Сверхскорость

Сам того не зная, я задал неверный вопрос. Я сделал еще одну попытку.

— Но если у кого-то есть доступ на Базу Сверхскорости, может быть, там...

— Пошевели извилинами, Джей. Если бы кто-то побывал на этой Базе, он знал бы, где она находится. Значит, ему не надо было допытываться этого от Пэдди Эндертона. И незачем переворачивать вверх дном дом твоей матери. Кстати, я не хочу, чтобы ты говорил с кем-нибудь о местонахождении Пэддиной Удачи. Мне не хотелось бы оказаться там только для того, чтобы узнать, что нас кто-то обогнал.

Если мое предположение, что Дэн, безрукая половина двух-Полулюдей отрастил себе конечности, было совершенно бестолковым, то боязнь доктора Эйлин опоздать к Пэддиной Удаче показалась мне еще большей чепухой. Насколько было известно, мы одни-единственные во всем Малдуне готовились к зимнему путешествию. Однако доктор хотя бы отчасти развеяла мои сомнения насчет Дэнни Шейкера.

Окончательно развеял их он сам, заглянув к нам во второй половине дня. Наш старт с Эрина был назначен на вечер. Ученые доктора Эйлин появились несколькими часами раньше; багажа при них было еще меньше, чем в моем рюкзачке.

(«Они же теоретики, Джей», — сказала мне доктор Эйлин, словно этим все объяснялось.)

До тех пор мне не доводилось видеть настоящих ученых, так что я рассматривал их с интересом. Они были очень непохожи друг на друга. Уолтер Гамильтон был высок, светловолос, с выступающим брюшком, длинной-предлинной шеей и маленькой жидкой бородкой, казавшейся приклеенной. Лицо его было бледным, нездоровым и с таким количеством прыщей, будто его ни разу не касались солнечные лучи Будь у меня такое лицо, я бы покончил с собой немедля. Но Уолтер Гамильтон казался вполне довольным собой.

Джеймс Свифт, напротив, обладал огненно-рыжей гривой, в сравнении с которой рыжая шевелюра Тома Тула казалась тусклой подделкой. Худой, невысокий, гладко выбритый; глянешь со стороны — сущий мальчишка. Зато такого количества морщин на лбу я еще ни у кого не видел. Из-за них он, по-моему, старше-то и выглядел.

В тот момент мне показалось, что ни один из них и двух секунд не продержится против кого-то вроде Тома Тула. Позже я узнал, что когда Джеймс Свифт разозлится — а это случалось не так уж и редко — ему ничего не страшно.

Возможно, Дэнни Шейкер думал так же, как я. Во всяком случае, входя, он удостоил их лишь мимолетным взглядом, а сам направился прямо к доктору Эйлин и молча остановился перед ней.

Том Тул говорит, вы хотите взять еще нескольких пассажиров.

— Хочу. Двоих. — Она повернулась представить своих спутников. — Доктор Гамильтон, доктор Свифт, это капитан Шейкер. Как видите, капитан, ни один из них не похож на вооруженного бандита или угонщика кораблей. Я не понимаю, почему мистер Тул так противится их отлету с нами.

— Его вполне можно понять. — Дэнни Шейкер вопросительно посмотрел на свободное кресло и, дождавшись, пока доктор Эйлин кивнет в знак согласия, уселся в него. — Том Тул — надежный, опытный звездолетчик. Мы провели с ним вместе не один рейс. Но таких еще не было. Позвольте я скажу вам, что нас беспокоит, — он постучал по столу указательным пальцем. — Во-первых, на борту у нас женщина. Вы.

— Старая женщина, капитан. Не склонная к ребячеству и далеко уже не в том возрасте, чтобы из-за нее ссорились мужчины.

— Согласен. — Шейкер не пытался спорить. — В противном случае и речи не было бы о вашем участии в рейсе. Я беру вас, но так или иначе отклонение от привычного распорядка не может не беспокоить Тома Тула. И остальным членам экипажа это понравится никак не больше, чем ему. Но не это главное, что волнует Тома Тула — и меня тоже. Позвольте мне продолжить. Второе, — второй удар пальцем по крышке стола, — это тот факт, что мне неизвестно, куда мы направляемся, и я не могу объяснить это ни Тому, ни остальной команде.

— Я уже говорила вам. Если команда узнает это до того, как мы будем в космосе, могут узнать и другие. Цель полета будет сообщена вам, как только мы окажемся на борту «Кухулина» и стартуем с орбиты. Даю вам слово.

— Я принимаю его. И все же это никак не объясняет, почему вы так заботитесь о секретности. И это заставляет меня перейти к третьему пункту. Члены экипажа еще не поднялись на борт, но среди них уже ходят слухи, будто мы отправляемся в Лабиринт за несметными сокровищами.

Не знаю, какой у меня был вид на самом деле, но мне казалось, что щеки мои пылают. Несметные сокровища — Пэддина Удача. Но как они узнали об этом?

Доктор Эйлин даже не моргнула.

— Я не знаю, какое «сокровище» надеется найти ваша команда, но могу сказать одно: я удивлюсь, если в этом рейсе мы найдем что-то представляющее ценность для обычного космолетчика.

— Не знаю, какого космолетчика вы считаете «обычным». Я только довожу до вашего сведения то, что думает моя команда. А то, что волнует экипаж, волнует и меня — и должно бы волновать вас. От неспокойного экипажа немного толка, более того, это просто опасно.

Дэнни сделал паузу.

— Ладно. Теперь четвертое и последнее: сегодня утром вы огорошили Тома Тула еще одной новостью. Вы хотите взять с собой этих джентльменов, — улыбка Шейкера намекала Джеймсу Свифту и Уолтеру Гамильтону, что лично против них он ничего не имеет, — не сказав нам ни слова о том, кто они такие. Это весьма удачная возможность дать команде повод для кривотолков.

— Я не предупреждала об этом, поскольку не думала, что вас и вашу команду это может как-то интересовать. Но я постараюсь прямо сейчас прояснить ситуацию. — Доктор Эйлин обернулась к ученым. — Доктор Свифт, будьте так добры, расскажите капитану Шейкеру, кто вы и чем занимаетесь.

Я-то знал привычки Эйлин Ксавье всю свою сознательную жизнь, поэтому то, что она сделала, меня не особенно удивило. Зато для Джеймса Свифта, оказавшегося в центре внимания, это было полной неожиданностью. Он посмотрел на Дэнни Шейкера, повернувшись при этом ко мне в профиль, и я заметил, как он краснеет начиная с кончиков ушей.

— Я... э-э... я Джеймс Свифт, — он укоризненно посмотрел на доктора Эйлин и ссутулился. — Я профессор физического факультета университета в Белфасте.

— И чем вы занимаетесь? — повторила вопрос доктор Эйлин, когда он нерешительно замолчал. — Вы преподаете?

— В основном, нет. Я занят разработками в области концентрированных свободных полей. И нарушений пространственно-временного континуума.

На этот раз подсказка пришла со стороны Дэнни Шейкера, усмехнувшегося и сокрушенно покачавшего головой:

— Пожалуйста, еще раз, профессор. И если можно, словами попроще.

— Я специализируюсь в теории полей. Классических полей, а также квантовых. — Джеймс Свифт задрал голову, нацелив нос в Дэнни Шейкера. — В особенности меня интересует квантовая теория гравитации. Результатом этих теоретических изысканий является ряд моделей, которые предлагают различные возможные структуры пространства-времени. Все они полностью ковариантны, даже при квантовой свертке по трем индексам. Но ни одна из них не испытывалась на деле, поскольку даже с использованием чрезвычайно высоких энергий реальные расстояния оказываются слишком малы. Вот почему все это остается пока теорией, пусть и многообещающей.

Он собирался продолжать, но перевел дух, что дало доктору Эйлин возможность вмешаться.

— Прервитесь на минутку, профессор. Капитан, вы удовлетворены?

Мне слова Джеймса Свифта показались совершеннейшей абракадаброй. По виду Дэнни Шейкера можно было утверждать, что и его они привели в изрядное замешательство. Вслух же он только сказал:

— Очень хорошо, доктор Ксавье. Я не буду пересказывать это моей команде. Если они захотят — в чем лично я сомневаюсь, — они могут получить интересующую их информацию непосредственно от доктора Свифта. Но двое ученых...

Эйлин Ксавье кивнула.

— Сейчас. Доктор Гамильтон, не будете ли вы так добры...

У второго человека было время подготовиться. Он кивнул и заговорил громким лекторским тоном:

— Меня зовут Уолтер Гамильтон. Я тоже работаю в университете Белфаста. У меня есть ученые степени по физике, биологии и теории информации, однако последние семь лет я специализируюсь на истории науки. В частности, меня интересует период, непосредственно следовавший за Изоляцией.

Он сделал эффектную паузу, достаточную для того, чтобы показаться мне напыщенным попугаем, каковым, впрочем, он и был.

— Вы можете посчитать это чисто научным интересом, — продолжал он, — но на деле эти исследования имеют большую практическую ценность. Последовавший за Изоляцией упадок цивилизации Эрина был настолько серьезным, что огромное количество научных и технических знаний оказалось утраченными. Утраченным и не восстановленным вновь. Я пытаюсь, насколько позволяют мои силы, сократить этот пробел, имея конечной целью воссоздать все, что мы знали когда-то.

За последние несколько дней я слышал разговоров об Изоляции больше, чем за всю предыдущую жизнь. Но, похоже, мало что из сказанного Уолтером Гамильтоном было неожиданностью для Дэнни Шейкера. Он кивнул.

— Некоторые космолетчики бороздят Сорок Миров с теми же целями, профессор. Хотя если быть честным, надо признать, что в большинстве своем они интересуются лишь вещами, приносящими быстрый доход. Технология — это прекрасно, но легкие металлы — надежнее. — Дэнни Шейкер повернулся к доктору Эйлин. — Я убедился в том, что эти ученые действительно являются таковыми, в чем сомневался Том Тул. Однако у меня все еще нет ни малейшего понятия, зачем вы берете их с собой на борт «Кухулина».

— Видите ли, я с трудом могу поверить в это. — Доктор Эйлин посмотрела на Дэнни Шейкера в упор. — Если только я не переоценила вас, капитан, вы отлично понимаете, что я имею в виду. Но я не стану распространяться на эту тему до тех пор, пока мы не отправимся в путь.

Реакция Шейкера показалась мне очень странной. Собственно говоря, он не ответил, только тряхнул головой, вздохнул и произнес:

— Слава Богу, что вы не член моей команды.

— Слава Богу, нет, — согласилась доктор, и они с Дэнни Шейкером неожиданно улыбнулись друг другу.

— Значит, так, — произнес Шейкер. Потом он посмотрел на меня и подмигнул. — Еще три часа, Джей. Всего три часа, и ты будешь на борту челнока и полетишь в космос.

С ума сойти!

Впервые в жизни я понял, что можно слышать весь разговор с первой минуты до последней, каждое его слово, и в конце концов остаться без малейшего понятия о том, что, собственно, произошло.

Глава 12

На борту взлетевшего челнока нас было шестеро: доктор Эйлин, Дэнни Шейкер, Дункан Уэст, Уолтер Гамильтон, Джеймс Свифт и я. Мать специально приехала попрощаться со мной. К моему великому огорчению, не обошлось без объятий и поцелуев — и это на глазах почти у всех. Хорошо хоть Дэнни Шейкер скрылся в корабле еще до ее приезда, а то бы я совсем провалился сквозь землю.

Том Тул оставался в Малдуне с тем, чтобы доставить на орбиту остальных членов экипажа, как только они соберутся в космопорту. Он сказал, что они появятся на следующий день, а пока наслаждаются последними часами дома. Тогда я не увидел в этом ничего необычного.

Мне никогда не приходило в голову, что ночной старт окажется ничуть не похожим на дневной. Но именно так и случилось. Во-первых, мощное ускорение прижало меня к креслу — это никак не походило на плавный подъем накануне. Во-вторых, днем яркий солнечный свет делал невидимым все остальное. Зато ночью, когда под нами были только темное озеро и темные леса, ничто не мешало увидеть как ионизация окутывает нижнюю часть нашего корабля фиолетовым пламенем. И вся эта энергия бушевала прямо у меня под ногами!

За этой мыслью неминуемо следовала другая: что, если исходящий от стартовых решеток поток энергии, вдруг прервется? Челночные корабли не приспособлены для самостоятельного полета. Мы просто камнем рухнем на землю.

Похоже, эти мысли пришли в голову не только мне одному. Остальные пассажиры — даже доктор Эйлин и дядя Дункан, которого обыкновенно ничего не боялся — сидели, судорожно вцепившись в подлокотники и бросая беспокойные взгляды на обзорные экраны. Уолтер Гамильтон и Джеймс Свифт — так те и вовсе окаменели. Интересно, что такого посулила им доктор Эйлин, чтобы они отважились отправиться в космос? Один Дэнни Шейкер невозмутимо восседал за пультом управления. Он не касался клавиш и, увидев мой взгляд, незаметно кивнул головой в сторону моих спутников и подмигнул.

«Сухопутные крысы! — говорил его взгляд. — Только посмотри на них!»

Это было как раз то, в чем я нуждался. Я перестал думать о смерти и падении, зато начал замечать, что происходит вокруг.

На экранах нижней полусферы не было больше ничего, кроме бледно-фиолетового свечения ионизированных газов, зато другие экраны показывали, что делается перед кораблем и по сторонам. Мы поднялись уже на несколько миль и были теперь в разреженных слоях атмосферы. Я успел заметить знакомые звезды, только они сияли ярче, чем я привык видеть с земли. Затем они исчезли, а экраны наполнились ослепительным светом.

Дэнни Шейкер снова повернулся ко мне, но я уже понял, что происходит, и заговорил первым:

— Восход!

Он кивнул. Это и в самом деле был восход или, вернее, закат наоборот. Мы поднялись на такую высоту, что Мэйвин снова стал виден на западном небосклоне, не скрытый более поверхностью Эрина.

До меня в первый раз дошло, что в космосе солнце не заходит никогда: космолетчик может радоваться бесконечному дню.

Впрочем, так высоко мы еще не забрались. Под воздействием импульса стартовой решетки корабль начал отклоняться от вертикали к востоку, набирая скорость для выхода на орбиту. Спустя несколько минут Мэйвин снова скользнул за горизонт, и мы опять оказались в темноте.

Меня ждал еще один сюрприз. Дэнни Шейкер говорил, что мы летим на Верхнюю базу, висящую на стационарной орбите высоко над Малдуном. Я был уверен, что челнок просто будет подниматься все выше и выше, пока мы не окажемся на базе. Вместо этого оказалось, что мы должны сделать еще несколько витков, увидеть еще несколько коротких, сменяющих друг друга дней и ночей, прежде чем доберемся до причальных доков космической гавани.

По мере подъема я с возрастающим интересом вглядывался в экраны, показывающие поверхность Эрина. Где же огромные города, о которых мне говорили в школе? На поверхности планеты не было видно ни темных пятен, ни огней. С этой высоты Эрин казался девственной планетой, на которую еще не ступала нога человека.

И еще с одним ощущением пришлось нам познакомиться, и оно всем нам — сухопутным крысам — пришлось не по вкусу. Челнок двигался быстрее и быстрее, подгоняемый импульсами расположенных по экватору Эрина решеток. Но несмотря на это ускорение, притяжение Эрина ощущалось все слабее и слабее. Я почувствовал, как меня приподнимает над креслом — хорошо, что перед взлетом я пристегнулся.

Но желудок-то мой вовсе не был пристегнут! Он плавал свободно и готов был совершить черт-то что.

Все обошлось, так как с разрешения доктора Эйлин Дэнни Шейкер раздал нам таблетки от морской болезни. И все же ощущения были не из приятных, во всяком случае для меня. Только неделю спустя мой желудок вполне освоился с невесомостью, и неожиданные приступы головокружения и тошноты прошли окончательно.

Но до этого было еще далеко. Как выяснилось, кое-кому из моих спутников пришлось гораздо хуже, чем мне. Со стороны кресел дяди Дункана и Уолтера Гамильтона доносились омерзительные звуки, и Дэнни Шейкеру пришлось вежливо напомнить:

— В контейнер. Прямо перед вами.

Судя по всему таблетки им не помогли. Я сложил руки на животе, вцепился в ремни и заставил себя не смотреть на остальных. С твердым намерением не осрамиться я уставился на экран, показывавший пространство перед челноком.

Казалось, прошли дни, прежде чем прямо по курсу показалась громада Верхней базы. К этому времени худшее было позади. Когда мы вплыли в огромный причальный док, и герметичные створки ворот закрылись за нами, даже Уолтер Гамильтон и дядя Дункан (хоть цвет их лиц и оставлял желать лучшего) оказались в состоянии отстегнуться и выплыть из челнока. Двое техников с Базы подхватили их и доставили в отсек, где поддерживалась гравитация — слабее, чем на Эрине, но достаточная, чтобы исключить ощущение свободного падения.

Доктор Эйлин и Дэнни Шейкер последовали за ними, оставив меня наедине с Джеймсом Свифтом. Мы сидели, держась за животы и жалобно глядя друг на друга.

— Ну? — спросил он наконец. Его лицо было бледнее бледного, что составляло странный контраст с огненной шевелюрой. В первый раз он перестал выглядеть как обиженный на весь белый свет человек.

— Не то чтобы очень, — выдавил я из себя, — но лучше, чем пару минут назад.

— Я тоже. Бедняга Уолтер. Знаешь, он ведь так не хотел лететь. Ему куда приятней было бы сидеть у себя в библиотеке. Но доктор Ксавье и его уломала.

— Ума не приложу, зачем вы летите? — задал я вопрос, с самого начала вертевшийся у меня на языке. — Вы ни капельки не похожи на космолетчика.

— А с чего это я должен быть похож на космолетчика? — Он свирепо посмотрел на меня, и его лицо слегка порозовело. Я понял, что недомогание, да и что угодно другое не существует для него, когда он сердится. — Ты лучше на себя посмотри. Тебе сколько лет?

— Шестнадцать.

— Так я и думал. Совсем мальчишка. Ты-то сам что делаешь здесь?

Я оказался в затруднительном положении: врать я не умею, а правду говорить тоже нельзя. Пришлось выворачиваться:

— Это что-то вроде стажировки. Я хочу быть космолетчиком, когда вырасту.

Последнее, в общем-то, было недалеко от истины, и Джеймса Свифта такой ответ удовлетворил. Он слегка успокоился.

— Я и сам думал так, когда был в твоем возрасте. Ничего, вот пообщаешься с настоящими космолетчиками, еще передумаешь.

Я видел их больше, чем он мог ожидать, но спорить с ним не хотел, тем более что могло всплыть имя Пэдди Эндертона. На всякий случай я сменил тему разговора.

— Доктор Свифт, я все-таки не понимаю, что вы собираетесь здесь делать.

— Зови меня просто Джим. Мы все-таки не в университете, и нам предстоит провести вместе довольно долгое время. — Он протянул мне руку (чего при первой встрече делать не стал), и я, не раздумывая, пожал ее.

— Поосторожнее в общении с Уолтером, — предупредил он. — Называй его только «доктор Гамильтон». Он весьма гордится своим званием, хотя как ученому ему до меня далеко. Но почему тебе неясно, что я делаю? Разве ты не слышал, что я говорил сегодня днем?

«С тобой я тоже буду осторожен», — подумал я, а вслух произнес:

— Я слышал. Но не понял ничего. И капитан Шейкер тоже.

Мы, не сговариваясь, посмотрели на дверь. Что-то Дэнни Шейкер и остальные задерживались. До их возвращения нам ничего не оставалось делать, как ждать.

— Вы говорили еще, что не преподаете, — добавил я. — Никогда не слышал о профессоре, который не преподает.

— Ну... у меня... так сказать, разногласия. По поводу того, как себя вести с идиотами-студентами. — Он посмотрел куда-то в сторону. — Наверное, я слишком привык работать со специалистами. Останови меня, когда я начну говорить непонятно. Ты знаешь, что такое атомы? А электроны?

— Разумеется! Пусть мне всего шестнадцать, но я не недоумок.

— Извини. Ладно, законы, по которым живут и движутся атомы, отличаются от таких же законов для больших частиц. Переход из одного состояния в другое или превращения энергии происходят скачками.

— Это я тоже знаю. Они называются квантами.

— Верно. Ты и то знаешь больше, чем многие олухи, поступающие в университет. Принимают даже таких, что не знают вообще ничего. — Взгляд его сделался еще печальнее, а лицо малость порозовело. — Как бы то ни было, «квант» означает «часть», значит, мы признаем, что энергия и состояния атомов имеют квантовый характер. Но этот же характер имеют и другие явления. Энергия переносится из одного места в другое тем, что мы называем «полями» и эти поля тоже имеют квантовый характер — то, что мы называем «квантовым характером второго порядка». И главное, само пространство имеет этот характер, то есть налицо квантовая природа третьего порядка.

— Погодите. Я что-то не совсем понимаю. Вы говорите «пространство». То есть космос? Как тот, что вокруг нас? — Я оглянулся, но поскольку мы были внутри базы, не увидел ничего кроме стен.

— И космос тоже квантован.

— Но космос... он же пуст. В нем ничего нет.

— Ты так думаешь? — Джим Свифт наморщил лоб. — Да, когда я слушаю себя со стороны, то почти согласен с тобой. Пустой космос пуст. Нужно другое слово. Давай назовем это не пустотой, а вакуумом. И тогда, если ты внимательно изучишь теорию, ты обнаружишь, что даже вакуум, в котором нет материальных частиц, не совсем пуст. Он обладает энергией, называемой энергией вакуума. И если ты сможешь овладеть этой энергией и правильно ее использовать, ты можешь добиться очень многого. Например, преобразовывать ее в движение. И движение это будет очень быстрым — от точки к точке квантованного космоса.

— И вы это в самом деле можете сделать?

— Ну... пока нет. Я только изучаю это у себя в университете. Это моя специальность. И мне кажется, в этой области я соображаю лучше, чем кто бы то ни было.

Когда он говорил о чем-нибудь постороннем, не связанном с его работой (если он, конечно, не терял при этом терпения), голос его был совсем другим: спокойным, мягким. Но сейчас, когда он просвещал меня, в нем звучала странная смесь самодовольства и бахвальства.

— Я верю, — продолжал он, — что было время, до Изоляции, когда люди владели энергией вакуума. И они использовали квантовую свертку третьей степени для космических полетов. Полетов быстрее света. Перемещения квантов не занимают времени.

— Сверхскорость! — выпалил я и тут же подумал, что доктору Эйлин, несмотря на установленный ею же режим секретности, наверняка пришлось что-то им рассказать.

— Вот именно. И если это так, остается еще один вопрос: что случилось? Почему перестали прилетать корабли? Уолтер немного не от мира сего и изрядный сноб в придачу, но свой предмет знает очень хорошо. И он утверждает, что согласно дошедшим до нас документам все произошло в одночасье. Эрин был брошен на произвол судьбы, и хорошо еще, что нам удалось хоть как-то выжить. Космолетчики порой рассказывают о странных объектах и явлениях в Сорока Мирах, например, об аномалии Люмнича. Но эта информация оставляет больше вопросов, чем ответов. Как знать, может быть, наше путешествие будет отличаться в лучшую сторону?

Теперь я понимал, почему Эйлин Ксавье хотела, чтобы Джим Свифт и Уолтер Гамильтон летели с нами. Но как много она им рассказала?

Впрочем, с ответом на этот вопрос пришлось обождать — в комнату вплыл Дэнни Шейкер.

— Вашим спутникам полегчало, — сообщил он Джиму Свифту. — Как вы сами?

— Со мной все в порядке. Где Уолтер? Мне бы хотелось поговорить с ним.

— Ступайте за мной. — Дэнни Шейкер повернулся и выплыл обратно в дверь.

Джим Свифт неуклюже последовал за ним. К передвижению в невесомости надо было еще привыкнуть. Поскольку ничего другого не оставалось, я двинулся следом, отталкиваясь от стен и пола и на ходу соображая, как это надо делать.

Коридор, по которому мы двигались, был длинным, прямым, лишенным всяких деталей, однако через три-четыре десятка метров у меня появилось слабое, но вполне различимое ощущение верха-низа. Ноги мои, только что едва касавшиеся пола, начали потихоньку притягиваться к нему.

Ощущение собственного веса постепенно усиливалось. Коридор закончился дверью в большую круглую комнату. Она напомнила мне палату в Толтунской больнице — неуютную, слишком жарко натопленную, уставленную казенного вида койками.

На одной из них сидел Уолтер Гамильтон; цвет его лица заметно улучшился со времени, когда я в последний раз его видел. Ни доктора Эйлин, ни дяди Дункана не было видно.

— Кухонные автоматы там. — Шейкер мотнул головой в сторону большой раздвижной двери. — Вы голодны?

Уолтер Гамильтон сложил руки на животе с видом человека, до крайности расстроенного самой идеей принятия пищи. Джим Свифт тоже покачал головой и опустился на соседнюю с ним койку.

— Джей?

Я бы и сам не поверил в это, но, хотя мой желудок и порывался время от времени выпрыгнуть наружу, я вдруг ощутил изрядный голод. Я кивнул.

— Так я и знал. Пошли. — Он первым направился к двери, скользнувшей при нашем приближении в сторону. — У тебя здоровый организм, Джей. Из тебя выйдет хороший космолетчик.

Слова, греющие душу! Однако я никак не мог отделаться от воспоминаний о Пэдди Эндертоне — дышавшем перегаром, придвинувшем свое немытое, потное лицо вплотную к моему: «Ты будешь лучшим космолетчиком, что стартовал когда-либо с Эрина».

И все же между двумя этими людьми была большая разница: неуклюжий грубиян Эндертон и грациозный денди Шейкер. Я невольно начинал подражать точным движениям, с которыми он передвигался при ослабленном тяготении.

Мы подошли к автоматам, и Дэнни Шейкер показал мне, как ими пользоваться — выбирать блюда по своему вкусу.

Сама пища неожиданно разочаровала меня. Нет, она была вполне съедобна, но почему-то мне казалось раньше, что космическая пища должна отличаться от той, что мы едим внизу, на Эрине. На деле она оказалась точно такой же. Как объяснил мне Шейкер, каждый кусок, что я — или кто угодно другой — проглочу в космосе, доставлен с Эрина. Единственным исключением была соль. Основные запасы ее были на Слито — четвертой луне Антрима — и ее тоннами отправляли оттуда на Эрин.

— Нам еще повезло, что мы можем летать на Слито и добывать ее там, — сказал Шейкер. — Ведь на Эрине соли слишком мало. Соль — это хлорид натрия, а натрий слишком редкий в этой системе элемент.

— Я не люблю соли.

— Возможно. Но жить без нее не смог бы. И если бы мы не летали в космос, думаю, на планете не осталось бы ни души.

Над этим стоило поразмыслить. Там, внизу, люди считали: то, что привозят на Эрин с Сорока Миров, приходится очень кстати, но не так уж необходимо. И тут я слышу, что Эрин не смог бы существовать без космолетчиков.

— Поторопитесь. — Дэнни Шейкер наблюдал за тем, как я ем, хотя сам интереса к еде не проявлял. — У нас впереди еще куча дел.

— Я думал, мы готовы к отлету.

— Мы готовы. Том Тул и остальная часть экипажа, должно быть, уже стартовали с Эрина. Они прибудут на «Кухулин» вместе с доктором Ксавье. Но мы летим надолго, и я должен еще раз проверить, все ли припасено и погружено, готов ли сам корабль к полету. Тогда если в глубоком космосе что-нибудь случится, я буду винить только себя и никого другого.

Мне не терпелось увидеть «Кухулин» с той минуты, когда я впервые услышал это название. Но прежде чем моя мечта осуществилась, мне предстояло пройти еще одно испытание. Только небольшая часть Верхней базы была герметизирована. Все остальное, включая подходы к межпланетным кораблям, находилось в безвоздушном пространстве.

С помощью Шейкера я облачился в скафандр и проверил тридцать шесть контрольных позиций — в последующие несколько недель это настолько вошло у меня в привычку, что проделывалось автоматически: воздух, два фильтра, обогрев, герметичность, температура, связь, питание, удаление отходов (двойное), медикаменты, давление (три позиции), сопла для маневрирования (два), разъемы (тринадцать), замки (четыре), контрольные табло (три).

Еще две минуты пришлось ждать, пока насосы откачают воздух из шлюзовой камеры. Я видел, как цифры на табло наружного давления быстро приближаются к нулю. Еще немного — и от космического вакуума меня отделяла только тонкая оболочка скафандра.

И снова мне на помощь пришел Дэнни Шейкер. Он вел себя так, словно в том, что мы делали, не было ничего особенного.

— Если тебя что-то беспокоит во время сброса давления в шлюзовой камере, — как бы невзначай произнес он, — нужно нажать кнопку «отказ» вот здесь, на стене. Шлюзовая камера заполнится воздухом за пять секунд. Ладно, пошли.

Прежде чем я сообразил, что происходит, он ухватил меня за рукав скафандра и потащил из шлюза. Я думал, мы сразу попадем в открытый космос — и снова не угадал. Мы были в коридоре, ничем не отличавшимся от того, по которому попали в шлюз. За малым исключением: воздух в нем отсутствовал, и температура снаружи была на сотню градусов ниже нуля.

Последним сюрпризом стал сам «Кухулин». Он покоился в огромном открытом ангаре, удерживаемый на месте электромагнитами. По форме он не напоминал ни перевернутую чашу челночного корабля, ни стройную иглу атмосферного флайера. Вместо этого я увидел перед собой длинную корявую палку с усеченным конусом на одном конце и маленькой сферой на другом.

— Машинное отделение, грузовой отсек и жилая сфера, — послышался в моих наушниках голос Дэнни Шейкера.

Корабль был гораздо больше, чем мне показалось на первый взгляд. На поверхности маленькой сферы обнаружились выпуклости и темные провалы — иллюминаторы и люки.

— А где же место для груза? — удивился я. — Вы что, крепите его снаружи?

Шейкер рассмеялся — смехом, знакомым мне еще по Эрину.

— Иногда я жалею, что мы не можем крепить его там. Все, что ты видишь между конусом машинного отделения и жилой сферой — это эластичная мембрана, собранная у жесткой оси-колонны. Когда «Кухулин» загружен полностью, он напоминает огромный надутый шар с маленькими наростами на противоположных сторонах. И пока распределишь груз для полета — можно рехнуться. Но я не думаю, что в этот раз ты с этим столкнешься.

Мне стоило бы задуматься над тем, откуда он это знает. Ведь доктор Эйлин настаивала на том, что цель нашей экспедиции должна оставаться в тайне. Но я тогда об этом не подумал, а сразу ударился в расспросы:

— А как вы приземляетесь? Здесь же нет места для отражателя.

— Совершенно верно. «Кухулин» никогда не приземляется. Это корабль для глубокого космоса.

— А как вы тогда грузитесь?

— С помощью грузовых катеров. Видишь их?

Теперь, когда он показал мне, я увидел. Каждый нарост на центральной части корабля представляя собой маленький кораблик, округлую скорлупку, лепящуюся к центральному стволу.