Жестокие сказки (№8) - Процент соответствия

— Разве это не так?

— Но мы не…

— Мы всего только скрываем правду. Большая разница, правда?

— Так ты ничего им не скажешь?

— А что я должен сказать? «Не переживайте ребята, сдохнем все вместе?»

— Надо же что-то делать! — взвыл Алим и умчался со скоростью курьерского шалота. Опомнился только влетев в мелкую бухту. — Нельзя же так. Надо что-то делать, — бормотал он как заведенный. — Мы никого не обманываем…

Развернулся и уже целенаправленно помчался по периметру озера.

— Привет! Хорошо, что вы вдвоем… Что я вас двоих встретил.

Неток и Ефаль замолчали и рассерженно обернулись.

— Легок на помине…

— Пожалуйста, ничего не спрашивайте, следуйте за мной. Через полчаса отвечу на все вопросы. Это дело жизни и смерти.

— Похоже, парнишкой дно чистили. Послушаем?

— Все вопросы потом, экстремальщики. Сначала вы должны увидеть.

— Ну показывай, экстремальщик, — сердито произнес Неток.

Алим пробил поверхность, осмотрелся и устремился к истоку реки по кратчайшему расстоянию. Ефаль и Неток с сердитым сопением едва поспевали за ним.

— Это так срочно? — не выдержала Ефаль.

— Не думаю, — резко сбросил скорость Алим. — Да чтоб я сдох, нам теперь вообще торопиться некуда! — и опять прибавил скорость. Неток с Ефалью переглянулись. Еще раз они переглянулись, когда Алим, не снижая темпа, вошел в реку.

Только бы Икшу не встретить, — размышлял Алим, — Вот она мне точно голову снимет. А что я им скажу? Два поворота осталось…

— Вот! — произнес он просто, указав плавником вперед. — Скоро возвращаться, а пути нет. Будет паника, нужно, чтоб кто-то помог ее погасить. Вы поможете?

Но туристы не ответили. Они смотрели, как Икша с усталой обреченностью сталкивает вниз камни.

— Придурок! — бросила Ефаль Нетку, выпростала из обтекателей рук-ки и присоединилась к Икше. Помедлив, мужчины тоже принялись за работу.

— Неток, Ефаль… Я украл у вас неделю отдыха. Простите меня…

— Глупый ты, Алим, хоть и широкомыслящий. Все правильно, — успокоила Ефаль. — Берегись!

Все отскочили. Небольшой оползень с сухим рокотом волной прополз по склону. Пока рассеивалась муть, Алим проверил метку на стене. Уровень поднялся едва-едва.

— За двое суток на шесть метров поднялась, а сегодня за пол дня — всего на пять сантиметров… — огорчился Алим.

Икша тоже взглянула на метку.

— Дальше медленней пойдет. Раньше заполнялся каньон, а теперь затапливает берега. Зеркало водоема резко увеличилось. Еще метр, и уровень у завала сравняется с уровнем озера.

Атран. Голубые сады

Дни шли за днями, пролетая быстро и незаметно. Кула все реже вспоминала Мбалу, повеселела и даже начала откликаться на кличку. Атран свыкся со своим новым положением, регулярно ходил в патрулирование с охотниками, изучал обязанности охотника, рельеф и границы патрулируемого участка, тренировал кулу и сам обучался боевым искусствам. Подчеркивая временность своего присутствия, сливался с кулой только через верхнее нервное пятно. Ночевал в хоме Мбалы. Ничего в обстановке менять не стал, не пересадил ни одной веточки. Хом сохранял вид девичьей кельи. Ну, не совсем девичьей. Но отсутствие постоянного спутника читалось сразу же.

Царапина на хвосте оставила хорошо заметный шрам. Атран сводить его не стал: шрам вызовет вопросы, а это в свою очередь даст повод рассказать друзьям о том, как он работал охотником.

Но вот настал день приезда охотницы. На вокзал отправились всем отрядом. Атран пытался вспомнить, как вел бы себя месяц назад. Передал бы кулу новой хозяйке и уехал в тот же день. Но сегодня поступить так просто не мог. Ознакомившись с расписанием, вернулся к охотникам.

— Завтра я уезжаю. Сегодня в Голубые сады уже опоздал.

— Это хорошо. Смена хозяина пройдет не так резко.

Шалот из Лагуны запаздывал. Охотники с кулами держались в стороне от массы встречающих-отъезжающих. Но присутствие кулов вызывало интерес. Диспетчер объявлял рейсы, публика постоянно менялась, а косячок любопытных вокруг охотников не иссякал.

И вот показался шалот из Лагуны. Охотница отделилась от него одной из последних, огляделась и направилась прямо к Лотвичу.

— Ганоид, вы Лотвич? Я Умбрия, прибыла заменить погибшую охотницу.

Где моя кула?

— Вот она. Ее зовут Бала, — отозвался Атран.

— Кула носит имя?

Отвечать не стал. Сказанное сказано, и не новичку менять сложившееся. Охотница ему не понравилась. Пожилая, поджарая, с сухим, невыразительным голосом, не подходила она в хозяйки бесшабашной, жизнерадостной Бале.

— Будем знакомы. Аранк, Урена, Атран. А я — Лотвич, вы не ошиблись, — представил всех командир охотников.

— Вы — тот самый турист, который заботился о моей куле? Благодарю вас, можете быть свободны — Умбрия внимательно осмотрела и ощупала хищницу. — Отличное животное.

— «Сухая/скучная» — передала кула все больше волнуясь. А когда Умбрия нацелилась на нижнее пятно, Атрану пришлось даже придержать Балу. Впрочем, слившись, охотница быстро и твердо взяла управление на себя.

— Мы кого-нибудь еще ждем? Нет? Тогда тронулись.

Лотвич усмехнулся и повел отряд на кордон. Атран, сведя связь с кулой до минимума, изучал в себе новую эмоцию. После долгих колебаний остановился на названии «горечь расставания». Справившись с этим делом, попробовал прощупать новую охотницу. Особой защиты она не ставила. Но оказалась холодна как Темнота.

— «Снизу холодная. Хочу с тобой. Ты добрый/понимающий» — выдала очередной шедевр кула.

— «Прости, малышка. Завтра я уйду».

— … «Откройся/пусти/приласкай», — жалобно попросила Бала, и Атран открылся. Хотя давал слово не делать этого никогда в жизни.

В последний ведь раз, — пытался оправдать он себя.

— «С тобой хорошо, с холодной/суровой плохо».

— «Она твоя хозяйка», — Атран попытался как можно четче сформировать этот образ.

— «Холодная/суровая меня не любит», — пожаловалась кула.

— «Слушайся ее», — передал Атран и повел кулу над зеленым ковром дна, так низко, что водоросли ласкали плавники.

— «Ты озабоченный/грустный. Почему не веселый?»

Короткая память — ваше счастье, — задумался юноша. — Равновесие. Одно зло уравновешивается другим.

— «Идем домой, малышка. Мне уже пора».

— «Там холодная/суровая. Боюсь ее.»

— «Надо».

— Атран, ты очень помог нам и действовал разумно и целесообразно. Если нужно, я могу послать об этом рапорт твоему руководству. А захочешь сменить профессию, возьму охотником и обеспечу кулом.

— Буду иметь в виду. Прощай, Лотвич.

— Да, чуть не забыл. Инфор не нашел в информатории никаких сведений о том, кто и как узнал о слоях среды различной плотности. Но этим данным больше шести тысяч лет.

— Ух ты, еще до открытия бессмертия? Тогда понятно. Сами знания сохранились, а кто когда открыл — забыли. Обычное дело…

— Будь счастлив, мой мальчик. И скорее найди себе подружку, — пожелала на прощание Урена.

До вокзала Атрана провожал Аранк. Кула Урены собиралась не сегодня-завтра метать икру, кул Лотвича и сами охотники не отходили от нее ни на секунду.

Отделившись от верхнего пятна кула, Атран кивнул охотнику, нашел шалота, идущего в Голубые сады и занял место на широкой спине чуть впереди спинного плавника. Машинально поерзал, притирая нервное пятно, но под ним была только теплая, бугристая от присосок пассажиров кожа. Очень быстро пассажиры заняли все места. Они ехали на курорт, были веселы и возбуждены.

Диспетчер объявил отправление, шалот развернулся над вокзальной площадью и лег на курс. Двое отставших пассажиров с веселыми криками присосались рядом с Атраном. Рулевой, которого на пассажирских маршрутах почему-то звали водителем, поднял шалота к самой поверхности. На его коже играли солнечные блики, а молодой ученый изучал новую эмоцию, навеянную расставанием с Балой. На этот раз даже название подобрать не удалось. Только простой, до предела упрощенный и утрированный образ. Будто он направил Балу прямо под удар клюва алмара. Как и предыдущие, эмоция была крайне неприятной. Атран еще раз проанализировал свои поступки за последний месяц. Принял участие в охоте на алмара. Принес пользу. По просьбе охотников ухаживал за кулой, пока не прибыла новая хозяйка. Теперь оставаться на кордоне больше незачем, значит, нужно двигаться дальше. Да, Бала хотела остаться с ним. Но кула — собственность отряда охотников. И что она будет делать вдали от границы? Народ пугать? Против чего же направлена эмоция?

Бедные зверюшки, как вы с этим живете? — подумал Атран и хотел заняться аутотренингом. Сосредоточиться, и усилием воли вытолкнуть паршивую эмоцию из головы. — Все в прошлом, назад время не идет, можно забыть, — внушал он себе.

Сосредоточиться не удавалось. Сосед справа без конца мурлыкал под ухом веселый, незатейливый мотивчик.

Сейчас ты у меня замолчишь, — решил Атран, дождался конца куплета и заорал припев в полный голос.

Лай-лай-лай ла-лай-ла! Лай-лай-лаа ла-лай-ла! Тым! Тыбыдым-тыбыдым!

Сосед справа заткнулся и изумленно распахнул глаза, зато сосед слева, а за ним и все остальные пассажиры с энтузиазмом подхватили песню.

Ну да, все едут на курорт, — вспомнил Атран и грустно рассмеялся. — Чего я там забыл?

Однако, молчать одному среди вопящей и ликующей толпы пассажиров неинтересно, и он подхватил песню вместе со всеми. Несколько пар студенческого возраста отделились от шалота и устроили маленькое представление, выстроившись узором, красиво и синхронно перестраиваясь в такт песне. А когда поравнялись с шалотом, идущим обратным рейсом, и все дружно закричали: «Физкульт-привет!», Атран окончательно позабыл о своих горестях.

Три дня в Голубых садах прошли замечательно, а на четвертый Атран, крайне довольный собой и отпуском, отправился домой.

Алим. Озеро

На следующий день Алим с утра отправился к завалу. С изумлением обнаружил, что Ефаль и Неток привели еще двух туристов. По командам Икши все впятером пытались столкнуть вниз крупный обломок скалы. Алим бросился им на помощь, обломок пошатнулся, Икша, изогнувшись дугой, уперлась хвостом в склон, закричала, все еще раз дружно поднажали… и обломок покатился вниз, на дно каньона. Туристы бросились врассыпную, столкнулись, получилась куча-мала, Ефаль едва не попала под камень, но успела уйти вверх. Маленькая победа подняла настроение. Ворчание Икши насчет осторожности и техники безопасности встретили прибаутками, но самым внимательным образом осмотрели ее сбитые камнями рук-ки, ссадины на хвосте — и отстранили от работ. Все равно, работать не мешая друг другу могли только пятеро.

Вскоре подошли еще четыре экстремальщика. Те самые приятели-хохмочи, которых Алим меньше всего хотел видеть.

— Нифига себе! Слышал, что инструкторы группам трудности создают, но чтоб такую кучу навалить… — изумился первый.

— Да эту груду полгода разгребать, а у нас отпуск кончается! — возмутился второй. — Икша! Икша!

— Здесь я.

— Когда вернемся, сообщите нашему руководству, что мы задержались по независящим от нас причинам.

— Сообщу. Обязательно сообщу. Но юридической силы мое сообщение иметь не будет. Выход на экстремальный маршрут ведь дело добровольное.

— Пусть это вас не волнует, — повеселели парни. — А ну-ка, потеснитесь. Смена пришла!

Алим проверил вчерашнюю метку и поставил новую. За его спиной столпились туристы. Работа на некоторое время замерла. За сутки уровень поднялся меньше, чем на четверть метра. Молодежь с разгона выпрыгивала из среды вертикально вверх, пытаясь определить высоту завала и высчитывая дни. Алим не стал уточнять, что с каждым днем уровень будет повышаться все медленнее и медленнее.

С каждым днем все больше туристов узнавали о завале. Но происходило это как-то буднично и просто. Новички видели, что остальные в курсе, что меры принимаются, никто не боится — и успокаивались. Икша составляла бригады — теперь работали сразу десять экстремальщиков. Пять у поверхности и пять — на четыре метра ниже. Подъем уровня продолжался, но с тех пор, как уровень у завала сравнялся с уровнем озера, не превышал трех сантиметров в сутки. И, по расчетам Алима, должен был замедлиться до полутора-двух сантиметров. А высота завала в самой низкой точке (у правого берега) превышала три метра. И никто не мог оценить его ширину.

Отработав свою смену, Алим направлялся исследовать территорию, которая совсем недавно была сушей. Глубина в этих местах редко превышала метр, незнакомая обстановка возбуждала и тревожила, но экскурсии стоили риска. Юноша понимал, что час прогулки по затопленной территории стоит десятков часов обычных наблюдений, а такая уникальная ситуация может никогда больше не повториться. Он выделил десятки видов растений, пытался классифицировать их, понять взаимодействие. И было до слез обидно, что нет ни одного инструмента, ни одного консерватора. Только глаза и память.

Каждый вечер он сливался с Корпеном и передавал инфору все собранные за день знания. Инфор посмеивался, но никогда не отказывал. Он выделил Алиму раздел в своей необъятной памяти и даже в свободное время проводил систематизацию и классификацию новой информации. Алим в свою очередь поражался порядку и опрятности в уме инфора.

Ежедневную передачу знаний молодой ученый считал обязательной. Ведь он, кроме прочего, изучал съедобность растений суши. Но ядовитых, на его счастье, не попадалось, и очень скоро выработалось простое эмпирическое правило: есть можно все то, что вкусно.

Часто в экскурсиях его сопровождала Ригла. С девушкой произошла удивительная перемена. Она прикусила свой острый язычок и из ехидной насмешницы превратилась в слушателя. Алим делился с ней теориями, спорил вслух сам с собой, она слушала и не перебивала.

В день, когда группа должна была отправиться в обратный путь, Икша собрала общее собрание. Хотя все были в курсе, описала ситуацию. Предложила Алиму сделать доклад о скорости подъема уровня среды.

— Сейчас подъем составляет три-три с половиной сантиметра в сутки. Это дает сто суток ожидания. Но, с затоплением берегов увеличивается зеркало водоема. А это, в свою очередь, замедляет подъем уровня. Так что ждать нам двести-двести пятьдесят суток. Если же мы пророем вдоль правого берега канал глубиной два-три метра… Сами понимаете, насколько это ускорит…

— Как-то не так я себе представлял экстремальный туризм, — заметил Ольян, один из хохмачей. — Вместо опасностей, беготни от хищников — камни с утра до вечера таскать!…

Алим надеялся, что Икша не коснется горьких моментов. Но инструктор решила иначе. Упомянула все. И голод, и вымывание солей, и разлагающуюся органику на затопленных берегах.

— Прошу прощения! — не вытерпел юноша. — Но растительность суши съедобна! Чем больше мы съедим, тем меньше сгниет! Для хищных видов, конечно, травка не лучшая еда. Но если есть от пуза… Я хотел сказать, экономить не надо…

— Чем больше слопаем, тем меньше сгниет. Ты это хотел сказать? — перебил Корпен.

— Я хотел… Разлагающаяся органика… Токсикация среды…

— Вот-вот! Среду ему жалко.

Алим окончательно смутился, а туристы захихикали.

— Но это еще не все, что я хотел сказать! — затараторил Алим. — Когда мы не вернемся в срок, пошлют спасателей. Они обнаружат завал и сюда пришлют строителей с алмарами. Вы не знаете, что это за звери! Завал за неделю раскидают.

— Пока строители алмаров подгонят, мы состаримся!

Разгорелся жаркий спор. Большинство сошлось на том, что строители ничего не делают вовремя.

— …Нет, на самом деле, это была отличная идея. Мы должны были сами придумать это, — уверенно произнес Орчак.

— Ты хорошо всех успокоил. Теперь все уверены, что спасение только вопрос времени, — согласилась с Орчаком Икша.

— Но в чем я не прав? — изумился Алим.

— Объясни ему, — посоветовал Орчак, отвернувшись.

— Алим, с этой стороны завала среда. А что с той стороны?

— Как что? Река…

— Сухое русло. Много-много километров сухого русла, Алим. Спасатели не смогут привести сюда алмаров.

Атран. Институт генетики

…Закрыть глаза, закрыть уши, отказаться от всех чувств, только инструмент, его чувства… Подождать, пока не будет полного слияния… Образец… Прохладная культура ткани… Обволочь ее медузообразным телом инструмента… расслабиться, пока еще подготовительный этап операции… Сосредоточиться на маленьком участке… Сформировать и подвести к этому участку ощущала… Так… Клетки поверхности не нужны, они раздавлены и повреждены… Растворить… Глубже, еще глубже… Вот они, мягкие, нежные клетки внутренних тканей… Сузить поле обследования, все, что рядом, не существует… Хорошо, получилось… Утончить ощущала… Сосредоточиться на нескольких клетках… Вот они, упругие, слипшиеся оболочками… Раздвинуть, выбрать одну… Отделить от остальных, завлечь внутрь инструмента… Об остальных забыть, их больше нет… Вот она, единственная, растет, заполняет все поле чувств… Мешочек с упругими стенками… Ощупать… Хороший мешочек, совсем не поврежденный… Ощущала больше не помощники, теперь подвести к мешочку жгутики… Внутрь клетки… Осторожно, нежно, не повредить… Вот он — клубочек ядра… Извлечь… Аккуратно, нежно… Забыть о клетке, есть только ядро, оно заполняет все поле чувств… Подождать, расслабиться, соразмерить усилия и масштабы… Вот он, большой как глаз алмара… Войти жгутиками в него, ощупать… Нежно, едва касаясь, пока не обострятся чувства… Теперь распутывать, выделять петлю за петлей, нить за нитью… Время остановилось, его нет, есть бесконечно сложный узел нежнейших переплетений… Не торопиться… Одна нить отделена, в сторону ее… Теперь пойдет легче… Вторая, третья… Клубок распадается, теперь выпрямить, распутать каждую в отдельности… Разложить в пространстве аккуратно, одну к одной… Обволочь сознанием, расслабиться, пусть инструмент ознакомится с ними, ощутит, поймет их… Забыть об осязании… Черное ничто… В нем формируется туманная тень… Предвестник образа… Не торопиться… Времени нет, есть облачко, оно расплывчато, туманно, сосредоточиться на нем… Сфокусировать… Не торопиться… Отступить назад… Снова сфокусировать… Будто ощупываешь облачко ощущалами… В одних местах оно плотнее, там не трогать, в других совсем рыхлое, там нежными прикосновениями раздвинуть невесомую субстанцию, прижать к плотным узелкам… Образ формируется все четче… Это же цветок егия! Тот самый, что растет у входа в грот лаборатории. Спасибо тебе, Ардина, ты славная девчонка. Или это намек? Позднее подумаю. Сейчас выхожу из слияния с инструментом… Без спешки не травмируя и не балуя инструмент… Нити скомкать в комочек… Это тоже тренировка… Где у нас клетка?… Вот она… Комочек в клетку… Пусть оболочка клетки восстановится… Подождать… Жгутики больше не нужны, убираем и забываем… Клетку нежно двигаем к образцу ткани… Где она была? Здесь, вроде? Ну, сюда ее и вернем… Эти три раздвинем… Потеснитесь, ребята… Готово! Выводим образец ткани из инструмента… Сделано… Теперь вспоминаем, что у нас

были чувства… Слух, обоняние, осязание… С осязанием что-то не так, но это пройдет… Можно слегка расслабиться, ослабить контакт с инструментом… Я Атран, широкомыслящий, я больше не инструмент. Хорошие здесь инструменты. Настоящие! Чуткие, отзывчивые. Не те, университетские, ленивые, огрубевшие от сотен студентов, выработавшие на студентов иммунитет и почти не поддающиеся управлению. Ехидные сволочи, одним словом. Нет, с таким инструментом работать одно удовольствие. А теперь можно попробовать приоткрыть один глаз. Мутный свет… Ну да, я сам в инструмент по самые жабры погрузился… Медленно-медленно приподнимаюсь на плавниках. Все тело задеревенело… Инструмент, не обволакивай меня больше, отделяйся от меня… Умница… Хотя ты этого и не понимаешь. Теперь можно приоткрыть второй глаз… И выйти из слияния.

Отрабатываю плавниками назад и оглядываю лабораторию. Ардина о чем-то тихо беседует с профессором в другом конце грота. Неуклюже, как моллюск, шевелю одеревеневшим хвостом, выплываю в центр грота. Помещение залито бледным, рассеянным светом. То ли вечер, то ли утро.

— Сколько времени?

— Ты уже закончил? Ну, что это было?

— Выйдем наружу, я тебе такой же подарю.

Ардина смеется приятным, жаберным смехом. Серьезная девушка. И красивая.

— Вы, юноша, просидели в инструменте почти сутки. Солнце только что встало. Были какие-то сложности?

— Нет. Просто мы с инструментом притирались друг к дружке. Замечательный у вас инструмент. Ни в какое сравнение с учебными не идет. Чуткий, понятливый! Очень четкую картинку образца дал.

— А скажите мне, юноша, это был женский, или мужской цветок?

Выпадаю в осадок. И честно в этом признаюсь.

— Не знаю. Я первый раз имел с ним дело.

— О чем же вы думали?

— Об Ардине…

Ардина фыркает и гневно бьет хвостом, а профессор смеется.

— Ну, девочка, берегись! Охотник добычу не упустит! Идите домой, юноша, сегодня-завтра отдохните, а послезавтра будете мне ассистировать.

— Что за операция?

— Рук-ки. Как всегда, рук-ки. Когда же установится единый стандарт на этот орган? Ну, иди отдыхай, а то я уже ворчать начал.

Своего хома пока не было, и Атран по-прежнему проживал в студенческом кампусе. Один в двухместном хоме. Алим до сих пор не вернулся из путешествия. Атран даже начал беспокоиться. Но с другой стороны, двухместный хом в кампусе на одного — это здорово! Далековато от работы, зато жизнь ключом бьет!

Наскоро перекусив, он вышел на маршрут и неспешно двинулся к хому. Вскоре его догнал маршрутный шалот. Резко ускорившись, Атран сравнял скорости и присосался на свободное место позади нижнего нервного пятна шалота. Рядом дремала немолодая, добрая даже во сне особа. Это получалось у нее так сладко и заразительно, что Атран сам широко зевнул, задремал, и чуть не проспал свою остановку. Проснулся от толкотни и гомона студенческих голосов. Молодежь облепила шалота словно пиявки. Водитель привычно обругал прицепившихся у самого хвоста, заявил, что если под хвост попадут, то так им и надо, сами виноваты. Его заверили, что все с этим согласны, и шалот под шутки и звонкие выкрики взял курс к университету.

Первым делом Атран отоспался. Потом проведал друзей-студентов. От Алима не было никаких известий. Более того, не вернулся никто из группы, с которой он отправился в путешествие. Это настораживало. Еще две-три недели, и профессор вместо Алима возьмет в свою группу другого выпускника, а друзья намечали устроиться в одно место.

Нет, конечно, экстремальный туризм — спорт опасный, — размышлял Атран. — Меня запросто мог алмар скушать. Но чтоб целая группа уступила место молоди — такого не бывает…

Думать о неприятном не хотелось, и Атран начал вспоминать Ардину. Как плавны и точны ее движения, какая улыбка, как широко расставлены огромные глаза с ярко-красной радужкой, и как восхитительно она рассердилась… Надо поскорее познакомиться с ней поближе, пока Алим не вернулся. Дружба дружбой, но девушки — разговор особый!

— Итак, юноша, сегодня вы только наблюдаете. Позднее будете мне ассистировать, но сегодня — смотрите и запоминайте.

— Слушаюсь, профессор.

Атран занял позицию на верхнем нервном пятне профессора, слился и операция началась. Профессор закрыл глаза, слился с инструментом и погрузил в него голову по самые жабры. Работал он виртуозно! Делал за секунды то, на что у Атрана уходили минуты. Вскрыл икринку, в которой только-только начал формироваться зародыш, и разложил его на клетки. Начал работать сразу с сотней. Небрежно распарывал оболочку, извлекал комочек ядра, а раскладывать на нити предоставлял инструменту! Атран был поражен. Настолько доверять инструменту их в университете не учили.

— «И правильно делали, что не учили», — передал профессор. — «Это рабочий материал. Настоящую работу нужно делать самому».

И вслед за этими словообразами сам разложил ядрышко на нити. Быстро, ловко, аккуратно, и вместе с тем — очень нежно. Облек нити сознанием и расслабился.

— «А вот здесь, юноша, можно отдохнуть. Нельзя торопить инструмент. Он должен понять организм. Если будем торопить, начнет выдумывать, фантазировать…»

— «У него же нет фантазии. Нас в универе учили…»

— «Мало ли чему студентов учат.»

Сфокусировал образ профессор на удивление быстро. Только что было туманное облачко, и вот уже из него сформировалось студенистое тело, в котором просвечивали кровеносные сосуды и косточки. Профессор долго и придирчиво изучал его.

— «Вот здесь, на жаберной дужке наследственный генетический дефект», — удовлетворенно сообщил он через некоторое время. — «После работы подправим. Теперь смотрим, что у нас с рук-ками. У мамы с папой самый распространенный вариант. Трехпалые, с одним противостоящим пальцем. А наследнику они хотят сделать четырехпалые, попарно противостоящие. Ваши предложения, юноша?»

— «Продублировать кусочек нити с противостоящим пальцем.»

— «Можно и так. Но будет много хлопот с кровоснабжением и сосудистой системой. Легче заменить фрагмент нити с противостоящим пальцем на фрагмент с двумя пальцами, взятыми с другой рук-ки. Кисть получится симметричной, и стыковать нужно только два крупных кровеносных сосуда. Вот так!» — профессор начал вырывать из заранее препарированных нитей кусочки и встраивать их в ту, с которой работал. Делал это лихо и самозабвенно.

— «Профессор, но этот фрагмент… Он же…»

— «Да, из плавника. А какая нам разница, откуда взят нервный ствол? Главное — на нем есть нужная нам развилка.»

Покончив с левой конечностью, профессор взялся за правую. Запас препарированных заранее клеток стремительно уменьшался.

— «Ну вот, с рук-ками покончили. Что еще надо сделать, юноша?»

— «Вы хотели исправить генетический дефект».

— «Неверно! Мы еще не проверили обтекатели для рук-ков. Вдруг новая кисть не поместится?»

Обтекатели представляли собой две глубокие канавки вдоль боков, почти карманы, в которые рук-ки убирались во время движения. Об обтекателях Атран не подумал, и ему стало стыдно.

— … «В данном случае рядом с обтекателем кисти располагаются мягкие жировые ткани, и в фенотипе все сформируется само собой. Но забывать о таких вещах нельзя. Мы работаем с жизнью, юноша, помните это!»

В две минуты профессор покончил с генетическим дефектом жаберной дужки, просто отщипнув кусочек нити. Собрал нити в ядрышко, вскрыл еще одну икринку, вылущил из нее зародыш и поместил на его место модифицированную клетку.

— «Вот так, юноша! Формально работа сделана. Но есть одно „но“. Икринка ослаблена, так как часть питательной среды израсходовал зародыш. Поможем малышу?»

— «Обязательно поможем, профессор!»

— "Тогда бери управление на себя. Удали из запасной икринки зародыш. Правильно, полностью удали. Проверь, не осталось ли от него случайно клеток. Теперь слей две икринки. Края, края получше закрепи. Пусть будут наплывы. Наш богатырь сумеет из нее выбраться, когда подрастет. И икринка приметная. С колечком. Поздравляю вас юноша, вы приложили усилия к созданию новой жизни! Может, малыша назовут в вашу честь.

Некоторое время Атран и профессор наблюдали за икринкой. Все ли нормально, не разойдется ли оболочка, потом отделились от инструмента и пересадили икринку в инкубатор. Инкубаторы относились к тому же виду простейших инструментов, что и консерваторы. Студенистые, прозрачные, с синими прожилками, они были далекими потомками медуз. Что таить, почти все инструменты генетиков и врачей происходили от медуз, но вслух говорить это не принято. Неуважение какое-то.

Вечерело. Операция заняла весь рабочий день. Навалилась приятная усталость. Вышли в садик. Ардина, умница, прямо в садике приготовила легкие закуски.

— Как прошла операция, профессор?

— Отлично, девочка моя! — ответил профессор с набитым ртом. — Поздравь охотника с боевым крещением.

Ардина сделала кому-то знак, и к ним, стесняясь, приблизилась пара. Издали Атран принял их за широкомыслящих, но они оказались из вида неутомимых. Как и зародыш, с которым они работали.

— Это родители, — подтвердила его догадку Ардина.

— Родители — это хорошо! Вы угощайтесь, угощайтесь, — балагурил профессор. — И перестаньте волноваться. Операция закончилась успешно, будет жить! Познакомьтесь, это Атран, мой ассистент. Можете расспросить его, он принимал участие в операции, ответит на все ваши вопросы. А я пойду, проверю инкубаторы. Люблю, знаете ли, смотреть на новую жизнь!

Через полчаса Атран догадался, что профессор просто ускользнул от расспросов. Но сделал это так мягко и деликатно, что родители не обиделись и даже не догадались. Атран тоже не обиделся. Не каждый день попадаются такие благодарные слушатели. Шалот на остановку подошел полупустой, они расположились на его спине компактной группой, а за беседой дорога пролетела незаметно.

Алим. Канал

Катастрофа произошла на следующий день после собрания. Только случайно обошлось без жертв. Подходило время пересменка, больше двадцати экстремальщиков собрались у оползня. Один из хохмачей высунулся из среды и вовремя заметил опасность. Что он закричал, повторить в обществе нельзя, но если перевести на литературный язык, получится: «Спасайтесь!» И сам показал пример. Экстремальщики бросились наутек, а вокруг падали камни. Они пробивали среду, увлекая за собой множество пузырьков. К счастью, пробив четыре-пять метров среды, булыжники теряли убойную силу, но синяки и ссадины оставили самой высшей пробы.

Икша, отступавшая последней, вертелась как угорь и сумела не получить ни царапины. Жаль, этого подвига никто не видел.

В озере она тут же объявила общий сбор, дважды пересчитала туристов, ощупала и осмотрела каждого. Только после этого успокоилась. А успокоившись, поспешила назад, к завалу. Туристы нестройной толпой устремились за ней.

Муть еще не осела, но главное все увидели: Новый оползень уничтожил недельный труд группы.

— Может, я чего-то не понял, но этот обвал подготовили мы сами, — подытожил очевидное Ольян. — Какие будут предложения?

— Продолжать. Но работать будем только по правому берегу. Правый берег — скала. Оползень сошел с левого берега. А у правого большого оползня быть не может.