Алим. Интеллект головоногих

Высунув голову из среды, Алим любовался восходом солнца. Оно было красное, круглое и совсем не слепящее. И от него по поверхности среды бежала красная дорожка. До сих пор никто об этой дорожке не рассказывал. Алим решил, что дорожка очень красивая. Надо увековечить это открытие в памяти инфоров. После нескольких суток напряженной работы в голову лезли странные, нелепые, нелогичные идеи.

— Шеф, ты очень занят? — донесся снизу голос Корпена. — Инога извелась совсем. Три дня дожидается, когда любимый начальник от анализатора отцепится.

— Что-то срочное? — Алим поспешно опустился.

— На мой взгляд — нет. Но там говорится о тебе, поэтому Инога считает, что да.

Секретарша совсем смутилась и спряталась за Корпена. Ей очень нравилось прятаться за Корпена.

— В библиотеку поступил ежеквартальный бюллетень Северо-Западного Института Генетики «Научные течения». Там сенсационное интервью с Атраном: «Скоростной перегон инструментов: Шесть дней вместо трех месяцев». Я зачитаю?

— Начало опусти, — посоветовал Корпен.

— Хорошо. Вот отсюда:

Корр: — Чем отличается этот перегон от предыдущих?

Атран: — Прежде всего тем, что перегон по старой схеме просто не мог состояться в наших условиях. Алим, автор метода и крупнейший специалист по перегону инструментов, лично проверил маршрут и пришел к выводу, что при данном рельефе дна и структуре течений перегон невозможен. Ничего не оставалось, как разработать новый метод. И вот — первый инструмент доставлен в новый научный городок.

Корр: — Всего за шесть дней! Вы утерли нос Юго-Востоку!

Атран: — В корне неверно. Хотя бы потому, что проект перегона разработан при участии Алима. Последний раз мы с ним уточняли детали буквально накануне старта. Кроме того, эти два метода просто нельзя сравнивать. Они дополняют друг друга. Перегон Алима — это долгая и дорогостоящая операция. Мы сделали ставку на скорость и дешевизну. Но Алим перегнал полсотни инструментов, мы же — только один.

Корр: — Вы довольны результатом?

Атран: — И да, и нет. Перегон закончился успешно. Но, несмотря на тщательное планирование, мы допустили несколько серьезных ошибок. Жизнь инструмента подвергалась реальной опасности. Разумеется, в следующий раз будем мудрее. Теперь перегоны станут безопасными для инструментов.

— Он на самом деле утер тебе нос, — сухо заметила Ардина. Никто не заметил, когда она появилась.

— Это неважно, — беззаботно отмахнулся Алим. — Все равно мы впереди. Мы скоро выйдем на сушу, а он только обустроился.

И в самом чудесном настроении отправился проведать Орчака. Первый испытатель института вторую неделю не выходил из тяжелой депрессии. Он перенес несколько сложнейших операций по изменению фенотипа, похудел, осунулся. Операции проводила Иранья. Последняя длилась без малого две недели. На самом важном этапе Алим присутствовал, пока Иранья не выгнала. Поддерживал друга, нервничал и нервировал целительниц. Ему страшно было смотреть. Орчак, полностью погруженный в инструмент, переведенный на внешнее жизнеподдержание, напоминал диковинное анатомическое пособие. Кожа и мышцы на боках растворены до прозрачности, видны ребра и внутренности. Задний плечевой пояс Иранья сформировала в ходе предыдущей операции, а в эту планировала перенести на него рук-ки. Позднее, в ходе следующей операции, намечала вырастить вторую пару там, где полагается.

— Зачем так сложно? — допытывался Алим. — Почему сразу не вырастить пару рук-ков сзади?

— Потому что рук-ки из хвоста не растут! — сердилась Иранья. — Не требуй от меня невозможного. Передвинуть — могу. Вырастить — нет!

Теперь Алим пришел навестить выздоравливающего приятеля.

— Как дела? — фальшиво бодрым голосом осведомился он.

— Уйди, — донеслось из кустика постели.

— А я сюрприз подготовил.

— Очень мило, — буркнул Орчак и еще глубже зарылся в постель.

— Стажер прибыл из Северо-Западного, по обмену опытом. Балбес балбесом, но рассказчик… Заслушаешься!

Мнение Орчака о стажерах не услышал, потому что явились Иранья с помощницей, бесцеремонно вытащили неутомимого из постели и уложили на камень, покрытый толстым слоем губки. Рук-ки Орчака вывалились из обтекателей и бессильно болтались, словно диковинные водоросли. Растущие из хвоста рук-ки — это было нелепое и жутковатое зрелище. Впрочем, Иранья и сама смотрелась жутко. Исхудавшая, тощая, кишки к позвоночнику прилипли, но возбужденная и решительная — она тут же начала массировать и растирать рук-ку Орчака. Помощница взялась за другую рук-ку. Но работала медленнее и осторожнее. Жертва прогресса, испытатель нового тела слабо трепыхался и бранил обеих. Время от времени то одна, то другая целительница садилась на его верхнее пятно и обменивалась с напарницей непонятными фразами.

Через час экзекуция кончилась. Иранья бережно заправила рук-ки в обтекатели, и целительницы удалились.

— Зря ты на них так, — заступился за девушек Алим.

— Все равно через три часа явятся, — хмуро отозвался Орчак. — Четыре раза в день мне бока мнут, а пользы ноль!

— Как ноль?

— Я не чувствую рук-ков. Хочешь — сам убедись.

Не дожидаясь повторного приглашения, Алим устроился на верхнем пятне, закрыл глаза и прислушался к ощущениям. Рук-ки Орчака чувствовались четко и ясно. Почему-то они растопырились в стороны. Левая чесалась.

— Но…

— Это фантомные, — буркнул Орчак. — Ты на хвосте сосредоточься.

— На хвосте не чувствую, — Алим безрезультатно пытался пошевелить теми, которые чувствовал. — А как настоящие.

— Они и были настоящими, пока на задницу не переехали… Не так я себе это представлял, — сознался Орчак. — Думал, самое страшное — это в инструмент лечь. Ты даже не представляешь, как часто мы в быту рук-ками пользуемся… Мы просто не замечаем этого. А я даже светоч не могу зажечь! Я в урода превратился. Из хома не могу выйти. Они из гнезд вываливаются, цепляются за все. Краба из постели прогнать не могу.

— А что Иранья говорит?

— Что говорит, что говорит… Через год, говорит, нервы прорастут. Если тренироваться буду — смогу ими пользоваться. Не выдержу я год.

— Есть идея! — сообщил Алим после долгого раздумья. И выскочил из хома.

— Мог бы хоть «до свидания» сказать, — пробурчал Орчак.

Через полчаса Алим вернулся. И не один. На нижней присоске болтался очень крупный и весьма недовольный лабораторный осьминог-манипулятор.

— Потренируйся с ним, — Алим расслабил присоску и сбросил осьминога прямо на Орчака. — Рук-ков он, конечно, не заменит. Но все же…

Орчак никогда не работал с инструментами сложнее краба-секатора. Сесть на пятно испуганного осьминога без помощи рук-ков тоже оказалось не так-то просто. В общем, следующий час прошел в веселой возне. Орчак гонялся за манипулятором, подцеплял его на присоску, пытаясь угодить на контактное пятно, осьминог скручивался клубком и ускользал. А Алим, сидя на верхнем пятне Орчака, выкрикивал советы и удерживал рук-ки неутомимого в обтекателях. За этим занятием их и застали целительницы.

— Справа заходи! В угол зажимай! Привет, Иранья.

— Виделись, — хмыкнула целительница. — Как думаешь, подруга, у них получится что-нибудь?

— Раздавят осьминожку… Или замучают. Самцы…

— Больной… Больно-о-ой! Перестань мучить самочку! Что вы с ней хотите сделать?

— Это самочка? — удивился Орчак. — Я хочу взять ее на присоску.

— Вот так? — Иранья выпростала рук-ки, пощекотала осьминожку и ловко посадила на свою нижнюю присоску. — Не бойся, милая. Эти два бездельника вовсе не хотели тебя съесть.

Ее напарница тем временем начала сооружать осьминожье гнездо в углу хома.

— Иранья, ты объясни ей, чтоб от меня не убегала, — пожаловался Орчак.

— Сам объяснишь. А теперь — на массажный стол.

Орчак расположился на камне, покрытом губкой, а Алим незаметно ускользнул. Нужно будет объяснить Амбузии, куда делся из ее лаборатории самый крупный манипулятор. Ворчать начнет…

Алим выписал из центрального госпиталя лучшего нейрокорректора. Светило мирового масштаба. О светиле ходили противоречивые слухи. Говорили, именно оно организовало госпиталь много-много лет назад, говорили, термин «нейрокорректор» оно выдумало само, так как слово «целитель» ему не нравилось. От «целителя» шарлатанством веет. Светило оказалось недавно омолодившимся неутомимым.

Здорово, организмы! — ворвался он в хом. — Кто тут у вас четверорук земноводный?

Орчак и Алим недовольно обернулись. Только что они заключили пари, что Ракушка (Так Орчак назвал самочку-осьминожку) самостоятельно сумеет разложить белые и черные камешки в разные кучки. Об интеллекте осьминогов в научном мире говорить было не принято. Считалось, что они дрессировке не поддаются. У них даже не вырабатываются условные рефлексы. Орчак же утверждал, что Ракушка все понимает, только говорить не может. И вот, когда опыт был в самом разгаре, Ракушка передвинула белый камешек в одну сторону, черный в другую, взяла следующий и надолго задумалась, кто-то врывается в хом с громким криком! Разумеется, осьминожка испугалась и спряталась под брюхом Орчака. Может, у осьминогов и не вырабатываются условные рефлексы, но что самое безопасное место в мире — на нижней присоске Орчака, она усвоила.

— Не подсказывать! — возмутился Алим — А вы кто, уважаемый?

— Я Убан. Разрешите узнать, чем вы занимаетесь?

— Проводим тест на память и интеллект головоногих, — объяснил Орчак. — Я закладываю в память моллюска программу действий, а она должна самостоятельно ее выполнить.

За время, проведенное на полигоне, Орчак успел нахвататься заумных терминов.

— В «Научных течениях» сообщалось, что осьминоги очень умны для моллюсков, — произнес Убан. — Но я, кажется, сорвал вам опыт.

— Мы сейчас повторим, — Алим выпрастал рук-ки, отобрал у Ракушки камешек и вернул в общую кучу. — Запускай, Орчак.

Когда подошло время массажа и в хом ворвались целительницы, эксперимент был в самом разгаре. Мужчины окружили осьминожку и азартно комментировали каждое движение. Ракушка, робко косясь на экспериментаторов, неуверенно протягивала к кучкам то одно щупальце, то другое, то третье. В кучках скопилось уже по десятку камешков, и всего три ошибки! Вот осьминожка положила белый камешек в кучку черных, но тут же подобрала его другим щупальцем, подтянула к себе.

— Что тут происходит? — поинтересовалась Иранья. На нее зашикали, объяснили шепотом. Пару минут Иранья присматривалась, потом рассмеялась, выпростала рук-ки, пощекотала осьминожке брюшко. Ракушка бросила камешки и потянулась всеми щупальцами к целительнице. Иранья посадила ее на нижнюю присоску, прислушалась.

— Орчак, ты избаловал ее до безобразия. Разве так можно?

— Я ее не баловал. Я ее дрессировал по новейшей системе дрессуры. Только положительные подкрепления. Никакого принуждения, никаких наказаний.

— Амбузия тебе плавники с мясом вырвет. Ты испортил лучший инструмент. Манипулятор должен быть ленивым и безынициативным. А Ракушка? Она энергична и самостоятельна.

— Если честно, не хочу я ее отдавать. Амбузии не говори пока. Алим, пересчитай, пожалуйста, камни. Надо вычислить процент ошибок.

— Двадцать один камень, из них три ошибочных. Это будет… около четырнадцати процентов! Случайное распределение дало бы пятьдесят!

— Не хотелось бы вас огорчать, разумные, но ваш опыт блестяще провалился.

— Как?! Почему?! — хором возмутились экспериментаторы.

— Разве вы не видите? Ракушке все равно, какого цвета камень. Она наблюдает вашу реакцию и старается угодить вам.

— Чтоб мне крабом стать. Ей это удалось, — согласился Убан.

— Хватит разговоров. Больной, на ложе пыток.

Орчак всплыл, повилял всем телом, вытряхивая рук-ки из обтекателей.

— Ну надо же! — изумился Убан. — У вас это от рождения?

— У меня это от глупости.

— Орчак станет первым разумным сушеходящим, — вступился за друга Алим. — Надежда нашего проекта. Для перемещения по суше ему надо две пары рук-ков.

— Убан, вы два часа провели вместе со своим пациентом. Чем вы занимались? — изумилась Иранья.

— Мы были заняты, — откликнулся нейрокорректор, восхищенно рассматривая Орчака со всех сторон. — А куда делись передние рук-ки.

— Вы их и видите. Мы вырастили задний плечевой пояс, перенесли на него рук-ки. Но после переноса они потеряли чувствительность. Когда Орчак вновь научится ими управлять, регенерируем переднюю пару.

— А какова моя задача?

— Восстановить функциональность задних рук-ков.

— Легко сказать — восстановить, — пробурчал Убан. — Если б вы с ними родились… Ни у одного разумного никогда не было хвостовых рук-ков. У нас в мозгу даже нет области, управляющей хвостовыми рук-ками. Дайте-ка я изнутри взгляну.

Он сел на верхнее контактное пятно Орчака. Иранья тут же пристроилась на его верхнее пятно. А напарница ираньи — на нижнее пятно Орчака. Алим полюбовался минуту этим четырехслойным бутербродом, пощекотал брюшко Ракушке и тихо, незаметно удалился.

— Нет, это фантомные, — неслось ему вслед. — Не надо их гасить. Ни в коем случае. После регенерации передних они вновь станут истинными…

Атран. Институт Темноты.

Атран вышел из хома через световое отверстие и задумался: Для чего здесь, на границе Темноты в помещениях оставляют световые отверстия? Инерция мышления, застарелые инструкции, или все же есть какой-то смысл? Хомы и гроты ведь все равно освещаются светочами.

— Коллега, вы здесь?

— Да-да, — поспешно откликнулся Атран и вернулся тем же путем. Обошел хом по периметру, зажигая спокойные светло-зеленые светочи. Розовые, желтые и голубоватые трогать не стал. Они хороши для утра.

— Я только что с почты, — спешил поделиться Алтус. — Вы слышали об очередном грандиозном празднике, который устроил ваш друг Алим?

— Нет… Скажите, коллега, зачем в наших хомах световые отверстия?

— Как зачем? Для вентиляции.

— Я не подумал… Так что там с праздником?

— Три дня подряд, в честь крупных практических достижений! Игры, олимпиады, спортивные состязания, катание на волнах! Пресса, любопытные! Будем честны, коллега, они нас обогнали.

— Не так уж сильно. Давайте сравним.

— Они переоборудовали свой атолл в полигон Суши. Навезли песок и засыпали всю лагуну.

— Грандиозно. Но мы построили научный городок. Перевезли инструменты.

— Инструменты они вырастили десять лет назад. Сейчас выращивают уже второе поколение местных. А городок обустроили давным-давно. Ладно, пусть по этому параметру мы наравне. Их программа «Зеленая суша»!

— «Светлая глубина», профессор! Наши студенты засевают светочами все улицы, все трассы. Скоро весь городок будет иллюминирован. Наравне идем.

— Они решили проблему зрения на суше.

— Вы, профессор, практически решили проблему эхолокации.

— Эхолокация — не зрение. Это ориентировка в пространстве. Сопоставим ее с их системой дыхания на суше. А их система перемещения по суше? Вы слышали о лапках? Нам противопоставить нечего…

— Да, пока нечего…

— Они получили разрешение на генетическую модификацию разумных испытателей.

— Мы опять отстаем. Но профессор, в этом мы сами виноваты. Подавайте заявку на испытателей системы эхолокации.

— Не рано ли, коллега? Переход к испытаниям на разумных — это организация детских учреждений, инкубаторы, селектарии, площадка молоди, школа, эмиссары службы инициации разума… Не нравятся мне их методы. Две инициации, после каждой шестьдесят процентов отсева.