Стянув с головы видавшую виды шляпу, старик с раздражением почесал голову. Какая-то чертовщина!

Это, конечно, лишь ветер, шумящий в дубовой рощице. Да, всего-навсего старые камни, звучащие эхом под кусочками падающего гравия. Слегка пожав плечами, Томас пошел вниз с холма к своему домику.

«Странное это место», — подумал он в тысячный раз. По крайней мере молодая госпожа вышла замуж, и этот ее морской капитан не оставит ей времени бродить здесь, в тени деревьев. Да, для него женитьба давно забытое дело, подумал старый слуга, и его морщинистое лицо осветила улыбка. Высматривая свет фонаря в своем окне, Томас не заметил слабого сияния, казалось, поднимавшегося над верхушкой холма.

— Падриг и команда «Либерте» посылают тебе это вместе с сожалениями по поводу того, что не смогли присутствовать на церемонии. Это было бы чересчур опасно даже для таких бродяг, как они.

Луна плыла среди закрывших небо облаков, когда Тэсс и Дейн шли рука об руку через зеленую лужайку под разрушенной стеной монастыря; их лица овевал ласковый летний ветерок.

Приподняв брови, Тэсс взяла кожаную шкатулку из рук Дейна. Внутри, на малиновом бархате, лежал кулон с гравировкой, подвешенный к тяжелой серебряной цепочке.

— «Qui voit Groix voit sa joie», — прочитал Дейн. — «Кто увидит остров Груа, повстречает свое счастье». Даже трюки Даниэлы не отнимут у нас это. — Его глаза сузились. — Тетушка рассказала мне об этом разговоре про ребенка. Просто еще одна ложь в ее богатом арсенале. Ты ведь знаешь об этом, сердце мое?

Тэсс улыбнулась Дейну.

— Графиня говорила мне что-то по этому поводу, хотя ей было безумно трудно это сделать. Думаю, душечка впервые в жизни лишилась дара речи.

Губы Дейна скривились в усмешке.

— Хотелось бы мне быть там, чтобы услышать это.

— Нахальный щенок, — пробурчала Тэсс, в точности копируя тон графини.

— Какую радость приносишь ты мне, любимая, — хрипло произнес муж, осторожно приподнимая сверкающие волосы Тэсс и надевая ей на шею серебряное украшение. — И это тоже твое, — тихо произнес он, вкладывая в мягкую ладонь жены две черепаховые шпильки. — Похоже, ты щедра на подарки, любовь моя, — оставила свои дары двум мужчинам. — Его глаза потемнели. — И оба предложили тебе свое сердце. — Он сильно сжал ее руку. — Боюсь, что они оба — это я, Тэсс. В море я живу и чувствую себя счастливым, а на суше часто испытываю беспокойство, умирая от тоски. Да, на берегу я превращаюсь в монстра! И скоро морское министерство снова обратится ко мне с каким-нибудь срочным делами, возможно, предложит новое задание. Не слишком ли это будет — просить тебя поехать со мной?

Тэсс провела пальцами по изящному контуру шпильки.

— Я продам Фарли и завтра же последую за тобой на борту «Либерте», любовь моя. — Она не колебалась, хотя ее сердце слегка сжалось при мысли о расставании с этими любимыми старыми развалинами.

Но камни и глина были ей теперь ни к чему — Тэсс это знала.

— Полагаю, твоей команде придется привыкнуть к женщине, приводящей в беспорядок их канаты и паруса.

Дейн изучал ее лицо, все еще не убежденный до конца.

— Будем считать, — добавила Тэсс, и глаза ее лукаво засияли, — что жизнь с Андре ле Бри требует определенных… э-э… вознаграждений. — Она приложила нежный пальчик к темной поросли волос у шеи Дейна. — Очень приятных вознаграждений.

Ее муж застонал, и его глаза подернулись дымкой.

— Ты делаешь меня бесконечно счастливым человеком. И я намерен сделать счастливым каждый день нашей жизни.

Тэсс изогнула губы:

— И правильно поступите, милорд, ибо я знаю лихого французского капитана, который с удовольствием занял бы ваше место.

С ее губ слетел легкий смешок, когда муж подхватил ее сильными руками и стал подниматься вверх по холму в сторону белого сада.

— Дейн?

— Хватит шутить, жена, — пробурчал он. — Я превращу тебя в послушную женщину еще прежде, чем разделаюсь с тобой этой ночью.

И там, рядом со старинной дубовой рощицей, под немигающим серебряным оком луны, он снова сделал ее своей женой. Не так, как велит мужчине церковь, а так, как велит ему природа и земля — всецело и безвозвратно, — пока их дыхание не смешалось и сердца не забились в унисон, пока она не стала плотью от его плоти и кровью от его крови.

— Первый раз — для забвения, — шептал Рейвенхерст женщине, лежащей в его объятиях. — Второй раз — для страсти. И третий, в вихре лунной пыли и болотных огней, — навсегда.

Вокруг них плыл опьяняющий аромат лилий и жасмина и, как ни странно, аромат лаванды, хотя лаванда не росла поблизости. Поглощенные своим счастьем, они не заметили слабого сияния, исходящего от сада.

— Навсегда, красавица моя, — казалось, шептал ветерок. — Пойдем домой, детка, нам многое надо успеть.

На ветру ненадолго затрепетал нежный, мелодичный смех, потом тихо замер.

В свое время в центре этой мирной лужайки вырос куст, и на нем расцвела роза.

Прохладной летней ночью, когда из бухты дует резкий, напористый ветер, кажется, что листья трепещут и вздрагивают, нашептывая что-то.

А порой, когда с болот поднимается туман, подобно призракам старинных возлюбленных, путники могут поклясться, что слышат отдаленный смех и чувствуют аромат лаванды.

Именно в такие ночи, когда деревья светятся странными, мерцающими огнями, играющими на болоте, в густые ветви этого розового дерева прилетает соловей и поет невыразимо сладким и печальным голосом; и путники замедляют шаги и прислушиваются в мечтательном благоговении.

И роза под лапками птицы — в этом можно поклясться — черная.

Примечания