Победителям не светит ничего (Не оставь меня, надежда)

      - Вы мне не разрешите с ним встретиться?!
      - Его нет дома, - твердо и решительно ответила та.
      Алекс уже повернулся к двери спиной, когда послышался мужской голос:
      - Мама, кто это там ?
      Хоть бы она покраснела, эта старая карга!
      - А я знаю?! Говорит, что из Израиля...
      Теперь она обратилась к Алексу на идиш с тяжелым украинским акцентом, и ему стало неловко. Он ведь понял только пару слов.
      - Вы что, проверяете меня ? - сделал он вид, что разозлился. - Вот мой паспорт... - он вытащил и показал темносинюю книжицу с тесненными буквами на иврите и на англи йском.
      И это ему тоже велел сделать эмиссар: ни в коем случае не полицейское удостоверение.
      Из темноты вышел чернявый, с вьющимися волосами человек лет сорока.
      " Ему бы пейсы, черный костюм, и шляпу и был бы типичный "дос" обитатель "Меа Шеарим"- иерусалимского квартала, населенного ультрарелигиозными пуританами.
      Алексу снова пришлось представиться.
      - Можно мне поговорить с вами?
      - Идемте, - тот повел его за собой.
      Старуха шла следом за ними. Взглянув на Крончера, сын остановил ее:
      - Ну я прошу тебя!..
      Старуха отстала. Ее сын привел Алекса в комнату.
      Затхлость, старая и неуклюжая мебель.
      Алекс уселся на стул. Он уже понимал, что разговор предстоит нелегкий.
      - Вам ведь пересадили почку, господин Гольдштейн ?
      - А если да?
      - Профессор Бреннер, не правда ли ?
      - А почему вы отвечаете вопросом на вопрос ? - настороженно спросил старухин сын.
      - А что я, не еврей, что ли ? - усмехнулся Алекс.
      - Нет, - твердо заметил тот, - вы - израильтянин...
      - Это правда, - пожал плечами Алекс, - но мои родители из Москвы...
      - Нет, - покачал тот головой, - мы с Украины...
      Алексу стало тоскливо. Ему нехватало воздуха, детского гама, шума телевизора.
      - Можно у вас узнать, кто вам его порекомендовал?
      - Чего вы добиваетесь, господин Крончер ? - с явной опаской спросил Гольдштейн. - Зачем все это вы выспрашиваете ? Я простой инженер. Работаю на заводе...
      Алекс молчал. Пусть выговорится. Такие люди не могут глядеть опасности прямо в глаза. Они пытаются обойти ее.
      Чаплиновская ситуация, из которой исчез весь юмор, и оста- лись лишь боль и унижение.
      - Если вы имеете ввиду, на какие деньги я это сделал, то знайте: я их не крал и не присваивал. Это деньги моих близких - отца и матери...
      Старуха просунула голову внутрь. В глазах ее раненым зверем метались огоньки страха.
      - Оставьте нас в покое! Что вам надо ? Мы всю свою жизнь жили тихо и скромно. Мой муж был продавцом в магазине. Все, что скопили за жизнь, я отдала Толе...
      - Меня не интересуют ваши деньги: я не из налогового управления, терпеливо объяснял Алекс.
      Но ему не верили.
      - Все, что было, все ушло... - словно сдирая с раны окровавленный и засохший бинт, - трясла головой старуха. - Миша умер десять лет назад. Кто - Толя мог на свою инженерскую зарплату что - нибудь откладывать ? Я ? Его жена ? - показала она с укором на сына.
      Алексу казалось, он попал в омут семейных горестей и разочарований.
      Жалкие беды - жалкие люди ! Их не хватает не только на самоуважение и сдержанность - даже на отчаянье , не говоря уже о бунте, взрыве возмущения.
      - Жена ему их дала ? - волосы старухи были похожи на всклоколченную паклю. - Я ногтями вцепилась! Крохи, что после Миши остались, не дала тронуть ! Конечно, я - жидовка поганая, клоп, кровосос ! А несчастье пришло, она его выручила ? Детей взяла, и - за дверь ? "Он мне их еще переза разит", - сказала...
      Алекс прикрыл глаза. На него накатывало что-то клейкое, холодное, мокрое.
      - Два года Толя страдал... К кому мы только не обращались ?... Как только не лечились ?... Врачи - бессовестные: один говорит одно, другой другое, третий - третье. И все попробуй, все найди, все купи...
      Сын впился ногтями в несвежую скатерть на столе, хотя наверняка слышал эту историю десятки раз...
      - Ничего не осталось, - кольцо обручальное продала - то, что Миша мне на свадьбу подарил... Он был мне мамочкой. Он был мне папочкой... На пятнадцать лет старше... Кто мне помог ? Государство? Вы ? Или ваш Израиль ?
      Алекс почти точно знал, что сейчас будет: она начнет жаловаться и рассказывать о своих несчастьях. Но жалоб он не услышал, история ее была короткой и унылой. Жестокой. Как сама безнадежность...
      Голод... Холод... Эвакуация... Отец, погибший где - то под Ростовом он и воевать не умел: винтовки никогда в руках не держал... Ей с сестрой и матерью еще повезло: другим, - не так. Те, что не успели - остались. Смерзлись с землей, с зале деневшими лужами...
      А потом она встретила Мишу. В чиненной и перечиненной гимнастерке и стоптанных солдатских сапогах: две медальки на груди, знак ранения. Тоже всех потерял. Но он так хотел выжить ! Так хотел продолжить ! Так хотел завести семью! Вот он их и спас. Рубил мясо в магазине и всех потихонечку кормил. Не зарывался, не вылезал, не высовывался. Только уже много лет спустя поехал на Украину и там вырыл в лесу сундучок, а в нем - старинный свиток Торы, который из поколения в поколения передавался в семье.
      - Толика Бог спас... - слезились у старухи глаза. - Тора... Когда мне сказали, что без операции ему не жить, я стала искать, кто бы ее сделал. Поехала в Москву. Там один добрый человек у синагоги сказал, что знает кого - то, кто может нам помочь...
      - Вы ему дали деньги?
      - Конечно! А как вы хотите? Бесплатно?! Я рассказала ему про Тору. Он привез сюда, в Кострому, специалиста по таким вещам. Они пришли сюда. И тот, второй, взял Тору. А Толю повезли на операцию. В Таллинн...
      Алекс поперхнулся: тут были отзвуки истории, которую он слышал от московского эмиссара израильской полиции.
      " Убитый в Костроме от ножа партнер, специалист по антиквариата... Вот зачем они приезжали сюда!.."
      Ярость кипела в нем вместе с жалостью.
      Сомнений у Алекса не было: это Панадис!
      - Узенькие усики на круглом лице? - вырвалось у него.
      Старуха вонзилась в него ожесточившимся взглядом животного, у которого вот - вот отнимут единственного детеныша, и стала за спиной сына.
      Она его спасет. Она его никому не отдаст...
      " Импрессарио" заработал на этих несчастных дважды: и на операции и на продаже музейной редкости. Он же мог и заказать убийство партнера, чтобы не делить навар...
      Но если эту старуху свести с Панадисом лицом к лицу, она никогда и ничего не подтвердит... А, кроме того, не это - цель его презда в Россию!
      - У меня к вам просьба. Это очень важно... Вы что-нибудь знаете о вашем доноре? Кто он? Откуда?
      Старуха, еще не дослушав, принялась качать головой:
      - Что мы можем знать?! Оставьте нас в покое...
      Может ей пришло на ум, что почку могут отобрать, вернуть тому, кому она прежде принадлежала?!
      Сын снова вывел из комнаты мать и прикрыл дверь.
      Похожий на религиозного оротодокса Толик-Натан, удалив - шийся к сеье, приоткрыл дверь:
      - Я слышал, что-то про Китай. Трансплантанты везли самолетом через Ташкент... Человек, который все устроил, перед операцией звонил в "Домодедово". Рейс Ташкент - Москва опаздывал...
      - Натан... - старуха что-то быстро прокричала на идиш.
      Крончер разобрал лишь одно слово "рахамим", оно залетело из иврита и означало одно: "милосердие".
      " Пожалей мать?!"...
      - Вы помните день, когда вам сделали операцию?
      - Еще бы! Двадцать второго...
      Старуха готова была валяться у сына в ногах, только бы - он не раскрывал больше рта.
      Уходя, Крончер оставил на старом ящике для туфель в передней несколько стодолларовых банкнот. Не мог не оставить...
      Панадис ждал связного Ли в баре гостиницы "Космос". Но китаец опаздывал.
      Панадис нервничал. Такого еще никогда не случалось.
      Он допил коктейль до конца и лишь потом взглянул на часы. Ожидание длилось уже тридцать восемь минут.
      Панадис заказал второй коктейль.
      В сущности, бакинец и не собирался допивать его до конца: он следил не только за количеством спиртного, которое себе позволял, но и за калорийностью еды. Полнеть больше он не хотел. Как врач он хорошо знал, к чему приводят излише ства.
      Чтобы не вызывать подозрений, он потихонечку тянул сквозь пластиковую трубочку розоватую жидкость, в которой переливались тающие кусочки льда.
      Минут через десять Панадис расплатился, щедро оставив на чай, вышел из бара в холл, к телефону-автомату. У него было несколько жетонов. Медленно, успокаивая себя, вращал диск. Три, пять, семь... Он был уверен, что никто не ответит.
      Внезапно зуммер прервал незнакомый мужской голос:
      - Кого вам ?
      Панадис переждал пару секунд и спросил:
      - Могу я переговорить с господином Ли ?
      - А кто его спрашивает ? - тут же осведомился незнакомец.
      - Знакомый, - поспешил ответить Панадис.
      - Его нет сейчас. Что-нибудь передать ?
      - Нет, нет, спасибо, я позвоню позже...
      - Вам срочно ? - продолжил голос в трубке. - Он скоро бу- дет звонить. В принцмпе, если хотите, его можно найти. Что передать ? Кто его спрашивает ?
      Панадис понял: его хотят как можно дольше удержать у телефонной трубки. Так обчно поступают менты, когда хотят засечь, откуда говорят. Он осторожно положил трубку и тут же, чтобы спутать ментам карты, перезвонил по первому пришедшему в голову номеру.
      - Квартира Мухиных ? - осведомился он. - Простите, пожалуйста, ошибка...
      Дойдя до метро "ВДНХ", он спустился вниз на эскалаторе, всегда казавшемся ему здесь особенно длинным. Сел в подошедший состав и поехал в сторону "Медведкова".
      Все это даже не столько, чтобы запутать возможного топ туна, сколько, чтобы успокоить нервы. Ли исчез, сомнений никаких не было.
      Не доезжая до концевой, Панадис вышел. Поехал в обратную сторону.
      Ответивший ему по телефону говорил по-русски без всякого акцента.
      " Явно русский..."
      Он не сомневался: в дело вмешались те, кого следует опасаться...
      Кто это мог быть - рекетиры, милиция?
      Ему не дано было этого знать.
      Связующая с китайцами нить оборвалась. В лабиринте неизвестности было темно и остро пахло опасностью.
      Искать самому концы, значило бы не просто рисковать: самому лезть в петлю...
      Пусть его ищут теперь китайские партнеры. Найдут. Должны найти. В конце - концов, он нужен им нисколько не меньше, чем они ему. Конечно, и он сам тоже сидеть без дела не собирается.
      Не может быть, чтобы в Москве, где и раньше-то жило ни как не меньше десяти миллионов, никто не предлагал бы трансплантанты для пересадки...
      Панадис вышел из метро. Снова позвонил. На этот раз Бреннеру.
      - Профессор ? Мне ужасно неловко, но операцию придется перенести. Да - да, не прибыл материал. Я вам потом все объя сню. Вы куда -то собираетесь? Приглашены коллегами? Куда, если не секрет? В Дом Кино? Прекрасная идея! Может мы даже увидимся...
      Человек, откликнувшийся на объявление Чернышева в газете с просьбой помочь в приобретении органов для трансплантации позвонил в турагентство перед обедом.
      Виктор и Анастасия были уже на месте. Алекса они оставили отсыпаться в гостинице.
      Рассыпалось несколько коротких звонков.
      Виктор снял трубку несразу. Звонящий, на другом конце, должен был почувствовать, что здесь не торопятся. Поймет, что у них и без него есть немало разных предложений.
      - Слушаю вас...
      Определитель на аппарате показывал, что звонят, скорее всего, из телефона-автомата.
      - Вы давали объявление ?
      Голос был негромким, но густым и вкрадчивым, Так обычно говорит старый и добрый знакомый, которому предстоит убедить разнервничавшегося собеседника.
      - Речь идет о моей сестре...
      Виктор показал Анастасии на дверь. Он не хотел, чтобы во время разговора она находилась рядом.
      Ему предстояло сыграть не простую роль:
      "Заботливый старший брат, чья сестра нуждается в сложнейшей операции... Куча денег, которая будет выброшена на ветер, если он и сестра попадут в лапы мошенника..."
      А актером он был не очень способным. Может быть, даже в пику всей писательско-актерской братии, которая в его детстве так часто собиралась у них дома.
      Ему все же удалось передать чувство тревоги, потому что абонент на другом конце провода сказал:
      - Поверьте, я сам врач и понимаю, что чувствует и переживает человек, которому предстоит такая операция...
      Виктор с интересом прислушивался. Он предствлял себе продавца несколько иначе
      - Во - первых... - мягко излагал тот, - нельзя не полагаться на того, с кем имеешь дело. Трансплантант донора должен соответствовать всем анализам пациента. Поэтому я и звоню вам с такой срочностью.
      Виктор не произнес ни слова.
      Человек на другом конце провода, решил он, в состоянии снять напряжение с того, кто в самом деле рассчитывает на его посредничество.
      - Надеюсь, у вас все анализы на руках ? - Телефонный собеседник словно счищал пылинки с костюма Виктора. - Они нам будут необходимы...
      - Да, конечно.
      - Вам надо будет их мне привести...
      Похоже, птичка сама рвалась в клетку.
      - Обязательно!..
      - Кстати, вы читаете по - английски?
      - Не очень, - Виктор дал понять, что смутился.
      - Не страшно, - успокоил его голос,- их можно перевести. У вас, наверное, уже есть хирург - уролог для этой операции ?
      - Безусловно, - подтвердил Виктор.
      - Тем лучше, - окутывал его теплотой и заботой голос на другом конце провода. - Впрочем, если вам надо будет, я и в этом плане могу помочь...
      - Сколько это будет стоить? - спросил Виктор как можно мягче, чтобы не вспугнуть незнакомца.
      Собеседник помолчал и, словно призадумавшись, произнес:
      - Двадцать пять тысяч баксов...
      - Ого! - Виктор изобразил испуг и удивление. Инстинкт подсказал ему, что поступить надо именно так.
      - Я вас понимаю, - заторопился тот.- Знаете что: для вас я собью цену до двадцати? Сейчас я позвоню одному человеку, а потом вам.
      Виктор вздохнул. Во всем этом чувствовался ужасающий непрофессионализм...
      Звонивший положил трубку.
      Телефон зазвонил через пару минут.
      - Я обо всем договорился. Двадцать вас устроит? Да? Рад, что хоть чем - то смог помочь...
      Виктор помолчал пару секунд, как бы пережевывая приятную новость, и вернулся к делу:
      - И когда вас можно увидеть?
      - Если вам подходит - сегодня. В восемь вечера...
      Глухо екнуло сердце: события начинали обретать слишком ощутимое ускорение.
      - Где вам удобнее? - спросил он.
      Собеседник почувствовал, что что-то не так, поспешил объяснить, чем вызвана спешка.
      - Трансплантант нельзя оставлять надолго в растворе. Если результаты вашего анализа подойдут, операция должна состояться быстро.
      - Где же мы встречаемся ? -Виктор придал голосу оттенок облегчения.
      - На Новобасманной. У Красных ворот...
      - Номер дома...
      - Скажу. У меня лишь одно условие: приехать должна женщина.
      Виктор смешался. Такого поворота он не ожидал.
      - Женщина? - переспросил он.
      Телефонный собеседник объяснил:
      - Дело деликатное, и рисковать мне нет никакого смысла. Я готов встретиться только с вашей сестрой. Не беспокойтесь: ей ничего не грозит...
      Виктор едва не выругался в трубку.
      - Кстати, - перебил его незнакомец, - не надо привозить с собой всей суммы: двух тысяч баксов достаточно. Чтобы я знал, что имею дело с серьезными людьми, а не с мошенниками. Это задаток.
      - Вы не сказали еще номер дома...
      - Пожалуйста... - Он назвал. - Я буду ждать в подъезде. Даму. Только даму...
      Они припарковались недалеко от пункта междугородной телефонной связи. Высадили Анастасию.
      - Ни пуха...
      - К черту.
      После костромского позора в сторону Крончера она вообще не смотрела...
      Анастасия шла метрах в пятидесяти впереди. Они проводили ее пешком к подъезда, на который им указали.
      Алекс полагал, что им надо остаться поблизости, но Виктор сказал твердо:
      - Будем ждать на почте...
      Пункт междугородной телефонной связи был полон ожидающи ми. Спертый воздух, духота. О вентиляции никто не позаботился. Искаженный микрофоном голос телефонистки каждые несколько минут громогласно объявлял:
      - Орск! Абонент не явился... Семипалатинск на линии. Кто просил Семипалатинск ? Пятая кабина...
      Закутанная в тулуп бабка прошла в кабину.
      - Мурманск - вторая кабина... Мурманск - второая кабина... Екатеринбург - первая кабина... Екатеринбург...
      В тускловатом, неживом свете растекались по кабинам- карцерам человеческие фигуры.
      Виктор и Алекс сидели у окна. Снаружи трусил легкий снежок. Снежинки касались гладкой поверхности стекла и падали вниз.
      - Я узнал печальную для Анастасии новость...- с похмелья Алекс был настроен элегически. - Этот ваш Панадис большой проходимец. Он привозил в Кострому специалиста по антиквариату...
      Его вдруг поразило внимание, с каким Чернышев прислушивается к его словам. Тот старался не пропустить ни одного слова из сказанного.
      Крончер не сразу нашел этому объяснение.
      - Выманил у одной старухи очень дорогую вещь...
      - А что за вещь?
      - Иудаика. Древний свиток... В обмен на пересадку китайской почки...
      Чернышев задержал дыхание.
      - Давно? - Виктор произнес это абсолютно равнодушно, но безразличие совсем не вязалась с его внезапной сосредоточенностью.
      - Да нет. В конце прошлого года...
      У Чернышева в голове сошлись и заискрились две пары проводков, по которым передавалась информация: Бутрин был убит в декабре, а тут еще упоминание о почке...
      Зацепка серьезная.
      Чернышев не собирался вводить израильского полицейского в курс своих ближайших планов. Тем более для Крончера он - не старший опер, а лишь экскурсовод. Потому осведомился уж совсем безучастно:
      - И что ты будешь делать?
      - Я намекну Панадису на то, что мне известны его проделки. Поговорю с ним... - Алекс пожал плечами. - Может он все-таки поможет Анастасии...
      Чернышев кивнул:
      " Панадис постарается отделаться от израильтянина. Может, что-то сообщит... Потом костромичи смогут тряхнуть его по - крепче. Надо только выудить из Крончера данные об этой стару- хе..."
      - Спасибо, Алекс...
      Крончер тем временем уже полностью переключился на Анастасию. Виктор послал сестру на это свидание одну. А если это рэкетиры?
      - Может, проверим, что там происходит?
      Мрачноватое спокойствие Виктора раздражало Алекса. Человек без нервов опасен...
      Он слышал, что есть такая болезнь, когда не чувствуешь боли. Можно сунуть руку в огонь и не за метить даже, как она обуглилась. Боль и нервы это своего рода предупреждение, сигнал: осторожнее, рядом опасность !
      Конечно, скверно, когда нервы раздрызганы. Но не намного лучше, если они из льда или железа ?...
      - Есть там второй выход ?
      - Нет, - отмахнулся Виктор.
      Но Алекс не отставал:
      - Ты уверен, что ничего ей не сделают?
      Виктор не ответил
      - У нее есть муж ? - внезапно спросил Алекс.
      - Был, - буркнул Виктор, - да сплыл...
      - Она ведь не с вами живет, нет ?
      - Нет, - посмотрел на него внимательно Виктор.
      - А у вас ? - полюбопытствовал Алекс. - Семья ? Или разведены ?
      - Двое пацанов, - пожал плечами Виктор: ему неприятно было такое путешествие по его биографии.- Жена...
      - А родители ваши живы?
      - Бомжи они. Уголовники.
      Он откровенно врал.
      Они молчали довольно долго. Алекс смотрел в окно, из него было видно здание, в котором скрылась Анастасия.
      Виктор, развалясь на неудобной деревянной скамейке, при крыл глаза. Когда он открыл их, Алекс, чтобы поддержать раз говор, спросил:
      - Я смотрю - вы не курите. Что, в России, сейчас, как в Америке, объявили войну никотину ?
      - Мне нельзя, - коротко отрезал Виктор. - Ранение в легкое. Афганские дела...
      - А меня в ногу задело, - хмыкнул Алекс, - нет сейчас все в порядке. Шрам только небольшой остался.
      - Это где же ? - с удивлением уставился на него Виктор.
      - Да, - в Южном Ливане.... - пожал плечами Крончер.
      - Там что, тоже моджахеды ?
      - Вроде того. "Хизбалла", - Алекс поднялся, сплюнул в стоявшую рядом урну.
      - А это что ? - уже с любопытством поглядывал на него Виктор.
      - Террористы - шииты. Течение такое в исламе.
      - Что у вас там постоянно мира не хватает? - спросил уже с явным интересом Виктор. - Воюете, воюете...
      - Долго объяснять...
      - Да ладно. Время-то у нас есть...
      - Они у иранцев как наемники. Деньги получают. Вот и палят по нашим поселениям. А мы - в ответ. Потери у них большие. Бои - каждый день...
      Для Виктора все это было странно и неправдоподобно, вроде той войны в Африке, что показывали по телевизору. Тутси и хуто. Убивают друг друга, а разберись - за что?
      Крончеру же все виделось по-другому. Это была и х, израильская жизнь. Повседневная реальность. Там - на и х войне гибли его друзья, однокашники...
      - Сначала они засады устраивали на патрулей, - продолжал он, - а потом, поняли, что своих больше теряют, чем мы, и перешли на мины. Подкладывают, где только можно, и издалека взрывают. И сразу разбегаются по деревням. А там женщины, дети. Не очень - то и постреляешь...
      - Знакомо, - мрачновато усмехнулся Виктор.
      - Вы и в Чечне были ? - интересовался Алекс.
      Виктор отрицательно покачал головой.
      - Бог миловал: возраст не тот...
      - У нас матери сейчас сорганизовались, требуют убрать солдат из Ливана...
      - Но я так понял, что у "Хизбаллы" потерь куда больше?
      - Мы считаем по-разному, - пожал плечами Алекс, - их десятки миллионов, нас пять. Да и цена жизни другая... У них смертников- самоубийц невпроворот...
      Виктор кивнул: он и сам этому дивился в Афгане.
      - Вам вот скажи: пожертвуйте собой во имя Аллаха и сразу в рай попадете! Семьдесят гурий станут вас услаждать. Вы же не поверите!
      - И все - целки, - усмехнулся Виктор, - Это мы еще там, в Афганистане, слышали... Ты в каких частях служил? Пехота?
      - Сорок и сорок на сорок...
      - Это еще что ? - стрельнул по нему взглядом Виктор.
      - Морские десантники. Сорок килограмм на спине, сорок километров впереди и сорок сантиметров воды под ногами...
      Внезапно он резко резко подскочил к окну и весь напружинился.
      - Там милиция приехала...
      В окно было видно, как из "газика" выскочило несколько милиционеров и бросились в подъезд. Алекс, было, рванулся, но Виктор крепкой хваткой остановил его:
      - Не лезь, сами разберутся !
      Алекс глянул на него с явным недоверием. Что-то в поведении Виктора его озадачивало. Для обычного экскурсовода слишком уж много резкости, тайн и загадок.
      "Да и выправка соответствующая..."
      Первые смутные подозрения запали ему в голову еще в Костроме, когда менты не втолкнули Чернышова в "газик" вместе со всеми задержанными.
      " Черт его знает. Может из КГБ или как это сейчас называется. ФСБ, что ли ?"
      Но вслух ничего не сказал. Только бросил на него изучающий взгляд.
      - Но она ведь там одна...
      После своих пьяных похождений в Костроме Алекс испытывал неловкость перед Анастасией, а теперь и вовсе проникся к сестре Чернышева состраданием...
      Но Виктор мгновенно погасил его пыл.
      - У тебя что дел других нет? - Оказывается, он все это время помнил о бакинском импрессарио. - По-моему, ты хотел поговорить с Панадисом... Кстати, фамилия мужика, любителя антиквариата, с которым он приезжал в Кострому, Бутрин. Его убили... Мне твои друзья - костромские менты рассказали... - Он выдержал направленный ему прямо в глаза короткий испытующий взгляд Крончера. - Ладно, езжай. Здесь я сам разберусь.
      В парадном пахло плесенью и кошачьей мочой.
      Когда-то это был купеческий дом, потом - на целых три четверти столетия - советская воронья слободка. Сейчас тут доживали век несколько стариков. Большую часть квартир бывшая Жилищно-эксплуатационная контора сдала под склады, и дом зиял пустотой и заброшенностью.
      Прислушиваясь к тишине, Анастасия неспеша поднялась по первому пролету широкой лестницы. Выше, на лестничной площадке ее уже ждали.
      От стены отделилась тень. В полусумерках, созданных усилиями жиденькой электрической лампешки, она увидела человека лет тридцати двух тридцати трех одетого как типичный интеллигент: небогато, но аккуратно.
      Возникнув из темноты, он прежде всего извинился.
      - Простите, если вас напугал. Меня зовут Валерием Павловичем. - Он подал руку. - А вас?
      Она не протянула руку в ответ, и он отвел ладонь.
      - Анастасия.
      Валерий Павлович был лысоват и солиден. У его ноги стоял объемистый "кейс".
      - Давайте сюда, к окну.
      Щелкнув замком, он достал из кейса пачку листов.
      - Настенька... Я могу вас так называть? - он говорил с легкой наставительностью в голосе, но вместе с тем мягко и убедительно. - У меня здесь вся документация. Мы работаем с людьми со степенями, известными врачами. Хотите посмотреть ? Вы читаете по-английски?
      - Сама - нет! - созналась Анастасия. - Но мне переведут.
      - Проблема в том, что я не могу дать их вам с собой, они взяты из научно - исследовательского института, и я обязан их сегодня же вернуть. Ничего, если я закурю ?
      Он достал из "кейса" пачку "Мальборо" и стегнул пальцем по крышке зажигалки, которая тут же распахнулась.
      - Будете? - он протянул в ее сторону пачку.
      - Я не курю. Спасибо.
      - Я разговаривал с вашим братом... Интеллигентный чловек, утвердительно закивал головой Валерий Павлович. - Сразу видно...
      - Слышно, - улыбнулась Анастасия.- Вы же с ним не встречались.
      - Между прочим, - на полном серьезе возразил тот, - по голосу можно судить о человеке так же, как и по его манерам и лицу... Но сейчас не об этом. Я сказал вашему брату, чтобы вы захватили с собой часть суммы. Мне надо удостовериться в том, что вы серьезны в своих намерениях. Надеюсь, вы не станете подозревать меня в том, что я хочу вас ограбить...
      Выше этажом, в одной из полупустых квартир стукнула дверь, там выталкивали за порог детскую коляску. Еще через минуту здоровенная бабища с коляской, тяжело дыша, появилась на лестнице.
      - Чего вылупился ? - не очень вежливо окрысилась она на Валерия Павловича.
      Коляска была полна какого-то тряпья. Одно колесо у нее было сломано, и каждый поворот его отдавался ржавым скрипом и стуком.
      - А ну дорогу дай, - сунула баба коляску между ним и Анастасией.
      Валерий Павлович не успел податься в сторону, и коляска шарахнула по его кейсу. Он брезгливо его отдернул, но баба озлилась еще пуще. Глаза ее просто остатанели от злобы.
      - Подумаешь, интеллигенция вонючая!
      Отстраняясь, Валерий Павлович отодвинулся в сторону и инстинктивно отряхнул рукой край пальто. На бабищу это прои звело скверное впечатление. Ее аж перекосило. От ее вопля они вздрогнули оба - Валерий Павлович и Анастасия.
      - Эт чего вы сюды чемоданов понатащили, а ?! Что глаза повылупили? По что пришли ? Может, бонбу подкладываете ?
      - Не просто бомбу, - не очень удачно сострил Валерий Павлович, - а нейтронную!
      - Чего ? - в злобе зашлась бабища. - Мишань, а Мишань, у них бонба здесь нетронутая! Ой, Мишань, это, может, чечен- цы! Пусть Зойка звонит в 69-ое, а сам давай сюда...
      Дверь из квартиры вверху открылась,и на лестницу в одном нижнем белье выскочил Мишаня - мужик косая сажень в плечах, кулаки - как гири пудовые. А за ним еще один - посубтильнее, в свитере и ушанке. Но уж очень решительный.
      - Кто такие ? Откуда ? - грозно вопрошали подоспевшие. - А ну, документики ! Я вот тут дворник, - угрожающе двинулся на Валерия Павловича Мишаня. - А ну, открывай чемодан !
      Он сграбастал "кейс", а Валерий Павлович, улучив секун ду, когда руки Мишани ухватились за черные кожаные бока его чемоданчика, проявив непостижимую лихость, внезапно бросился через несколько ступеней вниз.
      - Милиция ! - взвыла баба. - Милиция ! Да куда же вы провалились...
      Анастасия подумала, что будь рядом беременная женщина, у нее от такого вопля произощел бы выкидыш. Тут вам и абортная ложка не нужна, таким гласом все наружу выскребешь.
      А внизу, в парадном, уже стучали сапогами. Топали по лестнице...
      Валерия Павловича держали цепкие и властные руки.
      - Ваши документы ! - послышался начальственный окрик. - Не двигаться ! Руки на стену! Малышев, а ну, зови сапера ! Кейс будем проверять...
      Подошел сапер. Его можно было узнать по бронежилету и каске.
      - Ваш ? - в голосе прозвучала угроза.
      Эта зима принесла Москве не один взрыв. Милиция работала оперативно.
      - Мой. Там только бумаги.
      - Вот и открывай. Отойдите все...
      - Погоди, я уйду! - крикнула баба.
      Валерий Павлович не дал ей уйти, набрал шифр. Откинул крышку. В кейсе лежали какие - то бумаги, чековые книжки и печати. Целая куча печатей...
      В Шестьдесят Девятом отделении, которое провело комбинацию с задержанием в подъезде на Большой Басманной, Виктора уже ждали.
      Валерий Павлович - лысоватый, без шика, но с достоинством одетый- не вызвал у Чернышева ни брезгливости, ни отчуждения.
      Только интерес.
      Он посмотрел в глаза задержанного, но ничего кроме стыда и усталой робости, в них не увидел.
      - Как вы вышли на вашу клиентку?
      Задержанный глубоко вздохнул:
      - По объявлению, гражданин следователь...
      - Вы читаете их подряд? Или интересуетесь только трансплантами?
      - Да нет, подряд.
      Чернышев снова оглядел арестованного. Что-то во всей этой истории было не то, но что именно, он еще понял. оставил ответ без внимания.