Российское дворянство складывалось из многих этнически различных компонентов. Большое число русских дворянских родов восходят к выходцам из Казанского, Крымского, Сибирского ханств и Ногайской Орды. Среди них знаменитые своими заслугами перед Отечеством и большой ролью в развитии русской культуры – князья Юсуповы, князья Урусовы, князья Тенишевы, князья Ширинские-Шихматовы, графы Ростопчины, графы Апраксины, дворяне Тургеневы, Аничковы, Ртищевы, Огаревы, Языковы и другие. Даже царь Борис Федорович Годунов, согласно родословной легенде, был потомком мурзы Чета, «выехавшего» на службу к Ивану Калите. Крымских «выходцев» среди родоначальников русских дворянских фамилий тюркского происхождения меньшинство. Тем больший интерес представляет история рода князей Сулешовых, представители которого играли весьма значительную роль в государственной жизни России XVII в.
      Отношения молодого Московского государства с государствами-наследниками Золотой Орды были довольно сложными. В период правления крымского хана Менгли-Гирея и Ивана III Крым и Москва являлись близкими союзниками, объединившимися против польского короля и хана Большой Орды. Однако уже преемники Менгли-Гирея не видели пользы в этом союзе и совершали опустошительные набеги на Россию. Отношения с Казанью претерпевали колебания от периодов русского протектората над ханством до затяжных войн. Астраханский правитель еще при Василии III признал себя вассалом великого князя московского, но был свергнут, и Астрахань заняла враждебную России позицию. В то же время с середины XV в. и по конец XVII в. на территории самой России существовало особое государство – Касимовское ханство, ханы которого (представители крымской и казанской династий) правили по воле русского государя, а мурзы ходили в походы под командованием русских воевод.
      Очевидно, что нельзя считать отношения России с татарскими ханствами, окружавшими ее с юга и востока, исключительно враждебными. Постоянно поддерживались дипломатические связи; несмотря на все военные опасности, велась и торговля. Сближение происходило и в иной сфере. Упадок и распад Золотой Орды, а также внутренние междоусобицы в ханствах приводили к тому, что многие тюркские аристократы, а иногда и представители правящего рода Чингизидов стремились сменить хана на великого князя и «выезжали» на службу к московскому государю. «Русский улус», со времен Батыя воспринимавшийся ордынцами как часть Монгольской империи, к XV в. приобрел для потомков грозных завоевателей особую притягательность. Этому способствовали несколько факторов. Тюркские аристократы, появлявшиеся при московском дворе, приобретали довольно высокий статус. Вероятно, это было данью тому пиитету, который испытывали русские князья перед ордынскими владыками. Однако дело было не только в этом. Московский двор, при котором служили и потомки литовского Гедимина, и потомки Чингисхана, представлял для европейских дипломатов русского царя как «шахиншаха», государя над правителями Востока и Запада. Не случайно касимовские ханы и потомки сибирского Кучума носили в XVII в. титул «царевичей» и номинально занимали вторую, после государя, ступеньку в иерархии русского двора.
      Демонстрация милости царя к «выходцам» преследовала и иные цели. Во-первых, это был аргумент в дипломатических спорах с Турцией, не раз угрожавшей России под предлогом защиты единоверцев. Во-вторых, пример «выезжих» аристократов был обращен к другим «царевичам», князьям и мурзам. От одних московское правительство ожидало признания вассальной зависимости, других было готово принять с их военными отрядами на службу.
      Отсюда происходило и терпимое отношение царей к религии выходцев. Служить православному государю и занимать видные места при дворе и в военном командовании дозволялось и тем тюркским аристократам, кто не спешил отказаться от ислама. Успешно служили в конце XVI – первой четверти XVII в. и занимали высокие воеводские должности сибирские царевичи Маметкул Ялтоулович и Алей Кучумович. Распространялось такое отношение не только на высшую знать, но и на мелких князей и простых мурз.
      Все это привлекало тюркскую аристократию и военно-служилое сословие на службу в Москву. Этот процесс шел на протяжении XIV–XVII вв. В наименьшей степени он коснулся крымских родов. Вероятно, причиной тому были многочисленные военные конфликты между государствами. Однако, несмотря на длительный период вражды, Россия и Крымское ханство постоянно поддерживали торговые, культурные и дипломатические связи. Как в Крыму, так и в России существовали сторонники дружеских (насколько это было возможно) отношений между державами.
      К числу сторонников такой политики принадлежал знатный бийский (бии – один из высших разрядов кочевой аристократии) род Сулешовых, занимавший видное положение при ханском дворе. Его представители традиционно вели переговоры с русскими дипломатами. Русские источники неоднократно называют Сулешовых «московскими доброхотами». В 1578–1579 гг. приезжал в Москву Араслан-мурза Сулешов, который пробыл в ней до 1580–1581 гг. Впоследствии он еще раз упоминается в русских летописях. В 1610 г. крымские царевичи с Араслан-мурзой и другими татарами пришли на помощь царю Василию Шуйскому против Лжедмитрия II – Тушинского вора. Источники по-разному описывают дальнейшие события. Согласно «Новому летописцу», татары мужественно бились с войском самозванца в Боровском уезде, но затем ушли за Оку, сказав, что их истомил голод. Другой источник сообщает, что татары «на бой против Вора не пошли, а пошли они прочь в свою землю». Видным крымским вельможей был Ахмет-паша Сулешов. По воспоминаниям московских бояр Ахмет-паша был у хана «ближний и великой человек». В 1593 г. он приносил шерть (присягу) от имени хана при заключении мирного договора. В другой раз мы встречаем Ахмет-пашу в тяжелое для Российского государства время. В 1614 г. в Ливнах он вел переговоры с посланником нового царя Михаила Федоровича князем Г. П. Ромодановским о размере поминок, которые должны были высылаться в Крым. Крымцы стремились получить как можно больше, русские – дать как можно меньше. На переговорах Сулешов говорил: «Если не станет государь присылать ежегодно по 10 000 рублей, кроме рухляди, то мне доброго дела свершить нельзя; со мной два дела, доброе и лихое, выбирайте!» «Вы ставите шесть тысяч рублей в дорого, – продолжал крымский посол, – а я и на одних Ливнах вымещу; хотя возьму тысячу пленных и за каждого пленника возьму по 50 рублей, то у меня будет 50 000 рублей». И все же Ахмет-паша согласился удовлетвориться поминками в 4000 рублей с условием, что весной будут присланы «большие» поминки.
      Участвовали в дипломатических сношениях с Москвой также братья Ахмет-паши – Янша-мурза и Ибрагим-паша.
      Янша (Енша, Еньша)-мурза упоминается как крымский посол в Москву около 1584–1585 гг. Исполнив посольское поручение, Янша-мурза выразил желание остаться в России и служить царю Федору Ивановичу – редчайший случай в дипломатический практике и русско-крымских отношениях вообще. Мурза был пожалован вотчиной – селами в Бежецком Верхе, и впоследствии упоминается в разрядах. В 1591 г. он был послан в Новгород вместе с царевичами Арасланом Кайбуличем (астраханским), Маметкулом (сибирским) и Уразом (казахским). Эти военные приготовления были связаны с Русско-шведской войной 1590–1593 гг., в которой, как и ранее в Ливонской войне, хорошо проявила себя татарская конница.
      Гораздо больше известно о сыновьях Янши-мурзы – князьях Юрии и Василии Яншеевичах Сулешовых. Старший – Юрий Яншеевич – принял православие в правление Бориса Годунова. Вероятно, примерно в то же время он женился на княжне Черкасской, дочери князя Мамстрюка, брата второй жены Ивана Грозного – царицы Марии Темрюковны (о ее роде см. в очерке о князьях Черкасских). Вероятно, вскоре после крещения Юрий Яншеевич получил придворный чин стольника. О доверии, которое питал к нему царь, свидетельствует почетное и ответственное поручение, данное князю Борисом Годуновым в январе 1605 г. После разгрома Лжедмитрия I под Добыничами Сулешов был послан в Новгород-Северский с золотыми для раздачи их отличившимся воеводам – князю Н. Р. Трубецкому и П. Ф. Басманову.
      О деятельности князя Юрия Яншеевича в Смутное время известно мало, однако есть все основания полагать, что он не принадлежал к числу многочисленных «перелетов» и авантюристов той эпохи. Боярский список 1607 г. показывает стольника князя Ю. Я. Сулешова под Калугой, где мятежного Болотникова осаждали армия и двор Василия Шуйского. В 1611 г. Сулешов упоминается как воевода Первого ополчения; он был послан в Торжок. Впоследствии князь, вероятно, примкнул ко Второму ополчению, поскольку под грамотой, данной князю Д. Т. Трубецкому на владение волостью Вагой, упоминается его имя. Правда, Юрий Яншеевич русской грамотой не владел, и за него «руку приложили» товарищи.
      Сулешову довелось участвовать в ликвидации последствий Смуты уже после избрания на царство Михаила Федоровича. 19 апреля 1613 г. из Москвы был отправлен «в поле» против мятежного атамана Заруцкого князь И. Н. Одоевский. Прикрывать его поход «берегом» были посланы к Алатырю князья Ю. Я. Сулешов и Ю. Н. Барятинский с конной ратью в 1969 человек.
      Заслуги Сулешова в восстановлении законного порядка были оценены правительством царя Михаила Федоровича. Уже в коронационных торжествах в июне 1613 г. Сулешов неоднократно «смотрел» в большой стол при пиршествах, что было весьма почетной обязанностью. В сентябре 1613 г. Сулешов был назначен рындой – одним из четырех оруженосцев, стоявших в белом платье с золотыми топорами возле трона, – при приеме царем кизылбашского (персидского) посла. При этом назначении последовал местнический спор, показавший большое влияние Сулешова при дворе и особое расположение к нему государя.
      Другой рында, Иван Петрович Шереметев, бил челом царю с тем, что ему «невместно» быть меньше князя Сулешова, потому что «князь Юрьи не бывал больши тех, кто ему, Ивану, в версту; и будет государь милости не покажет, велит ему, Ивану, со князем Юрьем быть, и государь бы его, Ивана, пожаловал, велел ему сказати, каково князь Юрьи в иноземцах и в московских родех отечеством; и будет в иноземцех и в московских родех ково будет князь Юрьи больши, а ему, Ивану, с ним быть мочно, и он, Иван, и со князем Юрьем быть готов же».
      Местническая ситуация запутывалась тем, что предки князя Юрия Яншеевича не служили при московском дворе. Его отец упоминается в разрядах только один раз, и то вне связи с общей служебной иерархией. Отсюда происходила растерянность Шереметева, который, зная о том, что цари всегда благоволили к знатным тюркским выходцам, довольно точно определил их своеобразное положение при московском дворе: «Князь Петр Урусов и Юрьи Яншин – крымские роды, в Московском государстве отечество их неведомо, хто кого больши или хто меньши; то в государеве воле: похочет государь иноземцев учинить у себя, государя, честна и велика, и он учинит…»
      Князь Сулешов защищался, вспоминая прецедент из службы князя Петра Араслановича Урусова, выигравшего местнический спор у князя М. В. Скопина-Шуйского, который был выше И. П. Шереметева. Сам же князь Юрий по родству старше Петра Урусова и, следовательно, выше Шереметева.
      Для разрешения этого спора царь обратился к боярам, которые признали, что дядя князя Юрия Ахмет-паша Сулешов занимал высокое положение при ханском дворе, но не смогли ничего сказать по поводу родства между князьями Урусовыми и Сулешовыми. В результате спор был решен в пользу Сулешова. Правда, в 1619 г. Сулешов проиграл спор боярину Федору Ивановичу Шереметеву. Однако Ф. И. Шереметев приходился И. П. Шереметеву дядей.
      Другое местническое столкновение князя Юрия Яншеевича ознаменовалось курьезом. В 1621 г. князь Григорий Петрович Ромодановский (герой одного из предыдущих очерков), заспоривший с Сулешовым о местах, вспомнил, что, когда он был отправлен на посольский съезд с Ахмет-пашой Сулешовым, то крымский посол приезжал к нему на съезд и в шатре у него был, а поскольку Ахмет-паша князю Юрию дядя, то и Ромодановский выше князя Юрия Яншеевича. На это смешение вопросов дипломатического престижа государства и местнической чести царь и патриарх резонно отвечали, что Ромодановскому дела нет до Ахмет-паши, который служит крымскому царю.
      В дальнейшем Сулешов выигрывал все местнические споры. В 1622 г. «по государеву слову» ниже Сулешова сел знаменитый князь Д. М. Пожарский, а в феврале 1634 г. боярин Б. М. Салтыков, племянник царицы-инокини Марфы, «за бесчестие» Сулешова был даже отправлен в тюрьму.
      В 1615 г. князь Юрий Яншеевич был пожалован в бояре и сразу занял весьма высокое положение. Согласно боярскому списку, его оклад равнялся 500 рублям. В это время в состав Думы входили 24 боярина, из которых только у 6 бояр был такой оклад, и только двое – князья Мстиславский и Воротынский – имели высший оклад 700 рублей. Не случайно в эпитафии князь Ю. Я. Сулешов назван «ближним боярином».
      В 1615 – начале 1616 г. в Казанском крае началось восстание татар. На усмирение бунта был отправлен князь Ю. Я. Сулешов с отрядом в 1830 человек. В следующем году грозные события потребовали его присутствия уже на западном фронте. Еще в 1613 г. отвоевывать Смоленск у поляков был послан князь Д. М. Черкасский «со многой ратью». Воеводам удалось взять Вязьму, Дорогобуж и Белую, но Смоленск держался. С тех пор русские войска делали попытки овладеть этой крепостью, правда, не слишком энергичные. Для того чтобы выбить русских из-под Смоленска, отправились польские полководцы А. Гонсевский и полковник Чаплинский, возглавивший знаменитых «лисовчиков». Они окружили русский стан и создали воеводам «утеснение великое». На помощь русским под Смоленском были отправлены в январе 1617 г. воеводы – боярин князь Ю. Я. Сулешов, князь С. В. Прозоровский, князь Н. П. Борятинский. Им удалось отбить от Дорогобужа полковника Чаплинского, за что воеводы получили пожалования – князь Юрий Яншеевич был пожалован золотым в 5 золотых угорских.
      Но в целом действия Сулешова были неудачны. Согласно «Новому летописцу», князь даже покинул впоследствии свой пост и самовольно возвратился в Москву. Вслед за ним бежали и другие воеводы, а Иванис Ододуров изменил царю и сдал Дорогобуж польскому королевичу Владиславу, наступавшему на Москву. В сообщении летописца о самовольном уходе Сулешова есть основания сомневаться. Известно, что царь положил опалу на князей П. И. Пронского и М. В. Белосельского, бросивших Вязьму. Сулешов же не только не пострадал, но и был награжден. Во время осады королевичем Владиславом Москвы в 1618 г. князь участвовал в ее обороне. 21 августа 1619 г. Юрий Яншеевич и его брат Маметша-мурза получили жалованную грамоту, в которой говорилось, что братья храбро сражались против поляков – «стояли и мужественно, и на боях и на приступах билися не щадя голов своих».
      В дальнейшем вся деятельность Юрия Яншеевича протекала в сфере внутреннего управления. В 1621 г. он был поставлен во главе Приказа сыскных дел, которым управлял до 1623 г. В 1623 г. Сулешов был назначен воеводой в Тобольск – административный и церковный центр Сибири. Возможно, это назначение было формой почетной опалы. Об этом может свидетельствовать то, что преемник Юрия Яншевича на посту главы приказа начал пересматривать данные им грамоты. Однако вся деятельность Сулешова в Сибири свидетельствует о нем как об опытном администраторе.
      Сибирские летописи сообщают, что князь Юрий Яншеевич пробыл в Тобольске с 8 июля 1623 г. по 29 мая 1625 г. За это время им было немало сделано для обустройства Сибири. Сулешов первым произвел в Сибири описание земель и угодий, которое было завершено уже к 1624 г. На основании полученных данных воевода «уложил» новые денежные и хлебные оклады служилым людям, ввел новые размеры ясачного обложения, упорядочил расходы и увеличил доходы в Сибирской земле. Прославился он и решительной борьбой с злоупотреблениями, снискав себе славу честного справедливого администратора. Деятельность Сулешова в Сибири была оценена дьяками Приказа Казанского дворца следующим образом: «Юрьи Яншеевич Сулешов Сибирскую землю, по своему высмотру, обновил и во всем устроил». По приезду в Москву боярин за труды был пожалован прибавкой к окладу в 50 рублей.
      5 февраля 1626 г. Юрий Яншеевич участвовал в церемонии свадьбы царя Михаила Федоровича с Евдокией Лукьяновной Стрешневой. Там же присутствовала и вторая супруга – княгиня Мария Михайловна, дочь боярина Михаила Михайловича Салтыкова, весьма влиятельного деятеля в первые годы правления царя Михаила Федоровича.
      В 1625–1630 гг. князь вновь возглавлял Приказ Сыскных дел, одновременно с этим, в 1628–1630 гг., управляя и Разбойным приказом. В 1630 г. он был послан в провинцию и «разбирал» служилых людей в Бежецком, Углицком и Звенигородском уездах. В 1630–1632 гг. Сулешов был воеводой в Новгороде, где в августе 1631 г. производил весьма непопулярное, но необходимое действие – отписывал в новгородских монастырях на государя «сбруи всякие». После возвращения в Москву Юрию Яншеевичу было опять поручено руководство Разбойным приказом, в котором он пробыл до 1636 г. Одновременно с этим он руководил Приказом сбора даточных людей.
      В 1630-е гг. Сулешов довольно часто упоминается в дворцовых церемониях. Во время поставления патриарха Иоасафа в 1634 г. Сулешов «водил осляти» под новопоставленным владыкой. Этот обычай, как и «хождение на осляти» в Вербное воскресенье, символически повторял Вход Иисуса Христа в Иерусалим и являлся составной частью интронизации патриархов.
      В 1635 г. князья Ю. Я. Сулешов и Д. М. Пожарский встречали за Арбатскими воротами тело царя Василия Шуйского, привезенное из Польши для погребения в Москве. Вероятно, обоим участникам событий Смуты было о чем вспомнить и поразмыслить над пышно украшенным гробом одного из главных героев и жертв «Московского разорения». С тех грозных времен прошло уже более двадцати лет, новое поколение, новые заботы и идеи владели государством, но сами князья еще продолжали нести государеву службу, невзирая на прожитые годы и болезни. В 1638–1639 гг. князь во второй раз был воеводой в Новгороде, а в 1640 г. упоминается как глава Разбойного приказа. Очевидно, в это время стал сказываться уже преклонный возраст боярина, и он более не упоминается в разрядах и других официальных источниках.
      7 сентября 1643 г. князь Юрий Яншеевич, чувствуя приближение кончины, приказал составить завещание – духовную грамоту. Своими душеприказчиками Сулешов назначил патриарха Иосифа, боярина М. М. Салтыкова и московского дворянина М. С. Языкова. От двух браков у Сулешова не было детей, которые бы дожили до зрелого возраста, и поэтому он завещал свои обширные вотчины князю Якову Куденетовичу Черкасскому (родственнику своей первой жены) и князю Ивану Кореповичу Юсупову, который в завещании назван его «внуком». Возможно, родство Юсупова с Сулешовым было непрямым, но точных данных об этом не имеется. Помимо земельных владений, Сулешову принадлежал двор в Москве на углу Ильинки и Введенского переулка, который впоследствии был застроен расширившимся Гостинным двором.
      Князь Юрий Яншеевич Сулешов скончался 8 сентября 1643 г. и был похоронен в Симоновом монастыре, под папертью Пречистенской церкви в «палатке» – каменной усыпальнице. Сулешов давно благоволил к этой обители и еще в 1629 г. возвел церковь, ставшую усыпальницей его рода. В 1637 г. в Симоновом, в «палатке» под папертью Пречистенской церкви, была похоронена супруга боярина Мария Михайловна, скончавшаяся 6 февраля. Там же нашли свое упокоение младший брат Юрия Яншеевича, князь Василий, его жены и дети. К Симонову отошел и двор князя В. Я. Сулешова в Китай-городе.
      Вероятно, Сулешовы не случайно избрали своим родовым некрополем именно Симонов монастырь. На монастырском кладбище в XVII в. упокоились 17 представителей трех княжеских родов татарского и одного рода адыгского происхождения (Сулешовы, Урусовы, Юсуповы, Ахамашуковы-Черкасские): ничего подобного ни в одном из московских монастырей не было. Вероятнее всего, причиной такого сосредоточения крещеных представителей аристократических родов восточного происхождения в Симоновом монастыре является погребение в нем царя Симеона Бекбулатовича (ум. 1616) – крещеного татарского хана, который в 1575–1576 гг. по воле Ивана Грозного номинально занимал российский трон с титулом великого князя. Симеон Бекбулатович стал своеобразным символом, около которого обрели последнее пристанище представители родов из Большой Орды, Крыма и Кавказа, ощущавшие свое внутреннее единство, отличие от других российских аристократических фамилий.
      Младший брат князя Юрия – Василий Яншеевич – был менее значительной фигурой. Он принял православие уже в правление царя Михаила Федоровича (известна дата его крещения – 7 марта). Вероятно, именно он упоминается под именем Маметша-мурза в жалованной грамоте братьям Сулешовым за храбрость при защите Москвы от королевича Владислава. С 1622–1623 гг. он упоминается в дворцовых разрядах в должности кравчего, в ведении которого состояла организация царских пиров, за которыми он прислуживал государю, и рассылка в торжественные дни угощения, пожалованного царем послам, боярам и людям иных чинов. С этого времени он упоминается исключительно на придворной службе: он «стоял у стола» во время различных торжественных пиршеств – на Рождество (25 декабря 1628), во время именин царицы Евдокии (1 марта 1629 и 12 марта 1629), во время крестин царевича Алексея (22 марта 1629). В октябре 1629 г. при встрече французского посла в «почетном карауле» стояло пять человек его «даточных людей», т. е. холопов-послужильцев, или боевых холопов. Там же стояли и 10 человек «даточных людей» князя Юрия Яншеевича, что говорит о том, что земельные владения старшего брата были вдвое больше, чем младшего – число даточных определялось размерами вотчин и поместий (в 1638 г. во владении Ю. Я. Сулешова находилось 843 крестьянских двора). Скончался князь Василий Яншеевич 28 октября 1641 г. и был погребен «в палатке» под папертью Пречистенской церкви в Симоновом монастыре.
      Князь Василий Яншеевич был женат первым браком на Анне Ивановне (ум. 6 июля 1621), а вторым – на дочери Ивана Федоровича Басманова Фетинье (ум. 8 октября 1642).
      Род Басмановых хорошо известен в бурных событиях XVI – начала XVII вв. Алексей Данилович Басманов был одним из инициаторов и руководителей опричнины. Его сын Федор – фаворит и любимец Грозного, – согласно свидетельствам Курбского и иностранных авторов, состоял с тираном в противоестественных отношениях. Это не помешало ему стать отцом двух сыновей – Ивана и Петра. Старший из братьев, окольничий Иван Федорович, погиб в 1604 г. в бою с армией мятежного атамана Хлопко под Москвой, а младший – боярин Петр Федорович – прославился обороной Новгорода-Северского от Лжедмитрия I, но затем стал ярым сторонником самозванца и возглавил его личную охрану. За преданность к Лжедмитрию I П. Ф. Басманов и поплатился – во время майского восстания 1605 г. он был убит вместе со своим государем.
      Род Сулешовых пресекся и был забыт. Однако их судьба свидетельствует о том, какое большое значение приобретали в эпоху Московского государства знатные иноземные выходцы. Московские государи XVI–XVII вв. продолжали традиции Ивана Калиты, но если тот умножал свои земельные и денежные богатства, то цари умели ценить служилое сословие, умножая его талантливыми и верными людьми.

      15 июля 1561 года, в воскресенье, в Москву прибыли чужеземные гости. В сопровождении Ивана Андреевича Бутурлина в город въехали кабардинский князь Доманук-мурза, астраханский царевич Бекбулат, его сын Саин-булат, кабардинские и адыгские уздени, татарские и ногайские мурзы. Эта пестрая процессия сопровождала в столицу Российского царства молодую кабардинскую княжну Кученей, дочь грозного владыки Большой и Малой Кабарды князя Темрюка – нареченную невесту российского государя царя Ивана Васильевича.
      Ненадолго вернемся к предшествующим событиям. По примеру отца молодой Иван IV (тогда еще его никто не называл Грозным) женился в 1547 г. посредством «выбора невест» со всех концов государства. Его избранницей стала Анастасия Романовна, дочь окольничего Романа Юрьева, происходившего из старомосковского боярского рода. В венценосной семье царили любовь и спокойствие, правда, иногда небосклон семейного счастья омрачался проявлениями необузданной натуры Ивана Васильевича. Анастасия родила шестерых детей, четверо из которых умерли в младенчестве и детстве. Вероятно, роды подорвали здоровье женщины – она стала часто хворать и летом 1560 г. умерла. Царь глубоко переживал смерть жены, однако горячий нрав самодержца брал свое. Поведение Ивана IV испугало митрополита и бояр, и они просили царя, чтобы он поскорее женился бы вторично, вероятно, чтобы безупречный облик носителя царского сана не портили любовные похождения государя.
      Иван IV, находившийся в зените своей славы, решил изменить традицию и поискать себе невесту в чужих странах. Царские сваты отправились в Польшу, Швецию и на Кавказ – «у черкасских князей дочерей смотрети». «Черкесами» русские и западноевропейцы собирательно называли народы Северного Кавказа – адыгов, кабардинцев, карачаевцев («карачаевские черкесы»). Федору Вокшерину и Семену Мякину, посланным на Кавказ, и улыбнулась удача. Они сосватали за царя дочь кабардинского владыки.
      Темрюк (Темиргука), сын Айдара (Идара) – князь-валий (владелец) Малой, а затем и Большой Кабарды, был одним из наиболее влиятельных правителей на Северном Кавказе. Род его, согласно легенде, восходил к некоему египетскому султану Иналу, который в XV в. переселился на Кавказ. Есть и другая версия генеалогии Темрюка – возможно, его род восходил к одной из линий Чингизидов. Враждуя с крымскими Гиреями, Темрюк обратил свои взгляды к России, успешно одерживавшей одну за другой победы на Востоке и прибиравшей к рукам дряхлые осколки Золотой Орды. В 1557 г. Темрюк и другие кабардинские князья били челом Ивану IV, чтобы «их государь пожаловал, велел им служити и в холопстве их учинил». Царь дал свое согласие, и Россия прибавилась новыми вассалами. При этом на деле Темрюк сохранил всю полноту своей власти и независимости, его подданство России выражалось в военной помощи со стороны могущественного северного соседа, не раз помогавшего ему ратными людьми в борьбе против Крыма, Турции, тарковского шамхала, других кабардинских и адыгских князей.
      В 1558 г. в Москву приехали сыновья Темрюка Булгерук-мурза и Салтанкул (Салтан-мурза) с просьбой о помощи против тарковского шамхала. Булгерук-мурза поехал домой с обещанием царя помогать кабардинцам, а Салтанкулу приглянулась холодная Москва. Он изъявил желание креститься, получил имя Михаила и родовое прозвище Черкасский. Князь поселился на царском дворе, и государь велел учить его грамоте. Лихой кабардинец женился на московской боярышне и вошел в круг столичной аристократии, но кончина Анастасии и сватовство Ивана IV к сестре Михаила Темрюковича вознесли его еще более.
      Вскоре после приезда княжны Кученей в Москву царь велел ей быть на своем дворе – «смотрел ее и полюбил». Свадьбу задерживать не стали. 6 июля царской невесте нарекли имя Мария, 20 июля ее крестили, а на следующий день состоялось венчание.
      Женившись на дочери кабардинского князя, Иван IV породнился с правящими родами степных соседей Российского государства. Сестры Марии Темрюковны были замужем – одна за астраханским царевичем Бекбулатом (внуком грозного противника Ивана III – хана Ахмата), другая – за Тинехматом, сыном ногайского бия Исмаила.
      Современники-иностранцы приписывали Марии Темрюковне идею создания опричнины (якобы такие же функции, что и опричники, исполняла стража горских князей), однако эти сообщения вряд ли достоверны. Плохо зная русские порядки, царица Мария вряд ли могла столь сильно влиять на решение государственных вопросов. Из летописей известно, что она вместе Иваном IV уговаривала митрополита Макария не оставлять престол, а в 1562-м и другие годы сопровождала царя в частых богомольях и поездках. В 1563 г. царица родила сына, которого нарекли Василием, но он прожил всего два месяца. Мария Темрюковна умерла 6 сентября 1569 г. в Александровой слободе после возвращения из длительного путешествия на Вологду. Уроженка солнечной Кабарды, царица Мария Темрюковна так и не смогла прижиться на своей новой, просторной и холодной родине, так не похожей на ее родной Кавказ.
      Тем временем, брат Марии – князь Михаил – сделал великолепную карьеру. Он отличился в бою с татарами в 1559 г. В Полоцком походе 1562–1563 гг. был царским рындой с большим саадаком (оруженосцем, который возил набор, состоявший из лука и стрел), а после взятия города послан в Москву с вестью о победе. Затем князь Михаил Темрюкович получил в удел от царя целый город – Гороховец на Клязьме. В пределах своего владения Черкасский распоряжался как полновластный владетель – собирал налоги и пошлины, притеснял соседних землевладельцев. Позднее современники говорили, что в опричнину Черкасский был «человек великой и временной, управы на него добиться было не мочно».
      С сентября 1567 г. князь Михаил Темрюкович упоминается в числе опричников. Он сразу занял одно из первых мест в управлении опричниной, получил боярство и возглавил опричную Боярскую думу и сам участвовал в расправах. Померанец А. Шлихтинг, живший в те годы в русском плену, пишет, что Черкасский «рассек на части казначея государева Хозяина Юрьевича Тютина с женой, двумя сыновьями и двумя юными дочерьми». Однако кровожадность князя не спасала его от гнева царя. Тот же Шлихтинг пишет о взаимоотношениях Грозного со своим шурином: «Тиран не пропускает никакого случая оказать ему свое расположение, понятно, в течение тех двадцати или тридцати дней, когда он не свирепствует. Но как только его душа воспламенится чем-либо возбуждающим жестокость и вспыльчивость, он приказывает привязать к каждым воротам (его дома) пару или две диких медведей, в силу чего несчастный не может выйти не только сам, но и никто вообще…»
      Вместе с тем Черкасский продолжал нести боевую службу. В 1571 г. он командовал передовым полком в Ливонском походе, а летом того же года во время набега хана Девлет-Гирея в 1571 г. был назначен главнокомандующим опричными войсками и получил приказ выступить в поход. Но до войска князь Черкасский так и не доехал. Между 16 и 23 мая 1571 г. зарублен по дороге из Москвы в Серпухов. Его жена с шестимесячным сыном казнены еще раньше, по приказу царя их тела были брошены на дворе Черкасского непогребенными.