Сто великих врачей

      Дальнейшее своеобразное развитие постулат Бернара получил у американского физиолога Уолтера Кеннона на основании изучения физиологии пищеварения и нейрогуморальных механизмов, эмоций и механизмов развития травматического шока. В основном Кеннон рассматривал механизмы ауторегуляции физиологических процессов. На основе глубокого анализа этих состояний он в 1926 году в статье, посвященной некоторым представлениям эндокринных влияний на метаболизм, впервые предложил новый термин «гомеостаз» для обозначения стабильности состояния организма. Он рассматривал гомеостаз как производное естественного отбора. Кеннон писал, что «координированные физиологические процессы, которые поддерживают большинство постоянных состояний в организме, столь сложны и своеобразны у живых существ (эти процессы включают совместное действие мозга и нервов, сердца, легких, почек и селезенки), что я предложил для таких состояний специальное обозначение — гомеостаз».
      Клод Бернар изучал электрические явления в животных организмах, образование тепла в теле в теле животных, газы в крови и много других проблем, имевших серьезное значение для медицины. Коротко говоря, в течение примерно трех десятков лет большая часть физиологических исследований почти всех лабораторий Европы, в сущности, лишь развивала идеи и проблемы, поставленные в его работах.
      Профессор Бернар заложил также основы экспериментальной фармакологии и токсикологии. С исследованиями яда кураре связан любопытный эпизод. В 1851 году Клод Бернар получил в подарок от Наполеона III кураре. Он и немецкий ученый Келликер проделали опыты, чтобы выяснить, как действует яд кураре на мышцы и нервы. Эти эксперименты показали, что парализующее действие яда кураре на окончания двигательных нервов и мышц имеют значение не только для фармакологии, токсикологии и других медицинских дисциплин, но и для физиологии. В XIX столетии одной из кардинальных проблем физиологии была разгадка механизма передачи возбуждения с нервного волокна в мышцу. Большинство исследователей склонялось тогда к мысли, что переход возбуждения с нервного волокна на мышцу — это физический процесс, представляющий собой электрическое явление. Однако изучение действия кураре на организм породило сомнения в этом.
      Кураре — сильнейший растительный яд, который индейцы применяли для отравления наконечников своих стрел. Кураре, в отличие от других веществ, весьма своеобразно действовал на нервы и мышцы. Нервное волокно, мышечную ткань яд не отравлял, но парализовал двигательные окончания скелетных мышц. При введении кураре в кровь наступает сравнительно медленно развивающийся паралич двигательных мышц, в том числе и дыхательных, грудной клетки, нарушается дыхание, развивается асфиксия, и животное погибает. Этот опыт стал достоянием классической физиологии и постоянно демонстрируется студентам на практических занятиях по физиологии.
      Опыты с кураре заставляли ученых предположить, что между мышцей и нервным окончанием существует пространство — щель, в которой, по-видимому, находится некое вещество, чувствительное к действию яда кураре. Это место «контакта» нервных волокон друг с другом или нервного окончания с мышцей было названо синапсом (от греч. «смыкать»). Именно благодаря существованию синапса и гипотетического вещества, находящегося в нем, можно было понять, каким образом кураре убивает. Попав в организм, яд лишает вещество синапса возможности передавать импульс с нерва на мышцу, и импульс, пробегая по нерву и достигнув его окончания, не может перескочить через образовавшуюся пропасть — синапстическую щель. Вот почему мышца бездействует. Клод Бернар не дожил до того времени, когда предсказанное им гипотетическое вещество синапса было открыто. В 1921 году Отто Леви представил доказательства существования химического посредника — медиатора в передаче импульсов с нервного окончания на мышцу. Через восемь лет два английских экспериментатора, Генри Дэйл и Дадли, выделили это вещество из экстракта селезенки лошади, определили его химическую формулу и назвали ацетилхолином. За эти работы Леви и Дэйлу в 1935 году была присуждена Нобелевская премия.
      И.М. Сеченов решил повторить опыты Бернара и обнаружил ошибку. Сеченов вводил под кожу лягушке известное количество серноцианистого (роданистого) калия. Опыт производился строго в тех же условиях, что и у Бернара. Действие яда, по наблюдениям Сеченова, проявлялось в том, что лягушка теряла чувствительность кожи — не реагировала на щипки. Но, когда Сеченов попробовал разогнуть согнутую лапку лягушки, она ее подтянула к животу. Так был установлен факт нечувствительности кожи при сохранении способности мускулов лягушки к движению. У Бернара же все было наоборот: кожа чувствительна, а мышцы парализуются. Опыты повторялись десятки раз с одним и тем же результатом. Ошибка Бернара была очевидна. Профессор Функ, в лаборатории которого в это время работал Сеченов, проверив его эксперименты, убедился в их достоверности. Для установления научной истины Сеченову пришлось, невзирая на огромный авторитет Бернара, выступить со статьей в специальном журнале. Это была первая научная статья Сеченова, основанная на экспериментальных исследованиях. Она появилась на немецком языке в 1858 году в «Пфлюгеровском архиве». На этом история не кончается.
      Десятилетиями кураре используется как классический парализатор. Обычно он вводится в кровь. Но вот в 1890 году в статье Тилье сообщается, что если спинной мозг смазать раствором кураре, то мозг не парализуется, а возбуждается. Эта необычная реакция организма привлекла внимание итальянского физиолога Пагано (1902 г.). Он показал, что введение в мозжечок 0,1 мл 15 %-ного раствора вызывает определенные двигательные реакции.
      В дальнейшем Л.С. Штерн занялся уточнением механизма необычного действия кураре на мозжечок. При этом ею было установлено, что кураре оказывает возбуждающее влияние на организм только в том случае, если он попадает в спинномозговую жидкость. Если же кураре оказывается введенным только в вещество мозжечка, то двигательная реакция хотя и развивается, но значительно слабее.
      На основании этих опытов можно было сделать общее заключение, что существует резкое различие между реакциями организма на кураре в зависимости от способа введения. Если кураре вводить в кровь, то развивается резкий паралич, приводящий к летальному исходу. А при введении его в мозг возникает резкое возбуждение и двигательная реакция. Так в 1926 году был найден механизм, названный гематоэнцефалическим барьером, который «мешает» переходу некоторых веществ из крови в мозг.
      Настоящей революцией в медицине явилось появление в 1864 году знаменитой книги Бернара «Introduction a la medicine experimentale» («Введение в экспериментальную медицину»). Огромна роль Бернара в развитии экспериментальной физиологии как науки, которая может «предвидеть и действовать». Он одним из первых ввел в физиологию экспериментальный метод исследования. Эксперимент, по глубокому убеждению Бернара, должен был произвести революцию в физиологии. Он выступал за широкое внедрение эксперимента в медицину. «Медицина, — писал он, — может быть или медициной выжидающего наблюдения, представляющей действовать природе, или медициной, действующей экспериментально. Все остальное есть эмпиризм или шарлатанство». Цель экспериментальной медицины он усматривал в исследовании физиологических явлений болезни, чтобы научно обоснованно и эффективно воздействовать на больной организм.
      Профессор Бернар был резким противником чистого эмпиризма, ограничивающего науку накоплением фактов без связывания их в теории. «Эмпиризм может служить для накопления фактов, но никогда не будет создавать науку. Экспериментатор, который ничего не знает о том, что он ищет, не понимает и того, что он находит», — говорил Бернар. «В экспериментальной медицине, — как указывал Бернар, — имеются три рода явлений, которые никогда не следует терять из виду и между которыми всегда следует пытаться установить связь: это явления физиологические, патологические и терапевтические». Это представление Бернара сохранило свою силу до настоящего времени и получило дальнейшее развитие в трудах многих ученых.
      Высказывания Бернара по ряду важнейших вопросов физиологии и патологии — о роли опыта в медицине, о постановке и критике экспериментов, о соотношении наблюдения и опыта, о роли гипотезы в исследовании, о «неудачных» опытах, о соотношении клиники и физиологии, физиологии и морфологии и др. — представляют огромный интерес и поныне. Павлов ценил Бернара как «гениального физиолога, который уже с очень давних пор соединил в своем обширном и глубоком мозгу в одно гармоничное целое физиологию, экспериментальную патологию и экспериментальную терапию, тесно связывая работу физиолога в своей лаборатории с практической деятельностью врача под знаменем экспериментальной медицины».
      Мировоззрение Бернара не было цельным и всегда последовательным, в известной мере оно было эклектическим, с элементами позитивизма и агностицизма. Парадоксально, но крупнейший французский физиолог, как и его немецкий коллега И. Мюллер, считал, что «…Жизненная сила управляет явлениями, которых она не производит, а физические агенты производят явления, которыми они не управляют». В то же время он осуждал витализм, ибо «эта доктрина по преимуществу ленивая: она обезоруживает человека. Она … делает из физиологии род недоступной метафизиологии». В своих исследованиях он исходил из материальности физиологических явлений, и поэтому витализм его не удовлетворял. Но в то же время для него существовал только механистический материализм, который его также не мог удовлетворить. Вот почему, не поднимаясь выше механистического материализма, он часто оказывался в плену виталистических представлений. Он считал, что все явления жизни обусловлены материальными причинами, основу которых составляют физико-химические закономерности; тем не менее существуют какие-то неизвестные причины, созидающие жизнь и диктующие ее законы.
      Клод Бернар скончался 10 февраля 1878 года в возрасте 65 лет, став первым французским ученым, удостоенным публичных похорон.

Гризингер (1817–1868)

      Многие века человечество получало представление о психической деятельности из мистических и религиозных источников. Естественно научное представление о психических болезнях как болезнях мозга было разработано первоначально древнегреческими врачами, однако оно долго сосуществовало с суеверными представлениями. Так, в Древнем Риме считалось, что сумасшествие насылается богами, и в некоторых случаях его рассматривали как знак избранности. Например, эпилепсию называли священной болезнью, страдающих этой болезнью людей считали пророками и провидцами. Эпилептики пользовались неотъемлемым правом избираться на должность жреца как обладающие божественным даром прорицания.
      Перед психическими болезнями врачи были беспомощны. Лечили тем, что в голову придет. При помешательствах древнегреческий врач Самоник рекомендовал очищать мозг соком бузины или плюща, вводимым в ноздри больного. Римский врач Скрибоний Ларг предписывал класть на голову электрического ската. Другие в случае помешательства обкладывали голову больного теплыми овечьими легкими и капали на кожу темени уксус и ртуть.
      Известный ирландский врач Уильямс Стокс (W. Stokes, 1804–1878) передает любопытный случай быстрого «исцеления» душевнобольного. Страж, приставленный к больному, привел его к болоту, затем столкнул в него и придержал там, пока тот не успокоился. Этим примером Стокс желает показать, что в лечении душевных расстройств выбор невелик.
      В Средние века в Европе психозы считались порождением дьявола. Лечение душевнобольных «изгнанием беса» проводилось священнослужителями. Многих душевнобольных сжигали, считая их ведьмами и колдунами. Первые дома призрения душевнобольных создавались при монастырях, а пациенты содержались в смирительных рубашках и цепях «для обуздания дьявола». Призрение душевнобольных также осуществлялось в монастырях, а лечение — «изгнание беса» — в церкви.
      Психиатрия как медицинская дисциплина возникает в первой половине XIX века. Эскироль, П. Дейль и Делайе выделяют первую истинно нозологическую единицу в психиатрии — прогрессивный паралич, или болезнь Бейля (A.L.J. Bayle, 1799–1858, французский психиатр). С момента своего рождения психиатрия встречается с одними и теми же основными вопросами и загадками. Речь идет не о проблемах, до сих пор не решенных, а о проблемах, которые по своей сущности не могут быть решены. Психиатрия как наука — метафизична. Психиатрия не может быть единой в методичном отношении дисциплиной, поскольку она имеет дело одновременно с телом, душой и духом человека. Проблема души и тела метафизична и необъяснима с точки зрения науки.
      В 1708 году Г.Э. Шталь выделил две группы психозов: первая — простые, первичные психозы, которые являются первичными заболеваниями души без участия тела, вторая — возникает в результате телесных болезней. Шталь утверждал примат души, примат психологического анализа психозов. Положение Шталя о простых, патетических психозах впоследствии развивалось школой «психиков», а его положение о сложных симпатических психозах — «соматиков». Так, к началу XVIII века дано начало двум направлениям в психиатрии. Психическое направление в силу своего тяготения к философскому идеализму и в особенности к Ф. Шеллингу получило название романтического. Во втором направлении немецкий реализм соединился частично с французским материализмом, а позднее с эмпиризмом французских психиатров.
      «Психики» полагали, что имеются собственные болезни души, эти болезни психогенно обусловлены; соматики считали, что «душа сама не может заболеть», заболевает только тело, психические расстройства обусловлены соматически. По мнению «соматиков», мозг может заболеть первично или вторично — в результате соматического заболевания. Руководитель школы «психиков» немецкий психиатр И.-Х. Гейнрот (Heinroth, 1773–1843) говорил, что первично заболевает душа, речь идет о «болезни личности»; душа может заболеть без участия тела (К. Шнейдер). И «психики», и «соматики» не ставили вопроса о внутренней истории личности. На вопрос о существе души (Seele) не могли ответить ни анатомия мозга, ни физиология.
      Историческое противоречие между «психиками» и «соматиками» до сих пор не разрешено. Те вопросы, которые волновали и разделяли «психиков» и «соматиков», стоят в настоящее время и перед современной психиатрией. Все новые направления сегодня примыкают либо к «соматикам», либо к «психикам».
      Противостояние между «психиками» и «соматиками» получило отражение во все периоды истории психиатрии. Процесс «умерщвления души», который мы наблюдаем в его развитии от Декарта до И. Мюллера, связан с материализмом, к которому примыкали также Флуранс, Мажанди и Маршалл Холл (1790–1857) — английский врач, развивший учение о рефлексе. По мнению И. Бодамера, основные положения немецкой школы «психиков» сходны с положениями Шталя. Спор этих школ в свое время закончился в пользу «соматиков», но тезис психические болезни — это болезни мозга — гораздо более упрощает проблему, чем спекулятивные суждения старых «соматиков», включая Гризингера, сохранивших еще «антропологическую широту».
      Вильгельм Гризингер (W. Griesinger), один из основоположников научной и клинической психиатрии, родился 29 июля 1817 года в Штутгарте. Окончив медицинский факультет в 1808 году в Тюбингене, Вильгельм Гризингер совершенствовался потом в Париже у Ф. Мажанди, а с 1839 года работал в психиатрической больнице Фридрихсхафене. После чего в течение двух лет он был ассистентом у Целлера (Zeller, H.Ernst Albert, 1804–1877), директора психиатрической больницы Виненталь, открытой в 1834 году в Вюртемберге. В 1847 году Гризингер — профессор общей патологии и истории медицины в Киле, а с 1854 года — профессор объединенной кафедры по внутренним болезням и психиатрии, невропатологии в университетах Цюриха и Тюбингена, с 1864-го и до самой смерти возглавлял кафедру психиатрии в Берлинском университете.
      Исследования Гризингера способствовали созданию теоретических основ и выработке собственной методологии в психиатрии. В развитии психиатрии большое значение имела его работа «Психическая и рефлекторная деятельность"(1843 г.). В труде «Новые данные к физиологии и патологии мозга"(1844 г.) Гризингер развил положение о том, что психическая деятельность представляет функцию мозга. В соответствии с этим выводом он рассматривает психическое расстройство как заболевание мозга, а формы психических расстройств — как стадии единого патологического процесса. Мнение Гризингера, что в основе всякого психоза — патологоанатомические изменения в мозге, для его времени было весьма прогрессивным, так как выводило психиатрию из области метафизической философии и сближало ее с общей медициной. Он считал, что целью психиатрии должно стать анатомо-физиологическое изучение психических болезней.
      Профессор Гризингер первым поставил вопрос об истории развития души и психической индивидуальности, выйдя за пределы биологического понятия развития организма. Гризингер считал, что самыми важными причинами «сумасшествия» являются психические причины. Он добился равновесия между патологоанатомическим и психопатологическим направлениями, и именно поэтому швейцарский психиатр-экзистенциалист Людвиг Бинсвангер (L. Binswanger, 1881–1966) называет Гризингера создателем основ современной психиатрии.
      Вильгельм Гризингер был сторонником слияния невропатологии и психиатрии — мысль по тем временам прогрессивная, так как неврология входила в состав внутренней медицины, а психиатрия «ютилась» в домах умалишенных. В 1845 году вышла его работа «Патология и терапия психических болезней», составившая эпоху в психиатрии и переведенная почти на все европейские языки.
      Немецким Эскиролем называли Гризингера за то, что он соединил направление Эскироля с психологией Гербарта и создал систему психиатрии. Одна из основных заслуг Гризингера в том, что он сумел ввести в психиатрию принципы психологии Гербарта (1774–1841) и, таким образом, свести психику как целое к рефлексам. Еще до Гризингера его учитель Цёллер говорил в 1838 году о «психических рефлексах», а Иессен в том же году допускал возможность объяснения депрессивных и маниакальных состояний психическими рефлексами. Введя в психиатрию психологию в той форме, которую ей придали Юм и сенсуализм Кондильяка, то есть с признанием души как сознания, зависимого от предшествующего опыта, психического состояния и т. п.
      По Гербарту, душа — нечто элементарное, автономное, перемещающееся в известных пределах в границах мозга. Она реагирует на внешние впечатления посредством представлений. Душа вмещает ограниченное количество представлений, которые сочетаются между собой, комбинируются, взаимно тормозят друг друга, объединяются и подкрепляются. Самые сильные из них берут верх, самые слабые подавляются и находятся ниже порога сознания. В центре психологии Гербарта, следовательно, динамика представлений, причем Гербарт считал, что отношения между представлениями могут быть математически определены. Приведем определение Гризингера: «… в широком смысле, в каком употребляет его, например, Гербарт, представление есть все совершающееся духовно, всякое действие и страдание души, следовательно, конечно, и акт ощущения». И далее: «… все совершающееся духовно происходит в представлении; представление собственно и составляет деятельность душевного органа, и все различные духовные акты, частью принимавшиеся прежде за различные способности (соображение, воля, душевные волнения и т. д.), составляют только различные отношения представления к ощущению и движению или результаты столкновения между собой отдельных представлений». С этой ассоциационной психологией представлений Гризингер соединил принцип нервного рефлекса.
      Вильгельм Гризингер утверждал, что почти всем психозам предшествуют неспецифичные эмоциональные расстройства в экспансивной или депрессивной форме. В руководстве Гризингера (1845) приводится систематика и клиника психиатрических заболеваний, а также немало психопатологических наблюдений и общих положений, которые в известной степени оказались плодотворными при дальнейшей разработке писихопатологии шизофрении. К этим наблюдениям относится описание так называемого основного настроения, реакция личности на происходящие в ней изменения и распад «я», трактовка синдрома деперсонализации, деление галлюцинаций на первичные и на проистекающие из аффекта, типология бредовых идей (бред объясняющий, бред, проистекающий из настроения, из галлюцинаций, первичные бредовые идеи, которые «происходят от расстройства мозга»), описание явлений отчуждения собственной психической продукции или деятельности, описание «деланных» мыслей и «отнятие» мыслей.
      Профессор Гризингер, приводя пример сложной галлюцинации, возникшей у здорового человека, в которой все чувства действуют так согласованно, что появляется общее впечатление, будто это сама действительность говорит, что данные, по которым мы безошибочно могли бы отличить действительность от воображаемого, крайне шатки.
      Профессор Гризингер говорит, что галлюцинации представляют собой «действие ощущения, а не представления», и если эти обманы чувств «желают победить путем умозрения», то получают ответы вроде того, что получил французский врач Лере от одного больного: «Я слышу голоса, потому что — я их слышу. Как они возникают, я не знаю, но они для меня настолько же отчетливы, как и ваш голос. Если я должен верить в реальность ваших речей, то вы должны позволить мне верить в действительность тех речей, так как те и другие ощущаются одинаково».
      Важно заметить, что содержание галлюцинаций не приходит извне, не является для переживающего галлюцинацию чем-то новым, незнакомым, оно черпается из психики самого человека. Однако галлюцинация — не простое представление, не только воспоминание или воспроизведение, так как последние не носят чувственной окраски, доводящей их до степени восприятия, как реальных предметов. Галлюцинация — это восприятие чувственных признаков идеи, точнее, идеи, представления с его чувственными признаками.
      Вильгельм Гризингер рассказал курьёзный эпизод из практики одного психиатра, испытавшего временами галлюцинации. Однажды к этому врачу на приём явился больной, время от времени страдавший приступами белой горячки с обильными галлюцинациями. На этот раз он также отравился алкоголем и жаловался на возобновление галлюцинаций. Поговорив с больным, врач стал прощаться. В этот момент пациент сказал: «Доктор, когда я к вам шел, вдруг увидел, что на дороге лежит рыба. Я поднял её и принес с собою». С этими словами он положил рыбу на стол. Посмотрев на стол, врач действительно увидел рыбу. В то же время он не мог окончательно решить, рыба действительно лежит на столе или все-таки он галлюцинирует. Пребывание в состоянии неуверенность относительно собственного восприятия было ему крайне неприятно. Поэтому врач подошел, пощупал рыбу и порезал ее ножом, чтобы убедиться в её подлинности. Оказалось, что больной действительно принес рыбу, упавшую с телеги проезжавшего мимо торговца.
      В настоящее время, несмотря на прогресс психиатрии, многие душевные болезни она пока неспособна излечивать, она может лишь облегчить проявление страдания, замедлить его течение. Объясняется это тем, что механизм психических процессов в норме и патологии еще не полностью раскрыт. Например, наши знания о шизофрении не намного больше тех, которыми располагала психиатрия в конце XVIII и начале XIX века.
      В своей практической деятельности Гризингер неустанно боролся за отмену различных мер стеснения душевнобольных. Именем Гризингера назван примордиальный делирий — устаревшее наименование бреда преследования; Гризингера симптом — ограниченный болезненный отек тканей в области заднего края сосцевидного отростка при тромбозе поперечного синуса; Гризингера пульс — высокий и скорый пульс, наблюдающийся при недостаточности аортального клапана, а также при незаращении артериального протока и наличии других крупных шунтов между левыми и правыми отделами сердца.
      При содействии Гризингера была открыта первая в Германии психоневрологическая поликлиника. В 1867 году он создал Берлинское медико-психологическое общество (ныне Общество психиатров и невропатологов); основал и начал издавать журнал «Архив психиатрии и нервных болезней».
      Выдающийся немецкий психиатр и невропатолог Вильгельм Гризингер рано ушел из жизни, он скончался 26 октября 1868 года в возрасте 51 года. После его смерти психиатрия развивалась в трех направлениях. Первое характеризуется формулой: «психические болезни — болезни мозга»; второе — локализационизмом и третье, связанное с именем Фрейда, — изучением истории внутренней жизни. У Гризингера с Фрейдом есть кое-что общее — высказывания о сновидениях, о чувстве наслаждения, об этиологии психических болезней. По мнению Бинсвангера, Гризингер гораздо точнее, чем Фрейд, отметил «истинно диалогический характер психического конфликта». Таким образом, Гризингер выступает в качестве предшественника современной философствующей психопатологии, глубинной психологии.

Броун-Секар (1817–1894)

      Знаменитый французский физиолог Шарль Эдуард Броун-Секар родился 8 апреля 1817 года на острове Святого Маврикия. Его отец был американским капитаном, по фамилии Броун, а мать француженка, по фамилии Секар. Мать, южанка из Прованса, передала сыну живое и пылкое воображение. Она сама руководила его начальным образованием.
      Когда ему минуло 15 лет, он поступил приказчиком в большой магазин в Порт-Луи. В это время он вращался в обществе крупных негоциантов, был обласкан местным бомондом. Неожиданно у него родилась страсть к сочинительству, он написал кучу стихов, романов, комедий. В 1838 году он переехал с матерью во Францию, рассчитывая стать писателем. Надежды рухнули, когда он показал свои многочисленные произведения писателю Шарлю Нодье (1783–1844), отсоветовавшему ему заниматься литературой, так как сочинительство подобного качества не давало возможности прожить хотя бы сносно.
      Шарль Броун-Секар приводит забавную историю, случившуюся с Нодье, который с 1824 года и до самой смерти был главным хранителем Библиотеки Арсенала. Библиотека была основана в 1757 году военным министром — маркизом Полми д`Арженсоном и впоследствии пополнена графом д`Артуа, будущим Карлом X. Сегодня она располагает более полутора миллионов томов, 120 тыс. эстампов, 15 тыс. рукописей, множеством рукописных иллюстрированных изданий и документальных источников по истории театра. Нодье страстно любил «Петрушку» (французы называют его Гиньолем). Однажды ему захотелось позабавить этим зрелищем своих детей. Он позвал гиньольщика и сначала вместе с ним прорепетировал роль Полишинеля. Но тут произошел некий курьез. Полишинель должен говорить визгливым голосом, для чего актер берет в рот особую свистульку, которой у Нодье, естественно, не было. Гиньольщик порылся в карманах и протянул ее Нодье. Взяв ее в рот, он попробовал издать нужный звук. Ничего не вышло, без привычки не удавалось сладить со свистулькой. Нодье разнервничался, ему мешал страх, что он вот-вот ее нечаянно проглотит. «Это не беда», — успокоил его гиньольщик. — Если и проглотите, то от этого вреда не будет. Мы их то и дело глотаем. Да вот чего далеко ходить, эту самую, что я вам дал, я ее раз десять проглатывал!»
      После того как Нодье отбил у Броун-Секара охоту заниматься литературой, тот решает стать врачом. Средств у его матери не было, и, чтобы учиться, ему приходилось изворачиваться. Он давал уроки и в то же время усердно посещал лабораторию Мартена Магрона, под влиянием которого мало-помалу пристрастился к физиологии.
      Получив в Париже медицинское образование, в 1840 году Броун-Секар защитил диссертацию. Спустя восемь лет вместе с Ш. Робеном, К. Бернаром, Фолленом и др. он основал Биологическое общество. После переворота, устроенного Наполеоном, Броун-Секару, ярому республиканцу, нельзя было оставаться во Франции, и в 1852 году он покинул родную землю. Сначала работал во французских колониях, потом в Северной Америке, в Лондоне — врачом-невропатологом в психиатрическом госпитале для паралитиков.
      В его американской карьере не все было гладко. Сначала он перебивался уроками французского языка, потом ему повезло — познакомился с учеными и получил место преподавателя физиологии. В 1855 году он вернулся во Францию и издал работу «Лекции о физиологии и патологии центральной нервной системы» (1855); в 1858 году основал физиологический журнал. Затем его пригласили в Англию на кафедру физиологии и вскоре избрали членом Королевского общества.
      В 1858 году произошло сенсационное событие. Броун-Секар впервые восстановил признаки жизни в изолированной от туловища голове собаки путем перфузии артериальной крови через ее сосуды. В 1863 году он переехал в Бостон (США) и получил профессорское место в (Гарвардском университете).
      В 1867 году умирает жена Броун-Секара. Овдовев, тот возвращается во Францию. Спустя два года его пригласили на место профессора Парижского медицинского факультета. Во время Франко-прусской войны он еще раз отъехал в Америку, где читал лекции, деньги за которые отправлял во Францию в пользу раненных на войне. После этой поездки он еще много раз ездил в Америку и обратно в Англию, пока, наконец, после смерти К. Бернара окончательно не обосновался во Франции.
      За большие заслуги в деле изучения состава крови, животного тепла, функции спинного мозга он был назначен в 1878 году профессором экспериментальной физиологии в старинный парижский Коллеж де Франс, где принял кафедру экспериментальной психологии у великого физиолога К. Бернара, тоже вначале писавшего художественную прозу.
      Начиная с 1878 года он постоянно работает во Франции и удостаивается членства в Национальной Академии наук (1886). Броун-Секар — весьма плодовитый ученый, число его работ доходит до 500.
      С именем Броун-Секара связана сенсационная история, которую правильно было бы привести как пример самовнушения или прекрасного и продуктивного самообмана. История, если вкратце, связана с борьбой со старостью, которую с радостью встретили во всем мире.