— Надо же! Я не знал. Думал, после первой инициации отсева больше нет…
— А об этом только специалисты знают. Об отсеве икры и мальков все слышали. Ну, допустим, первую инициацию вы и не могли помнить. Вы разумным только после нее стали. А о второй что-нибудь помните?
— Ничего. До нее в детском садке был, а после в школу определили. В мой класс из нашего садка только двое попали. Еще нескольких видел в параллельных классах.
— Воспоминания о сеансе инициации специально блокируются. Считается, что они могут вызвать негативные регрессивные эмоции. Я думаю, наоборот. Раз мы прошли селекцию, значит, мы лучшие. Это должно вызывать гордость и уверенность в собственных силах! Но специалистам виднее.
— Вот как! — Атран почувствовал давно забытый холодок страха. — Ну, селекционеры икры и мальков наших модифицированных без нужды не трогают. А почему вам не нравятся эмиссары?
— Селекция нужна, коллега, с этим никто не спорит. Недаром женщины мечут в сотни раз больше икры, чем нужно для поддержания вида. Но кто проводит селекцию? По каким параметрам? Кто проверяет квалификацию селекционеров? Да и просто обидно… Может, я лично этому мальку целый день экстремально-декоративные рук-ки делал, а эмиссары его — в отсев. Мол, эмоциональный слишком… Мне жалко своего труда, да, жалко! И вообще, надо ложиться на омоложение! Сколько можно тянуть! — непонятно на кого рассердился Алтус.
— А вы правы, коллега, — поддержал его Атран. — Запускайте заявку на разумных испытателей и, действительно, ложитесь на омоложение! Пока заявка по инстанциям идет… Сейчас как раз затишье — самое время!
На следующий день, едва просветлелось, Атран направился в лабораторный сектор. За последние полгода ориентироваться стало намного проще. Цепочки светящихся кустиков протянулись вдоль главных магистралей.
Студенты-практиканты уже трудились, сажая светочи вокруг кампуса. Садовых инструментов — осьминогов и крабов-секаторов было всего четыре, поэтому большинство работало рук-ками, изображая экстремальщиков. Атран присоединился и посадил несколько кустиков. В полумраке студенты его не узнали, и в разговорах не стеснялись. Обсуждали, новости с Юго-Востока и собственное начальство. Кто-то высказал идею, что Атран с Алтусом играют в доброго и злого начальников. Алтус, конечно, был добрым… Атран сообщил, что Алтус вскоре ложится на омоложение. Публика ненадолго погрустнела, но девушки сбились в стайку и захихикали. Не приударить ли за помолодевшим профессором?
— А почему бы и нам праздник не организовать? Чем мы хуже Юго-Востока? — высказал идею молодой, ершистый парень.
— Отстаем мы от Юго-Востока, — сообщил ему Атран, — Поэтому и праздников нет.
И, не касаясь имен, пересказал вчерашний разговор с Алтусом. Студенты бросили дела, и начался спор по поводу очков и приоритетов. Спорили долго и жарко. Кто-то утверждал, что не учтены светочи. Надо обязательно учесть светочи! Они по важности превосходят лапки…
Атран не стал дожидаться конца спора. Прикопал свой саженец и отправился дальше.
В лаборатории Алтуса было шумно. Лаборантки и аспирантки безуспешно пытались выгнать из грота свистунов и пискунов — два генетически измененных вида, на которых Алтус отрабатывал эхолокацию. Пискуны были поменьше — с ладонь, и сонар их работал на грани слышимости. Свистуны — втрое крупнее, с плавник. И у них имелось нервное пятно для контроля эксперимента. Свистели часто, резко и пронзительно. Атран пару минут молча удивлялся своей распущенности — сравнивать образцы с ладонью! Интимным органом. Но вспомнил студентов, рук-ками прикапывающих кустики, и решил, что изменение норм поведения — это издержки прогресса.
— И так — каждое утро, — жаловался Алтус. — Ошибка вышла. Надо было с ними работать в отдельном гроте. Теперь они привыкли, что здесь их все ласкают да подкармливают — не выгнать!
— Да, проблема, — согласился Атран. — Попробуйте прикармливать их у входа в грот. А потом — все дальше и дальше от грота.
— Вы правильно мыслите, коллега! — обрадовался Алтус, и проинструктировал лаборанток. Понаблюдав за суетой, Атран подумал, что мысль, может, и правильная, но ничего из нее не выйдет: У лаборанток имелись любимчики, и ничего с этим не поделать. Прикармливали — и будут прикармливать.
Обговорили основные положения заявки и отправились в информаторий. Орель раскритиковал все в чешую, припомнил кучу параграфов по ведению документооборота и начал — предложение за предложением — переводить текст на язык канцелярита.
— Несолидно, — заявил Атран, выслушав результат. — Нет учета психологии.
— Это как? — обиделся Орель.
— Надо, чтоб виза на этом документе казалась мелочью по сравнению с остальным объемом работ.
— Но так оно и есть.
— Да! Но из документа не видно! Добавим приложения! План научного городка с указанием размещения новых служб — инкубаторий, детский садок, отделение эмиссариата, учебный сектор. Все это — подробно, детально, с датами сдачи заказчику, то есть, мне!
— Это по почте уже не передать… Это с курьером надо… — огорчился Орель.
— Мы в тебя верим, — подтолкнул приятеля Атран. — Мы на тебя надеемся. Мы тобой гордимся!
— Хорошо тебе! А на кого я информаторий оставлю? У меня молодежь одна. Ничего не знают, ничего не умеют. Только что из института.
Алим. Крупный успех большого коллектива
Прошло полтора года. Орчак отрастил передние рук-ки, с грехом пополам научился работать задними и избаловал до безобразия Ракушку. Манипулятор должен сидеть в своем гнезде и ждать, пока в нем возникнет потребность. Ракушка же таскалась за хозяином повсюду. Таскалась — не игра слов. Двигаться со скоростью неутомимого не могла, поэтому цеплялась щупальцами за рук-ку, и Орчак ее буксировал.
Наступил решающий момент. Для того, чтоб учиться передвигаться по суше, выбрали мелкий пляж и день без волнения. Но все равно, Ракушка была очень недовольна. Особенно стайкой любопытных студентов. Студентам Алим приказал не приближаться ближе шести метров, и осминожка боялась: кружат как кулы вокруг. А вдруг нападут?
Орчак выбрал мелкое место, выпустил передние рук-ки, отжался ото дна и осмотрелся. Атран тоже уперся рук-ками в дно, поднял голову над средой, опустил на глаза вторые веки. На небе — ни облачка, в полусотне метров на берегу зеленеют несколько кустиков травки. Ветер дует с берега, волн нет. Идеальные условия для исторического момента. Так и сказал Орчаку.
— Если исторический момент, нужно позвать инфоров, — раздался за спиной сердитый голос. Алим обернулся. Запыхавшиеся Корпен и Инога с распахнутыми ртами и жабрами никак не могли отдышаться.
— Мы вас не нашли.
Инога, вместо того, чтоб смутиться, выпустила рук-ку и сунула ладошку в обтекатель Корпена. Тот не возражал.
— Понятно, — усмехнулся Алим. — Решил оставить меня без секретарши. Шутки в сторону, начинаем.
Инфоры опустили на глаза прозрачные веки, выставили головы из воды и тоже осмотрелись. Орчак выпростал из обтекателей задние рук-ки, развел пошире, уперся в дно. Задняя пара не отличалась ни ловкостью, ни мускулатурой. Когда он приподнял корпус над средой, локти дрожали от напряжения. Постоял минуту, погрузился в среду, отдышался.
— Очень необычное ощущение.
— Не страшно?
— Нет, совсем нет. Ведь если я расслаблюсь или потеряю сознание, вернусь в среду обитания. Но такое впечатление, что очень сильное течение давит на спину.
Орчак опять поднялся над средой и, по одной, рывками переставляя рук-ки, сделал несколько шагов.
— Впечатление номер два. Надо долго и упорно тренировать мышцы.
В третий раз он разогнул локти не полностью. Так, что только часть тела вышла из среды. И, переставляя рук-ки, направился вдоль берега. Ракушка бросилась к хозяину, намереваясь сесть на нижнюю присоску, но Инога ее вовремя перехватила.
— Ты куда, глупенькая? Он же тебя раздавит, когда опустится.
Против знакомых рук-ков осьминожка не возражала. Орчак прошел метров двадцать, развернулся и двинулся обратно, забрав поглубже. Теперь он шел на вытянутых рук-ках, а над средой возвышалась только часть спины.
— Попробуй ходить как лапчатые, — посоветовал Алим. — Передвигай одновременно переднюю и заднюю рук-ки.
Орчак попробовал. Через некоторое время получилось. Скорость заметно возросла. Неуемные студенты выпустили рук-ки и пристроились следом. Отсутствие задней пары их не смущало. Ракушка снова забеспокоилась и даже выпустила небольшую чернильную кляксу.
Через час Орчак сдался:
— Все, не могу больше. Рук-ки не держат.
Возвращались, возбужденно обсуждая, на сколько нужно увеличить мышечную массу конечностей. Алим в эти споры не вмешивался. Он знал! Достаточно взглянуть на хвост, потом мысленно поделить его мышцы между четырьмя рук-ками. Но ему было интересно, найдут ли правильный ответ остальные?
Тренировались долго, полтора месяца. Рук-ки Орчака набрали мышечную массу и ловкость. Попутно подтвердились опасения Алима насчет кожных покровов: Слизистое покрытие сохло на солнце, спина покрывалась роговой коркой, эта корка чесалась и трескалась. Трещины зудели. Верхнее контактное пятно грубело, теряло чувствительность. Постепенно Орчак перенес тренировки на вечерние, утренние и ночные часы. А днем отсыпался.
Первый выход на сушу состоялся поздним вечером при большом стечении народа. Орчак вышел на берег, перешел полосу мокрого песка, оставил цепочку следов на сухом, потрогал ладонью зеленый кустик травки. Но вместо того, чтоб вернуться, помахал наблюдателям рук-кой и скрылся на суше. Алим испугался, разозлился и задержал дыхание. Когда перед глазами пошли красные круги, над песчаным гребнем показалась спина, а потом и голова Орчака. Испытатель сорвал стебелек травки, зажал губами и быстрыми шагами направился к линии берега. Он вовсе не выглядел утомленным или запыхавшимся.
— Рассказывай, — попросил за всех Алим. Отругать испытателя он решил наедине. Орчак вынул изо рта травинку, передал Амбузии.
— Я вышел из среды. Мокрый песок очень плотный, плотнее, чем на дне. Идти по нему легко. Легче, чем по мелкой среде. Сухой песок рыхлый. Даже более рыхлый, чем в среде. Из-за этого идти немного сложнее. И он очень теплый. Почти горячий. Там, за песчаным мысом проходит канал. Я спустился в канал, отдышался и пошел назад. У канала берега крутые, выйти на сушу было сложнее, чем здесь. Я даже один раз не удержался на рук-ках, лег грудью на песок.
— Это опасно?
— Нет. Я плотно закрыл жабры. Но песок показался мне колким. И сухой песок прилипает к коже. Но в среде отстает. Травка тоже показалась мне более жесткой, чем водоросли, или те кустики травки, которые попали в среду.
На этом доклад кончился, потому что испытателем завладели инфоры. Корпен и Инога под локотки оттащили его на глубину и сели на контактные пятна. Один сверху, другая снизу. Возмущенные таким коротким докладом слушатели обернулись к Алиму, но тот только плавниками развел:
— Орчак теперь принадлежит не нам, а истории…
Ближайший бюллетень «Научные течения» опубликовал сенсационный материал: «Разумный впервые пересек сушу».
— … Послушай, мы-то знаем, что первым был ты! Но они…
— Забудь. Это я велел инфорам дать такой заголовок. И потом, я полез на сушу не от хорошей жизни. Жить хотел, вот и полез. А ты — сам, обдуманно и добровольно. Есть разница?
— Не вижу никакой разницы. Первый есть первый. Я знал, что меня ждет. Знал, что суша меня не убьет! Потому что ты вернулся с суши живым.
— Ладно, была еще причина. Ты сейчас — лицо нашего проекта, престиж института. В нас вложили огромные ресурсы. А выход? Простой, наглядный выход, который можно рук-ками пощупать — где он? Ты наш выход! Мы тобой утерли нос Северо-Западу!
— Не надо меня рук-ками щупать. Я тебе не девушка. И вообще, следи за речью. Ты как Ардина заговорил. «Престиж института, огромные ресурсы.» Чем, кстати, твоя благоверная занимается?
— Пробивает в Совете поправку в геном. Сухопутное зрение для всех. Молодежь требует экстремальные веки.
— А ты?
— Я не против. Несложно, безопасно… Опять же, престиж института. Здесь уже мелко. Начнем?
Орчак лег на дно, для устойчивости уперся в песок всеми четырьмя рук-ками. Алим сел на его верхнее пятно, напряг присоску.
— Поднимай.
Медленно-медленно Орчак начал распрямлять рук-ки. Когда тело Алима на треть поднялось из воды, держать вертикаль стало очень сложно. Легкий прибой раскачивал тела, хвост не мог найти опору, и вскоре друзья повалились на бок.
— Попробуй рук-ками за мои бока удерживаться, — посоветовал Орчак. Алим попробовал. И рук-ками, и плавниками, и лопастью хвоста. Прибой раз за разом валил их на бок.
— Жабры! Жабры не зажимай!!!
— Надо искать другое решение, — высказался Алим, опрокинувшись очередной раз. Присоски ныли от рывков и нагрузок.
— Ага… Вырасти лапки грузовому шалоту и на нем по суше плавай.
— Можно, я попробую? Я легенькая.
— Ригла? Ты как здесь оказалась?
Девушка хихикнула.
— Иранья сказала, что вы опять что-то затеваете. И вот я тут. Ну так как? Дадите мне попробовать?
Друзья переглянулись.
— В среде это безопасно, — высказал Орчак. Алим кивнул.
— Но только в среде.
Первые две попытки закончились как и у Алима. Кувырк — и оба кверху брюхом. Но в третий раз Ригла схватилась рук-ками за локти Орчака — и получила три точки опоры. Картина сразу изменилась. Орчак поднял спину над средой и уверенно зашагал вдоль берега, неся на себе девушку. Прошел метров двадцать, прежде, чем Ригла сама разжала рук-ки, расслабила присоску и плюхнулась в среду.
— Ты что, задушить меня хочешь? — долго не могла отдышаться.
— Получилось, получилось! — кругами взбивал вокруг них пену Алим. — Я же говорил, все получится. Главное — методика!
— Ну да. Еще месяц тренировок — и можно попробовать выйти на сушу вдвоем.
— Как — месяц? А почему не сейчас?
— Тебе надо тренироваться задерживать дыхание. А мне — таскать на рук-ках нас двоих.
— Но у меня нет месяца. Мне надо проект двигать, кожу для суши отлаживать.
— Если ты ТАМ с меня свалишься, тебя НИКТО не спасет, — Орчак был неумолим.
— Экстремальщики… Экстремальщики!!! — Ригла выпустила рук-ки и дернула обоих за плавники. — Да послушайте же вы меня! Я легкая, я еще сброшу вес, я буду тренироваться задерживать дыхание. Моя работа по суше бегает, мне за ней наблюдать надо. Но мне нужно сухопутное зрение! Алим, ты меня слушаешь?
Скандал вышел изрядный. Тренировки скрыть не удалось, и вскоре весь институт знал, что Алим собирается выйти на сушу. Его отговаривали, его упрашивали, ему ставили на вид, взывали к его совести и сознательности. В конце концов на полигон прибыло высокое начальство и в приказном порядке запретило Алиму покидать среду. Заодно вкатило выговор за безответственное поведение, ставящее под угрозу судьбу всего проекта. Алим впал в черную меланхолию, а Ригла легла в стационар отращивать вторые веки.
Орчаком завладела Амбузия. Теперь он выходил на сушу по шесть, а то и по восемь раз в день. Приносил образцы, доставлял на сушу, в указанные места груды водорослей, пересаживал растения с места на место. И просто работал глазами агрономов в тех местах, куда они не могли заглянуть. Проект «Зеленая суша» развивался успешно. Амбузия утверждала, что не пройдет и ста лет, как весь остров покроется многолетними сухопутными растениями.
Пару раз Орчак уезжал в дальние командировки. Нужно было помочь строителям — разведать, из каких пород сложен берег. И на сколько он поднимается над уровнем среды. Можно ли, прорыв канал, сократить длинный обходной маршрут. Алим был против рискованных предприятий, но Ардина настояла. Престиж института, выход в практику, и прочие словеса. (Ради престижа и выхода в практику в институте оснастили вторыми веками нескольких строителей-мелководников и одного строительного алмара.)
Впрочем, Орчак оба раза вернулся очень довольный. И подробно рассказывал Алиму, как поднимался по мелким пресноводным ручьям, отдыхая в заводях, на многие километры вглубь суши. Как выбирался на берег и, обхватив передними рук-ками ствол дерева, делал «стойку на хвосте», с высоты своего роста осматривая окрестности. А потом передавал картинки местности проектировщикам и инфорам.
Позднее Алим узнал, что одна гигантская стройка так и не пошла, а на второй случился казус: Строители столкнулись с нерешаемой проблемой. Когда канал углубился в сушу метров на сто пятьдесят, и стены канала возвышались уже на пять-шесть метров над средой, работать стало крайне опасно. Щупальца алмаров не могли больше сгребать грунт с берега. В торце канала образовалась вертикальная стена. Подкапывать ее опасно — может обвалиться и задавить. Но сама собой обваливаться не желает. Работы чрезвычайно замедлились, почти остановились. Волны и дожди постепенно размывали откос, но так медленно, что строительство обещало затянуться на века.
Атран. Полигон Суши.
— Осторожнее!
— Скорей! Он умирает.
— Разыщите Иранью! — крикнул Алим. — Быстро!
Выпрастал рук-ки, подцепил пальцами судорожно сведенные крышки жаберных щелей. — Помогите отбуксировать в клинику.
Кто— то подхватил его на присоску, потащил, работая хвостом сильно, но мягко. Тока среды через жабры Алим не ощутил.
— Раскройте ему рот.
— Как?
— Пальцами!
Рядом промелькнула Амбузия, растолкала бестолковых студентов, разжала пострадавшему губы. Алим ощутил наконец-то ток среды, омывающей жабры. Второй пострадавший, с кровоточащим боком, выглядел лучше. Двигался сам. Рядом с ним суетились Ригла и два студента. В Ригле Алим не сомневался.
— Что случилось? — выкрикнул незнакомый инфор.
— Экстремальщики, акулий хвост! На волнах катались. Соревнование у них. Кто первый от рифов отвернет, тот тухлая икра. Вот и доигрались оба.
Парень, которого вел Алим, выглядел как кусок жеваного мяса. Волны выбросили его на коралловый риф, катали и били об острые выступы. Сейчас он был в шоке. Алим сомневался, что Иранья даже с помощью реаниматора сумеет вытащить его.
Но Иранья была другого мнения.
— Этого в стационар, второго в реаниматор, — решительно скомандовала она.
— Часто у вас здесь такое? — раздался за спиной давно забытый басок. Алим резко развернулся.
— Атран? Каким штормом тебя сюда занесло?
— Захотел посмотреть на сушу твоими глазами. Познакомься, это Орель, главный инфор нашего института.
— В другое время сказал бы, что очень приятно. Подождите, я сейчас за Корпеном пошлю, — Алим направился к выходу из грота.
— Не торопись, успеем. Сначала полигон покажи. Разговор есть, — добавил он тихо. Алим насторожился, выкинул из головы пострадавших студентов и сопоставил факты. Не станет один руководитель крупнейшего института планеты огибать полмира ради того, чтоб взглянуть на садик другого. Видимо, разговор на самом деле будет серьезным. Из тех, что меняют судьбу планеты.
«Ардину бы сюда. Интриги — это по ее части», — промелькнула шальная мысль. Вслух он сказал другое:
— Иногу позвать? Это мой секретарь, в курсе всего, что у нас делается.
На этот раз ответил Орель.
— Лучше попозже. Когда мы ознакомим вас с информацией, вы сами решите, в каком ключе ее подать.
Двигались молча. Алим осмотрел порезы на пальцах, смыл чужую слизь. Острые края жаберных крышек оставили неглубокие, но многочисленные и болезненные порезы. Лучше бы не соваться с такими рук-ками в гнилую, застойную воду полигона. Засунул кисти поглубже в обтекатели и повернулся к Атрану.
— До полигона еще десять минут хода, но можешь начинать.
— Ты никогда не задумывался над историей нашей цивилизации, — тут же откликнулся Атран. Словно продолжил разговор, начатый полчаса назад.
— Отсутствие побудительного мотива к труду? — напряг память Алим. — Мы много спорили о твоей гипотезе, когда были заперты в пресном озере.
— Нет, на этот раз другой аспект. Тайные знания. Тайными я называю знания, которые у нас есть, но источник которых неизвестен. И особенно те, которые мы не можем получить при данном уровне развития научной мысли, — пояснил он. — Ты напомнил об озере. Слышал, что в пресной среде кальций из костей вымывается?
— Да.
— А что такое кальций?
— Ну… — Алим смущенно развел плавниками. — Какое-то вещество, придающее костям прочность.
— Во-во. Поинтересуйся у инфоров. Если очень повезет, узнаешь, что кальций — это химический элемент. А что такое химический элемент?
— Мельчайшая частица, невидимая глазу, из которых состоит все, что нас окружает.
— Чувствуешь провал в знаниях? Кальций — не единственный элемент. Он всего-навсего один из. Древние знали об элементах намного больше. До нас дошли какие-то обрывки, почти легенды. Последние годы мы с Орелем строили модель развития нашей цивилизации. Сопоставляли все — рост площадей освоенных территорий, численность населения, время возникновения различных видов разумных, время появления различных изобретений и социальных структур. Вывод один — наша цивилизация развивается линейно, по четко составленному плану.
— Но так и должно быть! — удивился Алим. — Зачем же тогда Мировой Совет?
— С виду все так. Но это против природы. По природе, когда плывешь в мутной среде, сначала налетишь рылом на скалу, потом уже отвернешь. Нас же словно кто-то ведет на нижней присоске. Кто-то, кто очень хорошо знает дорогу. Мы обнаружили десятки случаев в истории, когда совет заранее отворачивал от опасности. Словно через годы видел тупик в линейной тактике развития. Понимаешь? Никто из прогностов еще не подозревал об опасности, никаких симптомов катастрофы, но Совет менял курс. Мы с Орелем нашли множество случаев, но они звучат неубедительно. Надо быть специалистом, чтоб понять — так идти было нельзя. Надо уметь видеть ситуацию не только из будущего, когда все ясно и очевидно, но и из прошлого, когда будущее скрыто в мутной дымке.
— Бухта Прозрачная, — подсказал Орель.
— Да, бухта Прозрачная! — обрадовался Атран. — Это пример совсем из другой области, не из культурологии, а из прогностики. Но зато он простой и наглядный! Четыре тысячи лет назад Совет приказал населению покинуть огромный плодородный район. Через полсотни лет там открылся вулкан. Выбросы серных соединений отравили среду, и из немногих оставшихся спастись удалось единицам. Кстати, сера — тоже химический элемент.
Повторяю, мы слишком много знаем. Раньше это списывалось на постепенную потерю знаний до изобретения бессмертия. Считалось, что при смене поколений инфоров старшие передавали младшим наиболее ценное — сами знания, но не методы их получения или имена первооткрывателей. Мы установили, что это не так.
Сейчас в институте Темноты сложились идеальные условия для проведения расследования. При институте создается крупнейший информаторий. Орель набирает в штат молодых инфоров, определяет их будущую специализацию и посылает на сбор информации к старейшим инфорам всех крупных научных центров. Железное прикрытие! Ни одна капля знаний не должна пропасть. Перед командировкой дает подробнейшие инструкции, за знаниями какой тематики охотиться, как искать первоисточник информации, на что обращать особое внимание. Ты же знаешь, молодые инфоры старательны, исполнительны, но у них еще не выработались собственные методы анализа и классификации информации. Это нарабатывается годами. Они глубоко роют, но не видят общей картины, не ведают, что ищут. Поэтому не могут вызвать подозрение. Каждый из них раскрывает лишь капельку тайны А общую картину видим лишь мы с Орелем.
— К чему такая секретность? — недовольно пробурчал Алим. Царапины на пальцах ныли, и он лишь сейчас понял, что придется делать стойку на рук-ках, чтоб показать Атрану травку. Погружать ладони в вязкий, мерзкий прибрежный ил.
— Секретность?… — задумался Атран. — Скорее, осторожность. Видишь ли, очень быстро мы обнаружили некое противодействие… Даже не противодействие, а умышленное утаивание и искажение информации.
— Кто-то скрывал от вас знания? — Алим впервые заинтересовался разговором. Атран опять замялся.
— В том-то и дело, что не от нас. Нас тогда на свете не было. От всех… И не саму информацию, а только источник ее. Тот самый источник тайных знаний. Нам даже удалось выяснить некоторые правила этой игры. И узнать имя того, кто этим занимается сейчас. Часть правил мы решили перенять. Например, скрытность поисков. Поверь, в этом есть смысл.
— Верю. Как говорят наши целители, не навреди. Если некто не хочет, чтоб знали его имя, возможно, у него есть на это причины.
— Верно. Но у нас тоже есть причина. Мы с Орелем не хотим пока уступать место молоди. Вот почему два раза подумай, прежде чем захочешь передать наш разговор кому-то.
— Даже так? — Алим забыл о своих израненных пальцах. — Ваш некто не стесняется в средствах. Думаешь, он осмелится убить руководителей крупнейших институтов планеты? Ведь будет расследование!
— Нам стало известно, что он убил двух членов Всемирного Совета. Как, за что, почему, узнать не удалось. Совет многое держит в тайне. Видимо, эти двое слишком много узнали.
— Как же зовут вашего Некто?
— Ты знаешь, — усмехнулся Атран. Вспомни, кто изобрел рук-ки?
— Эскар.
— Хорошо жить в глуши, на отшибе, — рассмеялся Орель. — Алим, вы давно не посещали информаторий. Лет пять назад по информаториям прошел циркуляр-корректировка. Эскар изобрел только декоративно-экстремальные рук-ки. Экстремальные рук-ки изобрели вы. А кто изобрел просто рук-ки, неизвестно.
— Но я же точно помню! Со школы.
— И я помню. Но в современном школьном курсе этого нет. Эскар добавил в конструкцию рук-ков пять чешуек на кончиках пальцев. На этом его вклад заканчивается.
— Как же так?
— Говорят, скромность украшает. А еще в законе об Авторском Праве есть право на имя. Оно включает право на инкогнито. Почему Эскар воспользовался им сотни лет спустя, для меня тайна. Но нарушения закона в этом нет.
Нам удалось раскопать один удивительный факт. Первоначально Эскар предложил проект рук-ков с пятью пальцами. Но генетики посчитали такую конечность слишком сложной, и ограничились двумя. И так это был очень смелый проект для своего времени. Кстати, осьминоги-манипуляторы в то время жили в каждом хоме. Их поголовье сократилось именно из-за появления рук-ков.
— Я, собственно, никогда не претендовал на изобретение рук-ков, смутился Алим. — Я только оптимизировал конструкцию…
— … Которая была утверждена Советом для всех видов разумных, — опять перебил инфор. — Догадайтесь, кто поставил этот вопрос перед Советом?
— Эскар?
— Правильно! Хочу заметить, что ваша кисть слегка отличается от разработки Эскара. У вас два симметричных противолежащих пальца. В его проекте был только один.
— Это далеко не единственный случай, — вставил Атран. — Помнишь статью «О тонком строении вещества»?
— Еще бы! В моем институте она в обязательном курсе подготовки специалистов.
— В оригинале автором был назван Эскар, я — редактором. Но через некоторое время заметил, что вдруг стал соавтором. Один раз поправил инфоров, другой, третий. Выяснил, откуда такая тенденция. Оказалось, что ввести меня в соавторы одному из старейших инфоров рекомендовал другой инфор, член Совета. Его об этом просил сам Эскар. Мол, за заслуги в разработке светочей. Тогда я удивился — и забыл. Но в последнее время начали появляться конспекты и рефераты той статьи, в которых сохранены все факты, но имя Эскара вообще выпало. Если сегодня ты дашь в информаторий запрос на тему индуцированного излучения света, получишь восемь — десять материалов с моим именем, и лишь в одном упоминается имя Эскара. Таковы факты.
— Удивительная скромность.
— Удивительная скрытность.
— Скрытность? У члена Мирового Совета?
— Да. Просто форма скрытности зависит от поста разумного в обществе. Если ты никто, ты прячешь тело. Если ты член Совета, прячешь дела. Сколько дел и открытий ему удалось спрятать, не знает никто. Мы, кстати, почти ничего не знаем о его личной жизни. Не знаем даже, к какому виду он принадлежит. Знаем, что он очень мало ест. Что не обращает внимания на вкус пищи, что раз в десять-пятнадцать лет уходит куда-то на омоложение. Что знает огромное количество анекдотов и охотно делится ими с инфорами. (Хранители знаний приставили к нему свиту из двух молодых инфоров, задача которых смотреть ему в рот и все запоминать.) Некоторые анекдоты такие старые, что понять, о чем в них идет речь, невозможно. Знаем, что он считает хорошим и правильным все, что увеличивает процент соответствия, и неправильным все, что уменьшает. Что за процент, чему соответствие — не знаем.
— А как он относится к сопровождающим инфорам?
— Ну, во-первых, есть договоренность. Ребятишки сопровождают его только в рабочее время. И присутствуют при разговорах только если он не против. На закрытые заседания Совета им хода нет. А во-вторых, ты же знаешь, инфоры — не из самых быстрых пловцов. Если ему надо, он запросто уходит от конвоя. Оглянется, скажет серьезно так: «Я тороплюсь. Если хотите, попробуйте не отстать!» И как припустит… Видимо, в его жилах кровь курьеров или неутомимых. Хотя моя кула решила, что он просто камень. Орель считает, что Эскар — первый из бессмертных. Игра природы. Он на самом деле бессмертный, не то, что мы. Мы проходим омоложение, а он никогда не стареет. Доказательство — его контактное пятно не такое, как у нас. А даже самые старые инфоры не припомнят, чтоб когда-то проводилась коррекция параметров пятна. То есть, если и проводилась, то задолго до внедрения бессмертия.
— Все это очень интересно, но какова мораль?
И тут Атран опять смутился. Уже не в первый раз с начала разговора.
— Не знаю. Есть тайна. Есть какой-то высший разум, который ведет нашу цивилизацию к неведомой цели. Есть эмиссар этого высшего разума. Я нащупал тайну, и хочу ее разгадать.
Дно приблизилось, стало песчаным.
— Вот мы и на полигоне. Дальше будет мелко и грязно, сообщил Алим.
За прошедшие годы полигон сильно изменился.