отпустит...
      Тем не менее, терпеть больше он был не в состоянии, необходимо было смочить затылок, облегчить мочевой пузырь... Тем более он ни за что бы не воспользовался туалетом в ее в номере.
      Надо было решить все свои проблемы до отъезда из бара.
      - Леночка, - с жаром помял он ее руку и посмотрел на нее влажным от похоти взглядом, - вы меня простите, я только на пять минут...
      Панадис поднялся из-за столика и почти бегом спустился вниз в туалет. Он был здесь на уровне мировых стандартов. Писсуары напоминали фарфоровые седла, краны - позолочены, всюду чистота, блеск.
      Отчего ему так плохо? Панадис смочил голову под краном. Прошел в кабину. Кружилась голова, рот был горячим, дыхание затруднено. Панадис опустил крышку унитаза, тяжело сел.
      " Чертова слабость...- подумал он. -Что со мной?!"
      Кто-то дернулся к нему в кабину, но обнаружив, что она занята, открыл дверь в кабинке рядом. Может быть, такой же раб секса, как и он.
      Интересно, ощущает ли тот через тонкую и не доходящую до потолка перегородку биотоки его, Панадиса?..
      Панадис не видел и не мог видеть, что этот кто-то, закрывшись в кабине, осторожно встал ногами на унитаз и оказался над ним. Еще мгновенье - и, перегнувшись через перегородку, он ловко швырнул вниз тонкое лассо. Бегущая петля обхватила горло Панадиса, который даже не успел сообразить, что происходит. Незнакомец тотчас подался назад, с силой потянул за собой удавку.
      На мгновение Панадису показалось, словно гигантское не подъемное колесо своей стотонной тяжестью, ломая шейные позвонки, наехало ему на горло. Сопротивляться у него уже не было сил.
      Ватная слабость в груди, в коленах, густой и душный туман в голове.
      Перед тем, как окончательно отключиться, Панадис не успел даже сделать последний и умиротворяющий вздох, а ведь он так стремился к нему. Не менее страстно, чем пару минут назад хотел ощутить под собой роскошные формы его воплотившейся в реальность сексуальной мечты...
      Короткий предсмертный храп - и распухший язык тяжело вывалился изо рта...
      Молодой человек с лицом поп-звезды в соседней кабине для верности пару минут не отпускал удавку, натягивая ее на себя.
      Кто-то еще вошел в туалет, но к этому времени все было закончено вощедший ничего не услышал. Возможно, даже не заподозрил, что кто-то находится внутри, в кабинах.
      Убедившись, что туалет снова опустел , убийца покинул свое убежище, на секунду-другую приоткрыл кран умывальника. Тугая, словно нагазированная струя с шипеньем ударила в раковину...
      Находу вытирая руки, он протиснулся в коридор. За то время, пока Панадис отсутствовал, его спутница расплатилась за себя и теперь дожидалась своего партнера.
      Он издалека показал глазами, что все в порядке и пора линять.
      Фея, надев дорогую шубу, оставила бар. В тридцати шагах от выхода ее ждала машина.
      Партнер уже сидел на водительском месте. Чуть приподняв полы шубы, она уселась рядом с водителем и издала глубокий вздох:
      - Фу ! Я думала, это никогда не кончится. Вот прилип...
      - Ну-ка, проверь платье, - усмехнулся водитель, - нигде не мокро?
      Отъехав на порядочное расстояние, водитель набрал номер главы Медицинского центра "Милосердие, 97".
      - Вот и мы. Здравствуйте...
      Рындин был у себя, он ждал звонка:
      - Наконец-то! Рад вас слышать. Как вам Москва на этот раз? - Он не узнал своего голоса: непривычная ломкость с хрипотой. - Как проводите время?
      - Все в порядке. Все очень нравится...
      Итак, доктор Панадис мертв...
      Высокооплачиваемые киллеры, работающие на пару, приехали из Прибалтики. Заказ ими был отработан. За гостиницу расплатились заранее. Ближайшим ночным поездом они выезжали в Санкт-Петербург, а оттуда утром возвращались самолетом домой. Окончательный расчет с Рындиным должен был произойти через час - в ресторане на Ленинградском вокзале.
      Но Рындин все не вешал трубку. Размышлял: уж очень профессионально работают...
      Киллер с лицом поп-звезды на другом конце провода тоже ждал.
      - Что, если вам еще задержаться в Москве до утра? У меня есть одно небольшое предложение. Речь идет о заказе. Он может вас заинтересовать...
      Киллер ответил с едва уловимым акцентом:
      - Поезда ходят и днем тоже. Все зависит, насколько он проработан...
      - Не беспокойтесь. Мой сотрудник сейчас приедет и все объяснит. Заодно и произведет полный расчет...
      Конечно, Анастасия не должна была этого делать. Привести к родителям Алекса означало вступить на чужую оборонительную полосу, не имея карты минных полей.
      Лицо матери стянуло в холодную маску. Не такого парня желала она своей дочери: ведь обожглась уже однажды.
      Не помог даже букет орхидей - какие Крончер, стараясь быть галантным, как аристократ в допотопном фильме, вручил хозяйке дома. Та улыбнулась, но это была улыбка неподкупного судьи, который вынесет суровый, но справедливый приговор, несмотря на все попытки подсудимого расположить к себе суд.
      Не о том мечталось, не того хотели...
      Смуглое лицо, здоровенные глазищи, какой - то совсем не российский взгляд! Чужой. И этот акцент, который, просто режет слух...
      Отец держался более нейтрально, но не было никаких сомнений, что и ему этот шаг Анастасии не принес радости.
      Чем дальше, тем большим было его разочарование.
      - А что, вы нигде не учились ? - спросил он, услышав, что Алекс пошел работать в полицию сразу после армии.
      Тот пожал плечами:
      - Не успел...
      Отец Анастасии был заслуженным мастером спорта, чемпионом по стипл-чейзу, тренером, и раньше часто выезжал за границу. Поэтому и держался он более свободно и уверенно.
      - А так можно? Не имея специального образования, получить офицерский чин?
      Алекс удивленно вздернул брови:
      - Но ведь я и в армии был офицером, а потом кончил курсы офицеров полиции...
      - А сколько продолжается учеба на офицера в армии ?
      Анастасия посмотрела на него умоляющим взглядом.
      Могла бы и не просить: он и сам понимает, как надо разговаривать с родителями.
      - Полгода, господин...
      - Сергей Петрович, - тут же подсказал отец Анастасии.
      - Сергей Петрович, - поправился Алекс.
      - И это все ? У нас - годы на это уходят...
      Алекс вежливо закивал:
      - Да, у вас, конечно, лучше... У нас времени для этого не хватает, попытался он оправдаться. Но неудачно.
      - И где вы служили ?
      - В десантных частях...
      Сергей Петрович - невысокий подтянутый мужчина лет пятидесяти, в спортивном костюме сборной, с гербом канувшего в Лету "СССР", кивал в такт этой мужской беседе.
      Алекс попросил воды или колы, и мать Анастасии с укоризной вдруг сказала:
      - Но ведь мы сейчас сядем за обед...
      Алекс покраснел. Пытаясь смягчить возникшую неловкость, Сергей Петрович спросил:
      - Пришлось воевать ?
      - С террористами ? Да, конечно...
      - Да оставь ты его, папа ! - взмолилась Анастасия.
      Но отец не отставал, может быть потому, что его разбирало любопытство.
      - Нам показывают по телевидению...
      - Сейчас вы можете судить объективнее, чем раньше...
      - А у нас Настя после Юридического института... - вдруг возникла рядом мать.
      Алекс видел, как краска заливает лицо ее дочери. И снова на выручку ей пришел отец:
      - Вы вот скажите мне, у вас тоже есть мафия ?
      Алекс удивленно выпятил нижнюю губу:
      - А где ее нет ? Она, как гидра: отрубаете одну голову, вырастает другая...
      За обедом он чувствовал, что его внимательнейшим образом разглядывают. Правда, всякий раз, когда он мог поймать их взгляд, и отец, и мать делали вид, что посмотрели на него случайно.
      Сергей Петрович налил в рюмки водку. Алекс героически выпил, но скривился так, будто проглотил ежа. Это тоже не способствовало обеденной оттепели.
      Алекс бессовестно хвалил все, что ему подавали, но хозяйка дома на эту лесть не подавалась, и даже всадила ему легкую шпильку:
      - У вас, наверное, правила хорошего тона имеют куда большее значение, чем у нас...
      Он сделал вид, что это его нисколько не укололо. Успокаивал себя тем, что если бы он пригласил Анастасию к себе домой, то и там заподозрили бы, что все это неспроста, и атмосфера была бы точно такой же. Возможно, даже и вопросы.
      После обеда отец Анастасии закурил и предложил Алексу. Но тот сказал, что не любит дыма, и спохватился только тогда, когда Сергей Петрович в расстройстве погасил сигаре ту.
      Все складывалось не так, и вскоре после обеда он поспешил откланяться. Анастасия пошла его провожать. Разговор у них тоже не клеился. За глупости надо расплачиваться, думала она.
      Но когда он почти неощутимым движением уткнулся ей в волосы и стал втягивать в себя ее запахи, она снова почувствовала, что под ногами у нее плывет земля...
      Вернулась быстро, и тогда начался второй акт драмы.
      - Анастасия ! - официально и с легкой толикой истеричности провозгласила мать, - Ты думаешь, что делаешь ?
      - А что я делаю ? - последовал не менее нервный вопрос.
      - Кого ты привела ? Иностранца ? Израильтянина ?
      - Могла бы и не приводить. Я - взрослый человек и решаю сама, что можно и что нельзя.
      Отец не вмешивался. Мать смотрела на нее как когда - то в детстве, когда ей казалось, что Настя поступила против всяких правил. И дочь это заело:
      - А чем тебе не нравятся израильтяне ? - вспыхнула дочь.
      Эта была вторая крупная ошибка
      - Ты - действительно взрослый человек, но рассуждаешь, как ребенок. Он иностранец, ты забыла ?! Что из всего этого получится ? Что - нибудь серьезное? Да ни в жизнь ! А ведь тебе вот-вот - двадцать семь...
      Дочь молчала, и это ее подстегнуло.
      - Ты должна думать о себе. Ты - русская, что ты там в этой стране евреев будешь делать ? Или, может, он согласится ради тебя бросить свой Израиль ?
      В голосе матери слышался сарказм.
      - Между прочим, чтобы ты знала, мама, у них в Израиле тоже есть конная полиция...
      Мать даже руками всплеснула:
      - Смотри, куда зашло! Ты о чем говоришь?! Слышишь, отец? "Конная полиция..." А жить как будете? На два дома ? Неделю там, неделю здесь ? А кто дети у тебя будут? Здесь - евреями или там русскими ? Там ведь национальность по считается по матери, а не по отцу...
      Все, что говорила мать, было правдой, и наверное, поэтому вызывало такую боль. Ведь сама Анастасия от себя все такого рода вопросы инстинктивно отталкивала. Мать же - вот она логика человека в возрасте под пятьдесят ! - все сознательно обнажала и обостряла.
      - Один раз ты уже обожглась ? Помнишь ? Я ведь тебе говорила:" Влюбилась? Не рвись замуж!" Чего в огонь лезла - то ? В семье всегда один любит, а другой позволяет, чтобы его любили...
      - Ну, ты, мать, все границы перешла ! - вмешался до сих пор молчавший отец. - Этак ты далеко приедешь...
      Он не на шутку рассердился.
      - Уже приехала, - мстительно бросила Анастасия. - Ты-то не знал, что она тебе себя любить позволяла...
      И вдруг ее обожгло: а, может, знал и глаза закрывал?..
      Сергей Петрович покрылся бураковой лиловостью. Когда через много лет совместной жизни вдруг из подполья памяти на чинают вылезать на свет взаимные счеты и обиды, семья, как корабль, садится на мель. И даже если его удается снять с нее, днище часто оказывается уже протараненным.
      В матери эта чисто спортивная жесткость и готовность стоять на своем давала себя иногда чувствовать. Но обычно она как бы жила сама по себе в подкорке, за кулисами, а на сцене - на лице и во всем внешнем ее облике, как мастерски сделанная театральная декорация, играла ровная, спокойная и заботливая улыбка. Только такой характер мог позволить ей много лет сохранять звание абсолютной чемпионки в конном спорте.
      Где - то внутри Анастасия была уверена, что спорт не только многое дал матери, но и многого ее лишил. Вначале - легкой беззаботности юности, затем - готовности уступать и прощать. Выскоблил в ней начисто природную ласку, не дал развиться незлому юмору и умиротворенности, наконец, отнял у нее способность дружить. В людях мать всегда почему - то видела не друзей, а соперников.
      - Ты всегда делала то, что хотела, - с горечью бросила мать в спину уходящей Анастасии.
      Чтобы обрести прежнее душевное равновесие, Анастасии надо было остаться одной. В личной жизни, увы, она чувство вала себя куда менее уверенно, чем в своей собственной профессии...
      Пытаясь как-то разобраться в том, что произошло - встре ча с Алексом, размолвка с матерью, - Анастасия снова уткнулась лбом в железную стену выбора: или - или ? Неужели нет ничего между тем и этим ? Почему вдруг исчезли все оттенки и нюансы? Правда ли и в самом деле, что в семье всегда один любит, а другой позволяет, чтобы его любили ?
      Доверчивый и уступчивый отец, волевая, целеустремленная и суховатая мать... Интересно, - она изменяла ему ?
      Ее бы, даже если бы очень захотела, Анастасия не могла представить себе в роли женщины, которой муж наставляет рога...
      И вдруг ее обожгло: она знает, что ее так привлекло в Алексе!.. Ласковость безграничная - не забота, нет, - теплота, какой ей всегда так не хватало, и которой даже отец стеснялся, когда рядом находилась мать.
      Наверное, это естественно: человек ищет то, чего у него нет.
      Мать права во всем, что она сказала. Мало того, - ее прогноз безошибочен, как компьютерный расчет. Почему же тогда эта тщательная обдуманность так отталкивает ее от себя ? Вызывает такой внутренний протест и желание поступать вопреки и только вопреки?
      Следующий день был субботний, и они не поехали в больницу на Каширку - администрация в этот день отдыхала.
      Чернышев не ждал быстрых результатов беседы с бортпроводником, объявил выходной.
      Вечером Алекс с Настей снова отправились в дискотеку. Алекс танцевал правильно, но несколько неуклюже. Но даже эта неуклюжесть в движениях трогала ее каким-то непонятным образом. Ее, двадцатисемилетнюю женщину, три года замужем и два с половиной в разводе, - он вновь заставил почувствовать себя девченкой.
      Алекс был моложе ее на год и, то казался ей ребенком, то - умудренным опытом, похожим на отца человеком, на которого хотелось положиться. В ее прошлой жизни была страсть, а нежности не было. А в нем была нежность, и не было страсти. И нежность эта сбивала с ног, как хорошая порция алкоголя.
      По дороге назад из дискотеки она решала почти гамлетовской неразрешимости проблему: позвать его к себе или не звать ?
      Они подъехали к ее дому. Часы показывали час ночи. Ей надо было в течение секунды решить: предложить ему выйти из такси или нет? Дверца была уже открыта.
      - Хочешь выпить чашку кофе ? - спросила она, словно прыгнула с пятого этажа и распласталась, разбив все косточки, на тротуаре.
      Он прикрыл глаза и полез из машины.
      - Еще бы !
      Они вошли в парадную, поднялись на лифте. Ей было безразлично, видит ли их кто-либо из ее соседей. Потом щелкнул замок тяжелой металлической двери, которую она поставила, как только начала жить самостоятельно, и они зашли в ее однокомнатную квартиру.
      Со шкафа тотчас прыгнул сиамский кот и потерся головой о ее ноги. Алекс взял его на руки, и эта зверюга не окрысилась, а выгнула шею и позволила себя гладить. Говорят, человек больше всего раскрывается в своем отношении к животным.
      Он втянул носом в себя запахи и сказал:
      - Твоя квартира пахнет также, как ты: весной, цветущим лугом и лесом...
      Она поставила на газ турку с кофе.
      - Хочешь есть ?
      Он не ответил. Рассматривал с интересом ее комнату. Мебель, которую она купила недавно в чешском магазине - на итальянскую не хватило денег. Задержал взгляд на занавесях у балконной двери.
      - На, посмотри пока...
      Она сунула ему альбом.
      На снимках были лошади и люди. Умные большеглазые нервные морды животных на фотографиях сменяли портреты родителей Анастасии и ее самой верхом и пешей, на пьедестале почета, со всеми чемпионскими рагалиями и в милицейской формой, иногда с коллегами, иногда с сестрой...
      - Ну вот, все готово. Садись к столу...
      - Вот сейчас, ночью?..
      Она чувствовала в нем какую-то врожденную деликатность и полное отсутствие позы...
      Он не подсаживался поближе и не лез с приставаниями. Самое большое, что он позволил себе - погладил ее по голове. И она закрыла глаза, потому что от этого прикосновения ей стало теплей и уютней.
      Она зажгла толстую фигурную свечу, которая вот уже много лет стояла на ее секретере, потушила верхний свет.
      Они сидели на софе, перед дессертным столиком на колесиках - ели гренки, которые она быстро приготовила, и пили кофе в маленьких фарфоровых чашечках. Еще Анастасия подала две рюмки со сладким ирландским ликером и отключила телефон. Алекс вырубил свой сотовый еще раньше, войдя в квартиру.
      Ужинали молча, порой перебрасываясь короткими фразами.
      Алекс нашел в приемнике тихую джазовую мелодию и, облокотившись на стену и скрестив ноги на софе, - ей почему- то не показалось странным то, что он не снял туфель, - плавал где-то чужих и экзотических морях.
      Иногда он подтягивал мелодию. Негромко, неназойливо, очень в ритм. Голос у него не был профессиональным, но зато - довольно приятным и очень интимным. Она против воли закрывала глаза, и теплая, расслабляющая волна грела ее, вызывая почти неодолимое желание заплакать. Может, за те обиды, какие выпали на ее долю, а, может, - за возвращенную ей нежность, какой он ее одаривал одним своим присутствием.
      Было уже больше двух, когда она постелила себе на софе, а ему на раскладном кресле. Он залез под ледяной душ, обтерся насухо простыней, подошел к ней.
      - Ты подарила мне такой вечер, какого у меня, кажется, никогда не было...
      У нее в глазах зажглись слезы, но он этого не мог видеть. Тихо поцеловав ее в лоб, он отправился в свое кресло и поставил возле себя транзистор, из которого все еще лилась тихая нежная мелодия...
      Что толкнуло ее встать, придало решимости, на какую она не была прежде способна? У нее уже несколько месяцев не было мужчины,а те встречи, которые выпадали раньше, были случайными, оставляли потом чувство глубочайшего унижения.
      Она прошла ровно четыре шага. Но ей показалось, это долгий и немыслимо тяжкий путь. Что она делает? Что будет потом?
      Длинные и сильные руки бережно уложили ее рядом с собой. Горячие губы коснулись места над ухом, возле волос. Он гладил ее нежно и медленно. Едва касаясь. Наверное, поэтому когда он прижимал ее к себе, она забивалась в него вся, как маленькая девочка, наслушавшаяся страшных сказок. Под одеяло. С головой.
      А потом все повторялось снова. И снова...
      Под утро у кого-то из соседей под окном сработала установленная в машине сигнализация. Такое теперь случалось по нескольку раз за ночь. Разбуженный дом костил последними словами хозяина злополуной лайбы, который так и не появился.
      Когда Анастасия очнулась, ее голова лежала на плече Алекса, а губы касались его подбородка. Она осторожно приподнялась. Алекс повернулся на бок. При свете наступающего утра на правой его лопатке виднелась небольшая зеленого цвета татуировка - меч, увитый оливковой ветвью.
      Алекс тут же проснулся.
      - М а к а р а ? - произнес на чужом языке.
      И волшебство тотчас закончилось. Сказочные часы пробили полночь, и с их последним ударом Золушка должна была вприприжку бежать домой, чтобы успеть к условленному сроку. Карета превратилась в тыкву, запряженные в нее кони - в крыс...
      Наступали будни. За окном мерцал в полусумраке снег, торопились какие-то люди.
      - Ничего не было, - сказала она.
      - Все было, - ответил он. - В нас самих... Ты жалеешь ?...
      - Нет ! Только благодарна тебе за все...
      Она ответила так, как подумала. Зачем прятать голову в песок? Надо глядеть в глаза жизни. Принимать ее, как есть, а не такой, какой она, якобы, должна быть по чьей-то, пусть умной, но искусственной схеме.
      - И я тоже, - сказал он. - Ты знаешь, о чем я подумал ?
      - Нет, скажи...
      - О свободе...
      Она смотрела на него теперь без улыбки.
      - Если бы не свобода, мы бы никогда не встретились...
      Может быть, он был прав. А может, - и нет ! Кто знает ?!
      - Будешь пить кофе ?
      - И не только кофе, - сказал он, - я хочу есть...
      И они ели омлет, который она сделала, и закусывали салатом. Алекс уверил ее, что это самый вкусный завтрак в его жизни. Он собирался уйти.
      - Ты льстишь, - сказала она, улыбнувшись.
      - И не подумал, - откланялся он. - Знаешь почему ?
      - Скажи !
      - Потому что завтракали мы с тобой...
      Она подошла к нему:
      - Проводить тебя?
      - Ни в коем случае.
      Она заглянула ему в глаза. Попросила:
      - Не иди до метро пешком. Бибирево -место не очень спокойное. Возьми такси...
      - О кей, - сказал он.
      Легко притянув ее к себе, он снова вобрал в себя ее запах, и она подумала, что еще минуту, и она плюнет на все и
      не поедет на дежурство в Полк. В сущности, она прикомандирована к группе Чернышева в РУОП... Но та, другая Настя, что все еще жила и распоряжалась в ней, строго ее оборвала: "еще чего !"
      Он тронул губами ее губы.
      - Бай!
      Улица называлась знакомо: " Костромская..."
      Алекс сразу вспомнил своих коллег - костромских ментов. С какой радостью он бы принял их у себя в Иерусалиме!
      Проходя между домами, Крончер включил сотовый телефон и сразу послышался вызов. Скорее всего, его аппарат стоял на автоматическом дозвоне. " Возможно, еще с ночи..."
      - Алекс! - голос был незнакомый. - Я звоню по просьбе майора Чернышева из РУОПа. Он ждет вас в Центре. В гостинице "Минск". Есть важные новости. Он просит немедленно к нему подъехать. В рецепции гостиницы вам все скажут.
      - Я понял.
      - Гостиница "Минск". Ее все знают...
      Рядом со двора выезжала "девятка". Алекс поднял руку, но опустил ее, когда машина приблизилась: это не был частник. Вверху, на крыше кабины синел сигнальный стакан, внутри, кроме водителя на заднем сидении сидели мужчина и женщина.
      Тем не менее машина остановилась.
      - Куда вам? - спросил водитель.
      - В Центр. К гостинице "Минск"...
      - Может возьмем? - спросил он у своих пассажиров, - Нам по дороге...
      Молодой, высокий мужчина, со вкусом одетый, с лицом поп- звезды и его спутница - с копной пламенного цвета длинных волос - пожали плечами.
      Алекс сел впереди, рядом с водителем. "Девятка" легко развернулась...
      В ту же секунду у него перед глазами мелькнуло что-то черное. Наброшенная через голову петля врезалась в горло. Мужчина и водитель одновременно схватили его с двух сторон, прижимая к спинке сидения.
      В руках у женщины оказался шприц и она с размаха со всей силой ткнула его сквозь одежду Алексу в плечо. Удавка на горле ослабла...
      - Давай быстрее... - сказала женщина. - Нам оттуда до Аэропорта еще пилить и пилить...
      Это был последний проблеск памяти: дальше шла тягучая и клейкая мгла...
      Очнувшись, Алекс обнаружил, что на нем рубаха с длиннющими рукавами, какими в психиатрических клиниках связывают буйных. Рукавами ее он был привязан к кровати. Руки оказались стянутыми так крепко, что малейшее напряжение мышц вызывало боль.
      Ясно: его похитили! И как!
      Оглянуться он не мог: косил глазами насколько позволяли путы. Окон в помещении, где он лежал, не было: только в щелку над дверью проникала узкая полоска света.
      Что это? Подвал? Склад? Чего они хотят? Может, выкуп? Кто были эти люди в машине - женщина и мужчина? Повидимому, он попал в руки какой-то банды крутых местных мафиози.
      Он не знал, сколько времени ему пришлось пролежать в неподвижности... Внезапно вспыхнул свет, послышался металлический щелчок замка, и дверь бесшумно открылась...
      В проеме появился человек в серой элегантной тройке и со вкусом подобранном галстуке.
      Узкое лицо, длинные волосы, бородка и усы, как у Христа на полотнах старых итальянских мастеров...
      Мгновенный рывок памяти, и Крончер уже знал, кто перед ним.
      Рындин смотрел на него холодно и деловито. Так,наверное, разглядывали когда-то раба на торгах. Взвешивающе. Изучающе.
      Глава Медицинского Центра "Милосердие, 97" приблизился вплотную к Алексу, и живая икона обернулась ликом Сатаны. Но Крончер не отвел взгляда.
      В конце - концов, его, израильского полицейского, точно также могли захватить свои собственные уголовники - торговцы наркотиками - и тайно вывезти, пусть в тот же Ливан...
      Главное не показать, что ты боишься их.
      Всегда помнить, что к радости бандитов, в чьи руки попал полицейский, примешивается и животный страх перед неминуемой расплатой - потому что за гибель своего полиции во всем мире мстят люто и без всякой скидки на срок давности.
      - Очнулся, жид ?
      Глаза Рындина были неподвижны, крылья носа вздрагивали. Алекс вспомнил, как в двенадцатом классе ездил с одноклассниками в Освенцим. Там он впервые и услышал это слово.
      Рындин усмехнулся.
      - Молчишь, еврей ?
      В слово "еврей" Алекс вкладывал религиозный смысл. С иудаизмом были связаны праздники и традиции, история и память. Для себя и для своих сверстников он был лишь израильтянином. Не только по языку - по ментальности: привычкам, раскованности и внутренней свободе, какую мало где еще встретишь.
      Теперь Алекс мог отвести взгляд: его оскорбляли. Он не боится -ему мерзко.
      - Молчишь?! - Рындин ткнул носком туфля Крончера в бок. - Ты еще заговоришь у меня...
      Он подвинул стул - белый, стоявший у такого же, окрашенного в больничный цвет стола. Сел.
      Одного своего заклятого врага и конкурента он уже устранил, другой у него в руках.
      - Ну как ? Удалось вам с Панадисом ликвидировать меня, а ? Оказывается, это не так легко сделать, как вы думали... Не правда?
      Алекс знал: вступать в диалог с такого рода людьми еще опаснее, чем молчать. Каждое твое слово накачивает их ненавистью: они вспомнают весь причиненный тобой им страх и унижения, и в крови у них начинает кипеть адреналин.
      - Это он тебя нанял, а ?
      Рындин достал сигарету, закурил. Пустил дым Алексу в лицо.
      - Хочешь закурить? А? Не слышу! Скорее всего, не куришь. У вас берегут себя... Не пьют, не курят. Чистые легкие, здоровая печень. Но это мы сможем скоро проверить...
      Он встал, прошелся по комнате и, остановившись возле кровати, окинул закутанную в смирительную рубаху фигуру задумчивым взглядом.
      - Ты ведь знаешь, чем мы занимаемся, а ?
      Алекс упрямо отводил глаза.
      - Нет ? Наверное, знаешь. Я тебе на всякий случай расскажу. Чтоб ты не сомневался...
      Он помолчал с полминуты и продолжил:
      - Мы поставляем для трансплантации человеческие органы: сердца, печени, легкие, почки, селезенки, роговые оболочки глаз...
      Снова уселся, теперь уже на краешек стула.
      - Все это очень и очень дорого стоит: ты ведь, наверное, догадываешься. Многие тысячи и тысячи баксов. И достаем не так, как твой наниматель - Панадис - через китайскую мафию, а гораздо проще...
      Тон был спокойным, даже ироничным.Как если бы он разговаривал с ребенком, которого еще долго надо учить уму-разуму.
      - И знаешь, как ?
      Получает удовольствие, подумал Алекс, глядя на Рындина.
      Прямо, как если бы раздевал женщину...
      - Мы вылавливаем бомжей. Их сейчас много развелось по Москве...
      Алекс не выдержал. Перевел взгляд на главу Медицинского центра. Это была не просто неосторожность - глупость. Лицо Рындина просветлело от удовольствия: он увидел, наконец, то, чего так долго и томительно ждал жертва дрогнула, пусть даже на мгновение. Крончер представил себе, что его ждет.
      Рындин продолжил с еще большим подъемом:
      - Наша "скорая" собирает их на чердаках, в подвалах. На вокзалах, возле рынков и складов...
      Крончер собрал всю свою волю, чтобы изобразить улыбку. Ему это удалось. Иконописный лик потемнел от злобы, сильные и холеные руки сжали сиденье стула.
      - Рассказать, что мы с ними делаем? Извольте, сэр:мы их усыпляем, а потом - потом расчленяем. На те же почки, печени, сердца...
      Алекс держал улыбку, как впавший в истерику солдат - знамя. Вокруг бушевал огонь, смерть была совсем рядом, и избежать ее было невозможно. А раз так, надо было обуздать рвущийся наружу звериный страх и встретить ее Курносую нахальной усмешкой. Может, это ее хоть как-то отдалит...
      - Ты считаешь это аморальным? А быть человеческим мусором - морально ? Пьянью, дранью и сранью ? Портить своей вонью воздух, красть, блевать, паразитировать ?
      Он слегка успокоился и поиграл сотовым телефоном.
      - Ты когда - нибудь плавал в дерьме ? Нет ? А я - да ! Еще как ! И, вот видишь - выплыл ! Получил образование, стал врачом, владею бизнесом, который не всякому снился... И отдать его никому не отдам... Не отступлю.... А тех, кто станет наступать мне на ноги...
      Он бросил на Алекса взгляд полный холодной иронии и набрал номер:
      - Как у тебя?
      И через полминуты:
      - Твой клиент проснулся, и мы с ним беседуем. Он парень умный. И ушлый... Но ничего, мы и не таких ломали...
      Рындин в каком-то известном только ему ритме постучал ногой по полу:
      - Я ему готовлю сюрприз... Завтра ты мне понадобишься. Будь здоров, спасибо!
      - Ну, - обернулся он к Алексу, - ты и вправду не хочешь знать, какой сюрприз? Но все равно я тебе расскажу. Смотри!
      Он встал, прошелся по подвалу, щелкнул пальцами.
      - Это должно быть чем-то неординарным. Что надолго за помнится. А, представляешь, Крончер, если сделать документальный фильм? Полно ведь богатых людей, готовых купить такую пленку...
      Он остановился перед Алексом.
      - Меня осенило! Знаешь, что я могу с тобой сделать ? Забетонировать!
      Его глаза были глазами совершенно нормального человека. Человека, который способен взвешивать и оценивать свои поступки. Такого, который не позволит себе пойти на поводу у какой - либо маниакальной идеи.
      - В Москве много строек. И столько же крупных котлованов для фундаментов, которые надо залить бетоном... Мы подгоним к одному из них кран. Подвесим на стрелу увесистый куль... Ты ведь догадываешься, кто там будет, в этом куле ? Да, ты прав: в нем будешь ты! Мы сбросим куль в раствор и еще зальем парой десятков тонн сверху...
      Улыбка сошла с лица Алекса, и Рындин это заметил. Но особой радости не проявил. Голос его, наоборот, стал задумчивым:
      - Как ты думаешь, сыскная братия способна будет тебя там найти? Ну, предположим, заподозрит даже: но ведь поздно будет! Вскрывать десятки тонн бетона заново?! А, если, я еще попрошу сверху арматуры положить и снова бетона подбавить?..
      - Я думал ты просто преступник, - прознес Алекс. - Но нет! Ты преступник и маньяк вместе, в одном лице...
      Рындин улыбнулся легко и свободно. Он заставил сфинкса заговорить.
      - Но ты не беспокойся. Я мог бы сделать это с Панадисом. Но ты - не он. С ним мы одного поля ягода, а ты... Тебя просто наняли, и ты согласился. Клюнул на деньги ! Ты ведь любишь деньги, жидюга, а ?!...
      Он встал, поправил желто - коричневый галстук, застегнул пуговицы на костюме и, зевнув, оповестил:
      - Нет, это было бы романтично, но глупо. С тобой мы поступим иначе. Пустим на запчасти. Ты ведь моложе, здоровей, а, значит и трансплантанты надежней...
      Снова металлический щелчок замка, Рындин шагнул в раскрывшуюся, как дверца банковского сейфа, дверь. С минуту было слышно, как он поднимается по деревянной скрипучей лестнице, которая находится сразу за дверью.
      Вверху он остановился. Опять щелкнул замок, за ним выключатель.
      Тюрьма Крончера погрузилась снова в темноту.
      Собственная, его Алекса, судьба была решена: ему было суждено сгинуть далеко от дома, среди чужих, за абстрактные идеалы добра...
      Труп Панадиса обнаружили только поздно ночью, перед закрытием ресторана. Секьюрити, обходивший здание, дернул ручку кабинки в туалете, дверца не открылась.
      - Мистер... - на всякий случай позвал секьюрити. Никто не отозвался.
      Заснул что ли? А, может, плохо стало! В щели под дверью что-то темнело.
      Секьюрити поднялся наверх за старшим смены. Вдвоем они смелее забарабанили в дверь. Снова никто не ответил.
      - Давай, - старший показал глазами.
      Секьюрити вошел в соседнюю кабинку, встал на унитаз. Заглянул за перегородку.
      - Постой! Тут, кажется, жмурик...
      Внизу лежал грузный крупный мужчина, голова его касалась двери...
      - Я сейчас открою...
      Он лег грудью на перегородку, продвинулся ближе к двери, перегнулся. Осторожно, рукой в платке, повернул завертку. У него был недолгий опыт службы в органах.
      Дверь открылась. Лежащий на кафельном полу человек был мертв.
      - Давай, звони ментам, старший... Теперь нас с тобой затаскают...
      - Ты че? С чего бы это?
      - Я-то знаю. Тут сейчас пол-Петровки съедется.
      Секьюрити, как в воду смотрел.
      Он только не упомянул РУОП, а, между тем, те появились почти сразу.
      Убитый оказался гражданином Азербайджана, поэтому на место происшествия прибыли также представитель консульства и ответственный сотрудник, представлявший в Москве МВД республики. Их присутствие было весьма важным, поскольку убийство могло было быть совершено на националистической почве и иметь неожиданные последствия. Ведь из-за общей криминальной обстановки взаимоотношения недавних народов- братьев в последнее время были весьма напряженными.
      Чернышева вызвали из дома, и он появился одним из первых. Еще по телефону он узнал имя убитого: Константин Панадис...
      Убийство было, безусловно, сязано с преступным промыслом, каким занимался этот тип.
      Виктор постарался сразу же собрать свою группу, но ни у Гончаровой, ни у Крончера телефоны не отвечали. Он выехал один. Ресторан находился недалеко от "Тверской", в центре города. Он быстро добрался...
      Еще издалека Виктору бросились в глаза развешанные по фасаду мигающие разноцветные фонарики и милицейская круговерть сигнального огня над кабинами служебных машин. Смерзшийся снег по сторонам тщательно вычищенных дорожек то и дело менял свой цвет...
      Чернышев, не раскрывая, предъявил удостоверение.
      Старший оцепления у входа молча козырнул. Кроме милицейских в вестибюле никого не было. Сразу у входа Чернышев лоб в лоб столкнулся с майором Ловягиным. Старший опер РУОПа шел с молодым официантом, который был выше его на две головы. Они направлялись в бар.
      - Пойдем, - показал Чернышеву Ловягин на портьеру, за которой скрывался вход.
      " Знает кошка чье мясо съела..." - подумал Чернышев. Ловягин, спихнувший ему накануне материал о похищении специалиста по замкам Станиславыча - теперь демонстрировал широкий жест.
      - Как жизнь? - Он дружески хлопнул Чернышева по спине.
      - Нормально. Что здесь?
      - Убитый сидел сначала за стойкой, - Ловягин обвел официанта водянистым взглядом, - потом пересел к одной дамочке...
      - А она?
      Ловягин был в курсе:
      - Вскоре уехала...
      - Рассчиталась?
      - К ней нет претензий.
      - Женщина была одна?
      - Он с ней тут познакомился... - Ловягин потер одна о другую своими большими, обращающими на себя внимание руками. - Судя по всему, покойный был записным бабником. А девица выглядела потрясающе. Мне уже несколько человек об этом сказали. Не исключено, что Панадиса из-за нее и замочили...
      Они прошли к столику - единственному, остававшемуся неубранным. Кроме дессертных тарелок с пирожными и бокалов с коктейлями, половину стола заняла роскошная коробка шоколадных конфет.
      Официант объяснил:
      - Я ждал, что он вернется, оплатит заказ. А потом, когда его нашли, секьюрити предупредил: на столовых приборах могут остаться отпечатки пальцев...
      - Что убитый заказал?
      - Выпивку для обоих... Конфеты, сладкое...
      - Ничего не трогай! - приказал Ловягин официанту. - Тут работа для экспертов. Это их хлеб. Я сейчас вернусь. Побудешь тут, Чернышев?
      Тот пожал плечами: да, иди. Чернышев его не долюбливал, не понимал: " кислое с пресным..."
      Недомерок, но за чинами не гнался. На освобождение заложников, на задержания особо-опасных - убийц и насильников вызывался сам и шел впереди. За чужие спины не прятался. Первую пулю посылал в престуника, а вверх только вторую. Обид тоже никому не прощал. Ни в Афгане, ни в Чечне. Ни здесь, в Москве. От такого можно ждать всего. Подвиг и преступление. Беззаконие и самопожертвование...
      Пока Ловягин ходил за криминалистом, Чернышев, осмотрел стоявшую на столе посуду: пили на брудершафт, что ли ?!
      На бокале, стоявшем у тарелки покойного Панадиса, остались следы губной помады.
      " Стоп! Это еще что?!"
      На дне бокала виднелись следы белого кристаллического по рошка, не успевшего раствориться.
      " Клофелин?"
      Было похоже, что Панадису перед случившимся подсыпали сильнодействующее средство, понижающее давление...
      Труп обнаженного Панадиса, прикрытый до пояса простыней все еще находился в туалетной комнате. Его уложили на носилки.
      Чернышев с трудом узнал щеголеватого холеного бизнесмена от медицины в синюшнем одутловатом обнаженном мужчине с узкой полоской усов на круглой физиономии.
      Одежда убитого была сложена в пластиковый пакет. Сбоку же , на носилках, в другом полиэтиленовым пакете, лежали документы, обнаруженные в одежде. И отдельно удавка - аккуратно разрезанная, перед тем, как снять с трупа, и тщательно упакованная.
      Глубокую странгуляционную борозду на шее жертвы еще надлежало описать... Судебно-медицинский эксперт - молоденькая женщина- врач в длинной шубе до пола - надиктовывала такому же молодому следователю прокуратуры свой раздел в протоколе осмотра трупа.
      Вся прибывшая на место происшествия бригада была молодой.
      Чернышев не был участником осмотра.
      Его проблемой был Чень и переправляемые им из Китая трансплантанты. В этом направлении его надежды а успех были связаны с тайным помощником, которого подобрал ему Марс - бортпрводником узбекских авиалиний...
      Обстоятельства убийства Панадиса, однако, могли пролить свет на межклановые московские разборки в сфере бизнеса, связанного с пересадкой внутренних органов.
      Осмотр закончился уже на рассвете.
      Виктор снова позвонил Анастасии. На этот раз она сразу сняла трубку.
      - Ты можешь приехать?
      - Есть новости?
      - Панадис убит.
      - Панадис?!
      Анастасия помолчала.
      Сообщение о неожиданной насильственной смерти даже чужого и малосимпатичного человека, с которым недавно общался, разговаривал, в первую минуту способно шокировать.
      - Застрелен?
      - Задушен петлей. В ресторане...
      - Давно?
      - Поздно вечером. Я думаю, это имеет отношение к разгрому Медицинского центра...
      Чернышев разговаривал из вестибюля ресторана. Служебный персонал еще не разъезжался. Оперативники тщательно опрашивали не только бармена каждого официанта. Убийца не мог не попасть в их поле зрения. Кто-то, возможно, выглядел подозрительно, проявлял интерес к потерпевшему, к его очаровательной соседке...
      Тут же допрашивали секьюрити- как тех, кто нес службу внутри ресторана, так и тех, стоял на входе, снаружи. По заведенному тут правилу они записывали номера припарковывавшихся у ресторана машин...
      - Алекс не появлялся? - поинтересовалась Анастасия.
      Чернышеву не понравился ее вопрос. В нем явно присутствовал скрытый упрек. А он не любил, чтобы его тыкали носом в ошибки.
      - Нет, а что ?
      - Его телефон не отвечает. Может его, вообще, нет в гостинице.
      - А я - что?! За его нравственностью обязался следить?!
      Он не спускал обид никому. Близкие меньше других могли рассчитывать на снисхождение.
      Голос Анастасии прозвучал сухо и жестко:
      - Ты чего, командир? Забыл, с кем имеем дело? А тебя самого разве чуть не замочили в Янги-Юле. А сейчас этот случай с Панадисом...
      - Ладно ! - сказал он примирительно. - Подъезжай на Шаболовку. Я сейчас буду там. Начнем искать...
      Через полчаса он уже был в РУОПе.
      Здание Регионального Управления по организованной преступности было построено как райкомовское. На фасаде еще красовались монументальные знаки партийной символики. Дневное напряжение по ночас тут спадало. В коридорах не было никого лишнего. Автоматчик у входа, правда, не садясь, - стоя, в любую минуту готовый к появлению начальства, - вместе с дежурным рещал кроссоврд.
      Из трамвайного депо неподалеку доносилось дребезжание вы езжавших трамваев...
      Чернышев, первым делом, позвонил Крончеру по сотовому телефону. Никто не отвечал.
      Чертыхнувшись, Виктор достал телефонный справочник, набрал номер дежурного администратора.
      - Вас беспокоит майор Чернышев из МВД... - так это выглядело короче и солиднее. - Меня интересует господин Алекс Крончер из 736-го номера. Он прибыл из Израиля. Посмотрите: его ключ на месте?
      - Минутку... - это был глухой голос, бодрствовавшего всю ночь администратора. - Есть. Ключ висит...
      - То-есть, он с вечера не брал его?
      - Повидимому. Я его вообще не видела... Может вы позвоните на этаж...
      - Давайте номер...
      Дежурной по этажу, в отличии от администратора, видимо, удалось выспаться - голос был бодрый:
      - Я заступила с вечера. При мне он не приходил.
      Крончера она отлично помнила:
      - Высокий, стройный такой? Глаза, как головешки... Весь вечер и всю ночь не был...
      Виктору это не понравилось.
      Поразмышляв он пришел к выводу, что вечер Крончер мог провести с Анастасией.
      Он припомнил, что в последнее время их отношения друг к другу изменилось. Оба больше молчали, как люди, боящиеся случайно проговориться о своих тайнах. Разговаривая между собой, подолгу смотрели друг другу в глаза.
      Почему она вдруг звонила Алексу так рано? Интересоваась, как он добрался до гостиницы?!
      Ему пришло в голову, что Крончер и Анастасия могли провести вместе не только вечер, но и ночь.
      Виктор никогда бы не позволил себе задать ей столь бестактный вопрос, если бы от ответа на него не зависело нечто очень важное: когда Крончер попал в беду? Еще с вечера. Ночью. Или перед рассветом...
      Он позвонил Анастасии, но ее уже не было..
      Чернышев на всякий случай набрал номер телефона Скорой помощи, затем - Бюро несчастных случаев. Человек по имени Алекс Крончер в числе обращавшихся за помощью в истекшие сутки не значился...
      Не было также зарегистрировано ни одного несчастного случая с людьми, личность, которых была бы неустановлена.
      Неопознанных трупов по Москве также не значилось.
      Он еще связался еще с Костромой. А вдруг напомнили о себе дружки по выпивке, и израильский полицейский на воскресенье смотался туда: а чего? Всего четыреста километров...
      - Ничего не знаю... - проокал нараспев костромской дежурный. Хотя... Минутку! Тут у меня в смене один, который тогда с ним в ресторане праздновал...
      На несколько секунд в трубке воцарилась тишина. Потом снова возник голос костромича.
      - Нет, говорит: не было его! А что случилось?
      - Да ничего, - слукавил Виктор. - Он все грозился как-нибудь к вам съездить...
      Его тревога росла. Он связался с ответственным дежурным на Петровке.
      - Проверь израильтянина... Может доставлен в какое- нибудь отделение или в вытрезвитель...
      - Поддает? - удивился ответственный.
      - Не шибко. В вообще-то, он в завязке...
      - Давай данные.
      - "Алекс Крончер, на вид 26, рост 185-190, худощавый, брюнет, одет в темплую спортивную куртку голубого цвета и кофейного цвета ботинки фирмы "Скечерс"...
      - Фирмы "Скечерс"...
      - Это с твердыми носками, - Чернышев вспомнил объяснение Алекса, туда американцы металл под кожу заделывают...
      Появилась Анастасия, неприветливая, слишком сильно накрашенная. С таким густым макияжем он ее прежде никогда не видел. Все ясно: не спала... Глаза злые, растревоженные. Проревела всю ночь...
      - Что-нибудь есть? - поинтересовалась с порога.
      - Нет пока. По скорой, по бюро несчастных случаев - ничего.
      - Я знаю, тоже проверила...
      - Я запросил Петровку. Может куда-нибудь доставили...
      Виктор заварил кофе и достал из стола какое-то печенья. Грызли молча, настроение было тягостное.
      Чернышев снова соединился с дежурным на Петровке.
      - Как там насчет Крончера?
      - Не доставлялся, не задерживался...
      - Спасибо.
      - А в область не звонил? - Анастасия поставила чашки на подоконник. Потом помою...
      - Пока не звонил.
      - Я сейчас займусь.
      Она расположилась за соседним столом: тут стояли два телефонных аппарата - параллельный и еще один, с другим номером. Связалась с дежурным в Никитском переулке, бывшей "Белинкой".
      Разговор с дежурным по области занял не больше минуты.
      - ЧП у нас! Неопознанный труп мужчины. В двух рюкзаках. Город Видное, Ленинский район. Недалеко от станции...
      - Виктор! - Она показала на телефон.
      Чернышев снял вторую трубку, конец сообщения они прослушали оба.
      - Труп расчлененный, без головы. Выехала оперативная группа. Свяжитесь попозже. Мне должны вот-вот позвонить с места происшествия...
      Чернышев и Анастасия молча ждали.
      - Ты помнишь какую-нибудь особую примету у Крончера? - не глядя в сторону Анастасии, спросил Чернышев. - Не хотелось бы раньше времени паниковать, запрашивать их представителя в Москве...
      Анастасия, не поднимая глаз, обрисовала татуировку Крончера:
      - Меч, обвитый оливковой ветвью. Это эмблема израильской армии. На лопатке справа...
      Главное было произнесено. Оставались детали:
      - Когда его могли захватить?
      - После пяти утра...
      Около десяти часов Чернышеву позвонила жена:
      - Как ты там?
      Он пробурчал нечленораздельно.
      - Жив пока.
      - Тут кто-то звонил ночью. Спрашивал тебя. И еще - не ты ли тот Чернышев, что работает в милиции?
      - Я говорил тебе: отключай телефон!
      Она стала что-то еще объяснять, но Чернышев прервал ее:
      - Разберемся! А сейчас мне нужна линия. Сюда должны звонить.
      Он грохнул трубкой.
      Лицо у него заострилось, глаза из-за бессонной ночи и забот глубоко запали.
      - Вот козлы !
      Анастасия подняла на него выгоревший взгляд.
      - Ты о чем это ?
      - Звонили жене... - он поморщился, - спросили, тот ли я Чернышев, который работает в к о н т о р е . Думаю - до них дошло, что мент и экскурсовод, который обращался к Ченю по поводу сестры - одно лицо...
      - Нервничаешь ?
      Виктор дернулся, было, зло, но в глазах Анастасии читалась такая тревога, что он только махнул рукой.
      - Я-то что? Главное, жена с детьми. Куда их спрячешь?!
      Чернышев вздохнул, достал из дальнего ящика стола сигарету, что делал крайне редко. Раскуривал долго: рассматривал, как юлит в ней огонек, поблескивает, танцует, снова наплывает. Светлые точки. Как насекомые...
      - Сейчас один исход. Или они нас, или мы их.
      Информация из Видного задерживались.
      При обнаружении расчлененного трупа главную роль с всегда играло судебно-медицинское исследование, но что-то важное могло стать известным уже в самом начале - в результате осмотра на месте.
      Во все века трупы, как правило, расчленяли чтобы воспрепятствовать установление личности жертвы. Однако сейчас - в эпоху пересадок человеческих органов - страшная находка в Видном могла содержать оставшиеся части тела донора, с уничтоженными на них особыми приметами - родимыми патнами, татуировками, бородавками.
      Отделенную голову могли сжечь где-нибудь в котельной или
      обезобразить и увезти за сотни километров, а потом выбросить - хотя бы в тот же канализационный люк.
      Следствию в таких делах остается уповать на опыт и профессиональную подготовку экспертов.
      Обычно линии расчленения проходят по суставам. Поэтому по особенностям и характеру отделения частей тела можно судить как о предмете, которым производилось расчленение, так и о степени знакомства преступника со скальпелем и анатомией человека...
      Чтобы поторопить время, Анастасия включила автоответчик.
      За сутки, пока они не были здесь, позвонил с десяток людей. В основном, оперативники.
      Зная, что их голоса записываются, все звонившие разговаривали неестественными напряженными голосами, забывали назвать себя, намеренно коротко рубили фразы.
      Кроме самого Чернышева никто не смог бы во всем этом разобраться.
      - ..." Виктор! Объект отсутствовал. Вызвал повесткой на среду!".. " Срочно позвони Гаранину, у него для тебя новости..."
      Какой объект? Какому Гаранину? Какие новости?
      Уже немолодой чуть дребезжащий голос, возникший внезапно на пленке, показался Анастасии удивительно знакомым - человек изъяснялся неспешно и весьма подробно, чтобы оказаться руоповцем.
      " ... Вы палатки у метро "Добрынинская" представляете? Полукругом, в сторону универмага... "
      Анастасия даже не могла понять, вначале, к чему он ведет.
      " Там их, наверное, с десяток. А, может, и больше... И вот во второй от метро, в правом вернем углу... Цену я не посмотрел..."
      Ковальский! Она узнала его - инженер, "специалист по замкам", с которым они разыскивали место его заточения в больнице на Каширке.
      Анастасия внезапно вздрогнула. Еще не отдавая себе полностью отчета в том, о чем он говорит, а лишь почувствовав...
      " Крокодильчик Гена"... Точно такая игрушка, как в "амбулансе", в кабине. Вот я подумал: " может водитель поблизости тут живет или работает..."
      Она точно знала: ничего о "Крокодильчике Гена" Ковальский им не говорил. Может Ловягину?
      Запись кончилась.
      - Виктор! - она уже перекручивала запись на начало.
      Лицо ее вспыхнуло.
      - Зеленый крокодильчик в "амбулансе"... Помнишь?
      Чернышев уставился непонимающе.
      - Мы Рындина забыли!
      Все произошло как-то быстро, сразу, в одну ночь.
      И Панадис. И Крончер. Теперь этот расчлененный труп и эти ночные звонки ему, Виктору, домой...
      - Послушай...
      Избежавший страшной участи инженер снова повторил свою версию, записанную автоответчиком.
      - Это Рындин... Дьявол в ангельском обличьи...
      Пока Чернышев слушал, Анастасия снова набрала номер дежурного по области.
      - Еще ничего не могу сказать... - дежурный был немногословен: его теребили со всех сторон. - Труп отправили в Бюро судебно-медицинской экспертизы...
      - Что известно о потерпевшем? Мужчина молодой?
      - У меня нет данных.
      - На нем одежда?
      - Одежды нет. Отсутствует часть внутренних органов... Извини, у меня на прямом проводе генерал. Звони.
      Он положил трубку.
      - Да, это тот самый "амбуланс". Рындина... - Чернышев оставил автоответчик. - С "крокодильчиком". Ну,и чего дальше делать станем? Будем звонить начальству? - Он усмехнулся. Он был снова жестким, насмешливым, каким его привыкли видеть. Анастасия мотнула головой:
      - Когда тебя задержали в Янги-Юле, я ведь начальство не вмешивала...
      Чернышев вздохнул:
      - Я - другое дело.
      В углу его рта запеклась сигарета. Он посасывал ее хотя она давно уже отгорела.
      - Представь себе, что тебе звонит кто - то из подчиненных: так, мол, и так, мы считаем, что израильский полицейский, прикомандированный к группе Чернышева захвачен мафией. И, скорее всего, - расчленен... Да это ведь международный скандал, ничего больше!
      Он сплюнул горчившие во рту травинки табака и резко ударил рукой по столу.
      - Все правильно: что они могут там сделать такое, чего
      мы не в состоянии ?!
      - Едем ! - она потянулась за сумочкой. - Только бы не сидеть...
      Виктор угрюмо усмехнулся:
      - К Рындину?!
      Виктор яростно потер подбородок.
      - А дальше? Санкции прокурора у нас нет. Ни на задержание, ни на обыск. Брать Рындина ? Но он слишком завязан в этом деле. Путей для отступления у него нет...
      - Да ты ж сам себя надежды лишаешь, - вырвалось у Анастасии.
      - Рискнуть можно только с воспомогательным персоналом Медиуцинского Центра. С секьюрити или с кем-то из бригады "скорой". Но я один не смогу. Нужны двое...
      Анастасия кивнула и уселась на стул поудобнее.
      Сомневаться не приходилось: в напарники она предлагала себя.
      - Не знаю вот, не подкачают ли у тебя нервишки ? - спросил он нерешительно.
      - Не подкачают, - сухо заверила она его.
      - Ты еще не знаешь, о чем речь идет...
      - Мне все равно... - вырвалось у нее.
      Он вздернул броси, но ничего не сказал. Только еще яростнее потер свою короткую шевелюру.
      - Для Рындина альтернативы не существует: я уже высказывал тебе о нем свое мнение. Для него жизнь и его детище неразделимы. Что же касается его людей, - они расколются...
      Он улыбнулся, но улыбка вышла кривой, глумливой.
      - Если поймут, что смерть взяла их под руку, уже наклонилась и что-то шепчет... Кстати: оружие при тебе, подруга ?
      Она поспешно кивнула.
      - К делу мы сможем приступить только к вечеру...
      - Не поздно будет ?
      - До этого нам необходимо еще кое-что проверить. Набирай телефон оперативного отдела. Проси секретаря. Скажи, что мы сейчас приедем за бумагами...
      Бумаги, заказанные Чернышевым, были готовы еще третьего дня установки на Рындина и его компаньонов, секретаря и нескольких сотрудников. Гаишник, проводивший внеплановый техосмотр "амбуланса" по заданию Регионального управления, тоже кое - что добавил.
      С документами знакомились прямо в машине Чернышева - стареньком "фиате" - отец купил его себе еще в те времена, когда поэтический пафос был в почете и неплохо оплачивался.
      Виктор теперь уже не расставался с сигаретой.
      - Оба компаньона нам тоже подходят. Источники характеризуют людьми хитрыми, но не особо сильными. Оба под большим влиянием босса. Один с украинской, другой с грузинской фамилией... В принципе, ими можно было бы заняться...
      - Постой ! Помнишь, врача, что подходил к нам, когда мы приезжали с Ковальским в больницу ? Кавторадзе... Он с Рындиным в одной упряжке...
      - Попробуй его разыскать. Я пока посмотрю другие бумаги.
      В первую очередь, его интересовади водитель и работавший с ним в паре санитар. Виктор погрузился в документы.
      О санитаре там было написано немного...
      "Из неблагополучной семьи. Еще до Армии состоял на учете в милиции. Сначала в детской комнате, потом в Инспекции по делам несовершеннолетних... Участвовал в групповом изнасиловании: дело прекращено за недокказанностью... За обирание пьяных направлен в СпецПТУ... "
      Виктор взял новую сигарету, закурил...
      "После возвращении из Армии связался с так называемой "спортивной мафией". По общему мнению, принадлежит к местной преступной группировке, занимающейся рэкетом торговцев соседних коммерческих палаток... В настоящее время значится в Центре "Милосердие, 97". Медицинского образования не имеет. В чем заключается его работа - неизвестно... С матерью и старшими сестрами ведет себя нагло. Соседи по подъезду его побаиваются, а женщины среди них избегали оставаться наедине в лифте..."
      Анастасия в это время обзванивала ординаторские. Компаньона Рындина нигде не было. Она рискнула набрать номер кадровика больницы. Там было занято.
      Чернышев перешел к бумагам на водителя.
      " В прошлом - конвойные войска, сверхсрочник. Проживает на 3-ем Хорошевском. Семьянин. Жена, две взрослые дочки. Обе учатся. Достаток средний, особенно не шикует. Осенью купили "девятку". Летнее время проводят в деревне, в Можайском районе, на родине. Там у него родительский дом... Работает, по словам соседей, где-то в больнице. Всю дорогу пашет на санитарной машине. В основном, вечерами. С ним постоянно санитар - здоровый молодой парень спортивного вида, в камуфляжной куртке поверх халата..."
      - Ну что там? - Чернышев увидел, как Анастасия, закусив губу, положила трубку.
      - Кавторадзе срочно оформил отпуск. Где он - неизвестно...
      - Это после нашей встречи с ним ?
      - Скорее всего.
      - А Павленко?
      - Тот еще раньше уехал. Лечит сломанную руку...
      Чернышев отложил бумаги.
      - Выбора нет: остается водила "амбуланса". Вроде он по-проще...
      Анастасия пожала плечами.
      - Расстанемся до вечера: остались еще кое-какие проблемы...
      У него улучшилось настроение.
      Самое трудное - выбор решения - остался уже позади. Сейчас следовало заняться простыми обычными делами.
      - Особо телефон не занимай, Настя. У борт проводника из Янги-Юля есть и твой номер тоже. Он может позвонить в самый непоходящий момент...
      - Поняла. А что с Алексом?
      - Примерно к восемнадцати подтягивайся к Медицинскому центру...
      Виктор подхватил ее в отцовский "фиат" недалеко от шумного перекрестка. Метрах в ста пятидесяти от Центра "Милосердие, 97". Движение тут было односторонним. "Амбуланс" не мог его объехать...
      - Как дела, старший лейтенант Гончарова?
      Глаза его смотрели на нее еще более дерзко и насмешливо, чем обычно. Виктор напоминал сейчас мальчишку, задумавшего глумливую каверзу. Закусив губу и ухмыляясь, он вытащил из "бардачка" и показал две разрывные гранаты. Лицо Анастасии вытянулось.
      - Может, вернемся ? - ехидно сморщился он. - Побежим к начальству ? Будьте так добры, - поторопитесь пожалуйста !...
      Она вздрогнула, но сразу же взяла себя в руки.
      - Что, доченька, - впервые в жизни, небось, видишь ? Хочешь, может, пощупать ?
      Она не ответила.
      - А я в Афгане, знаешь, - с ними не расставался ? Как с любимой женщиной ! Она тебе и любовница, и спасительница !
      У нее снова слегка дрогнула у виска бровь.
      - То - то же, - вразумляюще произнес он и взглянул на часы, - шуточки в сторону. Время !
      Движения у него теперь были четкие, настороженные вкрад чивые. Почему - то она вдруг подумала о тигре. Ведь какая эффектная и грациозная тварюга ! Глупость, конечно, - но ей вдруг показалось, что в серых его глазах поигрывала, перели ваясь, та же жажда крови.
      - Так как?
      Она отвела взгляд.
      - Нормально. Мы, я вижу, не одни?
      В боковое зеркало она сразу заметила машину ГАИ метрах в пятидесяти у тротуара, и гаишника рядом. Тут же стояла "шестерка"-"жигуль". За рулем сидел приятель Чернышева и его сосед по кабинету. Это он доставил их не так давно ранним утром к экскурсионному автобусу, отправлявшемуся в Кострому.
      Внезапно Виктор напрягся...
      "Амбуланс"- душегубка уже стоял перед светофором. Его подпирал сбоку и сзади двигавшийся в том же направлении транспорт.
      Чернышев выгнулся - и заорал в рацию:
      - Погнали!...
      Он с силой вырулил на средину. Одновременно "жигуль" подал назад...
      Со стороны все выглядело, как авария. Чернышев успел крикнуть Анастасии:
      - Ложись на сиденье, мы - пострадавшие ! - и бессильно опустил голову на руль.
      Подскочивший гаишник по одному, осторожно пропускал двигавшийся с перекрестка транспорт. Перед "амбулансом" он подался вперед, перегородил проезжую часть. Свободной рукой показал: Выходи ! Закон дороги !
      Он принял санитара за врача.
      - Быстрее! Быстрее... Выходите оба!
      Бандитского вида санитар спрыгнул на мостовую. Водила колебался: медицинский центр был далеко: оттуда никто не мог ничего увидеть.
      Все остальное продолжалось в течение нескольких секунд.
      Движение на дороге было вялым, и происшествие, в котором оказались замешаны "шестерка" и "фиат", никого не заинтересовало: мало ли стукнулись люди, теперь разбираются ! Внимания на них никто не обращал.
      Кто-то подтолкнул санитара к "жигулю"-"шестерке". Креп кие руки изнутри подхватили его, втащили внутрь и привычно застегнули наручники... Через мгновение "жигуль"был уже далеко. Вместе с машиной ГАИ.
      Гаишник приказал водиле выйти, тот с неохотой полез наружу. Выскочивший из "фиата" Чернышев оттеснил его к "фиату":
      - В машину, быстро...
      Мгновение нерешительности... Виктор выдернул из кабуры под мышкой пистолет и ткнул в бок водилы.
      - Считаю до трех, душегуб... - предупредил он.
      Шофер согнунлся и, буквально, рухнул на заднее сиденье, где его поджидала Анастасия:
      С ним все произошло меньше чем за минуту.
      - Руки ! - услышал он команду.
      Ему защелкнули металлические браслеты на кистях и щиколот ках. Одновременно Анастасия пристегнула его к рукоятке над дверью и к штанге под передним сиденьем.
      Чернышев тщательно обшарил его карманы, вытащил из них связку ключей и сунул себе в пальто.
      - В чем дело? - запротестовал водила. Однако, почему- то шопотом.
      - Ключи от машины! Быстро!
      Гаишник уже садился в "амбуланс".
      - Минуту!
      Чернышев вернулся к "скорой". Зеленого крокодильчика Гены над кабиной уже не было, он лежал в бардачке. Виктор достал его, сунул под сидение.
      - Все. Погнали...
      Гаишник махнул рукой.
      Виктор был уже в "фиате". Рванул с места. Через минуту, свернул. Перед слепо замигавшим красным глазом светофора машина, тормозя, выдавилась в общий поток, словно паста из тюбика - на конец зубной щетки.
      Водила постепенно приходил в себя и уже налился бураковой яростью:
      - Да я!..
      - Молчи.. - Чернышев взглянул на него в зеркало заднего вида.
      Он не сомневался в том, что именно он, этот водила и его санитар похитили ночью на улице Подольских Курсантов пьяненького умельца Ковальского.
      О Крончере он старался не думать. Приехать в чужую страну в командировку и подвергнуться такому испытанию ?..
      Водила примолк. Теперь он был уверен, что его взяли не какие не менты, а, скорей всего, группировка соперничавших с Рындиным конкурентов. Может даже те, которые устроили разгром в офисе...
      Прошлый его конвойный опыт был, как нельзя, кстати. В таких случаях всегда лучше всего молчать, пока не прикажут: говори !
      За Московской кольцевой погнали к станции Бутово, но к самой платформе не подъехали, а повернули влево. Машин тут было не очень много.
      Теперь Михалыч понимал, насколько опасно положение, в которое он попал.
      Где-то над ними автобаном по Симферопольскому скоростняку проносились машины. Миновав безлюдные зимой клубничные плантации, выглядевшие как одно заснеженное поле, тянущееся до опушки ближайшего леса, Виктор свернул на просеку, погнал в глубь чащи. По обе стороны тянулся редкий заснеженный лес.
      Быстро темнело.
      Виктор, наконец, выбрал место. Затормозил. За всю дорогу он не промолвил ни слова. Вышел из машины. Осмотрелся. Потом открыл дверцу рядом с водилой.
      - Выходи, душегуб... Отстегни его, Настя!
      Анастасия отстегнула наручники. Водитель размял затекшие руки.
      Чернышев, не удержавшись, хмыкнул:
      - "Кавказский пленник"... Кино, небось, смотрел, а? Иди давай...
      Он повел его вглубь леса.
      Водила ковылял, как раненая утка.
      Метрах в пятидесяти, уже в чаще, остановились. Виктор полез в карман, достал фонарик и стал освещать сосны. Выбрав одну, стоящую в отдельности, он поставил водителя к ней спиной и тщательно прикрутил его шнуром к стволу на уровне груди и у щиколоток.
      Тот уткнулся подбородком в воротник куртки. Кричать, звать на помощь было бесполезно.
      Анастасия стояла поодаль. Виктор достал фляжку, отвинтил крышку. Протянул Анастасии:
      - На хвати!
      Она приставила горлышко ко рту и хлебнула несколько раз. Это был коньяк.
      - Еще! Еще говорю ! - Чернышев жестко пододвинул ей горлышко фляги.
      Она послушно сделала еще несколько глотков.
      - А теперь отойди, встань вон за тем деревом, - он показал Анастасии за мощный старый дуб. Подождал, пока она заняла защищенную позицию. - А я сейчас. Мне надо кое-что захватить из машины...
      Привязанный к сосне водила шмыгал носом. Смирился ли он со своей судьбой ? Готов ли был к той уачти, которая ему, выродку, была уготовлена?
      Сколько так они ждали, Анастасия не знала. У нее затекли ноги, коньяк мельтешил в глазах цветными и теплыми пятнами. А может, полосами, - как тигриная шкура ?
      Наконец, Чернышев вернулся.
      Теперь у него в обеих руках было по гранате.
      - А, вот они, мои родненькие ! Из Афгана, красавицы! - Он картинно поцеловал их. В последний момент положил сбоку на снег.
      Анастасия, буквально, окаменела. Стояла не шевелясь, наблюдая, как Чернышев занялся руками своей жертвы.
      Сначала он освободил их от наручников. Затем тщательно прикрутил вместе обе кисти. Свободными оставил только ладони.
      Лицо водилы походило теперь на посмертную маску. Прежняя уверенность в себе исчезла, от туповатого равнодушия и деловитой жестокости, какие еще недавно читались на его лице, не осталось и следа. В глазах бился животный страх.
      Виктор поднял одну из гранат, поднес к лицу водителя. Посветил фонариком.
      - Как тебя зовут-то?
      - Михалыч ! - прохрипел тот.
      - Ну вот что, Михалыч! Тебе воевать пришлось ?
      Привязанный энергично замотал головой.
      - Я после войны родился.
      - Тебе просто повезло. Сберег нервы... Как там у тебя с ними ? В норме ? Сейчас проверим.
      Привязанный шумно втянул носом морозный воздух.
      - Пробирает?! А когда люди, которых ты увозил к Рындину, просили тебя, умоляли: отпусти, мол, - ты их отпускал ? Не отпускал... Вот ведь вертихвостка - судьба. Все может перевернуть...
      Виктор осторожно выдернул кольцо, придерживая спусковой рычаг, вложил гранату в ладони водилы:
      - Держи крепче, если жить хочешь... Не отпу- скай рычаг. А то и брось, если такой смелый ! Вместе взлетим!..
      В него словно вселился бес.
      - Не бросишь! Семью не оставишь... Жену, двоих девчонок своих. Примерный семьянин. Свои почки и сердце на трансплантанты не пустишь. Себя любишь!..
      Виктор сплюнул от отвращения и хрипло, почти давясь, закончил:
      - Значит так, смотри ! Скажешь, что случилось с мужиком, которого под утро сегодня увезли, уйдешь своими ногами. Тут до Бутова, что до Расторгуева - расстояние примерно одинаковое... Не скажешь, - останешься здесь. С гранатой. Только смотри, не дай бог, из рук не выпусти...
      Он замолчал. Словно в подтверждении его слов где-то не очень далеко послышался шум проезжающей машины.
      Куртка на Чернышеве была расстегнута, но он не чувст вовал холода.
      - Понял меня?!
      Михалыч тянул время. Не знал, как быть.
      - Молчишь ? Ну и молчи, а мы пошли... А гранату ты рано или поздно все равно выпустишь. Проверено уже..
      Обычно не особо многословный Чернышев, казалось, играл роль другого, не похожего на него человека. Ему вдруг пришел на ум майор Ловягин из РУОПа.
      Он остановил взгляд на руках водилы.
      - Если выпустишь, - могу тебе гарантировать: взлетишь прямо на небо ! С ангелами там встретитшься. Побеседуете слегка. Может, водяры тебе нальют...
      Водила чувствовал: время его уходит. Но не в состоянии был произнести ни слова: его трясло.
      Повернувшись к Анастасии, Чернышев подмигнул ей:
      - Нас там машина ждет. Марки "фиат". Купленная знаменитым поэтом песенником на гонорар за его патриотические песни: не за уголовщину там какую - нибудь...
      Он снова улыбнулся: хищно и дерзко. Так бы, наверное, улыбнулся бы тигр, если бы смог.
      От сосны донесся еле слышный скулеж. Михалыч выл.
      - Минут через пятнадцать вернемся... Подумай !... Расскажешь все подробненько - где, кто, когда ? Будет, как я сказал. А иначе...
      Чернышев подошел к Анастасии. К водиле он стоял теперь спиной.
      - Что меня в этой сволочи всегда поражает ? - махнул он рукой, другого они запросто прибьют, а вот как до них самих дойдет - сразу другими становятся.
      Он взял в свои руки ладони Анастасии. Она была без варежек.
      - Пойдем к машине. Согреешься.
      - Я не замерзла...
      Анастасия чувствовала, как ее сверху донизу пробирает холод. Может потому, что шубка не доходила ей до коленок...
      Она вышла из-за сосны.
      - Ни в какую машину я с тобой не пойду. Прекрати, комедию. Это же учебные гранаты. Я их видела на занятиях: макеты !... - Она передразнила его: "Из Афгани..." Мне-то не надо лапшу вешать...
      Привязанный к сосне прислушался.
      Ярости Анастасии не было предела.
      - Как скажешь, старший лейтенает ! Как скажешь ! - выдавил в бешенстве Виктор. - Но у меня принцип: за своих друзей стоять до конца ! Меня так учили. ..
      - Ты не понял... Рисковать - другое дело. Я согласна. Но врать ?!
      Он ухмыльнулся: волк снял красную шапочку и обнажил свои здоровые, без признаков кариеса, зубы.!
      Вернувшись к месту, где лежала вторая, уже запорошенная снегом граната, поднял ее и быстрым шагом пошел по просеке. Душегуб у сосны на секунду умолк. Прислушался. У него появилась надежда...
      Виктор шагал между сосен вперед. Анастасия еле за ним поспевала.
      - Стой здесь !- приказал ей Чернышев.
      Прошла пара минут. На просеке рвануло. Осколки прошелестели в ветвях, как птицы.
      Все было взаправду: поздняя опушка леса, пасынок вой ны и непредсказуемый московский мент, граната со спусковым рычагом, готовым привести в действие ударный механизм, и глухо содрогнувшийся от взрыва лес...
      Потом он появился снова. В сторону привязанного к сосне водилы он не глядел. Взглянул на часы. Девятый час вечера...
      Виктор подошел к Анастасии:
      - Ну как? Ты со мной?
      - Да. Пошли. - голос у нее был тихимс и каким - то стылым.
      - П-г-ди...- те...
      Они оставляли за собой не человека - заарканенное животное.
      Душегуб всхлипывал, хрипел. Мокрое от слез и слюней лицо его стянул мороз.
      - О чем ты? - потер руки Виктор. Холодок был вполне приличный.
      - В-з-ми гр-на-ту...
      Слов привязанного разобрать было почти невозможно. Только понять па смыслу, о чем говорит.
      - Быстро, ну ! Что с ним? Что вы с ним сделали?
      - Ж-ж-и-в...
      - Падла ! - вырвалось у Виктора.
      - На какой час он был жив? - подскочила Анастасия.
      - К-когда мы выезжали... - Душегуб понял: это его спасение. Теперь он быстро приходил в себя.
      Виктор продолжал расспрашивать. Жестко, подробно:
      - Где он находился?
      Канибал из Медицинского Центра потряс покрытой снежным пушком лысеющей головой. Она была похожа сейчас на кочан примороженной капусты.
      - Сы - ми гра- на - ты ! - проскулил он.
      - Подождешь ! Повторяю вопрос: где он находился, в то время?
      Голова водилы-душегуба ухнула вниз.
      - А ну будь мужиком, мразь ! Ишь ты, - нюни распустил !
      - В подвале...
      - Что за подвал? Как туда попасть?..
      Dодила закрыл в изнеможжении глаза. Виктор достал из кармана платок, и морщаясь от омерзения, отер ему лицо.
      - Пока мы не будем уверены, что сможем попасть в подвал, - уверил Чернышев, - отсюда не уедем. Вот и она тебе подтвердит!
      Он обернулся к Анастасии.
      Она решительно замотала головой:
      - Ни за что.....
      - Молодец, старлей !
      - Ну! Мы ждем...
      Тот мотал головой.
      - Да, кстати, ключики ! - вдруг бросил Чернышев. - У тебя их целая коллекция! Какие нам понадобятся?
      - Два ! - прохрипел душегуб. - Желтые, с номерами.
      - Так бы давно, - широко и благостно улыбнулся Виктор.
      Теперь он снова стал самим собой. Афганцем, ментом, фанатом...
      За освобождение Крончера, за риск, за разоблачение убийц, охотившихся за людьми, им ничего не светило. Все, что произошло здесь, в лесу, вблизи от клубничных полей и скоростняка, им обоим грозил срок.
      Оба хорошо это понимали.
      - А теперь слушай... - Чернышев взглянул на Настю, она сразу поняла, что он задумал. - Мы не оставим тебя здесь. Возьмем с собой в машину... Слышишь?
      - Рук не чую ! - у биндита зуб на зуб не попадал.
      - Недолго еще ! Подгоним твою фуру.. "Амбуланс" твой. Сядешь за руль. Мы в кузове расположимся. Доставишь нас на место...
      - А потом что?
      - Судить тебя так и так будут. Но помощь нам тебе зачтут. Смотришь, и мы кое- кому подскажем.Вот только лишнего не надо болтать. И про гранаты тоже...
      Душегуб об этом давно сообразил.
      Объяснять смысл того, что он услышал, ему не надо было. Теперь он уже и сам перебежал к заклятым врагам. Так хоть от "вышки" отвертится...
      - Лучше бы нам попасть, пока наряд не сменился...
      - Это - когда? - мгновенно среагировал Виктор.
      - У нас в десять тридцать смена...
      Виктор тут же бросил взгляд на часы. Они показывали
      половину девятого. Время у них еще было, хотя и не так уж много.
      - Сколько их там тогда будет?
      - Шестеро... Сейчас только пятеро. Одного могли отпус тить по-раньше. Товарищ майор! Я не шучу: руки развяжи, не могу больше...
      - Сейчас... В подвале одна дверь?
      - Две! Вторая сзади! - слова дрожали, как листья на ветру.
      - Ладно, теперь все...
      Чернышев пригладил обоими руками свою короткую шевелюру, подошел поближе и первым делом взял из его рук гранату.
      - Настя, развяжи его...
      Он вернулся на ту же просеку.
      Анастасия подошла к дереву, стала развязывать веревки. Михалыча било, как в лихорадке. Но он, тем не менее, успокаивался. Решение он уже принял: к своим ему не появиться: замочат ! Рындин при желании киллеров всегда найдет. Пригласит хотя бы эту парочку из Прибалтики...
      Второго взрыва в просеке не прозвучало. То ли Чернышев в Афгани научился обращаться с гранатами, то ли граната эта принципиально отличалась от первой...
      От Регионального Управления по организованной преступности на место обнаружения страшной находки в Видное выехал майор Ловягин.
      Маленький, угловатый, с сильно выдавшейся вперед нижней челюстью майор Ловягин появился у платформы в Видном уже в самом конце осмотра.
      Областное начальство, знакомое с его неудобным и ущербным характером, предпочитало вести с ним себя преувеличенно дружески. Но все это - чисто внешне: его не любили.
      Незнакомые с майором оперативные уполномоченные среднего звена украдкой поглядывали на его непомерно большие, покрытые светлыми волосиками руки: такими быка удавить можно.
      Сам Ловягин водянистым взглядом уже все высмотрел: рюкзаки самопальные, с "лейблом" несуществующей иностранной фирмы. Да и труп - то не обычная "расчлененка". До того, как сюда попасть, части тела находились какое-то время на морозе или в холодильнике.
      И все же Ловягин не поехал в Бюро вместе с судебно-медицинским экспертом, следуя все тому же своему правилу: заняться самому конкретным делом - как сделать ставку на один номер, связать себе руки... А он такое не признавал. Пусть сначала другие пошуруют. Потом увидим, что к чему...
      Было гораздо дальновиднее передать контроль над делом кому-то из опытных обязательных старших оперов. Из тех, кого не надо понукать и у кого, если подмигнет удача, дело можно снова истребовать назад, в свое производство...
      С места происшествия он позвонил нескольким старшим операм, но никого не нашел. Вспомнил о Чернышеве и его группе, но и их не было на месте. Впрочем, он ведь сам передал Виктору материал о бежавшем из больничного подвала мужичке - потерпевшем.
      Мотаются сейчас где-нибудь по больницам. А, может, - по медицинским центрам.
      Заведения эти теперь росли, как грибы. Каждое уважающее себя медицинское учреждение готово было оказывать за солидное вознаграждени любые услуги богатым людям. Что они, в действительности, там делают, а что вписывают в истории болезни обращавшихся к ним больных сказать точно никто не мог.
      На обратном пути из Видного Ловягин позвонил приятелю Чернышова тоже сотруднику РУОПа. И того тоже не застал. Может, случайность, а может, и нет?!
      " Любопытно..."
      У Ловягина был поразительный нюх на чужие интриги.
      А между тем, причина, по которой приятель Чернышева отсутствовал, была очень веской: материал из 137 отделения милиции об увезенном из Бирелево-Западного на неизвестной "скорой" пьяного бомжа.
      Через дружка пропавшего без вести были установлены данные пропавшего, его прежее место жительства: в свое время, как и его дружок, он продал комнату в коммуналке и остался на улице. Коллега Чернышева опросил о его приметах соседей, а в поликлинике по месту жительства отыскалась его история болезни: данные о перенесенной операции, сведения о пломбировке зубов...
      Обозрев захваченный им и Чернышевым "амбуланс" Медицинского Центра и получив в полное распоряжение санитара, руоповец сразу понял, что находится на пороге успеха...
      Для начала он повез санитара освидетельствовать санитара на алкоголь. Положительный результат популярной "реакции
      Раппопорта" давал формальные основания оставить подозреваемого в стенах родного учреждения.
      Санитар, действительно, оказался с запашком.
      Получив справку, мент заехал в отделении, где он прежде, до ухода в РУОП, трудился. Здесь с дежурным составил акт об опьянении.
      - Возьмешь его с собой или нам оставишь? - спросил дежурный.
      - Зачем тебе лишний геморрой?
      Как раз в это время по сотовому телефону ему позвонил Чернышев. Узнал у приятеля последние новости:
      - На санитара акт об опьянении составлен, - сообщил коллега. - Он будет со мной. Я хочу поговорить с ним про Бирюлево-Западное. Все равно мне делать нечего...
      - Давай! - Чернышев не возражал. - Главное - не дай ему связаться со внешним миром. Предупредить Рындина ...
      - Глаз с него не спущу.
      Он увез его к себе в РУОП.
      Малый этот в камуфляже и белом медицинском халате - чудовище какое то по словам соседей, - здесь, в стенах милиции сразу скис и затравленно поглядывал на хозяина кабинета.
      Коллега Чернышева даже подумал:
      " Может Виктору следовало с этого парня начать, а не с водилы ?"
      Первым с санитаром заговорил Ловягин. Майор возник в дверях неожиданно. Окинул пристальным взглядом задержанного, нахмурился. Потом, словно осененный внезапной и все проясняющей догадкой, расцвел:
      - Мы ведь с тобой где-то виделись? - Ловягин пристально оглядывал сидевшего своим тяжелым, водянистым взглядом.
      Пподстриженный под бандита верзила - санитар пожал плечами:
      - Не знаю. ..
      - Со "скорой", правда?
      - Вроде того... - санитар отвел глаза.
      Отделаться от Ловягина было не так то просто.
      - А если конкретно?
      - Со "скорой".
      - А что за учреждение?
      - Медицинский Центр"Милосердие, 97".
      "Рындин !" пронеслось вспышкой в голове Ловягина. Теперь его можно было выволочь из этого кабинета только силой. Он подвинул к себе стул. Сел.
      - А чего не на работе?
      Санитар нехотя пробурчал несколько фраз.
      - Я чего? ГАИ надо спросить. Задержали, выдернули...
      До Ловягина сразу дощел смысл несложной комбинации с похищением. Но старший опер за столом не собирался ему помогать.
      - А где машина?! Начальство твое знает, что ты здесь?
      Санитар отмахнулся, как от надоевшей мухи.
      - Я - чего...
      По-позже Чернышев снова позвонил приятелю:
      - Тебе придется подъехать за нами...
      - Сейчас? - Ловягина в этот момент в кабинете не было: его затребовало к себе начальство. Можно было говорить свободно.
      - Я позвоню. Телефон особо не занимай.
      - Ты, что, решил сгноить меня на службе, Чернышев ?
      - Перебьешься.
      - Ты откуда звонишь ? Со льдины что ли? Зуб на зуб не попадает...
      - В машине мы. Едем на объект...
      За несколько часов на морозе на площадке ГАИ "амбуланс", который оставляли обычно в крытом гараже с постоянной плюсовой температурой внутри, основательно промерз.
      Опытная рука водилы, однако, довольно быстро привела его в норму.
      В десять минут одинадцатого "амбуланс" уже обогнул высокий каменный забор. "Колючки" не было видно, но Виктор не сомне вался в том, что и она тоже есть, и что вообще все вокруг напичкано электроникой, включая воспомогательные постройки и, главное, двери.
      И Виктор, и Анастасия сидели в кузове. Окна "амбуланса" были аккуратно задернуты занавесками.
      Чернышев сказал водиле, что подъезжая к воротам он должен включить свет в кабине, чтобы из темного кузова они могли его видеть. Риск, конечно, во всем этом был немалый. Стоило душегубу молча показать головой на кузов и вышедшие из КПП секьюрити немедленно поняли бы что кто - то пытается проникнуть в Центр. А дальше - как два пальца...
      Тем не менее Чернышев и Анастасия решились. Для водилы это был единственный путь к спасению. Ни Рындин, ни секьюрити уже ничем не могли ему помочь.
      Оба пассажира в кузове слышали как кто-то, вышедший из КПП спросил жаждущим легкого общения голосом:
      - Как жизнь, Михалыч?
      Чернышев внимательно следил за кабиной. Водила вел себя довольно естественно для человека, мотавшего ся весь вечер в поисках бомжей и пьяни.
      - Нормально, - базарить на служебную тему ни секьюрити, ни водиле не разрешалось.
      - Устал?
      - А то нет...
      - Зато тебе сейчас домой, а нам тут до утра кононыхаться.
      Секьюрити нажал на кнопку дистанционного управления, и металлические ворота не спеша двинулись в свой короткий запрограммированный путь, чтобы пропустить "амбуланс".
      - Давай, Михалыч!
      - Будь.
      Медленно выдвинулись на исходную позицию. Резина колес сторожко скользила по асфальту. Водила погасил свет в кабине.
      В правой стороне двора неясно прочерчивался неосвещенный трехэтежный особняк. Фары вырывали из темноты отшлифованные кирпичи, широкие, с добротным стеклом окна, отливавшую медью крышу. В одном из окон горел яркий свет: одинокое световое пятно на темном фоне. Чернышев сразу насторожился.
      - А там кто? - спросила Анастасия у водилы.
      - Медсестра дежурит... - Михалыч теперь был чуточку откровеннее. Укольчик там сделать или еще чего. Раньше она в больнице сидела, а тут, видишь,такое...
      Напротив - в левом углу двора, как теперь они поняли, расположен склад с бумажным и прочим хламом. Он был собран из немецких гофрированных плит. Подвал находился под ним.
      Чуть дальше - за старым, знавшим, согласно легенде, еще екатериненские времена, дубом - слышался металлический лязг и яростный лай. Вдоль забора на блоке носилась крупная с под палинами овчарка...
      Где-то здесь, между мусоросборником и кленом по-меньше, проходил маршрут внутреннего передвижного поста. Постоянный пункт наблюдения находился на крыше офиса...
      Водила припарковал "амбуланс" у склада и вышел из кабины. Тут было темнее, чем в остальной части двора. Оглядевшись по сторонам, он открыл дверь кузова, поднялся внутрь...
      - Сделал, как сказали...
      - Хорошо, - Чернышев снова стал немногословен.
      - Я надеваю на него наручники... - сказала Анастасия.
      - Давай.
      Они договорились об этом еще раньше. Михалыч подставил руки. Он и не думал противиться Ведь, если секьюрити обнаружат его вместе с ментами, наручники помогут ему выпутаться.
      Анастасия защелкнула браслеты.
      - Рот не будем заклеивать?
      - Нет, пожалуй...
      Времени терять было нельзя.
      - Прикроешь меня, - бросил Чернышев.
      Он выпрыгнул из "амбуланса". Однако, преодолеть броском тускло освещенную часть двора ему не удалось.
      Сверху, на крыше особняка, вспыхнул и разлился по темной пучине пространства сноп прожектора. Все стало похоже на вдруг обернувшуюся реальностью театральную декорацию. Угрюмый ночной охват заснеженных веток, лоснящийся гофрированный рисунок складских стен...
      Чернышев прижался к дереву. В запутанных проулках его памяти возникла иная сцена, хотя фон и место были другими, ощущение то же.
      Зааульный пустырек: там он впервые ощутил и осознал, как пахнет война. Это потом она смердит трупами и пороховой гарью. А вначале - это запах не отлившегося мочой страха, запекшийся пот на холодных руках.
      Прожектор погас. Глаза снова приноровились к темноте.
      Чернышев заметил, как на крыше, крадучись, возникли силуэты двух людей. Виктор сжал пистолет в кармане куртке. Шестым чувством он вдруг почуял, что сильнее, чем требуется, придавил спусковой крючок...
      Спокойно... Иначе не выдержишь!..
      Сигнал шел изнутри, оттуда - из недр памяти, где копошатся черви видения...
      Один из тех, на крыше, вытянул вперед руку: показал, куда светить. Электрический сноп метнулся к дереву, за которым стоял Виктор и к складу.
      Тишина была такой, что стало слышно, как скрипит на крыше под их ногами снег. Виктор отлично слышал это здесь, стоя внизу.
      Потом ровным, цокающим звуком распорола тишину чья - то пробежка. Виктор понял: это - третий и четвертый охранники. Им дали команду по рации. Пятый, видимо, оставался на КПП.
      Чуткие приборы уловили чужое пристутствие на объ екте. Снова вспыхнул прожектор.
      Звуки доносились слева, с того места, где рвалась на блоке овчарка. Чернышев выбрал момент, когда луч прожектора скользнул в сторону, и рванул дальше, к мусорном ящику. Вот он уже и за ним...
      В ту же секунду сбоку он почувствовал легкий толчок:
      Анастасия ! Успела...
      Где - то внутри у него колыхнулись сомнения: он ведь мог взять с собой кого - то из коллег, приятелей. Но разве можно было ей отказать ?!
      Шальная баба и упряма, как черт...
      Теперь на нем лежала ответственность не только за Крончера, который, возможно, еще находился в подвале под складом, но и за нее тоже. И все же, на душе было легче: он не один...
      Внезапно они увидели одного из охранников.
      Одетый в камуфляжную куртку и черную вязанную "бандитку" на голове, он, озираясь по сторонам, бежал, выставив вперед пистолет.
      Искал противника вдалеке боковым зрением, не предполагал, что вот он - рядом! Напарником его был малый в кожаной куртке. Без оружия. Очевидно, только что приняли на работу и еще не успели выхлопотать лицензию в соответствующей службе ГУВД.
      Все решали секунды.
      Отработанным, как на занятиях, движением Виктор швырнул себя навстречу первому охраннику. Поймал его за руку и, мгновенно согнувшись, перекинул через себя. От неожиданности тот выпустил из рук оружие.
      Пистолет, грохнув вниз, высек из тротуара холодную искру. Это был "макаров". Чернышев отбросил его ногой подальше, к Анастасии еще прежде чем охранник, изловичвшись, успел схватить его снизу за стопу и повернуть.
      Теперь они оба катались по земле.
      В какой-то момент Чернышев оказался наверху и успел вскочить на ноги первый. Носком ботинка врезал противнику в пах. Тот вскрикнул, но несмотря на болевой шок, выбросил вперед ногу и попал Виктору в коленную чашечку. Зверея от боли, Чернышев снова кинул его. На этот раз он еще и двинул его головой об асфальт.
      С крыши все видели, но стрелять не стали. Легко было поразить своего же.
      Малый в кожаной куртке бросился было на помощь напарнику, но ошалело, как вкопанный, замер на месте от крика:
      - Руки! Милиция !
      Сбоку от него появилась женщина.
      Почти одновременно прозвучал предупредительный выстрел.
      - Быстрее, руки !...
      Он даже не успел опомниться, как на нем уже были наручники.
      - В машину! Быстро...
      Наручники не помешали ему в темноте открыть дверцу "амбуланса", а потом снова закрыть ее за собой. Анастасия подобрала с тротуара выбитый Виктором "ПМ".
      Тем временем Чернышев уже подтащил первого охранника к дереву, заставил обнять ствол и замкнул на кистях металличе ские браслеты.
      Анастасия взглянула на крышу офиса:
      - Смотри! Их нет!
      Силуэты людей там исчезли.
      Позиция наверху хоть и была выгодной, успех принести не могла. Что произойдет теперь, когда охранники окажутся во дворе, Виктору объяснять не надо было.
      Ему казалось, что расчет делает не он, а кто-то за него. Кто - то куда более опытный, холодный, бесстрашный. Таким был в Афгане его комбат. Сегодня ? Полностью парализованный он гнил где-то в провинции.
      Родина - любит и награждает счастливчиков. К неудачникам она относится хуже злой мачехи. Кому ты нужен - кусок недвигающейся бренной плоти ?!
      - Я иду первый! - проскрежетал Чернышев.
      Склад был впереди, метрах в двадцати. Виктор рванулся к нему и вжался в его стенку. Потом, пластая себя вдоль нее, двинулся к углу здания, притаился.
      Краем глаза он следил за партнершей. Движения ее были ловкими и отрепетированными. Анастасия прикрывала его, как настоящий спецназовец. Еще минута, и она была уже рядом.
      Охранников не было слышно. Наряд из двух человек, вряд ли, разделится надвое, счел Виктор. Это значило бы предоставить двойной перевес нападавшим. А может, к ним присоединился третий дежурный с КПП ?
      Дверь в склад была теперь ближе к Анастасии.
      - Попробуй открыть, - сунул он ей ключи. - Я буду прикрывать.
      Оставалась еще последняя надежда, что охрана принимает их за бандитов из группировки, устроившей предыдущий разгром Центра.
      А что если они вызовут на помощь милицию ?
      Но Виктор тут же отказался от этой мысли: они, вряд ли, решатся на такое, не известив Рындина. А тот первым делом прикажет уничтожить непрошенных гостей, а затем прикончит и парня в подвале. Если он, конечно, еще там...
      Анастасия вставила ключ в замок и попробовала повернуть: но тот не поддался.
      - Ну! - крикнул Чернышев. - Давай же !
      Каждую секунду могли появиться вооруженные до зубов охранники, а тут заминка.
      Но ключ не хотел проворачивался.
      Она снова нажала, потом отпустила. Еще одна попытка...
      Где-то в помещении зазвонил телефон.
      Все, лажа, провал ! - мелькнуло в голосе Виктора это - провал! " Хараб, мешувар! "- "Конец, советник!"
      - Может не тот ключ? - услышал он голос Анастасии.
      - Он на этот показал...
      Если водида решил их подставить, лучший вариант было бы трудно представить..
      - Пробуй еще!
      Нервы были напряжены до предела. Анастасия слышала стук жилки в собственном виске. Такого с ней еще никогда не было.
      Еще минута. Другая. Все без толку..
      Мокрыми от усилий и пота руками Анастасия, наконец, повернула ключ. Раз, потом еще. Замок был открыт, но оставлять ключ в замочной скважине было рискованно: могут закрыть снаружи. Анастасия попыталась вытащить его из замочной скважины, но его снова заклинило.
      Прокусив губу почти до крови, она чуть приполняла ключ кверху, отпустила, и он вдруг оказался у нее в руке.
      Псы - рыцари Медицинского Центра еще не появлялись. Оказывается, она провозилась с ключом меньше минуты.
      - Заходим !
      В тот же миг в здании оффиса внезапно вспыхнул свет: кто - то там снова включил мощный прожектор. Наряд, оснащенный рациями, действовал согласованно. Свет должен был помочь тем, кто обогнул склад и теперь двигался к линии огня.
      Кравшийся первым сообразил, видно, высунуть ствол помпового ружья из - за стены и, не целясь, пальнул. Но звук этот почти совпал во времени со вторым выстрелом. Двор оглушил грохот огромной, величиной с барабан электрической лампы. Послышался звон разбитого стекла, и все вокруг снова погрузилось в темноту.
      - Молодец, малышка ! - оскалился довольно Виктор. Это была работа Анастасии.
      - Прекратить огонь ! - уже во второй раз прозвучал ее резкий, срывающийся голос. - Милиция !...
      В ответ последовал выстрел из помпового ружья.
      - Козлы ! - бросил Виктор.
      Анастасия вжалась в углубление двери - тут ее не могли достать. Виктор отскочил назад, к клену и там затаился, как тень.
      Теперь охранники появились из-за угла. У обоих в руках были помповые ружья: другими, как частные охранники, они не имели права пользоваться.
      Один из них остановился перезарядить ружье. Выскочив из укрытия, Чернышев бросился ему навстречу.
      - А ну, руки вверх ! - заорал он во всю глотку, - не слышали ? Мы из к о н т о р ы... Завтра всех вас лицензий лишат !
      Закончить, однако, он не успел: кто - то из охранников выстрелил, не целясь, в белый свет, как в копеечку.
      Эх, и обмельчали за последние десять лет все - таки эти молодчики! Их бы не в секьюрити, а туда - в Афган. На худой конец, - в Чечню. Там бы их живо выучили...
      Второй раз малый выстрелить уже не успел. А, может, не хотел рисковать лицензией.
      Виктор рванулся в их сторону, работая, где ногой, а где - ребром ладони. Бил в хлябь выдохов, в скулящее от боли человеческое мясо...
      Одному из них ткнул пистолет прямо в ширинку.
      - Раздроблю яйца ! Бросай ружье!
      И тот бросил...
      Вдвоем они надели наручники на каждого. И еще приковали одного к другому. После этого взялась за третьего - того, которого Чернышев заставил обнять дерево и застегнул на кистях металлические браслеты.
      Тот стоял, приникнув головой к стволу: очевидно ожидал в любую секунду получить пулю. А может, - завидовал тем, кто сидел в "амбулансе". Анастасия сковала его с двумя другими задержаннными.
      - Шагай !...
      Подталкивая впереди себя трех обезоруженных молодцев, Виктор вернулся к двери склада.
      Анастасия шла сзади: замыкала шествие, прикрывая всех от того секьюрити с КПП, который мог появиться в любой миг.
      Но так он и не появился. Они вошли в склад.
      - Где тут свет ?
      Один из охранников в камуфляже и черной "бандитке" на голове Чернышев признал в нем старшего - шагнул к выключателю.
      - Здесь вот.
      - Лицом к стене ! - послышалась команда. - Руки на стену ! Ноги раздвинуть !
      Все трое проворно и быстро выполнили команду.
      Под присмотром Анастасии Чернышев произвел поверхностный шмон: провел руками вдоль туловища, промежностей и под мышками. Скрытого оружия на них не было. Он отобрал только рации и передал их Анастасии.
      Внезапно в кармане у старшего сработал сотовый телефон.
      - Звонят, - заметил он.
      Достать телефон ему мешали металлические браслеты.
      - Хер с ним, - хладнокровно отреагировал Чернышев.- У нас нет времени на разговоры. Ключи у тебя?
      - В куртке.
      Он попытался, было, изловчиться, чтобы дотронуться до кармана, где они лежали.
      Они остановились перед первой из дверей, сделанной по тому унылому стандарту, какой лет десять назад украшал все безликие бухгалтерии, счетные и плановы отделы и канцелярии.
      - Пусти! - безаппеляционно потребовал Чернышев.
      Он сам достал у него из его кармана связку ключей.
      - Какой из них ? - коротко спросил Виктор.
      Старший кивнул в сторону длинного, незатейливого. Чернышев схода открыл дверь. За ней оказался небольшой, с решетками на окнах, закуток со столом, телефоном и двустворчатым металлическим шкафом. Скорее всего кабинет заведующего складом или кладовщика.
      Чернышев не стал в нем задерживаться. Процессия двинулась дальше. Охранники с погасшими лицами безмолвно шагали впереди, как военнопленные, еще не знающие своей будущей участи: поместят ли их лагеря, где чтится, как заповедь, Женевская Конвенция, или заведут за барак и расстреляют сразу после боя.
      Чем больше они присматривались к Чернышеву и Анастасии, тем больше по каким - то черточкам в их поведении убеждалиись в том, что те действительно - сотрудники милиции.
      Сотовый телефон отключился. Но вскоре вновь начались звонки. На них никто не реагировал.
      - Давай в угловой кабинет, - скомандовал Чернышев.
      - Там ничего нет...
      - Тем лучше. Осмотрим и его.
      Помещение оказалось без окон, с полками вдоль стен, без стола и телефона. Чернышев отделил старшего наряда, оставил в коридоре. Двум другим предложил:
      - Можете располагатьсяь...
      Он запер их обоих снаружи. Вытащив ключ из сязки , оставил в замке.
      - Надеюсь, "слоника" у них нет...
      "Слоник" или "уистити", как его еще называли, позволял захватить вставленный в замочную скважину ключ с обратной стороны и открыть замок.
      Со старшим прошли вглубь помещения.
      - Показывай подвал!
      - Подвал ?!
      Охранник остановился, ответил убежденно и даже с сознанием некоего торжества. Это была их маленькая победа над триумфаторами:
      - Тут нет нигде никакого подвала. Можешь убедиться...
      Чернышев с Анастасией быстро открывали дверь за дверью.
      Рындин готовился, по - видимому, развернуть тут в будущем свою собственную клиническую базу. Складское помещение было забито коробками с лекарствами и медицинской аппаратурой. Несколько раз Анастасия натыкалась на залежи одноразовых шприцев, резиновых перчаток, ваты...
      Одна из дверей оказалась металлической, с небольшим окошком посредине. Было похоже, что там внутри камера, в окно могли подавать еду.
      Анастасия, отпирая дверь, напряглась до звона в ушах. Но это, оказалось, была обычная касса: тут выдавали зарплату сотрудникам. Небольшой современный сейф, стол с компьютером. Никаких признаков узника или входа в подвальное помещение здесь и в помине не было.
      - Я же говорил! - напомнил о себе совсем некстати старшой наряда, которого они заставили себя сопровождать.
      Крончер лежал в темноте накрепко схваченный смирительной с длинными рукавами рубашкой. Рот стягивала жесткая клейкая лента. Губы онемели, мускулы лица свело...
      Сквозь зыбкое марево полузабытья ему казалось, - он в руках исламских террористов в Ливане. Боевик в маске с
      прорезями для глаз объявляет свои условия:
      "Хочешь жить - пусть выпустят за тебя из тюрем..." и дает длинный список тех, у кого руки по локти в крови...
      Ищут ли его сейчас? И кто? Когда в Янги-Юле Чернышев попал в милицию, Анастасия и не подумала вмешивать в это дело начальство.
      "Странные отношения..."
      В Израиле начальство - тоже не сахар. У каждого свой интерес: у тебя, у того, кто над тобой. И свопадают они в редчайших случаях. Но обходить"тузов": кто бы на это решился?
      Впрочем, подумал он, Виктор и Анастасия лучше знают, что делают...
      Одно было ясно: на новых своих друзей он мог положиться, закрыв глаза и уши. Они не оставят..
      " Если успеют..."
      Он вдруг замер. Где - то за стенами его темницы грохнул выстрел. Потом он услышал громкий взрыв , словно кто - то привел в действие взрывное устройство. Через несколько минут внезапно послышались шаги. Сначала они доносились сверху. Потом сбоку. Теперь - приближались...
      Сердце у него оглушительно заколотилось. Ему казалось, пульс забивает другие звуки. Но он ошибался: шаги над головой действительно стали тише.
      Люди наверху удалялись...
      Чернышев подтолкнул старшего наряда к выходу.
      - Иди со мной...
      Во дворе было тихо. Вдвоем они прошли к "амбулансу". Перед тем, как втолкнуть старшого в кузов, Чернышев отобрал у него сотовый телефон.
      - Звонить все равно некуда. Отдохни... А ты со мной ! - бросил он другому охраннику.
      Вообще-то ему нужен был водила.
      Но между ним и Михалычем существовал уговор, по которому тот обязывался им помочь, а они - сохранить в тайне имя своего помощника. Он был человеком слова и если давал его, - держал, чего бы ему не стоило. На этом стержне и держался весь его характер.
      Поэтому Чернышев и поменял сначала старшего смены на охранника того, что вырубила Анастасия.
      Во дворе было снова тихо. Чернышев сунул охранника в угловой, без окон кабинет, где все это время находились два его коллеги. Когда Чернышев вошел, пленные о чем-то тихо шептались, сидя на полу. его на пороге, сразу же насторожились.
      - К вам пополнение.... - с шумом захлопнул он дверь.
      Теперь ему предстояла еще ходка.
      Он кинул взгляд на часы. До смены дежурного наряда Медицинского центра времени оставалось совсем мало.
      Через минуту он снова был во дворе. На этот раз один, без охранников. Вокруг царила удивительная тишина. Ему вдруг показалось, что за ним кто то следит в прорезь прицела. Чертовщина какая - то.
      Надо было спешить. Он в несколько прыжков подскочил к "амбулансу". Двое в кузове встретили его опасливо. Смысл происходящего был ясен только водиле.
      - Со мной ! - Чернышев нетерпеливо ткнул в него пальцему.
      Михалыч - человек сообразительный, не касаясь скованными сзади руками дверцы, спрыгнул на снег. Оглянулся на старшего в кузове, попросил:
      - Если что - получку мою тогда жене...
      Дешевый спектакль. Чернышев поморщился и толкнул его в бок:
      - Ладно, не на расстрел веду...
      Когда подошли к складу и старшой в "амбулансе" не мог уже слышать их, коротко перекинулись:
      - Ход в подвал ?
      - Из кассы. Через шкаф. Там выход на лестницу вниз...
      Чернышев зло чертыхнулся.
      Нав этот раз Чернышев остался в коридоре. Ключи снова взяла Анастасия.
      - Давай, только быстро. У нас двадцать минут...
      Задняя стенка шкафа - подвижна железная дверь с двумя замками. Анастасия пробует сначала один ключ, потом другой. От ее вторжения колышатся висящие здесь белые халаты, на полке внизу - несколько самопальных рюкзаков с иностранными ярлыками.
      Мягкий поворот металлической, как в бомбоубежище, ручки. Выключатель она не нашла и в тусклом свете лампочки в подвале сразу увидела кровать, а на ней - недвижиную, перетянутую бинтами фигуру..
      - Алекс... - жалобно вскрикнула она.
      Ни звука, ни движения...
      - Алекс ! Крончер !...
      Вспыхнул свет. Это Чернышев нашел наверху в кассе
      выключатель.
      - Анастасия, да что там? Быстрее!
      - Алекс ! - услышал он почти плачущий голос.
      Узкой винтовой лесенкой он, буквально, слетел в подвал. Крончер лежал привязанный к кроватью смирительной рубашкой. Всхлипывая, Анастасия осторожно сдирала у него с губ клейкую ленту.
      - Алекс! - прижалась она своими губами к его губам.
      Виктор перочинным ножом, срезал узлы, которыми Крончер был привязан к кровати. В углу, на стуле, нашлась его одежда.
      Не обращая на Чернышева внимания, Анастасия уткнулась головой в шею Алекса и горько - как маленькая и беспомощная девочка расплакалась.
      Алекс все еще не мог пошевелить губами.
      Виктор поднялся из подвала. Он тоже обратил внимание на рюкзаки. На всякий случай достал верхний, сунул под радиатор центрального отопления, позади стола.
      Оглянувшись, увидел стоящих за его спиной Алекса и Анастасию.
      - Живой, Алекс?
      Крончер только кивнул. Не задерживаясь, быстро пошли к угловому кабинету, где сидели взаперти охранники.
      - Выходите... Все в машину...
      Повторять дважды не пришлось. Все четверо гуськом направились к "амбулансу". Первым шел Михалыч.
      - Занимай места. За воротами мы всех отпустим, - объявил Чернышев командирским тоном. - Вышло недоразумение. Мы - ведь сотрудники милиции. Оружие, рации и телефон будут возвращены... - И добавил уже мягче: - Мы не собираемся давать делу ход. А дальше - смотрите сами. Я думаю, ваш Рындин преступник. Из - за него рано или поздно вас всех пересажают...
      За руль снова сел водила.
      - Смотри, без глупостей! - Чернышев демонстративно пригрозил пистолетом.
      - Вы не сомневайтесь, - заступился за водилу старшой. - Михалыч, если сказал, сделает.
      Ему не терпелось оказаться на свободе.
      В молчании они подкатили к КПП. Но оттуда никто не выглянул. Старшой открыл ворота на расстоянии - пультом дистанционного управления.
      Водила проехал еще метров сто. Охранники занервничали.
      Чернышев все не давал команды тормозить.
      - Вон он... - Анастасия первая увидела скромный "жигуль" у обочины. Приятель Виктора, пару часов назад участвовавший в задержании "амбуланс" с Михалычем и санитаром, ждал их на дороге.
      - Остановишься рядом... - Приказал Чернышев.
      Пока гнали в гостиницу, коллега за баранкой, скупо и не вдаваясь в подробности, сообщил, что санитар "амбуланса" начал к о л о т ь с я:
      - Вспомнил, что на днях привозил в Центр пьяненького мужичка из Бирюлева-Западного. Помните: бомжа, которого увезли из телефонной будки!
      Чернышев тотчас откликнулся:
      - Ну! Его потом дружок искал!.. А зачем привозил?
      - Говорит, что хотел помочь. Морозная ночь и прочее. Но по дороге тому стало вдруг плохо и они его подвезли к какой- то больнице и там оставили...
      - Теперь он поплывет.
      - Я тоже думаю. Пока же клянется, что это один единственный случай, а о судьбе бомжа ничего не знает...
      - Известное дело!
      - Лиха беда - начало, - заметил приятель обнадеживающе. - По своей сути- то он - больше хулиган...
      - Тогда ясно.
      Менты знали эту публику. Чем круче снаружи, тем мягче внутри: как арбуз ! Пока не взрежешь - бомба, а как до мякоти добрался - течет...
      - Короче, Чернышев, ты понял, к чему я веду.
      Он подмигнул так, чтобы сзади это увидели в видовое зеркало Анастасия и Алекс.
      - Можешь не объяснять. Я-то сразу догадался: бутылка!
      Чернышев потянулся к сотовому телефону:
      - Тихо всем ! Выхожу на связь с начальством !
      Разговор с непосредственным начальником получился коротким, но продуктивным.
      И Анастасия, и опер - друг Виктора, и Алекс внимательно прислушивались.
      Крончер с удивлением открыл для себя - Чернышев докладывает так, будто не сам видел рындинскую "фабрику смерти", а лишь узнал о ней из некоего источника.
      Больше того, начальство, показалось ему, это вполне устраивает. Оно и не стремится получить более исчерпывающую информацию.
      Ни слова не было сказано о том, что они проникли в Медицинский Центр и освободили его, Алекса, черт возьми !
      Между тем все в машине, кроме Крончера, понимали, что происходит.
      До принятия новых законов, регламетирующих борьбу с мафией все их сегодняшние действия были абсолютно незаконными.
      И задержание экипажа "амбуланса", и допрос с угрозами, учиненный Михалычу в лесу, у скоростняка, и самочинный обыск Медицинского центра Рындина, и, конечно же, нанесение телесных повреждений охранникам...
      Их могли запросто отправить за решетку.
      В таких случаях прокуроры дают санкции на арест ментов с особой легкостью. Не спас бы их и успех операции - поскольку состав должностного преступления был на лицо.
      И, вообще, кто сказал, что победителям ничего не светит?
      Светит. И чаще всего суд. Победителей судят порой еще строже, чем побежденных: они ведь куда более опасны...
      Правда, вот незадача: что стало бы с Крончером, если бы они не ворвались на территорию Центра вместе с запуганным насмерть водителем и не разоружили охрану, а, вместо этого, пошли бы по начальству?! И какие доказательства они могли бы представить ? Инстинкт? Подозрения? Интуицию?
      И есть ли гарантия, что у главы "Милосердие, 97" не было в прокуратуре своего человека, который бы его немедленно предупредил об опасности?
      Начальство на другом конце провода не меньше своих подчиненных было заинтересовано в успехе. Оно само все прекрасно понимало, и вынуждено было играть в ту же игру.
      - Там функционирует подпольно центр по насильственному изъятию жизненноважных органов для пересадки... - Чернышев все больше успокаивался, освобождаясь от лежавших на нем грузом собранных сведений.
      Упомянул он и бомже из Бирюлево-Западного, и о признании санитара...
      - Надо срочно истребовать историю болезни бомжа...
      - Она у нас в кабинете, сверху, на сейфе. Пусть кто-нибудь сходит, возьмет.
      Несколько раз разговор прерывался. Виктор слышал, как начальник отдела кого-то послал к ним в кабинет. Кому-то приказал: "Никуда не уходить...". Потом кого-то позвали...
      Стало ясно: сейчас, не мешкая, будет собран оперативный состав и намечен план действий. Режиссура была известна, и актеры действовали согласно ей, не отклоняясь ни в ту, ни в иную сторону.
      - По некоторым сведениям... - продолжил Чернышев, - на складе, в шкафу, в помещении кассы, находится несколько самопальных рюкзаков. Возможно, именно в одном из таких привезены части расчленнного трупа в Видное...
      - Когда их видели? Рюкзаки могли за это время убрать... - прозвучал резонный ответ.
      Собеседник делал вид, что не допускает даже мысли, что Чернышев и Гончарова могли проникнуть на склад, а тем более предпринять при этом кое -какие меры.
      Он отлично знал свои кадры.
      - Очень может быть, что один из рюкзаков засунут под радитор центрального отопления... - предположил Чернышев.
      - Это было бы отлично, Виктор...
      - Да и еще "Крокодил Гена"! Нет ли его под сиденьем у водилы? По игрушке легче опознать "амбуланс".
      Лихой наскок на Медицинский Центр обещал успех. Оба они понимали друг друга, хотя степень риска в будущем была у них разной.
      Главное из неписанных правил игры гласило:
      " Если провал - вы берете всю вину на себя. Я ничего не знал, ты мне не докладывал..."
      Пока еще Крончер все еще не мог вникнуть в причину странных умолчаний.
      Чернышев дал ему глотнуть из плоской фляги, которую брал с собой в лес.
      - Ну как ? - ревниво осведомился он.
      Можно было подумать, что содержимое фляги - продукт его, Чернышева, собственного изготовления.
      - Перфект! Высший класс!
      - Куда мы теперь ? - спросила Анастасия.
      - Ты с Алексом в гостиницу, - отрывисто бросил Виктор.
      Она покраснела. Но он, посмотрев на нее в зеркальце спереди, продолжил:
      - Его сейчас нельзя оставлять одного.
      - А вы все ?
      - На службу. До начальства дошло, кажется. Ну, и он тоже руку приложил, - Чернышев усмехнулся и кивнул в сторону сидевшего за рулем приятеля. - Ночью начнут трясти Медицинский Центр. Нам троим там появляться нельзя, да нас и не пошлют. Начальство знает: охранники опознают схода...
      Виктор обернулся к Крончеру и Анастасии. Те сидели не шевелясь, словно боясь нарушить замкнувшую их невидимую цепь высокого напряжения. Теперь, когда операция подходила к концу, провода вот - вот должны были разъединиться.
      Оставался только небольшой китайский отрезок, именуемый " Чень".
      В территориальном отделении милиции стрельба за забором Медицинского Центра "Милосердие, 97" не осталась незамеченной. Первая же машина "ПМГ", подъехавшая к особняку, обнаружила, что дверь контрольно-пропускного пункта прочно заперта. Металлические ворота были тоже закрыты.
      Лезть через ворота менты не решились. Им - то было хорошо известно об электронике, которой напичкано рындинское заведение. О нем и без этого уже ходили скверные слухи.
      Экмпаж ПМГ вернулся не солоно хлебавши.
      Начальник отделения, хоть и с опозданием, поставил, все же, в известность о выстрелах Районное Управление, а то, в свою очередь, дежурного по городу и Региональное Управление по борьбе с организованной преступностью.
      Поскольку сообщение поступило в РУОП почти сразу вслед за звонком Чернышева, оно произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Старший оперативный состав был немедленно вызван к генералу.
      Докладывал его первый заместитель.
      - Я уже дал команду обложить Центр: Рындин сейчас - как медведь в берлоге, - расторопный полковник, сразу же взявший инициативу в свои руки, по привычке слегка играл на публику.
      Послышались смешки: уж про его страсть к охоте знали все.
      - Это очень важно и вот почему...
      Он впервые, хотя и в узкой аудитории, упомянул об операции, разработанной им пару недель назад вместе со своим непосредственным шефом из ГУОПа - "Димой".
      - Создана специальная группы представителей полиции трех государств для борьбы с преступным оборотом трансплантантов...
      Полковник изложил общие мероприятия: перекрытие подходов к Центру, обеспечение прикрытия...
      - Мы уже выставили там наряды. Каждого, кто попытается войти или оттуда выйти, будут задерживать и доставлять в штаб проведения операции...
      Офицеры что - то вписывали себе в блокноты. Кто - то просто чертил или рисовал. Начальство любит старательных.
      - Есть основания полагать, что на обыске мы обнаружим там такой же рюкзак, что и в Видном, - на секунду остановившись, полковник подчеркнул голосом особую важность этой детали.
      Ни для кого уже не было секретом: в рюкзаке, в Видном оказались лишь части трупа, почти все важнейшие внутренние органы которого были извлечены.
      - Сейчас позвонили из Бюро судебно-медицинской экспертизы по поводу расчлененного трупа... - Генерал помолчал. - Судя по старым послеоперационным рубцам, описанным в истории болезни, это бомж, которого несколько дней назад подобрала "скорая" в Бирюлево - Западном...
      Генерал внимательно посмотрел на собравшихся и, слегка помедлив, продолжил:
      - Уже поехали за санкциями на обыск у руководителей Медицинского центра и в самом помещении. С теми данными, которыми мы располагаем, думаю, у прокурора возражений не будет...
      Генерал и обвел присутствующим коротким энергичным взглядом, который многие не выдерживали.
      - Поэтому начальникам отделений: срочно собрать весь личный состав. Никого не отпускать. Понадобится много народу...
      Он взглянул на часы:
      - Сейчас 22. 07. Объявляю перерыв на 30 минут. Срочно подготовить расстановку личного состава. В 22.37 прошу всех снова собраться...
      Двери генеральского кабинета раскрылись: участники прерванного совещания появились в приемной. Тут их уже поджидали подчиненные подписать срочную бумагу, доложить полученный факс...
      Майор Ловягин тоже был в приемной. Он куда раньше других почувствовал, что в управлении что-то готовится.
      Разминая слегка плечи, первым прошел к поджидавшим его оперативникам полковник. Очки его были подняты на лоб.
      - Есть работа. Никому не уходить...
      Ловягин прислушался. По отдельным обрывкам слов довольно ббыстро составил общую картину... Медицинский Центр... Рындин... Санитар "амбуланса"...
      Водянистые глаза его не выражали никаких эмоций. Только крупные и жилистые руки слегка напряглись.
      В коридоре, он, оглянувшись, суеверно постучал по настенной панели. Потом вновь зашел в кабинет, накинул куртку и быстро спустился вниз. Вышел на Шабаловку.
      Падал тихий снежок. Прохожих было мало.
      Ловягин прошел в сторону Американского стоматологическо го центра, к телефону - автомату. Оглянулся, достал записную книжку и набрал номер.
      Первый звонок был предназначен бывшему коллеге, парившему ныне совсем в иных сферах. Тому самому, кто порекомендовал Рындину обратиться за помощью к нему, Ловягину.
      Майор проинфоровал его о предстоящей операции РУОПа и предстоящем задержании и допросе Рындина. Абонент выслушал его сообщение молча, никак не прокомментировал.
      - Давай, - сказал он перед тем как повесить трубку.
      Они понимали друг друга без слов.
      Теперь Ловягин набрал номер сотового телефона Рындина.
      - Ты? - спросил отрывисто.
      - Кто это? - Рындин как обычно был холодно-высокомерен. Так богатый посетитель разговаривает с услужливым швейцаром.
      Ловягин коротко бросил:
      - Не строй из себя целку! Я жду тебя недалеко от старого места. Но не в зоопарке. Он закрыт...
      Он достал платок, шумно высморкался, скорее, просто для того, чтобы унизить человека на другом конце провода. Ловягину было плевать на его амбиции. Час пробил.
      Убрав платок, жестко добавил:
      - За тобой охотятся! Подробности через пол-часа. Интересуешься? Тогда захвати, что положено...
      Рындин не произнес ни слова.
      - Будь в переходе, между старой и новой территориями зоо парка. Под мостом. На Больших Грузинах...
      Ловягин вернулся на тротуар, перешел на другую сторону. Поднял руку. Первая же машина - "жигуль" - "шестерка притормозила.
      - К Павелецкому вокзалу. Возьмешь?
      - Пятьдесят.
      - Нет вопросов.
      Ехать было - всего-ничего.
      Хозяин "жигуля" бодро погнал к Садовому кольцу. Реконструированный с десяток лет назад Павелецкий вокзал открылся справа, сразу за Валовой улицей,уже через несколько минут. Вход в автоматические камеры хранения шел через туннель, начинавшийся у угла здания.
      - Здесь! Тормози!
      Водитель пристроился в нескольких метрах, у входа в бывший музей "Траурный поезд В.И. Ленина", который продолжал и сейчас вести автономное существование. Ловягин положил деньги на сиденье.
      - Если еще пять минут подождешь, поедем на площадь Восстания...
      Водителя это устраивало.
      - Тогда 150 новыми...
      - Нет вопросов!
      Майор быстро двинулся по плохо освещенному туннелю. Вокруг, справа и слева, располагались воспомогательные вокзальные службы. В обе стороны сновали носильщики, пассажиры.
      Отсеки автоматической камеры хранения оказались пустыми. Металлические ящики-автоматы последнее время пользовались все меньшей популярностью у пассажиров. Да и начальству от них были только заботы: подложат какую-нибудь гадость - и жертв не оберешься.
      Ловягин пугнул стайку девчонок-дежурных у входа, прошел в конец отсека, нашел ячейку, набрал на внешнем шифраторе свой секретный номер. Ячейка с ходу открылась.
      Внутри не было ничего, кроме небольшого плоского сверт ка, обернутого газетой. Ловягин сунул пакет во внутренний карман куртки, прикрыл дверцу и пошел к выходу.
      Владелец "жигуля" терпеливо ждал.
      Ловягин появился быстро, как обещал. Тем же Садовым Кольцом, только в обратную сторону, добра лись до Площади Восстания. Ловягин взглянул на часы. Левого поворота к сторону Зоопарка тут не было. Ближайший был достаточно далеко - на Площади Маяковско.
      - Прижмись сразу за светофором, - он показал на переход.
      - Готово...
      Ловягин расплатился и почти бегом двинулся через площадь. Следующего, зеленого сигнала светофора пришлось бы ждать довольно долго.
      На другом углу он включил рацию, и сразу оказался в са мом центре бесконечных ментовских переговоров и информации той или иной важности. Прислушиваясь, все тем же быстрым шагом прошел знакомым маршрутом.
      За десять минут до назнеченного срока он уже подходил к Зоопарку. Недавно отстроенные парадные ворота были закрыты. Пускать посетителей сюда прекращали рано. Чтобы попасть на его территорию, которую, по привычке, уже лет сорок, не меньше, называли "Новой" надо было пройти небольшим пешеходным мостом, поднятым над Большой Грузинской.
      Остановившись на противоположном стороне улицы, Ловягин внимательно огляделся. "Мерседеса" Рындина поблизости он не увидел. Оставалось надеяться, что тот на встречу в Зоопарк никого с собой не приведет.
      За годы работы в РУОПе он досточно изучил психологию преступников: такие дела обделываются с глазу на глаз.
      Выждав пару минут, майор свернул в направлении Грузинской площади. По обе стороны улицы тянулся Зоопарк. Здесь было пусто, а освещение не таким ярким, как везде вокруг.
      Убедившись, что никого нет поблизости Ловягин достал сверток, взятый им из камеры хранения. Надел перчатки и поправил их на руках: ему предстояла несложная манипуляция.
      В бумажном, обернутом газетой пакете находился пистолет с глушителем.
      Майор передернул затвор, поставил курок на предохранитель и осторожно положил "макарова" назад в пакет. Сквозь бумагу хорошо ощущалась спусковая скоба и в ней спусковой крючок. Оставалось ждать.
      Улица попрежнему была пустынной. Из рации слышалась перекличка дежурных и постовых.
      Неожиданно пошел снег - жесткой колкой крупой, косо падавшей на тротуар. Дорога побелела, но светлее не стало. Верхушки деревьев темнели над головой.
      Сзади раздался шелест шин. Серебристый "Мерседес" обогнал его, обдав тяжелым веером холодных брызг И притормозил метрах в пятидесяти впереди.
      Ловягин осторожно приблизился.
      Рындин сидел за рулем. Он был один.
      Ловягин открыл дверцу и сел рядом.
      - Деньги привез ?
      Рындин зло усмехнулся:
      - Такие, как ты, альтруистами не становятся.
      Майор оскалился, обнажив в выступающей вперед нижней челюсти большие желтоватые зубы. Несмотря на почти карликовый рост, все у него было крупным, громоздким: руки, челюсть, лицо.
      - Сколько ? - облил он Рындина водянистым светом.
      - Две тысячи... - последовал ответ. - Баксов.
      - Ты себя дешево ценишь, - презрительно бросил Ловягин.
      - Ладно, давай...
      Рындин покачал пальцем:
      - Сначала выкладывай !
      Ловягин поймал себя на том, что чувство, которое теперь он испытывал, в чем - то было похоже на сексуальному: оргазм еще впереди, но тела уже сплелись...
      - Сегодня ночью войдут в Медицинский Центр. Тебя возьмут завтра на рассвете, перед тем, как пойдешь на работу. Тогда же начнут обыск. Одновременно в квартире и на даче...
      Рындин вздернул насмешливо брови.
      - Ишь ты, а может, врешь ?!
      Ловягин, сидевший к нему боком, повернулся и измерил его презрительным взглядом.
      - Ты гляди: не верит?! Ну ты - пахан...
      Он издевательски подмигнул и полез в карман куртки. Рындин напрягся.
      Ловягин его проверял. Достал платок, шумно высморкался и покачал головой:
      - Твой израильтянин - у них в руках. Они освободили его, а с охраной разобрались... Знал?!
      Рындин побелел. Выдохнутый им воздух смог бы сдвинуть с места локомотив.
      Весь вечер он провел в Крылатском у Карины. Он нуждался в разрядке. Заслужил ее. Такого, какое он испытал сегодня, с ним никогда еще раньше не было: Карина была неиссякаема, неистощима, бесконечна. И телефон не звонил ни разу - Карина надолго выключила его. Ловягинский звонок раздался сразу после того, как она его заново включила.
      - Давай деньги, - грубо прервал ход его мыслей Ловягин. - Потом можешь задавать вопросы: какие хочешь. Отвечу на все.
      Он знал, что сейчас мысли Рындина заняты не им и, отправив деньги в карман, задержал там руку.
      И на этот раз Рындин не насторожился. На лбу у него вздулась жила, лицо обострилось, бородка и усы словно бы усохли. Он был сейчас далеко. В самом себе. На таком расстоянии от происходящего здесь, на Больших Грузинах, что об этом отталкивающем карлике просто забыл.
      Ловягин понимал это. Он нащупал изгиб спусковой скобы в бумажном пакете и пистолет привычно лег ему ладонь. Ощутив его, он большим пальцем бесшумно снял курок с предохранителя.
      Оставалось спокойно вытянуть наружу не вызывающий подозрений бумажный пакет, направить Рындину в грудь и нажать на спусковой крючок.
      Три пули вылетели одна за другой, прежде, чем Ловягин ослабил палец на спусковом крючке.
      Рындина резко швырнуло с сиденья вверх, сразу так же резко вниз - к лобовому стеклу и, наконец, прижало к рулю.
      Трупное окоченение мышц, меняющее обычно выражение лица покойника, было еще впереди, но Смерть уже стерла с лица убитого напряженную маску, разгладила морщины, покрыла слюдяным блеском глаза и слегка приоткрыла рот.
      Майор высвободил пистолет от бумаги, рукой в перчатке достал платок, для верности протер "макарова" и вложил в послушную руку убитого. Подержал. Затем отпустил. Пистолет с отпечетками пальцев Рындина упал рядом с сидением...
      Неподалеку прошла пара прохожих. Ловягин замер. Но те на машину внимания не обратили.
      Ловягин убрал бумагу, в которую был обернут пистолет, туда же в карман, пошла и газета вместе с пакетом. Выглянул из машины. Улица была все еще пуста. Изловчившись, он шагнул далеко на тротуар и осторожно закрыл за собой дверцу.
      Снег еще больше усилился. Он удовлетворенно крякнул: следы убийцы через несколько минут будут заметены.
      Осмотревшись, Ловягин сделал еще один длинный шаг в сторону от машины. Дальше он мог идти по чужой дорожке следов...
      Майор шел ровной и уверенной походкой человека, совершившего нужное и полезное дело.
      - Таких - только так... - неслышно бросил он самому себе. - Как бешенных собак !
      Останься Рындин в живых, он, наверняка, либо откупился бы, либо через год - другой выскочил бы на свободу с помощью адвоката или врачей.
      Под курткой Ловягина по-прежнему глухо бубнила рация. Снег не прекращался. В нескольких метрах позади следовая дорожка была уже едва различима.
      Вскоре майор был уже на Грузинской площади.
      Неожиданно он услышал в рации свой позывной.
      - Срочно позвоните Третьему...
      Рация донесла приказ, но ответить по рации же Ловягин не мог. Не позволяло расстояние. Его разыскивало начальство, предполагавшее, что он где- то поблизости. Может, вышел за сигаретами.
      Майор подошел к ближайшему автомату, набрал номер дежурного:
      - Ловягин. Че искал?
      - Ты где?
      - Здесь. Чего ты хотел?
      - Полковник собирает...
      - Иду.
      Майор шагнул к краю тротуара. Минуты через три он уже несся в таксипо Большой грузинской назад, в управление.
      "Мерседес" Рындина, весь белый от снега, стоял на своем месте. На старой территории зоопарка тоскливо и протяжно завыл волк...
      Поздно ночью Чернышева по телефону отыскал дежурный РУОПа.
      - Есть новость.
      - Я слушаю.
      - Застрелился Рындин...В курсе?
      - Пока нет. А когда, где?
      - Его обнаружили несколько минут назад в машине на Большой Грузинской, у зоопарка...
      - Он живет не там. Ты звонишь, чтобы я выезжал?
      - Нет. Начальство приказало проинформировать тебя, поскольку ты занимаешься китайцами... Там, на Больших Грузинах, сейчас опергруппа дежурного по городу.
      - Не понял: какая связь...
      - По предварительным данным, Рындин застрелился из пистолета "макарова", из того самого, из которого убили того китайца.
      - Ли?
      - Да. Мне только что позвонили с места происшествия.
      - А кто поехал от нас?
      - Майор Ловягин...
      Глава "триады", в которую входил убитый китаец, - Чень по смотрел вниз, на заполненную машинами Тверскую.
      В огромном, цельного стекла, окне виднелся фасад Центрального Телеграфа с глобусом над входом.. За ним - крыша вытянувшееся вдоль Газетного переулка унылого здания, в котором размещалось прежде руководство МВД СССР. Москва нравилась Ченю больше других - немецких и прибалтийских городов, ездить по которым ему часто приходилось в связи с перевозкой трансплантантов. Здесь он чувствовал себя почти своим: многие принимали его за киргиза или калмыка. Разница не очень бросалась в глаза.
      В назначенное время в дверь позвонили. Звонок был осторожный, короткий.
      Помощник - худощавый, с редкими волосиками на скуластом лице, предварительно заглянув в стереоглазок на бронированной двери, пошел открывать. Лицо стоявшего на лестничной площадке высокого соотечественника, напоминавшего Ченя, было ему знакомо: корреспондент из Гонконга...
      У помощника на его счет была инструкция. Он быстро отодвинул засов, повернул в замке ключ и бесшумно открыл дверь.
      Посетитель традиционно поклонился.
      - Здравствуйте...
      - Мистер Лань У ? Мистер Чень ждет вас. Прошу...
      Журналист был тут впервые, но особо глазеть по сторо нам не стал. Обычная для прежней высокопоставленной партийной номенклатуры квартира.
      Многие бывшие партократы переезжали теперь на в свое время предоставленные им за бесценок дачи и сдавали иностранцам свои московские жилища в престижных районах. За счет этого, кстати, совсем неплохо жили, хотя регулярно выходили на демонстрации: "Ельцин, отдай мою пенсию !"
      Лань У увидел главу "триады" еще из коридора: дверь в гостиную, где он находился отворена была настежь. Тот, улыбаясь, шел навстречу.
      Журналист ощутил как у него вдруг взмокли подмышки. Страх был инстинктивным, животным. Ведь Чень представлял в Москве криминальную структуру, которой нельзя было не считаться. Особенно ему, китайцу, работающему в России.
      Это ведь не секрет: мафия за рубежом, паразитирует на своих же соотечественниках. Так было с итальянской и еврейской в Америке и то же самое происходило здесь, в Москве, с китайской или за рубежом - с русской. Страх на новых российских бизнесменов за границей наводила своя, а не чужая мафия...
      - Добрый день, мистер Чень. Я очень рад...
      Чень поджал губы в насмешливой улыбке. Он знал, почему выбрал для своей цели именно его - этого трусливого, как заяц, журналиста из Гонконга:
      - Я хотел бы попросить вас об одном небольшом одолжении.
      - Можете располагать мною полностью... - Лань У снова почти плакал.
      Одолжение "триаде" ! Что еще это могло быть кроме криминальных разборок, стрельбы, трупов ? с непременной стрельбой и трупом в ко нце. Пример убитого Ли был достаточно красноречив. Журналист прикрыл глаза и закусил губу. Он почти воочию представил себе сейчас окровавленный труп Ли.
      - Спасибо, вы настоящий друг... - с явной насмешкой в голосе произнес Чень.
      Он почувствовал, что должен успокоить этого слизняка иначе он намочит в штаны прямо тут, в гостиной.
      - Я жду двух друзей. Они нам тоже понадобятся. Не удивляйтесь: это бизнессмены новой формации...
      - Новые русские ? - хрипло произнес гость. У него сорвался голос.
      - Да, вы их знаете! Я потому и вспомнил о вас. Они постав ляли вам и покойному Ли своих девиц. .
      Это конец, подумал несчастный, ведь они - настоящие бандиты.
      Те появились через несколько минут. Молодые, еще мало кому известные вне рамок своей группировки, они занимали весьма среднюю ступень в криминальной иерархии столичной области, но уже достаточно оборзели в погоне за деньгами и авторитетом в своих кругах.
      Один из них - коренастый, в короткой расстегнутой дубленке поверх дорогого итальянского костюма, назвался Александром Борисовичем. Второй, безымянный, был выше ростом - этакий спортивный юноша в кожаной куртке с пожилым лицом.
      При их появлении помощник тотчас же внес поднос с рюмками и напитками. Гости оживились.
      - Натюрморт, - покачал головой Александр Борисович.
      Все четверо выпили. Это была фирменная чистейшая русская водка. Оживились. Даже гонконгский слизняк на время забыл свой всепобеждающий страх.
      Чень заговорил небрежно, словно все, что он должен был им сообщить, было делом второстепенным и пустяшным.
      - В ближайшие дни я жду гостя с грузом. Сдается мне, что я должен принять меры предосторожности. Перестраховаться. Мне придется держаться в стороне. Вместо меня груз примет мой друг - Мистер Лань У... - указал он пальцем на соотечественника. Тем более, что он отчасти похож на меня. А вам надо будет его подстраховать.
      Чернышев еще спал, когда раздался звонок междугородней. Звонил бортпроводник. У них, в Ташкенте, было уже шесть утра...
      - Виктор Анатольевич?
      - Он самый.
      - Рейс - сегодня. Мне только что звонили. Везут груз. В Москве его придут встречать.
      - Понял.
      Еще не известив начальство, Чернышев заглянул в расписание авиарейсов и набрал номер телефона Анастасии. Пропел хрипло:
      - Если завтра война, если завтра в поход, будь сегодня к походу готов...
      Сегодня слова песни звучали для одних - ностальгически, а для других - их было подавляющее большинство, - как издевка.
      Анастасия была сообразительная девушка, даже со сна лишних вопросов не задала. Спросила только:
      - Когда прилет?
      - В шесть пятнадцать пополудни, кэп ! - дурачась, бойко отрапортовал, Виктор. - Инструктаж в 13.00.
      Он больше не мог спать. Перешел в большую комнату. Включил телевизор. Смотрел "Доброе утро !"
      Жена всегда безошибочно точно знала: в такие дни следует молить за него Б-га. Настроение у него резко улучшилось: еще бы, - столько ждали !
      Он и не подумал связаться с Крончером по телефону. Интересно: сообщит ему эта птичка или нет ?!
      Как он и ожидал, Алекс через несколько минут прорезался сам:
      - Виктор! Я еду сегодня с вами...
      - Стой, стой, стой! - запротестовал Чернышев. - В качестве кого? Как израильский полицейский или как частное лицо?
      - Как частное лицо, - последовал довольно кислый ответ.
      - А-а-а! - протянул Чернышев. - Вот, значит, как ?!
      - Вот так! - жестковато отрезал Крончер, - я - в служебном отпуске.
      - А кто же в таком случае сообщил вам об операции, сэр ?
      - Сорока на хвосте принесла, как говорила мне моя мать, - отпарировал Крончер.
      - В таком случае, - мы должны проверить что за сорока передает вам оперативную информацию ?
      - Fuck you, son of bich ! Пошел ты... Знаешь, куда?
      Он был мало похож на российских ребят его возраста, этот малый: куда сдержанней вел себя и непостижимо сочетал в себе умудренность жизнью и наивность подростка. И наконец, - Виктор даже этому позавидовал ! - в нем не чувствовалось той горечи и озлобленности, какая била в глаза у тех, кто прошел Афганистан и Чечню. А ведь и он хлебнул на своем коротком веку дерьма, которое зовется "войной"...
      - Fuck you ! Пошел туда же... - смилостивился Чернышев. - Хрен с тобой, Алекс...
      Из кухни шла жена: она успела заварить кофе. улыбнувшись, он встал ей навстречу.
      - Жди в гостинице, Алекс, мы заедем за тобой...
      В четыре он вышел из Управления и вместе с Анастасией поехал за Алексом. Израильтянин уже ждал их в холле - длинный, худой, с черными глазищами, которые поблескивали, как маслины на тарелке с салатом..
      - Сколько их летит? - спросил Алекс.
      - Какая разница... - пожал плечами Виктор, усаживась за руль. - Все равно группа захвата не позволит нам ничего сделать...
      Крончер и Анастасия разместились вдвоем сзади, и в зеркало Виктор поймал взглядом, что руки их, как бы случайно, легли одна подле другой, и больше уже не двигались.
      Они мчались по Симферопольскому шоссе в аэропорт Домодедово, куда прибывал ташкентский борт. Время пока еще не очень поджимало.
      Виктор включил магнитофон:
      - Принимаются заявки...
      От Анастасии Гончаровой заявок не поступило, Крончер высказался в пользу классики. Чернышев готов был довольствоваться тяжелым роком и "Лесоповалом".
      Они были уже не очень далеко от Домодедово, когда Чернышев, взявший на себя роль диск-жокея, услышал телефонный звонок. Виктор не убавил звук. Он решил вначале, что разговор не связан с предстоящим заданием. Но едва заслышав голос, сразу напрягся и коротко бросил:
      - Вас понял. Разворачиваемся!
      После этого, не говоря больше ни слова, он подрулил к тротуару, притормозил машину, достал откуда - то снизу синий милицейский "стакан", выставил на крышу кабины и включил сирену...
      - Может, бригадир все-таки поставит в известность своих коллег, что произошло? - спросила несколько озадаченная происшедшим Анастасия.
      И в ту же скунду ей пришло в голову, что операция переносится. Она даже успела подумать, что это дало бы ей возможность провести еще один вечер с Алексом.
      - Поворачиваем... - резко бросил, оборачиваясь, Чернышев. - Позвонили из Домодедова. Начальник розыска... Самолет почему - то вдруг произвел посадку в Воронеже. Пока они не знают, что у них там случилось...
      - А что это меняет ?
      - Самолеты из Воронежа на Домодедово не летают. Их принимает другой аэропорт, - "Быково".
      Фонарь посылал вокруг эпилептические вспышки света. Сирена завывала не особо сильно. Виктор, в конце концов, ее выключил. Стал осторожно выходить на разворот.
      Идущий по соседству транспорт это слегка нервировало. Несколько машин поспешили проскочить вперед, другие - их было явное меньшинство приостанавливались. Еще пара минут, и Чернышеву удалось завершить маневр.
      Он встретил в зеркале вопросительный взгляд Анастасии:
      - Можешь связаться с начальством?
      Пристально следя за дорогой, он протянул ей телефон.
      - Звони. Заодно узнай, где группа захвата ? Знают они обо всем или нет ?
      Анастасия взяла в руки аппарат, набрала номер.
      - Алло! Это старший лейтенант Гончарова...Да, Настя. Спасибо. Мы на дороге из Домодедово в Быково. Лайнер узбекской авиалинии, который мы должны встретить... - она добросовестно передала то, что ей стало известно от Чернышева, - прибывает в Воронеж. Надо, чтобы кто-то связался там с в о з д у ш к о й, а потом сообщил результаты сюда, в машину... Кроме того предупредить группу захвата... Да, ясно... - Голос ее стал менее энергичен и она на мгновенье взглянула на Крончера. - Нет, мы никого с собой не приглашали...
      Она нажала на рычажок отбоя.
      - Последнее время только то и делаем, что ловчим...
      Ответ от начальства поступил уже через несколько минут.
      - Дай-ка Чернышева, девушка...
      Звонил майор Ловягин.
      - Лайнер действительно в Воронеже. Какая-то техническая накладка: они тонкости не сообщают...
      - Может забастовка?
      - Не знаю. Пассажиров отправляют в Москву самолетами местной авиалинии. Группу захвата в Домодедове сейчас предупредят... Вот все. Как сам?
      - Нормально.
      - У тебя адрес этого... Ковальского... Записан? А то тут, у нас, понимаешь... - майор был непрочь похвастать успехами этих последних суток. - Расчлененный труп, который нашли в Видном, опознан. Привезли туда его, между прочим, из Медицинского Центра. На складе у них, под батареей, нашли абсолютно такой же рюкзак...
      - Молодцы! - последовал ответ.
      Но Ловягин насмешки то ли не почувствовал, то ли ее проигнорировал.
      - Сейчас все раскручивается.Заодно пошло дело об убийстве китайца. При Рындине оказался пистолет, из которого был убит Ли... Рындин из него и порешил себя. В курсе?
      - Слыхал: три пули в сердце. Одна в одну...
      - Ну, мы его обложили последнее время. Ему не оставалось другого выхода. - Ловягин задержал дыхание. - А чего ты насчет трех пуль?
      Ответ Чернышева его озадачил:
      - Да просто никогда не слыхал, чтобы самоубийца стрелял так много и кучно... А ты, Ловягин ?
      В трубке напряженно молчали.
      - Ладно, давай...
      В "Быково" царило настоящее столпотворение. Маленький подмосковный аэропорт походил на железнодорожный вокзал где-нибудь в глубинке много лет назад.
      Кроме ташкентского лайнера в Воронеже приняли еще несколько больших самолетов, летевших в столицу России из Центральной Азии: рейса Душанбе-Оренбург-Москва, а также киргизский борт из Бишкека. Из Воронежа пассажиров переправляли в Москву, в "Быково".
      Прибывавшие, кого никто не встречал, с ходу уходили к автобусам, к такси, к станции железной дороги. Однако больше было других - тех, кто ожидали своих встречающих из Домодедова. Они забили всю прилегающую к аэропорту площадь, не говоря уже о помещениях. Как в этой толчее можно найти друг друга, было непонятно.
      Людское море разлилось широко и деловито во все стороны. Береговыми мысами простирались шеренги огромных клетчатых сумок, какими любят пользоваться челноки. Только вместо волн вдоль них перемещались снующие туда и сюда люди.
      Терминал тут был куда меньше, чем в Домодедове, а репродукторы особенно гнусно искажали голоса дикторов. Казалось, кто - то нарочно, чтобы разозлить толпу, приставил ко рту гребенку и бубнит в нее через газету, отчего каждый звук так невыносимо дребезжит и вибрирует.
      Чернышев и его команда пробирались сквозь толпу к залу прилета...
      - Думаешь, те кто их встречает, могли выбраться из Домодедова так же быстро, как мы... - в голосе Алекса слышалось сомнение.
      - Скорей, чем ты предполагаешь: забыл, что они везут ? Да они любые деньги дадут!.. Вертолет купят: только бы поскорее попасть сюда...
      "- Граждане встреч- ктрч-ук..." - закудахтало радио.
      Было ясно: очередной самолет из Воронежа уже на подлете. Следовало отдать должное "Аэрофлоту" - здесь делали все, что бы у пассажиров было меньше оснований для недовольства.
      И в этом приземлившемся самолете бортпроводника Мустафы Раджабова не оказалось. Прилетели пассажиры другого борта - не ташкентского...
      Где-то через полчаса Крончер не выдержал и отправился на поиски кофе. Но до цели он так и не дошел.
      За коммерческими палатками со спиртным, коробками импортных конфет и различной снедью с яркими ярлыками, в окружении своих четверых соотечественников стоял плечистый высокий китаец. На нем было длинное, песочного цвета пальто, из которого выглядывал коричневый шарф.
      Алекс не сомневался: Чень !...
      Достав рацию, которую ему в последнюю минуту дала Анастасия, Алекс передал:
      - Он здесь ! За лавками с алкоголем. Я вас тут жду...
      Пространство за палатками выглядело пустым, необихоженным. Прибывавшие воронежскими рейсами пассажиры его с опаской обходили. Но сейчас их уже собралось здесь около сотни. Уличное происшествие всегда собирает толпы зевак. Их притянула сюда назревающая разборка...
      Китайцы стояли полукругом. Все пятеро. Как убойной силы дот перед жиденькой шеренгой штурмующих. Полы песочного пальто их босса разошлись по сторонам, выбившийся из под воротника шарф колыхался, как знамя. Мафиози не оборачивался, он не хотел быть опознанным...
      Огнестрельное оружие китайцы с собой вряд ли принесли. А если даже оно и было, использовать его здесь, в толпе, они явно не решились бы. Другое дело - нож. С ним все иначе: у противника, если он не бандит, ножа, наверняка, нет.
      Краем глаз Виктор увидел: Крончер движется в направлении пятерки...
      Когда Алекс оказался достаточно близко к китайцам, один из них сделал шаг вперед. В руке его блеснул нож. Крончер рухнул в снег. И в ту же секунду захваченный снизу за ноги, китаец свалился, как подкошенный. Нож был уже в руках Алекса.
      " Не хватало только, чтобы Алекс пустил его в ход...- подумал Виктор. - Неприятностей тогда не оберешься!"
      Больше ни о чем подумать он не успел.
      Главарь группы - в песочном пальто - что-то шепнул и двое - справа и слева от него - двинулись вперед - теперь уже к нему, к Чернышеву.
      Вокруг в молчании и испуге стояли десятки людей, застигнутых внезапно развернувшейся у них на глазах разборкой. Никто из невольных зрителей даже не пошевелился. Это был общий ступор. Массовый паралич. Необъяснимое и угрюмое созерцание.
      Виктор отскочил, потом прыгнул вперед. Ложный выпад левой... Еще. Еще...
      Успел заметить: Анастасия по рации вызывает подмогу. Воздушная милиция, поддерживавшая общественный порядок в аэропорту, была почти бессильна при таком стихийном наплыве людей.
      На лицах наблюдавших по-прежнему читались пустота и настороженность. Тоскливый холод и страх. Все прятали глаза. В последнее время трудно было рассчитывать на чью-либо помощь. Исключая, конечно, своих. Ментов...
      Противники Чернышева, однако, не спешили пустить в ход ножи. И, вообще, почему - то замешкались.
      Опять закудахтало радио. Толпа колыхнулась. И в тот же миг до Чернышева дошло:
      " Да нас же отвлекают ! Там, в этом пальто, похоже, и не Чень вовсе !"
      Китайцы снова начали приближаться к нему с двух сторон.
      Все решали секунды.
      - Алекс! В сторону! - Это был Крончер.
      Он уже понял: до свалки, в которой, как в топком болоте увяз Виктор, ему сейчас не пробиться.
      Короткий взмах руки - и нож, отобраный им у бандита, просвистел рядом с Чернышевым и один из нападавших присел наземь с негромким вскриком: нож попал ему в бедро...
      В напряженных от ожидания глазах зевак зажглись тоскливые огоньки, но никто не тронулся с места.
      Триада покидала поле боя. Она выполнила свою задачу, хотя ей и был нанесен урон.
      Второму нападавшему Виктор, по - видимому, сломал руку. Пусть уходят: далеко не уйдут....
      Группа захвата все еще не прибыла...
      Работая локтями, Виктор пробирался сквозь толпу. Он натыкался на людей, его зло и раздраженно отпихивали и чертыхались.
      Настоящий Чень должен был находиться где - то здесь.
      У зала прилета.
      Внезапно Виктор увидел его. Чень стоял среди встречающих, но китайцев вокруг него не было. Лишь несколько "новых русских" вглядывались в лица появлявшихся из-за дверей пассажиров.
      Теперь главное было - не спускать с него глаз.
      - Ждут курьера, - услышал Виктор рядом голос Анастасии.
      Он кивнул: права...
      Чернышев оглянулся: а вдруг ребята из группы захвата где - то поблизости ? Но никого не увидел. Пользоваться же рацией на таком коротком расстоянии от объекта, в толпе, было бы опрометчивым.
      Ситуация стала проясняться, когда из зала прилета вышел невысокий человек с двумя сумками с надписью "Аэрофлот" и направился к Ченю. Сумки он нес осторожно, прижимая к бедрам, чтобы на них никто невзначай не наткнулся.
      Он остановился рядом с Ченем.
      Это был курьер.
      Даже, если бы группа захвата неожиданно и появилась здесь, ей все равно пришлось бы дать возможность Ченю и его помощникам покинуть помещение, а, может, - и сесть в машины.
      Внезапно мафиози поднял голову.
      Виктор нырнул за чью-то спину...
      Распределив между собой груз, двое стоявших рядом с Ченем мужчин быстро направились к выходу. Чень прикрывал их отход.
      Держась на расстоянии друг от друга, они выбрались из толпы и вышли на площадь.
      Вся прилегающая к аэропорту проезжая часть площади была забита автотранспортом. Деятели частного извоза - таксисты, леваки, владельцы микроавтобусов, даже носильщики с тележками - кинулись сюда, узнав, что спрос на подручный транспорт неожиданно превысил тут предложения.
      Площадь напоминала птичий базар: гвалт, чьи - то крики, нервные перебежки, встречи, объятья, гул взлетающих и садящихся самолетов.
      К Ченю тут же устремились несколько таксистов: вот уж кто сразу почувствовал в нем иностранца! Китайца - не киргиза и не бурята!
      Внезапно Чень обернулся. И тут же повторил движение еще раз. Он явно что-то заподозрил.
      Теперь, когда дело было сделано, а груз передан, мафиози мог позволить себе заняться теми, кто его преследовал.
      Спина у Виктора напряглась, шаги стали упругими и жесткими. Скосив глаза, он увидел: Анастасия, закрывшись плечом, передавала кому-то по рации номер машины, на которой отбыли оба партнера Ченя. Крончер держался по-прежнему за его плечом.
      - Что, капитан, доволен отпуском ? - ухмыльнулся Чернышев.
      Алекс, не реагируя, слегка сутулясь, двигался вслед за ним.
      Чень, однако, все-таки засек их!
      Разглядеть на таком расстоянии, действительно ли Чень улыбнулся, или ему показалось, Виктор не мог. Но одно было очевидно: тот махнул рукой, давай, мол, сюда, если ты мужик....
      По странному совпадению Чень выбрал все тот же пустырь за коммерческими палатками, где произошла первая схватка. Чернышев пошел за ним. Алекса захлестнула толпа, отделила. Анастасия с рацией осталась далеко сзади.
      Теперь они стояли один против другого.
      - Ну что сестренка твоя ? Как ее здоровье? - Чень вытянул вперед обе руки . - В Янги-Юле, помнится, ты говорил, что она совсем плоха...
      Мафиози не был вооружен, и правила применения оружия не разрешали Чернышеву этом случае использовать для задержания пистолет.
      Виктор просто занял место напротив Ченя.
      Теперь они оба синхронно колебались, как маятники. Контактное восточное единоборство - опасная штука. В такой схватке цивилизованность сбрасывается, как одежда, когда она только мешает..
      Это снова был Афган. Выжженный клочок земли и автоматные очереди из-за скал. И прикорнувшие ребята, которые уже никогда не поднимутся...
      - Ну что, писательский сынок, похоже, это не то, что описывал в своих романах твой отец ? - услышал Виктор горький, как дым пепелища, голос комбата.
      Он не стал говорить, что отец никогда не писал о войне, а слагал песни о героях труда и космонавтах, патриотах и борцах за мир. Это был социальный заказ, а он - его верным и удачливым исполнителем.
      Тогда они, все - таки, вырвались из засады. Удастся ли сделать это сегодня?
      Вокруг снова столпились зеваки.
      Что движет людьми в такие моменты ? Жестокое любопытство ? Суеверная радость: не я ? А может, - это выхлопной канал человеческой агрессивности ?
      Уклон, и нога Ченя в тяжелом, с металлической поверху пластиной проносится у его подбородка.
      А теперь бить самому: с поворотом, как учили! - мелькает в мозгу Виктора.
      В тот же момент его и Ченя хватают несколько сильных рук. Сначала он ничего не понимает: ч то произошло ? Почему толпа вокруг из окаменевшей в напряжениом молчании вдруг становится живой и шумной ?
      Лица движутся, жестикулируют, улыбаются. Ах да, - новые действующие лица. Группа захвата! Явились, не запылились ! По дороге в районе Лыткарина они попали в автоааварию, конфисковали попутный микроавтобус... Но все равно не опоздали.
      На китайском мафиози - наручники.
      Анастасия что - то объясняет старшему группы, видно, передает номера машин - первой, на которой уехали китайцы, и второй - в какую сели "новые русские".
      Группа захвата заталкивает Ченя к себе в микроавтобус. Повеселевшая толпа возбужденно переговаривается: она на их стороне. Справедливость - с полицейскими. Они - стражи порядка.
      На них показывают пальцами, улыбаются. Ими гордятся. Радуются. Порок наказан, справедливость восторжествовала.
      Виктор растерянно оглядывается:
      - Блин! Где мой телефон ?
      Он возвращается на пустырь за коммерческими палатками, ходит, чертыхаясь, вглядывается в вытоптанный снег и, в конце - концов, находит его. Но пользоваться им ему уже никогда не придется. Он разломан ко всем чертям.
      Ему навстречу идет Алекс. Он первым увидел спецназовцев и убрался в сторону, чтобы не подвести Виктора и Анастасию. Тем ведь категорически запретили брать с собой иностранца:
      "Вы что, оборзели ?. А страховка ? А выплата пособия семье при несчастном случае ? "Черный тюльпан" ? Транспортировка ? За чей счет, гаврики ?"...
      - Ну что, капитан, выпьем? - спрашивает Виктор.
      - Сейчас ? - Крончер вздрагивает.
      Они следуют в ларек, у которого только что разыгрывался бой местного значения, Виктор о чем - то переговаривается с продавцом. К ним присоединяется Анастасия и они проходят в святая-святых, в глубь.
      Тут еще недавно кто-то выпивал. Немытые стаканы, крошки хлеба оборванные бумажки-лицензии...
      Продавец открывает им бутылку "Привета". Потом - банку огурцов. Ставит три стакана..
      - Ты, действительно, завтра летишь? - спрашивает Виктор.
      - Да. Эмиссар мной не очень доволен...
      - Значит, и тебе ничего не светит?
      - Абсолютно.
      - Тогда это, тем более, необходимо отметить. Чень - весьма крутой мужчина. И мы справились с ним.
      - И с Рындиным тоже, - добавляет Анастасия.
      Ей невесело. Может, еще в большей мере, чем Крончеру.
      Чернышев разливает водку.
      - Видела бы меня сейчас моя мать, - криво ухмыляется Алекс.
      - Ну,- машет рукой Виктор, - моя к такому давно привыкла... Может, у нее было на это больше времени?!
      И снова аэропорт. Только на этот раз - международный. "Шереметьево".
      В том, что эту ночь ни Анастасия, ни Алекс не спали, у Виктора нет никаких сомнений: у обоих от зевков, как они не старались это скрыть, стягивало лица, а под глазами, как чеканка, выделялись темные круги.
      Какое идиотство - условности, подумал Чернышев, глядя на них.
      Им явно хотелось скорее остаться вдвоем, но показать этого они не могли. Более того, - пытались всем своим видом продемонстрировать чисто официальную сдержанность.
      Так продолжалось, пока Чернышев внезапно не вспомнил, что здесь, в аэропорту, работает его старый знакомый -диспетчер, и ему во что бы то ни стало необходимо с ним встретиться.
      Именно сейчас...
      Он исчез, и они остались вдвоем: Алекс и Настя.
      - Когда у тебя отпуск ? - словно он ее об этом не спрашивал раньше, осведомился Алекс.
      - В августе...
      - Месяц?
      - Месяц плюс время на дорогу!
      - Я встречу тебя в аэропорту имени Бен-Гуриона...
      - Это далеко от Иерусалима?
      - Меньше часа езды, - вздернул он брови: у нас расстояния иного порядка. - А раньше не сможешь?
      Она мотнула головой:
      - У нас график...
      Он взял в руки ее лицо и тихо, с нежностью прикоснулся. Она прикрыла глаза.
      - Мы с тобой, как два поезда: встретились на дальнем полустанке и понесемся в разные стороны, - прошептала она.
      - Поезда уходят и возвращаются, - провел он пальцем по ее подбородку.
      - Но не пассажиры...
      - И пассажиры тоже, - поправил он убежденно.
      Перед ними снова возник Виктор. Его, буквально, трясло от смеха. О знакомом диспетчере он явно забыл.
      - Колобок ! - зашелся он до кашля от хохота. На него, ничего не понимая, глядели Настя и Алекс.
      - Какой "колобок" ? Ты что городишь ? - спросила Анастасия с досадой.
      - К а т а л а ...
      - Да можешь ты, в конце - концов, толком объяснить ?!
      Всхлипнув в последний раз и с трудом вытерев глаза платком, Виктор объяснил:
      - Карточный шулер! Вон он! Летит в одном самолете с Алексом на свою новую родину...
      И он показал рукой на маленького лысоватого мужчину лет сорока в кожаном добротном пальто: тот едва доставал до плеча стоявшей рядом с ним даме.
      - Да он самому Господу Б-гу толкнет фуфло! И так, братцы, что тот и не заметит ничего...
      Алекс, сморщившись, словно случайно вместо молока глотнул уксуса, смотрел на пару неподалеку от себя.
      Хрюкнув напоследок от смеха, Виктор поманил шулера пальцем:
      - Митьков, а ну - на минуту !
      Тот подошел, самой своей походкой демонстрируя солидность и даже некую снисходительность.
      - Знакомьтесь ! - показал на него Виктор, - Мой старый знакомый и по совместительству новый репатриант - Колобок. А это капитан израильской полиции - Алекс Крончер. Не ты ли тут, в Шереметьеве, прокомпостировал мозги капитану, когда он прилетел. Нет? Кореша твои? Смотри! Все равно лучше тебе с ним заранее познакомиться...
      Ни один мускул не дрогнул на лысоватой физиономии Митькова. На нем даже появилось подобие улыбки.
      - Вы так, господин майор, всех моих клиентов распугаете !
      - Новых найдешь ! За тобой не заржавеет...
      - Это как получится...
      Колобок уже собирался вернуться к очереди.
      - Постой...
      Виктор напоминал кота, поймавшего мышь, которому в последний момент, перед тем, как слопать ее, пришло в голову слегка позабавиться.
      - Как старому знакомому, Колобок... Открой секрет. Все равно больше не увидимся! Трудно вот это - стать евреем ? И обрезание пришлось сделать? И где ? В консульстве? Или в "Сохнуте"?
      Митьков, сдержался, не сказав ни слова, отошел в сторону...
      Алекс иронически хмыкнул, но Виктор взял его за руку:
      - Ничего ты не понял, капитан ! Думаешь, это я так ? Для смеха ? Да ты знаешь, какой шулер к вам едет? Какого класса?! Ну нет, без нас вы, господа, долго еще не обойдетесь. Все равно вызывать на подмогу придется... Чернышев неожиданно улыбнулся:
      - Что это я, в самом деле, к нему привязался?! - жестким движением он провел ладонью от макушки ко лбу и дальше - до подбородка. Алекс еще и раньше заметил: это был его излюбленный жест. - Нам-то, российским ментам, что до того, правда, Настя?!
      - Как знать...
      На лице Алекса вдруг возникла довольная улыбка. Ответ ему понравился. Он сжал настино плечо с такой силой, что та вздрогнула.
      - Спасибо ! - Израильтянин мог бы ее сейчас расцеловать. Он оглянулся на Чернышова.
      У стоявшего рядом Виктора был вид фокусника - иллюзиониста, только что показавшего публике свой коронный номер. Притянув к себе Алекса, он дружески похлопал его по спине:
      - Ладно, я и так задержался...
      Махнув рукой Анастасии и Алексу, он твердым и быстрым шагом двинулся прочь.
      Назад он не оглядывался...